(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Подмена
Наверное, у всех нас есть странные или нелогичные детские воспоминания. У меня таких воспоминаний пруд пруди, и все они связаны с моей матерью.
Моя мама всегда была женщиной тихой и достаточно депрессивной. Сейчас это уже в прошлом, но когда я был маленьким и ходил в детский сад, она могла часами лежать на кровати и смотреть в одну точку или сидеть за кухонным столом, закрыв лицо руками. Обычно в это время она смотрела телевизор или что-то ела, но время шло, фильм заканчивался, ужин в тарелке остывал, а она так и сидела, не двигаясь.
Она так редко улыбалась, что я на всю жизнь запомнил, как впервые увидел ее смеющейся. Было лето, совсем маленький я играл с друзьями на детской площадке, смотрю - а мама проходит мимо, разговаривает с кем-то и смеётся. Я тогда даже не помню, чего больше испугался, - того, что мама уходит куда-то с незнакомой женщиной, или того, что она смеётся. Я бросился бежать за ней, боясь, что она сейчас уйдет, забыв обо мне, оставив меня в песочнице, схватился за ее штанину: "Мама!" А она почему-то, продолжая смеяться, отцепила мою ручку от своих штанов и с хитрющими глазами шутливо так ее отталкивает со словами: "Уйди, мальчик, я не твоя мама! Я не знаю тебя, уйди! Ты меня с кем-то спутал!" - пока я не начинаю реветь. Что было дальше, я не помню, да и было ли? Это одно из моих самых первых воспоминаний, если не первое, я был ещё совсем маленьким, возможно, это мне просто приснилось.
Ещё одно воспоминание, совсем короткое, обрывочное и смутное, - что я вижу в окно во дворе сразу двух своих мам, но это уж наверняка сон.
В общем, в какой-то момент моего детства моя мать раздвоилась, и их стало две.
Конечно, у меня нет никаких доказательств этому. На всех фотографиях и видео, оставшихся с тех времён, моя мать - одна и выглядит всегда одинаково. Светлые длинные волосы, грустное бледное лицо. Ни на одной из старых фотографий она не улыбается, а сейчас, когда ее депрессия закончилась, почему-то избегает фотографироваться. Когда я уже взрослым приобрёл видеокамеру и в шутку попытался ее заснять, она только, смеясь, закрывала лицо руками и постоянно отворачивалась. Мне она говорила, что стесняется своих морщин, но когда я потом пересматривал это видео, ее голос почему-то всегда получался искаженным, а лицо получалось непохожим на ее реальное.
Ещё одно из моих самых ранних воспоминаний - как я потерялся. Я помню, как мама посадила меня в машину и увезла куда-то, постоянно улыбаясь и что-то рассказывая, уже не помню что, - кажется, она возила меня гулять в парк. В машине жутко воняло чем-то как будто тухлым, и маленький я не мог сосредоточиться на ее рассказах, потому что меня тошнило и постоянно тянуло рвать. Я плакал и просил ее: "Мама, поедем домой", но она почему-то довольно резко оборвала меня и - я очень хорошо это помню - с несвойственным ей раздражением сказала: "Прекрати называть меня мамой. Твоя мама позже тебя заберёт". Это совершенно точно был не сон, потому что - я помню - в итоге она привезла меня обратно, но не к нашему двору, а почему-то к соседнему, высадила и велела идти домой. Оттуда я доковылял до нашего подъезда и там обнаружил обоих своих родителей и соседей, бегающих по двору и ищущих меня. Мама почему-то плакала больше всех, - как будто не она только что сама меня увезла, как будто не с ней я пробыл весь день! Дополнительную странность в это воспоминание вносил тот факт, что моя мама, как позже выяснилось, никогда не умела водить машину. Мой отец до сих пор припоминает тот случай и говорит, что просто какая-то женщина пыталась меня увести, воспользовавшись внешним сходством с моей матерью.
Все эти случаи я объяснил для себя тогда просто - у мамы была сестра. Ни о каких демонах, притворяющихся моей мамой, и речи быть не могло, ведь вторая мама никогда не стремилась мне навредить. Да и внешние отличия между ними были - например, у той маминой сестры было небольшое темное пятно на лице.
- Да это просто пигментация вылезла, - сказала мне она, когда я спросил. Сейчас у моей мамы ровно такое же темное пятно на лице, но я отчётливо помню, что в моем детстве его у нее не было - а вот у тети Лиды было. На старых фотографиях его точно так же нет. Именно с пятна началась моя теория, ведь это единственное, что я мог подтвердить реальными фото. Хотя мама впоследствии, конечно, говорила, что пятно у нее появилось уже после того, как были сняты эти фото, а я в своих детских воспоминаниях просто запутался во времени.
Конечно, я слышал о том, как многие дети в детстве решают, что у них две матери, потому что не могут сопоставить в своей голове добрую ласковую маму с кричащей и наказывающей - и начинают думать, что у мамы есть злой двойник. Но в моем случае все было совсем иначе. Была моя тихая, вечно депрессивная мама - и ее веселая, хоть и раздражительная сестра. Да и были ещё странные несовпадения, которые я в подростковом возрасте даже записывал в отдельную тетрадочку, которую потом потерял. Например, я точно помнил из детства, что у моей настоящей мамы была аллергия на сахар и что она очень хорошо плавала - а сейчас мама обожает сладости и плавать не умеет. Подозреваю, она нашла эту тетрадочку и выкинула ее.
И самое главное, роковое из моих воспоминаний, приходящееся на старшую группу детского сада, - как мама забрала меня из садика, привела домой, а потом кто-то начал пытаться открыть входную дверь с той стороны и тарабанить. Я хотел было открыть, думал, что это папа пришел, - но мама сказала: "Это не он. Не открывай." Я тогда уже подошёл достаточно близко к входной двери, чтобы слышать, что за ней кто-то плачет и зовёт меня - и мне казалось, что это голос моей матери. После чего стук резко прекратился, а потом весь вечер во дворе стояли машины с мигалками. Мы с мамой уже лежали в кровати, а они всё освещали синими бликами темные стены нашей спальни.
И, может быть, мне приснилось это, а может, я действительно это помню - но в моей голове есть четкая картинка того, как полиция вынимает из свисающей с дерева петли труп моей повесившейся матери.
И вот теперь после этих путаных, бессвязных рассказов, выстраивая свои воспоминания по цепочке в ряд, я решаюсь высказать свою мысль - моей матерью раньше была другая женщина.
Начну сначала. Я отчётливо помню, как в однажды в детском саду меня разбудила воспитательница во время тихого часа. Все дети ещё спали, в комнате вкусно пахло готовящейся на полдник манной кашей, а меня, сонного, уже начали упаковывать в мой детский комбинезончик. "Пойдем, за тобой мама пришла," - шепотом сказала воспитательница и вывела меня в раздевалку. Смотрю - а там на скамейке сидит какая-то совершенно чужая женщина! Волосы длинные, светлые, как у моей матери, но нос длиннее, глаза другие, выпученные какие-то, на лице странное темное пятно, да и плащ на ней какой-то непонятный черный, которого я никогда прежде не видел. От страха я моментально проснулся и начал тянуть на себя руку воспитательницы, надеясь остановить ее, но она ласково сказала:
- Быстрее, Дима, давай одеваться. - и, открыв мой узкий шкафчик с нарисованной на ней божьей коровкой, начала извлекать оттуда мои зимние вещи. Я пытался ей сказать, что это не моя мама, что я не знаю женщину, которая за мной пришла, но говорил я тогда ещё плохо, да и от страха у меня язык начал заплетаться, так что я только бессвязно хныкал. Воспитательница истрактовала это по-своему и начала ещё быстрее одевать меня:
- Сейчас, сейчас, маленький! Сейчас уже оденемся и быстро пойдешь домой.
А та женщина продолжала молча сидеть, сверля меня своими выпученными глазами, и даже не пыталась помочь мне собраться - как это отличалось от типичного поведения моей матери!
- Я его верну. - сказала она чужим, совершенно незнакомым мне голосом. - Ненадолго заберу, а вечером приведу.
- Хорошо, хорошо. - с улыбкой закивала воспитательница, застегивая мои ботиночки и надевая на меня шапку. Женщина, выдающая себя за мою мать, встала, схватила меня за руку своей холодной шершавой ладонью, совсем не такой, как мягкая теплая мамина ладошка, и потащила за собой. Я шел за ней на ватных ногах, беспомощно озираясь на воспитательницу, - неужели она не видит, что это не моя мама? Но она не видела.
Я шел перепуганный, на ватных ногах, боясь даже взглянуть на лицо ведущей меня за руку женщины. Наконец набрался смелости, поднял голову - а она идёт, не глядя на дорогу, и смотрит на меня своими жуткими выпученными глазами, от которых сердце мое провалилось куда-то в пятки. Ни слова не говоря, она вела меня к нашему дому, но свернула почему-то не в наш двор, а в соседний. Знаете то чувство, когда идёшь по жилому массиву любого постсоветского города и каждый двор смутно похож на твой, но все же не он? Вот такое чувство преследовало меня тогда и при виде этой женщины, и при виде того двора, и при виде квартиры, в которую она меня завела.
В той квартире было очень много мебели, как у нас, но при том она неуловимо отличалась. Незнакомая обувь стояла в прихожей, в спальне были такие же обои, как у нас, такая же мебель, но расположена она была по-другому, как будто прямо перед моим приходом ее кто-то зачем-то решил передвинуть. Ванная, в которую меня завели помыть руки, пахла совсем по-другому, на полу лежал незнакомый колючий коврик, все было каким-то старым. Кухня, на которую меня затем привели есть, была вообще кардинально другая, смутно знакомая, но при этом другая. На стенах висели фото с абсолютно незнакомыми мне людьми. Та женщина насыпала мне какой-то невкусный горький суп и молча села смотреть телевизор спиной ко мне, пока я ел. Как сейчас помню - там шел прогноз погоды, а затем какие-то скучные новости. Я не доел, оставил в тарелке половину супа, но она ничего не сказала мне, молча одела меня и отвела обратно.
С того времени эта женщина начала приходить за мной регулярно, и постепенно я к ней привык. Ее голос стал для меня привычным, а черты лица перестали казаться пугающими. В какой-то момент мы даже начали с ней разговаривать и играть в странные игры. Помню, как мы играли в нечто вроде догонялок, она бежала за мной, смеясь, с таким лицом, что я удирал от нее в совершенно искреннем страхе. Но со временем я к ней привык.
Конечно, я не считал ее своей матерью и однажды прямо спросил у нее, кто она. Она ответила что-то невразумительное для меня тогдашнего, мол, что таких, как моя мама, на самом деле две. Я решил, что она просто мамина близняшка - это объясняло, почему они с ней так похожи и почему она периодически меня забирает из детского сада к себе домой на обед, а воспитательница так беспрепятственно меня ей отдает. К тому же к тому времени моя собственная мать начала ощутимо сдавать - бывало, я замечал ее сидящей на кухне, что-то невнятно бормочущей, дрыгающей головой, негромко вскрикивающей. Сейчас я могу сказать, что к тому моменту у нее начались продуктивные симптомы ее заболевания. Поэтому меня не особенно удивило, что в какой-то момент она просто исчезла, а мой папа начал жить с ее сестрой - моей тетей. По крайней мере, так я истрактовал для себя произошедшее. Более того - в какой-то момент я так привык к тете Лиде, что перестал особо отличать ее от своей матери. А может, они просто становились все более похожи.
Хотя уже тогда я находил странным то, что тетя Лида как будто старалась лишний раз не пересекаться с моей мамой. Она постоянно приходила к нам домой и рылась в маминых вещах, примеряла ее платья, брала ее косметику. Бывало, она караулила меня возле детского сада или детской площадки, когда поблизости не было родителей, и начинала уговаривать меня пойти куда-то с ней - но, увидев вдалеке моего отца или мою мать, она тут же куда-то исчезала. Мои воспоминания о ней крайне обрывочны, они скорее как вспышки, яркие образы, но этот момент я помню четко, потому что он удивлял меня уже тогда. Я помню, как она подошла ко мне во дворе и спросила: "А где Лида Фадеева? Ты что, один здесь?" - и я ещё тогда удивился, мол она что, сейчас себя саму ищет! А еще я помню, как моя настоящая мать сказала мне нечто странное: "Если когда-нибудь я буду тебе звонить и просить что-то сделать, а ты будешь слышать, что это не мой голос, - не делай этого. И если я буду куда-то тебя звать, а ты будешь видеть, что это не я, - беги от меня." Я четко помню, как пообещал ей это, но с тетей Лидой это никак не увязал, потому что на тот момент уже привык к ней. Теперь я понимаю, что моя мать обо всем знала или как минимум догадывалась, но слишком поздно спохватилась. Все чаще я слышал, как она плакала ночами, будто предчувствуя что-то плохое.
Однажды, когда ей было совсем паршиво, нам позвонили на домашний телефон. Я снял трубку и услышал голос тети Лиды.
- Как мама? - спросила она. Я ответил, что не очень, на что она ответила:
- Ясно. Не переживай. Сейчас мы редко видимся, но придет время, она умрет, и тогда мы с тобой будем вместе постоянно.
В расстроенных чувствах я положил трубку. Отец спросил меня, кто это был, на что я ответил, мол, тетя Лида звонила узнать о мамином здоровье и сказала, что мама скоро умрет. Отец спросил: "Какая ещё тетя Лида?" Он не поверил моему рассказу, начал ругаться и кричать, чтоб я не сочинял всяких ужасов, а мама, услышав наш разговор из своей спальни, почему-то начала громко плакать. Тогда-то я и узнал, что никаких сестер-близняшек с именем Лида у мамы нет - да и вообще никаких сестер.
- Да и кто бы назвал двух сестер одинаковым именем? - сказал тогда отец. - Ты что, совсем дурак?
Уже когда я был взрослым, отец признался мне, что мама как-то говорила ему странную вещь - мол, таких, как она, на самом деле две. Мама не знала, откуда эта девочка взялась и кто она, но лично с ней иногда пересекалась. Этот рассказ, как пазл, сошёлся с моим странным убеждением о том, что моя мама в какой-то момент раздвоилась, а затем стала другой собой. Это объяснило мои странные детские воспоминания о том, что одна мама умерла, и одновременно я продолжаю с ней жить, - но все же как такое может быть? Разве может какого-то человека быть одновременно два? Но другого объяснения я не мог найти, рассматривая старые фотографии в альбоме и то и дело замечая несоответствия - присутствие родинок, шрамов, которые были отчётливо видны на фото, но отсутствовали у матери сейчас. Когда я спрашивал ее насчёт этого, она каждый раз отвечала разное. Однажды сказала, что удалила их в косметическом салоне, а в другой раз сказала, что это просто дефекты на фото.
Отец, когда я обсуждал с ним эту тему, тоже вспомнил странный случай, мол, он как-то встретил в метро женщину очень похожую на мою маму, - такие же волосы, одежда, даже очки. Он сначала принял ее за маму, подошёл, начал разговор, а она говорит: "Мужчина, вы меня с кем-то спутали". И даже голос похож! Папа мой решил, что она шутит, продолжил настаивать, даже за руку ее схватил, а она резко так говорит: "Леша (имя моего отца), пусти!" И тут как раз двери метро открылись, и она вырвалась и выскочила на остановке.
Потом он пытался расспросить мою маму, что это было, но та, услышав эту историю, только побледнела и в страхе спросила: "Так ты тоже ее видел?" Тогда папа и начал подозревать, что она сходит с ума.
- Она все твердила, что у нее есть двойник, живущий в соседнем дворе, и что в последнее время она якобы постоянно ее видит. Говорила, что видеть своего двойника - это к смерти. Но это была просто болезнь, а теперь маму пролечили, она выздоровела и стала другим человеком, весёлым и здравомыслящим.
- В соседнем дворе? - переспросил я. Картинка сложилась для меня окончательно. Но та, что теперь выдавала себя за свою мать, конечно, подняла меня на смех.
- Если ты всерьез веришь, что меня могли подменить, то тебя тоже в свое время нужно было пролечить! - заявила она и рассмеялась, но лицо ее почему-то стало злым. В тот же вечер я слышал, что она укоряет моего отца за то, что он рассказывает мне всякие бредни и пугает меня.
Папа потом долго ещё подкалывал и ее, и меня по этому поводу. Однажды, когда мама перед выходом на улицу наносила на лицо солнцезащитный крем и примеряла перед зеркалом шляпку, наблюдавший за ней отец насмешливо сказал:
- Нос намажь погуще, а то он у тебя такой длинный стал, что шляпа его уже не прикрывает. Что он вдруг так вырос? Может, тебя и правда подменили когда-то?
Сказав это, он весело подмигнул, но мама почему-то вдруг побледнела и дыхание у нее перехватило.
- Нос у человека растет всю его жизнь. - с деланым весельем сказала она, но при этом глаза у нее забегали. Папа только посмеялся, но я заметил, что мама аж холодным потом пошла от этой невинной, казалось бы, шутки.
В подростковом возрасте я начал замечать так много несоответствий, что повторно завел для них тетрадочку. Туда вошли не только уже перечисленные мною моменты, но и многочисленные несостыковки в маминых рассказах и словах. Она путалась в собственных родственниках, но всегда говорила, что просто оговорилась. Не помнила практически ничего из моего и своего детства. Удивлялась и не узнавала вещи и игрушки, которые сама же мне когда-то и подарила. Заявила, что никогда не бывала в Ивано-Франковске, хотя бабушка сказала, что мама проводила там каждое лето в школьные годы, гостила у родственников. Сама она это оправдывала просто плохой памятью и вообще всячески заминала эту тему, при этом заметно нервничая.
Однажды я нашел ее, читающей мою тетрадь.
- Тебя смущает, что я не помню, какую колыбельную пела тебе в детстве? Серьезно? - спросила она. - Я же говорила, что многое забываю из-за своих препаратов.
Я не стал отпираться и прямо сказал:
- Я знаю, что ты не моя мать.
- Правда? И где же твоя настоящая мать? - спросила она, пристально глядя на меня.
- Она повесилась много лет назад.
На секунду ее выражение лица сменилось, но тут же снова стало бесстрастным.
- Я покажу эту тетрадь твоему отцу. - сказала она. - Боюсь, как бы ты не унаследовал мое заболевание. Твое поведение становится слишком уж странным.
Вечером я слышал, как она убеждает моего папу в том, что меня надо показать ее лечащему врачу. Так мы медленно подошли к тому, почему я сейчас нахожусь там, где нахожусь.
Когда я нашел свою тетрадь в мусорном ведре, разорванную на клочки, я принялся следить за женщиной, называющей себя моей матерью. Бывало, она говорила мол идёт к подруге или за покупками, а сама часами ездила на автобусе по городу или бесцельно ходила кругами по дворам. Больше всего ей нравилось стоять и смотреть в одну точку - например, она часами могла стоять в каком-нибудь дворе и смотреть в чье-то окно или сидеть на лавке и заплетать, расплетать, а затем заново расплетать косу, глядя на играющих детей. Однажды она сказала, что идёт на работу, но выйдя в подъезд, позвонила начальнику и взяла больничный на день. Услышав это, я решил втайне последовать за ней. Она вызвала лифт, но не спустилась вниз, а поднялась на девятый этаж. Я снял обувь и тихонько, на цыпочках пошел по лестнице следом. Там она молча стояла в углу, глядя в стену перед собой, и простояла так весь день, а вечером вернулась домой, как ни в чем не бывало. Наблюдая за ней в такие моменты, я уже и сам не понимал, кто из нас сходит с ума, - я или она.
Порой мне казалось, что она - переодетый мужчина. Ее выдавали грубые мужские кисти, большие ступни и нос, высокий рост. Я знал, что отец не спит с ней уже очень, очень давно. Я попытался подглядеть за ней в ванной и в итоге убедился, что она всё-таки женщина, но заметил новую любопытную деталь - шрама на животе от кесарева сечения, главного следа моего рождения, у нее не было.
Отец поймал меня, подглядывающим за матерью, и потребовал объясниться. Конечно же, мой рассказ его очень сильно обеспокоил, но не так, как я того ожидал. Он позвонил маминому лечащему врачу и назначил мне с ним встречу.
Пока она спала, я внимательно рассмотрел ее лицо и тело. Помимо многочисленных несовпадений с фотографиями и моими воспоминаниями, должно было быть что-то еще, что выдаст ее. Что-то еще. Наконец я заметил это - маленькую горизонтальную царапинку у нее на лбу над виском, почти переходящую в линию роста волос. Я понял - это на самом деле молния, змейка, расстегивая которую, она снимает с себя кожу моей матери. Осторожно, одними пальцами я поддел ее. Та, что притворялась моей матерью, поморщилась, нахмурилась, слегка шевельнулась во сне. Тогда я решил действовать более осторожно - принес с кухни нож и, аккуратно поддев, резко дернул, снимая с нее кожу, как кожуру. Она тут же проснулась, резко вскочила на кровати, зажимая рукой рану и пытаясь остановить кровь. Увидев нож в моей руке, она недолго помедлив, наконец сказала:
- Не убивай меня, я все расскажу.
- Говори, - согласился я, не опуская ножа.
Она еще недолго помолчала и наконец заговорила, тщательно подбирая слова:
- Я помню, что меня как будто всегда было несколько, и домов у меня всегда было несколько, и даже родителей несколько пар, а не одна, и это были разные люди - и вот она, другая, как будто я, а как будто и не я. Сегодня я просыпаюсь собой, а завтра - как будто кем-то другим, и предыдущая жизнь кажется просто сном. Но потом я опять засыпаю, и опять просыпаюсь, и это снова другая я. Понимаешь?
- И кто же из них двух ты на самом деле?
- Почему двух? Я знаю, что есть еще шесть таких девочек, и все они выглядят так же, как и я, только в разной одежде и с разными прическами, думают, как я, чувствуют, как я, и всех их зовут Лида. И все мы знаем о существовании друг друга.
- И моя мать тоже о вас знала?
- Конечно. Как минимум обо мне она точно знала.
- Откуда?
- Мы не узнавали об этом ниоткуда. Мы просто знаем с самого рождения, так же, как люди знают, что у них две руки и две ноги. Мы ощущаем это так же, как ты ощущаешь, что ты такой один.
Я слушал ее рассказ, все более холодея от страха, хотя давно уже знал все это в глубине души.
- Ты заменила мне мою мать в тот день, когда она повесилась?
- Я знала, что твоя мама покончит с собой в этот день, поэтому мне пришлось ее заменить. Мужа и детей у меня нет, а тебя все равно должен кто-то вырастить - ты же и мой ребенок тоже, я ведь тоже Лида. Просто не совсем та, которую ты знал.
В голове у меня закружилось от ее признаний, я чувствовал, что как будто и сам начал раздваиваться.
- Нам очень повезло, что мы родились в соседних дворах. Остальные живут гораздо дальше. Но если ты убьешь меня сейчас, они обязательно приедут сюда и заменят меня, чтобы присматривать за тобой и заботиться о тебе. Тебе нет нужды бояться. Мы делаем это из любви. Ты слышал когда-нибудь про коллективный разум? Как муравьи знают, что нужно заботиться о своей королеве, как птицы знают, что нужно сбиваться в стаи, так мы знали друг о друге. Мы будем заботиться о потомстве друг друга, потому что у нас одно сознание на всех. И ты для нас всех общий сын, потому что мы и есть твоя мать.
Я почувствовал, как мои руки задрожали, и опустил нож.
- Подумай, что толку, если ты убьешь меня сейчас? Тебя посадят в тюрьму или определят в лечебницу. Как твоей матери мне этого не хотелось бы. Да и чем я хуже твоей матери? С самого детства кто заботился о тебе, разве не я? Разве эта слабая, бесхребетная, депрессивная женщина делала для тебя всё то, что делала я? Я заслуживаю быть здесь, я более этого достойна.
Этого я уже стерпеть не мог. Размахнувшись, я ударил ее ножом, и она закричала.
И вот теперь я нахожусь здесь, в своей палате, вялый и ко всему равнодушный от седативных, а она каждый день приходит навещать меня. Говорит о том, что стоит мне признать ее своей матерью и отказаться от безумной идеи о том, что когда-то ее подменили, и тогда меня сразу выпишут. Кормит с ложечки, рассказывает истории, расчесывает меня, обрезает мне ногти. Делает то, что та, другая, никогда не делала для меня.
- Выздоравливай, - тихо и нежно говорит она, гладя меня по голове. - Выздоравливай и приезжай поскорее домой. Я испеку тебе твой любимый пирог, все забуду, все прощу, только возвращайся поскорее ко мне.
- Ладно, - говорю я. - Мама.
Этот рассказ связан с рассказом Другая Лида.
См. также[править]
Текущий рейтинг: 71/100 (На основе 27 мнений)
