Приблизительное время на прочтение: 27 мин

6,15 грамма

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск

Следующий рассказ из этой вселенной: Небо девяносто первого

∗ ∗ ∗

Мать Саши умерла полгода назад. Убил её рак, как и его деда. После похорон погоревать как следует Саша не смог: тут же снова сел за работу. Хоть он и утешал себя, что работа отвлечёт его от этой боли, в глубине своей уставшей и загнанной души он прекрасно понимал, что это вовсе не его решение. Это бешеный график и невменяемый начальник, которому было плевать на всё, кроме плана.

«Ну и что, каждый день люди умирают», - подслушал как-то Саша из комнаты отдыха. Сказал это начальник своему заместителю, наливая себе кофеёк. Входить в эту комнату простым офисным крысам вроде Саши никто не запрещал, но они всё равно туда не ходили, ибо некогда, да и начальник отмерял даже время посещения туалета. «Ну и что...» Понятное дело, что человеку, не знавшему своих родителей и выросшему в приюте, было невдомёк, каково это – потерять мать, и его в каком-то смысле можно было понять. Но Саша понимать не собирался.

С этими мыслями он выпрыгнул из такси и побежал на автовокзал, чтобы успеть купить билет на последний автобус до захолустной деревни Кочаново. В детстве, когда и мать, и дед были живы, Саша недоумевал, почему так назвали деревню, нисколько не связанную с капустой. Теперь же он смотрел на свой измятый билет и уже предвкушал, какими нравоучениями обольёт его бабушка, раз уж он обещал приехать днём. Но начальник не просто не отпустил пораньше – он навалил ещё работы. Если уж ему на смерть матери было плевать, то на хотелки старой бабки из Кочанова – тем более. Но приехать следующим утром Саша не мог. Бабуля – человек, прошедший голодное детство и войну – всегда была строгой и предельно требовательной. Теперь же, после смерти единственной дочери, она эти качества возвела в абсолют: раз мужчина дал слово, то он обязан его сдержать, и хоть тебе ноги оторвёт – ты должен приехать сегодня.

Саша бродил по платформе и искал свой автобус. «Кочаново». Красный Икарус смотрел на него своими грустными старыми фарами, и не просто старыми, а даже древними. Саша сто лет не видел такого старья, он думал, что весь этот хлам давно гниёт на свалках Необъятной. Кузов был весь изъеден ржавчиной, а стёкла такими грязными, что возникало ощущение, будто этот автобус не мыли с конвейера.

Стоя в очереди на посадку, Саша пытался развеять скуку, наблюдая за всем вокруг. Среди людей не нашлось никого, кто хоть как-то был интересен. В основном это были простые сельские работяги, приезжавшие в город подзаработать. Пожухлые, мутные, уставшие, малоподвижные, как живые трупы, экономящие каждую килокалорию. В очереди царило молчание.

Но вот автобус оказался куда интереснее, точнее даже не сам автобус, а его номера. Саша очень любил разного рода совпадения, например, если номер такси совпадал с номером группы, в которой он учился в универе. Номера автобуса – «А240СН» – совпали сразу по двум пунктам. 240 – квартира, в которой он жил, а АСН – его инициалы, «Александр Сергеевич Нестеров». Это совпадение даже немного подняло ему настроение, и очередь на посадку закончилась незаметно. Контролёрша проверила билет и отправила Сашу в салон, такой же древний, как сам автобус. К его радости, автобус остался наполовину пустым, и это значило, что он мог поехать один.

Автобус тронулся, выезжая на вечернюю улицу, Саша воткнул наушники, и через несколько минут усталость и недосып выключили его на потёртом кресле.

Когда Саша проснулся, в автобусе никого не было. На улице стояла глубокая ночь, и он посмотрел на часы в телефоне – неторопливая развалюха опаздывала минимум на два часа. Необычайно яркая полная луна, тусклый свет из салона и те самые древние грустные фары – всё, что рассеивало тьму на трассе. Мимо проносились сосны, болота и прочие прелести российской глубинки. Не было не только интернета – вообще никакой связи.

«Когда все успели выйти?», - подумал Саша, сняв наушники, и вдруг услышал кашель где-то позади. Оказывается, он всё же остался в автобусе не один. Какой-то паренёк, явно деревенский, с заспанной рожей, привстал с кресла, и заглянув в окно, громко пробубнил:

- Ого! Ночь уже на дворе…

«Спал на двух креслах, вот я его и не заметил», - подумал Саша и спросил своего попутчика:

- Далеко ещё?

- Да хрен знает, - пискляво протянул паренёк. – Покурить бы выйти.

