Приблизительное время на прочтение: 10 мин

Ужасающая находка в лесу

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск

Дело было ранней весной 21-го. Скромный анархический отряд товарища Долмата прятался по перелескам Медведицкой Гряды, с трудом выискивая пропитание на хуторах и в охотничьих избушках. Погода, как ни странно, была уже всю неделю ясная и тёплая, но на этом хорошие новости заканчивались. Последняя лошадь сдохла от сапа две недели назад, а из оружия осталось только несколько старых берданок.

Вечером партизаны забрели в степную балку, где решили заночевать в полусгнившем сарае. Обычно огонь они разводили только в чаще, а в открытых местах это было опасно – можно было привлечь внимание чоновцев. Однако тем вечером решились всё же рискнуть, так как Миша Горбун умудрился в потёмках поймать зайца голыми руками, и тут же принялся его освежёвывать для костра.

Балка была мрачной и сырой, ещё с пятнами снега, поэтому никаких дров там и в помине быть не могло. Но, по крайней мере, сухой хворост, можно было бы поискать чуть выше, на другом конце балки, где серели кривые, всё ещё голые, деревья. Онуфрий Зорин, вечно полный сил и энергии, рыжий худой хлопец, направился туда в надежде что-нибудь найти, пока ещё розовел закат и было не так темно. За ним последовал только его младший брат Васька, тоже рыжий, а остальные так устали, что не могли больше никуда ходить. Васька тоже был уставший, но пошёл то ли за компанию, то ли захотел прогуляться наедине с собой и братом.

Взобравшись по талому снегу, братья вышли в рощу. Она была гораздо больше, чем казалось из балки. Освещённые тускнеющим светом заката, кривые верхи берёз казались грязно-кровавой ватой, застрявшей на чёрной расчёстке ёлок. Онушке то место не понравилось. Он живо набрал охапку хвороста и побежал обратно к сараю, а Васька остался в роще. Он лениво собирал хворост и полу-сухой валежник, никуда не торопясь, и всё дальше удаляясь вглубь рощи.

Вдруг Васька замер от страха, бросив взгляд на толстую ёлку в метрах пяти от него. Во мраке перед ёлкой неподвижно стояло нечто светлое и шерстистое. Ростом оно было чуть ниже человека, не двигалось и не издавало звуков. Васька дёрнулся с места и побежал. Не услышав никаких звуков погони, остановился и оглянулся назад. Существо по-прежнему стояло у ёлки как вкопанное. Васька выдохнул и, одолеваемый сомнениями, пошёл посмотреть.

Оказалось – старая грязная шуба. Васька звонко рассмеялся. Учуяв из балки запах дыма и жареной зайчатины, он, пуская слюни, решил идти уже обратно, хоть и не собрал полной охапки. Прихватил шубу с собой, благо она оказалась совсем сухой. Угодив рваным сапогом в сугроб, упал и растерял весь хворост. Ползая на корячках во тьме, чтоб всё собрать обратно, Васька внезапно осознал, что не помнит дорогу. Встал, вытряхнул снег из сапога, завернул для удобства хворост в шубу и проверил, не слетел ли с руки золотой браслет. Потом пошёл влево, пытаясь ориентироваться по запаху, но таким образом лишь ещё сильнее заплутал.

Уже смеркалось, и небо над ветвями берёз и ёлок было теперь не розовым, а тёмно-синим. Хотя было не холодно, сама мрачность леса, окружившая молодого повстанца, чувствовалась холодной и чуждой. Он запаниковал и пустился бегом куда глаза глядят. Голая колючая ветка плесула по щеке. Он потерял на миг контроль и споткнулся о корень, но сумел удержаться на ногах, и двинулся через высокую плотную стену каких-то ломких, но плотно растущих кустов.

Внезапно ворвался из этих зарослей в пустое пространство и тут же упал рожей в слизкую грязь канавы. От дикой усталости хотелось так и остаться там лежать, завернувшись в шубу, но Васька себя пересилил и выбрался наверх. Там оказалось бескрайнее незасеянное поле.

