(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Учительская
Учителя постоянно повторяли, что не могут отпустить нас домой пораньше, так как в то время, когда у нас уроки, они полностью ответственны за наши жизни. Сбила машина, загрызли собаки, похитили пришельцы – виноваты только учителя, и никто больше. Мы понимающе склоняли головы и не смели спорить. Кроме банальных «да чего с нами случится-то?» у нас просто не было аргументов. Ну не могут они, что поделать? Сам-то я хотел бы вот так на ровном месте отхватить проблем?
Интересно, было ли им страшно каждый раз, когда кто-то сбегал с уроков? Замирало ли их сердце, когда сбежавший вчера ученик не приходил в школу утром? В нормальных школах – может быть. Если, конечно, нам вообще не врали об ответственности. Но тем тварям, которые учили меня, точно не было страшно.
Идти учиться в эту школу изначально было плохой идеей. А раз уж ошибся, можно было всё исправить, переведясь в другую. На это всё намекало – автобусы с моей улицы не ездили в ту сторону, друзья учились в других школах, внутри и снаружи царила антисанитария, а одноклассники, мягко говоря, были так себе. Нет, меня не травили, надо мной не издевались, но сборище личностей, живущих по принципу «если мне что-то не нравится, я разобью тебе ебальник», вызывало только отторжение.
Я и сам был далеко не прилежным мальчиком. Матерился я даже больше, бухать и курить начал в четырнадцать, но так уж вышло, что я с детства рос в компании одних и тех же ребят, которых на подсознательном уровне уже считал родственниками, а не друзьями. Мы почти никогда не ссорились, и ни единого раза не дрались. Не буду считать детские мимолётные обидки, заканчивающиеся парой попыток посильнее толкнуть оппонента в грудь.
Неприятные качества одноклассников начали проявляться после пятого класса. Детство потихоньку покидало горячие головы, а их место, судя по всему, заняли быдло-сущности, захватив часть разума.
16 мальчиков и 4 девочки – самый мужской класс в школе. Ну что поделать, у нас не было разделения на «а», «б» и «в», даже один единственный класс с трудом набрался. А что ещё ожидать от самой «деревенской» школы маленького города?
Само здание было в плачевном состоянии. Я не преувеличу, если скажу, что мог бы пробить в стене дыру, просто пиная её ногой. Уж не знаю, из чего она была сделана, но сыпалась каким-то белым «порошком» от лёгких тычков носком кроссовка. Подобные «дыры» украшали всю школу, от земли до крыши. Каждую из них можно было увеличить до страшных размеров, даже просто ковыряя пальцем.
Давно выцветшие стены больше напоминали какую-то старую заброшку, а не школу. Может быть, они когда-то были красными, но теперь больше напоминали заветренную, старую, почти сгнившую хурму, которая закатилась за холодильник и провалялась там до следующей генеральной уборки.
Зато клумбы, при всей своей запущенности, действительно радовали глаз зарослями яркой космеи, бесчисленными пятнышками хризантем и островками солнечной календулы. Всё это каждый год всходило самосевом и общими усилиями вытесняло обычные некрасивые сорняки. На другой стороне, на небольшом отдалении от здания, раскинулись целые плантации роскошной мальвы. Мне приходилось ходить по тропинке между ними, и каждое первое сентября я словно попадал в сказочный лес, нарочно нарисованный слишком красиво и красочно.
Непосредственная близость частного сектора способствовала появлению у школы всевозможных животных. Куры, утки и гуси были постоянными «клиентами» в тёплое время года, довольно часто прямо у входа лениво что-то жевали козы, а мимо класса физики частенько прогуливалась бабулька, ведущая за собой здоровенную корову.
И несмотря на все «знаки», на все минусы этого угрюмого здания, однажды, в конце лета, я вдруг почувствовал, что хочу поскорее прогуляться по цветущей тропинке, ведущей к входу в грязную, разваливающуюся, но почему-то такую уютную школу… а на следующее утро впервые обнаружил в кровати маленькое белое пёрышко.
Ну да ладно – почувствовал и почувствовал. Признаться в том, что тебе хочется в школу – что-то вроде страшного преступления против адекватности. Что-то настолько тяжкое и недопустимое, что и пожизненного будет мало. Поэтому я просто задумался, усмехнулся и мысленно настроил себя на нужную волну: «эй, придурок, до конца каникул осталось полторы недели, прекращай думать о ерунде и проживи эти дни по полной».
И я правда старался, но даже в моменты максимального опьянения меня не покидала радостная, но от того и страшная мысль, что скоро я уже вернусь в родную школу к родным учителям…
Близился девятый класс и в воздухе витали мифические страшилки об экзаменах и прочих жутких вещах. Якобы детство наше заканчивается, и с первого сентября нам надо будет начинать думать о будущем, ведь для кого-то из нас девятый станет последним классом в школе.
Кто-то, возможно, выпив очередной стакан пива и закурив, действительно впервые задумывался о чём-то таком глобальном, но точно не я. Да, я разделял общую философскую задумчивость и приятную пьяную грусть, но не взросление меня беспокоило. В мыслях прочно застряло сожаление о том, что школа скоро закончится. И почему-то никак не успокаивал тот факт, что я не собирался уходить после девятого, и у меня в запасе ещё целых три года.
Частенько я подмечал, что все эти мысли явно нездоровые. Я мог отказаться от вкусного ужина, не пойти гулять с друзьями – и всё это только из-за того, что мне было грустно. Мол, как же так, неужели я больше никогда не увижу Алевтину Александровну, не услышу противный, но будто завораживающий голос Ирины Владимировны и не поставлю на физре новый рекорд по прыжкам в длину? Серьёзно? Всё это закончится и никогда не вернётся?
По утрам я продолжал находить в кровати перья. То одно, то несколько, то какой-то совсем незначительный пушок. В голову стали лезть какие-то совсем идиотские теории, будто учителя меня приворожили, чтобы я не ушёл после девятого и не поставил школу под угрозу закрытия. С одной стороны – да, бред полнейший, но вдруг? Школа была в плачевном состоянии, народа вечно не хватало, а один учитель мог совмещать сразу несколько предметов – Владимир Андреевич, например, вёл сразу рисование, труды, историю и ОБЖ. Неоднократно я задумывался – а так вообще можно?
Первое сентября 2008 года стало для меня самым ожидаемым и прекрасным. Мальвы цвели как будто на дворе июль, погода тоже подражала середине лета, а надоедливые гуси в этот раз просто прошли мимо, не попытавшись атаковать. Одноклассники уже весело трындели о чём-то у входа, когда я пришёл.
— Ну что, скучали по школе? – на всякий случай спросил я, завершив приветствия.
— Ага, типа того, - пожал плечами один из них, ответив сразу за всех.
Да уж, легче не стало. Им действительно плевать, или они тщательно это скрывают? Им, как и мне, просто стыдно признаться? Или это один я такой «избранный»?
Как обычно, торжественная линейка была на улице, на растрескавшемся и будто разъехавшемся в стороны асфальте, потихоньку зарастающем одуванчиками и травой. И как обычно, всё это было просто формальностью – через несколько минут все присутствующие уже разошлись на «классные часы».
Всё было на удивление обычным. Грусть и переживания исчезли, сменились лёгким чувством удовлетворения, но какой-то особой радости не было и в помине. Наоборот – учительские чары словно ослабли, и я осознал, что не так уж и хочу идти завтра на уроки.
В целом, на месяц всё вернулось в норму, только несколько перьев, найденных в кровати раз пять или шесть, напоминали о странностях. Впрочем, я всё больше убеждал себя в том, что они просто лезут из матраса или чего-то ещё. Мало ли, что там…
Но ровно через месяц, первого октября, случилось нечто, заставившее меня поверить в мистику и внимательнее наблюдать за окружением.
Друзья решили сделать сюрприз – припереться ко мне в школу и убедить сбежать с оставшихся уроков.
«Лёха, выходи, мы за дверью», - пришло мне сообщение в аське.
«В смысле? За какой дверью?» - уточнил я.
«Выйди, мы у тебя в школе».
Я тут же отпросился в туалет, но в коридоре никого не оказалось. Подождав несколько секунд, я возмутился в аське, а ещё через пару мгновений получил весьма интересный ответ:
«Чё ты пиздишь, ты не выходил».
Моему возмущению не было предела. Это что за шуточки такие? Ладно бы что-то действительно смешное и изобретательное, но вот этот бред, он для чего? Нашёптывая ругательства, я свернул аську и полез в журнал звонков.
— Алло, Колян, - я сразу же начал выплёскивать возмущения, не дожидаясь голоса, - это что за приколы такие некачественные, а?
— Лёха, ты как на уроке говорить можешь? – вполголоса удивился Колян. – Под парту залез, что ли?
— Да вот он я, в коридоре! – крикнул я, забыв, что в двух шагах от меня находится приоткрытая дверь в класс. – Вы на каком этаже?
— На втором. – ещё тише ответил Колян. – Возле математики, у вас она по расписанию щас.
— Ну да математика, - зачем-то оглянулся я и посмотрел на дверную табличку. – И вот я вышел в коридор, а вас нет.
— Чё пиздишь опять? – голос Коляна стал едва слышен. – Посмотри на дверь.
— Нахуя? – агрессивно вскрикнул я, но машинально снова оглянулся.
— Лёха, алё! – напряжённо прошептал Колян. – Трубку возьми, блять!
— Да я и не бросал! – бред, льющийся мне в ухо, начинал уже выводить из себя. – Ты там ебанулся, что ли?
— Так, я что-то не понял, – голос Коляна стал громче и в нём появилась неподдельная обеспокоенность. – Ты как говоришь со мной? Я же вижу тебя, ты сидишь и молчишь, пишешь что-то…
— Бля, Колян, вообще не смешно, веришь? – скривил я лицо в отвращении.
— Лёх! Лёха! – голос отдалился от трубки, но стал громким и отчётливым.
В ту же секунду за спиной скрипнула дверь и на меня внимательно уставилась Алевтина Александровна.
— Ну как, сходил в туалет? – спросила она, насмешливо осматривая меня из-под очков.
— Ага, - растерянно кивнул я, тут же опустив телефон, - тут вот это, позвонили просто.
— Да вижу, - махнула рукой учительница, - всё нормально, ты только больше не обманывай, хорошо? Если нужно срочно позвонить, так и скажи.
— Хорошо, - послушно кивнул я и демонстративно приподнял руку с телефоном, как бы намекая, что мой разговор ещё н завершён.
Алевтина Александровна лишь кивнула и вернулась в класс.
— Алло! Колян, ты там?
— Пиздец, я не знаю, что это за хрень, - громко ответил он, и по отсутствию характерного эха я понял, что он уже вышел на улицу. – Я только что видел, как ты сидишь за партой, пишешь что-то в тетрадку, а потом посмотрел на меня и не отреагировал никак. И в это же время я твой голос слышал в телефоне! Как так? Мы умерли, что ли?
— Не знаю, я вроде живой, - с усмешкой ответил я, - но от твоих шуточек и помереть недолго.
— Каких шуточек? Я те серьёзно говорю, пацаны не дадут спиздануть!
— Ещё бы, блять, они дали. Давайте серьёзно, вы где щас?
— На улице, рядом с входом!
Я выглянул в окно – у входа действительно топтались друзья. Вид у них и правда был обеспокоенным. Заметив меня в окне, они радостно замахали руками и принялись что-то оживлённо обсуждать. Голоса в трубке смешались в неразборчивый галдёж, но вскоре Колян смог вырваться на первый план:
— Лёх, глянь в кабинет, вдруг ты там до сих пор сидишь.
— Ты ебанулся? – похлопал я ладонью по лбу, глядя на друга из окна.
— Ды просто посмотри, чё такого-то?
Действительно, что такого? Я отошёл от окна, постоял пару секунд у кабинета, и вернулся.
— Нет там ничего такого, прикинь! – язвительно прошипел я в трубку.
— Параллельный мир, походу, - вклинился в разговор громкий голос Павла.
— Лёх, мы походу в параллельном мире побывали, - тут же принялся объяснять Колян. – Я те отвечаю, ты в кабинете сидел, смотрел на меня, и в это же время по телефону говорил. Как ещё это объяснить?
— Допустим, - ответил я. – А нахуя вы тогда на улицу ушли?
— Нас мужик выкинул, длинный такой.
Длинный мужик – это тот самый Владимир Андреевич, «универсальный учитель». Вообще, он был очень добрым и спокойным человеком, и я ни за что не поверил бы, что он может кого-то выкинуть. Максимум – вежливо попросить уйти.
— Прям выкинул? – хитро прищурился я.
— Ну да, за руку взял и потащил, - Колян поднял руку и закатал рукав. – Вот, до сих пор красная!
«Ну точно – параллельный мир», подумал я тогда. Только мысль эта была несерьёзной, саркастической.
Напрочь забыв о том, что в классе остались вещи, я побежал вниз, к друзьям. Хорошо, что уже в прошлом году стал носить с собой лишь пакет с парой тетрадок и ручкой, всё больше отдаляясь от учёбы. Поэтому жалеть там было нечего – конспекты никому не нужны, а ручку новую возьму, не велика потеря.
Друзья встретили меня с выпученными глазами, клялись всем, что у них есть и готовы были отдать все зубы, лишь бы только я поверил в их историю. Колян даже обиделся и весь день дулся, а к вечеру, выпив достаточно пива, снова повеселел и успокоился. А я? Я вообще не думал об этом. Шутеечка не удалась, надо было быть изобретательнее – вот какое мнение было у меня.
Друзья ещё пару дней пытались меня убедить, а потом успокоились. Видимо, смирились с тем, что доказать ничего не получится, а на словах мы все Львы Толстые. Вот только вскоре я и сам встретился с доказательствами.
Через неделю, на уроке литературы, обычно весёлая и снисходительная Людмила Викторовна окинула присутствующих строгим взглядом, остановилась на Игоре – человеке, который ещё в начальных классах дал понять, что учиться не собирается, и вызвала его к доске. Я тогда мысленно усмехнулся – зачем? Ради чего? Можно было просто сразу поставить двойку, но это же не выгодно. Слишком маленькая школа, слишком мало в ней людей, чтобы специально кого-то заваливать.
А Игорь был напуган. Проходя мимо меня, он глубоко вздохнул, и дыхание его было прерывистым. Встав у доски, он несколько секунд смотрел в потолок и шевелил губами, явно что-то вспоминая. А затем, тяжело сглотнув, сбивчиво и нервно заговорил:
— У меня на шее следы укусов, а по венам бежит вода…
Игорь явно забыл текст. Панически оглядывая класс, он безмолвно молил о помощи.
— А по венам бежит вода… - гораздо тише повторил он.
— Пусть отныне будет, - агрессивно пробасила Людмила Викторовна, испепеляя Игоря взглядом.
— Пусть отныне будет мне только грустно, я всё счастье несу сюда! – подхватил Игорь. – Я во славу школы сотру колени, из костей моих будет мел. Во мне нет ни капли любви и лени, я свободен от смертных дел.
— Это что за стихи такие? – тихонько ткнул я в спину сидящего впереди одноклассника. – Когда мы такое проходили?
— Тихо! – прошипел он, бросив через плечо яростный взгляд.
— Я готов… - Игорь снова запнулся. – Я готов творить и вершить победы, за хозяина – хоть в огонь… я… мне…
Общее напряжение росло, Игорь жалобно смотрел на одноклассников, а одноклассники точно так же смотрели на него, но никто не смел даже беззвучно проговорить подсказку.
— Понятно, Денисов, садись, - разочарованно выдохнула учительница и что-то черкнула в своей тетради.
— Людмила Викторовна, можно заново? – взмолился Игорь.
— Каждый раз у тебя заново, - махнула рукой Людмила Викторовна. – Если ты две строчки выучить не можешь, как ты собираешься вершить победы? Нужно соответствовать, Игорь, соответствовать.
— Да я просто не успел! – продолжил Игорь отмазываться. – Я русский делал и математику, там много было просто!
— Почему другим не много, а тебе много?
— Ну не получается у меня стихи учить, ну что такого? Зачем это нужно хозяину? – в глазах Игоря читались паника и отчаяние.
Я сидел с открытым ртом. Происходящее совсем не пугало, но само собой заставляло задуматься – а что, собственно, происходит? Шутка? Вряд ли. Какой-то идиотский спектакль для урока литературы? Да ну, чушь какая-то. Я попал в другое измерение? Твою мать! Друзья-то, похоже, не врали.
Одноклассники вдруг вскочили на ноги и замерли, не обращая никакого внимания на падающие за спиной стулья. Один я остался на месте и, совершенно ничего не понимая, крутил головой. В шею вцепились чьи-то грубые пальцы, и в то же мгновение кто-то резко дёрнул меня за воротник. Я машинально поднялся со стула, и только тогда понял, что мне тоже надо бы встать.
— А что происходит? – тут же обернулся я и встретился взглядом с Вовой Пинаевым – одним из самых тихих и спокойных одноклассников.
Он не ответил, лишь яростно округлил глаза и беззвучно что-то проговорил, осматривая меня снизу вверх. Это явно было требованием заткнуться.
— Новицкий! – Людмила Викторовна не пропустила мимо глаз и ушей моё поведение. – Ты чего это шумишь?
— Извините, - тут же опустил я голову и замолчал.
— Смотри, - грозно предупредила меня она, - на первый раз прощаю, потом не обижайся.
Я подумал, что лучше не отвечать. Лучше молчать, повторять все действия за одноклассниками и надеяться, что меня не вызовут к доске. Потому что все вокруг выглядели как-то слишком испуганно.
В класс ворвался длинный мужик. Я даже не сразу узнал в нём Владимира Андреевича – как-то слишком агрессивно выглядела его походка. В два гигантских шага он настиг Игоря, схватил его за руку и потащил к выходу. Одноклассники проводили его печальными взглядами, а я уже мечтал поскорее написать Коляну и спросить, как выглядел тот мужик, который выкинул его из школы. Если скажет про лысину, сомнений не останется.
Внутри меня поселилось что-то вроде восторга, закрывающего своей спиной страх и тревогу, поэтому в тот момент я думал не о том, почему все такие печальные и испуганные, не о том, что теперь будет с Игорем. Меня интересовала только мобильная связь – если Колян позвонил мне отсюда, то и я смогу позвонить?
Людмила Викторовна спешно покинула класс вслед за Игорем. Тот что-то жалобно говорил, но голос его быстро удалялся. Одноклассники расслабили и поплюхались на стулья, что-то шепча и переговариваясь. Я сразу же схватил телефон – со связью всё было в порядке. Аська ещё не успела загрузиться, когда Вова Пинаев ткнул меня в спину.
— Слышь! – восторженно смотрел он на меня. – Так это правда, что ли? Ты оттуда?
Вова сделал вращательное движение головой, будто я должен был понять, что это значит.
— Видимо, да, - согласился я, потому что я ведь явно не отсюда.
— Офигеть! – Вова шлёпнул себя ладонью по щеке. – Как? Как пройти?
— Не поверишь, через вход, - усмехнулся я.
Контакты в аське наконец повеселели – красные значки офлайна сменился разнообразными статусами.
— Убери эту штуку, - резко сменил тон Вова. – Если заметят, нам всем сразу хана.
— Почему? – оторвал я взгляд от экрана. – И да – что тут вообще творится?
— Короче, слушай, - наклонился ко мне Вова и заговорил совсем тихо. – Сиди молча, не отпрашивайся, если к доске вызовут – ничего страшного, скажи, что сегодня не готов. Игорёк всегда был слабеньким, всё к этому и шло, но ты вроде неплохо учишься, с тобой пока ничего не сделают.
— А с Игорем что? – кивнул я в сторону входа.
— Это как естественный отбор, - отвёл взгляд Вова. – Слабые не выживают.
— В смысле, блять, не выживают? – спросил я громче, чем нужно.
— Да тихо! – шёпотом «прикрикнул» Вова. – В прямом смысле, не выживают. Ты вовремя пришёл у нас в школе уже года два отсева не было. Не боись, тебе это не светит, как минимум в ближайшее время.
— Ты расскажешь или как? – убрал я телефон в карман, так как Коляна не было в сети, как и остальных «свидетелей длинного мужика».
— А что рассказывать, - Вова философски посмотрел куда-то мимо меня, - в один день неугодных забирают, и их больше никто никогда не видит. Учителя говорят, что они не подходят для миссии, поэтому нет смысла тратить на них ресурсы.
— Для какой миссии?
— Не знаю, - покачал головой Вова. – Об этом нам расскажут, когда мы закончим школу.
— Бля, что это за тайны такие? – нахмурился я. – Если честно, это похоже на какой-то бред ради бреда, чтобы просто меня запугать ли типа того.
— Конечно, ты ведь оттуда, - снова мотнул головой Вова и завистливо отвернулся. – Лёха говорит, что там хорошо и спокойно, что из школы можно выходить…
— А вам нельзя, что ли? – перебил я одноклассника.
— Нельзя, представь себе. Когда заканчиваются уроки, мы остаёмся здесь, делаем домашку, а потом нас ведут в подвал… и всё, дальше мы снова просыпаемся здесь.
— Это как так? – возмущённо спросил я. – В смысле подвал? Вас там удерживают? А родителям похуй или как?
— Ага, родителям, - Вова опять отвернулся и поджал губы. – Это у вас там родители есть, видимо. А мы как родились здесь, так и живём всю жизнь. Мы даже на улицу ни разу не выходили, хотя я хорошо помню, как в далёком детстве пытался посмотреть на солнце, но никак не получалось – слишком яркое. Поэтому я всегда верил, что улица всё-таки существует не только в учебниках.
— А в окно посмотреть не пробовали? – искренне удивился я.
— Стой! – вцепился Вова мне в руку, хотя и не собирался вставать. – Нельзя! Нельзя в окно смотреть! Запрещено!
— Ты прикалываешься, что ли? Вон, посмотри, там светло, это и есть солнце!
— Это не солнце! – Вова потерял концентрацию и сильно повысил голос. – Это свет великой миссии! Закончив школу, мы получаем ценнейшее право пользования великим светом! Согласно пункту один второй главы школьных правил, до получения аттестата мы не имеем возможности соприкасаться с великим! Запомни, ученик: коснувшись света недостойными глазами, вдохнув великий воздух необученной ноздрёй…
— Ты будешь призраком ходить между мирами, - дружно подхватили остальные одноклассники. – Разорван будешь в клочья неприступной чистотой!
— Я, конечно, представлял, что в параллельном мире есть отличия, - мой голос пугающим эхом разлетелся по пропитанному тишиной помещению, - но такого идиотизма не ожидал.
Всем было плевать на мои слова. Завершив свой «лозунг», одноклассники вернулись к своим делам – чтению учебников, и только Вова, после недолгой паузы, продолжил разговор со мной.
— Никто из нас никогда не смотрел в окно. Тех, кто пытался, ты уже не увидишь.
Я осмотрел класс. 19 человек, включая меня. Игоря забрали только что. Вроде бы, всё сходится.
— И что с ними случилось? – спросил я.
— Пункт шестой второй главы…
— Да стой, - замахал я руками. – Нормально можешь объяснить? Вот кто-то выглянул в окно, и что произошло?
— Это было очень давно, когда мы только-только родились, в первом классе. Я уже смутно помню, но все вокруг кричали, убегали, и даже я почему-то плакал. А потом помню строгий взгляд завуча и его слова: «вот, дети, что бывает с теми, кто не соблюдает правила». И тычет что-то нам в лицо. Что-то такое… уродливое, будто какой-то орган из учебника биологии.
— То есть, никаких фактов и доказательств? Вам не кажется, что вас наёбывают? Вас просто с детства приучают к такой жизни, вот вы и привыкли во всё верить. Вот смотри! – резко вскочил я со стула и направился к окну.
— Стой! – бросился за мной Вова, быстро догнал и снова схватил за руку.
— А что такого? – я дёргал рукой, пытаясь вырваться. – Сам же говоришь, что я оттуда, так кто тебе сказал, что на меня это действует? Я же правила не читал и никаких обещаний не давал!
Рука наконец выскользнула из цепкого захвата, и я почти достиг окна, но в последней момент кто-то влетел мне в бок, повалив на землю. Вокруг тут же собралась толпа, каждый словно считал своим долгом подойти и пнуть меня ногой, сказав пару «ласковых». Несильно, как будто наигранно или просто для видимости. Даже Вова в самом конце легонько пнул меня по бедру.
— Извини, правила касаются всех, даже новичков.
— Новичков? – прохрипел я. – У вас и новички бывают?
— Да, а у вас не бывают? - Вова протянул руку и помог мне встать.
— Бывают, - согласился я. – Но к нам-то они добровольно приходят, в отличии от вас.
— И к нам добровольно. Ну, так нам говорят, - пожал плечами Вова.
— А они помнят прошлое? Где были до этого?
— Не помнят, - Вова разочарованно помотал головой. – Переход в нашу школу равен рождению.
— Ну кто бы сомневался, - кивнул я. – Ну слушай, судя по твоим рассказам, мне тут делать нечего, а то ещё убьют нахуй или великий свет на куски порвёт.
— В общем-то да, - согласился Вова, - но если переход действительно есть, пожалуйста, расскажи, где он.
— Да я говорю, я просто через вход вошёл, как обычно.
— Не может быть такого! – воскликнул Вова. – Выходить из школы точно так же запрещено, как и смотреть в окно!
— Ну это вам запрещено, - брезгливо посмотрел я на зомбированных одноклассников, которые сидели за партами ровно и тихо, лишь иногда переворачивая страницы учебника, - а я-то не отсюда. Я этим входом постоянно пользуюсь.
Знание о том, что длинный мужик без проблем вышвырнул отсюда моих друзей, придавало уверенности словам.
— А если не получится? – жалобно посмотрел мне в глаза Вова. – Если теперь на тебя действуют наши правила и законы, то что тогда будет? И с тобой, и со мной…
— А с тобой-то что может случиться? Ты меня не видел и не слышал, кто тебя за это накажет?
— Ну а как же… - Вова смущённо отвёл взгляд. – Ну, другой, настоящий Лёха обещал меня с собой забрать, когда поймёт, как перемещаться. Вы там ещё не встречались?
— Не встречались, - честно ответил я.
— Ну вы поторопитесь там, если можно, - Вова приблизился ко мне и продолжил шёпотом: – А то меня тут уже это… ну, не особо любят теперь. Они хоть и сидят молча, но всё замечают. Ты и сам особо не задерживайся, если что.
— Ладно, посмотрю, что можно сделать.
Само собой, я не собирался ничего делать. Несмотря на мою внешнюю самоуверенность, в глубине сознания давно крутилась только одна мысль – надо валить. И с каждым новым фактом от Вовы тревога бесконтрольно нарастала. В целом, страх и паника всё ещё были бессильны – всё происходящее по-прежнему выглядело дурацким спектаклем. Даже лёгкие побои были какими-то абсурдными и словно заложенными в сценарий. Но при этом очень не хотелось, чтобы Людмила Владимировна вернулась в класс раньше, чем я его покину.
— Можешь идти в любое время, - Вова словно прочитал мои мысли, - учителя до завтра не появятся. Отсев – это на сутки минимум.
Тут же задребезжал звонок. Его хриплый треск не отличался от того, что я привык слышать, словно он был общим на обе реальности. Наверное, прямо сейчас, на другой стороне весь класс сорвался со своих мест и шумно побежал прочь. Кто-то обязательно задел дверь и едва не сломал её, а я, бросив тетрадку в портфель, пошёл курить… стоп! Если я здесь, то чем там занимается ОН?
Расспрашивать Вову совсем не хотелось. Надо было поскорее ВАЛИТЬ. После звонка, буквально в последнее мгновение, я спохватился, достал телефон и сделал несколько снимков класса – на всякий случай. Хорошо, что мой K800 прекрасно справлялся с фотографиями, чего нельзя сказать о съёмке видео.
Вова сидел за партой, грустно глядя в открытый учебник. То ли из-за жалости, то ли от мнимого геройства, я вдруг решил позвать его с собой.
— Вов, - тихонько позвал я одноклассника, и как только он поднял глаза, жестом позвал его к выходу.
Остальные медленно собирали вещи, складывали их в огромные портфели и как-то безжизненно плелись к выходу. Не обращая на меня никакого внимания, они покидали класс и дружно шагали по коридору.
— А пошли со мной, - сказал я так тихо, что сам с трудом расслышал.
— Нельзя выходить! – Вова даже отпрянул назад, услышав такое.
— А если это и есть переход? Я же перешёл, как видишь!
— Мы не знаем, как это работает, - с грустью произнёс Вова. – Я видел страшные вещи, поверь. Мне нельзя выходить. Мне запрещено.
— Да какая разница-то? Я, ты – чем мы отличаемся? Мы же, блять, одинаковые люди, и если я смогу выйти, то и ты сможешь!
— Может мы и разные, - искоса взглянул на меня Вова. – Учителя могут выходить из школы, а мы – нет.
— Ладно, давай так, - улыбнулся я. – Я буду твоим учителем и научу тебя, как перемещаться между измерениями. Согласен?
— Неубедительно, - Вова тоже улыбнулся, но вымученно. – Не может всё быть так просто. Может, именно к такой миссии нас готовят? Чтобы мы смогли выйти?
— Ну, тогда я тебе вообще не нужен, прощай, - я демонстративно отвернулся и максимально быстрым шагом направился к лестнице.
Уже спускаясь вниз, я слышал, как Вова что-то кричал, но даже не хотел прислушиваться. Геройские нотки покинули мою песенку, которая вот-вот могла быть «спета», поэтому думать нужно было только о себе. Какое мне дело до людей, которые и не знают, что существует совсем другая жизнь? Может, мне ещё потом и приютить «второго Вовку» в нашем мире? Нянчить его до самой старости, скрывать, кормить… нет, спасибо.
Мысли ураганом пронеслись по моей пустой голове и утихли только когда я оказался перед выходом. Дверь была закрыта, но очевидно не заперта, так как в щели не было видно замка. Когда главный вход не функционировал, я привык это замечать.
Почему-то стало страшно. Всё, что должно было наполнять мой мозг с самой первой секунды здесь, вдруг навалилось бесконечной лавиной и всё больше сдавливало тело. С одной стороны, хотелось как можно скорее проверить, смогу ли я вернуться в свой мир, но рука не слушалась и отказывалась тянуть дверь на себя. И только знакомый голос из учительской пробудил мои инстинкты самосохранения, и я рванул дверную ручку что есть силы, лишь бы только не встречаться с этими тиранами, издевающимися над школьниками.
Ничего сверхъествесственного не произошло. Я вылетел на улицу, пробежал несколько шагов и резко обернулся. Всё было в порядке – школа была на месте, «великий свет» уж точно меня не разорвал, а тело было вполне материальным, и это указывало на то, что призраком я не стал.
Но было очень тихо. Из распахнутой двери не доносился шум и визг начальных классов, а толпа старшеклассников не ломилась на улицу покурить, и точно так же никто не возвращался назад. Варианта всего два – либо в моём мире время не совпадает с параллельным, либо я всё ещё там.
Я выкурил четыре сигареты, постоянно выглядывая из-за угла, в надежде, что хоть кто-то выйдет из школы или зайдёт. Жутко хотелось домой, и в любой другой момент я бы так и сделал, но страх словно разорвал нейронные связи, отвечающие за логику, и я решил поступить так, как делают в фильмах ужасов – вернулся в школу.
Из учительской всё так же доносились голоса, и я, переполняемый ужасом, взлетел по лестнице и начал открывать дверь за дверью, мечтая увидеть за ними знакомых весёлых и не очень ребят, которые делают что угодно, но не читают учебники.
Но никого не было. Школа выглядела абсолютно пустой, и оставалось только гадать – действительно ли это так, или все ученики дружно и покорно спустились в подвал, в ожидании нового учебного дня.
Ещё раз проскочив мимо учительской, я уже с облегчением вывалился на улицу, схватил телефон и набрал первый в списке контактов номер, которым вряд ли бы вообще когда-нибудь воспользовался, если бы не эта ситуация.
— Да, - удивлённо ответила Алина – одна из немногих девушек из моего класса.
— Алин, а где все? – неуверенно спросил я.
— В смысле? А ты ещё в школе, что ли? – её голос стал неузнаваемым от удивления. – Эвакуировали же всех, ты сам видел.
— А… - растерялся я. – Ладно, извини.
Алина, смеясь, что-то ещё говорила, но мне было уже не до этого. Сначала нахлынула радость – я вернулся домой! Я в безопасности!
Но потом, из-за этого самого чувства безопасности, у меня возник вопрос – это совпадение или что? В том мире учителя на сутки ушли «на отсев», и в этот же момент здесь всех выгнали из школы. И в обоих мирах они совершенно точно находятся в учительской. Что-то здесь… сходится.
Вдруг входная дверь с оглушительным хрустом и треском распахнулась, и на улицу вышла биологичка – Екатерина Петровна. Увидев меня, она даже будто отпрыгнула назад от неожиданности.
— Новицкий… - ты чего тут? – кажется, она растерялась не меньше, чем я.
— Ды вот… это… - я как идиот мычал и водил руками из стороны в сторону.
— Забыл что-то? Ты не беспокойся, с пожаром вроде справились, твои вещи не сгорели. Иди домой, тебе позвонят, когда разберутся, тогда и заберёшь.
— Ладно… - кивнул я и почти побежал прочь.
А ведь действительно – я забыл вещи, снова. Хорошо хоть, что телефон всегда в кармане.
На следующий день уроки отменили, якобы разбираются с последствиями пожара. «Минимум сутки на отсев» - крутилось у меня в голове и очень не хотелось признавать, что всё действительно сходится. Но признать всё же пришлось – когда уроки возобновили, нам с грустью сообщили, что Игорь сильно заболел и его увезли в больницу аж в Москву. Когда поправится и поправится ли вообще – неизвестно. А через день среди учеников поползли явно достоверные слухи о том, что Игорь не справился и уже никогда не вернётся. Но для всех это просто слухи, а для меня…
Следующие пару недель я ни на мгновение не терял концентрацию. Открывая дверь, я прислушивался и, если в школе было слишком тихо, не рисковал входить. Безопаснее было снова закрыть дверь, отойти на пару шагов, погулять пару минут и войти ещё раз. Несколько раз это срабатывало – тишина сменялась взрывом детского хохота, а однажды в меня врезался один из школьников, выходя на улицу в тот же момент.
А когда в голове всё как-то успокоилось, я снова нарушил законы логики и, разговаривая с одним из учителей, вдруг ляпнул:
— Извините, а вы что-нибудь знаете про отсев?
Ну, мне вдруг захотелось почувствовать себя крутым детективом, посмотреть на реакцию и по дёргающемуся глазу или внезапному изменению поведения раскусить хитрого преступника. Или наоборот – встретить только непонимание и искреннее удивление. И второй вариант был даже предпочтительнее.
Но увы, всё прошло не так гладко, как я ожидал. Услышав вопрос, учительница заметно дёрнула головой, неестественно улыбнулась и, слегка посмеиваясь, попыталась отшутиться:
— Отсев? Это что-то из биологии? Или химии? Это тебе к Екатерине Петровне!
И она рассмеялась. Рассмеялась так, что мурашки по коже даже не побежали, а шипастыми ботинками разрывали её до мяса. Эта тварь запрокинула голову и залилась мерзким, оглушительным хохотом. В горле что-то клокотало, булькало, а по шее слева направо пробегали волны, будто раз за разом сокращались какие-то нечеловеческие мышцы. Воздух содрогался от невидимых волн, словно тварь оповещала своих сородичей об опасности. В конце коридора тут же объявилась фигура длинного мужика, и не было сомнений в том, что это не старый добрый Владимир Андреевич. А вслед за ним со всех сторон полезли и остальные.
Я плохо помню, что было дальше. Я попытался убежать, но в меня вцепились чьи-то руки. Голоса вокруг затихли, и я буквально видел, как коридор, только что наполненный толпой галдящих учеников, сначала растворился, заполнился туманом, а затем вновь проявился пустым и безжизненным. Кто-то с лёгкостью нёс меня на руках, будто плюшевую игрушку.
— Ну если вернётся, опять выбросим, делов-то, - чей-то неузнаваемый голос звучал сверху.
— Дался тебе этот Новицкий, - пробубнил держащий меня на руках. – Он же не вундеркинд, в конце-то концов.
— Каждый на счету, в такое время живём.
Входная дверь с приглушённым треском распахнулась, и пространство вдруг ускорилось – меня выбросили на улицу. Вот только приземлиться я не успел – очнулся в своей кровати.
Меня будто вырвало из страшного сна. Так ведь и бывает – ты начинаешь падать и вдруг просыпаешься. Дыхание было сбито, словно перед пробуждением я перестал дышать и расслабился только когда организм не мог уже терпеть. Апноэ? Или как там оно называется.
Успокоиться мешали только перья, разбросанные вокруг. Я судорожно собрал их и смыл в унитаз, как будто это должно было как-то помочь.
Я твёрдо решил больше не ходить в школу. Просыпался вовремя, собирался и шёл гулять, бесцельно нарезать круги там, где меня никто не увидит. Иногда мне везло, и мы с друзьями вместе прогуливали школу, но чаще всего было довольно скучно. Родителям никто не звонил, а вот одноклассники всё же решили поинтересоваться, куда я пропал.
Я даже начал немного с ними общаться, чтобы вдруг не пропустить какое-нибудь важное событие, они ведь обязательно расскажут, если что. И об одном таком действительно сообщили сразу, как только я спросил «чё там в школе творится?». Оказалось, что прямо в день моего «исчезновения» на вход поставили охранника. Что ж, можно было и не сомневаться.
Прошло ещё две недели. Я всё так же бродил по городу, а меня по-прежнему никто не искал. Кажется, все были этому только рады – тварям в школе не нужен человек, знающий их секреты, а мне не нужны проблемы. Точнее, не нужны были.
Это как перебрать на новый год – просыпаешься с жутким самочувствием и обещаешь себе больше никогда столько не пить. Но проходит день-другой, самочувствие приходит в норму, и вот обещание уже не такое уж и «обязательное». Точно так же и со страхом.
Однажды мне написали, что я могу не париться – уроков не будет два дня. Какие-то санитарные проблемы (кто бы сомневался). Даже СМС от классного руководителя пришло, чему я очень удивился. Но мне кажется, она просто отправляла сообщения всем подряд, не задумываясь, нужно ли это.
Не было сомнений, что приближается или уже начался новый отсев. А это значило, что в школе точно никого не будет, ведь какой дурак припрётся в школу, если ему сказать, что можно не приходить?
Я. Я такой дурак. Как я уже сказал – «похмелье» прошло, а все «за» и «против» давно были взвешены. То, что я слышал, когда меня выбрасывали на улицу, почти гарантировало мне безопасность. Почему-то этим тварям нужно, чтобы я был жив, и в случае неудачи я просто снова проснусь у себя дома, засыпанный очередной порцией перьев.
Я был готов лезть в окно или выбивать дверь запасного входа, но всё оказалось куда проще – охранника не было, и при этом основной вход не был заперт. В школе, как и в прошлый раз, царила тишина, но в этот раз даже из учительской не доносилось ни звука. Разве что, из столовой звучали какие-то голоса. В любом случае, это была отличная возможность наконец заглянуть за дверь. Да, за все годы, проведённые в школе, я ни разу не заходил в учительскую, а ещё в учительский туалет и в комнату, где целыми днями сидел завхоз, лишь иногда выходя на «свободу». Видимо, учительская и в нашем мире была неприступной.
Уже подойдя совсем близко, я даже не увидел или услышал, а почувствовал, что дверь дрожит. Вибрация словно сползала вниз, пропитывала полы, лезла на стены, а затем и запрыгнула на меня. После прикосновения к дверной ручке это чувство только усилилось – круглое узорчатое изделие было холодным и дрожало, но вряд ли от холода. Страха почему-то не было, а вот любопытство вышло на какой-то совсем новый уровень. И я повернул ручку…
Сразу же после щелчка замка я потерял контроль над телом. Оно обмякло, ладонь соскользнула с дверной ручки, зрение вдруг «выключилось» и снова «заработало» с какими-то помехами – освещённые очертания помещения почему-то были закрашены широкими чёрными полосами. В это же мгновения где-то рядом раздался грохот, будто кто-то рухнул на пол.
Голову удалось повернуть далеко не сразу. Тело в целом странно функционировало: руки вроде и были, но ощущались какими-то безжизненными деревяшками, ноги были плотно прижаты к полу, а шея казалась очень длинной и червяком извивалась в попытках обернуться. Пока я трепыхался как раненая птица, рухнувший человек, очевидно, смог прийти в себя и, шумно поднялся и громко затопал прочь.
Я провёл в таком состоянии довольно много времени. Далеко не сразу удалось понять, что чёрные полосы – это не помехи, а широкие прутья клетки или коробки, а мои деревянные руки, как и всё остальное, покрыты чем-то мягким и пушистым. А когда рядом, в соседней клетке, кто-то громко и будто раздражённо закудахтал, меня пронзил страх.
Вы не поверите, но страх в теле птицы ощущается точно так же, как и в человеческом. В груди что-то вспыхивает, а сердце начинает стучать куда быстрее обычного. И само собой, хочется кричать, но вместо человеческого голоса изо рта вырывается агрессивное «кряканье», с которым обычно на тебя бежит разъярённый гусь…
Гусь, блять. В момент осознания стало даже смешно, и я просто ради эксперимента попробовал засмеяться – звук был таким же забавным и агрессивным. Почему-то было плевать, всё казалось нереальным из-за своей абсурдности. И только когда я понял, что шумно упавшее, а потом убежавшее тело было моим, стало совсем не до смеха.
В коридоре приближались голоса. С каждой секундой они становились всё громче, вскоре можно было даже услышать, как отхлёбывается чай из кружки и дожёвывается какой-то пирожок.
В учительскую вошли двое, и с их появлением всё вокруг завибрировало с стройной силой.
— В этот раз делаем всё по сокращённому варианту, - командным тоном заявила литераторша. – Смысла обучать этих дебилов я больше не вижу, а инцидент с Новицким ставит под угрозу наш многолетний труд.
— Ну Люд, - узнал я голос Аллы Александровны, физички, - ну мало же людей.
— А я виновата? Ты сама не видишь? Эти лбы стишок запомнить не могут, а ты их физике пытаешься учить. Всё, Надюха, пропало поколение. В девяностые-то как-то умнее были дети, можно было отсеивать хоть каждый месяц. А сейчас что? Тянешь их, тянешь до самого выхода, а они будто только тупеют. Тьфу.
— Ладно, - вздохнула физичка. – во сколько начало-то? Не рано припёрлись?
— Да как все соберутся, так и начнём. Наташа должна пораньше, всё равно её ещё в курс дела вводить.
До появления этой самой Наташи они беседовали о всякой ерунде – с чем вчера пили чай, что показывали по «Первому»… будто и не планировалось никакого «выхода», никакой «великой миссии».
Наташа впорхнула в учительскую почти беззвучно, лишь легонько скрипнула дверь. Я бы даже не узнал об этом, если бы не торжественные приветствия, тут же обрушившиеся на «новенькую». После пары формальностей, вроде знакомства и обмена любезностями, литераторша вручила ей что-то шуршащее и начала рассказывать:
— Вот, школьные правила. Да, у нас тоже есть, но они совсем не такие, как у учеников. Тридцать две страницы, за день точно прочитаешь. Сегодня готовимся, а завтра набираемся сил, тогда и займёшься. Ты уж прости, что всё так получилось. Я понимаю, до конца года далеко, но таковы уж обстоятельства.
— А что мне сегодня делать? – тихонько спросила Наташа.
— Сегодня в основном наблюдай. Придётся всё узнавать быстро, объёмы информации могут пугать, как и сама информация, но ничего. Ты же умная девочка, не то, что эти идиоты. – литераторша от души пнула одну из клеток, заставив её обитателей панически кудахтать. – Кстати, об идиотах. Вот они, сидят. Ждут чуда. Пятьдесят пять человек, но половина из них не просто не готова к выходу – их даже есть противно будет. Ну правда, Наташ, ты заметила, какие сейчас дети тупые?
— Не знаю, - ответила Наташа, и я сквозь клетку заметил, как её силуэт пожал плечами.
— Да ты сама-то ещё масенькая, - засюсюкала литераторша, - тебе самой ещё учиться и учиться.
Наташа смущённо захихикала и отпрянул в сторону.
— В общем, слушай, - вздохнула литераторша. – Пауки вида Фолькус, в случае опасности, начинают раскачиваться на паутине, и делают это так сильно, что буквально пропадают из виду. Ты сама могла неоднократно видеть таких пауков у себя дома. Ну вот. Хищник перестаёт видеть жертву и разочарованно уходит. Для него паук просто исчез, понимаешь?
— Угу, - кивнула Наташа.
— Это место, - в поле моего зрения попала рука, указывающая куда-то вниз, - своего рода путина, а ученики – это маленькие паучки, сидящие по обе её стороны. Эта сторона выходит на улицу, где кипит жизнь, а другая – тёмная и холодная, как подвал, в котором мы храним наши тайны и секреты. Мы раскачиваем паутину, она вибрирует, и паучки не могут друг друга заметить. Те, кто живёт здесь, никогда не узнают, что творится в подвале, как и подвал не узнает о жизни здесь, если его обитатели не уйдут слишком далеко. Но иногда паутина рвётся, и некоторые любопытные паучата лезут на другую сторону, рискуя нарушить баланс. Паучки могут зацепиться друг за друга, перепутаться лапками, и тогда ой что может случиться. Мы не можем этого допустить, поэтому и вырвали тебя раньше времени.
— Понимаю, - подала голос Наташа, - но почему они превращаются в птиц?
— Нет, они не превращаются, - нежно ответила литераторша, будто объясняя ребёнку какую-то простейшую вещь. – Паутина состоит из отдельных волокон, и чтобы эти волокна удерживались на своих местах, нужно нечто фундаментальное, что смогло бы поддерживать равновесие, и при этом разделять паутину на «верх» и «низ».
— Общий носитель? – предположила Наташа.
— Общий носитель, - повторила за ней литераторша. – Их мозг слишком маленький, чтобы хранить сразу двоих, но благодаря тому, что они встречаются только во сне, этого вполне достаточно. Одного они без проблем потянут, даже в случае гибели мозга обоих учеников базовые данные будут сохранены в птице. Во время выхода мы так и делаем – загружаем в птицу самое необходимое для полноценного функционирования, нужные знания… ну, и приступаем.
— Как сейчас? – почти шёпотом поинтересовалась Наташа.
— Как сейчас, - подтвердила литераторша. – Кстати, ну где они там? Аллочка, позвони, узнай.
Все трое вышли из учительской и продолжили говорить где-то в коридоре. А я остался наедине со своими мыслями, главная и, на самом деле, единственная из которых заставила бы меня зарыдать от безысходности, если бы я мог это сделать. Придя сюда, я обрёк себя на участие в «выходе», чем бы он ни являлся. А тот Лёха, который с другой стороны паутины, сейчас радуется неожиданному спасению. Может, он уже изучил мой телефон и теперь готовится украсть мою жизнь.
Комната вибрировала всё сильнее, теперь к мелкому дрожанию прибавилось отчётливое гудение, доносящееся откуда-то снизу. Учителя то приходили, то снова убегали, говорили по телефону, обсуждали непонятные мне вещи, и в конце концов собрались всей толпой. Я слышал голоса всех преподавателей, завуча, даже уборщица пришла на «выход». Не было только директора, и вскоре я узнал, почему.
— Мы хоть и живём в паутине, но всё же ближе к муравьям, - голос литераторши стал громким, и общий галдёж затих. – У нас есть своя матка, своя царица, которую нужно кормить. Обычно она кормится постепенно, накапливая силы и данные, но в этот раз придётся ускориться. Сегодня на отсев тридцать один ученик, двадцать четыре – на выход.
— Давай хотя бы тридцать, - непривычно грубо потребовал Владимир Андреевич. В нём явно говорил «длинный мужик».
— Володь, не начинай. Эти лишние будут только обузой.
Щёлкнул замок, и первая клетка со скрипом открылась. Птица, сидевшая в ней, обеспокоенно кудахтала, а затем вдруг истерически завизжала. Наташа громко «ойкнула».
— Наташа, не отворачивайся, - прикрикнула литераторша. – Это совсем не страшно! Погрузи птицу в шею, а дальше всё поймёшь!
Птица вдруг затихла. Её голос сменили громкий хруст и чавканье.
— Очищаем птицу от несъедобных частей, - приговаривала литераторша, - вооот, воооот, хорошо. И помни, сначала информация, и только потом – мясо!
На пол что-то плюхнулось.
— И несём директору!
Раздался громкий скрип, отчётливо пробивающийся сквозь нарастающие птичьи звуки. Кажется, прилежные и покорные ученики всё-таки не желали себе такой же участи. Где-то подо мной по деревянным ступенькам стучали чьи-то ноги.
Под громкие подбадривания, Наташа, судя по всему, тоже справилась с птицей, и после этого литераторша громко скомандовала:
— Ну всё, ускоряемся!
Я изо всех сил напрягся и смог повернуть шею достаточно, чтобы в поле зрения попал один из учителей. Я даже не обратил внимания, кто именно это был, так как был сосредоточен на курице, размахивающей крыльями и пытающейся расцарапать руки своего убийцы.
Рот учителя вмиг расширился до неимоверных размеров, и он затолкал в него птицу, словно это был очень большой кусок бургера, который срочно нужно было доесть. Мышцы на раздувшейся шее заработали, волны побежали по коже, и уже через несколько секунд учитель отрыгнул на пол комок перьев и костей. Сделав дело, он вытер лицо рукой и покинул поле зрения.
Несмотря на шок, я смог сообразить – в расход идут только птицы, находящихся в клетках на другом конце учительской. В основном это были куры. Очевидно, их заранее разместили так, чтобы не тратить время на поиски. Мысль о том, что меня сейчас не сожрут, хоть как-то «радовала», но улыбнуться я бы не смог, даже будучи человеком. Видимо, в птичий мозг не помещалось достаточно данных для такого простого действия.
Когда по моим подсчётам осталось совсем немного, раздался мощный удар в дверь, вслед за которым в учительскую ворвался душераздирающий крик:
— Не трогайте Владимира! Где Владимир, сволочи?
Единственное, о чём я успел подумать – каким же странным кажется собственный голос, когда слышишь его чужими ушами. Совсем не сравнится с тем, что на аудиозаписи…
А потом всё перезагрузилось. Картина перед глазами резко изменилась, голова закружилась и я, не выдержав, рухнул назад, вывалившись из учительской. В этот раз долго соображать не пришлось – сию же секунду я вскочил на ноги и, неуклюже шатаясь, побежал.
Меня никто не искал. Я боялся даже выглянуть в окно, ожидая увидеть на улице озлобленного Владимира Андреевича, который призраком поджидал бы меня у подъезда и при первой возможности схватил бы меня своими длинными руками, чтобы закончить начатое. И даже успокаивающая мысль о том, что «выход» должен был состояться как раз без меня, почему-то не успокаивала.
Но ничего не происходило. Мне никто не позвонил, никто не написал, даже во время побега я не видел за спиной погони. Наверное, я мог спокойно встать, отряхнуться, вежливо попрощаться с учителями, и мне бы никто не сказал ни слова. Но нет, я не настолько герой для таких эпичных моментов.
А вот Лёха с другой стороны паутины – самый настоящий герой. Великодушный, смелый, но тупой как пробка. Надеясь спасти своего друга, он сам прыгнул в сети хищника. Неужели он действительно не понимал, что будет, если открыть дверь?
Исчезновение тридцати одного ученика и всего школьного персонала стало самым жутким событием нашего города за всю его долгую историю. При этом паники не было, ведь по официальной версии, в подвале под учительской нашли кучу доказательств того, что все пропавшие состояли в тайной секте, и в назначенный день уехали в неизвестное место, чтобы «закончить путь». Никаких маньяков и загадок. У меня всего один раз спросили, не знаю ли я, куда направились сектанты – вдруг кто-то проговорился по большой дружбе? И разумеется, я даже не думал рассказывать о том, что произошло на самом деле.
Иногда у меня случаются приступы совести. Якобы я МОГ и даже БЫЛ ОБЯЗАН найти способ спасти нас обоих, а может и всех остальных, в лучшем случае. ЧТО Я ЗА ЧЕЛОВЕК, если бросил на смерть самого себя? Как я мог не сдержать обещание, которое дал Вове на той стороне паутины? Но, к счастью, здравый смысл пока выигрывает, и я без проблем убеждаю себя, что ничего не смог бы сделать.
Да и вряд ли подвальный Лёха умер. Я же жив. Кто знает, связаны ли мы невидимой связью, что будет, если наш «общий гусь» вдруг попадёт под машину или будет сожран какой-нибудь местной кошкой? Ну и вообще – гуси в целом живут не так уж долго. Интернет говорит, что некоторые породы могут протянуть до двадцати четырёх лет.
Эти вопросы не мешают жить, но из-за них я боюсь смерти чуть больше, чем остальные. Скорее всего, если я всё ещё дышу и мыслю, значит, где-то там другой Лёха вершит нечто великое. Вот бы он когда-нибудь рассказал об этом…
С тех пор я побаиваюсь птиц. Каждый раз, когда я вижу даже воробья, невольно включается «допущение», что внутри него может быть человек, а может и не один. При этом жрать курицу, например, стало почему-то приятнее. Наверное, мозг таким образом защищает мою психику.
Больше ни разу я не находил в своей кровати перья. А когда вижу их в других местах, то считаю их вовсе не перьями, а частичками разорванной паутины. Кто знает, может быть, иногда я и прав.
Само собой, школа больше не функционировала. Город пошумел какое-то время, да и забыл о случившемся. Родители пропавших верили, что их дети всё ещё живы, а учителя… думаю, у них и нет родственников, по крайней мере «на этой стороне».
Я, как и все остальные, перешёл в другую школу, куда более приятную хотя бы внешне. Пусть я и страдал паранойей, но совсем немного, и без проблем закончил одиннадцать классов. В целом, жизнь ничуть не изменилась. Разве что, я стал лучше учиться. Так, на всякий случай…
Текущий рейтинг: 64/100 (На основе 52 мнений)