- Пойду спрошу.

Шатаясь в плавно летящем сквозь тьму автобусе, Саша поплёлся к водителю. За рулём сидел жирный лысый мужик.

- Далеко ещё до Кочанова?

- Полчаса, - ответил водитель.

- А остановка будет? Мне бы в туалет, а вон тот парень покурить хочет.

- Тимоха что ли? Ему дай волю, он бы каждые пять минут бегал. Щас, на остановке встанем, покурим.

Довольный ответом Саша побрёл обратно, заметив, что Тимоха пересел в кресло сразу за его спиной.

- Ну, что сказал? – спросил Тимоха.

- На остановке встанет скоро.

- О, хорошо. Тебя как звать-то?

- Саша.

- А я Тимоха. Тимоха Савельев. Ты городской, что ли?

- Ага. К бабушке еду.

- Как звать-то её? Может я её знаю. Деревня-то маленькая.

- Вера.

- Это которая в конце улицы живёт?

- Не, ближе к середине.

Тимоха почесал репу, перечисляя в голове всех соседей с середины улицы, а автобус стал замедлять ход, сворачивая к обочине, к обшарпанной советской остановке, каких тысячи по всей стране.

- Две минуты! – зычно крикнул водитель. – И так опаздываем.

Тимоха довольно заохал, выходя из салона, тут же доставая пачку сигарет и зажигалку, не теряя ни одной драгоценной секунды.

- Будешь? – спросил он Сашу.

- Не, бросил, - ответил тот и ушёл за остановку.

Позади снова чиркнула зажигалка.

- А этот куда делся? – зычно спросил Тимоху водитель.

- Поссать пошёл.

Саша всё поливал и поливал траву, удивляясь, сколько ж надо было воды выпить, чтоб так долго стоять.

- Поехали! Умер там что ли? – крикнул водитель, когда Саша уже застёгивал ширинку.

Тимоха потушил ногой сигарету и двинулся к автобусу, а Саша зашёл в салон вслед за ним и обомлел. Почти весь автобус был забит людьми. Не в силах понять этот сюр, Саша на пару секунд завис, но уставший мозг заставил его просто сесть на своё кресло без лишних размышлений. Спрашивать Тимоху обо всём этом он не стал, но напряжение в голове уже засело.

Автобус двинулся дальше, и лишние размышления всё же напали. «Откуда они все тут взялись, если на остановке никого не было? Как они все могли зайти ночью за две минуты, не издав ни шороха?» Но уставший мозг снова выключил Сашу. Проснулся он только на следующей остановке, минут через пятнадцать. Все пассажиры, кроме Тимохи, молча, без лишних движений, встали и вышли из автобуса. Никто ни с кем не говорил. Молча. Не смотря по сторонам, как будто всего мира вокруг для них не было. Так же молча эта толпа перешла дорогу и ушагала в лес. Ночью. Толпа. В лес.

- Тимофей!

- А?

- Кто это был?

- Где?

- Да вот эти люди.

- А, эти… Это работяги местные, - ответил Тимоха без единой капли сомнения.

- И что, ночью в лесу работают?

Тимоха сперва прищурился, а потом улыбнулся:

- Да не. Там просека, они в другую деревню пошли.

- Странно всё это.

- Устал ты просто, Саня. Оттого и кажутся все странными.

«Саня». Как будто они друзья и собутыльники. Саша ненавидел подобное панибратство. Деревенские, что поделать. Но он был рад, что нашлось хоть какое-то объяснение.

Последние пятнадцать минут пути ехали молча. Саша снова воткнул наушники, а Тимоха, видя, что лишился собеседника, просто смотрел в окно.

Автобус остановился на точно такой же остановке.

- Приехали! – услышал Саша, сняв наушники.

Он посмотрел в окно внимательно. Это не та остановка. У бабушкиной деревни остановка была синей – это он точно помнил. Синей, не красной. И можно было подумать, что её перекрасили, но ведь и краска была настолько выцветшей и обшарпанной, что не возникало сомнений – эта остановка стоит без ремонта лет десять, не меньше. А он в последний раз был тут полгода назад, сразу после похорон матери.

Тимоха уже выходил из дверей, а Саша всё не вставал с кресла и вертел головой, пытаясь понять, где он вообще находится.

- Приехали, говорю! – снова крикнул водитель.

- Это не та деревня, - сказал Саша, притопав к выходу. – Мне надо в Кочаново.

- Ну так это и есть Кучаново! Конечная.

- Не Кучаново, а Кочаново.

Водитель нахмурился и скривил рот.

- Я говорю, конечная, выходи, дальше я не поеду.

- А где тогда Кочаново?

- А я откуда знаю?

- Вы меня не туда привезли!

- Ты куда ехал?

- В Кочаново!

- А в билете что?

- Тоже Кочаново! Вот…

- Ну вот же, ну! – ликуя, сказал Саша, достав смятый билет. – Кочаново!

- Значит не на тот автобус сел.

Этого не может быть. Он раз десять перепроверил и табличку с маршрутом, и номер платформы. Он в принципе всегда и всё перепроверял – такая уж у него была работа. Да и как контролёрша впустила его в салон, если билет вообще до другой деревни? Читала «на отвали»?

- Ну! – сказал водитель, выхватив билет из его рук. – Не тот автобус! Что ты мне мозги тут делаешь? Вылезай давай!

- Ну куда я пойду на ночь глядя?

- А мне-то какое дело?

- Давайте поедем обратно, я заплачу! – молил Саша, но водитель только раздувал ноздри:

- Я сказал – конечная, вылезай, или помогу.

Спорить с огромным бугаём дальше уже не хотелось, и Саша вышел из автобуса. На остановке курил Тимоха. Автобус рванул и скрылся за поворотом, обдавая их обоих чёрным вонючим дымом.

- Ну ты выдал, Саня, - улыбаясь, сказал Тимоха, втирая бычок в пыль.

- Хрень какая-то…

- И что делать собираешься?

- Без понятия.

Тимоха цокнул, поправляя свою кепку.

- Пошли до деревни, там к участковому сходишь, договоришься. Может, машину какую дадут. Капитан – нормальный мужик.

Сойдя с трассы, они молча пошли по грунтовой дороге в деревню, которая, впрочем, была недалеко, показавшись сразу же за деревьями на повороте. Полная луна светила настолько ярко, что улицу было видно весьма неплохо. Но всё-таки уличных фонарей хотелось видеть побольше.

- Как можно было автобус-то перепутать?

- Не знаю, - ответил Саша. – Устал я. За последние два дня спал от силы часа три.

- Так оно, в городе. Платят-то хоть хорошо? Есть, из-за чего так мучиться?

«Тебе-то какое дело, как мне платят?» - подумал Саша. Разговоры о своих деньгах он не любил, о чужих – тоже.

- Нормально, - лишь сухо выдавил он.

- Понятно теперь, кстати, почему я твою бабку не знаю.

Дойдя до первого дома на улице, Тимоха остановился.

- Вот мой дом. Извини, в гости не зову, батя у меня маразматик старый. Не поймёт.

Саша почувствовал, как в голосе Тимохи исчезла та непринуждённая лёгкость, что была в автобусе.

- Ну, бывай, - сухо сказал Тимоха, даже не пожав руку. Он просто быстро зашагал к калитке и ушёл во двор через малинник.

- Тимофей! Подожди! – крикнул Саша, пойдя следом.

Но Тимоха не оборачивался и шагал дальше. Саша зашёл через калитку, а Тимоха всё ускорял шаг. Когда он стал пробираться сквозь малинник, нагоняя Тимоху - тот побежал.

- Где участковый-то? – крикнул Саша, но Тимоха скрылся за углом своего бревенчатого дома.

Зайдя за угол, Саша Тимохи не увидел. Тот как испарился. Зато увидел сидящего на лавке бородатого мужика. Заметив Сашу, тот напрягся и взялся за рукоять топора, торчащего из чурбана тут же, рядом с лавкой.

- Красть пришёл? – спросил мужик злобно.

- Нет, я… - опешил Саша. – Я Тимофея хотел спросить.

- Пошёл отсюда, давай, - сказал мужик, поднявшись и выдрав топор из чурки.

- Я просто хотел спросить, где участковый тут.

- Дальше по улице, справа.

- Спасибо, - сказал Саша максимально спокойно, чтобы дальше не провоцировать мужика. – Извините.

- Какого Тимофея-то спрашивал?

- Савельев Тимофей. Сказал, что тут живёт.

Мужик нахмурился ещё больше.

- Помер он лет пять как уже.

Саша ничего не ответил. Он просто медленно попятился назад, развернулся и максимально быстрым шагом двинулся к калитке. По всему телу пробежали мурашки, и уши зашевелились от такого мощного страха, что он побежал, не оглядываясь, боясь услышать тяжёлое дыхание мужика с топором. Но следом никто не бежал.

На пустынной и тёмной улице никого не было, как и света в домах.

Саша выдохся. Позади никого не было. В окне следующего дома горел тёплый, уютный свет.

«Вроде, он сказал справа, а не слева», - подумал он, вспомнив слова бородатого мужика. Как только дыхание восстановилось, животный страх ушёл, уступив место страху всего иррационального. Страха не зубов хищника, но дрожащих теней на стенах пещеры, танцевавших от затухающего костра голодного древнего человека.

Саша увидел такие тени. За окном в майке-алкашке сидел на стульчике мужик и смотрел в пустоту. И вот вроде ничего странного и тем более страшного: мало ли, приспичило хозяину посидеть на кухне. Но Сашу всё же что-то напрягало. Мужик не шевелился от слова «совсем». Саша устал думать, но мысли всё лезли и лезли, и он смотрел в окно, как вкопанный. Яркий свет от большой лампы накаливания освещал улицу и, надо признаться, успокаивал.

«Он же сказал, что отец – маразматик. Тогда зачем убежал?» Саша всё не мог понять странного поведения Тимохи. «Если так неприятно было со мной разговаривать, или, может, стеснялся полоумного отца, то мог бы просто распрощаться и отправить к участковому» - думал он. «Зачем тогда убегать и прятаться?»

Мужик в окне прервал эти размышления, резким движением взяв что-то с пола. Это было ружьё, и Саша дёрнулся, готовый в любую секунду убежать, но почему-то не убегал. Как ни крути, он не хотел уходить от этого тёплого света. Мужик его не видел, или не обращал на него внимания – чёрт знает. Наконец, у его подбородка показался ствол ружья. Мужик не проявлял никаких эмоций и, казалось, даже не моргал, как внезапно повернул голову и посмотрел Саше в глаза. Медленный шаг назад. Нужно бежать, ничем хорошим это не кончится. Но почему-то хочется остаться и посмотреть…

Тот встал со стульчика и подошёл к окну. Не отводя от Саши глаз, он задёрнул две жёлтые, с цветочками, шторки на верёвочке, прикрывающие лишь нижнюю половину окна.

Ещё шаг назад. Мужик сел на табуретку и снова взялся за ружьё, а Саше казалось, что он врос в землю и не то что не издаёт ни звука – даже не дышит, как будто все звуки исчезли и время остановилось. Мужика не было видно, но сквозь шторки был отчётливо виден его силуэт. Саша смотрел в окно, как заворожённый. И ясно, чем всё сейчас кончится, но невозможно оторваться от зрелища.

Прогремел выстрел, который вернул Сашу в реальный мир, снова наполнившийся звуками, и только тогда он заметил, как быстро, глубоко и тяжело дышит. Мужик упал с табуретки и скрылся где-то на полу, но нигде не включился больше свет и не залаяли собаки. Сашу как будто обдало ледяным пламенем, и он что есть сил побежал без оглядки дальше, пока, наконец, среди всей этой тьмы не увидел хорошо освещённый уличным фонарём домик.

По всей видимости, это и было отделение полиции, а заодно и пристанище местного участкового. Саша огляделся – на улице по-прежнему не было ни души.

Озираясь вокруг, он постучался в дверь и вошёл в дом.

- Добрый вечер, - уверенно начал было он, но увидел кроме усатого участкового ещё одного мужика. Того самого, что пару минут назад застрелился на кухне из ружья. В руках у участкового как раз и было это ружьё.

- Ха, вечер. Ночь на дворе, - загоготал участковый.

Сашу и так давно тошнило, теперь же его мутило с головы до пяток.

- Ладно, тут боёк, наверное, сломан, я посмотрю, - сухо сказал мужику участковый. Тот только кивнул, пожал ему руку и вышел из отделения, даже не посмотрев на Сашу, стоящего в дверях. Как будто ничего и не было.

- Ну, проходи, рассказывай, по какому такому делу на ночь глядя, - сказал участковый, прислоняя ружьё к шкафу за своей спиной.

То ли уют этой неприметной избёнки, то ли запах жареной Докторской колбасы, то ли первый адекватный человек за эту ночь немного успокоили Сашу. Всю эту ересь с тем, что до этого случилось, он пока отложил куда подальше. Запахло каким-то решением. Рациональным решением. Машина – трасса – город.

- Да чего встал, присаживайся, - пригласил его участковый на стульчик с другой стороны стола.

Саша послушно уселся.

- Бутерброд с колбасой будешь? – спросил участковый. – Голодный, поди.

Саша только мотнул головой: ещё бы, аппетита не просто не было – он боялся, что вот-вот начнёт блевать.

- Ну и зря, колбаса у нас знатная – сами делаем. Так чем обязан? – спросил участковый, смачно кусая бутерброд с жареным толстым кружком Докторской и так же смачно запивая крепким чаем.

- Я автобус перепутал, не туда приехал.

- Это как так?

- А вот так… Купил билет в Кочаново, приехал в Кучаново.

Участковый замер и даже перестал жевать, уставившись на Сашу. Понимая, что тот не шутит, он расхохотался.

- Серьёзно, что ли?

Рожа жирдяя раскраснелась, и, хотя он вовсе не был противен Саше, от этого смеха всё же противно стало.

- Пил? – спросил вдруг серьёзно участковый.

- Что?

- Пил, говорю?

- Нет, я не пью.

- Тогда как можно было так напутать?

- Не спал два дня.

- Ааа, работал на износ, да, городской? – участковый сделал глубокий глоток чая. – Ну а от меня-то что надо?

- Да я тут подумал, на ночь глядя деваться некуда, может, вы что посоветуете. Мне сюда Тимофей сказал прийти, - на этих словах Саша внимательно смотрел участковому в глаза, следя за его реакцией. – Тимофей Савельев, из первого дома.

Но тот совершенно не удивился.

- А, так ты с Тимохой сюда приехал? Ну, дельная мысль. Машины у меня тут нет…

На этих словах теперь уже участковый внимательно уставился на него:

- Деньги есть?

- Есть.

- На десятку согласен.

- Десять тысяч? – Саша, конечно, не собирался торговаться и вообще оставаться в этом месте хоть на лишнюю минуту, но это был откровенный грабёж.

- Ну а что ты хотел? На казённой машине поедешь, её ещё обратно пригнать надо. Никакое такси из города сюда не приедет, да и связи нет. Вроде и город рядышком, а всё равно – жопа мира… Не, ты, конечно, можешь и в обезьяннике у меня заночевать, но как я понял, задерживаться ты тут не хочешь.

Это правда. Задерживаться Саша тут даже за десятку не хотел. Да хоть двадцатка, лишь бы поскорее отсюда уехать.

- Согласен, - только сказал он.

- Ну и отлично. Тут Вовка, старлей, из соседней деревни с водкой скоро должен приехать. У нас-то своего магазина нет. С ним и поедешь. Добро?

Саша кивнул.

- Добро… - сказал довольный капитан и глотнул чайку.

- А что же мужик у первого дома сказал, что Тимофей пять лет как умер?

Участковый снова расхохотался.

- Напугал, небось? За топор наверное хватался? Да это батя Тимохин. Маразматик старый, и не такого наговорит.

Саше становилось спокойнее. Этот адекватный разговор вносил рациональность в иррациональную ситуацию.

Но всё же на душе постоянно что-то скребло. Мысль, которую он пытается спрятать всё глубже и не выносить наружу. И ладно, что отец Тимофея – старый маразматик, а сам Тимофей – просто придурок, который не может по-человечески попрощаться, но…

… Но выстрел в голову на кухне из ружья – никак в эту логику не укладывался. И заявить бы капитану, мол, сходим, прогуляемся на середину улицы, и ты поймёшь, что я не псих… Но тот же мужик, вынесший себе мозги на кухне из ружья, только что сидел здесь, а это самое ружьё – вот оно, у шкафа. И Саша упорно хоронил эти мысли и эти воспоминания, закапывал всё глубже.

Участковый допил чай и встал, чтобы поставить чайник на переносной плитке за своей спиной. Пока Саша хоронил свои мысли, пронеслась мимо новая: кто-то смотрел в окно с улицы. Поворачивать голову не хотелось, у Саши не хватало мужества, но боковым зрением он точно видел, что лицо смотрит прямо на него.

Капитан всё никак не мог включить плитку и долбил по ней, а капля холодного пота стекала у Саши по виску.

Наконец, он набрался смелости, посмотрел в окно и вскрикнул.

Участковый обернулся.

Саша видел это лицо всего секунду, прежде чем оно исчезло, но он был готов поклясться, что это было лицо его матери.

- Ты чего? – спросил участковый, увидев побелевшее лицо Саши.

Тот сорвался со стула и побежал на улицу. Он бежал вокруг дома по часовой стрелке и против, но никого не увидел.

«Могут ли быть галлюцинации всего от двух дней недосыпа?» - думал он. Но ведь он спал часа три, и ещё немного в автобусе.

Саша зашёл обратно, но участкового в избе не оказалось. Тот словно испарился, как ранее исчез Тимоха.