Осмотрелся. Слева, словно дёргающийся глаз, дрожжала Венера в бездонном синем небе, когда над чёрным полем светлой лентой стыл закат. Чавкая сапогами по незасеянной почве, Васька пошёл вправо по краю поля вдоль канавы. Там вдали горел другой мерцающий огонёк – одинокий жёлтый свет костра в балке, и небо над ним уже сливалось своим цветом с землёй горизонта.

Васька слез в балку. Послышался гогот:

– Где тебя черти носили, рыжий ты бес?! – сердито спросил Зорин-старший.

– Хворосту не нашёл, зато шубу притащил! – смеялся Миша Горбун, – Уж никак у буржуев реквизировал? У тебя, может, и наган где припрятан?

– Сходил бы щёку-то помыл, а то загноится ведь, – посоветовал проснувшийся Батька Долмат, сломал своими сильными руками толстую ветку и бросил в огонь.

– Кто тебя так в грязи вывалял-то, а, Вась? – сипло поинтересовался одноглазый Дед Хмара.

Васька никому не ответил и без сил повалился у костра, кое-как завернувшись в шубу. Партизаны замолчали и долго ещё сидели, как-то завороженно и смотря на шубу. От этой шубы стало как-то неуютно и холодно у костра, так что в каждом из бойцов проснулся смутный страх чего-то, но никто об этом вслух говорить не стал, боясь показаться трусом.

Будто потусторонняя тьма сгущалась вокруг костра, взяв балку в осаду, и все ждали скорее рассвета. Впрочем, выдвигались они всегда перед рассветом – так безопаснее. Когда костёр догорел, а все успели подремать, отряд двинулся на север к Кузнецку навстречу атаману Попову. Ваську растолкали, разбудили, и стало ясно, что Долмат не ошибся: рана на щеке и вправду загноилась, в ней всё ещё была грязь из канавы, да вдобавок ещё и шерстинки, выпавшие с шубы. Васька сбегал к ручью и промыл рану, но через час она опять текла гноем, а шерстинки вообще будто бы в ней застряли.

К полудню отряд прибыл на заброшенный хутор, где в одном из погребов удалось найти два мешка сухарей, водку и много сушёной рыбы. Выставив Ваську на стрём, повстанцы устроили пир. Васька стоял в кустах у забора, скулил от боли в щеке и терзался обидой, что на стрём поставили его, а сами пируют. Уставший и злой, он залез глубже в кусты и уснул.

Проснулся он от криков и стрельбы. Окружили. Поняв, что дело плохо, и что в этом виноват он, Васька по-шкурнически пролез по кустам в сторону леса и скрылся в чаще. Чтоб бежать быстрее, решил шубу бросить.

Потом всё же хотел вернуться. То ли погибнуть как герой вместе со своими товарищами, которых так подставил, то ли как последняя крыса вернуться за шубой, которую так глупо бросил в кустах: Васька, к своему удивлению, и сам не понимал что его влекло назад больше. Шуба словно манила его к себе и мысли о ней не вылетали из головы. Но Васька продолжил бежать прочь по лесу, пока звуки стрельбы и криков не перестали быть слышны.

Недели две Васька, мучимый не столько совестью, сколько голодом, скитался по берегам Медведицы, ночуя то в сараях, то в камышах. Рана на щеке никак не хотела заживать, а всё больше росла и гноилась, покрываясь непонятной шерстью. Однако Васька заметил, что, как только приближалась какая-то опасность, боль в щеке становилась сильнее, а в моменты, когда стоило попытать удачу, боль прекращалась. Это его не раз спасало.

Однажды Васька украл яиц из курятника, и, как только заболела рана, понял, что ему пора делать ноги. Выходя из курятника, он увидел, что за ним уже гонится крестьянин с палкой. Едва укрывшись от погони на болоте, Васька, из-за отсыревших спичек, никак не мог сварить или пожарить украденные яйца, так что пришлось их потреблять сырыми. Вечером он забрался в пустующий хлев, посчитав его заброшенным, но на утро проснулся от дикой боли в щеке. Благодаря этому он успел спрятаться в сене, когда в хлев зашёл тот же самый крестьянин.

Таким образом Васька дотянул до начала мая. Васька, измождённый, с ещё не зажившей щекой, добрёл по лесу до опушки, откуда виднелась окраина села с кладбищем. Солнце уже заходило за горизонт и тени ёлок надвигались на косой могильный ряд. Васька чего-то ждал, так как боль в щеке внезапно перестала. Позади волчий вой донесли порывы ветра. Резкий скрип кривых ветвей, черневших под луной, заставил мурашки забегать по спине бедного юноши. Но он продолжил стоять и ждать, словно ожидая чего-то.

Из чернеющей за кладбищем косой избушки вышла косматая старуха себе на задний двор выбросить помои свинье, которую сумела уберечь через последние годы от продармейцев. Внезапно раздался старческий сухой крик. Из-за тёмных ёлок, что росли за хатой бабы Капы, вышел хлопец во рваных сапогах и попросился ночевать. Из гнойной раны его щеки рос рыжий мех, а на другой щеке даже намёка на бороду не было.

Баба Капа смутилась, но сжалилась над бродягой и пустила его в хлев. На утро Васька уже купался в корыте, сопливый, босой, разговаривал с лошадью, строя из себя странствующего юродивого. Но бабу Капу так просто было не провести. Она сразу догадалась, что парень – дезертир. Не то по походке Васьки, не то по мимике. Пришлось Ваське идти дальше. К своей семье он вернуться не мог – совесть мучала. Ведь из-за него погиб его брат Онуша. А если не погиб, то это ещё хуже, ведь тогда Онуша вернётся и всё расскажет. Хотя как знать, может и простит. Но беда была в том, что сам Васька себя-то простить не мог. С другой стороны, не факт, что и семья ещё жива.

Браслет свой Васька специально закопал в укромном месте, чтоб бабка не попросила браслет взамен на ночлег. Васька отыскал то место и вернул браслет себе на запястье. Щека продолжала ныть и покрываться рыжей шерстью. Могло бы сойти за бороду, но ещё пара клочков рыжей шерсти выскочило у Васьки на носу и на лбу, также сочась липким гноем. Поначалу Васька их пытался выстригать, но они вырастали за ночь, ещё более густые, рыжие и гнойные.

Очередную ночь он шёл по лесу куда глаза глядят, пока не настало утро – на сей раз серое и морозное, хотя Ваське было жарче некуда. Весь взмокший от пота, поросший мехом, он вышел на опушку. Там он без сил привалился к сучковатому стволу мёртвой ёлки и потерял сознание.

∗ ∗ ∗

Над летней медведицкой степью сияла полная луна. В ночи горело пламя и ржали лошади. Военхоз имени Энгельса был сожжён лихой конницей Алексея Разнополова. Дул злой ветер, разнося пламя по военхозу и качая тела повешенных комиссаров. Атаман, по-старинке одетый в кольчугу, направил свои отряды дальше по озарённой луной и красным петухом степи. Впереди поскакал форпост под командой однорукого сотника Долмата.

Приближаясь к торчащей из горизонта чёрной пиле леса, Долмат слез с лошади и посмотрел в бинокль. Взгляд его привлекло белое шевелящееся пятно на опушке у голой, отмершей ёлки. Долмат убрал бинокль в сумку, взял рукой ружьё и выстрелил в пятно. Тогда уже весь форпост спешился узнать в чём дело.

Пятно продолжало шевелиться. Долмат попытался закурить, но зажечь спичкой самокрутку одной рукой на сильном ветру оказалось невозможно. К нему подошли его хлопцы и помогли, а потом начали всматриваться туда, куда хмуро глядел Долмат.

– Промазал? – спросил кто-то из них.

– Да я тебе дам промазал! – огрызнулся Долмат.

– Может, засада, – послышался хриплый шёпот лысого казака, обнажившего шашку.

– Да нетуть, разве зверь какой, – скептически ответил другой шёпот.

– Или чёрт албастый, – сказал какой-то старик во рваной шинели и перекрестился.

– Онуш, ты у нас шустрый, а ну сгоняй посмотри, – приказал сотник своему старому сослуживцу Онуфрию Зорину.

Тот пешим бегом, пригнувшись на всякий случай, в два мига добежал до опушки. Послышался его смех. Внезапно смех прекратился. Онушка вернулся с задумчивым взглядом, держа в руках рыжую шубу, развевающуюся на ветру. На одном рукаве шубы была дырка от пули, на другом – золотой браслет его брата.


Текущий рейтинг: 57/100 (На основе 33 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать