(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Фирменное блюдо (Стэнли Эллин)
- А это – «У Сбирро», - сказал Лаффлер. Костэйн увидел квадратный кирпичный фасад, похожий на все прочие, которые растягивались в клейкой темноте по обе стороны безлюдной улицы. У его ног из зарешеченных окон полуподвала пробивался свет.
- Что за дыра, - отозвался он.
- Поймите же, - холодно сказал Лаффлер, - что «У Сбирро» - ресторан без претензий. В то жестокое и неспокойное время, в которое мы живем, его хозяин решил не идти на компромиссы. В нашем городе это, может, последнее заведение подобного типа, освещенное газом; вы найдете здесь те самые столы, то самое серебро и даже ту самую паутину в углу, что знали клиенты полвека назад.
- Не особо привлекательно, - сказал Костэйн, - во всяком случае, мало гигиенично.
- Входя туда, - продолжал Лаффлер, - вы оставите за собой безумие мира и на краткий миг вознесетесь духовно, встретив не богатство, но достоинство, эту потерянную в наше время добродетель.
Костэйн усмехнулся с некоторым смущением.
- Слушая вас, - сказал он, - можно подумать, что речь идет о соборе, а не о ресторане.
В бледном свете фонаря Лаффлер смерил взглядом своего спутника.
- Я думаю, - резко сказал он, - не ошибся ли я, приглашая вас.
Костэйн почувствовал себя задетым. Несмотря на высокое положение и приличный оклад, он был только подчиненным этого претенциозного мелкого субъекта и решил попытаться поставить его на место.
- Если вы хотите, - холодно сообщил он, - я могу изменить планы и провести вечер где-нибудь в другом месте.
Лаффлер уставил на него свои воловьи глаза. Его красная физиономия, скрытая туманом, потеряла обычную уверенность.
- Нет, нет, - отозвался он наконец. – Чего там еще. Очень важно, чтобы мы вместе поужинали у Сбирро.
Он крепко ухватил Костэйна под руку и потянул к железной решетке у входа в подвал.
- А все это потому, - продолжал он, - что в вашем бюро только вы понимаете что-то в доброй еде. Для меня знать этот ресторан и не поделиться секретом с кем-то, кто в состоянии его оценить, это все равно, что иметь редкое произведение искусства, запертое под замком и недоступное для людей.
- Некоторые коллекционеры страдают эгоизмом подобного рода, - вставил Костэйн.
- Я к ним не принадлежу. Годами скрывать тайну этого заведения стало для меня нестерпимым. – Он пошарил рукой у решетки, после чего изнутри донесся слабый звоночек. Двери открылись, и Костэйн очутился лицом к лицу с кем-то едва различимым.
- Господа?.. – вопросительно отозвалась личность.
Лаффлер и его гость, - сказал Лаффлер.
- Господа… - а тот раз тон был самый любезный. Человек отступил в сторону. Костэйн, опережаемый Лаффлером, сошел по нескольким ступенькам и очутился в маленьком вестибюле. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что силуэт, к которому он приглядывается – его собственное отражение в зеркале от пола до потолка.
«Что за атмосфера», - подумал он, несколько заинтересованный, подходя за Лаффлером к столу.
Они уселись друг против друга. Костэйн с интересом осматривался. Зал был небольшой, а полдюжины газовых рожков, составляющих единственное освещение, бросало такой неверный свет, что стены, казалось, качались, а иногда погружались в темноту.
Здесь было всего с десяток столиков, расставленных так, чтобы обеспечить собеседникам максимум интимности. Немногочисленные кельнеры двигались между столами без ненужных жестов. В воздухе разносился деликатный звон тарелок и еле слышимый шепот разговоров. Костэйн одобрительно покачал головой. Лаффлер с облегчением вздохнул.
- Я знал, что вы разделите мой энтузиазм, - сказал он. – А вы заметили, что тут нет женщин?
Костэйн вопросительно поднял брови.
- Сбирро, - объяснил Лаффлер, - не поощряет посещение его заведения слабым полом. Недавно я был свидетелем поражения дамы, которая сюда забрела. Тщетно просидела она час, дожидаясь приема заказа.
- Не устроила скандала?
- Конечно, - Лаффлер улыбнулся при этом воспоминании. – Ей удалось создать замешательство среди клиентов и поставить своего спутника в неудобное положение, не более.
- А Сбирро?
- Даже не появился. Может быть, из укрытия руководил всей компанией? Не знаю. Так или иначе, он одержал полную победу. Дама больше не возвращалась, как и тот идиот, который ее тогда привел.
- Недвусмысленное предостережение для остальных, - уточнил, рассмеявшись Костэйн.