Саша осмотрел все комнаты, но нигде участкового не обнаружил. И тогда он улыбнулся. В первый раз за этот день. Это не было улыбкой радости или веселья; то, почему он улыбается, Саша понять не мог, как не мог и понять своё ощущение бесконечного ужаса, смешанного с неизвестно откуда появившейся смелостью.

На столе, возле двух бутылок водки и пустых стопок он увидел пистолет Макарова.

Что это такое и как им пользоваться – он знал хорошо, ибо ходил в тир с огнестрельным оружием два раза в неделю, если удавалось освободиться с работы не как обычно, а как, твою мать, положено.

Саша взял пистолет в руку. Ничего особенного, вот предохранитель, а вот… Три патрона.

Он не мог вспомнить, как уже шёл по улице с пистолетом в руке. И решил его даже не прятать. К чертям эту деревню. Если будет надо – он пойдёт пешком. Ночью, во тьме, даже если не будет ни одной попутки.

Дрогнет ли у него рука, если придётся использовать это оружие? Он не задавал себе такой вопрос. Быть может, он ничего уже не почувствует. Страх сменился каким-то тупым безразличием, и Саша спокойно прошёл всю деревню. Света ни в одном доме не было, и единственное, что освещало это крохотное проклятое захолустье – полнолуние.

Когда Саша добрался до остановки, у него со злости зуб на зуб не попадал. Он с ненавистью посмотрел на этот металлический белый прямоугольник в чёрной рамке и с набитыми посередине чёрными буквами: «КУЧАНОВО».

Он пошёл в ту сторону, откуда приехал. В город, к людям, к свету.

Спустя полчаса пути по пустынной трассе где-то позади показались тусклые фары. Наконец-то. Надо бы спрятать пистолет.

Чем ближе плыли фары, тем яснее становились очертания транспорта. Саша размахивал руками и прыгал на обочине, чтобы его заметили, но Икарус пронёсся мимо.

- Тварь! – заорал Саша вслед уезжающей рухляди.

Вот же лысая жирная тварь! Со скандалом выдворил из автобуса, не взял деньги, сказал - конечная, а сам, сука, едет обратно!

Саша что есть духу побежал следом. Где-то через километр Икарус остановился, собрал толпу людей с обочины и поехал дальше.

С досады Саша пнул попавшийся под ноги камушек: крыть матом водителя не хотелось – всё равно не услышит.

Автобус, наконец, исчез, а ещё через полчаса пути Сашу встретил густой туман. Дрожа от холода, он ускорил шаг, чтобы согреться, пока на другой стороне дороги не появился он.

Он лежал на боку на обочине, и абсолютно ничего не выдавало жизни внутри.

Да. Это он. «А240СН».

Саша заглянул внутрь через большое лобовое стекло – и там действительно никого не было.

Вдоволь наевшись этих идиотских фантасмагорий, Саша решил во что бы то ни стало выбраться отсюда. Он побежал сквозь туман, бежал, сколько было сил, а когда выдохся – впереди, за поворотом показалась остановка. Красная, обшарпанная остановка. И этот проклятый дорожный знак. «КУЧАНОВО». Саша побежал обратно в туман, но, не успев пробежать и ста метров, он снова увидел перед собой остановку. «КУЧАНОВО».

Саша засмеялся, и смех этот был той же природы, что и его улыбка, когда он взял в руки пистолет. Мысли летали ураганом в голове, какие-то обрывки чьих-то сказанных слов, кухня, ружьё, дом, топор, пистолет, автобус, кухня, ружьё, дом, топор, пистолет, автобус…

Он не заметил, как уже идёт по деревне, подходя к первому дому.

На лавке у забора сидел Тимоха.

Увидев Сашу, он заулыбался:

- Нашёл участкового?

Саша тоже улыбался, и улыбался злобно.

- Сань, ты чего?

- Что это за место? – так же, с улыбкой, спросил Саша.

- Ну как… Кучаново, - недоумевая, ответил Тимоха.

- Нееет, ты не понял. Что «это» за место?

Увидев направленный на свою рожу пистолет, Тимоха улыбаться перестал.

- Эй, Сань, ты чего?

- Я тебе не Саня… - сквозь зубы ответил Саша. – Предохранитель… Дурить, блядь, меня решили!

Большим пальцем правой руки он снял предохранитель. Тимоха, медленно ёрзая, пополз задом по скамейке.

- Что за место, а?

- Саш, успокойся, - промямлил Тимоха и сам не заметил, как лавка кончилась, и он упал на землю на свой зад.

- Что? Это? За место? – заорал в истерике Саша, - Курок!

Он взвёл курок на боевой взвод. Стрелять теперь будет легче.

Сзади затормозила машина, освещая его спину яркими фарами и ослепляя сидящего на земле Тимоху.

- О, городской, куда убежал? Я вон машину привёз, как обещал, - узнал голос участкового Саша.

- Зря ты пистолет взял, - тихо сказал Тимоха. – Отсюда ничего забирать нельзя…

Саша опустил пистолет и обернулся.

Перед ним стоял ментовской уазик, из которого вышли жирный капитан и, видимо, старлей Вовка.

Увидев пистолет в руке Саши, Вовка в мгновение ока достал своего Макарова.

- А ну, брось! – заорал старлей. – Бросай, на колени!

Саша лишь улыбнулся.

- Бросай!

- И что будет? Что будет?

- Бросай! – снова заорал Вовка, но Саша не просто не бросил пистолет, он попытался выстрелить.

Говорят, что в последний момент ты видишь картинки всей своей жизни скопом. Саша никаких картинок не видел. Он видел только маму.

Вовка выстрелил. Саша выстрелить тоже успел: при взведённом курке нажать на крючок было нетрудно. К сожалению, он попал в стекло открытой водительской двери, промахнулся. А вот Вовка – нет.

Молча, не проронив ни единого звука, Саша падал назад, роняя пистолет.

«Больно» - вот всё, что он сказал в своих мыслях. Но он говорил это не самому себе, а маме, которая вот, стояла совсем рядом. Последние доли секунды он видел её бледное, измученное болезнью лицо. Она ли это была? Почему так сильно казалось, что и с ней что-то не так?

Когда затылок Саши коснулся земли – он был уже мёртв. Прямое попадание девятимиллиметрового в сердце. Никаких шансов.

Захлёбываясь кровью, Саша очнулся в упавшем на бок автобусе. Повсюду кровь, битое стекло и стоны раненых. Послышалась сирена скорой, которая всё затихала. Но Саша не давал себе отключиться. Что-то подсказывало ему – если уснуть, то снова окажешься в кошмаре, от которого с таким трудом пробудился. Лишь когда скорая въехала в ярко освещённый родной городок, он снова провалился в темноту. В забвение, из которого мы пришли и куда все уйдём.

Во второй раз Саша очнулся уже в больнице, в просторной светлой палате, в городе. Солнечный свет слепил глаза, но это было то самое чувство, которое он так хотел ощутить, когда сломя голову бежал по трассе ночью, через туман. Поменяли капельницу, и в этот раз он заснул сладко, без кошмаров.

Когда он проснулся, стояла глубокая ночь. Полная луна необычайно ярким светом врывалась в палату. Вошли двое в штатском. Один из них не спеша подвинул к койке стульчик и грузно уселся, перекинув одну ногу на другую и уставившись на Сашу.

Стало дико неуютно от этого буравящего взгляда, но молчун продолжал своё молчание.

- Вы следователь? – спросил, наконец, Саша после этой неприятной паузы.

- Можно и так сказать, Александр, - ответил следак и почесал нос.

И что это, блядь, значит: «Можно и так сказать?»

- Я тут по поводу этого, - продолжил следак, тыкая себе пальцем в грудь, словно угадывая мысль Саши. - С аварией вашей другие будут разбираться, меня интересует, кто стрелял.

Все надежды на то, что Кучаново – не более чем предсмертная галлюцинация Саши, рухнули.

- Ну, так кто из них стрелял? Капитан?

Саша мотнул головой.

- Старлей стрелял, - сказал следак второму, и тот вышел за дверь.

- Я же ничего не брал, - сказал тихонько Саша, но следак тут же рассмеялся:

- Как это не брал? Знаешь, сколько весит пуля для пистолета Макарова? Шесть грамм. А точнее – шесть целых пятнадцать сотых. Ты взял с собой шесть грамм свинца, Саня.

У Саши, как у ребёнка, которому мама сказала что-то обидное, задрожали губы. По щеке текла слеза, и мягкое одеяло на койке стало колоться, будто хотело прогнать его из уютной палаты.

- Да не кори ты себя так, - добродушно, даже как-то по-отечески сказал следак. – Я бы в любом случае за тобой приехал.

На этих словах следак достал из куртки странный – Саша не успел рассмотреть как следует – нож, и стал быстро, как швейная машинка, прошивать его в живот.

Когда следак вытер руки о простынь и вышел за дверь, сказав только: «Бывай, Саня», он из последних сил выдернул из себя капельницу и, поливая кровью пол, подошёл к окошку. Два следака садились в уазик. В уазик с разбитым стеклом. Липовые следаки. Липовый уазик. Больница пока ещё настоящая и, наверное, настоящие следователи ещё только едут сюда. Но уже поздно. Или ненастоящая? Вокруг, во дворике, стелился туман – такой же густой и холодный, как на трассе. Следак посмотрел Саше прямо в глаза, улыбнулся на прощанье, и Саша тут же побежал к двери, а когда открыл её, то вылетел не в коридор больницы, а в сени деревенского дома. Обернувшись, палаты он тоже не увидел.

Вместо неё была кухня. И табуретка. Мужик задёргивал жёлтые, с цветочками, шторки на верёвочке и, не замечая Саши, сел на табуретку. Подняв с пола ружьё, он только вздохнул.

В этот момент Саша ничего не почувствовал. Он вообще уже ничего не чувствовал. Всё, что оставалось от его души, было выжжено.

Выйдя на улицу, Саша молча уселся на лавку рядом с Тимохой. Тот даже не поздоровался, а лишь протянул сигарету.

Саша глубоко затянулся. Самая вкусная сигарета в его жизни…

Паника – вот главный враг мыслей. Когда ты в панике – голова совсем отказывается думать. Но сейчас Саша спокоен, как никогда. Всё это дерьмо – начальник, планы и графики – унеслось в прошлое и осталось где-то позади. Нелогичные кусочки паззла, которые не удавалось до этого связать, вставали на свои места. Здесь просто нет времени. Или оно есть, но какое-то неправильное. И если раньше время можно было представить, как, скажем, напитки, то тогда понедельник был бы стаканом воды, вторник – стаканом молока, а воскресенье – стопкой водки. Но здесь ты пьёшь из стакана воду, а чувствуешь молоко, и потом вдруг водку, и вино, и снова молоко.

Вот почему Саша, увидев, как мужик прострелил себе голову на кухне, нашёл его живым и здоровым в отделении. Сначала вода, потом молоко, потом снова вода. Пока Саша бежал к участковому – он бежал в прошлое.

Вот почему, не найдя мать за окном, участкового в избе он тоже не нашёл.

Стало быть, когда автобус перевернулся, он остался валяться в своей крови и осколках, а разум его оказался здесь. Стало быть, автобус действительно ехал в Кочаново, а после аварии Саша ехал в другом автобусе, в другую деревню. И стало быть, только что в больнице он умер.

На кухне в доме прогремел выстрел, но Тимоха даже не моргнул, а Саша только немного вздрогнул, но тоже не обернулся.

- Привыкнешь, - только тихо сказал Тимоха.

Они оба смотрели в никуда и ни разу за весь разговор даже не посмотрели друг на друга.

- А что, если с собой ничего не забирать? С верёвкой, или в воде… Ты понял.

- В первый раз может быть. А потом – бесполезно.

Тимоха потушил сигарету, встал и ушёл домой. Саша продолжал курить и смотрел ему вслед.

Стало гораздо понятнее. Такая уж у Саши работа. Он был аналитиком, и привык не только всё перепроверять. Он искал закономерности и причинно-следственную связь. Какую закономерность можно было здесь найти? Время – это даже не напиток. Это резинка, что сжимается, растягивается и перекручивается.

Только что было сегодня, а затем наступило вчера. Такие вот правила, и Саша начинал их понимать.

Тимоха был уже у своего дома. У него что-то спрашивал какой-то напуганный человек, явно городской, не из этой деревни. Тимоха, ничего не отвечая, традиционно зашагал во двор через калитку, оставив бедного парня совершенно одного.

Основная проблема здешних обитателей в том, что они пытаются отсюда выбраться, убив себя.

Паренёк увидел Сашу, умиротворённо пускающего сигаретный дым изо рта, и побежал к нему, словно к последней надежде.

Убив себя, они снова оказываются здесь. Они остаются на резинке, совершенно не пользуясь её пластичностью. А надо сжать её, растянуть, перекрутить. Оказаться в то время и в том месте, где всё началось. Где ты ничего ещё отсюда не забрал.

- Извините, а где тут участковый? – спросил паренёк, подойдя к Саше.

Тот только молча указал пальцем на самый конец улицы.

- Спасибо, - тихо сказал паренёк и быстро зашагал дальше.

- Эй, парень! – крикнул Саша, смотря всё так же в никуда. Паренёк остановился.

- Ничего отсюда не забирай, - сказал Саша и затянулся.

Самая вкусная сигарета. В проклятом захолустье, во тьме. И если мать здесь, её надо найти.


Автор: Вольский

Текущий рейтинг: 86/100 (На основе 138 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать