Приблизительное время на прочтение: 6 мин

Сон поручика Лосева (А.А. Фет)

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск

Némésis. Muette encore! Elle n'est pas des notres: elle appartient aux autres aurres puissances.

Byron. «Manfred»[1]

1

Мне не спалось. Томителен и жгуч Был тёмный воздух, словно в устьях печки. Но всё я думал: сколько хочешь мучь Бессонница, а не зажгу я свечки. Из ставень в стену падал лунный луч, В резные прорываяся сердечки, И, шевелясь, как будто ожило На люстре всё трёхгранное стекло,

2

Вся зала. В зале мне пришлось с походу Спать в качестве служащего лица. Любя в домашних комнатах свободу, Хозяин в них не допускал жильца И, указав мне залу по отводу, Просил ходить с парадного крыльца. Я очень рад был этой благодати И поместился на складной кровати.

3

Немного в Дерпте есть таких домов, Где веет жизнью средневековою, Как наш. И я, признаться, был готов Своею даже хвастаться судьбою. Не выношу я низких потолков, А тут, как купол, своды надо мною, Кольчуги, шлемы, ветхие портреты И всякие отжившие предметы.

4

Но ко всему привыкнешь. Я привык К немного строгой сумрачной картине. Хозяин мой, уживчивый старик, Жил вдалеке, на новой половине. Всё в доме было тихо. Мой денщик В передней спал, забыв о господине. Я был один. Мне было душно, жарко, — И стёкла люстры разгорались ярко.

5

Пора была глухая. Все легли Давно на отдых. Улицы пустели. Два-три студента под окном прошли И «Gaudeamus igitur» пропели, — Потом опять всё замерло вдали. Один лишь я томился на постели. Недвижный взор мой, словно очарован, К блестящим стёклам люстры был прикован.

6

На ратуше в одиннадцатый раз Дрогнула медь уклончиво и туго. Ночь стала так тиха, что каждый час Звучал как голос нового испуга. Гляжу на люстру. Свет её не гас, А ярче стал средь радужного круга. Круг этот рос в глазах моих, и зала Вся пламенем лазурным засияла.

7

О ужас! В блеске трепетных лучей Всё жёлтые скелеты шевелятся, Без глаз, без щёк, без носа, без ушей, И скалят зубы, и ко мне толпятся… «Прочь, прочь! Не нужно мне таких гостей! Ни шагу ближе! Буду защищаться… Я вот как вас!» Ударом полновесным По призракам махнул я бестелесным.

8

Но вот иные лица. Что за взгляд! В нём жизни блеск и неподвижность смерти. Арапы, трубочисты — и наряд Какой-то пёстрый, дикий… Что за черти? «У нас сегодня праздник-маскарад, — Сказал один преловкий: — но, поверьте, Мы вежливы, хотя и беспокоим. Не спится вам, так мы здесь бал устроим.

9

«Эй! живо там, проклятые! Позвать Сюда оркестр, да вынесть фортепьяны. Светло и так достаточно». Я глядь Вдоль стен под своды — пальмы, да бананы, И виноград под ними наклонять Стал злак ветвей. По всем углам фонтаны; В них радуга и пляшет и смеётся… Таких балов вам видеть не придётся.

10

Но я подумал: «Если не умру До завтрашнего дня (что может статься), То выкину им штуку поутру: Пусть будут немцы надо мной смеяться, — Пусть их смеются, но не по нутру Мне с господами этими встречаться, И этот бал мне вовсе не потребен: Пусть батюшка здесь отпоет молебен».

11

Как завопили все: «За что же гнать Вы нас хотите? Без того мы нищи! Наш бедный клуб! Ужели притеснять Нас станете вы в нашем же жилище?» «Дом разве ваш?» — «Да, ночью. Днём мы спать Уходим на старинное кладбище. Приказывайте всё, что вам угодно, — Мы в точности исполним благородно.

12

Хотите славы? — Слава затрубит Про Лосева поручика повсюду. Здоровья? — Врач наш так вас закалит, Что плюйте и на зной и на простуду. Богатства? — Вечно кошелёк набит Ваш будет: денег натаскаем груду, — Неси сундук!» Раскрыли — ярче солнца! Всё золотые, весом в три червонца.

13

«Что, — мало, что ли? Эти вороха Мы просим вас считать ничтожной платой». Смотрю — кой черт? Да что за чепуха? А, впрочем, что ж? Они народ богатый. Взяло раздумье. Долго ль до греха! Ведь соблазнят: уж род такой проклятый. Брать иль не брать? Возьму, — чего я трушу? Ведь не контракт, не продаю им душу.

14

Так, стало быть, всё это забирать! Но от кого я вдруг разбогатею? О, что б сказала ты, кого назвать При этих грешных помыслах не смею? Ты, дней моих минувших благодать, Тень, пред которой я благоговею, Хотя бы ты мой разум озарила! Но ты давно, безгрешная, почила.

15

«Вам нужно посоветоваться? Что ж, И это можно: мы на всё артисты. Нам к ней нельзя, — наш брат туда не вхож: Там страшно, — ведь и мы не атеисты; Зато живых мы ставим ни во грош: Вы, например, кажись, не больно чисты? Мы вам покажем то, что видим сами, Хоть с ужасом, духовными очами».

16

«Вон, вон отсюда!» — крикнул старший. Вдруг Исчезли все, юркнув в одно мгновенье, И до меня донёсся светлый звук, Как утреннего жаворонка пенье Да шорох шёлка. Ты ли это, друг? Постой, прости невольное смущенье! Всё это сон, какой-то бред напрасный… Так, так, я сплю и вижу сон прекрасный!

17

О, нет — не сон и не обман пустой: Ты воскресила сердца злую муку. Как ты бледна, как лик печален твой! И мне она, подняв тихонько руку, — «Утишь порыв души твоей больной», Сказала кротко. Сладостному звуку Её речей внимая с умиленьем, Пред светлым весь я трепетал виденьем.

18

«Мой путь окончен. Ты ещё живёшь, Ещё любви в груди твоей так много, Но, если смело, честно ты пойдёшь, Ещё светла перед тобой дорога. Тоской о прошлом только ты убьёшь Те силы, что даны тебе от Бога. Бесплотный дух, к земному не ревнуя, Не для себя уже тебя люблю я.

19

Ты помнишь ли на юге тень ветвей И свет пруда, подобный блеску стали, Беседку, стол, скамью в конце аллей?.. Цветущих лип вершины трепетали… Ты мне читал «Онегина». Смелей Дышала грудь твоя, глаза блистали… Полудитя, сестра моя влетела, Как бабочка, и рядом с нами села…

20

«А счастье было, — говорил поэт, — Возможно так и близко»… Ты ответил Ему едва заметным вздохом… Нет, Нет, никогда твой взор так не был светел — И по щеке у Вари свежий след Слезы прошёл. Но ты — ты не заметил… Да, счастья было в этот миг так много, Что страшно больше и просить у Бога.

21

С какой тоской боролась жизнь моя Со дня разлуки, — от тебя не скрою. Перед кончиной лишь узнала я, Как нежно ты любим моей сестрою. В безвестной грусти слёзы затая, Она томится робкою душою. Но час настал. Ее ты скоро встретишь — И в этот раз, поверь, уже заметишь.

22

А этого, — и нежный звук речей, Я слышу, перешёл в оттенок строгий: — Хоть собственную душу пожалей И грешного сокровища не трогай, Уйди от них и не забудь: смелей Ступай вперёд открытою дорогой. Прощай, прощай!» — И вкруг моей постели Опять толпой запрыгали, запели.

23

Проворно каждый подбежит и мне Трескучих звёзд в лицо пригоршню бросит. Как мелкий иней светятся оне, Колеблются, и ветер их разносит. Но бросят горсть — и я опять в огне, И нет конца, никто их не упросит. Шумят, хохочут, едкой злобы полны, И зашатались сами, словно волны.

24

Вот приутихли. Но во мглу понёс Челнок меня, и стала мучить качка — И вижу я: с любовью лижет нос Мне белая какая-то собачка. Уж тут не помню. Утро занялось, И говорят, что у меня горячка Была дней шесть. Оправившись помалу, Я съехал — и чертям оставил залу.


А. А. Фет, 1856

  1. Немезида. Все еще молчит. Она не наша: она принадлежит к другим силам. Байрон. Манфред (франц.)


Текущий рейтинг: 77/100 (На основе 13 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать