(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Анальгетики (Олег Новгородов)
Содержание
0[править]
Пряча замерзшие пальцы в рукава косухи, Юрка топтался у входа на территорию клиники. Несмотря на мороз и пронизывающий ветер, настроение у него было приподнятое: заявление подписали без отработки, а это значит, что есть еще почти две недели, чтобы отдохнуть. Потом его ждет место экспедитора в транспортной компании. Вкалывать предстоит от зари до зари, но и платят по-взрослому. Месяцев пять-шесть, и он сможет снять однокомнатную квартиру где-нибудь в Перово, и тогда они с Агнешкой наконец-то поселятся вместе.
В залитых светом холла дверях мелькнула знакомая фигурка, и вскоре девушка уже торопилась по дороге к центральным воротам.
- Отмерз, небось? – спросила Агнешка, беря Юрку под руку. В черном до пят пальто, толстовке, потертых джинсах и «мартинсах» Агнешка выглядела законченной неформалкой.
Впрочем, она почти не изменилась за пять лет их знакомства: с первого по третий курс Агнешка тусовалась то с готами, то с панками, что не мешало ей быть лучшей студенткой факультета. Сейчас она проходила стажировку в отделении реанимации, и Юрка (случись такая беда) охотнее доверил бы свою жизнь ей, чем любому опытному врачу. Лечить людей Агнешке было дано свыше.
Юрка знал о ее заветной мечте: накопить денег и махнуть на Филиппины, посмотреть на настоящих хилеров.
- Сейчас в «Макдональдсе» согреемся. – Юрка приостановился, чтобы поцеловать девушку в щеку. – Ты что-то бледная. Подустала?
- Тебе не нравится легкая бледность? - усмехнулась Агнешка.
- Тьфу ты, блин! Ну сколько уже можно об этом?! Устроить меня в морг было твоей гениальной идеей!
- Устроила, куда могла. Извини, место главврача было уже занято.
- Типа, смешно… Жду не дождусь получить свою трудовую!
- Ладно, не заводись, - вздохнула Агнешка. – Я что-то сегодня сама не своя.
- Потеряли кого-то?
- Не без этого… И ты не представляешь себе, чего только люди с того света не притаскивают. Сегодня одну тётку еле откачали, так она, чуть в себя пришла, как начнет цифрами сыпать! Девять, один, пять, девять, два, два, двенадцать! Девять, один…
- Бывает, - заметил Юрка. – Может, она математику в школе преподает?
Агнешка вымученно улыбнулась.
- Она так без малого четверть часа… И я вдруг вспомнила, что где-то читала: мир, ну – мы, вселенная, вообще материя – это цифры. Дурацкое впечатление, конечно, но мне показалось, что она этими цифрами отплевывалась, просто выхаркивала их из себя, будто в коме нахватала чего-то лишнего.
- Ты к чему это? – покосился на подругу Юрка.
- Ну… Файлы в компьютере – это ведь тоже цифры, так? В тексты, фотки, записи «Нирваны» их преобразует процессор. Наверное, и нас что-то преобразует, пересчитывает, и получаемся… мы. А эта женщина была где-то, где пересчетчик не работает.
Юрка закивал.
- Ага, ага. И пока она там была, вне зоны действия пересчетчика, к ней плюсанулось что-то такое, из-за чего у нее могла вырасти третья рука? Если не отплеваться?
- Не утрируй, - недовольно ответила Агнешка. – Не третья рука, а…
- Тебе надо хорошенько отдохнуть, - решительно сказал Юрка. – А то скоро саму себя в зеркало узнавать перестанешь. Девять, один, пять, Агнесь! Это не код наращивания ногтей, а префикс оператора сотовой связи. Доходит? Очнувшись, эта же… в смысле, тё… ой, женщина… почему-то вспомнила номер чьего-то мобильника.
- При чем тут мобильник?
- Допустим, у нее любовь к хозяину этого мобильника. Несчастная любовь. Или он ей денег должен. Мало ли, что!
- Вот черт! – воскликнула Агнешка. – А ведь ты прав! Девять, один, пять… и еще семь цифр. Сотовый. Агнесеньке пора выспаться.
- Ладно, перекусим – и в общагу. Да, а как ее вообще в реанимацию занесло? Случаем, она не суицидница?
- Сто процентов нет. Экземплярчик тот еще – такие жизнь самоубийством не кончают. После нефрэктомии осложнение. В виде инфаркта.
- Нефрэкто что? Ты разговариваешь, как медицинский словарь. А давай в тот дворик завернем на минутку? Агнесь, ну давай!...
- Обалдел? Морозильник же такой…
- Мы на чуть-чуть. Ну пошли, пошли, - и он увлек Агнешку в узкую арку с облупившейся на сводах штукатуркой. За аркой их ждал не освещенный, погруженный в сумрак, двор…
1[править]
Когда осунувшаяся, страшно похудевшая женщина вышла из больницы и, подволакивая ногу, поплелась к ближайшей станции метро, до пятого дня рождения Анютки Феоктистовой оставалось пять с половиной лет.
Детский праздник устроили на даче, в беседке. Девочка рассматривала подарки, игралась с огромной куклой, а Наталья Сергеевна наблюдала за внучкой и думала о том, какое это счастье – быть бабушкой. И как безумны женщины, которые этого счастья не ценят. Потом гости – дети соседей – объедались испеченным Натальей Сергеевной маковым пирогом, а сама она пила кофе со снохой Татьяной. На это тяжкое испытание Наталья Сергеевна шла исключительно ради Анютки – ничего нет хуже для ребенка, чем плохие отношения в семье. Не то что бы она ненавидела Татьяну – до этого не доходило – просто не могла понять, в каком месте у нее находится душа. Девка породистая, словно призовая кобылка, но при этом какая-то… никакая. Три языка в совершенстве, большой теннис и плавание заменяли ей собственное «Я». Наталью Сергеевну особенно злило, что сын без памяти влюблен в эту балтийскую красавицу, хотя единственное на что она годится – рожать детей.
Род Феоктистовых – превыше всего, неоднократно повторяла Наталья Сергеевна Саше, но тот отмахивался: ничего ты, мам, не понимаешь, Танечка – ангел, Танечка – богиня.
…Вот и сейчас, глядя, как высокая, с безупречной фигурой «богиня» ведет за руку Анютку, Наталья Сергеевна пыталась поймать хотя бы намек на какие-нибудь эмоции. Их не было: Татьяна четко выполняла материнскую задачу – заботиться о том, чтобы ребенок не споткнулся и не расшиб себе нос или коленку – но только потому, что так ПОЛОЖЕНО.
- Добрый вечер, Наталья Сергеевна, - поздоровалась Татьяна, подходя к Наталье Сергеевне. Анютка тут же прижалась к бабушке.
- Бабуля! Бабулечка!
- Здравствуй, солнышко моё. Здравствуйте, Танечка. Как добрались?
- Спасибо, нормально, - стоило Татьяне открыть рот, как Наталья Сергеевна сразу вспоминала ее девичью фамилию – Элаверас. – Аня по вас соскучилась.
- По вам, - машинально поправила Наталья Сергеевна. – Анютушка, ты правда скучала? Скучала по бабушке?
- Да-а, правда. Бабуль, а кино мы будем смотреть?
- Конечно.
- А пирожок?
- Испекла, - заулыбалась бабушка. – Танечка, вы зайдете?
- Нет, спасибо, - вежливо отказалась «богиня». – Мне на тренировку вечером, а еще домработнице сегодня заплатить надо. Так что поеду.
- Ну, счастливо вам. Значит, до воскресенья?
- Да, до послезавтра. Счастливо!
«Актриса, твою мать! – послала Наталья Сергеевна «мыслеграмму» усаживающейся в джип снохе. – Четыре года в театральном – и так бездарно играть человека!».
- Пойдем, Анютушка, - сказала она вслух, беря внучку за руку.
- Бабуль, а мы будем смотреть ТО кино? – прощебетала внучка.
- Будем смотреть всё, что захочешь. – На дне рожденья Анютка заснула в самом начале сказки-спектакля. – Хочешь – то, хочешь – другое, а хочешь – мультики посмотрим…
- Нет, бабуль! Я хочу ТО кино! Про волшебницу! Я хочу, бабуль.
…Аромат жасминового чая мешался с запахом свежеиспеченного пирога, свет в комнате был погашен, и только на огромном плоском экране кипела жизнь. Анютка следила за действием, затаив дыхание, и Наталья Сергеевна думала: как замечательно, что внучка смотрит детскую сказку вместо дурацких импортных мультфильмов.
…В живописном маленьком городке люди жили мирно и дружно. У городских ворот стояли добродушные стражники в латах и блестящих шлемах. Островерхие черепичные крыши хранили от невзгод простой и всегда желанный домашний уют. Но больше всего в городке гордились поющими фонтанами на площади подле ратуши. Взмывая в воздух, вода искрилась алмазными брызгами, и звенящая песня разносилась над мощеными улицами. Здесь, под пение фонтанов, играли городские ребята – такие же веселые и дружные, как их родители. Но однажды ночью колдун Кароль отобрал у фонтанов голоса, и они замолчали. Люди перестали радоваться, лица стали хмурыми, а дети больше не играли на площади. Унылым и скучным стал городок.
И тогда волшебница Гленна спустилась со сливочно-белого облака, собрала вокруг себя детей и сказала: так быть не должно. Она взмахнула рукой, и дети увидели колдуна Кароля – собрав в охапку грустно пищащие голоса, он сидел в своей лесной пещере и приговаривал: не отдам, никому не отдам, всё моё!
…Наталье Сергеевне было хорошо рядом с Анюткой. Кровиночка родная. С сыном в последнее время что-то не ладится: затаил обиду, когда она ему честно всё сказала, что думает о Татьяне. Невеселые мысли… Гонишь их от себя, а они все равно возвращаются. Наталья Сергеевна откинула голову на спинку дивана, чувствуя, как ее одолевает дремота. Она заснула в тот момент, когда Гленна произнесла с экрана: «Кароль – не злой, он просто глупый. Он хочет, чтобы всё самое прекрасное принадлежало ему, но ведь ТАК НЕ БЫВАЕТ». Впоследствии Наталья Сергеевна не простила себе этого короткого сна.
Проснувшись, она сразу поняла – что-то изменилось. В темноте произошло что-то страшное, непоправимое. Анютка по-прежнему сидела рядом, но тихо-тихо, как напуганный мышонок.
- Анютушка… - прошептала Наталья Сергеевна, касаясь ее плеча. Кожа девочки была совсем холодной. – Анютка!!! – вскрикнув, бабушка рванулась к выключателю настольной лампы, и, когда вспыхнул свет, она увидела, что лицо девочки жутко исказилось, словно чьи-то пальцы сдернули кожу с одной стороны на другую, скривив губы, наморщинив по-обезьяньи лоб.
Конечно, это сыграл переход от полной темноты к яркому освещению. Обман зрения. И лицо у внучки было абсолютно спокойным, она смотрела в экран… но, о господи, какой отрешенный у нее взгляд!
- Анютка… - позвала Наталья Сергеевна. – Анечка…
- Бабуля, - откликнулась Анюта, и слово это резануло бабушке слух: в нем отчетливо прозвучали Татьянины интонации. Только Таня Феоктистова-Элаверас говорила с таким бездушием робота. – Что ты, бабуль?
- Не знаю… - растерянно пробормотала Наталья Сергеевна, опускаясь рядом с Анютой на корточки. – Анюшка, с тобой всё в порядке? Ты не заболела?
- Нет. Не заболела. Бабуль, я…
На улице засигналил автомобиль. Откинув тюлевую занавеску, Наталья Сергеевна выглянула в окно и вздрогнула: там стоял, слепя фарами, Сашин «семисотый». Сын бежал к дому, пригибаясь под дождем.
«Что-то у них не так с этой Татьяной» - обреченно подумала Наталья Сергеевна, спеша открыть.
- Саш, ЧТО? – вместо приветствия выпалила она.
- Ничего, мамуль. – Саша смахнул с волос капли дождевой воды. – Всё в порядке, лучше не бывает.
- А… а почему ты… в смысле – ты бы хоть позвонил… Чай поставить? Мы с Анюткой тут… - она запнулась.
- Да не, мам, чай не надо. Мамк, я заберу Аньку домой, ты не против?
- Заберешь? – едва выговорила Наталья Сергеевна. – Но… но мы же договорились – до воскресенья, до вечера…
- Мам, у Танюхи планы поменялись. Купила билеты куда-то, ну и… хочет Аньку с собой взять.
- Ладно… - отступая от сына, сказала Наталья Сергеевна. – Саш? А у вас… точно всё нормально?
- Всё просто прекрасно, мамуль. Собирай Аньку.
Саша разворачивал машину, а Наталья Сергеевна стояла в дверях, бессильно опустив руки. До нее только сейчас дошло: нельзя было отпускать Анютку с Сашей. С ним что-то не то. Он никогда не называл дочь «Анькой», а жену – «Танюхой» - всё «Анечка» да «Танечка». И что стряслось с девочкой, пока она, старая дура, спала?! Ей говорили, что истинное лицо человека видно, когда тьма сменяется светом. Чушь. Чушь? Ой ли?
- Спокойно, Наташа, не паниковать, - сказала она себе. «Семисотый» мигнул аварийкой и покатился по улице, набирая скорость. Наталья Сергеевна вошла в дом и, повторяя «Не паниковать. Только не паниковать», взялась за телефон. Отдышалась и набрала номер Татьяны.
Саша Феоктистов объехал пробку перед магистралью по обочине, и, не обращая внимания на запрещающий сигнал регулировщика, вырулил на прямую. Сзади послышался свисток, затем взвыла сирена патрульной машины. Плотно сомкнув губы, Саша утопил педаль газа, и «семисотый» понесся вперед. Гаишники моментально отстали, хотя наверняка сообщили его номер на следующий пост.
- Папа… - сказала Анютка. Она глянула в окно, и у нее закружилась голова. – Пап, а куда мы едем?... Па-а-а-ап, - глаза девочки наполнились слезами.
- Заткнись, отродье, - хрипло ответил Саша.
…За четыре часа до того, как Наталья Сергеевна вложила в привод проигрывателя DVD-диск, Саша сгреб жену за воротник и сильно дернул, швырнув Татьяну на пол. Приподнявшись на локте, Татьяна удивленно взирала на супруга, но удивления в ее глазах было всего ничего – ровно столько, сколько может позволить себе истинная леди.
- Саш, ты что творишь? – спросила она и тут же захлебнулась воздухом: муж ударил ее ногой по ребрам.
- Тварища, - процедил Саша. – Сука. Дрянь.
- Саш, ты о чем?! – истинная леди в ужасе спряталась за шкаф, и на ее месте осталась просто напуганная женщина. – Саш, что я тебе сделала?!
- Тупую включила, да? - он вновь ударил ее ногой в живот, и тут же – в лицо. - Язык твой поганый спрашивать поворачивается, что сделала? Тварь.
Татьяна тронула свой нос, и тот легко подался в сторону, оглушительно хрустнув. Женщина взвизгнула и надсадно раскашлялась: в рот натекла кровь.
В руке мужа появился кухонный нож. Утром домработница потратила кучу времени, натачивая ножи.
- Прекрати это… - не попросила, а подумала Татьяна. Но муж услышал просьбу.
- Сейчас, - почти спокойно ответил он, и, неумело размахнувшись, всадил нож ей в бок. Татьяна забилась на полу, заколотила ладонями; бок под ребрами адски жгло. Рана быстро набирала ворса с персидского ковра, а ковер впитывал кровь. А потом Татьяна перестала биться и замерла. Она уже знала: это смерть.
Она не знала – почему. Почему в двадцать четыре года, почему именно сегодня, почему ТАК. Просто знала, что смерть. И всё. Нет, еще не всё. Наклонившись над распростертой на ковре женой, Саша всё так же неловко, но с дьявольской жестокостью проткнул ей кухонным ножом горло – под ямку.
И вот ЭТО была смерть.
2[править]
Главный редактор Игорь Сотченский бегло пролистал трудовую книжку, посмотрел в диплом о высшем образовании и отложил документы на край стола. Задержал взгляд на молодой женщине, сидящей напротив. Смуглая, худенькая, с чуть припухшими чувственными губами, она будто прилетела утренним рейсом с какого-нибудь райского острова в тропических широтах.
«Не подошла, - подумала Лера. – Опять мимо». Сердце упало. Ну сколько можно, неужели опять устраиваться официанткой? А без работы никак, питаться святым духом она не обучена, да и обезболивающие стоят денег. О пластике можно и вовсе не мечтать.
- Ну что же, образование у вас профильное, - констатировал Сотченский. Лере показалось, что он чем-то расстроен, хотя виду не подает. – А почему не работали журналистом?
- Муж был против, - развела руками Лера.
- А сейчас что? За?
- Сейчас я сама по себе.
- Ясненько. Ладно, Валерия Геннадиевна, вот мои предложения. Я могу взять вас в штат. Пока – на три месяца.
- Понимаю, - закивала Лера. – Испытательный срок.
- Дело не в этом. Раньше журнал издавался на спонсорские деньги. Сейчас спонсора у меня нет, так что приходится вставать на коммерческие рельсы. Три месяца я смогу выплачивать вам ту зарплату, которую указал в объявлении. А там посмотрим…
- Я буду очень стараться, честное слово!
- По-любому, три месяца – немаленький срок. В свободное время продолжайте искать себе место…
- Без стажа это только девочкой на побегушках, - призналась Лера. – А в кафе или секретарем… больше не хочу.
- Давно сидите без денег? – вскользь стрельнул вопросом Сотченский.
- Не то чтобы совсем без… - Лера замялась. – Я ведь неплохо зарабатывала.
Главный редактор достал из кармана пиджака пачку купюр.
- Я не формалист, вот вам аванс на руки, и завтра же приступите к своим обязанностям. Устраивает?
- Конечно! А… а какие у меня будут обязанности?
- Моя тематика – мир аномального. НЛО, гипноз, психокинез, всё в этом роде. У меня широкая сеть инсайдеров, от них я получаю информацию, которую затем проверяю на достоверность, выношу свое суждение по каждому факту, и только после этого публикую. Это мой дар – отделять зерна от плевел. Вашей задачей будет придавать материалам литературную… ну, статейную форму. Справитесь?
- Думаю, что да… - Лера внутренне поежилась: уж слишком легко всё получилось. Только что она не сомневалась, что ей дают от ворот поворот, и вот в сумочке лежит половина зарплаты. – Вернее, уверена, что да.
- Мне бы вашу уверенность… Ну, тогда – до завтра? В десять ноль-ноль здесь, в офисе.
- Спасибо… То есть – до завтра, - откликнулась Лера. Ей все еще было не по себе. Мысленно она искала подстроенную ловушку. Очередную ловушку. Искала и не находила ее.
Возможно, потому, что ловушки не было.
- Послушай, Альберт, я не прошу многого. Мне всего лишь надо понять, что за бесовщина произошла в тот вечер с моей внучкой. Потому что Сашка – о, господи – когда он приехал за ней, она уже была НЕ В ПОРЯДКЕ. Альберт, помогай мне. Шифарев ответил жестом, выражающим согласие. Он так долго оказывал Феоктистовым профессиональные услуги – сперва в качестве психиатра, потом, после девяносто первого года – в качестве психоаналитика, что превратился в друга семьи. Но прежде он и не подозревал в хрупкой на вид Наталье такой твердости. В одночасье лишившись сына, внучки и невестки, она не рехнулась от горя, не покончила с собой, и сейчас, сидя на транквилизаторах (и стоя на пороге могилы) она требовала от него не сочувствия – требовала разобраться, КАК ЖЕ это было.
- Хорошо, - сказал Шифарев. – Давай начнем сначала. Вы сидели с Аней, пили чай, ели пирог, смотрели кино. Потом ты ненадолго отключилась. Скажи – в заварку для чая могли подмешать что-нибудь?
- Почему именно в заварку?
- Потому что это проще всего. Смешать чай с каким-нибудь зельем и просто ждать результата. Не сама же ты его «зарядила»? Я уж даже не спрашиваю тебя насчет пирога…
- Вариант, - пожевала губами Наталья. – Не исключено, что от этого я и заснула. Значит, на Анютку подействовало как-то иначе?
- Могло быть и так: ты заснула от усталости, и спросонья тебе почудилось, что у девочки… новое лицо. Ведь, когда ты зажгла свет, она показалась тебе вполне нормальной?
Наталья резко вытянула в его сторону указательный палец.
- Уж не вы ли, Альберт Васильевич, сказали мне, что настоящее лицо проявляется на контрасте свет – темнота?! И, вот еще: Анюта стала другой. Уж в чем бы, а тут я не ошибаюсь.
Шифареву призвал на помощь хладнокровие и сохранил нейтральный тон.
- Наталья, про контрасты – это оккультистские заморочки, я это привел как пример редкостной человеческой дури. Есть еще вариант. Ты спишь, Анюта смотрит фильм, и в это время кто-то заглядывает в окно. Достаточно приставить к стеклу какую-нибудь жуткую маску, пятилетнему ребенку вполне хватит, чтобы потом долго быть не в себе. Даже необязательно, что она запомнила напугавшее ее видение, память могла его «потерять», но психика затормозилась. Но, Наталья, это ничем не объясняет того, что сделал Сашка.
- Сашка умер, - отрезала Наталья. – И Анечка тоже умерла. Татьяна… умерла. И я НЕ ПОНИМАЮ, как это могло произойти. Альберт, ты же знаешь, что я в своем уме. И я говорю тебе: тогда, вечером, когда их не стало, всё связалось в одно. И с Анюткой… с ней это было неслучайно.
- Что за фильм вы смотрели? Детское кино имеет градации возрастных категорий: некоторые сцены могут негативно воздействовать на ребёнка…
- Это был совершенно нормальный фильм!!! – взвилась Наталья. – Нормальный! Милая детская сказочка! Альберт, - Наталья вернулась к полному спокойствию почти мгновенно. – Альберт, я рассказала тебе всё. Теперь начинай думать. Мне НЕОБХОДИМО знать правду, пока я еще жива.
«Альберт, ты же знаешь, что я в своем уме».
«Черт побери, да у тебя каша в мозгах! Тебя зациклило на внучке, но если даже ее что-то действительно напугало, важно не это. Важно то, что учудил твой распрекрасный сынок».
Яблочко от яблоньки не далеко падает. Покойный, к счастью для человечества, Феоктистов-старший чудил еще и похлеще, хотя официально на нем не было криминала. И отца – три года назад, и сына – не минуло и месяца – обоих хоронили в закрытых гробах. Но если от Сашки осталась только горстка пепла, с Борисом Феоктистовым, который лег в гроб целым-невредимым, потребовались меры предосторожности – дабы никто из скорбящей родни не схватил инфаркта.
- Дай мне время, - попросил Шифарев. – Хотя бы чуть-чуть времени. Ты не допила тот чай, который заваривала вам с Аней? Я хочу отдать его в лабораторию. И – Наталья, только не нервничай, мы же ищем ответ, значит – должны учитывать всё-всё – дай мне диск с фильмом.
По дороге домой он забросил початую пачку жасминового чая в лабораторию, где работал его хороший знакомый. Но сделал это для проформы, поскольку был убежден – чай ни при чем. Тот день превратили в трагедию два убийства и одно самоубийство. Никакой мистики, никаких загадок. Да, ребенка могло что-то напугать до тихой истерики (принимая на веру слова Натальи) – но всё прочее состоялось безотносительно Ани, которая и сама вскоре стала жертвой.
Если только не рассматривать версию, что пятилетняя девочка на расстоянии почувствовала смерть матери и сумасшествие отца. Но это – из области завиральных теорий.
Придержав пальцами пробку, Игорь Сотченский дал шампанскому нашипеться, после чего налил до краев высокий бокал. Хмыкнул про себя, делая глоток: такие вещи нормальные люди чаще запивают литрами водки. Особенно, если сваливается, как тонна снега на голову.
Развод.
Для него это тоже было неожиданностью. Когда Алиса заявила, что хочет развестись с ним и выйти замуж за другого, он долго ходил, как в воду опущенный. Не мог понять: в чем дело? Он ведь не любил свою жену. К деньгам ее отца – да, относился нежно и трепетно. Развод с Алисой означал всего лишь развод с деньгами, чем не повод для огорчения? Но когда тесть явился собственной персоной и предложил ему «отступные» и щедрую поддержку журнала «Водораздел», тот, второй Сотченский, которому первый не всегда успевал вовремя заткнуть рот, сказал:
- Не надо мне ничего. Хочет уйти – пусть уходит. Истерик устраивать не стану.
- Молодца, Игорюх, - одобрил тесть – огромный седой мужчина, прошедший путь от бандита до вице-президента финансового холдинга. – Алиска дура, конечно, но сейчас она дура счастливая. Глядишь, всё у нее и сложится. – Помешкав, тесть добавил: - Она же тебе вообще не интересна, и ты маешься, и она места себе не находит. Отпусти ее, Игорюх.
…То же самое сказала ему и Алиса:
- Игорь, отпусти меня. Пожалуйста, давай расстанемся спокойно. Друзьями, ладно?
- Кто он, хотя бы? – спросил Сотченский, глядя ей в переносицу.
- Он – человек, который меня любит. И я его люблю. Этого достаточно?
- О да, вполне.
- Если думаешь, что мне наплевать, что у тебя сейчас в душе творится, то ты не прав. Семь лет вместе, Игорь – это не шутки. И все семь лет ты только и делал, что изображал любящего мужа. Тебя вообще не в чем упрекнуть. Просто… чем дальше, тем нам обоим тяжелее.
«Наивная, - без злобы подумал Игорь. – Мне платили, я отрабатывал. Да и ты бы без меня пропала». Хотя он уже сам запутался в своих мотивах и не мог определиться, что было для него приоритетом: хорошие отношения с тестем-меценатом или жалость к женщине без детства, без малейших навыков общения и с панической боязнью одиночества. Но семь лет назад Алиса, не попади она в «хорошие руки», легко могла дойти до ненужных крайностей.
Теперь перед Игорем стояла другая Алиса: возможно, благодарная за это «Шоу Трумэна», но не согласная участвовать в нем дальше и готовая сама устраивать свою судьбу.
- Отлично, - сказал Игорь. – Всё будет, как ты хочешь. Расстанемся друзьями.
И опять не разобрался в себе: не то самому так проще, не то сыграл напоследок в благородство.
После развода он сделал странное открытие: не привязанная к нему штампом в паспорте, Алиса стала для него много дороже. Хотя, как посмотреть: всё это вообще обошлось ему довольно дорого. В горячке он чуть сразу же не прикрыл свой журнал, поскольку Виктор – его помощник – узнав о прекращении финансирования, тут же уволился. Не появись в редакции Лера, он бы сдался. Одаренная, с тонким литературным вкусом и хорошим авторским чутьем, Лера помогла обрести второе дыхание и журналу, и его главному редактору. Она быстро усвоила концепцию издания и привела в порядок безобразный хаос, оставленный после себя Виктором; сделала новый дизайн обложки, составила бизнес-план и даже нашла рекламодателей. Всё это, конечно, заслуживало всяческих поощрений, но для Сотченского было не самым главным.
Лера не только полностью вошла в курс его дел. Мягко и бесшумно, на цыпочках она входила в его жизнь, пока не прося впустить ее дальше прихожей, но и не затруднившись позвонить в дверь.
Игорь стукнул краем бокала о горлышко бутылки. Итак! Разводу четыре месяца, полет нормальный. Его то и дело подмывает позвонить бывшей жене, но при этом он думает о другой. Конечно, рановато строить наполеоновские планы насчет Леры, но ему тепло рядом с ней.
У Леры есть какая-то тайна. Нехорошая. Сотченский выяснил это в тот день, когда они получили из типографии тираж первого совместно подготовленного ими номера. Он – без всякой задней мысли, просто выражая одобрение – несильно хлопнул Леру по плечу. Она шарахнулась от него так, что отлетела в противоположный угол кабинета, ударившись о стену. Потом Лера долго извинялась – «Ой, я такая пугливая», но Игорь понял – это неспроста. Что-то случилось с Лерой такое, что прикосновения к себе она расценивала как страшную опасность. Но что именно? Он пытался поговорить с Лерой о ее муже, но та прикинулась, что в семье у нее всё было так тускло и неинтересно, что и вспомнить-то нечего.
…На мобильном высветилось имя «Виктор», и Сотченский чертыхнулся. Общаться с этим склизким типом ему не хотелось – лучше бы Алиса позвонила. Ладно уж, надо хоть выяснить, что ему вдруг понадобилось.
- Пламенный привет от разведенного мужчины разведенному мужчине! – Виктор по поводу и без повода красовался отсутствием семейного положения. – Ты еще лицензию свою не продал?
- Вопрос пока на повестке дня, - холодно ответил Игорь, не желая посвящать Виктора в подробности.
- Ладно тебе, Сотченский, сколько можно дуться? А как же братство по оружию и все такое прочее?
Ага, конечно. Братство по оружию. Раньше, когда Игорь порывался обсудить с Виктором армейскую службу, тот задирал нос, всем видом показывая, какая пропасть лежит между «срочником», хоть и тянувшим лямку в морпехах, и бойцом спецназа, окончившим общевойсковое командное училище.