Перед ними вырос кельнер. Его темная кожа, нос и деликатно вычерченные губы, большие влажные глаза с длинными ресницами, серебристо-белые волосы, такие плотные, что казались париком, - все это указывало на то, что человек был индийцем или во всяком случае с Востока. Кельнер слегка потянул скатерть, выравнивая на ней какую-то невидимую складку, наполнил ледяной водой два больших хрустальных бокала и поставил справа от каждого.
- Есть фирменное блюдо? – живо спросил Лаффлер.
Кельнер улыбнулся, показывая идеально белые зубы.
- Мне очень жаль, извините сэр, но сегодня нет фирменного блюда.
Лаффлер не мог скрыть разочарования.
- Уже так давно… больше месяца не было фирменного блюда. Я надеялся угостить им моего друга.
- Вы же отдаете себе отчет в наших трудностях…
- Конечно, конечно…
Лаффлер с грустью посмотрел на Костэйна, потом пожал плечами.
- Сэр желает быть обслуженным? – спросил кельнер. Лаффлер кивнул головой, но к удивлению Костэйна кельнер удалился, не приняв заказа.
- Вы заказали раньше? – спросил он.
- Ах, я должен был вас предупредить, что Сбирро не предлагает выбор. Вы будете есть то же самое, что и все остальные гости. Завтра меню будет совсем другое, но снова одно для всех.
- Необыкновенно, - воскликнул Костэйн, - и все-таки неприятно. А если я не люблю того, что подают?
- Насчет этого не опасайтесь, - торжественно произнес Лаффлер. – Могу дать слово, что как бы вы ни были требовательны, съедите до крошки все, что вам подадут.
При виде скептической мины Костэйна он засмеялся.
- А вы не подумали о достоинствах такой системы? Когда вы изучаете меню ресторана, вы теряетесь в лабиринте блюд. Вы должны думать, ломать себе голову, а потом делать выбор, о котором можете и пожалеть. Из этого возникает неприятное ощущение, которое тяготит, каким бы незначительным оно ни было. А теперь подумайте о других проблемах. Вместо кухни, где куча поваров бегает в поте лица, тут только один повар, спокойный, довольный, прилагающий весь свой талант для выполнения одной только задачи, заранее уверенный в своем триумфе.
- Вы посещали кухню?
- Увы – нет. Картина, которую я вам рисую, - мысленная, созданная на основе подхваченных за много лет фрагментов разговоров, признаюсь, однако, что посещение кухни этого ресторана стало моей навязчивой идеей.
- Вы говорили об этом со Сбирро?
- Десятки раз. Он только пожимал плечами.
- Реакция, я сказал бы, мало приятная.
- Да нет же, нет, - поспешно возразил Лаффлер. – Великий артист не обязан уступать правилам ложной вежливости. Да и потом, несмотря ни на что, я не теряю надежды.
Появился кельнер, неся две глубокие тарелки. Он с математической точностью установил их перед Лаффлером и Костэйном, как и сосуд, из которого наполнил тарелки прозрачным жидким бульоном.
Костэйн погрузил ложку и с интересом попробовал. Суп имел пикантный и даже слегка неприятный вкус. Костэйн чуть скривился и поискал взглядом соль и перец. На столе их не было. Он увидел, что Лаффлер за ним наблюдает. Усмехнулся и показал на тарелку:
- Превосходно.
Лаффлер ответил с улыбкой.
- Вы совсем не считаете это превосходным, - холодно отозвался он. – Для вас этот бульон безвкусен, если не приправлен. Знаю, потому что и мое первое впечатление было таким же много лет назад, и так же, как вы, я после первой ложки хотел посолить и добавить перцу. Тогда я открыл с удивлением, что Сбирро не предлагает своим клиентам никаких приправ.
- Даже соли?
- Даже. Сам факт, что вы хотели ее добавить в суп, доказывает, что ваш вкус притуплен. Я уверен, что вы извлечете тот же урок, что и я, - когда вы съедите до конца бульон, вам уже не будет хотеться соли.
С каждой новой ложкой перед Костэйном открывался весь вкусовой букет бульона. Лаффлер отставил пустую тарелку и опер локти о стол.
- Теперь вы согласны со мной?
К великой для себя неожиданности – да, - признался Костэйн.
Кельнер убрал тарелки. Тон Лаффлера стал более доверительным.
- Отсутствие приправ – это только одна из особенностей ресторана, - сказал он. – Лучше, чтобы вы все осознали сразу. Вы не достанете тут и каких-либо алкогольных напитков. Точнее говоря, подают только воду, напиток основной и единственно нужный человеку. Курение в любом виде также запрещено.
- Великое небо! – воскликнул Костэйн. – Это заведение напоминает скорее убежище натуралистов, чем пристанище гурманов, разве нет?
- Боюсь, - сказал Лаффлер, снова посерьезнев, - что вы путаете понятия «гурман» и «лакомка». Этот последний зажирается в поисках все новых впечатлений для своих притупленных чувств. Настоящий гурман ставит простоту выше всего. Греческий пастух в запахнутом хитоне, который ест спелую оливку, японец, сидящий в комнате без обстановки и созерцающий изгиб цветочного стебля, - вот истинные гурманы.
- Капля коньяку иногда, а порой и трубка кажутся мне безвредными.
- Смешивая еду и наркотики, вы ломаете нежное равновесие своего вкуса так грубо, что лишаете себя самой ценной вещи, какую это чувство доставляет: возможности наслаждаться хорошей едой.
- Могу ли спросить, почему вы приписываете все эти ограничения эстетическим мотивам? А может, причина в том, что высоки налоги на алкоголь. Может, хозяин боится, что клиенты будут недовольны папиросным дымом в таком маленьком помещении.
Лаффлер запротестовал энергичным движением головы:
- Когда вы узнаете Сбирро, вы сразу поймете, что он не такой человек, чтобы руководствоваться столь низменными взглядами. Это он первый дал мне познать то, что вы называете «мотивами эстетического характера».
- Занятный субъект, - сказа Костэйн, в то время как кельнер трудился над следующим блюдом.
Это было жаркое, политое густым соусом, без каких-либо овощей. Пар, поднимавшийся над блюдом, деликатный аппетитный запах, от которого рот наполнялся слюной. Костэйн жевал первый кусок медленно и с таким вниманием, с каким мог бы анализировать детали симфонии Моцарта. Чувствовал при этом действительно непривычную гамму впечатлений, начиная от удовольствия, которое доставил хруст внешней скорлупки поджаренного мяса, и до наслаждения чуть тошнотворным, но упоительным вкусом кровавой полусырой внутренности жаркого.
Проглотив этот кусок, он почувствовал дикую жажду следующего, так что должен был сделать над собой усилие, чтобы не проглотить как голодный всей порции разом, вместе с соусом. Только когда вытер дочиста тарелку, заметил, что во время еды ни словом не обменялся с Лаффлером. Он сказал об этом, тот ответил:
- Думаете, что перед подобным совершенством нужны слова?
Костэйн огляделся и увидел зальчик с его старыми обоями, неверным светом и тихими собеседниками в каком-то ином виде, другом измерении, чем раньше.
- Нет, - покорно сознался он. – Беру назад свои предубеждения. Признаю, что вы были правы на сто процентов. В ваших похвалах по адресу Сбирро не было и тени преувеличения.
- Вот видите! – утешился Лаффлер. – И это еще не все. Вы слышали, как я допытывался о фирменном блюде, которого сегодня, к несчастью, нет. Так вот, то, что вы ели – ничто в сравнении с фирменным блюдом.
-Что вы говорите! Но что же это такое? Соловьиные язычки? Филе из единорога?
- Ни то, ни другое. Ягненок.
- Ягненок?
Лаффлер секунду подумал.
- Если бы я выразил мое искреннее мнение об этом блюде, - сказал он наконец, - вы бы посчитали меня сумасшедшим, потому что само воспоминание о нем глубоко меня потрясает. Это не котлеты, всегда слишком жирные, не натуральное жаркое, всегда твердоватое, это какая-то особенная часть ягненка, редчайшего в мире, название которого – ягненок из Амирстана.
- Из Амирстана? – удивился Костэйн.
- Так называется горный уголок Афганистана. Из того, что говорил мне Сбирро, я заключил, что на этом плоскогорье пасутся последние остатки великолепной и некогда многочисленной породы баранов. Сбирро каким-то образом имеет монополию на приобретение ягнят, и он единственный ресторатор на свете, который может вписать это блюдо в свое меню. Но и здесь оно не часто, нужна удача, чтобы попасть на такой день.
- А Сбирро не мог бы предупредить заранее своих клиентов?
- Это не имело бы смысла. Город заполнен профессиональными обжорами. Если бы известие разошлось, эти люди из одного любопытства пришли бы попробовать блюдо и увели бы его из-под носа истинных любителей, которых вы здесь видите.
- Вы хотите сказать, что эти особы единственные в городе, а если я правильно понял, то и единственные в мире, знающие о существовании ресторана?
- Примерно так. Одного или двух постоянных клиентов по тем или иным причинам сегодня недостает. Каждый из клиентов, - тут голос Лаффлера зазвучал предостерегающе, - считает делом чести сохранение тайны. Принимая мое приглашение и вы автоматически обязались делать это. Думаю, могу вам доверять.
Костэйн зарумянился.
- Тот факт, что я работаю у вас, может быть гарантией. Но разве не жаль, что множество знатоков хорошей еды лишены доступа сюда?
- А знаете ли вы, что было бы следствием вашей политики? – с горечью сказал Лаффлер. – Наплыв идиотов, которые скоро стали бы возмущаться, что не могут здесь съесть утки в шоколадном соусе.
- Вынужден признать вашу правоту, - сказал Костэйн.
Лаффлер устало откинулся на плетение кресла и неуверенным жестом провел рукой по глазам.
- Я человек одинокий, - сказал тихо, - хотя одиночества и не выбирал. Вам это может показаться странным, даже извращенным, но в душе я рассматриваю этот ресторан, этот тихий порт среди бесчувственного и тронутого безумием мира как свою семью и одновременно друга.
В этот момент Костэйн, который всегда до тех пор видел в Лаффлере только тирана-начальника, почувствовал, что огромная жалость сжимает его симпатично полный желудок.
Через пару недель приглашение Лаффлером Костэйна на ужины у Сбирро стало ежедневным ритуалом. Закончив работу в бюро, Костэйн запирал свою кабину и выходил в коридор. Раньше он привык зажигать в этом месте папиросу, но теперь под влиянием Лаффлера пробовал отвыкнуть от курения. В коридоре как бы случайно перед ним вырастал Лаффлер и спрашивал:
- Ну, как там, Костэйн? Никаких планов на вечер?
- Никаких, волен как птица, - отвечал Костэйн. Или: - Я к вашим услугам.
Задумывался, не следовало ли иногда отказаться, но видя радость Лаффлера и любезный жест, которым начальник сразу хватал меня за руку, - отбрасывал эту мысль.
Кроме того, говорил себе Костэйн, ввиду неопределенности в мире бизнеса может ли быть более надежный путь к карьере, чем приобретение симпатий шефа? Уже секретарь административного совета публично вспоминал об уважении, которым пользуется Костэйн у Лаффлера. Все складывалось хорошо.
А что же сказать об ужинах, несравненных ужинах у Сбирро! Первый раз в жизни Костэйн, человек худой и жилистый, с удовольствием заметил, что прибавляет в весе. В течение пятнадцати дней кости исчезли под слоем упругого гладкого тела, показался даже зародыш будущего округлого брюшка. Однажды в ванне Костэйну пришла в голову мысль, что кругленький Лаффлер перед открытием ресторана «У Сбирро» мог быть и худым. Таким образом, принимая приглашения Лаффлера, Костэйн ничего не потерял, а мог только приобрести. Когда он отведает знаменитого ягненка и узнает Сбирро, будет удобно пару раз отказаться. Но не раньше.
В тот вечер, ровно через две недели после первого посещения Сбирро, Костэйн с радостью увидел исполненными разом оба своих желания. И оба превзошли все его ожидания.
Когда они заняли места и кельнер, наклонившись, торжественно сказал:
- Сегодня есть фирменное блюдо. – Костэйн с изумлением ощутил, что его сердце бьется как колокол. На столе перед собой он увидел дрожащие руки Лаффлера.
«Но это же ненормально, - подумалось вдруг, - чтобы двое взрослых мужчин, как будто интеллигентных и владеющих собой, юлили как две собачки в ожидании полной мисочки».
- Вы взволнованы, правда? – спросил Лаффлер. – И смущены. Я знаю, что вы думаете, у меня тогда была такая же реакция. Вы страдаете при мысли, что человек, словно какое-то четвероногое, истекает слюной при мысли о миске.
- А остальные? – прошептал Костэйн. – Они чувствуют то же самое?
- Посудите сами.
Костэйн украдкой окинул взглядом зал и сказал:
- Вы правы, мы во всяком случае не одиноки.
- Один из постоянных клиентов будет страшно разочарован, - сказал Лаффлер, поворачивая голову.
Костэйн проследил за его взглядом. За столом, на который указывал Лаффлер, сидел одинокий гость, кресло напротив пустовало.
- Погодите, там обычно сидит очень толстый субъект, не так ли? Мне кажется, что за две недели это первый ужин, который он пропускает.
- Точнее сказать, первый за десять лет, - сообщил Лаффлер одобрительно. – Не обращая внимания на погоду или другие возможные препятствия, он появлялся ежедневно с того времени, как я сам начал сюда ходить. Вообразите его досаду, когда он узнает, что в первое же его отсутствие было фирменное блюдо.
- Дорогой мистер Лаффлер! И к тому же с другом! Как я рад, правда, я безмерно счастлив, - раздался голос над ухом Костэйна. – Нет, не беспокойтесь, я возьму кресло.
Кресло выросло как бы из-под земли за мужчиной, стоявшим у их стола.
- Не представите ли вы меня вашему другу? – обратился он к Лаффлеру.
Рука, которую пожал Костэйн, была суха и горяча, как раскаленный камень.
- Мой приятель бывает здесь уже две недели, - сказал Лаффлер. – Он на добром пути, чтобы стать горячим вашим обожателем.
- Так мое скромное заведение нравится вам? Как я счастлив, безмерно счастлив. Но сегодня вас ожидает настоящий пир. Ягненок из Амирстана – это успех. Я сам занимался этим в моей скромной кухне с самого утра, следя, чтобы этот идиот повар сделал все как надо. Это «как надо» ведь важно, правда?
Слова плыли непрерывным громким потоком: искрились, журчали, гипнотизировали. Уста, из которых выливался этот гладкий монолог, были тревожно велики, а узкие губы поднимались и искривлялись с каждым слогом. Под плоским носом редкая неровная щетина образовывала неясную линию. Глаза, широко расставленные, раскосые, сверкали в свете газовых рожков. Длинные прилизанные волосы, спадавшие от верхушки черепа вниз, были так светлы, что казались крашеными. Лицо было неизвестным и вместе с тем Костэйн не мог отделаться от тревожного чувства, что оно ему откуда-то знакомо. Однако он напрасно копался в памяти, оттуда не всплыло ни единого воспоминания.
- Ягненок из Амирстана превосходит все, что вы до сих пор ели, - продолжал Сбирро. – Труды, чтобы его добыть, хлопоты с приготовлением – все это полностью оправдывает.
Костэйн пытался избавиться от попытки вспомнить, откуда он знает Сбирро.
- Я задумывался, - сказал он наконец, - зачем вы угощаете клиентов блюдом столь труднодоступным. Без сомнения, остальные здешние кушанья достаточно изысканны для поддержания вашей репутации.
Сбирро усмехнулся так широко, что его лицо стало совершенно круглым.
- Вопрос психологии, - ответил он. – Кто-то открывает чудесную вещь и стремится поделиться ею с другими. А может быть, это просто прием в бизнесе.
- Принимая во внимание ваши слова, а также ограничения для клиентов, я удивляюсь, почему вместо ресторана вы не держите закрытый клуб.
Блестящий взгляд погрузился в глаза Костэйна, затем ушел вбок.
- Вы не столь проницательны, как вам это кажется. Объясню. Ресторан создает большую интимность, чем клуб. Тут никто не занимается вашими делами, вашей жизнью. Тут едят. Мы не интересуемся адресами наших гостей, поводами, по которым они сюда ходят. Мы счастливы вас кормить, но спокойно перенесем, если вы перестанете у нас бывать. Вот моя позиция. Что вы на это скажете?
Костэйна удивила откровенность ответа.
- Я не хотел быть невежливым, - пробормотал он.
Сбирро облизал губы острым кончиком языка.
- Я не обиделся, напротив, я жду дальнейших вопросов.
- Не робейте, Костэйн, - вставил Лаффлер. – Я знаю Сбирро много лет и ручаюсь, что он больше кричит, чем рычит. Вы не успеете оглянуться, как он выдаст вам все секреты фирмы, при этом, конечно, что не пустит вас, разумеется, в свою драгоценную кухню.
- Этого мистеру Костэйну придется подождать, - усмехнулся Сбирро. – Во всем остальном – к вашим услугам.
- Не говорил ли я вам? – воскликнул Лаффлер. – В таком случае откройте нам, кто же, кроме персонала, входил когда-нибудь в кухню.
Сбирро поднял глаза.
- Над вашей головой висит портрет человека, которому я оказал почет. Мой большой друг, один из старейших и верных клиентов.
Костэйн посмотрел на портрет.
- Но это же знаменитый писатель… помните, Лаффлер… автор чудесных новелл и циничных максим. В один прекрасный день он собрал манатки и вдруг подался в Мексику, где и потерялся его след.
- Естественно! – вскричал Лаффлер. – Годами сидел портретом и не обратил внимания! Приятель, вы говорите? В таком случае его внезапное исчезновение должно было вас огорчить.
Лицо Сбирро вытянулось.
- До чрезвычайности. Но я утешаюсь мыслью, что может его смерть была лучше жизни, ибо он был несчастным человеком.
- Вы уверены, что он умер? – спросил Костэйн. – Но ведь не было доказательств.
- Не было, - признался Сбирро, - странно, не правда ли?
Принесли блюдо. Сбирро вскочил и взял на себя труд самому обслужить друзей. Глаза его сверкали, когда он брал с подноса рундель и с неизъяснимым наслаждением вдыхал запах. Следя, чтобы не уронить ни капли, наполнил тарелки маленькими кусочками мяса, политого соусом. Эта работа как будто утомила его, потому что он упал на кресло, глубоко дыша. – Приятного аппетита, господа, - сказал он.
Костэйн старательно прожевал первый кусочек и проглотил его. Потом просветленным взором посмотрел на зубцы своей вилки.
- Великое небо, - пробормотал он.
- Вкусно, правда? Лучше, чем вы думали?
Костэйн потряс головой, словно одурев.
- Допускаю, что непосвященному трудно оценить сразу волшебность вкуса ягненка из Амирстана, так же как смертному трудно заглянуть на дно собственной души, - сказал он.
- Быть может, - при этих словах Сбирро наклонил голову, так что Костэйна овеяло его горячее несвежее дыхание, - быть может, именно секунду назад вы бросили взгляд на дно своей души, дорогой мой.
Костэйн отшатнулся, стараясь, чтобы этот жест не выглядел оскорбительно.
- Возможно, - сказал он. – И что за привлекательный образ: ничего, кроме зубов и когтей. Однако, извините, не хотел бы строить свою философию на ягненке, тушеном в соусе.
Сбирро встал и слегка прикоснулся к плечу Костэйна.
- Как же вы рассудительны! – сказал он. – Однажды, когда вам больше нечего будет делать, как сесть в полутемной комнате и подумать о мире, какой он есть и каким будет, - посвятите минуту рассуждений значению ягненка в мифологиях человечества. До чего это интересно! А теперь, - он глубоко поклонился двум собеседникам, - не буду вам больше мешать, ешьте на здоровье. Был непомерно счастлив, - обратился он к Костэйну, - и уверен, что мы еще встретимся.
Сверкнули зубы, засверкали глаза, и Сбирро удалился по проходу между двумя рядами столов.
- Я не обидел его? – спросил Костэйн. Лаффлер оторвал взор от тарелки.
- Да нет, он обожает подобные разговоры. Для него в ягненке из Амирстана заключается что-то культовое. Достаточно вам задеть эту струну, и Сбирро набросится на вас с пылом в десять раз большим, чем у миссионера, занятого обращением язычников.
Костэйн отдался еде, все еще пытаясь вспомнить, откуда же он знает физиономию Сбирро.
- Интересный человек, - сказал он. – Очень интересный.
- Не люблю превосходных степеней, - сказал Лаффлер, - но, по моему мнению, Сбирро является человеком, достигшим вершин цивилизации.
Потребовался месяц, чтобы Костэйн припомнил, откуда это лицо ему знакомо. Сделав это открытие, он вслух рассмеялся в постели. Ну конечно же! Сбирро мог послужить моделью для фигуры Кота из « Алисы в Стране Чудес». Он поделился с Лаффлером своим наблюдением назавтра вечером, когда они направлялись к ресторану, борясь с порывистым холодным ветром. Лаффлер отнесся к этой идее без энтузиазма.
- Может, вы и правы, но боюсь быть плохим судьей, я так давно читал эту книгу.
Словно эхо с конца улицы донесся пронзительный крик. Оба остановились.
- Кто-то в опасности, - сказал Лаффлер.
Неподалеку от входа в ресторан Сбирро во мраке были видны два борющихся силуэта. Внезапно они свалились на тротуар и снова раздался жалобный крик. Несмотря на тучность, Лаффлер побежал сравнительно быстро. Костэйн за ним, несколько осторожнее.
Один из кельнеров Сбирро лежал, распластавшись на тротуаре, и тщетно старался оторвать от своего горла большие руки, которые его сжимали, и толок коленами в огромный торс человека, который грубо придавливал его всей тяжестью. Лаффлер прибежал, запыхавшись.
- Довольно! – закричал он. – Что тут происходит?
Вылезшие из орбит глаза обратились с мольбой к Лаффлеру.
- Помогите… пьяный…
- Ах, пьяный, я тебе покажу пьяный, ты, сволочь…
Только теперь Костэйн увидел, что вторым человеком был моряк в грязной форме. От его шел отвратительный запах перегара.
- Ты, мерзавец, суешь мне лапу в карман и еще смеешь обзывать пьяницей!
Кольцо пальцев на горле сжалось. Жертва застонала. Лаффлер схватил моряка за руку.
- Прошу отпустить немедленно!
В следующий миг мощный удар отбросил Лаффлера прямо на Костэйна, который пошатнулся. Лаффлер перешел в контратаку, подскочил и начал колотить моряка кулаками и ногами. Оглушенный сперва моряк поднялся и бросился на Лаффлера. Их руки сплелись, потом в сражение включился Костэйн, и они все трое очутились на земле. Лаффлер и Костэйн поднялись и смотрели на тело, лежавшее у их ног.
- Он или пьян до беспамятства, или, падая, ударился головой, - сказал Костэйн. – Так или иначе, пусть им займется полиция.
- Нет, о нет, сэр, - застонал кельнер, который с трудом поднялся на шатающихся ногах. – Только не полиция, сэр. Мистер Сбирро не хочет никакой полиции, понимаете?
Костэйн вопросительно посмотрел на Лаффлера.
- Конечно, это лишнее, сказал Лаффлер, - зачем звать полицию? Она и сама найдет его в свое время. Но ради бога, как до этого дошло?
- Этот человек, сэр, зашатался и упал на меня. Потом сказал, что я хотел его ограбить, и начал меня душить.
- Я так и полагал, - сказал Лаффлер, поддерживая кельнера и провожая его. Кельнер чуть не расплакался.
- Вы спасли мне жизнь, если я что-то смогу для вас…
- Но я ничего особенного не сделал. Если Сбирро будет о чем-то спрашивать, пришлите его ко мне, я ему расскажу.
- Моя жизнь, сэр… - были последние слова кельнера, которые они услышали, когда за ним захлопнулись двери ресторана.
Парой минут позже Лаффлер, садясь на свое постоянное место, сказал:
- Вот вам, Костэйн, цивилизованный человек во всем ореоле славы, воняющий алкоголем и убивающий невинного простака, который попался ему по пути.
Костэйн пытался сказать что-то о происшествии, которое действовало ему на нервы.
- Поиски забвения в водке отличают людей по каким-то причинам отверженных, - сказал он. – Этот моряк не без повода оказался в таком состоянии.
- Повод? Конечно же, повод есть. Атавистическая дикость, обычное дело.
Лаффлер широко раскинул руки.
- Почему мы сидим здесь перед тарелкой мяса? Не только, чтобы успокоить голод, но и потому, что наше атавистическое «я» домогается своих прав. Вы только подумайте. Вы помните, конечно, что я описывал вам мистера Сбирро как человека, достигшего вершин цивилизации? Вы знаете теперь, почему. Потому что он полностью понимает человеческую природу, и в противоположность другим интеллигентным личностям посвящает все свои силы для удовлетворения наших скрытых потребностей, причем таким способом, что от этого не пострадает невинный прохожий.
- Когда я думаю о волшебных соблазнах ягненка из Амирстана, я прекрасно понимаю, что вы хотите сказать. Между нами, а не приближается ли пора фирменного блюда? Ведь его не было уже почти месяц.
Кельнер, наполнявший их стаканы, на секунду заколебался.
- Сегодня, к сожалению, нет фирменного блюда, - сказал он.
- Но позвольте, - ответил Лаффлер. – А в следующий раз, когда это случится, может не быть меня.
Костэйн широко раскрыл глаза.
- Как это возможно?
- В том-то и дело, что возможно, черт возьми. Я еду в Южную Америку инспектировать наш филиал. Месяц, два, кто же это может предвидеть.
- Так плохи там наши дела?
- Могли бы быть и лучше, - Лаффлер рассмеялся. – Не будем забывать, что нужны звонкие доллары на оплату счетов у Сбирро.
- Я не слышал об этой поездке в бюро.
- Что же это была бы за инспекция, о которой известно заранее? Никто и не знает, кроме меня, а теперь и вас. Хочу свалиться им на голову совершенно неожиданно. Для бюро я буду в отпуске, даже, может, и в санатории, чтобы отдохнуть от трудов. Так или иначе, фирма останется в хороших руках. Ваших, между прочим.
- В моих? – спросил удивленный Костэйн.
- Завтра вы найдете в бюро уведомление о повышении, даже если я не смогу вручить вам его лично. Это не имеет в сущности ничего общего с нашей дружбой. Вы хорошо делаете свое дело, и я вас очень признателен.
Костэйн покраснел, слушая похвалу.
- Так вас не будет завтра утром, вы едете вечером?
Лаффлер сделал подтверждающий жест.
- Заказано место в самолете. Если я его получу, наш ужин будет прощальным.
- А знаете ли вы, мне бы хотелось, чтобы вам не повезло. Наши ужины постепенно стали значить для меня больше, чем я мог думать.
На голос кельнера, раздавшийся над их головами, оба подскочили.
- Могу ли я подать вам уже сейчас?
- Естественно, - нетерпеливо отозвался Лаффлер. – Меня мучает мысль о фирменном блюде, которое меня минует, - говорил он, пока кельнер удалялся. – Признаюсь вам, что отложил уже выезд на неделю в ожидании счастливого дня. Дольше медлить не могу. Надеюсь и верю, что когда вы сядете над своей порцией ягненка из Амирстана, то вспомните и пожалеете обо мне.
Костэйн рассмеялся.
- Не замедлю, - сказал он принимаясь за еду, которую ему положили.
Едва он опустошил тарелку, ее молча убрал кельнер. Это был не тот, который обслуживал всегда, а недавняя жертва нападения.
- Ну что там? – спросил Костэйн. – Как вы себя чувствуете?
Кельнер не ответил. Он повернулся к Лаффлеру с таким выражением, как будто это стоило ему огромных усилий.
- Сэр, - прошептал он, - я обязан вам жизнью. Хочу вернуть долг.
Лаффлер посмотрел на него с удивлением, потом затряс головой.
- Я ничего от вас не хочу, понимаете? Вы уже меня достаточно благодарили. Прошу вас возвратиться к своей работе и не будем больше говорить об этом.
Кельнер не шевельнулся. Его голос зазвучал чуть громче.
- Я помогу вам, хоть вы этого и не хотите, не ходите на кухню, сэр. Произнося эти слова, я меняю мою жизнь на вашу. Этим вечером, да и никогда вообще, не входите в кухню мистера Сбирро.
Лаффлер откинулся в кресле, онемев от изумления.
- Не идти на кухню? – произнес он наконец. – Почему же мне не пойти на кухню в тот день, когда мистер Сбирро будет так любезен пригласить меня туда? Что это значит?
Сухая рука опустилась на плечо Костэйна, а другая схватила кельнера за руку.
- Что значит, что, господа? – прожурчал голос. – Я появляюсь в самую пору, чтобы ответить на любой вопрос.
Лаффлер с облегчением отдышался.
- Сбирро, как хорошо, что вы здесь. Этот человек не советовал мне ходить в вашу кухню. Вы понимаете, что он имел в виду?
В широкой усмешке сверкнули зубы.
- Естественно. Этот почтенный малый просто напуган. Мой капризный повар пронюхал, что я предполагаю пригласить кого-то в кухню и впал в бешенство, да какое!. Пригрозил мне немедленной отставкой, а вы понимаете, что бы это значило для фирмы. К счастью, я уже сумел втолковать ему, какая это честь – визит верного клиента и знатока, который увидит его в деле. Сейчас он окончательно успокоился, даю слово.
Он отпустил руку кельнера.
- Ты перепутал столы, - сказал он спокойно. – Чтобы этого больше не было.
Кельнер удалился, не смея поднять глаз. Сбирро придвинул себе кресло, уселся и пригладил волосы.
- Боюсь, что мне испортили эффект, - сказал он. – Мое сегодняшнее приглашение должно было быть сюрпризом. Сюрприз лопнул, но приглашение остается.
Лаффлер оттер со лба капли пота.
- Вы говорите серьезно? – спросил он изменившимся голосом. – Вы хотите сказать, что я действительно смогу ассистировать сегодня вечером во время работы на кухне?
Сбирро провел острым ногтем по скатерти, прочертив прямую линию.
- Передо мной серьезная дилемма, - сказал он, вглядываясь в линию. – Вы были много лет моим клиентом, мистер Лаффлер. Ваш друг, присутствующий здесь…
Костэйн, протестуя, поднял руку.
- Прекрасно понимаю. Приглашение касается только мистера Лаффлера, и мое присутствие будет связывать. Но обстоятельства складываются так, что у меня встреча в городе, и я все равно должен уйти. С этой стороны проблем нет.
- Не согласен, – сказал Лаффлер. – Это не было бы справедливо. До сих пор мы делили все, Костэйн, поэтому если вас там не будет, кухня потеряет для меня половину своего очарования. Наверное, ради этого случая Сбирро смягчит свои условия.
Они посмотрели на Сбирро. Тот поднял руки в знак сожаления.
Костэйн встал.
- Не буду торчать здесь и портить вам удовольствие, мистер Лаффлер. А кроме того, - сказал он с веселой иронией, - подумайте о раздраженном поваре, ждущем, чтобы вбить в вас вертел. Не хотел бы этого видеть и ухожу. Оставляю вас в руках Сбирро, - продолжал он, чтобы скрыть смущение Лаффлера, - а он уже из себя выйдет, но доставит вам как можно больше эмоций.
Протянул руку, которую Лаффлер сжал до боли.
- Это очень любезно с вашей стороны, - сказал он. – Надеюсь, вы будете и дальше приходить сюда, пока не увидимся. Ждать придется недолго.
Костэйн задержался в слабо освещенном вестибюле, чтобы поправить шарф и придать должный наклон шляпе. Когда он отвернулся от зеркала, довольный, наконец, своим видом, и бросил последний взгляд назад, то увидел, что Лаффлер и Сбирро были уже у дверей кухни, причем Сбирро одной рукой гостеприимно поддерживал раскрытую половину, в то время как вторая нежно покоилась на пухлой спине Лаффлера.
См. также[править]
Текущий рейтинг: 56/100 (На основе 13 мнений)