- Сотченский, послушай, если наши с тобой моральные принципы сложить вместе, всё равно получится полный ноль. Я…
- Ты мне позвонил, чтобы арифметикой заняться? – спросил Игорь.
- …я верен одному-единственному существу в мире – своему бумажнику. Пока ты мог набивать его так, чтобы не застегивался – я был с тобой. Ну, а нынче – сам понимаешь… Но я хочу искупить свой страшный грех. У меня есть историйка, от знакомых узнал – кстати, ее именно мне принесли, потому что я у тебя работал.
- Что за историйка?
- Заговор… или наговор, или приворот – я их всегда путал, но смотрится роскошно. Имена и личные данные уточнил, как мог, но главред у нас ты, тебе и флаг в руки.
- Спасибо, - пересилил себя Игорь. – Можешь скинуть мне на электронку?
- Уже. Проверь ящик.
Сотченский взял свой бокал и пересел к компьютеру. Черт, Алиса не звонила уже почти неделю. Совсем, наверное, от него отвыкла.
3[править]
- Вот ведь кошмар! – воскликнула Лера, отворачиваясь от монитора. – Убить жену… да еще так… ни с того ни с сего… И дочка… Куда он вёз ее? Что собирался с ней сделать?
- Боюсь, он именно то и сделал, что собирался. Все свидетели аварии утверждают, что он не просто зацепил бензовоз бортом, а специально его протаранил. Он гнал по шоссе и выбирал, во что врезаться.
- Господи боже… Я как-то не догадалась сразу. Но, Игорь… чего тут нет, так это изюминки. Да, горе ужасное – в один день потерять и сына, и внучку, и жену сына… А что с мужем Феоктистовой?
- О муже мне ничего не сказали, и здесь не написано. Умер, должно быть, самой-то Феоктистовой шестьдесят два исполнилось…
- Игорь, она считает, что с ребенком случилось нечто странное во время просмотра спектакля, и сама она это упустила, потому что спала. В таких случаях люди задним числом выискивают в событиях какие-то зловещие знаки…
Сотченский осторожно забрал у Леры «мышь» и отскролил текст вниз.
- Я не всё скопировал, - сообразил он. – Дальше говорится, что семейного психолога Феоктистовых, некоего Шифарева, нашли дома мертвым, а в проигрывателе у него был диск с тем самым спектаклем. Видимо, он полагал, что ключ к разгадке спрятан в спектакле, и пытался его высмотреть.
- А от чего он умер? – недоверчиво спросила Лера.
- Официально – от инсульта. Незадолго до смерти он выключил свой мобильный, а ему звонили из милиции – сообщить, что его сын разбился на мотоцикле. Других родственников у Шифарева не было… а сама Феоктистова умерла на следующий день.
- Проклятие, записанное на видео? – протянула Лера. – Но эта версия не выдерживает простейшего хронометража. В шесть вечера бабушка и внучка садятся смотреть спектакль. В восемь Александр Феоктистов приезжает за Аней, увозит ее с собой и вскоре совершает самоубийство заодно с убийством родной дочери. Но жену-то свою он убил в два часа дня! Время здесь расписано четко… и, любопытно, откуда твой Виктор раздобыл такую подробную информацию?
- У завлаба медэкспертизы. А тот водил знакомство с покойным Шифаревым, который сплавил ему банку жасминовой заварки – проверить, нет ли там седативных составляющих. В плане – вдруг кто-то планировал усыпить Феоктистову.
- Всё равно мне верится с трудом. Допустим, посреди спектакля в кадре вдруг появляется НЕКТО, посылающий зрителю проклятие непонятного содержания. Откуда он вообще берется посреди записи, да и что за проклятие такое, которое действует по факту? Татьяна Феоктистова погибла до просмотра фильма, сын Шифарева – судя по всему, тоже разбился прежде, чем отец запустил диск… Вот.
Лера улыбнулась. Рассуждала она, конечно, приземленно, но ее улыбка стоила миллионы евро, и от того была редким эксклюзивом.
- Видишь ли, проклятия – если допустить, что они существуют – это вообще грубое нарушение связей пространства, времени и материи. Конечно, копаясь в этой истории, мы вряд ли установим, существуют проклятия или нет. Но, возможно, решим для себя – следует ли ДОПУСКАТЬ их существование. И для начала я бы хотел получить запись спектакля. Надо посмотреть в Интернете, вдруг выложено где-нибудь на трекер.
- Хорошо, - послушно кивнула Лера. – Я займусь.
- Вот умничка, а я схожу покурю.
Сотченский вышел из офиса, а Лера, почему-то с неприятным чувством, словно заходя в темную комнату, где среди набросанного горами хлама ползает огромный тарантул, набрала в строке поиска: «Гленна и песни фонтанов».
Стоя в курилке с незажженной сигаретой, Игорь ломал себе голову: а что, собственно, дальше?
Не то чтобы ему передались Лерины сомнения. Но изюминки – Лера права – и впрямь нет. Добыть копию фильма – не самая большая проблема, но вдруг спектакль окажется совершенно безобидным? Вдруг роковой, инициирующий эпизод присутствовал только на том диске, который смотрели Аня и Наталья Феоктистовы, а после них психоаналитик Шифарев? А даже если некая подпрограмма зашифрована непосредственно в спектакле – как он это должен определить? Опыт у него богатый, но до сегодняшнего дня он научился распознавать только неподлинные видеозаписи контактов с НЛО – и то в основном на интуиции.
В реальный мир его вернула мелодия вызывного сигнала, назначенная номеру бывшей жены.
- Привет, - сказал он, нажав кнопку ответа.
- Привет! Прости, что не звонила долго.
- Ничего, я понимаю, - нашелся Сотченский. – Новая любовь, новые чувства…
- Нет, мы сейчас не вместе. Он пока за границей. Просто я не знала, о чем с тобой говорить, - добавила Алиса со своей обычной оглушающей прямотой. – Папа просил узнать, как у тебя дела.
- Передай папе, что дела идут. А как он себя чувствует?
Незадолго до того, как Алиса объявила о разводе, тесть стал жаловаться на сердце – сказался разгульный образ жизни в молодости. Он прошел обследование в клинике, и врач порекомендовал ему диету и постельный режим.
- Папа чувствует себя плохо. Он слёг.
- Алиса… мне очень жаль. Я могу чем-то помочь?
- Ему нужна сестра-сиделка. Только очень хорошая. Ты же знаешь, какой он… неуправляемый. Две от него уже сбежали, я пыталась найти замену, но у меня что-то не получается. А ты ведь так хорошо умеешь подбирать персонал.
Игорь невесело усмехнулся. Алиса просто до смешного не умеет общаться с людьми. Он-то к ней привык, но человеку неподготовленному достаточно перекинуться с Алисой парой-тройкой реплик, чтобы взбеситься.
- Договорились, - сказал он. – Я постараюсь срочно кого-нибудь найти. Перезвоню, как что-то будет, о’кей?
- Пока ничего особенного, - доложила Лера, когда он вернулся в офис. – Название фильма значится на сайте студии-производителя, и упомянут он в разделе «Наше портфолио», без ссылки на скачивание. Есть номер телефона директора, Спешлова Дениса… наверное, есть смысл попросить копию у него. Связать тебя с ним?
- Я сам, только спиши мне номер.
Пока у директора киностудии «Вармос-Видео» была занята линия, Сотченский набросал объявление в интернет о поиске сестры-сиделки. Дозвониться ему удалось только через полчаса. Он представился и спросил, не сможет ли... – извините, не знаю отчества… а, просто Денис, ага... – уделить ему сегодня немного времени по редакционному вопросу. Тот довольно легко согласился.
- Вот бы еще пробок не было, - сказал Игорь, снимая с вешалки свой пиджак. – А завтра хочу скататься к этой, как ее…
- Коноваловой?
- Да, к домработнице Феоктистовых. Она должна что-то знать о том, на какой подводный камень налетел Саша. Ну, всё, Лерочка, не скучай, ключи оставишь на вахте. Чао!
- Счастливо, - ответила Лера. Послушала, как грохочут по лестнице каблуки. Подумала некоторое время, прикрыв глаза, чтобы не рябило от монитора. Затем открыла документ с первичным отчетом, предоставленным ее предшественником, нашла телефон домработницы, и, еще секунду поколебавшись, сняла трубку.
Сначала Игорь подумал, что директор «Вармос-Видео» - один из тех альтруистов, которые скорее пропустят ланч, чем оставят не отвеченными чьи-то вопросы. Увидев визитную карточку Сотченского, он усадил гостя в кресло, придвинул ему пепельницу и устремил на Игоря взгляд, ясно говорящий о готовности потратить остаток дня на беседу.
Выяснилось, впрочем, что у Спешлова имелись свои причины для радушного приема.
- Я ведь ваш постоянный подписчик, - улыбнулся он. – Ни одного номера не пропускаю.
- Да что вы?
- Честно, проверьте по своей базе. Как личность я формировался под влиянием двух гениальных творений кино: «Твин Пикс» и «Секретные материалы». До двадцати одного года скупал всю желтую прессу, где пишут про НЛО, а потом увидел у знакомого «Водораздел», вчитался… ну и проникся.
- Вы мне льстите, но всё равно очень приятно, - рассмеялся Сотченский.
- Нет, причем тут лесть… Ваш журнал возвращает мне веру в неведомое… ну, в то, что этой реальностью всё не кончается. Кстати, в последних трех выпусках вы очень удачно сменили литературную стилистику – уж в этом я кое-что понимаю.
Мысленно Сотченский выплатил Лере премию.
- Спасибо, - кивнул он.
- Но вы собирались меня о чем-то расспросить… Заготовка для нового материала?
- Сам пока не пойму, откуда ветер дует... Собственно, я хотел попросить вас рассказать мне, как снимался фильм «Гленна и песни фонтанов». Ну и, если можно, хотелось бы получить копию, с возвратом, естественно.
Спешлов развел руками.
- К сожалению, я мало что знаю об этих съемках. Я ведь здесь всего полгода работаю, а тогда студию только-только учредили. Копию я сейчас сделаю, - Спешлов взял со стола чистый диск и принялся обдирать герметическую упаковку, - но вам бы лучше расспросить Владика Святозарова, режиссера. Это он снимал «Песни фонтанов». Одна только беда: Владилен – такое у него полное имя - на эту тему говорить не любит, думаю, потому, что круто облажался перед спонсорами, да в последнее время он еще и не просыхает. Чуть утро, а уже на бровях.
- А что значит – облажался перед спонсорами?
- Наша студия открылась на деньги польских и наших отечественных бизнесменов. Отсюда и название «Вармос» - Варшава – Москва. Эти богатые папики вбили себе в голову, что современное телевидение несет в массы разлагающее действие. Да, вот так, не больше не меньше. «Вармос» по задумке должен был предложить нечто прямо противоположное: общечеловеческие ценности, всякое такое. Самые тупые зануды получаются именно из постаревших функционеров. В общем, первое спонсорское задание было подготовить телеверсию книжки польской авторши Гелены Бегонски – вроде как жены кого-то из варшавских партийцев высокопоставленных. Я читал саму книжку, и мне показалось, что вещица уж больно детская…
- Это же и есть детская сказка, разве нет?
- Я не к тому. Написано по-детски, сюжет примитивнейший и такой же язык. Как я понимаю, папики думали, что Бегонски составит мощную конкуренцию Бивису и Батхеду, которые из их детишек делают моральных уродов, будто тут родители мало стараются. С самого начала работа не заладилась. Переводчик и сценарист потрудились на славу и стилизовали оригинал пани Гелены под восемнадцатый век: городок в табакерке, злой колдун, добрая волшебница… Песни вообще писал кто-то маститый. Но Владилен завалил всё что можно. Настроил против себя съемочную группу, стал кроить сценарий, утвержденный спонсорами единогласно, и поссорился, соответственно, со спонсорами… В результате вместо две тысячи первого года фильм сняли со второй попытки к две тысячи третьему, но, когда Святозаров показал папикам смонтированный вариант, те долго плевались.
- Не проще было сменить режиссера? – удивился Сотченский.
- По какой-то причине его оставили, хотя ходят слухи, что конфликтец был похлеще Карибского кризиса – Владилена чуть живьем не закопали. Ну, а после как спонсоры забраковали «Гленну», они и к самой студии остыли. Вкурили, видать, что ничего из их затеи не получится. В общем, ребятам пришлось выкручиваться, чтобы не остаться без работы. Повезло, что поляки не отобрали своё оборудование, а московские проплатили Мосфильму аренду на год вперед. Потом пошли заказы на рекламные ролики, еще кое-что разовое, ну, а теперь я тут пытаюсь рулить. Если бы Святозаров не путался под ногами…
Сотченский прочитал между строк, что Спешлова пригласили в первую очередь не рулевым, а чтобы он вытурил Святозарова.
- Он тут до сих пор работает?
- Увы и ах. Владилен – избалованный мальчишка, мнящий себя гением и вмешивающийся во всё, что абсолютно не требует его вмешательства. Сейчас он у меня задействован в одном проекте, но когда успешно его запорет, вылетит на улицу как миленький.
- Но здесь ведь и до вас кто-то исполнял обязанности директора? Почему его не уволили раньше?
Спешлов неопределенно мотнул головой.
- Я толком не разобрался. Похоже, он умеет пригрозить. Причем не физической расправой, а чем-то поубедительнее. А мой предшественник был не столько директор, сколько худрук – человек творческий, нервный.
- А если он вам пригрозит?
- Ну, по крайней мере, я буду знать, чем он всех держит за жабры, - привод зажужжал диском, верифицируя запись. Спешлов вынул CD, убрал в коробку и передал Сотченскому. – Уж перед этой жертвой звездной болезни я на задних лапках отплясывать не собираюсь. О, черт, вспомнишь идиота – он и появится.
В приемной яростно рыкнули на секретаршу, и в кабинет ввалился парень – косая сажень в плечах. Классический «русский красавчик» - белокурый, полнокровно-румяный и с выражением есенинской бесшабашности в лице.
- Привет, Дэн! – поздоровался Святозаров. – С кем это ты тут воркуешь?
- Человек приехал ко мне. Кое о чем поговорить.
- Да ну? – пьяно блуждающий взгляд Святозарова вдруг пристально сфокусировался на Сотченском. – О «Гленне и фонтанах»?
Сотченский поднялся с кресла и повел плечами, разминая суставы. За годы жизни с Алисой он заметно отяжелел, но еще был вполне способен воспроизвести длинный прямой в челюсть, на что Владилен откровенно напрашивался.
- Вы поразительно догадливы, - сказал Игорь. Ему хотелось посмотреть на реакцию режиссера, для которого «Гленна и песни фонтанов», кажется, были больной темой. – Владилен Святозаров, верно?
- Ну и? А тебе-то что надо? Ты кто вообще такой и откуда нарисовался?
- Влад, иди к себе и проспись часок, - резко окликнул Владилена Спешлов.
- Дэн, да иди-ка ты сам… - просипел Святозаров. – Смотрю, ты тут посторонним наши коммерческие тайны сливаешь?
- А я смотрю, ты опять с утра поддал. Учти, Владик, у меня твои выходки уже вот где сидят. Иди спать, кому говорю!
- Я не шестерка, чтобы меня посылать. А тебе… - Святозаров шагнул вперед и уперся указательным пальцем Сотченскому в грудь, - …а тебе я так скажу. Чтобы у тебя никаких вопросов и в дальнейшем не возни… - он пошатнулся, но быстро восстановил равновесие. – Не возникало. Это был гениальный фильм, ясно? Моя гениальная работа, мой сценарий, который я сделал из ничего, из вшивой книжонки вшивой польской графоманши. И тот шедевр, который получился, опустили, завернули и выкинули на помойку!!! Доходчиво я объяснил?
- О, да, доходчивее не придумаешь.
- Вопросы есть еще?
- Вопросов нет, - с готовностью ответил Игорь. – И, если можно – дышите в сторону, а то мне за руль садиться.
- Еще раз тебя увижу, - Владилен вытащил из кармана пачку сигарет и тут же ее уронил, - или узнаю, что ты спрашивал о чем-то… будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Потому что плевать в душу гениям никому не разрешено, ни тебе, ни охреневшим денежным мешкам. Сука, кровью умоешься…
Спешлов вклинился между Сотченским и Владиленом, оттеснив последнего.
- ****ь, Влад, ты реально меня напрягаешь, - с предупреждением в голосе сказал он. – У тебя есть ровно час, чтобы привести себя в подобие формы. Пошел спать!!!
Святозаров захлопнул за собой дверь смежного кабинета, напоследок показав Сотченскому огромный кулак.
- Агрессивный, - сказал Игорь. – Интересно, как он догадался, о чем мы говорили?
- А, ничего он не догадался, - махнул рукой Спешлов. – У него на тему «Гленны» паранойя: типа что во всех углах только об этом и шепчутся. Всех достал, придурок.
- Ну, мне пора. Спасибо, Денис, рассказ ваш может оказаться очень полезным. Ну, и за диск, конечно, отдельная благодарность. Если что-то пойдет в журнал, сообщу вам лично.
- Удачи! Да, вот еще что. Я знаю, что где-то в архиве завалялись копии съемочных документов. По мелочам, но, что найду – всё ваше. Вышлю на адрес журнала по мэйлу.
4[править]
Расплатившись с таксистом, Лера окинула взглядом фасад убогой пятиэтажки и вошла в подъезд.
Она ненавидела подъезды. Особенно вот такие, в хрущобах, наполненные изнутри пронзительными запахами хлорки, мусоропроводов и разлитого где-то спиртного. Сотченский не заблуждался насчет ее нехорошей тайны: ниточка от грехопадения до воздаяния протянулась для Леры из одного подъезда в другой. И между ними она успела проглотить пачку обезболивающего. Возвращение домой и выход из дома были для нее моральной пыткой.
Прикусив губу, Лера поднялась на второй этаж, нашла нужную дверь и нажала на кнопку звонка.
Коновалова оказалась именно такой, какой Лера представила ее себе по голосу: простая рабочая женщина, грубоватая, скорее всего – лимитчица.
- Это вы – Валерия?
- Я. Здравствуйте, Любовь Ивановна. Где вам будет удобно поговорить?
- Проходите в кухню. Чайник вскипит сейчас. А вообще-то, - услышала Лера, шедшая за хозяйкой квартиры, - недосуг мне с вами болтать-то. Да и не хочу про Феоктистовых говорить. Таньку жалко, уж и свечки ей ставлю, а всё одно не отпускает.
Лера поняла, что сейчас всё зависит от того, как она себя подаст. Самое идеальное – сыграть милую глупышку. Конечно, это не совсем ее амплуа, она, скорее, романтическая дурочка… но хватит об этом. За романтику заплачено по всем счетам и со всеми процентами.
- Любовь Ивановна, ну пожалуйста-а-а! – заныла Лера. – Это же мое первое редакционное задание, меня шеф по штату сократит, если не справлюсь. Ну хоть пару слов мне скажите, а я остальное… того… досочиняю.
Коновалова сурово взглянула на «милую глупышку», и Лера с видом примерной девочки сложила руки на коленях.
- Сочиняльщица нашлась, - буркнула Коновалова. – Тут горе человеческое, а она туда же – досочиняю…
- Александр и Татьяна часто ссорились? – тихо спросила Лера.
- Ссорились? Любил он ее, Таньку, любил безумно, что ни день цветы дарил. Когда дочка у них родилась, Сашка прям чумной от счастья сделался. Старшая-то, мать, всё ему твердила: не пара тебе эта Элаверас, расходись-ка ты с ней…
- Элаверас – это Татьяна?
- Она же не русская, с Прибалтики откуда-то. А ты, часом, не еврейка? – продемонстрировала Коновалова незаурядный навык абстрагироваться от темы.
- Не-ет… - опешила Лера. – С чего вы взяли?
- Нос еврейский у тебя. Клювиком. И глаза не наши. Не еврейка, нет?
Лера засмеялась.
- Папа мой точно не еврей, а маму я никогда не видела.
- Феоктистовы все – жидовское семя, - сказала, как отрезала, Коновалова. – Танюшка – хорошая девочка была, хоть и не русская. Бог ей послал от жидов терпеть…
- Вы же говорили, что с мужем у нее всё хорошо было, - напомнила Лера.
- А что толку-то? Сашка до тридцати лет всё за мамкину юбку держался, а Наталья-то Сергеевна, прости меня господи, уж Таньку шпыняла, как девку какую. И то ей нехорошо, и это. Сашка Татьяну на руках носил, а Наталья только зубами скрипела.
- Получается, Наталья Сергеевна всё-таки настроила сына против жены? – озадаченно спросила Лера. Картину последнего дня семьи Феоктистовых пока еще окутывал плотный туман.
Коновалова уселась на табуретку и тяжело облокотилась о стол.
- Да я вот и сама чтой-то не пойму… - призналась она. – Если Наталья Сашку и настрополила, это было бы видно, Танька б поостереглась. Сашка вообще психованный, у него что на уме, то и на языке. Так ведь утром тем он с Татьяной и обнимался, и целовался, и скучать обещал… Да и сам весёлый был, ему ж аккурат время подошло наследство отцовское получать.
- Наследство? – переспросила Лера.
- Угу. Старый-то Борис Семеныч хитер был. Завещал так: пусть, дескать, Сашка часть денег сразу наследует, а вторую часть – как дочери пять лет стукнет. Ждал этих денег, ох ждал, что-то на фирме у него не клеилось. Я думала, как денежки в карман положит, будет у них с Татьяной пир на весь мир, они ведь и Анюту к Наталье Сергеевне, царствие небесное, отвезли, а мне Татьянка велела к восьми придти да ужин готовить. А когда я пришла… Танька… Танечка… изрезанная вся, в спальне лежала!!!
Коновалова закрыла лицо руками и безутешно разрыдалась.
Лера сидела молча, ожидая, пока женщина успокоится.
- Любовь Ивановна, - участливо позвала она, когда плач сменился судорожными всхлипами. – Любовь Ивановна, у меня еще вопрос. Если вам не трудно… простите меня, пожалуйста… а что вы имели в виду, говоря, что Александр был психованный? Он был психически неуравновешен? В чем это проявлялось?
Оказалось, что можно ненавидеть не только подъезды, но и саму себя. Лера отлично понимала, что причиняет этой женщине лишнюю, бессмысленную боль, но внезапно пробудившийся инстинкт – даже не журналистский, а репортерский – парализовал Лерину, от природы огромную, способность сочувствовать.
- В чем проявлялось? – Коновалова ожесточенно вытерла ладонями слезы. – Да в том, что психбольной был по жизни! С детства еще, с детсада уже в диспансере его лечили, не долечили! А как Борис Семеныч себе личного психолога завел, так Сашку по врачам водить перестали, не позориться чтоб. А психолог этот – такой же, как я – балерина! В школе глухонемых преподавал на полставки, а с Борисом как сошелся, курсы закончил какие-то – вот и вся психология… Так ведь каждый может, да? – уже спокойно спросила Леру Коновалова.
- Нет, - ответила Лера. – Не каждый. Я не могу.
С улицы Лера позвонила Сотченскому.
- Как у тебя дела? – спросила она.
- Удачно съездил. Взял у Спешлова копию фильма, а заодно полюбовался на самого создателя данного шедевра.
- Игорь, давай диск завтра вместе посмотрим, идёт? И, ты только не ругайся – я только что вышла от Коноваловой.
Сотченский присвистнул.
- Валерия Геннадиевна, я в шоке! Растёте на глазах! Узнали что-нибудь интересное?
- Так, урывками. Коновалова обожала погибшую Татьяну, не особо жаловала девочку Аню и совсем не переваривала Феоктистовых, хотя работала у них еще при СССР. Шифарев, по ее мнению, был крайне некомпетентен как психолог, правда, вряд ли она знает разницу между психологом, и, скажем, астрологом. Но в части отношения Александра к жене у Коноваловой претензий нет, хотя ее саму это, кажется, сильно удивляет. Любил, носил на руках, дарил цветы. Короче, убив эту несчастную, он сделал то, чего просто НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ сделать. Еще нюанс: Александр с детских лет – пациент психиатра.
- Теоретически его могло накрыть шизой без видимых причин, да так, чтобы жена представилась ему исчадием ада, а родная дочка – ее пособницей. Он убил их, защищаясь от собственных химер. В принципе, самоубийство в эту схему укладывается, предположим, в зеркало заднего обзора ему чудилась зарезанная жена, бегущая за автомобилем…
- Ой! – вырвалось у Леры. – Да, чуть не забыла: в тот день Александр вступал в права отцовского наследства. Старший Феоктистов зачем-то разделил завещание временным интервалом. Коновалова сказала, у Александра не всё гладко шло с бизнесом, он нуждался в деньгах. Ясно, что по поводу наследства он был на седьмом небе от счастья.
- А к полудню сошел с ума… - поддакнул Игорь. – Знаешь, Лер, на какую мысль это меня наводит?
- На какую?
- Александр получил в наследство совсем не то, что ему хотелось.
5[править]
Лера открыла глаза и мгновенно проснулась.
Это было так для нее необычно, что само по себе тревожило.
С того дня, когда она очнулась в машине «скорой помощи», каждое ее пробуждение напоминало выход из глубокого обморока, оборвавшего кошмар наяву. Сегодня всё было не так. Будто тумблер перещелкнули: сон – щелк! – явь.
Подняв левую руку, Лера развернула часы циферблатом к себе и невольно вскрикнула. Половина одиннадцатого! Игорь вчера разрешил ей отоспаться чуть подольше, пообещав разбудить ее, когда сам приедет в офис. Но она не могла проспать мобильный!
Мобильный. Лера схватилась было за трубку, но почти отбросила ее в сторону. Если Игорь ночью смотрел «Гленну и песни фонтанов» в одиночестве, телефон его выключен. Как у Шифарева, которому не могли дозвониться из отделения милиции. «Абонент временно недоступен».
Лера заметалась по комнате, одеваясь. Боже, Игорь ведь мудрый, он НЕ МОГ по-дурацки попасться на крючок. Ему ли не знать, какие виражи способна закладывать привычная, надежная и устойчивая реальность?! Ну ЗАЧЕМ ему понадобилось крутить это гребаный диск?!
Зажав под мышкой не застегнутую сумочку, Лера выбежала на улицу и отчаянно замахала рукой, ловя машину. Как на зло, водители словно не замечали ее – а обычно хватит полушага к тротуару, чтобы перед тобой выстроилась вереница автомобилей, и в каждом – по озабоченному кавказцу. Она так распаниковалась, что едва не угодила под колеса затормозившей «девятки». Дрожащими руками разыскав на дне сумочки ежедневник, продиктовала адрес и нырнула на заднее сидение, пытаясь успокоиться.
«Ну только не это, черт, ну пожалуйста», молилась она про себя всем сверхъестественным силам, какие могла вспомнить.
И снова подъезд. Снова чужая квартира. Но вчера, когда она приехала к Коноваловой, всё было куда проще. Коновалова для нее – никто. Так… источник информации.
В подъезде тихо-тихо, как будто он задумал какую-то пакость. От подъездов только и жди пакостей.
На третий звонок дверь открылась. В прихожей стоял Игорь – слегка помятый, с покрасневшими от бессонной ночи веками, но не пораженный видеопроклятием. По крайней мере – живой.
- Лер, ты чего прибежала? – спросил он, прислоняясь к стене. – Проходи. Кофе будешь?
- Ты… ты смотрел этот диск?! – выпалила Лера.
- А-а-а… Ты думала, я уже коченею в обнимку с телевизором? Да нет… Слушай, да проходи же, через порог объясняться – примета плохая.
- Так смотрел или нет? – упрямо повторила Лера, не двигаясь с места.
- Смотрел, - зевнул Игорь. – С девяти вечера я прогнал эту галиматью раз, не совру, шесть. По-моему, проклятий там нет, но ЧТО-ТО есть точно. Что, я пока не врубаюсь. Если есть настроение, давай вместе посмотрим.
Лера громко выдохнула и вошла в квартиру. Сотченский прихлопнул за ней дверь.
- Всю ночь не спал? – с укором спросила Лера.
Игорь мотнул головой.
- Меня бесит, что я не могу зафиксировать, где подвох. Он есть, он точно есть, но ГДЕ именно?!
- Хорошо, давай смотреть.
- Я сварю кофе, а ты пока сходи умойся. В ванной на полке есть чистое полотенце.
«Сходи умойся».
«Боже, я выгляжу как дура», ужаснулась Лера, стоя перед зеркалом.
Прошли вступительные титры, фильм начался. Атмосферой он напомнил Лере те экранизации сказок, которые она видела в детстве. Единственным достоинством был саундтрек, а всё остальное… Однотипные декорации, вычурные костюмы и слабо прописанные диалоги – она могла бы сделать это получше. Но Лера не претендовала на увлекательное зрелище: жалящая тревога отпустила ее, сменившись почти блаженством. Как немного ей нужно было для счастья: просто сидеть на плюшевом диване рядом с Игорем. С человеком, который, не приложив ни малейших усилий, заставил ее нарушить данную самой себе клятву – не доверять больше ни одному мужчине. В жизни Леры он стал первым, кто увидел в ней не игрушку для сексуальных развлечений и не подопытного кролика. Сотченский ценил ее как коллегу, как хорошую журналистку… он просто уважал в ней человека. Частенько они задерживались в офисе до позднего вечера, но никаких попыток склонить ее к физической близости с его стороны не было. Он лишь один раз, по незнанию, случайно до нее дотронулся… и в дальнейшем держался так, чтобы ее не беспокоить. Но теперь патологическая боязнь тактильных контактов ушла на задний план. Хотя Лера больше не могла позволить себе платья с коротким рукавом, а к перемене погоды обезболивающие уходили пачками, у нее осталось еще много нерастраченной нежности и любви. И ей так хотелось поделиться ими с человеком, показавшим, что достоин какого угодно доверия…
- Кароль – не злой, он просто глупый! Он хочет, чтобы всё самое прекрасное принадлежало ему, но ведь ТАК НЕ…
Мысли вылетели у нее из головы. Вжавшись в спинку дивана, Лера пролепетала: «Ну ничего себе!».
- Ага, познакомься: главная героиня, - сказал Сотченский. – Тебе тоже нравится?
- Краше в гроб кладут… Теперь ясно, почему спонсоры забраковали фильм. Как… как она прошла кастинг?
- На сей счет есть догадки. Старый добрый блат. Режиссером был Владилен Святозаров, а эта шоу-гёрл – Ида Святозарова, то бишь – либо жена режиссера, либо его близкая родственница. Загадка в другом – ЗАЧЕМ он это сделал?! Ведь он убил весь фильм на корню!
Лера схватила пульт и поставила паузу. На экране застыло в крупном плане лицо «Гленны» - худое, продолговатое, с гипсовой улыбкой покойницы и ненатурально блестящими, как налакированными, глазами. Разговаривать под взглядом этих остановившихся глаз Лера не могла, и ей пришлось выключить экран.
- Уффф… В следующий раз предупреждай меня, Игорь, заранее. Как пыльным мешком по голове…
- Спонсоры, наверно, тоже экстаза не словили.
- Почему-то я не думаю, что это ее так кошмарно загримировали… - у Леры срывался голос.
- Да нет, гример у них отстойный, обрати внимание, остальные герои таскают на рожах килограммы штукатурки. А у этой красота природная…
- Ну уж Наталье Феоктистовой нечего было удивляться, что внучка после этого ужастика сделалась «какая-то странная», - возмутилась Лера. - Как вообще она могла показывать ребенку такую жуть?
- Скорее, сама не видела фильма. А это значит – получила диск от кого-то, в чьих благих намерениях ни секунды не сомневалась. Лера, извини, но давай досмотрим всё до конца.
- Давай, - покорно согласилась Лера.
Действие потекло дальше. Добрая волшебница Гленна выставила детям условия: она заставит колдуна Кароля вернуть фонтанам похищенные голоса, но в награду ей хочется получить новое платье, ценой всего-то в тридцать золотых. Сын градоначальника Ярек обращается с просьбой о помощи к своему отцу, тот сердито ворчит, что не желает тратить деньги «на глупости», на что госпожа мэр замечает: «Если отказывать нашим детям в такой малости – разве могут они быть счастливыми?».
«Интересно, какое «разумное, доброе, вечное» папики-спонсоры собирались внести в малолетние массы этой сказочной сказкой? – недоумевал про себя Игорь. – Что в жизни всё устроено по системе «Дашь на дашь»?».
Снова появилась Гленна. Она уже вступила в переговоры с воришкой Каролем.
- Ты не можешь владеть тем, что принадлежит не тебе, - лился из динамика приятный женский голос – озвучку, видимо, выполняла другая актриса. – Нельзя отбирать у людей то, что приносит им радость. Посмотри, кого ты обокрал, Кароль! Это же дети, и для НИХ фонтаны пели свои песни, а ты отобрал у детей самое дорогое. Но тебе не будет от этого хорошо!
- Стоп, - сказал Сотченский, снова включая паузу. – Вот оно. Если предположить – просто предположить – что Ида в какой-то момент вместо сценарной реплики произносит некое заклинание – то именно вот в этом месте. Посмотри на выражение ее лица, за километр видно – озвучиваю одно, говорю другое. И вот этот тычок указательным пальцем весьма характерен для аффектации. Я сам при первом просмотре чуть в осадок не выпал.
Лера с отвращением всмотрелась в Гленну-Святозарову.
- Точно, вполне может быть. Она вообще-то нигде не милашка, но здесь переплюнула саму себя. Только, Игорь, заклинание… ну, как-то несерьезно, что ли…
- Мы всего-навсего учитываем гипотетическую возможность. Представь, что на камеру Ида говорит нечто вроде: «Тебе и твоим близким – смерть страшная и неизбежная» или «Умри сейчас, а те, кто тебе дорог, мертвы УЖЕ». И заговор этот подействует только на того, кому он предназначен, потому как остальные не подозревают, что озвучка не коррелирует с движением губ. То есть, каким-то образом Ида заранее знала, что Аня Феоктистова будет смотреть запись фильма. По-любому нестыковка: а Шифарев-то за что пострадал?
Лера вздрогнула. Для нее это не было нестыковкой. Вчерашнее «интервью» с домработницей Феоктистовых сегодня расставило паззлы по местам.
- Игорь, - со страхом в голосе сказала Лера. – Игорь, Шифарев работал с глухонемыми. ОН УМЕЛ ЧИТАТЬ ПО ГУБАМ!
6[править]
Сотченскому приходилось водить машину и более экстремльно, но такого количества правил за одну поездку в офис он не нарушал еще никогда.
Его немилосердно клонило в сон, но он мог не беспокоиться о том, что заснёт за рулем: рядом сидел «живой будильник» - всполошенный, повторяющий один и тот же вопрос с незначительной перестановкой слов:
- Это проклятие или нет? Игорь?! Не надо скрывать от меня! Ты ведь с самого начала считал, что это проклятие!
- Я допускал, - сонным голосом клонировал Сотченский один и тот же ответ. – Я и сейчас не даю ста процентов. Есть возможность, что девочка Феоктистова, сидя перед телевизором, не могла не получить проклятие, если оно адресовалось именно ей. Есть возможность, что психолог Шифарев мог прочитать текст проклятия по губам Иды. Есть некоторая общность в том, что происходило с ними дальше…
- Если совпадений больше двух, то это уже не совпадения! – выкрикнула Лера. – Так мой муж говорил, а он-то в этом разбирался!
- Это не твой муж говорил, а кто-то из разведки, - поправил Сотченский. – Лера, если ты будешь дальше меня дергать, я во что-нибудь врежусь. А нам обязательно нужно добраться до конторы. Я должен побриться.
Хотя Лера, вняв предупреждению, весь остаток пути удерживалась от того, чтобы хватать Игоря за рукав, спокойнее ей не стало. Пока при помощи дежурной бритвы он пытался придать себе вид если не цивильный, то хотя бы приемлемый для выхода в Интернет, Лера стояла у него за спиной и не умолкала ни на секунду.
- Игорь, если это НАСТОЯЩЕЕ проклятие, то мы же с тобой влезли в это дело! Мы знаем, что проклятие было, и это может ударить по нам!
- Лерочка, возьми себя в руки, - простонал Сотченский, порезавшись. – Да, во всем этом присутствуют элементы мистики, но не надо делать из них догму…
- Да я просто боюсь! – взвизгнула Лера. – А ты совсем меня не слушаешь! Потому что, если кто-то может кого-то проклясть, вот так, под видеозапись, то нам изначально надо было держаться от этого подальше!!!
Игорь отвернулся от раковины и встряхнул головой: от визга у него зазвенело в ушах, но, раньше, чем слух восстановился полностью, Лера ясно и недвусмысленно дала ему понять, что отныне ее истерика – его забота. Она повисла у него на шее и разревелась.
- Игорь, миленький, ну пожалуйста… Ты же все можешь! Сделай так, чтобы нам за это ничего не было… Обещай мне, что всё с нами будет в порядке.
- Чтобы всё было, и за это ничего не было… Ладно, обещаю. И, Лерочка… Мне казалось, ты не любишь, когда тебя трогают…
- Тебе – можно, - разрешила Лера, глотая слезы. – Но только тебе. И только если с нами всё будет в порядке.
- Я же пообещал полный порядок. Только не кричи больше… Лера! Лера, что ты делаешь, мы же на работе…
Через полчаса Лера, сидя за компьютерным столом, умиротворенно подкрашивала губы, искоса поглядывая на Игоря, размешивающего ложечкой сахар в кофе.
- И всё равно я до сих пор боюсь, - сказала Лера капризным тоном женщины, только что переложившей часть ответственности за себя на более широкие плечи. – Хотя, что не делается – всё к лучшему, - философски добавила она. – Если бы не эта моя минута откровенности от страха, мы бы еще долго оставались «хорошими коллегами».
- Да страхи-то твои беспочвенны. Истории как не было, так и нет. Я выдвигаю гипотезу, что актриса Ида Святозарова в одном из эпизодов подменила сценарную реплику на адресное обращение. Предположительно, воспринять смысловой заряд проклятия может или: А) тот, кому оно персонально предназначено; или: Б) человек, владеющий формой общения «reading lips» и дифференцировавший слова актрисы от саундтрека. Шифарев, в силу профессиональной специализации, читал по губам. Драма в семье Феоктистовых сама по себе ни о чем не говорит, но Шифарева можно рассматривать в качестве контрольного, прости мой цинизм, экземпляра. И то при условии, что Святозарова по-настоящему могла кого-то проклясть, а не кривлялась перед камерой. Но именно это остается не доказанным, зато ты, такая вся скептически настроенная, уже сменила точку зрения.
- Ну прости меня. Я не скептически настроенная, я впечатлительная. А целоваться ты конкретно не умеешь, - Лера вдруг прыснула со смеху.
- Я и бриться-то не очень… - посетовал Игорь, прижигая одеколоном порез на подбородке. – Но вот теперь у меня появляются некоторые вопросы. Первый: ЧТО получил в наследство от папаши Александр Феоктистов? Второй: Владилен Святозаров не мог не понимать, что Ида больше злая ведьма, чем добрая волшебница, но, раз уж он утвердил ее на эту роль, почему не попытался хоть как-то сгладить ее внешние данные? Для этого человечество и придумало гримеров…
Лере пришлось поднапрячься, чтобы вернуться обратно в статус «хорошей коллеги», которой положено принимать некоторое участие в журналистском расследовании.
- На твой первый вопрос может ответить только нотариус Феоктистовых, - сказала она, подумав. – Но к нему нам не подступиться, и мы даже не знаем его по имени. А вот насчет второго у меня есть соображения. Ты ведь рассказывал, что Владилен мнит себя непризнанным гением? Ну, так он, наверное, уперся тогда рогом: типа, вот такой я вижу волшебницу, и пошли бы вы все на фиг, потому что я – гений…
Игорь поморщился.
- Лер, я тебе не всё дорассказал, потому что у тебя аккумулятор в мобиле сдох. Святозаров УБЕДИЛ всех в «Вармосе», что он мнит себя гением.
- А какой в этом смысл?
- Смысл-то как раз глубокий. Некоторым проще не списывать допущенные косяки на собственную тупость, а подавать их в виде плодов своей гениальности, которую окружающие не желают признать. Святозаров – хреновый актер, его наезды на меня смотрелись так наигранно, что я догадался: легендой о непризнанном гении он скрывает настоящую правду о тех съемках…
Зазвонил местный телефон.
- Редакция, - сказала Лера, сняв трубку.
- Валерия, это с охраны беспокоят. Тут к вашему шефу пришла какая-то… сейчас, минутку… Агнешка Цуканова. Пропустить?
- Пропускайте. Игорь! – Лера округлила глаза. - А кто у нас Агнешка Цуканова?
- О, черт, совсем мозги пропил! Мой бывший тесть нынче на постельном режиме, и Алиса попросила найти ему приличную сиделку. Это она и есть. Назначил ей на сегодня, а ведь ехать сюда уже не собирался, вот склеротик. Я с ней сейчас переговорю, и, если всё нормально, отвезу к тестю.
- Ладно. Я пока в магазин прогуляюсь. Пожелания будут?
- Да. Не разговаривай по дороге с незнакомцами. – Игорь послал Лере воздушный поцелуй, давая понять, что это была шутка.
На самом деле Лере вовсе не хотелось идти в магазин и вообще выходить на улицу. Но у нее разбегались мысли, и она никак не могла разобраться в себе. Не помогло даже подновление мэйкапа – испытанный способ, не подводивший даже тогда, когда косметику попросту выбивали у нее из рук.
«Выбивали… Игорь никогда не будет так делать. Он такой терпеливый… Он вообще не способен поднять руку на женщину», подумала Лера и тем самым захлопнула изнутри дверцу ловушки. Теперь ее судьба зависела всецело от того, кто расставил силки.
Около лифта она столкнулась с девушкой – крашеные черные волосы, черная футболка с логотипом «Bad Religion», черные кеды и рюкзак, на котором болтался плюшевый панда. Имидж отлично дополнил бы черный лак на ногтях, но ногтей девушка не красила. В здании делового центра такие посетители появлялись не часто. Девушка спросила Леру, как пройти в офис редакции, и Лера сообразила – ну надо же, а ведь это сиделка.
- По коридору до конца, крайняя налево дверь, - объяснила Лера.
- Спасибо, - поблагодарила девушка.
Ей было не больше двадцати трех лет, но слишком серьезное лицо делало ее как-то старше.
7[править]
…Агнешка спрятала ксерокопии документов в рюкзак и выжидающе взглянула на Сотченского. Тот почувствовал себя не в своей тарелке: когда он точно так же изучал «верительные грамоты» Леры Кондрашовой, он принимал решение – нужна ему такая редакционная помощница или нет. Агнешка же, кажется, решала – нужен ли ей такой работодатель.
- Аплодирую вашей успеваемости, - сказал Игорь. – И отзывы о вас прекрасные. Судя по ведомости, вы были круглой отличницей. Почему не стали доучиваться?
- Меня выгнали из института. – Ее невозмутимости тоже можно было поаплодировать.
- Ну а… причина какая?
- Пребывание на территории общежития в нетрезвом виде и хулиганство. Больше я не пью.
- А увлекались?
- Не особо. Меня направили в клинику, стажироваться. В реанимацию. Однажды я вернулась в общагу совсем вымотанная… в отделении какие-то странные вещи творились… а соседка по комнате день рождения отмечала, гостей назвала человек двадцать. Я не очень помню, в какой момент отключилась, но включили меня уже в милиции. Хорошо еще в вытрезвитель не забрали, там холодно. Оказалось, я кучу стекол побила на этаже и вообще шумела и мешала всем спать. По-моему, кто-то из однокурсников таким образом освободил койко-место… или декан воспользовался случаем, чтобы от меня отделаться, или даже сам подстроил это. Я с ним была в контрах. Единственное, что помню – кто-то постоянно подливал мне в стакан водку, а когда я пыталась закусить или хотя бы добавить сока, с моей стороны стола начиналась такая возня, что всё просто летело на пол.
- Ясно. Ну, а сиделкой давно вы работаете?
- Патронажной медсестрой. Три года.
- Тяжелые пациенты?
- В основном, безнадежные. Онкологические.
- Не везет вам. Мало, наверное, радости – смотреть, как человек гаснет…
- Везет, не везет, что за разница. Я умею сделать так, чтобы уходить было не страшно, - произнесла Агнешка куда-то в пространство.
- Как?
- А вот это мой секрет. Надеюсь, мне никогда не придется вам его раскрывать, - она кривовато усмехнулась. И, видимо, чтобы не показаться грубой, добавила ничего не объясняющее объяснение: - Раньше, до того, как меня отчислили, я почему-то думала, что могу вылечить любого. Что это - предназначение. А потом мой парень умер у меня на руках с двумя пулями в животе. Это мы так накопили денег на ночной клуб… И я поняла, что предназначение у меня совсем другое.
Помолчав, Игорь сказал:
- Новый пациент легким тоже не будет. Мой бывший тесть с молодости жил «по понятиям», и поначалу вам может показаться, что он просто закоренелый бандит и вообще сволочь. Если не ошибаюсь, он за что-то недолюбливает неформалов. У вас есть хотя бы светлая футболка?
- Я работаю в медицинском халате. И могу найти общий язык с кем угодно.
- Замечательно. Вам также придется иметь дело с его дочерью – она будет оплачивать ваши услуги. С ней еще тяжелее. Когда она с вами заговорит, вашим первым желанием будет ее задушить. Очень вас прошу на этот порыв не поддаваться, ее единственный способ вести диалог – громко, с претензией и не обращая внимания на собеседника. Это не от плохого воспитания, просто Алиса с психикой не дружит. Хотя и воспитание, признаться, так себе…
- Ничто не ново под солнцем, - заметила Агнешка. – Со всем этим я уже сталкивалась. Вы за меня не волнуйтесь, я справлюсь.
- Ну, тогда я с ними созвонюсь, и вас туда подкину на машине. Вы, конечно, справитесь, но для подстраховки я вас представлю лично. Мне так будет спокойнее.
- Ладно. Только я на улице подожду. Прямо у входа.
- Можете здесь покурить, - предложил Игорь.
- Спасибо. Я не курю.
Обмахиваясь свежим номером «Company», специально приобретенным в качестве веера, Лера медленно шла по улице, наслаждаясь льющимися с неба солнечными лучами. Если бы она могла поваляться на пляже! Но нет. Пляжи там, где и короткие рукава – в далекой беззаботной юности.
Ей было не по себе. И не из-за одного только видеопроклятия, которое еще есть или нет, бабка надвое сказала.
Не слишком ли она поторопилась?
Конечно, в Игоре ошибиться невозможно. Он именно такой, каким она его видит каждый день. Его стойкое равнодушие к любым перспективам близких отношений даже заводило ее: слишком долго она была объектом интенсивного внимания, и это едва не кончилось для нее могилой. Эротической побуждающей для нее стало нечто полярное – отсутствие интереса. По крайней мере, явного.
Скорее, это Игорь ошибается в ней. Не такая уж она и талантливая. Многие девчонки с ее курса уже ведут телепередачи, а некоторые и вовсе владеют пакетами акций телеканалов. У нее же хватило таланта только выйти замуж, да еще как удачно – в кавычках размером с Останкинскую башню.
Но, главное, она могла ошибиться в себе самой. Стоя в очереди в аптеке (раз уж выбралась на прогулку, почему бы не зайти за дозой?), Лера вслушивалась в свой внутренний голос, но ничего обнадеживающего не услышала. Не готова она впустить Игоря в свое прошлое, а без прошлого – какое настоящее? О будущем и говорить нечего.
«Я никогда не буду готова».
То есть – никакие близкие отношения ей не светят. Ни в настоящем, ни в будущем, ни в past future perfect indefinite continuous. Вообще никак. Гораздо умнее купить не нурофен, а три-четыре пачки снотворного, и хотя бы в последнем сне увидеть себя счастливой.
«Ну, приехали, Лерочка! – спохватилась она, когда уже поднималась в лифте. – А ключи-то от квартиры где?!».
Утром она выскочила, прихлопнув дверь – это точно, сама чуть не оглохла. Но брала она с собой ключи или нет?
Расстегнув сумочку, Лера сунула в нее руку и наткнулась на пакет из аптеки. Черт, как неудобно, надо когда-нибудь собраться и выкинуть весь хлам. Пачка прокладок через неделю после месячных – куда ни шло, но на что ей эти шесть носовых платков, пустая коробка из-под колготок, просроченный увлажняющий крем, из-за которого еле влезает новый?...
Ключи, ключи, ключи. Если их нет, проблемка получается чудненькая. Сотченский может пригласить ее к себе переночевать. Да, но с таким же успехом он может поехать к ней домой и вызвать МЧС, чтобы вскрыли дверь. И что-то ей не хочется проверять, какой вариант он выберет.
Удобнее всего вытряхнуть сумочку в офисе на стол и перебрать ее содержимое.
Дойдя до середины холла, Лера не вынесла неизвестности, и, поддерживая сумочку коленкой, принялась отчаянно в ней копаться. Занятая поисками, она не заметила, как шедшая от офиса редакции девушка-панкушка остановилась рядом с ней.
- Вам не нужно столько обезболивающих, - вдруг услышала Лера.
- Что, простите? – вскинулась она.
- Вам столько обезболивающих не нужно.
Лера недоуменно взглянула на аптечный желтый пакет. Он был абсолютно непрозрачным.
- А… о чем вы?
- Вам больно потому, что вам кажется, что из вас сделали урода, - сказала девушка, бесстрастно глядя Лере в глаза. – Но это не так. Над вами надругались, а не изуродовали. Пройдите это мимо и живите нормально.
- Вы что – знаете меня? – прошептала Лера.
- Я знаю, что если вы не прекратите глушить анальгетики, то скоро посадите сердце, - ответила девушка и пошла дальше к лифту. На ее рюкзаке покачивался плюшевый панда.
Сумочка выскользнула на пол, рассыпав по паласу пробники, губные помады, лак, леденцы и прочую мелочевку, без которой нельзя выйти из дома. Лера наклонилась и подобрала сумочку. Заглянула в нее.
Единственным, что оттуда не выпало, был брелок-кулон с ключами.
8[править]
«Mail to: [email protected]
From: [email protected]
Subject: Списочный состав
Игорь Алексеевич! К сожалению, документация по съемкам «Гленны» изъята из архива, но в сейфе завалялись копии списков актеров на 2001 и 2002 год. Высылаю их Вам в jpg, хотя вряд ли пригодится. Зато я разыскал человека, писавшего сценарий по книге Бегонски и участвовавшего в съемках от начала до конца. Сейчас он работает в другой киностудии, но готов встретиться и переговорить с Вами. Его зовут Арчил, номер телефона 903 880 11 97.
С уважением, Спешлов Денис».
- Перерыв между съемками получается больше полугода, - сличив даты на списках, констатировал Игорь.
- Ага, - рассеянно ответила Лера.
Чтобы не думать слишком много о феномене телепатии, она отвлекала себя «приведением в порядок» сумочки. Пока что ей удалось только устроить на столе живописную экспозицию «Прости меня, сумочка». По офису плавали запахи духов, причем разных.
- И актриса на роль Гленны изначально другая была. Наверняка гораздо лучше.
- Не наверняка, а с гарантией двести процентов, - Лера откинула упавшую на глаза челку и помахала на себя журналом. – Хуже быть не могло. И еще могу спорить на шампанское с пирожным, что она ему не жена, а сестра.
- Обоснуй.
- Жен выбирают, а сестер – нет.
- Ну, в принципе, логично. Надеюсь, ты собираешься всё это выкинуть?
- Я тоже надеюсь… - Лера крутила в руках коробку из-под колготок. Почему-то жалко было бросать ее в мусорное ведро.
Игорь занес номер сценариста Арчила в свой мобильный и сунул трубку в карман.
- Ну, я поехал. Сперва к тестю, а потом, если всё сложится – пересекусь с этим Арчилом… Лер, будь хорошей девочкой и посиди хотя бы до шести. Вдруг мне что понадобится.
- Конечно.
- В огромной пробке на Садово-Кудринской улице можно простоять не менее полутора часов, - жизнерадостно расписывал дорожную обстановку радиоведущий. Игорь приглушил радио.
- А то я не вижу, какая тут пробка, - проворчал он.
Агнешка сидела справа, генерируя флюиды отрешенности. Километровые пробки и веселые не по делу радиоведущие ее не трогали. В мыслях она уже была со своим новым пациентом.
- Агнешка, можно вас кое о чем спросить? – Игорь переключил рециркулятор воздуха в позицию «Внутри салона». Так и задохнуться недолго.
- Да.
- А какие именно странные вещи происходили в реанимации? Просто я журналист и…
- Я видела макет вашего журнала в конторе. А в реанимации… ну, там много странных вещей. Реанимация сама по себе – странное место. Там смерть хватают за загривок и оттаскивают от человека, а она зубы скалит: успела куснуть – на вскрытие, не успела – в интенсивку.
Игорь улыбнулся: метафора была неплоха. Но Агнешка говорила не метафорами – она персонифицировала смерть в коварного хищного зверя, в не изученное наукой, не сфотографированное существо. Игорь не сразу это понял. А потом его осенило: у Агнешки отобрали диплом, но никто уже не смог бы отобрать у нее инстинкт защитницы – хватать за загривок и оттаскивать смерть.
- А вообще, - продолжала Агнешка, - ну, к примеру, взять тот день, когда меня занесло на дружескую вечеринку. – Слова «дружеская вечеринка» прозвучали без капли сарказма. Агнешкина вербалика отличалась отсутствием эмоционального насыщения. – Наша бригада вытаскивала женщину. Молодую. Сердце пошло с последней попытки, уже думали – чехол…
- Чехол?
- Летальный исход. Она открыла глаза и стала выкрикивать цифры. Сначала просто бессмысленный набор цифр. Это было так необычно, даже для реанимации… Мне полезла в голову всякая чепуха, типа: мироздание – это компьютер, а мы – цифровые выражения… или как-то так. Две-три минуты у нее ушло на то, чтобы перебирать, как мне показалось, произвольные цифровые комбинации, но затем, прежде чем потерять сознание, она несколько раз повторила четкую последовательность, и я ее запомнила. Но Юрка… мой парень… сказал, что это больше похоже на номер мобильного телефона.
- Вы не выяснили, чей именно это был номер?
- Почему же, выяснила. Номер сотового нашего завотделением.
- Они, наверное, знакомы?
Некоторое время Агнешка поигрывала своим плюшевым пандой, и, когда Сотченский решил уже, что занесен в игнор, сказала:
- Они точно были знакомы. Но это было не то знакомство, которое радует. ЧТО-ТО за ним стояло… После смены я видела, как один из врачей отозвал завотделением в сторону и, видимо, рассказывал ему об этом цифробреде. Зава перекосило так, словно из морга убежал покойник. Да, вот именно так – покойник убежал…
Лере не сиделось на месте. Она то расхаживала по офису, то пыталась раскладывать пасьянс, то вновь вскакивала и начинала нарезать круги вокруг столов.
Если чужой человек подойдет к вам, посканирует секунду-другую взглядом, зачерпнет пригоршней то самое сокровенное, что вы хотели бы навечно скрыть от чужих глаз и небрежно выплеснет это себе под ноги – как долго вы сможете об этом не думать?
И это была не телепатия, а что-то похлеще. Девушка в футболке «Bad Religion» не просто прочла ее мысли – она заглянула ей в душу и поставила этой душе свою оценку. Садитесь, Лерочка, два с минусом.
Она не должна была так делать, потерянно повторяла себе Лера.
«Над вами надругались, а не изуродовали. Пройдите это мимо».
Всё равно, что сказать: пусть над тобой и надругались, но дешевке вроде тебя нечего устраивать из этого трагедию. Живи нормально. Правда, она успела уже простить тех, кто ЭТО с ней сделал. С такой точки зрения, ее, возможно, и следует назвать дешевкой. Но – простила, не более того. Ее инстинкт самосохранения слабее от этого не стал. Окажись в пределах видимости один из НИХ, она удрала бы так далеко, что потом искали бы с собаками. Уметь прощать – еще не значит быть мазохисткой. Как же ты не права, девушка в черной футболке.
Да кто она вообще такая? Сиделка, патронажная сестра. Боже упаси от таких патронажных сестер.
Чуть не плача от жестокой, и, главное, несправедливой обиды, Лера уселась к Сотченскому за стол. Сейчас Игорь везет эту телепатку в своей машине, к своей бывшей жене, зарабатывать деньги. Пусть зарабатывает, это же здорово… но плохо, что они сейчас рядом.
Как бы она и его не «распотрошила».
За Игорем тоже тащится какая-то тень из прошлого. Он говорил ей, что развод дался ему тяжело, но тут дело не в разводе. Камуфлируясь подчеркнутым джентльменством, английским юмором и запредельным цинизмом, Игорь иногда забывал о самоконтроле, и тогда в его глазах появлялась пустота. Это были глаза человека, который побывал в черной дыре.
Вытерев рукавом набежавшие слезы (вот и пригодились длинные свободные рукава в такую жару), Лера посмотрела на монитор. В спешке Игорь оставил оба списка развернутыми: не очень захватывающее чтиво, но ей надо было как-то разогнать солоноватый туман перед глазами, из-за которого всё вокруг расплывалось. Но, едва она прочла фамилию актрисы на роль Гленны в списке от 2001 года, как ее словно дернуло током. Лера вскочила с кресла и бросилась разыскивать свой мобильный, а призрак видеопроклятия вошел в офис и с усмешкой наблюдал за тем, как она мечется.
«Шеф» - «Вызвать» - «Включена переадресация входящих номеров».
- Абонент временно недоступен, попробуйте перезвонить позже.
Это – начало.
Пусть и отсроченное, ОНО достало Сотченского, и теперь – ее очередь.
У нее вдруг кольнуло слева в груди.
«…если вы не прекратите глушить анальгетики, то скоро посадите сердце».
Будь Лера в адекватном состоянии, она бы просто занесла свою находку в графу ничего не говорящих совпадений. Но слова припанкованной патронажной сестры показали ей, что у мира есть изнанка, а это значит – у него может быть и всё остальное.
Так или иначе, в 2001 году добрую волшебницу Гленну играла не Ида Святозарова. Если б не разногласия скандального режиссера со спонсорами, этот образ – наверняка с куда большим успехом – воплотила бы Татьяна Элаверас.
Таня Феоктистова, шесть лет спустя убитая собственным мужем.
9[править]
Когда за лобовым стеклом вспыхнули огни трехэтажного коттеджа Макаровых, Сотченский сбросил скорость, готовясь сворачивать на подъездную дорогу, и вдруг подумал: «Дом Ашеров, да и только».
Пока они ехали, наступили сумерки. Поездка получилась довольно скучной, не считая короткой беседы в самом ее начале. Телефон Игорь выключил еще в Москве, и не сказать, чтобы совсем уж без злого умысла. Знал наперед, что Лера, дорвавшаяся сегодня до нежностей, которых ей явно давно не хватало, станет названивать со всякими пустяками – так, чисто голос послушать. А это не к месту… Игорь вообще сомневался, что Лера – именно то, что ему нужно.
Вчера таких сомнений у него не было.
Возле дома горели парковые фонари. Их нервно дрожащий свет паутиной цеплялся за ветви ухоженного стараниями наемных работников палисадника, углубляя первое впечатление. «Дом Ашеров» пока еще не пал, но падение было уже близко. Его предвестья спрятались где-то в палисаднике, в тени. Потому что человек, от которого много лет зависела надежность этого дома, оказался полностью недееспособен. И это – не на время. Это необратимо.
Двигатель замолчал. В опущенную форточку донесся шепот ветра в кронах деревьев. Словно предостережение гостям: вы здесь лишние.
- Вот мы и добрались, - сказал Игорь.
- Здоров, Игорюх! Молодца, что приехал, - рукопожатие тестя осталось всё таким же крепким, только лицо налилось кафельной бледностью.
- Как самочувствие, Станислав Михалыч?
- Бывало и похуже, - ответил тесть и раскашлялся. – Мне полагалось сдохнуть, еще когда в Чертаново меня подстрелили… По стакану врежем, или ты за рулем?
- За рулем, естественно. И я на секунду буквально. Привез вам патронажную сестру.
- Кого привез?!
- Сиделку, Михалыч, сиделку.
- Да ты сам бы посидел, - тесть ухмыльнулся. – Небось носишься целыми днями?
- Ну, сейчас уже не так быстро. Михалыч, вот честное слово – на следующей неделе в гости приеду, тогда и выпьем. Если Алиса меня пустит…
- А ей-то чего… Заявление со своим новым подала в ЗАГС, и он укатился. По мне – так и скатертью дорога. – Он ухватил Игоря за рукав и добавил, глуша голос: - Не нравится мне что-то, какая Алиска спокойная. Как слон прямо. Что-то у нее не так пошло, я ж чувствую, но молчит. А она никогда не молчала.
- Да что это за принц такой на белом коне?! – не выдержал Игорь.
- Не, Игорек… Я Алиске слово давал – имен-фамилий не называть. Одно скажу: романец бурный был… но короткий, до ЗАГСа. А теперь… съехать он надумал, что ли… Ни хрена уже я не понимаю. Игорюх… Если не обломится Алиске, ты как? Возьмешь ее обратно?
Сотченский прочистил горло, делая вид, что вовсе не поперхнулся от последней фразы.
- Ну-у… для начала хотелось бы от нее самой услышать… соответствующие предложения. А вообще, Михалыч, ну чего мы наперед загадываем – как будет, так и будет.
- Тьфу ты! – воскликнул тесть, но не с раздражением, а с какой-то стариковской обидой. – Вот вечно ты, Игорь, говоришь одно, а думаешь другое. Ладно. Давай сюда сиделку твою. Дожил, называется. Раньше бабы фигуристые нравились, а теперь – которые уколы делать умеют.
В соседней комнате Агнешка готовилась к работе. Она извлекла из рюкзака халат и, надев его, застегнула на все пуговицы, мгновенно превратившись из неформалки в собранную и уверенную в своей высокой квалификации медсестру. Халат оказался белоснежным и без единой складочки, словно не пролежал несколько часов сложенным.
Скрестив на груди руки, за Агнешкой назойливо и с откровенным недоверием наблюдала Алиса. Намолчавшись, она перешла непосредственно к собеседованию.
- Девушка, вы действительно обучались на медика? – чеканя каждое слово, осведомилась Алиса.
- Да.
- И опыт работы у вас имеется?
- Конечно.
- Большой опыт?
- Достаточный.
- А вы уже где-то работали сиделкой?
- Алиса, отстань, - вмешался Сотченский, выходя от тестя. – Агнешка, вас уже заждались, если вы готовы…
- Спасибо, - ответила Агнешка, и, прихватив рюкзак, отправилась к пациенту. Бывшие супруги остались вдвоем.
- Она – лучшее, что можно было найти, - нарушил Игорь неловкую паузу. – Когда она прислала резюме, я навел о ней справки. Куча народу в Москве хотела бы ее заполучить, но она выбрала вас.
- А почему – нас? Это подозрительно, тебе не кажется?
- Нет, черт возьми, не кажется! Она не простая сиделка, она…
- А, по-моему, нам требовалась именно простая сиделка, - уперлась Алиса. Она даже расставила пошире ноги и опустила голову – эту «боевую стойку» она принимала всегда, если разговор длился больше десяти секунд. – Простая и без заморочек. Чтобы заботилась о папе!
- Она и будет заботиться о папе.
В приоткрытую дверь донеслось ворчание тестя:
- Что еще за имя такое – Агнешка? Ты чего, не русская, что ли?
Игорь с Алисой обменялись выразительными взглядами. Это были взгляды двоих еще недавно близких людей, согласных между собой хотя бы в том, что третий ведет себя безобразно.
- Пойду приструню его, - буркнула Алиса. Игорь придержал ее за руку.
- Подожди.
Оба прислушались.
- Я русская. Это мама мне имя придумала, а папа называл Анечкой. – Спокойный, словно гладь горного озера, ответ четко поставил пациента на место: вам позволено всё, но только потому, что теперь вы от меня полностью зависите. Даже Алиса одобрительно прицокнула языком. Тесть снова заворчал, но уже почти заискивающе:
- Агнесь, ну ты что, не обижайся! Я ж так просто… спросить!
- Я не обиделась, я собираюсь измерить ваше давление. Но перед этим у вас есть две минуты, чтобы достать бутылку с водкой оттуда, где вы ее прячете, и отдать мне.
Возражений не последовало. Если тесть и возразил, то про себя.
- Спасибо. Давайте заодно и вторую.
- Ты еще сомневаешься, что папа – в надежных руках? – спросил Игорь.
- Согласна, - неохотно подтвердила Алиса. – Я от него так и не добилась, где он синьку заначил. Ты что, поехал уже?
- У меня дел еще выше крыши. Тем более ты у нас теперь замужняя женщина, к чему в доме посторонние мужчины на ночь глядя?
При этом полувопросе-полунамеке Алиса, обычно к намекам невосприимчивая, резко встрепенулась.
- Игорь, у меня ВСЁ НОРМАЛЬНО! Заминка потому, что я не могу родить. Я сказала ему об этом после того, как мы подали заявление, и он разозлился. Типа, его это не устраивает. Но он одумается и вернется к свадьбе!
Сотченский потрясенно кивнул на прощание бывшей жене и вынырнул на улицу. Годы совместной жизни приучили его к тому, что Алиса живет по принципу «Дайте мне мир, и я его переверну, как мне надо», но он и в страшном сне не видел, что всё настолько запущено. И, пожалуй, рановато она пустилась в свободное плавание.
Отъехав от «усадьбы» на пару километров, Сотченский остановил машину, чтобы достать из бардачка и включить телефон. Лера достаточно помучилась… почему-то ему этого хотелось. Глядя, как на дисплей одна за другой ссыпаются Лерины эсэмэски, Игорь думал о том, что есть в ней какая-то виктимность… в манерах ли, в характере… пробуждающая желание хоть как-нибудь, но сделать больно. Сотченский не состоял в рядах извращенцев, но Лера каким-то образом словно подталкивала его к этому. Он стал читать сообщения, крайне однотипные: «Игорь, позвони мне! Срочно», «Игорь, мне надо что-то тебе сказать!», «Ну где ты есть?! С тобой всё в порядке?» и «У тебя что, телефон разрядился?». Напоследок пришло уведомление от оператора: «Этот абонент звонил вам 82 раза». «Тянет на книгу рекордов», хмыкнул Игорь, однако встревожился. А что, если и впрямь случилось что-то серьезное? Он набрал телефон Леры, но узнал только, что «Абонент временно не обслуживается».
Ну да, естественно. Экзотическая милашка извела все деньги на счете, забрасывая его эсэмэсками, вместо того, чтобы объяснить толком, в чем дело. Домашнего телефона Леры Сотченский не знал и только сейчас задался вопросом – откуда Лера узнала его АДРЕС. Хотя, чего тут ломать голову – достала из пиджака паспорт и подглядела в него. Два дня назад как раз было; то-то паспорт лежал не в левом, а в правом кармане.
- Ну еж твою двадцать! – прорычал Игорь. Бывшая жена порой доводила его до отчаяния, но Лера, похоже, способна довести до исступления. Впрочем, вся семейка Макаровых сегодня послужила для него источником сплошного шока. Он еще раз пролистал входящие sms: ближе к вершине Лериных причитаний сиротливо пристроилось послание от человека по имени Арчил: «Сегодня могу встретиться с вами в арт-кафе на Чистопрудном». Времени уже половина одиннадцатого, но звонок поступил сорок минут назад, а сценаристы – люди, приравненные к богеме, и ведут ночную жизнь.
- Да, конечно, Дэн объяснил, что вам нужно, - Арчил разговаривал без акцента и очень мягко. – Подъезжайте, я жду. – Он назвал точный адрес, и Сотченский пообещал быть так скоро, как сможет. – Я в кожаной куртке и брюки тоже кожаные, узнаете легко.
- Только голубого мне и не хватало… - вздохнул Сотченский и погнал в сторону центра.
Громоздкий памятник архитектуры сталинских времен, первый этаж которого занимало арт-кафе «Креатив», был уже знаком Сотченскому. Он приезжал сюда, когда готовил материал о необычном случае полтергейста. Пользуясь телефоном, жильцы одной из квартир часто слышали сквозь гудки грозный голос: «Это второй резервный штаб, линия служебная, немедленно освободите линию!!!». На телефонном узле уверяли, что номер ни с кем не запараллелен, и даже после подачи в милицию заявления о хулиганстве (семидесятилетняя хозяйка квартиры слегла с сердечным приступом от испуга) зарегистрировать посторонних не удалось. Виктор через бывшего однокурсника в министерстве обороны выяснил, что «вторым резервным штабом» именовался штаб заградотряда Московского военного округа, призванного действовать на последнем рубеже обороны, если столица окажется в окружении немецких войск. Отряд формировался из отъявленных мясников, прошедших выучку в НКВД, и штаб его, вероятно, находился где-то в районе Чистых Прудов в подземном бункере, но, конечно, давно уже не существовал. Проведя несколько часов в «проблемной» квартире, Сотченский и сам получил зловещее предупреждение от «дежурного по второму резервному штабу», попытавшись позвонить Алисе. Он пустил статью в рубрику «Без комментариев», но долго не мог избавиться от чувства, что слышал голос либо из далекого прошлого, либо то говорил человек, не ведающий, что умер.
Арчил удобно разместился за одним из боковых столиков и порадовал Сотченского тем, что компанию ему составляла довольно отвязная шатенка – спасибо, не шатен. Когда Сотченский сел рядом, сценарист жестом фокусника отослал подругу за соседний стол.
С самого начала разговора Игорь убедился, что личность Владилена Святозарова оценил практически безошибочно.
- …О нет, нет, - негромко смеялся Арчил, покачивая головой. – Влад, конечно, редкостный моральный уродец, но манией величия никогда не страдал. Скажу вам больше – как режиссер и продюсер он был на высоте… не великий талант, но рабочая лошадка, а это хороший аналог таланта. Если бы он не валял дурака, всё могло получиться шоколадно.
- Да, но… - Игорь отхлебнул из высокого стакана ледяной кока-колы и тут же запил ее кофе: после двух суток без сна глаза слипались, и он с трудом концентрировался на теме. – Святозаров ведь и сценарий порывался править?
- Ну, это Дэн вас в заблуждение ввел. Владу не до сценария было – он как в колесе крутился по двадцать часов в сутки, да и предел своих возможностей хорошо знал. Кроме того, на нем лежала вся наша внешняя политика – он докладывался спонсорам, как продвигаются съемки, а удовольствие это было то еще.
- Тогда что же он натворил с фильмом?
- Да бог его знает… - уклончиво ответил Арчил. – Я, вроде бы, сказал, что Влад – рабочая лошадка? Когда выкладываешься на все сто, иногда надо и расслабляться. Но с умом, не влипая при этом в истории. А Влад повел себя как кобель без намордника и влип. Сорвался прямо со съемок с одной из девушек – которая Гленну играла, схватил такси и погнал с ней в гостиницу. Чуть ли не девственности ее лишил, а ей замуж выходить… В тот же вечер я впервые увидел наших заказчиков… точнее, одного из них, но он приехал с таким секьюрити, что можно было за двоих считать. Дождались Влада, сунули его в машину и куда-то увезли. Гленна… то есть, Танька Элаверас, актриска эта… больше вообще не появлялась.
- Элаверас была дочкой… спонсора? – спросил Игорь и хлюпнул кока-колой. – Извините.
- Точно знаю, что дочкой она не была, но в съемочную группу пришла по спонсорской протекции. И Влада прессовали не потому, что он трахался, а потому, что трахался именно с НЕЙ. Мы уж думали – всё медным тазом накрылось, и Влад, и съемки. Кто-то созвонился с его сеструхой, Идой, она прилетела в Москву откуда-то с северов. Расспросила ребят, что к чему… представления не имею, как она умудрилась выцепить Влада на свободу, но через неделю его привезли обратно к студии, на той же машине. Фэйс ему проапгрейдили основательно, смотреть не хотелось… Он сказал, что съемки будут продолжены, как только найдут новую Гленну, но затянулось всё почти на полгода. Летом Влад действительно взялся за сценарий и кое-что изменил там, но по мелочи… в основном сцены, в которых волшебница должна активно двигаться. Я не очень понимал, к чему это, но потом он привел Иду и прямо с порога заявил: вот Гленна, прошу любить и жаловать. Мы все тогда и попадали. Я сразу же разослал свое резюме, куда только мог, но большинству светила биржа труда, и фильм пересняли с Идой в главной роли. Ничего странного, что Влад из сценария убрал все активные эпизоды – Ида едва переставляла ноги, она точно чем-то болела… почки, наверное – мешки у нее под глазами были громадные. Влад мне объяснил, что из-за смены климатического пояса пошли напряги с акклиматизацией.
- Арчил, простите, что перебиваю… Ну а папики… спонсоры ваши – они что же, не видели, кто теперь главную роль исполняет?
- Папики… это Дэн так любых заказчиков называет - папики… они словно про нас забыли. Да, по ходу, так оно и было – Владу просто дали какой-то срок, чтобы предоставить готовый фильм, вот и всё.
- Всё равно что-то не стыкуется, - заметил Сотченский. – Неужели Святозаров – эта рабочая лошадка – не сознавал, что его сестра на главную роль, мягко говоря, не подходит?
- Да он-то сознавал, - скуксился Арчил. – Мы все сознавали, что готовим полностью провальную вещь. Но беда в том, что съемками теперь командовала Ида, а Влад против нее и пикнуть не смел. Она жуткая баба, ей вообще черта с два чего скажешь… Влад – он такой же, но рядом с сестрой просто сопляк. Когда наша гримерша предложила свои… хмм… услуги… Ида так на нее наорала, что у бедняжки истерика сделалась. Что до меня, так я помалкивал в тряпочку и по-тихому бегал на собеседования.
- Шиза на нее нашла, что ли? – Сотченский украдкой зевнул в чашку. – Зачем ей уперлось обязательно испортить фильм? Назло спонсорам, которые прессанули ее братца?
- Да черт бы с ними, со спонсорами, она ведь Владу копала могилу. На его карьере уже тогда можно было ставить крест… что и видно в настоящем – как Дэн зачистит его из «Вармоса», больше ему в кино делать нечего. Потом, она постоянно с кем-то скандалила, Влад волей-неволей брал ее сторону и в итоге сам со всеми перегрызся. Однажды дошло до того, что ему пришлось заменить в одной из сцен оператора, который просто смылся с площадки. В конце концов, они с Идой сцепились между собой. Влад вопил: «Меня ведь на куски порвут!», а она ему: «Заткнись, гаденыш, и делай, что я говорю. Ты в безопасности, не парься». В целом же Ида оставляла впечатление глубокого неадеквата, хотя и упростила нашу задачу в части озвучки: отказалась в ней участвовать. Голос накладывала Маша Шмелева, которая исполняла «Песенку фонтанчиков», но обойтись малой кровью уже никак не получалось. Когда Влад сдал материал спонсорам, те выкинули его пинками и больше ни копейки «Вармосу» не перечислили.
- Ида была довольна?
- Ей-богу, не в курсе. Фильм начали монтировать, и с тех пор мы ее не видели. А потом и я ушел из «Вармоса» в другое место… собственно, вот все, что могу вам рассказать. Или у вас еще есть вопросы?
Шатенка строила Арчилу глазки через два столика, потягивая из соломки коктейль.
- Пожалуй, нет, - ответил Игорь. – Спасибо вам. Я поеду… если что, можно будет позвонить?
- Звоните, конечно. Счастливо!
Идя к двери, Игорь услышал журчащий голос сценариста: «Сереж, ну всё, пересаживайся» и с ужасом понял, что отвязная шатенка была трансвеститом…
10[править]
Вернувшись домой в четверть второго ночи, Игорь обнаружил на лестничной площадке Леру: девушка неприкаянно сидела на ступеньке, прижавшись к перилам и кутаясь в тонкую кофточку. В ладони она сжимала пузырек с лаком, а рядом стояла раскрытая сумочка.
«Предсказуемо, как весна после зимы», - утомленно подумал Игорь.
- Лерка! Ну ЧТО ты здесь делаешь?
- Марафет навожу, - огрызнулась девушка сквозь слезы. – А где ты шлялся столько времени? Что с твоим телефоном?
- Симка глюк словила, - соврал Сотченский. – И я не шляюсь, а продолжаю наше редакционное расследование. А ты бессмысленно рискуешь быть съеденной бомжами – в нашем подъезде это будет не первый случай.
При словах «в нашем подъезде» Лера зябко вздрогнула.
- Ладно, вставай, - он протянул девушке руку и помог ей подняться. – Поздно уже… а скоро будет рано… переночуешь у меня?
- Да… конечно. Господи, я испугалась, что… что ОНО тебя достало. Игорь, - зачастила Лера, - я нашла в списках, в списках актеров, фамилию Тани Феоктистовой… девичью фамилию – Элаверас… она эстонка. Выходит, она тоже связана с этим фильмом… Игорь, и мы с тобой можем попасть под раздачу!
Игорь мрачно кивнул.
- Догадывался. Я порасспросил сценариста «Гленны». У Владилена Святозарова был роман с Таней. Короткий, но бурный, - процитировал он тестя. – Один день, ну… полдня секса, и это стоило будущей Феоктистовой главной роли, а чем расплачивался Святозаров – даже не берусь фантазировать. Пошли, Лера, а то сквозняки здесь. И мне надо накачаться кофеином, а то помру… молодым и красивым.
Примерно сорок часов без сна – и возраст, выражающийся той же цифрой – именно тот порог, за которым поглощаемый чашками кофе начинает оказывать обратное действие. Тем не менее, Сотченский мужественно удерживался в вертикальном положении – отчасти этому способствовала близость Леры. И отчасти – стремление разложить всё по полочкам.
- Абстрагируемся пока от проклятия, - сказал Сотченский. – Во всей этой истории каждый играл определенную роль, как и в спектакле про волшебницу Гленну.
- Не уверена, что смогу абстрагироваться, - расписалась Лера в своей несостоятельности. – Давай ты лучше сам. А я буду… буду аудиторией, вот.
- Итак. На дворе две тысячи первый год. Новорожденная киностудия лепит конфетку из беспросветной польской сказки. Бабло на экранизацию отстегивают безымянные, но влиятельные ребята с темным коммунистическим прошлым. Они тупо надеются, что, пущенная в телеэфир, сказочка произведет переворот в сознании российских детишек, нашпигованных «Южным парком». Идейка на два с минусом, но совковые партийцы других идей и не рожали. Ну, может, они мыслили чуть реалистичнее и планировали серию сказочных телеспектаклей по книгам Гелены Бегонски. Я даже готов допустить, что и у других восточноевропейских братьев по партии имелись жены, пробующие себя в качестве сказочниц. Как бы то ни было, но съемочная группа старается как может. Однако режиссер Владилен Святозаров нарушает график работы, вступив в…
Лера моментально предложила моральную поддержку:
- Мне пока нравится, продолжай.
Сотченский покосился на ее стройные ноги, и нужные слова пришли сами собой:
- …вступив в греховную связь с ведущей актрисой Татьяной Элаверас – в перспективе Феоктистовой, а пока что – ставленницей одного из папиков… термин в самую точку, однако. Мы с тобой не знаем, была ли Татьяна уже тогда невестой Александра Феоктистова, но сценарист Арчил утверждает, что в ближайшем будущем ей предстояло идти под венец, предпочтительно девственницей. После тет-а-тет с господином Святозаровым девственницей она уже не была, и папик, который ей покровительствовал, жестко взялся за Владилена. Здесь я хочу задаться вопросом: во-первых – если папик не был отцом Татьяны, что ему мешало быть отцом жениха? Во-вторых – не был ли женихом Александр Феоктистов?
- Опаньки, ну да! – Лера в волнении поддернула примявшуюся под колени юбку. – Ну да, конечно же! Домработница… Коновалова… мне все мозги пропылесосила: дескать, у Феоктистовых, как у заядлых жидов, пунктик был на чистоте родословной.
- Пунктики – страшная сила, - закивал Сотченский, - особенно у людей, имеющих деньги, связи и психотип средневековых рабовладельцев. Владилена изолировали – так, для разгону, пока решалось, где его закопать и в каком виде… ну, а Татьяне – скорее всего, деликатно, невеста сына, как-никак – посоветовали забыть о волшебнице Гленне и сделаться продолжательницей рода Феоктистовых. Александр Феоктистов тоже остался в неведении насчет инцидента. Ничего хорошего Владилена не ждет, но тут на сцену выходит его сестра Ида и таинственным способом спасает братца не то от смерти, не то от чего-то еще более плачевного. И, как по-твоему, что здесь самое загадочное?
- Каким способом она его спасла? – почему-то шепотом спросила Лера.
- Нет! Самое загадочное – чем она занималась в тот полугодовой период между первым и вторым заходами съемок. Из показаний, опять-таки, сценариста Арчила следует, что, когда Владилен утвердил ее на главную роль, смотрелась она ну очень нездоровой… это мы с тобой и сами видели. Что привело ее в такое состояние? Она едва могла ходить, и вряд ли ей было настолько плохо, когда она примчалась выручать братца. Для подвижек типа этой требуется не только природный дар вести переговоры, но и спортивная форма хотя бы по минимуму. Нет, здоровье свое она угробила четко в те полгода, а здоровьем обычно платят за…
- За?...
- За черную магию, Лера! Если прибегают к ней целенаправленно. Еще случается, что человек, побывав на пограничье жизни и смерти, проявляет сверхспособности, как правило - деструктивные. У Иды либо первое, либо второе.
- Игорь, либо третье: она же с далекого севера, там до сих пор сохранились шаманские обряды…
- О нет, дорогая, не усложняй. Шаманство – это шаманство, колдунов и ведуний в российской глубинке не меньше, чем на Крайнем Севере, и я думаю, колдовать в чистом виде Ида всё же не могла. Слишком длинный и трудный путь она выбрала для своего проклятия…
- Вот-вот, для проклятия. Я уж думала, ты о нем ничего не скажешь…
- Лера, проклятие как таковое для меня не во главе угла. Ее проклятие – это месть, но вот за ЧТО она мстила? Ладно бы еще Борису Феоктистову – его телохранители набили морду Владилену. Хотя… такой повод – и такая прорва стараний? Ну, пусть Ида из породы людей, которые устраивают вендетту за любой нескромный взгляд… Но она ведь не погнушалась утопить собственного братца, за которого впряглась по первому телефонному звонку! На съемках вела себя с ним, как с врагом… Весь фильм – а она снимала «Гленну» фактически по-своему – был одной сплошной местью, как бы всем подряд. Короче, своего добилась. «Гленну и песни фонтанов» не только в телеэфир не пропустили, но и сам «Вармос» кинули на произвол судьбы.
- Игорь, а ты не заметил никакого противоречия? – Лера поерзала на стуле, но юбка упорно не желала прикрывать хотя бы коленки. Ну как тут говорить о серьезном, если сидишь такая ОТКРЫТАЯ? – Понятно, что спонсоры восприняли «Гленну» вовсе не на ура. Но ты же сам говорил: Наталья Феоктистова позволила внучке смотреть этот слэшер потому лишь, что получила диск от человека, которому доверяла. Выходит, от мужа. То есть, Борис Феоктистов или не видел кино, и компаньоны его по этому поводу не просветили, или он был единственным, кому «Гленна» понравилась. Что вряд ли.
Сотченский с наслаждением потянулся.
- Парадокс какой-то… Но мы подумаем об этом завтра. Лер, будем укладываться, ага? Кровать узковата… хочешь, я на диване лягу?
- В тесноте, да не в обиде, - хихикнула Лера. – Очень мне надо, чтобы ты спал на диване! Послушай, у тебя найдется еще пять минуточек?
Покачнувшись, Сотченский поднялся, расстегивая пуговицы рубашки, но Лера ласково прижалась к нему. Ладонь Игоря скользнула вниз по ее шее и опустилась к поясу юбки, но Лера приложила палец к его губам и тихонько сказала:
- Не напрягайся, милый, ты и так устал… Просто хочу подарить тебе чуток сладкой жизни. Это называется… неважно, как. Давай только свет погасим, а то я немножко стесняюсь…
Войдя в маршрутное такси, Агнешка расплатилась за проезд и позвонила институтской подруге.
- Привет, дорогая! Как ты? Убегалась, как савраска? Ха-ха. Бывает, работа у тебя такая. А я знаю, что ты в это время чай пьешь, вот и решила поболтать… Не до чая? Что, кто? Хмм… И я должна помнить? Хорошо, расскажешь потом. У меня всё как обычно. Новый, да… Нет, провожать не буду. Здесь хватит просто отучить от спиртного и от курева, а вообще организм на века рассчитан… Ладно, Юль, не отвлекаю больше. Чао!
11[править]
Утром Сотченский долго матерился в ванной: выспаться ему не дали, а в руках человека, засыпающего на ходу, самая безопасная бритва превращается в оружие массового уничтожения. При всей своей стеснительности Лера ничуть не постеснялась разбудить его трижды за ночь, и от такой «сладкой жизни» он готов был поменяться местами с каким-нибудь монахом: те хоть пару часов в сутки спят.
На кухне Лера готовила завтрак, напевая песенку на французском языке. Учуяв запах паленого, Сотченский успел вовремя, чтобы спасти чайник, кипятящийся без воды. Пока он стоял с чайником в руке, недоумевая, за что ему такие напасти, конфорка выбросила к потолку сноп огня, начисто испепеливший содержимое сковородки (Игорь не стал разбираться, что именно там содержалось – пришлось бежать к окну и открывать его нараспашку). Первопричина катаклизмов размахивала полотенцем, пытаясь выгнать чад на улицу, а заодно и сбросить на пол как можно больше бьющейся посуды.
- Господи, Лера, ну что тебя подвигло заниматься готовкой?! – едва не взвыл Игорь, когда смог разговаривать и при этом не кашлять. – Я же сказал, что с утра у меня нет аппетита… Погоди-ка, а чем ты дома питаешься? Фаст-фудом?
- Дома у меня электрическая плита, - невинно похлопала глазами Лера. – Ой, прости… Я всё уберу…
- А сможешь? – съехидничал Игорь. В качестве «хорошей коллеги» Лера была куда привлекательнее, чем в этом… новом качестве.
- Конечно. Уборка – мой конек…
- Балдежно. А мой конек – сначала наливать в чайник воду, а потом уже его включать. Иначе кофе получается суховатый.
- Ой, прости! Забыла налить воду. Дай… - Лера отобрала у Игоря чайник и открутила кран с горячей водой на полную. – Мамочки!!! – завизжала она, отскакивая от раковины. – Горячая!
- Холодная – это кран с синей пимпочкой, - дал цэу Игорь и убрался от греха подальше в комнату, тем более, ему надо было связаться с тестем. Семь лет тренировок не прошли даром – комментарии он оставил при себе. «Малахольная какая-то эта Лера», - думал он, набирая городской номер Макаровых.
Тесть ответил со второго гудка – неимоверно бодрым голосом.
- А-а-а, Игорюха, ну здоров тебе!
- Как самочувствие, Михалыч? – Игорь закурил сигарету. Пепельница исчезла в никуда… а, нет, Лера забрала ее на кухню, чтобы вытряхнуть. Конек – уборка, блин, не забыть бы, а то насидишься без пепельницы.
- Чего и тебе желаю! Спал, как убитый.
- А я – как раненный…
- Что говоришь, не слышу? Мне Эдуардовна давление мерит…
- Какая Эдуардовна? – на памяти Сотченского тесть называл отчествами только тех, кто удостоился его исключительного расположения. – Агнешка? А, ну да… Михалыч, дело до тебя есть. Нет, не деньги. Ты ведь с кем только знаком не был, Феоктистов Борис – ничего тебе не говорит? – Игорь убрал трубку от уха и удивленно воззрился на динамик. Зубами, что ли, тесть скрежещет?
- А то, - откликнулся наконец Макаров. – Агнесь, ну как? Какое нижнее? А это хорошо или плохо? Вот спасибо, девонька. Игорюх? И чего тебе Феоктистов этот понадобился? Ты же вроде по НЛО…
Однажды Макаров видел летающую тарелку, когда наносил неофициальный визит в исправительно-трудовую колонию строгого режима под Петрозаводском. Сотченский полагал, что это была не летающая тарелка, а кратковременное обострение «белки», но разочаровывать тестя ему не хотелось. Во всяком случае, всё аномальное для Макарова укладывалось в аббревиатуру НЛО, и других терминов он принципиально не запоминал.
- Да так… Проходит у меня по одному делу.
- Смотри-ка ты… Давай тогда ко мне подтягивайся, на сухую и по телефону я о Феоктистове ни слова. Сегодня приедешь?
- Через пару часов приеду.
Леру Игорь оставил у себя – для полевого опыта: что она еще может натворить.
- Значит, сегодня можно не ходить на работу? – воскликнула девушка. – Ура! Я всё сделаю завтра. А у тебя тут давно пора навести порядок.
- Может, лучше кино посмотришь? – Сотченский уже готов был раскаяться в своем решении. – А то порядок… это меня как-то беспокоит.
- Могу и кино, - согласилась Лера. – Сто лет кино не смотрела. У тебя Франция есть? Обожаю!
- Поищи на стеллаже рядом с проигрывателем.
Всё-таки удобненько работать на собственного почти мужа. Правда, из Франции на стеллаже оказался только Пьер Ришар (Лера, собственно, подразумевала «Анжелику – маркизу ангелов»), но это легко исправить. Достав из бара бутылочку мартини, Лера налила себе полный бокал и клубочком свернулась на диване, отдыхая и душой и телом. Она всегда быстро восстанавливалась – иначе бы не выжила – но за вчерашний день издергалась, а рядом с любимым мужчиной – какой же сон!
Да-да, не просто так, а с «любимым». С другим она бы и не легла в постель, даже на ночевку. Сегодня у нее ничего не болело, нурофен в сумочке остался невостребованным. Патронажная сестра с плюшевым пандой на рюкзачке, похоже, знала, о чем говорила. Пройти мимо – и жить нормально. Звучало это жестоко, но… вот уже за полдень, а она не проглотила ни одной таблеточки. И не тянет.
Но расслабиться до нирваны она не могла.
Хотя Игорь с дотошностью следователя отделил проклятие от контекста, роковые слова, произнесенные Идой Святозаровой, по-прежнему оставались закодированными в формате видеосигнала. Лера подняла голову и увидела диск с фильмом «Гленна и песни фонтанов». Ощущеньице не из радужных: она будто осталась с Идой Святозаровой один на один. Хотя Ида всё равно что мертвая, пока диск не воспроизводится, но мертвая она, должно быть, еще и пострашнее.
Интересно, кстати, а что с ней сейчас?
Куда она делась после того, как закончились съемки?
Игорь прав. Надо не циклиться на проклятии, а разобраться, ЧТО повлекло его за собой. Может быть, тогда они разберутся и в его природе.
Лера достала из сумочки блокнотик, ручку, и, улегшись на живот, записала:
1) Совместный просмотр бабушкой и внучкой Феоктистовыми «детской сказки» состоялся вопреки всякому здравому смыслу. Домработница Коновалова особо упирала на то, что Наталья сама очень тщательно выбирала книжки и мультфильмы для Ани, даже освоила интернет и советовалась на форумах. Ее цензуру проходило и то, что покупали Анечке родители – вплоть до игрушек (например, она забраковала куклу Барби, обозвав ее «баловством для малолетних шлюх»).
2) «Гленну и песни фонтанов» Наталья просмотреть не удосужилась. Иначе она бы и близко не подпустила внучку к этому «вкладу в отечественное кинопроизводство».
3) Возвращаясь к беседе с домработницей: Коновалова представила своих хозяев как закоснелых крепостников из позапрошлого столетия, жестоких и несгибаемых во взглядах на жизнь. При этом, однако, муж оставался для Натальи последней инстанцией. Что было хорошо для Бориса Феоктистова, было хорошо и для Натальи. И, стало быть, DVD с фильмом Наталья получила из рук мужа – в любом другом случае она отсмотрела бы «Песни фонтанов» до первого эпизода с Идой и выкинула диск на помойку.
4) Какая бы дурь ни вступила в голову Борису, что он притащил «Гленну и песни фонтанов» в дом, он ведь еще и разрекламировал творение своей «карманной» киностудии как самое оптимальное для детей в возрасте от…
Примечание: Анечке исполнился от силы год. Борис Феоктистов умер вскоре после того, как фильм был снят, и еще в течение четырех лет диск ждал своего часа. Видать, Борис особо подчеркнул, что возрастная категория «Гленны» начинается с пятилетнего возраста. Дисциплинированная Наталья тупо выполнила мужнины рекомендации… а больше от нее ничего и не требовалось.
Лера покусывала ручку, формулируя пятый пункт. Есть здесь что-то еще. К пятилетию Анечки приурочено другое событие – получение Сашей Феоктистовым второй части отцовского наследства. Ожидалось, что Саша будет счастлив до невероятия, но вместо этого он сошел с ума и убил свою жену. А чуть позднее – дочку и себя самого. Что же было в этом чертовом наследстве?!
Ручка сухо царапнула бумагу – закончились чернила, и Лере пришлось снова вставать с дивана, чтобы найти другую. Но, походив немного по комнате, она поймала себя на намерениях: ищет она вовсе не ручку.
«Хорошие девочки не шарятся по чужим квартирам, даже если собираются в них поселиться», - подумала Лера. И сказала вслух:
- А я не хорошая девочка. Я плохая. Пробы ставить негде.
Заглянув в секретер, она вскрикнула.
На верхней полке лежало нечто, чего Лера уж никак не предполагала найти в квартире любимого мужчины. Потому что мужчина, заслуживший ее любовь, ТАКОГО в доме держать не станет. Лера, конечно, не узнала бы ЭТО, не испытай однажды на себе. Под языком сделалось солоно от одних лишь воспоминаний.
ТАЙНОЧКА И СЕКРЕТИК[править]
В далекой прошлой жизни Лера… о, она не успела еще похудеть на двадцать килограммов и радовалась каждому дню. Радовалась людям, которые ее окружали, радовалась полученной на экзамене «четверке», радовалась за подружек, устроившихся на хорошую работу. Радовалась вниманию со стороны мужчин… но любила только одного-единственного, и лишь ЕГО внимание было ей по-настоящему важно и нужно. Прошла всего-то пара месяцев после свадьбы, и муж охладел к ней, но Лера пока еще оставалась счастливой.
Лишь с переходом холодности во враждебность она встревожилась. Всё выспрашивала мужа, что она сделала плохого. Ответы его становились всё грубее, и вот однажды прозвучало ТО слово: «ПОДСТИЛКА». Но и тогда Лера не созрела для бегства. Она думала – Максим ревнует, и провела много бессонных ночей, убеждая его в обратном. Поводов для ревности у него и вправду не было: ни на работе, ни в метро, ни на улице Лера никого к себе не допускала. Думала только О НЕМ. Но все ее слова были как капелька тепла в арктическую зиму, и не сразу – ах, не сразу! – Лера с удивлением поняла, что муж выдает желаемое за действительное.
Желать, чтобы твоя жена тебе изменяла? Но это же абсурд!
Теперь во время скандалов Лера предусмотрительно отмалчивалась. Седьмое чувство нашептывало, что у всего этого есть какая-то подоплека, но какая? Муж добивался от нее чего-то вполне определенного. Но добиться не мог. Как-то он устроил ей «проверку» ну ооочень радикальным способом. В тот вечер Лера ответила на тысячу мерзких вопросов, что с ней бывало обычно только в кабинете гинеколога. Но ей и в голову не пришло, что ее откровенность стимулировали психотропным средством. Макс ей сам потом рассказал – нет, он не извинялся, просто констатировал факт. Даже продемонстрировал ампулу со спиленным горлышком. После этого Леру еще долго трясло, на работе она никак не могла сосредоточиться, делала глупые ошибки и получала выговоры от начальника.
Жизнь перестала быть праздником – какие уж праздники в концлагере? За свою верность Лера платила бесконечным стрессом и необратимо сгорающими нервами. Но и это оказалось не пределом: муж сам изменил ей. Первым.
Лера приехала с работы чуть раньше и на выходе из лифта столкнулась с незнакомой женщиной. Та как-то неловко посторонилась. Прежде чем створки лифта зашумели, смыкаясь, из холла донесся скрежет запираемых замков. Одного, второго, третьего. А на всём этаже тремя замками была защищена только их с мужем квартира; Лера всё чаще чувствовала себя там гостьей с улицы. Но в этот раз, войдя в прихожую, поняла: она – нежеланная гостья.
- У тебя кто-то был? – спросила Лера, машинально осматриваясь.
- Нет, - коротко ответил муж. – Почему ты спрашиваешь?
- По-моему, ты только что попрощался с какой-то женщиной.
- Ничего подобного. И не надо обо всех по себе судить. Если ты такая, не значит, что я такой.
Лера видела, что он врет, но сказать об этом прямо не рискнула. Ей не хотелось взбесить мужа, он и так заведенный. Незачем нарываться. Лера прошла в комнату, где неуловимо-сладкий аромат шампуня быстрым ручейком утекал сквозь открытое настежь окно.
- Не понимаю, - сказала Лера, старательно подбирая слова. – В мое отсутствие ты приводишь сюда подружек, но меня же упрекаешь в том, что я будто бы веду себя, как последняя дешевка. Где логика, милый?
- А ты только этого и ждешь, - процедил он. – Увидеть рядом со мной бабу и сказать: ага, раз можно тебе, можно и мне! Но ты обломалась. Со мной тут никого не было, а если теперь я узнаю, что ты с кем-то оказалась в постели…
- Максим!
- Да, извиняюсь. Я хотел сказать – если кто-то затащит тебя в кусты или еще куда…
- Что ты со мной сделаешь? – устало вздохнула Лера. - Убьешь? Или выгонишь? Говори, не стесняйся. Такие вещи всегда лучше знать заранее.
Он медлительно закурил сигарету, затянулся несколько раз, стряхнул в окно пепел.
- Убивать я тебя не буду, Лерочка, - с издевкой произнес он. – Срок мотать из-за тебя? На фиг оно мне надо. Выгонять тоже не собираюсь. Такая красотка в общем доступе – верная смерть под забором от передоза наркоты. А мне тебя, не поверишь, жалко…
«Не поверю», - подумала Лера.
- Просто я сделаю так, - продолжал он, - чтобы все, и в первую очередь ты сама, знали и не забывали: у тебя есть муж, и только он имеет на тебя все права.
- Твои права закончатся, когда я подам на развод, - уклонение от политики нейтралитета получилось под опасным углом, но Лере было дико слышать такое. Даже от Макса, который, как показала практика, умеет делать неприятные сюрпризы.
- Это, Лерочка, вопрос очень спорный. Развод обойдется тебе так дорого, что ты и представить не можешь.
- Господи, да о чем ты говоришь?
- Вот именно, - кивнул он. – Лучше не доводи до того, о чем я говорю. И не надейся, что я ничего не узнаю.
Ночью Лера забилась под одеяло и беззвучно шептала молитву: «Боженька, миленький, забери меня отсюда, спрячь куда-нибудь подальше… а если не можешь, если я этого не заслужила, дай мне хоть глоточек свежего воздуха!».
Глоточек ей дали. Как по заказу – на следующий день. Да какой огромный – весь мир в него вместился. И опять всё сделалось безоблачно. Лера рассталась с мечтами о том, что муж вновь станет прежним – она принадлежала теперь другому человеку. «Мой секретик», ласково называла его Лера. Но каждый вечер она приходила домой и натыкалась на ледяной взгляд Макса, просвечивающий ее тело насквозь, как рентгеновский аппарат.
Она честно призналась «Секретику», что до истерики боится мужа – и просто до обморока боится, как бы он ее не выследил. На что тот небрежно ответил:
- Не надорвался бы выслеживать.
И от этих слов она растаяла, как эскимо на блюдечке. Почувствовала себя в безопасности. Дурочка. Пьянящая, бьющая через край романтика возносила ее к небу… мелочи, из которых складываются картины неприглядной реальности, кажутся с высоты сплошным пушистым цветным ковром… но как же больно на него падать!
Правила безвыигрышной лотереи открылись ей в последний день, когда…
(…лучше держаться от него подальше, это точно, точнее не бывает.
Но муж, подслушав голос ее инстинкта, подошел и стоял теперь почти вплотную.
- С кем ты вчера полчаса трепалась во дворе по телефону?
Ну надо же. Не поленился выйти на лоджию и время засечь.
- Да ни с кем. С подругой.
- Что за подруга такая, что ты не можешь позвонить ей из дома?
- Милый, понимаешь… мы же всё-таки подруги. У нас… у нас своя маленькая тайночка.
Вот тут он ее и ударил.
Лера перевела дыхание, подождала, пока шум в голове утихнет. Муж смотрел на нее так, словно видел впервые.
- Если будешь продолжать в том же духе, - сказала Лера, - я от тебя уйду.
- Тебе некуда уходить, - холодно ответил он. – Впрочем, если хочешь – можешь вернуться в коммуналку к папашке. Надеюсь, он еще не совсем спился.
Затем Макс повернулся и отправился к себе в комнату. Это было лучшее, что он мог для нее сделать – от страха Лера готова была броситься в окно, и плевать, что останется мокрое место. На то он и четырнадцатый этаж).
…Лера облизнула саднящую губу – та отозвалась всхлипом боли. Чашка с недопитым кофе ниже каемки сохранила розовую полоску. Какое миленькое утречко, ни прибавить ни отнять.
И на десерт:
- Смотри только, не заиграйся со своими тайночками.
- До вечера, милый, - ответила Лера, сделав вид, что ничего особенного не произошло. Так, маленькая размолвка между любящими супругами.
Если бы Лера умела предсказывать свое будущее, она бы не отговаривалась «тайночками» и не заводила «секретиков»…
- …Ты ждал меня? Правда, ждал?
Сама не знала, почему допытывается. Смеялась, но смех застревал у нее в горле.
- Будто бы ты где-то не здесь, - смутилась Лера.
Он сел на кровати.
- Сегодня придется выгнать тебя пораньше.
От этого «выгнать» ей стало больно. Гораздо больнее, чем утром – тогда были, оказывается, просто цветочки.
- Кого-то ждешь? – Лера потянулась к нему, но он быстро поднялся.
- Да, жена отпросилась с работы – какие-то у нее дела дома… появились, - Лера в первую секунду не расслышала сказанного.
- А… ты сказал – жена? – с трудом выговорила она. – Но… но я не знала, что ты женат…
- Ничего страшного. Мы скоро разведемся. Ты хочешь спросить, почему никогда не видела ее вещей? Они в другой комнате. Нечего ее шмоткам рядом с моими делать.
- Боже, у вас всё так плохо? – ужаснулась Лера.
- А как думаешь, когда жена изменяет – это плохо или хорошо?
- Но ведь я… я тоже изменяю мужу, так ведь? Но я же с тобой…
- Ладно, ты бы уже собиралась. Времени в обрез.
Лера хотела улыбнуться, хотя и жалкая это была бы улыбка, но вдруг он улыбнется в ответ? И снова станет тепло. И можно будет снова жить завтрашним днем.
- Пойдем, провожу тебя до лифта, - сказал он. И тепло не стало. Стало, наоборот, холодно.
- Не говори жене… о нас, ладно? – попросила Лера. – Просто, ну… кто знает? А если она… если она с моим мужем знакома?
Глаза мужчины изумрудами блеснули в полумраке коридора.
- Ты не бойся, - ответил он. – Никому, ничего и никогда. – Он шагнул к ней, и Лера невольно отступила. – Это будет… наша с тобой маленькая ТАЙНОЧКА.
14[править]
Скоростная езда разогнала остатки сна.
Бок «Форда», подаренного тестем еще к свадьбе, забрызгало грязью, и Сотченский, почесывая затылок, пытался припомнить хотя бы одну из аварийных ситуаций, спровоцированных им на дороге. Но в памяти они не отложились. Машину Игорь водил хорошо – немногое, что он действительно УМЕЛ – но с первого дня, проведенного за рулем без инструктора, как-то привык игнорировать других участников движения.
Алиса открыла ему дверь, едва он подошел к крыльцу.
- Надеюсь, ты по мне соскучился, - сказала она сверху. – Потому что я по тебе – нет.
- Можно, я без комментариев? – пробормотал Сотченский, протискиваясь мимо нее.
- Я пошутила, Игорь.
Сотченский недоверчиво взглянул на бывшую жену. Раньше она никогда не шутила. Даже рассказывая ей анекдоты, он делал отмашку «где смеяться».
- Я не к тебе, а к папе. Как он?
Алиса приподняла белесые брови.
- А, так ты соскучился по папе?
- Ради бога, Алиса, если ты не прекратишь острить, у меня пупок развяжется со смеху! Я загляну к нему, ладно?
- Конечно-конечно. Агнеся там у него, но мы с ней чайку попьем, пока вы базарите.
«Попьем чайку с Агнесей, - повторил про себя Сотченский, стучась в тестеву комнату. – Во суперски. Алиса пьет чай с Агнешкой? Не поверю, пока не увижу. Хотя… и тогда не поверю».
Тесть грузно восседал в своем любимом кресле, обложенный со всех сторон подушками. Не сказать, что лицо его стало нормального цвета, но мимика оживилась, да и выражение было вполне довольным. Если вчера на тумбочке рядом с кроватью теснились пузырьки с лекарствами, сейчас о том, что обитатель комнаты нуждается в медицинских услугах, напоминал только белоснежный Агнешкин халат. Сама Агнешка читала вслух какую-то книжонку карманного формата, и Сотченский узнал «Чайку Джонатана Ливингстона». Именно такой литературой полагалось увлекаться Агнешке соответственно ее имиджу и поведению, но с тестем-то что случилось?! Ведь внимает каждому звуку…
Сотченский поздоровался с тестем, а Агнешка заложила страницы длинной кожаной закладкой и удалилась.
- Учтите, Станислав Михайлович, - сказала она, прежде чем закрыть за собой дверь. – Если вы выпьете два раза по двадцать пять грамм из той третьей бутылки, которую я поленилась у вас отобрать, плохо вам не станет. Но если вы допьете ее всю, вашим давлением будет заниматься бригада «скорой помощи». И меня они близко не подпустят.
- Золото, а не девчонка, - расплылся в улыбке тесть. – Я тебе за нее по гроб жизни должен. Так что проси о чем хочешь… но лучше бы ты не спрашивал меня о Феоктистове.
- Но я приехал спросить именно о Феоктистове.
- Э-эх… Ладно. Один раз живем… да Феоктистов уж и помер давно.
- Знаю. Никого из Феоктистовых не осталось. Сынок обо всех позаботился.
- Ничего ты не знаешь, Игорюх. В девяностом году я делами в Москве крутил – дай боже всякому. Был в авторитете, боялись меня. Но имелись и покруче, перед кем сам прогибался. Так вот, не прогнуться перед Борей Феоктистовым значило сдохнуть. При совке он секретарем горкома партии значился, областного какого-то, вшивого. Имел нарекания от вышестоящих товарищей и дважды едва не вылетел с должности. Раз – за чересчур тесные связи с православной церковью. Два – заметили, что товарищ секретарь уж больно привечает сектантов, да еще каких-то странноватых, чуть не сатанистов – от него даже местный приход открестился публично. В девяносто первом партия ушла в глубокую жопу, но Боря к тому времени уже крестным отцом заделался. Вся Москва знала – если Боря Феоктистов на тебя косо посмотрел – жди беды. Он не в законе был – он сам законы придумывал. А ребят под ним серьезных много ходило, натасканных.
Когда я с бандитами корешился, на беспредел насмотрелся на всякий – до сих пор тошно, - Макаров блеснул золотым зубом, но то была не улыбка, а гримаса. – Уродов в те времена развелось немеряно. Но Боря Феоктистов… тут статья отдельная и особо тяжкая. Был у него… как это Агнеся говорит… идефикс, во! Любил наказывать. За что угодно. Что не по нему – добро пожаловать в ад. А наказывал так, что смерть потом как счастье… В девяносто втором меня в правление банка коммерческого позвали… то есть, как – позвали?... В Карелии один человечек зону топтал – помнишь, где НЛО мне глаза намозолило – мне надо было из него бабло заныканное вытрясти, а за это – должность, а мне с криминалом давно завязать хотелось. Ну, заодно я и безопасностью занимался – из моих, кстати, никого киллеры не положили, сами герычем насмерть уделывались. Не перебивай, - цыкнул Макаров – Сотченский раскрыл рот для вопроса.
- Так вот, когда я бойцов в охрану подбирал, явился ко мне парнишка и сказал, что раньше Феоктистова караулил. В машине с ним ездил и возле хаты на шухере стоял. Личник, короче. Попросился на работу. «А че, говорю, от пахана своего свалил?». «А он, отвечает, зверюга». «Да что ты, говорю, родной, а сам, небось, подарок?». Он мне объяснил, что к чему. У Феоктистова сынок-малолетка, лет семь ему, а у сынка – собачка-фоксик. Приезжает как-то Боря… на даче он тогда жил… личник при нем, понятно. Сынок с перевязанной рукой – тяпнула его собака. Ну, заигрались, вот и тяпнула. Случайно, может. - Макаров вытащил из-под подушки «четвертинку», встряхнул, глянул на свет и с сожалением сунул обратно. – Не, я тоже не сторонник держать в доме псину, если она кровь попробовала. Ну возьми ты ее, ****ь, и пристрели из дробовика! Нет же. Феоктистов велел на собаку намордник надеть, а сам сходил в подсобку, принес топор, молоток, гвозди… Прикинь, Игорь, тот парень мне рассказывает, а у самого – мужик здоровый и на вид отмороженный в край – слезы текут… Выбил собаке оба глаза и ноги задние срубил. Сынок орет, об стенку головой бьется – папа, папа, не надо!!! Хера там – папа! Взял он, что от собаки осталось, за шкирку, да на шоссе вышвырнул. Она ползет, встать не может – и, *****, ни одной машины, чтоб по асфальту ее размазать. Тогда парень этот вынул свой ствол и собаке в башку шмальнул. И Феоктистов ему сказал: вали отсюда, сопля висячая, еще раз попадешься – самого изуродую.
Сотченский расцепил сведенные судорогой пальцы. Тесть умел произвести впечатление – недаром считался первым выбивальщиком долгов из неплательщиков «крышам». Но и самому Макарову история далась недешево – он тяжело дышал, а на лбу выступила испарина.
- Не знаю, как Боря потом со своими домашними по этому поводу разбирался. Слыхал, что сыночка после собаки с катушек рубануло начисто – крыша съехала только в путь. А Феоктистова боженька наказал-таки, хотя не на всю катушку, так, слеганца. Взял он другого охранника, и с ним Боре не фартануло. То ли подослали ему бандерлога, то ли по своему почину с Борей поквитался, а только поднырнул в ресторане мимо телохранителя и Боре в щеку заточку всадил и снизу вверх шкуру ему вспорол. Прикинь, Боря себя зашивать не позволил, пока бодигарда своего в подвале не сгноил.
Только я к чему всё это… С людьми Боря так же обходился. Оттого и боялись Бори Феоктистова. Боялись – значит, уважали, но больше ненавидели. Его однажды в наш банк занесло, так он личника бывшего на КПП увидел, и сразу ко мне. Ты, говорит, службой безопасности командуешь? Много про тебя знаю, смотри, второй залет – и нету тебя. Вот чисто за то, что козла этого пригрел.
- Михалыч, а ты-то ему что?
- А что я мог?! Так точно, говорю, не повторится, ни сном ни духом, что вы бойца в черный список занесли. Боря в ответ посмотрел на меня нехорошо… и ничего не сказал. Двинул от меня к председателю, кредит ему какой-то понадобился…
- Он что же, со всех подряд деньги стриг? Или для вас особое исключение сделали?
- Я точно не в курсах. По ходу, он всю Москву имел, но в порядке общей очереди. Причем отстегнули мы не конкретно ему, а под какой-то проект, по медицине как бы. Вот с проекта он навар снял своими руками и уже потом, когда бабки поперли. Но в правлении базланили, что Боря прихватизировал отделение реабилитационного центра, где кэгэбэшников после горячих точек штопали. Эта, как ее… трансплантология. Там методики внедрялись по последнему слову науки, и Боря подсуетился – во, где миллионы заколачиваются. Но… он ведь себе и так ни в чем не отказывал… может, и другие соображения у него были...
- Михалыч, а какие ИМЕННО соображения?
- Хер его знает, Борю этого! Какие-какие… Ну, сам-то мозгами раскинь: где трансплантации, там и доноры, а где доноры, там их и не хватает. Сечешь фишку? Года через полтора, как мы кредит ему проплатили, в Москве люди пропадать стали.
- Бомжи?
- Хрен в рот, бомжи. Бомж – продукт недоброкачественный. Не, Игорюха, достойный электорат пропадал, даже из богатеньких. А в целом не досчитывались тех, кто медкомиссию без сучка без задоринки прошел. Причем недавно. По факту вели следствие, вскрылось много злоупотреблений служебной информацией среди персонала поликлиник, назначили «стрелочников»… и всё. Боря ведь неподсудный… если бы фамилия и всплыла, такие орлы в неволе долго не сидят. А после он аккурат и помер…
- И всё, Михалыч?
- Ну… всё, да не совсем. Я у Феоктистова на похоронах был. Не в первых рядах, ясный пень, и цветов на могилку не кидал, но… хотелось убедиться, что его закопали. Потому как очко у меня никогда не играло, только перед Борей. И вот что, Игорюха, странно. Загнулся-то он от инсульта, но гроб на кладбище привезли заколоченным наглухо. Будто кто-то Борю и мертвого остерегался – не прихватил бы с собой… Я похоронного агента в сторонку отвел и давай ему душу мотать: с чего, дескать, такой стрём. Но он ничего толком не объяснил, сказал – родня в морге еще так решила, и кто-то в зале прощания якобы в обморок хлопнулся. А я сейчас так рассуждаю: люди есть просто злые, а есть такие, в ком зло не человеческое сидит. Я вот по натуре добрый… зазря в расход никого не пускал. Феоктистов помер, но зло, какое в себе таскал, сразу не ушло и на роже у него куролесило. Потому-то крышку и закрыли. Ладно, Игорь, достал ты меня уже с Феоктистовым этим… Обедать будешь?
- Не, Михалыч, поеду. Дома пообедаю.
- Моё дело – предложить…
Точно к завершению разговора в комнату вошла Агнешка, укоризненно взглянула на пациента.
- Агнесь, да не пил я! – Макаров поднял руки ладонями кверху.
- Не пили, а давление подскочило. И как вас одного оставлять?
Сотченский поспешил откланяться.
Ему никуда уже не хотелось. Ни в редакцию, ни в бар, куда он планировал заскочить перед возращением домой, где его дожидалась Лера и ее аномальные неспособности к ведению домашнего хозяйства. Не хотелось НИЧЕГО. То ли вчерашняя усталость дала о себе знать, то ли жестокая «нарезка сюжетов» о Борисе Феоктистове, сером кардинале московских «теневиков», выбила его из колеи. Черт с ним, он поедет к Лере.
Но, выезжая со МКАДа, Сотченский крутанул руль в другую сторону. Потому что события, породившие проклятие Иды Святозаровой, если не выстроились в схему, то обрели подобие лица.
В офисе киностудии «Вармос» Владилена Святозарова Игорь не застал. Нетипично зашуганная секретарша позвонила директору, и, повесив трубку, сделала Сотченскому приглашающий жест.
Денис Спешлов не очень-то обрадовался гостю, приложившему немало усилий, возвращая ему веру в иную реальность. Но Игорь не обиделся: у Спешлова имелись уважительные причины для некоторой меланхолии.
- Господи боже! – вырвалось у Игоря. – Я дико извиняюсь, что без звонка… Я, собственно, не совсем к вам, а…
- Домой уехал, - невнятно ответил Спешлов, закрывая платком рот. Платок был измазан красными пятнами. – Сука.
- Это он вам глаз подбил?!
- Да! Я велел ему заявление писать, по собственному желанию, а он… Ну ничего, эта сучара у меня теперь по статье уйдет. Сука, по статьище!!!
- Можете мне его адресок подсказать? Пересечься бы мне с ним…
- Это вы зря, бешеный он сегодня. По-хорошему говорю – воздержитесь.
- Да вы не волнуйтесь, Денис, - мягко сказал Сотченский. – Я ведь его заявлениями терроризировать не буду. Но… мне, правда, очень-очень нужно.
- Безумству храбрых поем мы песню, - с пафосом объявил Спешлов и вырвал из органайзера листок. – Вот вам его координаты… да близко к нему не стойте… сука, здоровый урод.
…Усевшись в машину, Сотченский повернул ключ зажигания, и, слушая, как запускается двигатель, сжал пальцами виски. Ему хотелось собраться с мыслями перед допросом – а иллюзий он не испытывал, это будет именно допрос, а не дружеская беседа, как с тестем. Мешкать особо не следовало – не ровен час, Святозаров сорвется куда-нибудь из дома, и тогда ищи ветра в поле. Спешлов сказал, что Влад по забегаловкам не ходок, квасит по-черному в четырех стенах… но лучше подстраховаться. Ничего, правила про шестьдесят километров в час не для Сотченский писаны.
Итак. Вот что у нас есть на данный момент, сказал себе Игорь. (Хм… Опольцевское шоссе, улица Антенное Поле. Век живи, век учись – он, москвич в третьем поколении, и не слыхал про Опольцевское шоссе). За шашни с Таней Элаверас Владилену светило что-то такое, после чего смерть показалась бы ему благословлением свыше. Ведь Борис Феоктистов: А) был одержим навязчивой манией: каждый, кто ему не угодил, должен быть жестоко НАКАЗАН; и Б) единовластно распоряжался чуть ли не клиникой трансплантологии, в которую инвестировал не свои, но крупные средства. Вряд ли клинике так уж сильно не хватало доноров, НО… Если именно эта участь ожидала Владилена, Борис Феоктистов вполне мог санкционировать проведение эксплантации с нарушением стандартной процедуры – с целью причинить донору максимальные страдания как при извлечении органа (ОРГАНОВ???), так и в послеоперационный период. С учетом садистских ухваток Феоктистова можно твердо сказать, что Владилену загодя объяснили, как это будет происходить, и как он почувствует себя потом.
Что же касается Иды… О, она успела вовремя. Но как же она отмазывала своего блудливого братца? Нет, прилетев в Москву, она не владела ни черной магией, ни колдовством. Она поступила по-другому. А вот впоследствии… что-то пришло к ней. Но и тогда диапазон ее возможностей оставался весьма неширок, и всё, что она смогла – это запечатлеть свою ненависть к Феоктистову энд компани на видеозаписи.
Да, но КАК она договорилась с Феоктистовым о помиловании Владилену?
Вариант тут один-единственный… но хотелось бы услышать об этом от самого «амнистированного».
Поехали.
15[править]
Район Опольцевского шоссе, хотя и внесенный в базу данных навигатора, выглядел удручающим подобием реального мира, неудачной его копией, закинутой в параллельное измерение, чтобы не оскорбляла взглядов. После поворота с шоссе на улицу Антенное Поле Игорь пожалел о том, что эта поездка была необходима – уверенности в успехе у него поубавилось. Типовые блочные многоэтажки, кучкующися маргиналы и непотребно запущенная растительность. Сотченский не полюбил бы эти места, даже прожив в них до глубокой старости.
Всё же ему повезло: он не успел состариться и на пять минут – паркуясь к тротуару, увидел Святозарова. Тот вышагивал через аллею, неся с собой туго набитый пакет. Судя по всему, там лежало дешевое спиртное и дешевая же закуска.
Отбросив условности (тем более, кроме Владилена, никто и не видит), Игорь по-медвежьи проломился сквозь кусты, отделяющие аллею от автомобильной дороги, и вышел наперерез «объекту», окликнув Владилена: «Влад, на минуточку!».
- А я тебя предупреждал, - угрюмо буркнул Владилен.
- Да у меня буквально пара-тройка вопросов, и я отстану, - дружелюбно заверил его Игорь. – Ну, прежде всего…
- Я предупреждал, - повторил Владилен. – Не касается тебя – и не лезь. Уйди с дороги, козёл, задавлю. Кости переломаю.
Игорь стоял на месте и улыбался, глядя Святозарову в глаза.
Поставив пакет с покупками на асфальт, Владилен хрустнул кулаками. Сотченский быстро метнул взгляд направо-налево – никого. В следующий миг толстые пальцы Святозарова сжали борт его пиджака.
Затрещали нитки.
- Кто вынюхивает про мою сестру – тот труп, - сказал Владилен и дернул Сотченского к себе. Игорь только этого и добивался. Владилен успел охнуть, когда его запястье попало в мертвый «замок». Обеспечив перелом и парализовав волю противника к сопротивлению, Сотченский чуть подал назад, выбирая позицию поудобнее, и сшиб Владилена с ног ураганной подсечкой. «Ничегосики себе, - мысленно передразнил он Леру, - и кто сказал, что мне надо поддерживать форму?! По-моему, форма вполне приличная». И для верности добавил Святозарову ногой по зубам.
- Очнись, блин, - сказал он «поверженному гению». – Надо поговорить.
Святозаров сплюнул несколько зубов в пригоршню.
- Ты-то с чего жопу себе рвешь? – прошепелявил он. – «Гленна и фонтаны» - это тебе не кассета из «Звонка». Ида сделала… сделала, для кого надо было, и всё. Больше это не работает. Так чего ты от меня хочешь?
- Ну, для начала – оно работает. Сеструха тебе не объяснила, наверное… а, может, и сама не догоняет, но если по губам читать, получаешь всё то же самое. Пусть ты и вовсе не при делах.
Владилен издал короткий булькающий стон, с его нижней губы покатилась слюна с кровью.
- Копия с записи была всего одна! Одна, слышишь! Феоктистов велел мне сделать диск… для него, хер проссыт, на кой, он же первый сказал, что кино – гниляк! Оригинал… что у Дэна на компе хранился… я его стер, сегодня, он увидел, что я за столом у него сижу, и, давай, говорит, катай заяву, что увольняешься. Еще одна копия – у тебя, да?! Возьми и выкинь… а где первая, я не знаю! И всё! Что тебе нужно?
Игорь достал из кармана пачку сигарет и неторопливо закурил. Если бы сейчас его увидела Лера – ассоциация с бывшим мужем довела бы ее до психоза.
- Мне нужна ИСТОРИЯ, Владик, - буднично ответил он. - История в журнал. Я этим зарабатываю себе на жизнь. И это будет ТАКАЯ история, что все пальчики оближут и попросят добавки. Я же миллионером стану. Чем черт не шутит – еще и на телевидение пригласят. Так что колись, если не хочешь, чтобы я тебе опять что-нибудь сломал. Я – представитель прессы, беру у тебя интервью. Интервью о том, как Борис Феоктистов тебя чуть на органы не пустил. И как Ида твоё место заняла.
- Сволочь ты…
- Не уходи от темы.
- Я Таньку еще с театралки хотел, а она всё принцессу корчила: нет да нет. А как жених объявился у нее, стала на меня поглядывать… Нагуляться-то не успела, а баба горячая, даром что эстонка… На съемках я ей сказал – ты че, дура, кто же замуж целкой выходит? Я же не знал, что там всё круто! Да я и прочухаться не успел, как меня уже в багажник сунули! Потом… сараюха была какая-то… к стропилине подвесили, жди, говорят, сука. Провалялся там… не помню, сколько, а потом этот заявился… спонсор… и всё мне объяснил, что дальше. Когда я врубился, что это не шутка, подумал – лучше бы сразу завалили…
В палате их было четверо. Но вот стало трое: медсестра в марлевой маске обрила Владилену живот и спину, забрала бритву, помазок, миску с горячей водой и ушла. Владилен лежал на кушетке, вытянувшись во весь рост, плотно прижав руки к бокам и сведя ноги вместе, словно заранее примеряя роль мертвеца, лежащего в гробу. По его обнаженному телу градом стекал пот, а лицо распухло от побоев.
- Выходит, отмолить грех не получится? – спокойно спросила Ида Святозарова мужчину в костюме старомодного покроя. Такие костюмы она видела в программе «Время», еще в восьмидесятые годы: они появлялись под комментарий «…и другие официальные лица». Но ТЕ люди навсегда остались для нее безликими, а у этого было лицо. Когда-то, наверное, даже красивое. Рыжие волосы и короткая борода с сединой – мужчина походил на старообрядца, вошедшего в общину не столь давно, чтобы успелось отрастить бороду длинную и окладистую, но уже истово блюдущего все освященные веками обычаи братства. Обложечное благообразие и былую красоту (уж точно сбившую с пути истинного немало женщин) перечеркивал шрам на правой щеке – бугрящийся, будто кожу вывернули наружу, да так она и срослась. И ботинки – несоразмерно маленькие, чуть не тридцать восьмого номера… Мужчина со значением наклонил голову.
- Кто грешен передо мной, тот перед всем миром согрешил. Аз есмь тот, кто судит. Не отмаливают грехи-то, девочка. Искупать их надо.
«Дерьмовый бред», подумала Ида.
- В мою семью вошел порок, - продолжал мужчина. – Выжгу каленым железом. Вот, - он указал пальцем на Владилена, и тот зажмурился, - вот, на нем вина. Он будет наказан. Тебе, девочка, могу только позволить… так уж и быть, поговори с ним пять минут. Операционная готова.
Ида закусила губу. Пять минут. Она еще не собралась с силами, чтобы внести свое контрпредложение. А у нее только пять минут.
- Это бессмысленно, - сказала она мужчине. На брата она вообще не смотрела. – Он и так наказан. Боженька его наказал. Хотел знаменитым стать, да только хотелка у него маловата. Он уже КОНЧЕННЫЙ, понимаете? То, что вы намерены с ним сделать, он сделает с собой сам. Год-другой – и его нет. Наказание ваше… впустую.
- Донорство – тяжкий крест, - прищурился на нее мужчина. – Особенно – когда оно… хмм… не совсем добровольно. Не пойму, к чему ты ведешь?
- Отпустите его, - сказала Ида. – Пусть живет, как жил. – Нечего с силами собираться, надо как зимой в прорубь: раз – и уже там. – Вместо него пойду я. – У мужчины отвисла челюсть. – В конце концов, я его воспитывала, когда родителей не стало. Мне за него и отвечать. Возьмите у меня то, что хотели взять у него. Так ведь интереснее, правда? Ему без надобности, он сам себе водкой нутро выжжет… да там наполовину уже труха. Вы не отберете у него ничего, что было бы ему по-настоящему нужно. Другое дело – я…
- Дальше?
- Меня можно резать под местным наркозом. Что скажете? Полноценная замена?
Мужчина вытаращил на нее глаза.
- Ты сдохнешь.
Ида напрягла мышцы ног, чтобы не упасть, и погрузилась в ледяную бездну.
- Если вы его отпустите, обещаю не сдохнуть. Вы – мне, я – вам. Наказание состоится, и накажете вы того, кто заслужил. Что он вырос ТАКИМ – виновата только я.
Пауза была мучительной, как на плахе под занесенным топором.
- Пожалуй, это действительно интересно. Что ж, будь по-твоему. И он, конечно, не агнец… но ты и впрямь поболе виновата. Но, похвально, похвально, что всё на себя берешь, от ответа не бегаешь. Отпущу его. Даже – да бог с ним, пусть фильм мне доснимет. Глядишь, и вырастим новое будущее российского кино.
Он вытянул антенну из огромного мобильного телефона и сказал, обращаясь к кому-то за дверью палаты:
- Малого назад отвезешь, сдашь с рук на руки, да пусть работает, а не дурит. Ну а с тобой… - вдруг он плотоядно причавкнул. Звук гулко отозвался эхом в почти пустом помещении. – Операцию, конечно, придется отменить. Надо же сделать общий анализ крови, биохимию, сахар… Я хочу получить заключение анестезиолога по поводу местного наркоза. Кстати. Если отрицательно, договор аннулируется в одностороннем порядке. – Он отвел глаза, не выдержав ее взгляда. – Не мне это нужно, девочка! Скоро привезут женщин из Чечни… у боевиков разведданные добывали, в батальонах шахидок. Кому-то пересадка показана срочно. Сейчас брат твой уедет, а ты останешься. Пяти минут у вас уже нет… есть две.
Без мужчины в старомодном костюме дышать в палате легче не стало, но Иду мало это беспокоило. Она наклонилась к брату, который до сих пор так и не шелохнулся, и прошептала – тихо, одними губами:
- Не снимай фильм без меня.
- Ида, но как же…
- Заткнись и слушай. Не снимай без меня фильм. Отдашь мне главную роль, я читала сценарий.
- Ида…
- Слушай, идиот! Наша мама не умерла в тюрьме, ее расстреляли, по статье, усвоил?! За полчаса до расстрела я ей поклялась, что никогда тебя не брошу. Хотя и порожняк же ты, Владилен. Убирайся отсюда… и останови съемки. Понял? Мне понадобится время.
16[править]
Увидев на кухне Леру у плиты, Игорь обессилено привалился к дверному косяку.
- Валерия Геннадиевна! Что с вами случимшись? Вы готовите… готовите жаркое?!
Повязав передничек, смотревшийся на ней кокетливо, Лера шумовкой помешивала в кастрюле что-то очень аппетитное.
- А что такое? Не ожидал?
- Нееет… И… и много посуды погибло?
- Всё цело, можешь проверить. И я еще сходила в магазин.
- Не хочу проверять. – Сотченский рухнул на стул и чуть не прикусил себе язык от боли: насчет своей хорошей формы он поторопился. Выполняя подсечку, он, кажется, заработал смещение дисков, так что в конечном итоге еще неизвестно, кому пришлось хуже.
Лера подкрутила вентиль конфорки, вытерла руки и присела рядом с ним на корточки.
- Игорюш, ты меня простишь, а?
- Неплохо бы для начала узнать – за что…
- Игорь, я не такая неуклюжая, как утром изображала… Понимаешь, мне… мне важно быть уверенной в том, что ты не злой. Что терпеливый… Ну… у меня идефикс на этом деле. Милый, ну прости, больше так не буду.
Идефикс у нее. Ах, ну да. Сегодня же международный день идефикса.
- Одной проблемой меньше. Лер, не пугай меня так, я старый, больной человек.
- Слушаюсь и повинуюсь. Ужин подавать?
- Шести еще нет… - Игорь взглянул на часы. – Лучше сделай кофейку, если не трудно.
Кофейник появился в ее руках как по мановению волшебной палочки, и Сотченский задумался о том, что Лера, видимо, провела немало времени, изучая его квартиру.
- Как съездил к тестю?
- Да я вообще ко всем съездил. Завтра отмечать будем – теперь у нас есть ВСЁ. Хоть спецвыпуск делай… нет, на целый роман хватит. И писать этот роман тебе. Так что слушай меня внимательно…
- …ну, практически всё. Кроме самого проклятия. Мы не сможем доказать манипуляции видеозаписью для причинения физического ущерба. Вернее, нам никто этого не разрешит. Как только скрытые инстанции учуют, что всё по-настоящему, мы с тобой исчезнем. Так что проклятие пойдет в виде приправы, а главное наше блюдо… Лер, закипело, по-моему… - фамильная драма. Не хватает только самой колдуньи, но как-нибудь обойдемся.
- А где она сейчас? – спросила Лера.
- Да кто ж знает, где ее черти носят! С братцем своим беспутным она контактов не поддерживает. Его карьеру она похоронила… наверное, уберегла от слишком сурового наказания, но не обделила более мягким. Очевидно же: чтобы проклясть семейку Феоктистовых, не обязательно было выступать в главной роли. Достаточно сыграть ту… ну, прислужницу из ратуши, которая единственная радовалась, что фонтанчики заглохли и не раздражают больше ее кота.
- Осталось прояснить некоторые моменты. Игорь, вот, - Лера протянула ему свой блокнот, открытый на странице с сегодняшними записями.
- Ты доверяешь мне свой блокнот? – Сотченский был уверен, что у Леры там наверняка какие-нибудь девичьи глупости, вроде стишков и кошачьих мордашек.
- Я тебе и себя доверяю.
«Вот еще счастье-то привалило. А оно мне зачем-то надо?».
Он пробежался глазами по ремаркам.
- Так… ну, умничка, что могу сказать. Хммм… вот именно, что сказать-то ничего не могу. Ты не упустила в моем пересказе то место, где Борис затребовал копию фильма? Установка Иды лично ему могла иметь вид «Возьми и оставь в семье». Перенеся эксплантацию, а то и не одну, Ида понимала, что может умереть прежде, чем младшие Феоктистовы обзаведутся потомством и попробуют на вкус простое человеческое счастье – отмщение больнее всего бьет по счастливым. Вот она и воспользовалась Борисом как передаточным звеном. В любом случае, для него это было неизбежно.
Лера замотала головой.
- Всё не так просто с этим Борисом, Игорь. Он тот еще тип… Не просто моральный урод, он же… он сам дьявол! А дьяволы проклятьям не подвластны… И вот эти его слова: в мою семью вошел порок… выжигать буду каленым железом. О ком он сказал это, Игорь?
- Владилен в семью точно не вошел… Сказано так: в мою семью вошел порок, вот, ОН виновник. Владилен для него был не самим пороком, а тем, кто ввел порок в семью. Думаешь, имелась в виду Татьяна? – Сотченский потер подбородок. – Но, насколько известно, ее Борис не третировал – должно быть, его мучили угрызения совести, ведь это он сделал сына психбольным – к невестке отнесся как мог мягко, даже несмотря на возмутительное по его меркам поведение.
- Игорь, да нет же! С проклятием Феоктистов мог справиться, и остается недомыслие или скудоумие, благодаря которым Ида сжила со света всю его семью. Знаешь, о чем я думаю?
- О чем, солнышко? – спросил Сотченский, измученный мигренью и страстным желанием, чтобы Лера хоть на секундочку замолчала. Вот на кого не хватает злого колдуна Кароля.
- Анечка была дочкой не Саши Феоктистова. Татьяна забеременела от Владилена, и ни она, ни Анюта не были частью семьи Феоктистовых. Они оказались чужими. Борис обрек их, не колеблясь.
- Ну да, а что… нормальный поворотец, - похвалил Игорь, допивая остатки кофе. Кофе Лера варила вкусный. Если у нее и всё остальное такое же… вкусное... можно рассмотреть ее кандидатуру на вакансию подруги жизни. Лера, конечно, УЖЕ себя такой считает, но его-то она спросить позабыла! Или пусть лучше у Алисы не выгорит с ее прекрасным незнакомцем? Делайте свой выбор… – Многоярусный финал. Главная злодейка для всех – Ида, но вот софиты высвечивают в дальнем углу сцены совсем уж запредельное зло – Бориса Феоктистова. Для перчинки можешь добавить, что детские ботинки он носил из-за того, что вместо ног у него были копыта. Он словно когда-то заключил сделку с нечистой силой: не свернул себе шею, когда развалился Союз, власть свою сохранил и увеличил, в быту проявлял жестокость нечеловеческую… Опять же, с проклятием Иды Святозаровой сыграл по своим правилам.
- Игорь, и это ЕЩЕ НЕ ВСЁ, - упавшим голосом продолжала Лера. Сотченского она будто и не слушала. – На съемках Татьяну наверняка пасли люди Феоктистова. Следили за ней… Не просто же так Владилена перехватили сразу после гостиницы! Они ехали за ним, а кто-то другой в это время отсматривал фотографии… может, и видеозаписи из их номера.
- Верно… - медленно сказал Игорь, не сходу ловя ее мысль. – Верно, Лерочка! И эту подборку компромата – наверняка еще и с соответствующими пояснениями – Саша Феоктистов получил бонусом ко второй половине завещания! После этого никакие деньги были ему не нужны, ведь он боготворил свою Татьяну, а она не только наставила ему рога, но и родила дочку НЕ ОТ НЕГО!...
Вдохновенный монолог прервал вызывной сигнал мобильника.
- Игорь Алексеевич? Агнешка, да… Угадали. У меня к вам дело. Хотите материал для журнальчика? Не бог весть что, но – закулисные тайны реанимации, вам как раз пойдет. Хорошо, я сейчас около метро Ясенево, заберете меня? Нет, ночевать у Макаровых мне без надобности. Там всё в порядке. Ага, через полчаса. До встречи.
- Конечно, сбежавшего из морга покойника я себе намечтала, - сказала Агнешка без тени юмора. – Суть в том, что завотделением часто и помногу пил с главным инженером – в свободное, естественно, время. Избыток промилле в крови плюс нервная работа рождают странноватые фантазии, но то, что они вдвоем откололи, в принципе, давно не ноу-хау. Шутка довольно известная в мире медицины: где-нибудь под потолком делают неприметную надпись или рисунок. На случай, если чья-то душа, как это любят в желтой прессе преподносить, видит свое бездыханное тело сверху, она должна увидеть и знак, для нее оставленный. Просто по пьяни уважаемый профессор ничего лучше не придумал, кроме как нацарапать на колбе лампы дневного освещения свой сотовый номер.
- То есть, речь здесь о некоем периоде внетелесного существования?
- Да Склифосовский его знает, - ответила Агнешка, и в ее голосе промелькнула легкая, почти воздушная лукавинка. – Механизм протекания комы медициной изучен ровно настолько, чтобы регулировать его в первом приближении. Многое вообще происходит вопреки всем ожиданиям. А уж до тонких материй и вовсе никто не доходил, независимо от того, что пишется в желтых журнальчиках вроде вашего.
- Да не желтый у меня журнал! – возмутился Сотченский.
- Ну, может и не желтый, вам виднее, - Агнешка явно осталась при своем мнении, и Сотченский счел за благо скрыть досаду: в его аргументах она не нуждалась.
- А знаете, в чем дилемма? – увлеченно продолжала Агнешка. – Почему именно ОНА вернулась из комы с этими цифрами в памяти? Все остальные, кто реанимацию прошел, были бездушными? Или их души вылетали в другую часть помещения?
- Не отделялись от тела вообще. Оказаться вне своего физического тела – уникальный случай даже для пребывания в коме.
- Статистику не покажете ли? – рассмеялась Агнешка. – Да нет, Игорь Алексеевич, если честно, про покидание душой реанимируемого тела я вообще даже не задумывалась. Но здесь что-то другое… Потому как моя версия, что пациентка знала заведующего отделением и помнила наизусть его мобильник, на поверку оказалась ошибочной. У этой дамы, похоже, вообще нет ни друзей, ни знакомых.
- Кстати, Агнешка, а зачем мы вообще едем в больницу? – спросил Сотченский.
- Ну как же, вам разве не интересно взглянуть на виновницу торжества? Она опять угодила в палату интенсивной терапии, но пока в сознании. Напишете заметку с натуры – чем плохо?
- Понимаю… А почему вы так рано освободились?
- Ну-у-у… Вашей бывшей жене позвонил бой-френд, причем с какого-то частного аэродрома в Подмосковье. Он арендовал самолет, чтобы отвезти ее в Питер – во кому-то денег-то девать некуда! Алиса собрала сумку вещей и вызвала такси, а господин Макаров, по-моему, решил воспользоваться случаем, чтобы побыть в полном одиночестве. Но я точно знаю, что пить водку он не будет. Ему просто нужно от всех отдохнуть.
«За каким дьяволом Алисе уперся этот Питер?» - со злостью подумал Игорь. Он так разнервничался, что едва не вылетел на красный свет. «Форд» взвизгнул шинами, останавливаясь за стоп-линией.
- А что у нее? – ему стоило немалого усилия переключиться с неразберихи в личной жизни на текущую проблему. – Я имею в виду эту пациентку.
- Ее неудачно прооперировали. Вернее, я бы даже выразилась по-другому – не «неудачно», а крайне халтурно, просто саботаж какой-то. Сердце перенесло нагрузку болевым шоком, плюс сама операция – забор почки, плюс несоблюдение предписанного режима… В первый раз ее откачивали после инфаркта, еще один инфаркт она успела перенести на ногах, сейчас по счету третий, заодно тромбоэмболия. Хуже всего, что хирург задел поджелудочную, от этого развился панкреатит. Юлька – моя подруга, она работает в этой больнице – считает, что осталось от силы два, ну, три дня.
- Э-э-э… забор почки?
- Ну да, забор – в смысле, эксплантация. Я тогда думала, что нефрэктомию, ну, удаление, произвели из-за опухоли, а оказалось – она донором была. Темный лес какой-то с этим ее донорством… Органы обычно эксплантируют очень хорошие хирурги, а тут – ну просто маньяк ее кромсал…
Слова Агнешки добрались до сознания Сотченского не сразу. Он не удержался на плаву и вновь окунулся в собственные переживания. Срочный отъезд Алисы он рассматривал почти как бегство – и это она сбежала ОТ НЕГО. Сбежала к своему так называемому «будущему мужу». Это что же получается – пару раз он заехал в гости, и то – по делам, и то – не к ней, а к тестю – и так ее достал, что она смылась? Ее инициатива или «будущий муж» чего-то мутит? И при чем тут Питер – заявление они вроде бы в Москве подавали? Или не в Москве? Никто же его в курс не поставил. Только тесть, старый пират и беспредельщик, подкинул ему конфетку надежды, чисто подстраховав на всякий случай свою феерическую дочурку… но больше я на такие приманки не клюю!
Мозг обработал услышанное, и Сотченского залихорадило предчувствием. Вопрос прозвучал сам по себе, Игорь даже не сразу понял, что это его голос:
- А как эту женщину зовут?
Агнешка погладила своего панду – так нежно, словно прикосновение ее пальцев могло вдохнуть жизнь в плюшевую игрушку.
- Имечко у нее богемное такое… Ида Святозарова. Похоже на псевдоним, да?
Сотченский непроизвольно придавил педаль газа, и ему померещилось, что панда испуганно пискнул.
А в это время в отделении интенсивной терапии больницы, куда они ехали, развивались непредвиденные события.
17[править]
У поста дежурной медсестры шел экстренный разбор полетов.
Заведующий отделением пока еще ни разу не повысил голоса, и медсестра полагала, что обойдется без серьезных последствий. Но Юля Потапкина могла поспорить на что угодно: последствия будут. Она слишком давно работала с завом и досконально изучила его повадки. Тихий голос означал, что скоро начнутся вынесения строгих выговоров и урезания премий.
Собственно, прошляпила дежурная сестра, ей бы и отвечать. Вот только Юля не умела увиливать, даже если представлялась такая возможность. Это было заложено в генах, и никуда тут не денешься.
Через три минуты Игорь Сотченский увидит Юлю и удивится тому, насколько похожи друг на друга Агнешка и ее однокурсница, у которых нет ни единого общего родственника. У Юли были такие же аккуратные черты лица, словно природа, создавая эту девушку, сказала себе: вот сейчас я всё сделаю очень старательно и потрачу на это столько времени, сколько надо. Юля быстро выросла до реаниматолога – она считалась одной из лучших в Москве – потому что, во-первых, очень старалась, а, во-вторых, тратила на каждый элемент овладения профессией ровно столько времени, сколько было необходимо, и ни секундой больше. Доведись Агнешке работать по специальности, она многое делала бы по наитию… в этом она отличалась от Юли, у которой на каждую ситуацию хранились в памяти алгоритмы, отточенные до автоматизма схемы действий. За это декан и недолюбливал студентку Цуканову – уж слишком часто она проявляла какие-то интуитивные, не предусмотренные программой знания. И воспользовался первым удобным случаем, чтобы отделаться от Агнешки раз и навсегда.
Медсестра – совсем молоденькая девчонка – промямлила что-то, и Юля толкнула ее локтем, давая знак замолчать. Дурочке невдомек, что наступает поворотный момент в ее карьере, и без того не особо многообещающей. Не потому что прокол повлечет за собой что-то фатальное – хотя, безусловно, повлечет. Просто ТАК прокалываться нельзя. Это либо редкостный пофигизм, либо такая же редкостная бестолковость.
- Такого никто обычно не ожидает, - сказала Юля заведующему. – Я отвлеклась буквально на минуту, и…
- А дежурная медсестра вообще ни во что не вовлекалась, - ледяным тоном отозвался зав. – Она болтала по мобильнику. И заболталась настолько, что ничего вокруг не видела и не слышала. Она, черт возьми, даже не почесалась, когда монитор погас! Мы ей за треп по мобильнику зарплату платим?
- Ну куда вы так торопитесь с оргвыводами? – умиротворяюще мурлыкнула Юля. – Сейчас надо принимать меры, а Ирке нагоняй потом устроим, на свежую голову.
- Хватит уже ее выгораживать! – прошипел заведующий. Ирка тихонько сказала «Ой». По какой-то весьма нетривиальной причине зав на дух ее не выносил, и Юля откровенно терялась, пытаясь постичь его мотивацию. Домогательства и отказ – это еще как-то доступно пониманию, но Шаповалов – примерный семьянин и именно тот человек, с которым можно ночевать в ординаторской на одном диване и ничего не бояться. Максимумом внимания, уделенного им сотрудницам, были поздравления на восьмое марта и на дни рождений. Но Ирку он невзлюбил категорически и с первого взгляда.
- Ладно, не буду, - согласилась Юля, не желая подливать масла в огонь. Шаповалов, естественно, ничего не забудет и не простит, но при удачном решении проблемы сменит гнев на подобие милости.
- Ну вот что, Юлия, - резко сказал Шаповалов. – Принимайте свои меры, и это должны быть такие меры, чтобы через полчаса я мог ни о чем не беспокоиться. Естественно, я подниму на ноги всех, кого можно, но это больница, свободные ноги все заняты. Действуйте, чего стоим?
И, развернувшись, он отправился в свой кабинет.
- Ой, а что теперь делать? – растерянно спросила Ирка.
Юля мысленно сосчитала до десяти, чтобы не сорваться на какую-нибудь грубость.
- А ты сиди на месте и не трожь свою мобилу, - распорядилась она. – Даже если тебе обзвонятся! Ира!
- Аюшки?
- Горе ты, а не сестра дежурная. Брысь на пост и займись чем-нибудь полезным!
Сотченский заранее приготовился получить неслабый заряд отрицательных эмоций, проходя под взглядами людей, изнывающих в ожидании вердикта родным, близким или просто друзьям. Но Агнешка повела его в отделение реаниматологии и интенсивной терапии через служебный вход, махнув рукой охраннику – очевидно, девушка была здесь за свою. Охранник разговаривал с кем-то по телефону, и лицо у него почему-то вытягивалось прямо на глазах.
Раньше Игорю не приходилось бывать в реанимации, но даже неопытным взглядом он сразу определил, что царящая здесь суета несет в себе избыточную нагрузку. Агнешка негромко окликнула одну из врачей («Юлька, алло!»), и та метнулась к ним.
- Агнесь, прости, не до тебя сейчас, - быстро сказала она. – У нас пациентка сбежала.
- Че-е-е-го?
- Пациентка сбежала. Та самая, которая Святозарова. В критическом состоянии, из-под ИВЛа.
- Юлька, это же неправдоподобно! А точно сбежала? Вдруг украли?
- Да кому она нужна! Марсианам если только… Факт остается фактом: барышня смылась. Агнесь, пробегись по этажам, а?
- Да не вопрос… - пробормотала Агнешка, и, подхватив под руку Сотченского, вытолкала его обратно на лестничную площадку. Атмосферу здесь отравляло содержимое огромной пепельницы.
- Ну что, Игорь Алексеевич? – Вид у Агнешки был нехарактерно огорошенный. - Всё становится намного интереснее? Ида Святозарова однажды видела этот мир с того света… а теперь она сбежала. Вот будто наотрез не хочет попадать туда снова, верно?
- А как можно потерять пациента из реанимации?
- Есть много способов потерять пациента, - прозрачно намекнула девушка. – Не знаю, какой именно использовался в данном случае, но, судя по кислой мордахе постовой сестры, повесят именно ее. Но Святозарова не могла уйти слишком далеко. Давайте так: я проверю лестницу вверх, а вы всё-таки потяжелее, так что идите вниз. Если она проскользнула сюда, наверняка где-то тут и разлеглась уже.
- А что там, внизу? – спросил Сотченский, тыча пальцем в проем между перилами.
- Морг, - коротко ответила Агнешка, и ее как ветром сдуло.
Сотченский сунул руки в карманы и стал спускаться.
Вероятность личного свидания с Идой Святозаровой его не вдохновляла. И ему меньше всего хотелось ее найти. Этот побег медики вряд ли смогут объяснить даже самим себе – скорее, Иду направляла та дьявольская сила, которую предусмотрительные похоронщики заколотили в гробу вместе с трупом Бориса Феоктистова, чтобы сатана не ухмылялся его лицом.
В глубине души зрело понимание: покинув палату реанимации, Ида приступила к воплощению безымянного, но коварного плана. И хочет он или не хочет, но их встреча состоится. Зачем-то он, Сотченский, нужен Иде Святозаровой. Зачем ей понадобился журналист?!
Вопрос, достойный малахольной Лерочки, но не господина главреда. Святозаровой нужен не журналист – ей нужен человек, который сунул нос в ее черные дела. Ведь скоро – очень скоро – Ида вновь сможет видеть своё тело и мельтешащий вокруг персонал, отключающий кардиомонитор и аппаратуру искусственного дыхания.
Сотченский остановился у обшитой железом двери с табличкой «МОРГ». Здесь – всего несколько шагов пройти – мертвецов бесцеремонно лишали права на приватность, препарируя тайны перехода из мира неспокойного в мир неизведанный и от того устрашающий. Даже в лучшие времена Игорь избегал совершать экскурсии в покойницкие – вместо себя отправлял в «местные командировки» Виктора, а тот после в красках расписывал увиденное.
Виктор. Чем бы ни занимался сейчас этот перебежчик, этот чемпион по спринту от одного источника доходов к другому, его услугами журнал «Водораздел» отныне не пользуется. Через три года с Виктором в помощниках и четыре месяца с Лерой в той же должности Сотченский уяснил для себя, что незаменимых людей не бывает. Кроме того, на Викторе висела уголовная статья – кажется, за нанесение телесных повреждений, причем он этим гордился, скотина…
Сотченский толкнул дверь и ступил через порог. В уши мгновенно набилась вата. Или стены, видевшие только смерть и впитавшие ее в себя, экранировали привычный и от того не замечаемый в повседневности звуковой фон – шум жизни. Жизни, в которой ты зависишь и ставишь в зависимость, торопишься и опаздываешь, уделяешь много времени людям, которые как будто бы не нужны тебе – но откуда-то ты знаешь, что ТАК И ДОЛЖНО БЫТЬ. Но только все дороги одинаково приводят вот сюда.
В паре метров от двери стояла каталка со сточными желобами. Дальше по коридору, справа, виднелось несколько других дверей, вроде бы запертых. Но почему наружная дверь открыта? Неужели они здесь не боятся, что однажды ночью, когда подстанция прервет подачу электричества, а резервные источники не запустятся сразу и в больнице наступит кромешная тьма, один из их безмолвных «подопечных» выйдет в эту незапертую дверь?
Примерно так же, как сделала это Ида Святозарова. Разница состояний… не так уж велика.
Совсем рядом звякнули ледышки, словно ссыпанные в стальной лоток, послышался грубый голос. Сотченский решил, что торчать здесь ни к чему. Он пошел дальше с чувством, что почти ухватил какую-то очень важную мысль. Ухватил и выпустил. Чего это Алиса рванула в Питер с ОДНОЙ только сумкой вещей? Или ее там всё готовенькое ждёт?!
Добравшись до первого этажа, Сотченский обнаружил выход на улицу. Лучи грязно-розового городского заката наполнили задний двор больничного корпуса и нерешительно поглаживали холодный полумрак служебной лестницы. Видимо, это крыло совсем недавно ввели в эксплуатацию после капитального ремонта: двор был завален строительным мусором, по центру территорию загромождали несколько сложенных одна на другую шлакоблочных плит, а рядом валялись проржавевшие водопроводные трубы. Санитары не брезговали использовать двор для утилизации «отходов производства» - Игорь осторожно обошел вытянувшийся на земле размотанный бинт с мерзкими желтыми подтеками посередине. Под ботинком хлюпнуло: каблук придавил катетер, внутри которого осталась кровь. К штабелю плит привалили целый тюк тряпья, упакованный в простыню и перетянутый пояском от халата. Сотченский двинулся дальше, намереваясь заглянуть за баррикаду искореженных труб, и вдруг остановился, затаив дыхание.
Это был не «тюк тряпья». Это была женщина, закутанная в простыню.
Она сказала:
- Эй! Ну вот она я. Искал?
Когда-нибудь время остановится.
Когда-нибудь остановится бьющий в глаза свет лампы. Когда-нибудь остановится боль. Когда-нибудь остановится действие анальгетиков, но и боли уже не будет… по крайней мере, хочется на это надеяться. Она сама превратится в анальгетик.
Лера налила в чашку воды из-под крана. Села на кровать и стала одну за другой проглатывать капсулы нурофена, выцарапывая их из пачки. Или погода переменится, или что-то еще. И не в лучшую сторону.
Она медлила.
Отказаться от задуманного значило остаться в неведении – никак уж не блаженном, потому что скрытая правда ее беспокоила. Может быть, придется не раз горько пожалеть, что скрытое не осталось скрытым… правда никогда и никому не приносила добра. Но если начинать, то сейчас. Не завтра и не через год.
Ну, тогда придется начинать.
Прикончив пачку, Лера отправилась в соседнюю комнату – туда, где в секретере лежали паскудные ампулы. Полюбовалась на них минуту-другую и вышла на кухню. Глубоко вздохнула, взяла с полки два больших хрустальных бокала и принялась тщательно полировать их полотенцем…
Сессна-421 набирала высоту в московской воздушной зоне. Коммерческий рейс по маршруту Москва (Шереметьево) – Пулково выполнял пилот небольшой частной авиакомпании. В самолете находилось три человека: пилот и два пассажира вип-класса. Занятый сложной схемой выхода на курс, пилот не обращал внимания на пассажиров и уж тем более не мог слышать их разговора.
Женщина сказала:
- Мы так не договаривались… солнышко.
- А как мы договаривались? – с ухмылкой спросил ее спутник.
- По-любому не так. Ты сказал, мы уезжаем на три дня, максимум – на неделю. Я не собираюсь переселяться в Питер. Я родилась в Москве. Я выросла в Москве. Я москвичка по крови, а не по номеру вэче, как некоторые.
- Ух ты, вон как! Ну и не собирайся. Считай, я тебя похитил. Романтично, как думаешь?
- Ни хера это не романтично. Нашелся, тоже мне, похититель! Не смеши меня.
- Да я и не смешу. И вот что, дорогая: из нас двоих я буду решать, что нам делать и куда ехать жить. В Питере у меня сейчас много завязок деловых, так что свадьба в столице отменяется. Будь добра со мной не спорить. Не люблю, когда женщина возражает, моя бывшая жена Лариска, скинув кофтёнку, могла бы тебе это подтвердить.
Алиса смерила мужчину таким презрительным взглядом, что по его бычьему загривку галопом пробежали холодные мурашки.
- Всё сказал? Теперь меня послушай. Твоей бывшей жены Лариски здесь нет. А вот мой папа…
- Твой папа при смерти, об этом уже малявы разошлись во все ИТК Российской Федерации. Так что стрелки на папу не переводи…
- Мой бывший муж мог бы тебе подтвердить, даже не раздеваясь, что я НЕНАВИЖУ, когда меня перебивают. Слухи насчет папиного инфаркта слегка преувеличены, и если какие-то уроды уже панихиду заказывают, ты с них и спрашивай. Думаешь, я не просекла, чего ты хочешь? Не сразу, но просекла. Уж чересчур ты был хорош. Здорово всё придумал: увести у собственного шефа жену, дождаться, пока ее богатый и влиятельный папа склеит ласты, наследство положить себе в карман, а потом Алису закопать где-нибудь в пригороде, потому что за светскую даму в твоем вкусе она не проканает. Только зря ты меня за тупую держишь, зайчик мой. Я знала, ЧТО у тебя на уме. А теперь командуй летчику разворачивать назад, Витенька. Медовый месяц накрылся.
Экс-помощник Игоря Сотченского похлопал Алису по плечу.
- Не буди во мне зверя, кукла. Раз такая умная, что ж примчалась с багажом? На что рассчитывала?
- С багажом? – расхохоталась Алиса. – Ты видел, что у меня в сумке? Пара одеял да старые джинсы, чисто для понта. А рассчитывала я убедиться, что ты – именно такой козёл, как я и думала. И, вот что, Витя: когда вернусь домой, первым делом позвоню Сотченскому. У него есть свои закидоны, но в отличие от тебя он – не мразь.
- Да? Ну-ну. Могу тебе рассказать кое-что про твоего Сотченского…
- О, Витенька, не надо! То, что ты хочешь рассказать, я знаю без тебя. Когда ты через своих спецназовских корешков рылся в его прошлом, папины ребята слушали твою мобилу. Поэтому не напрягайся.
Изобразив лицом приватное послание типа «Ну, если ты по доброму не понимаешь…», Виктор метнул руку к поясу и выхватил пистолет. Клацнул передернутый затвор, «Стечкин» уставился в потолок салона. Это было шоу напоказ – удавка для психики, которую Виктор считал весьма действенной.
Обычно она и действовала.
- Милая, - сказал он. – Лучше не шути со мной. Я к тебе – со всей душой и серьезно очень…
В свою очередь, Алиса изобразила зевок. Ее могла испугать перспектива одиночества, но на мужиков с огнестрельным оружием она, дочка бандита, насмотрелась с детства.
- Витенька… - с неприкрытой насмешкой произнесла она. – Эту хлопушку ты купил на те деньги, которые у меня перехватил перед отъездом якобы в Швецию? И на них же нанял самолет? Значит, так. Или мы сейчас же меняем курс на обратный, или ты со всей душой пожалеешь, что со мной связался. Смотри, как бы я не запросила с тебя финансовую отчетность по всем остальным вложениям. А вложился ты, сейчас догадаюсь, в кокаиновый бизнес. Бизнесмен, ****ь, херов. Это ты в спецназе старлеем был, а по жизни звание твое – шестерка…
18[править]
В тот короткий отрезок времени произошло немало чудес. Хотя и вершились они в неподходящем месте: почти центр мегаполиса, где смог автомобильных выхлопов настолько плотен, что его можно щупать руками (отмыть бы их потом), и мало-мальски значимые чудеса задыхаются и чахнут быстрее, чем секундная стрелка проползает половину циферблата. Но бывают и жизнестойкие чудеса. Как тараканы выживают в ядерной катастрофе, чтобы шуршать миллиардами лапок по оплавленным руинам, а другие – куда более красивые – существа погибают, не в силах вынести горячего марева и пронзающей радиации, так и чудеса делятся на красивые… и не очень.
Чудо – не обязательно нечто прекрасное. Не только взмах крыльев ангела или благословение судьбы. Когда не придержанная, стремительно несущаяся дверь станции метрополитена перешибает в муку лицевые кости счастливой невесты за день до свадьбы – это тоже чудо, только со знаком «минус». Злое уродливое чудо, подбирающее момент с изощренностью заплечных дел мастера и всегда стремящееся собрать как можно больше публики.
Есть в запасниках мироздания и чудеса-гротески. Они приходят, когда нет лишних свидетелей. Их можно встретить на заднем дворе городской больницы, всего-то в тридцати шагах от служебного входа, по чьей-то безалаберности оставшегося незапертым, в то время, когда все, не занятые срочной работой, ищут пропавшую из палаты реанимации женщину. Эти чудеса такие же одноразовые, как пакеты для мертвых тел, но они обращают реальность в кошмар, не оставляя никакой надежды. Чудеса-гротески никогда не совершаются дважды для одного и того же человека – мироздание снисходительно, и определяет лимит – один раз.
Ида Святозарова значилась в подкатегории чудес-гротесков. Дневная фантасмагория, возродившаяся из забытых детских страхов.
- Н… воТ… она я… – монотонно отщелкнули ее слова в бездвижном аморфном воздухе.
Позднее Сотченский думал, что самым большим чудом была вовсе не Ида, распознавшая наступление своей смерти прежде, чем это сделали сопряженные с ее телом аппараты, и отправившаяся на задний двор на незапланированную встречу. И не то, что она поведала ему тайну, хотя ее гортань и язык годились уже только на пособия для студентов-медиков.
Самое чудесное – что он не заверещал от ужаса петушиным фальцетом. Он, Игорь Сотченский, большой вальяжный мужчина с солидным брюшком и седеющими импозантно висками, непрошибаемо флегматичный циник стиснул зубами рукав своего пиджака, утробно хрипя в ткань.
Смерть утаскивала Иду по частям. На руке, придерживающей у щеки край простыни, уже чернели первые пятна; на скулах натянулась и трепетала кожа, словно тормоша коченеющие под ней мышцы; глаза застекленели, и лишь в глубине их дотлевал злой холодный огонь, а нижняя челюсть падала в интервалах между словами, обрывая их окончания:
- Н… во… она… й… Искал?
Сотченский потратил шесть без малого лет, выпуская журнал о паранормальном. Он мог быть очень убедителен, рассуждая об этом. Он сам с юмором относился к собственным рассуждениям, но никому этого не показывал. Как никто другой, он умел напустить на себя значительность, повествуя о бесчисленных гранях Вселенной. Но он ни на минуту не задавался вопросом: что он будет делать, если воочию столкнется с одним из феноменов?
И вот сейчас феномен стоял прямо перед ним, и его надо было принять и более-менее равномерно распределить по клеткам мозга. И при этом не рехнуться. Большим пальцем свободной руки Ида подперла падающую челюсть, и фистула ее рта в фиолетовом кольце твердеющих губ дохнула зарождающимся в легких гниением и чем-то едким, медикаментозным.
- Не бойся, не укушу, - сказала Ида. – Или боишься, не прокляла бы?
Сотченский перевел взгляд правее, на шершавую, в выбоинах поверхность плиты. Смотрел туда и старался не думать о том, что находится слева. Так он всегда делал: утратив точку опоры, находил ее в другом месте.
- Хочу услышать об этом от ТЕБЯ, - ответил он. В рот словно набралась каша. – О проклятии. То, что ты оставила в фильме – оно РАБОТАЕТ?
- У тебя была возможность проверить. Просто найти и пригласить человека, умеющего читать по губам, а потом посмотреть, что с ним будет. Но ты воздержался. Молодец. Хата с краю, да?
- В десятку, - буркнул Сотченский. – Что ты там наговорила, где и кому? Расскажи. А то такая неразбериха…
Ида пошатнулась вбок и замерла там, где Игорь зафиксировал взгляд. Это было весьма некстати.
- Мне пришлось. Так пожелал Феоктистов, а если он чего-то желал, то получал это.
- По тем данным, какие у меня есть, он вроде хотел получить твою почку…
- У тебя устаревшие данные.
- Но… когда вы заключили соглашение насчет твоего братца…
- У меня тогда тоже были не те данные. Да и Феоктистов вряд ли уже знал, что будет со мной делать. Я думала, ему просто нужна эта экзекуция, а потом моя почка уйдет кому-то, кто без нее не жилец. Только всё повернулось иначе совсем… Наше соглашение в счет не шло, у Феоктистова иное соглашение было, не со мной, не знаю, с кем… Но он видел такое, чего не видел никто.
- Что Феоктистов видел?
- КляТва, - щелчок – будто сломался мизинец. – Я клялась на крови и клятву сдержала. Но клятва сама по себе – ничто. Только если жертвуешь не ВСЕМ собой, а ЧАСТЬЮ себя, это стократ тяжелее, и тогда тебе дается сверх человеческих сил. Но при этом в твоём теле селится демон-подручный, и власть его принадлежит тому, кто отобрал от тебя часть.
- Открытым текстом демон? – пробубнил Сотченский.
- У меня тогда внутри зажглось, прям как костер запалили: вот, как много я МОГУ! Конечно, мне всё это ни к чему было, я хотела Владилену жизнь подпортить, чтобы понял, какое он ничтожество, и уехал из большого города. Я примерно представляла, как буду выглядеть после… после всего… главная роль в фильме – и больше Владилену кино не снимать.
Но Феоктистов прочитал всё в моих глазах. Откуда-то он умел узнавать демонов.
Всю ночь перед операцией он просидел в палате рядом со мной и всё расспрашивал о чем-то… а иногда начинал бормотать себе под нос несусветную чушь. А я готовилась, готовилась не умереть под местным наркозом. Днем… это не много заняло… мне вынули почку, и Феоктистов стоял за спиной у хирургов. Ассистент подал контейнер, чтобы положить почку, но Феоктистов забрал ее себе и стал мять в руках. Его манжеты пропитало кровью, только о чистоте он не беспокоился.
Хирург рыпнулся было к нему, но Феоктистов велел не лезть. А мне сказал: я могу дать команду, чтобы у тебя вообще всё вытащили. Отсюда тебя увезут еще живую, но с пустым нутром. В клинике есть оборудование, на котором ты протянешь не меньше суток, и ты будешь жива, когда из тебя уже начнут набивать чучело. Что вам нужно, спросила я, и он разорвал мою почку на две половины. Она затрещала и чавкнула, как попрощалась, а Феоктистов швырнул оба куска на пол.
Я загибалась от болевого шока, но надо было держаться до конца. «Ты можешь мне помочь, - продолжал Феоктистов, растирая по ладоням кровь. – Мой сын женится на потаскухе, и я бы убил их обоих… но пока рано. Потаскуха носит плод из семени твоего брата. Ребенок грешен не меньше матери, ибо плоть ее от плоти, но… того, кто не родился, не накажешь».
Он говорил всё это, а мне казалось, что передо мной стоит один из библейских пророков… и я еще подумала, что пророки были по-настоящему плохими людьми. Я даже перестала обращать внимание на то, что у меня роются в подбрюшье – только слушала его. «Мне-то недолго по земле ходить осталось. Господь наш приберет меня скоро к себе и спросит – а ты, Борис, не попустительствовал ли греху в стаде твоем? И я отвечу: есть грех и на мне, но о том позаботился и страшному суду предстаю с чистой совестью. Сын мой искупит свою слабость и накажет виновных своей рукой. Жену мою – за то что помехи мне чинила воспитать отпрыска в вере истинной, потаскуху – за блуд и скверну, в очищение, а ублюдка – что на свет родился в кругу домочадцев моих. Ублюдок пусть в возраст войдет, хоть несколько лет ему чтоб было, когда наказание воспоследует, и мой сын должен сделать всё сам, чтобы имя моё не запятнало милости Господней». А потом он просто спросил: «Ты ведь это сможешь, да?».
Я кивнула, и он сказал хирургам: «Зашивайте».
- Ты так и оставалась в сознании? – спросил Сотченский. Хороший журналист не прерывает интервью, даже если ему срочно нужно грохнуться в обморок.
Ида деревянно повернула голову вправо, затем влево.
- В этом уже не было необходимости. Феоктистов напился моей боли… пил ее прямо из воздуха, у него даже кадык двигался… и ушел. И тогда я отключилась. Но я не теряла сознания – я умерла, анестезиолог потом говорил, что вытащил меня уже мертвую. Я умирала, а в голове у меня складывалась комбинация… как мозаика… воскресла – и она сложилась вся, от и до. Я объяснила Феоктистову, что нужно, а он распорядился, чтобы меня скорее ставили на ноги. Но прооперировали так халтурно, что не успела я выйти из той, закрытой клиники, как через неделю угодила в другую. Знаешь, что я там увидела?
- Ну?
- Апофеоз человеческой глупости. Крючок, закинутый в никуда, с дурацкой надеждой, что кто-то откликнется из безмолвия. Но никто и никогда не откликается…
- Ты стала первой?
- Не я, нет. В пустом месте, которое осталось у меня внутри, сидел демон, и его распирало от желания действовать. А я-то валялась на койке в реанимации! Тот «мудрец», что нацарапал на лампе под потолком свой номер, сразу и уволился, и, насколько мне известно, носит смирительную рубашку, потому что выскреб себе правую глазницу об угол подоконника. Но этого мне было мало! Феоктистов хотел наказать свою семью – но теперь этого хотела и я. Для него ребенок от Владилена был как плевок в лицо, а для меня – как часть Владиленова греха, за который страдала я. И вот я попала на съемочную площадку. Я обратилась к этому ребенку… он зародышем был, но сквозь линзы камеры я смотрела на него с экрана телевизора, а он смотрел на меня. Она… Родилась ведь девочка, верно?
- Ну, это ты могла узнать уже после съемок, - зачем-то сказал Сотченский. – А вот знала ли ты, что заклятие твое – универсальное? И его можно не только услышать, но и прочесть по губам?
- Слышать его не надо. Оно сказано один раз и услышано один раз. Услышано ребенком, который еще не существовал, и в тот же момент судьба и его, и отца с матерью была предрешена, а тем днем, когда дочка Феоктистовых смотрела фильм, она вспомнила, что уже видела меня однажды… из материнской утробы. Те же, кто любопытствует и читает по губам то, что не им предназначено, взывают к хаосу. А теперь… пора тебе уходить, пока тебя не застали говорящим с трупом.
Затем Ида упала.
Даже снимись она в сотне голливудских фильмов, «Оскара» ей дали бы именно за это падение – прямым телом, не согнув ни одного сустава – так падают трупы, успевшие провести на ногах некоторое время после того, как окоченение уже прихватило. Рот в фиолетовых полумесяцах растянулся, и Сотченский, склонившись над Идой, разобрал ее прощальную реплику.
Или это демон нашептал, выбираясь из своего, становящегося неуютным, обиталища… по-дружески нашептал, как старому знакомому.
19[править]
Медики появились на заднем дворе две минуты спустя. Ничего лишнего сказано не было: кто-то даже заметил, что всё правильно – пусть и ускользнувшая из отделения реанимации, но умирающая, Ида, конечно же, пошла ВНИЗ, поскольку идти ВВЕРХ у нее не хватило бы сил. Смерть констатировала Юля Потапкина; двое санитаров положили Иду на носилки и понесли в морг.
Сотченский подбросил до метро странно притихшую Агнешку. Даже боковым зрением он видел, что девушка пребывает в недоумении. Пожалуй, Сотченский был бы не прочь дать ей кое-какие разъяснения, но Агнешка ни о чем не спрашивала. Она тоже понимала, что короткометражная драма в клинике имела подоплеку отнюдь не медицинскую, и случай этот не войдет в учебники. Безусловно, Сотченский предаст события огласке, но вряд ли кто-то подтвердит такую публикацию. Ни завотделением, ни Юлька на это не пойдут. Агнешка поигрывала плюшевым пандой, но ее мысли были одинаково далеки и от панды, и от «Форда», в котором она ехала.
Они попрощались возле станции, и Сотченский поехал дальше. Домой. Из головы у него не выходили слова Иды, сказанные в тот момент, когда ей просто полагалось замолчать – даже по тем законам, которые посмертно возобновили ее дееспособность. Ведь мама учила: если рядом кто-то упал – перешагни и двигайся дальше. Мама была мудрой женщиной.
«Сегодня будешь говорить правду, и те, кто тебе дорог, отвернутся от тебя, а иные спустятся в ад, чтобы кричать в своих могилах».
По крайней мере, она не пророчила смерть ему самому. Не ему ж в ад спускаться. Но какую дьявольщину заключало в себе последнее проклятие Иды Святозаровой?! Что значит «кричат в своих могилах»?! Как Борис Феоктистов, что лыбился даже из гроба?
Дома Сотченского дожидалась Лера, а в душе его назревала катастрофа. Лера. Экзотически-красивая девушка с повадками домашней кошки. Нежная и привязчивая до отвращения Лерочка. Не нужная ему Лера. Алиса, должно быть, уже в Питере со своим… не важно, с кем. Она – с ним, вот и всё. «Предатель», - сказал себе Игорь. Как бы то ни было, он предал Алису тем, что дал ей развод. Ему следовало вывернуться наизнанку, но убедить ее, что она совершает глупость. И не слушать тестя, который сам готов вывернуться мясом наружу, лишь бы доченька обрела видимость счастья. В какую бы «Страну Чудес» ни попала Алиса…
«…ей там плохо», - подвел он итоги.
Но самое плохое заключалось в нем самом.
Сотченского не тянуло к Алисе, и уж совершенно точно не тянуло к Лере.
Он тосковал по совсем другой женщине. Хотел к ней, хотел обнять ее, прижать к себе и согреть. Согреть. Согреть.
Да только той женщины с красивым, как у королевы, именем, давно уже не было. Не согреешь.
Лера встретила его в новой кофточке и короткой юбке несколько другого фасона. Всё как обычно у Леры – рукава длинные, юбка – короткая. Сотченский как-то еще не связал ее экзотический стиль и очевидную мысль: Лера вынуждена скрывать внешние изъяны. Он только подметил про себя, что она, должно быть, съездила домой переодеться, вещей ведь у нее с собой не было. Живет она не близко, стало быть, брала такси. Ну и ладно. Ему какое дело, на что «помощница» тратит свою зарплату?
- Как съездил?
- Устал дико, - вздохнул Игорь, стаскивая с себя пиджак. – И голова разболелась.
- Видок у тебя тот еще, - согласно кивнула Лера. – Ну удачно хоть?
- Не особо… Святозарову застал уже мертвой. У нее видок почище моего был, но не жаловалась.
- Шуточки всё… Ладно, проходи уже, кушать будешь?
- Да, не откажусь. И от таблетки анальгина тоже. Посмотри на кухне, в аптечке.
- Солнышко, ну зачем тебе эти таблетки? – простодушно спросила Лера. – Сердце еще сажать… Я купила бутылочку вина, выпьешь пару бокальчиков, давление нормализуется. Не против?
- Ну хоть так, - Сотченский неуклюже уселся на диван. Верхний позвонок уперся прямо в мозг – иллюзия, конечно, но малоприятная. С подсечками пора завязывать.
- Солнышко, придвинь столик к дивану, - сказала Лера, входя в комнату с подносом. – А то у меня руки заняты.
Родив в уме парочку сочных эпитетов, Игорь потянулся за журнальным столиком. Как на зло, тот зацепился задними колесами за край ковра. Лера стояла рядом в позе официантки вип-класса.
- И еще бутылочку открой, пожалуйста, - добавила она пожелание, когда стол наконец-таки поддался. – А я схожу за бокалами, - и удалилась, подчеркнуто (отметил Игорь) вильнув бедрами.
«Так начинается совместная жизнь, - уныло подумал Сотченский, слушая, как Лера звенит на кухне посудой. – Она себя чувствует здесь больше дома, чем я сам. Ох, не к добру всё это…»
Озираясь в поисках штопора, он подавил тяжелый вздох.
- …Милый, ты забудь о работе на время, - сказала Лера, когда вино было разлито по бокалам. – Ты совсем вымотался. Мы с тобой просто молодцы, - («Ну вот к чему это «Мы с тобой»»? – захотелось воскликнуть ему). – Давай ты отдохнешь, а завтра… - Лера не договорила, многозначительно глядя ему в глаза. – За нашу удачу, солнышко, - и сделала несколько маленьких глоточков. – Мне много нельзя, «улетаю» быстро.
- Ага, - отозвался Игорь и выпил бокал до дна. Тост Леры его не тронул – он пил за светлую память той, другой, что ушла в холод.
Анализировать подробности «романтического вечера» он начал значительно позже.
Проснулся от того, что в раздернутые шторы упали первые капли рассвета. Взглянул на часы: четыре с чем-то… минутную стрелку он не видел. Почему-то взгляд на ней не калибровался. Да и вообще все предметы в комнате размножались делением.
Во рту пересохло. Какое там «пересохло» - великая сушь, не меньше. К горлу подступала тошнота, а руки тряслись – этот букет ощущений обычно ассоциировался у Сотченского с тяжелым похмельем, но всё, что он вчера выпил – грамм двести белого полусладкого. Не упьешься. Рядом вздрогнула во сне Лерочка и пробормотала что-то.
Лерочка. А вот она вызывала ассоциации с долгим страстным сексом. Странно, но приятными эти ассоциации он бы не назвал. То ли из-за того, что ему не нравилось заниматься любовью в темноте, то ли он зачем-то осторожничал с партнершей. Зачем это? А, вот. «Милый, только постарайся не хватать меня за руки сильно, у меня кожа нежная, синяки останутся».
Он вскочил с кровати, и, зажав ладонью рот, кинулся в туалет. Успел секунда в секунду: «романтический ужин» хлынул в канализацию. Пищевод задергался от спазма. Потянул за рычаг слива и чуть не треснулся лбом об унитаз: голова закружилась. Кое-как доплелся до кухни и сел на табуретку.
Да с чего же ему так худо?!
Когда-то очень давно, в армии, в морской пехоте, «духа» Сотченского приучили думать вне зависимости от того, насколько он устал, подавлен морально, как сильно болит всё тело. «Находить себя». Вот и сейчас он нашел себя быстрее, чем боль внутри черепа переселилась в глазные яблоки. Его сожительница (а как еще назвать Лерочку? Сожительница) еще спала сладким сном, но спать ей оставалось недолго. Память без всяких понуканий воспроизвела разговор с тестем, разговор, которому на днях минуло пять лет.
«…им есть, что сказать, Михалыч. Зуб даю, что есть. Но они замыкаются. Через мои руки прошло человек триста, каждый из которых мог дать материал на миллион долларов. И я ни одного не смог толково разговорить. Не психолог я, Михалыч».
«А и не надо психологии, Игорюх. Ладно, только между нами… Достану тебе химию одну реактивную. Мешаешь с бухаловым, даешь выпить, и знай себе выспрашивай. Я так особо борзых на раз колол, только после блевали они долго. Но это уж издержки производства».
И потом, уже совсем недавно:
«Ампулы-то есть еще, Игорь? Что, извел уже всё? Ну, еще надыбаю, не вопрос».
Ампулы.
Держась за стенку, Сотченский вошел в свою комнату и тупо замер перед секретером. Надо пересчитать ампулы. Их должно быть шесть. Он и не думал их прятать. По крайней мере, не от Лерочки – ей по штату не полагалось распознавать психотропные средства.
Ей, может, и не полагалось, да вот вместо шести ампул в секретере осталось пять. Содержимое шестой он, по ходу, принял вместе с белым полусладким. В довесок будьте любезны получить сушняк, рвоту, расфокусировку взгляда и общее недомогание, что впору свалиться на пол.
Приехали, блин. Экзотическая Лерочка, девушка из тропического рая, накачала его бутиратом по самый небалуйся.
Внезапно его охватил такой приступ гнева, что он едва не заорал.
Лера обманула его. Злоупотребила доверием. Он впустил ее в свой дом, отвел ей местечко в своей жизни, а она выставила ему условия. Если биография безупречная – так и быть, с тобой останусь, если нет – сделаю ручкой. Умишка, видать, не хватило, чтобы вытащить на свет божий то, что он предпочитал оставлять несказанным… иначе Лера бы здесь не ночевала. Удрала бы домой. Но попытка хорошая.
Сбившись на полумысли, Сотченский ринулся к спальне. Дернул на себя дверь – она громыхнула о пристенок, врезал кулаком по выключателю люстры. Лера проснулась от шума и света и тут же натянула одеяло до подбородка.
- Что такое, милый? – чуть охрипшим спросонья голосом спросила она.
Сжавшись в комочек, как испуганный зверек, Лера ждала удара. Наотмашь, по лицу. Но когда набралась храбрости и посмотрела на Игоря, поняла – она сама его ударила. Да так сильно, что сдачи не будет.
- Зачем тебе это? – язык у него заплетался. – Лера, черт возьми, ЗАЧЕМ?!
- Дорогой, ты про что?! – у Леры от страха расширились глаза – сейчас, без косметики, она из раскосой экзотик-герл превратилась в обычную русскую девчонку из пригорода.
- Я про наркотик правды, вот про что, дорогая!!! Ну чего же тебе неймется, Лера?! Я ведь принял тебя, какая ты есть! А ведь могло всё хорошо быть, Лера, ЗАЧЕМ?!
- Господи, Игорь, не кричи так на меня, пожалуйста… Ну прости, дорогой, прости меня. Я… я не из любопытства это, нет. Но ты иногда становишься такой… отстраненный… я не знаю, как правильнее… я начала за тебя бояться. Я видела, ты ничего не расскажешь мне, если я прямо спрошу, вот и… Игорь, какая же я дура. Мне вообще не следовало прикасаться к этим ампулам. Я хотела помочь, но не знала, КАК… Наверное, ты никогда меня не простишь, да? – горестно всхлипнула она.
Сотченский ничего не ответил, и Лера продолжала, чувствуя, что от ее оправданий ничего не становится лучше:
- Игорь, ты всё равно ничего не рассказал мне… Так, всякие мелочи. Милый, ну я же и так знала, что у тебя были другие женщины, еще до Алисы. Но, честное слово, это не повод, чтобы…
- Я тебе скажу, что это такое. Ида Святозарова напророчила мне, что сегодня я буду говорить правду.
- Ида?! Но, Игорь, разве она не умерла… в смысле, до твоего приезда в больницу?
- Я соврал. Надеялся, она достаточно мертвая… и наклонился над ней, на мобилу сфотографировать... а она меня прокляла… Лера, ну что же ты натворила?! Ладно! Хотела правды – слушай!
Никто не тянул его за язык – он просто скатывался под откос, а тормоза накрылись.
- Игорь, да нет же! – воскликнула Лера. – Нет, нет, я уже не хочу никакой правды! И ты не говори мне ничего, она… Ида не имела права тебя проклинать! Дорогой, давай сделаем так, чтобы у нее ничего не получилось! Мы ведь это можем, Игорь, ну давай, а?...
- Никаких «мы», - произнес Сотченский, закрывая лицо руками. Но тут же отнял их, устыдившись драматической позы. – А правда вот какая, Лерочка. Та женщина, до Алисы, она меня любила. Сильно-сильно. И верила мне. А я ее убил.
Они встали на краю пропасти, и наступила тишина.
Лера отчетливо видела, как губы его быстро-быстро движутся, но читать по губам она не умела – она же всего лишь журналистка с просроченным дипломом. Исповеди почему-то не было слышно, как если бы кто-то отключил звуковую дорожку фильма. Но сама история ворохом пестрых картинок разметалась по комнате и жила своей жизнью – жизнью, которой вскоре суждено было застыть в декабрьском морозе. История о безответной любви мужчины к женщине, и о том, как женщина полюбила, но опоздала со своей любовью, получив в ответ инквизиторскую пытку.
Пытку, красиво замаскированную под взаимность.
…Эмулированная королева сделала несколько неуверенных шагов, отдергивая носки легких офисных туфелек, чтобы не набрать в них снег. Как будто это могло ее спасти. Вокруг не было ничего, кроме снега. В легкие ворвался ледяной ветер, и королева пошатнулась. Она задыхалась от холода, но осталась королевой до последнего.
Королевы уходят с достоинством, не умоляя о пощаде, хотя человеческая жестокость и коварство даже королеву низводят до простой смертной. Но та, что, теряя сознание, стояла в легкой блузке на морозе, была не только королевой, а еще и ангелом. Можно переломать ангелу крылья и швырнуть их в снег, но не крылья дают ангелам силу подниматься в небо. Конечно, ей было страшно в первые секунды, но она унизилась до просьбы потому лишь, что пожалела своего палача. Он торжествовал победу, наблюдая за ангелом издали, но раскаленная печать уже нависла над его душой, готовясь впиться в нее адским жаром.
«Игорь, вернись, забери меня. Не оставляй. Тебе же это отзовётся, всю жизнь будет больно. Я очень прошу – вернись, пока я еще здесь».
Он не мог не слышать ее мысли. Она сама подарила ему это право, открыв все окна в свой мир, и там всегда было для него светло. Но чей-то демон-подручный направлял его месть, а демоны не ведают боли.
И ответ его был безжалостным, как и этот мороз.
…
- ...о да, да, я постарался на славу – все киношные психопаты локти грызли от зависти. Ей повсюду чудился этот самый ОН, который всё о ней знает, каждый ее шаг. У нее настолько крыша съехала, что она не давала себе труда вдуматься: единственный, кому может быть известно о ней всё, вплоть до цвета нижнего белья – тот, кто постоянно рядом. Я. Но она ни разу меня не заподозрила. А я слал ей гадкие стишки эсэмэсками… Она читала их и плакала от страха. Жила постоянным ожиданием казни, и при этом думала, что только я могу ее спасти.
(- Игорь, он ведь играет со мной, да? Как кошка с мышкой! Скажи мне, это ведь так, да?! Он со мной играет?
«А как же, дорогая. Я играю с тобой. Еще не наигрался, но уже скоро… По-твоему, только ты умеешь играть?».
- Да, наверняка, именно это он пытается делать. И сам в восторге от собственной крутизны. Но по-настоящему он ничего не может, только с мобилы тебя доставать…
- Игорь, по-моему, я очень сильно обидела его… этого человека. Но… каким образом?! И кто он?
- Ты попросту неспособна обидеть хоть кого-нибудь. Этот тип – дегенерат.
- Способна, Игорь, способна… Ведь я и тебя обидела. Ты ухаживал за мной, а я…
- Ухажер из меня тот еще получился, - (широкая улыбка). – Не удивительно, что ты меня отшила, и то – в мягкой форме, - (улыбка еще шире). – Я уж и думать об этом забыл. Но, послушай, если он чересчур разойдется, я на денёк-другой отвезу тебя…)
…на дачу. Там место малолюдное, а зимой и вовсе никого нет. Она сама почувствовала, что живой оттуда не вернется, когда мы ехали, она об этом только и говорила. А я гладил ее по руке и успокаивал: ну что ты, всё будет отлично, я со всем справлюсь. Оставил ее в доме одну, а сам уехал – прикинулся, что собираюсь всё уладить – и до вечера она сходила с ума от неизвестности. Наверное, проведи она там еще и ночь, утром на нее бы уже смирительную рубашку надели, но я не этого добивался. Я хотел, чтобы перед смертью она… чтобы в своём уме была. А, когда стемнело, я приехал и сказал, что надо срочно бежать. Печку заранее включил на полную мощность, в салоне стало жарко, она сняла шубку. Теперь нужно было только из машины ее выманить, странно, не помню, какой придумал предлог… и я дал по газам. У нее… у нее была аллергия на холод, зимой она всегда пользовалась ингаляторами. Но ингалятор остался в шубке, в кармане.
Ну, Лера, вот тебе правда обо мне. Довольна? Я смотрел, как она умирает, и упивался ее удушьем. Когда-то она оттолкнула меня, и я пообещал себе, что ей придется за это дорого заплатить. Я насвистывал что-то мажорное… Но потом она лежала там, в колее, а я стоял рядом, и глаза ее были открыты. Позвал ее, и она откликнулась сверху. Вот тогда я и превратился вновь в себя. Я больше не был дьяволом, явившимся покарать легкомысленную обольстительницу, играющую на чувствах мужчин. Я обманул, предал и убил женщину, которая любила меня и думала, что я сумею ее защитить.
С этим я и жил дальше. Ты в курсе теперь. Ну, что скажешь… дорогая?
Но Лера не могла выговорить ни слова. Она знала, что говорить надо СЕЙЧАС, но в голове у нее воцарилась сумятица, и слова рассыпались на слоги и буквы, ведь только что она видела, как улетает в небо ангел, которому нет больше места на земле, среди людей, ненавидящих ангелов за их любовь.
Игорь выпрямился и швырнул на кровать рядом с Лерой связку ключей от своей квартиры.
- Будешь уходить – запри за собой, - сказал он и вышел.
В прихожей негромко хлопнула дверь.
- Господи… - ошеломленно пробормотала Лера, и, откинув одеяло, вскочила с постели. В спешке подхватила с кресла брошенные туда юбку и кофточку с длинным свободным рукавом. Кое-как натянула одежду на себя и выбежала из комнаты.
20[править]
На улице Лера долго беспомощно озиралась.
Она потеряла Игоря. Упустила те несколько мгновений, когда слова имели смысл. Но всё свалилось на нее так неожиданно, что ей не хватило времени свыкнуться с известием: он, кому она доверила себя, однажды был чудовищем. Хуже, чем ее бывший муж, и, может быть, хуже самого Бориса Феоктистова, свихнувшегося на наказаниях. Она не успела сказать ГЛАВНОГО: еще до того, как вскрыть гнусную ампулу с наркотиком, она заранее простила ему ВСЁ. И это не пересматривается. Она отдала бы саму себя, чтобы вернуть ему королеву-ангела… но не осуждала его за то, что вернуть ее нельзя.
Каждым днем их знакомства он доказывал, что демон-подручный ушел из него навсегда и позабыл его имя.
Куда же подался Игорь?! Почему он оставил ей ключи? Потому что у него есть дубликат, или…
…или знал, что ему больше не придется открывать замки своей квартиры?
Кто-то несильно подтолкнул Леру в спину, между лопаток. Она стремительно обернулась, проглотив испуганный визг, но сзади никого не было. Тактильные галлюцинации, не иначе.
Две мягкие ладони легли на ее плечи. Лера удивленно переступила с ноги на ногу. В шею будто дохнули теплом, и она поняла: ангел спустился ненадолго с неба, чтобы показать ей, КУДА ИДТИ. Потому что сама она не найдет.
Она нашла его на охраняемой автостоянке, в квартале от дома. Именно в эту сторону она бы направилась в последнюю очередь, если бы искала без подсказок. Особенно тем путем, который оказался кратчайшим – между двумя рядами «ракушек», змеящейся тропинкой, в непроглядной тени. И, тем не менее, она прошла там, с останавливающимся от эха собственных шагов дыханием, и никто не преградил ей дорогу.
Сотченский курил около своего «Форда». Двигатель работал на малых оборотах, гудение под капотом обрывисто модулировало, словно автомобилю передалась темная жажда смерти, владевшая его хозяином.
- Что дальше, Игорь? – спросила Лера. Она запыхалась – всю дорогу бежала, а бегать ей не случалось давно, с института. Тем более на каблуках. – На шоссе, педаль до пола и в первый встречный бензовоз?
Он яростно придавил ботинком окурок. Глаза у него покраснели – наверное, плакал. Да, плакал, слезы еще не высохли.
- Послушай… Лерочка… Я восемь лет только и делал, что держался подальше от запасного выхода. Я думал, что жить дальше – это самое большое наказание для меня. Думаешь, это жизнь была? Я сделал счастливой женщину, с которой мне каждый день хотелось сунуть башку в петлю, я коллекционировал минуты, когда ее не было рядом со мной! Однажды я лег с ней в постель, и меня вырвало. А что я получил за это? Она ушла к другому. Всё, свой срок я отбыл. На свободу с чистой совестью… и оставь меня в покое, Лера!
- Не хочу, не могу, не буду, - скороговоркой отозвалась Лера. – Игорь, не отталкивай меня. Я… теперь я знаю, чем помочь тебе.
- Помочь? – усмехнулся он. – С какой стати? Ты, вся такая чистая-невинная, шарахающаяся от мужчин, берешься помогать убийце? Знаешь, что мне Святозарова сказала?
- Дааа… «Сегодня будешь говорить правду»… Или это не всё?
- Там продолжение было. «Те, кто тебе дорог, отвернутся от тебя, а иные спустятся в ад, чтобы кричать в своих могилах…». Давай же, отвернись от меня. Тебе сам бог велел. Не стану заливать насчет пылких чувств… но ты мне не безразлична… без тебя жить уже и вовсе незачем.
- Но я не буду отворачиваться, Игорь! Бог мне ничего такого не велел, а Ида Святозарова и вовсе не бог, чтобы решать за меня, что мне делать. Игорь, я… я хочу сказать тебе – ты жил не прощенным. Не прощенному страшно, и страшно, когда никто не помолится за тебя. Но я молилась о тебе уже тогда, только еще не знала, кто ты. Я… я прощаю тебя, дорогой, за то, что было. Прощаю от всего сердца, и от нее… которая тебя любила.
- Тебе не позволено прощать от нее. Ты – не она.
- Позволено, дорогой, - в голосе Леры появилась глубокая безбрежная тоска, а зрачки запульсировали. – Наверное, мне единственной из всех, кого могла тебе послать судьба, это позволено. И она бы со мной согласилась. Вернее, я знаю, она согласна. Потому что со мной сделали то же самое. Вот только я осталась жива. И теперь могу снимать проклятия…
ТАЙНОЧКА И СЕКРЕТИК (ОКОНЧАНИЕ)[править]
…Лера не услышала, как она подошла. Худенькая, невысокая, бледная, с чернотой бессонницы под глазами.
- Привет. – Голос у нее был тихий и какой-то безжизненный.
(…а в шкафу на полке, за стеклом – фотография в рамке, повернутая к стене. И ни разу любопытство не подтолкнуло ее улучить момент, когда Виктор выйдет из комнаты, подойти и взглянуть – кто там, на фото. Но сейчас ей и не нужно было смотреть – и так ясно, КТО.
Она, та женщина, оставляющая после себя сладкий запах шампуня. Жена Виктора. Жена, которая изменяет ему с другими мужчинами. Минимум – с одним. С мужем Леры).
Лера вышла из ступора и вопросительно взглянула на женщину. Та кивнула, и светлые волосы колыхнулись на ветру, прядка смешно упала на переносицу.
- Значит, тебя тоже проверили?
- Что? – переспросила Лера.
Женщина присела на скамейку рядом с ней.
- Они ведь вместе в школе учились, - сказала она. – Виктор не говорил тебе, нет? Обоих девчонки из армии не дождались. Виктора прямо в казарме из петли вынули, а Макс хотел гранату на себе взорвать, но отобрали. Тогда они дали слово, что поквитаются. Ты тоже кого-то не дождалась из армии, правда?
Лера замотала головой.
- Нет, нет. Это же было давно, я… я потом говорила с тем парнем, он зла на меня не держит, он меня простил!
- Ну да, наверное. А вот Максим тебя не простил. И Виктор – такой же. Они ведь нас специально выбрали. И даже самого маленького шанса нам не оставили быть хорошими.
- Что же теперь будет?
Лера только сейчас заметила, что на левой руке женщины, выше локтя, толстым слоем повязан бинт, а шелковистая кожа под бинтом припухла и покраснела.
- Я не знаю, - женщина пожала плечами. – Я только знаю, что было со мной, когда… в общем, они с самого начала договорились, что нужны доказательства… они ведь и друг другу на слово не очень верят. И Максим как-то доказал, что… мы были с ним. – Она перехватила взгляд Леры и вздохнула. – Короткий рукав теперь носить не буду, а уж раздеваться на глазах у кого-то и тем более не захочется.
- По… почему?
- Иди домой, - сказала женщина, помолчав. – Тебе ведь некуда больше идти, да?
Лера была слишком подавлена, чтобы ответить. Да и зачем, собственно?
Непрощение – оно как энергетик. Черная банка-жестянка с лейблом «Всегда в тонусе» и слоганом на крышке «Повод найдется всегда!». Нон-стоп энергетик.
Но Лера, конечно, думала об этом не совсем в таких фразах. Она почти ничего не думала. Перед глазами у нее мутно белел повязанный на тонкой руке бинт, из-под краев которого виднелась воспаленная кожа. Как же сильно Виктор ненавидит свою худенькую, тихую жену, чтобы сначала подтолкнуть ее к измене, принудить дать ему ПОВОД,
(интересно, что Макс ей говорил и где он ее нашел? Тоже где-нибудь в кафе? или просто на улице, когда она раздумывала – не покончить ли с собой?)
а после – кстати, да что же такое Виктор с ней сделал, получив свои доказательства???
Господи, да нет же! Виктор – не чудовище! Да, но… Максим тоже вряд ли показался светловолосой женщине чудовищем, и всё-таки…
Что останется после того, как воспаление сойдёт, и она сможет снять бинт, но никогда уже не будет носить вещи с коротким рукавом?
Лера остановилась.
Доказательства. Какими они будут в ее случае?
…Виктор говорил по телефону. В другой комнате. Лера заглянула туда – сказать, чтобы он не волновался. Она уже уходит. Каблук туфельки щелкнул о порог, и Виктор обернулся:
- …под левой лопаткой… что-то колет сегодня. Кофе перепил, видимо – на нервах же весь из-за этой дешевки.
Неважно, какая из двух дешевок имеется в виду. После первых трех слов всё остальное вообще не имеет значения. Остальное было сказано потому, что она стояла рядом.
«Под левой лопаткой».
У Леры под левой лопаткой есть маленькая родинка. Но увидеть ее можно только… при очень определенных обстоятельствах. Ей так говорили.
Доказано.
Тайночка перестала быть тайной, а секретика и вовсе не было.
И убежать на край света не получится. Худенькая женщина с забинтованной левой рукой сказала: тебе некуда идти. И Макс сказал то же самое. И как же они оба правы, просто до отвращения.
На работу Лера не поехала. Всё равно, скорее всего, придется уволиться.
Она зашла в аптеку и купила пачку анальгина. Половину выпила у входа в метро – шипящая, почти тёплая кока-кола из банки растворила таблетки прямо во рту. И половину она оставила про запас.
21[править]
- Вот так всё и было, - закончила Лера и взмахнула рукой, отгоняя повеявший из прошлого тошнотворный запах паленого. – Смешно… я надеялась, что пяти таблеток за глаза хватит, а меня полгода выхаживали в больнице, и полгода я мечтала вскрыть себе вены. Когда уже выписывалась, врач сказал мне, что на них обоих… на Макса и на Виктора завели уголовное дело. Не знаю, как это получилось. Может быть, бригада «скорой» составила заявление, или Лариса… ну, жена Виктора обратилась в милицию. Но вряд ли это была она.
- Бедная моя девочка… - сказал Игорь, глядя в асфальт.
- Сейчас это по-дурацки звучит: наглоталась болеутоляющих и поехала домой, к муженьку под горячую руку. А тогда всё получалось только так. Деться некуда. Подруг у меня не было, до однокурсниц не дозвонишься, да и зачем я им? В милицию идти – на смех поднимут: типа, вот шавка, мало что налево гуляет, так ей еще и мужа подставить надо. И я подумала: будь что будет. Может быть, сорвёт на мне злость… и простит. А он… а они уже вдвоем меня ждали, и Макс… и Виктор. Макс один бы со мной справился, но ему неудобно было, и Виктор помогал. Держал меня, чтобы не вырывалась… Но «скорую» мне вызвал Максим, что-то проснулось в нем, наверное, когда увидел, сколько крови из меня натекло… Когда суд был, он всё на себя принял, и Виктору срок условный дали. Единственное, что меня по-настоящему радует – что я больше ни того, ни другого не встречала… Сотченский подумал о своём экс-помощнике. Условный срок за нанесение особо тяжких телесных повреждений. Виктор козырял судимостью так, словно мотал десятку от звонка до звонка и был при этом паханом. Тесть называл его «шелупонь». И еще он подумал, что Лера, кажется, разошлась со своим «секретиком» в его офисе на какой-то жалкий месяц… Надо достать из сейфа ксиву Виктора с фотографией и сжечь. Не надо Лере знать об этом.
- Ну так как же, дорогой, - напомнила о себе Лера. – Ты всё еще не согласен, что мне позволено тебя простить? Мне и только мне.
- Холодно здесь, - сказал ей Сотченский. Улыбнуться не смог. – Пойдем греться… милая.
- Пойдем.
Ничто не влечет за собой более скверных последствий, чем необдуманные действия.
Приставляя к голове Алисы дуло пистолета, Виктор хотел сломать эту дрянь, посмевшую не сломаться при первом его грозном взгляде, позволившую себе ТАКОЙ тон, да еще и опустившую его ниже плинтуса – причем играючи, походя.
Чего он вовсе не хотел, так это стрелять в нее.
Всё, что требовалось – чтобы дрянная баба сдалась. Чтобы до нее дошло – с ней не шутки шутят.
Но политика морального давления дала вторую осечку за этот рейс – только еще и погромче первой.
С видимой брезгливостью Алиса взяла бывшего спецназовца за запястье, а пальцы другой руки положила на ствол «Стечкина». Этому приему она еще в детстве научилась у отца, который говаривал: «Если достал волыну, надо стрелять, а если не стреляешь – значит, лох». Виктор еще не до самого дна осознал всю глубину своей ошибки, когда Алиса быстро крутанула ствол от себя, выломав ему сустав указательного пальца.
- Сука!!! – завопил Виктор и выпустил оружие. Мгновенно переставший сгибаться и утративший чувствительность палец ударился о спусковой крючок, и пуля прошила подголовник левого пилотского кресла. Летчик умер, нажимая на панели кнопку отключения автопилота: ему раздробило затылок, и он навалился грудью на ремни безопасности, а в оверхед хлестнула густая кровавая струя.
- Ни хрена себе… - пробормотала Алиса, беря поудобнее «Стечкин». – Да не ори ты так, - рассеяно добавила она и выстрелила Виктору в грудь.
«Молодец, Алисочка, - сказала она себе. – Ты только что завалила двоих, и каждый умел управлять самолетом».
Сессна едва заметно покачнулась и продолжала лететь прямо, но уже с небольшим кренением на правое крыло: автопилот выставил триммеры рулей в оптимальные положения. Но теперь было достаточно слабого турбулентного потока, чтобы нарушить равновесие.
Алиса перелезла через вытянутые ноги спецназовца и заняла кресло справа от пилота. Оглядела приборы, клавиши, тумблеры. «Черт, ну что же здесь так темно?!» - выругалась она.
Правый крен увеличился. Алиса схватилась за «рога» штурвала и толкнула колонку в противоположную сторону. Ей показалось мало, и она наклонила штурвал до упора. Линия горизонта, очерченная окраинными огнями недосягаемой Москвы, наклонилась за лобовым стеклом. А потом исчезла. Ушла под капот.
Кабину заполнил писк сигнала: предупреждение о выходе на критический угол атаки. Штурвал затрясся, и Алиса отдернула от него руки. Сессна описала полукруг, пересекла свой инверсионный след, и, траурно свистя моторами, стабилизатором вниз устремилась к земле.
Ничто не влечет за собой последствий более скверных, чем неумелые движения штурвалом. Самолет валился на лес.
Алиса закричала.
Самым последним, что она увидела в своей жизни, была стрелка радиовысотомера, остановившаяся на цифре «ноль».
Дальнейшее она видела уже после жизни.
Удар еще кроил ее тело на неровные полосы, мешая их с лоскутьями одежды и осколками стекла, а она – больше не принадлежа ни своему телу, ни тому, что было одето на нем – погрузилась в рыхлую почву и понеслась в недра земли. Неведомая сила влекла ее туда, где мерцала во мраке алая точка – смотровое окно в ад.
Но она всё еще могла кричать.
Речевой самописец фиксировал ее крик до тех пор, пока в нем не запуталась плёнка…
А в той части города, что опрокинулась под капот Сессны россыпью света, двое шли по темному тротуару, возвращаясь домой. И у одной на спине и на руках выше локтя были вырезаны разогретым на конфорке ножом слова: «Позор нашего КВД! Шлюха. Подстилка» и «ВНИМАНИЕ: Б/У!», а у второго на душе пламенел нездешним огнем выжженный приговор «Убийца и предатель», но они были вместе, и это притупляло боль.
Перед пешеходным переходом они взялись за руки, и тень проклятия, бесшумно кравшаяся следом за ними, шмыгнула через арку в глухой двор. В один из странных московских дворов, где даже пьяные компании стараются не задерживаться подолгу, и где собираются такие вот тени. Тени несбывшихся проклятий. Лунными ночами можно увидеть, как они хороводят на истертых временем стенах…
Но лучше на это не смотреть.
Автор: Олег Новгородов
Другие истории автора
- Фаза кошмара
- Проект Траурная Квартира
- Поздний ужин
- Пиратская копия
- Это было под утро в тумане
- Преобладающий ветер
- Пацаны с Опольцево
- Девчонки с Опольцево
Текущий рейтинг: 83/100 (На основе 90 мнений)