Приблизительное время на прочтение: 34 мин

Муся

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск
Pero.png
Эта история была написана участником Мракопедии Lyhten. Пожалуйста, не забудьте указать источник при использовании.


Пушистые хвостики беззаботно виляли в тепле и уюте. Мохнатые комочки мило играли под присмотром заботливой мамы. Рядом бегал босоногий мальчишка, считая цвета на шерстке котят, а солнце игриво выглядывало из-за шторки. Под пяткой мальчик вдруг почувствовал что-то мягкое и теплое, а через мгновение раздался жалобный писк.

Маленький Герман посмотрел на черненького котенка, который, испугавшись, вскочил и медленно побрел в сторону, немного прихрамывая. «Неужто наступил ему на ногу? Какой глупый, разлегся где попало. Ничего, скоро заживет!» — мальчик не переживал по таким пустякам.

Вечером Черныш уже лежал на подстилке, а еще молодая женщина с грустной улыбкой поила котенка прозрачным лекарством из пипетки.

— Мам, что случилось с черненьким? — с виноватой ноткой спросил Геша.

— Похоже, он заболел.

— А с ним все будет в порядке, он выздоровеет?

— Ну конечно сынок, нужно ему только немного помочь. Когда ты болеешь, я ведь тоже даю тебе лекарства?

— Фу, они же такие мерзкие! — cкривился мальчик.

— Поэтому он немного сопротивляется, придержишь его маленько?

Как только Гешка потянулся к котенку, его маленькие ручки слегка задрожали, словно он сам приболел и подхватил озноб.

Лучи восходящего солнца радостно проникали сквозь окна, возвещая о начале нового дня. Герман сначала посильнее зажмурился, перевернулся на бок, а затем вскочил с кровати. Он застал полуторамесячного Черныша, спокойно кушающего овсянку из мисочки рядом с двумя другими котятами, и на сердце у него сразу полегчало. Загруженный учебниками рюкзак казался легче перышка, а путь в школу был быстрым и увлекательным.

Только вот на занятиях второклассник, как всегда, умирал со скуки. В них был только один, но очень значительный плюс — перед ним посадили умную и аккуратную, симпатичную девочку Ксюшу. Ее длинные русые косички украшали небольшие красные бантики, не такие, как глупая мишура у других девочек, а милые и изящные. А другие, уже черненькие, красовались на балетках, надетых на маленьких и стройные ножки. Слегка бледное лицо Ксюши почти всегда отражало легкую грусть, и Гешке это, по неведомой на то причине, очень нравилось. Возможно потому, что оно выглядело совершенно невинным, и поэтому, еще более красивым, но мальчишка даже не знал таких слов. Или потому, что девочка немного надувала свои и без того не по возрасту пухлые губы. Она как будто ждала, чтобы ее развеселили, и он, Герман, хотел быть тем, кто заставит ее хотя бы застенчиво улыбаться.

Однажды, во время очередного скучного урока учительница спросила, почему Геша все время поглядывает на Ксенью, вместо того, чтобы смотреть в учебник. Мальчик засмущался и залился краской, но смог проявить недюжинную смекалку — ответил, что смотрит на то, как Ксюша учиться, и хочет такие же оценки.

В тот день, когда Герман увидел Черныша, идущего на поправку, он решил не торопиться домой и, по обыденности, провести время с одноклассниками. На спортивной площадке мальчишки часами лазили по турникам, играли в пробивоны — детскую игру с мячом, как обычно, включавшую в себя легкие элементы физического и психологического насилия. Гешке эта игра не нравилась, а вот наблюдать за бомжами, вместе с остальными ребятами, он любил. Странные люди причудливо интересовали ребят, как нечто далекое и непознанное — где-то на уровне НЛО или снежного человека. Их таинственная жизнь, казалось, была полна мистических загадок. Веселый и румяный Гешка вернулся домой и принялся искать черного котенка. Посмотрел по углам — подстилки и лекарства бесследно исчезли.

— Мам, а где Черныш, он уже выздоровел?

В воздухе нависло неловкое молчание.

— Сынок, котик... Знаешь, иногда так бывает с котятами, не все рождаются здоровыми. Кто-то сразу заболевает, не все выживают у мамы. Это законы природы. Понимаешь... Черныш умер.

— К-к-как умер? Можно мне... на него посмотреть? — и потом, немного погодя, мальчик опустил глаза и тихо добавил... — В последний раз.

— Мы с папой похоронили его в коробочке из-под обуви. Там, ближе к лесополосе, где много деревьев и пахнет росой, под красивой яблоней.

Герман не знал что сказать, он даже и не знал что и думать, а все мысли разом пропали из головы.

— Лена, пойдем все вместе выпьем чаю, как раз ужин уже подавать, согреемся и поговорим нормально, хорошо же? — ободряюще позвал папа из кухни.

— Давай сынок, я как раз конфет принесла вкусных и чокопаи купила!

Мальчик уселся на стул, но никакого аппетита не было и в помине.

— Гоша, тебе сахар положить?

— Нет, спасибо, я и так сладкий, — папа очень неуместно процитировал одного из самых очаровательных персонажей кино.

Жена сначала улыбнулась, но потом поставила руку на бок и пронзила Георгия осуждающим взглядом. Тот повернулся к сыну, глубоко вздохнул и попытался начать беседу:

— Герман, так бывает. Никто из нас в этом ничуть виноват.

— Правда никто? — мальчику хотелось во всем признаться, но что если родители узнают, что он плохой, ужасно плохой, как настоящий злодей в фильмах по телевизору и просто отвратительный, как человек-червь из секретных материалов, хуже которого уж точно никого нет? У мальчика навернулись слезы, он начал плакать, а плач перешел в рыдания.

Мама дала ему чисто полотенце, и родители дружно обняли паренька, отчего ему стало еще тяжелее. Либо выплакав все до последней капли, либо после выпитой валерьянки, паренек успокоился и твердо решил для себя — он обязательно признается, только сначала докажет, что он хороший и добрый мальчик, который случайно совершил плохой поступок.

Он принялся за учебу с новым упорством, чтобы доказать, какой он славный и прилежный, уже не для всей этой истории с девочкой. Но паренька охватили мрачные и чуждые мысли:

«А что, если Ксюша бы узнала об этом? Она бы никогда не заговорила с ним, отворачивалась, решила бы, что он — чудовище. Или заплакала от всей этой истории...»

Иногда Герману нравилось смотреть, как рыдают девочки, но не потому, что он был хулиганом или любил обижать других людей. Мальчишка просто не мог это объяснить. Тут он поймал себя на мысли, что ему бы очень хотелось посмотреть, как плачет Ксения с ее милым аккуратненьким личиком, чтобы ее лицо раскраснелось, дыхание сбилось...

Мальчик гнал от себя такие размышления: «Только не так, не при таких обстоятельствах, да вообще никогда и ни за что!..»

В ближайшие дни Геша вел себя как настоящий джентльмен — обходительно и дружелюбно. Неистово тянул руку к забетонированному небу и чуть что принимался мирить одноклассников. Теперь на уроках он чаще всего поглядывал на главного хулигана в классе. Образина малолетнего выродка выглядела так, словно ее распороло вилами, а местный фельдшер, пытавшийся нейтрализовать метанол водкой, смог правильно наложить швы, только когда окружающие люди истошными голосами дочитали до конца все известные им молитвы. Так бы подумал мальчишка, будь он взрослым человеком с богатым воображением.

На щеках хулигана блестели мерзкие выделения — хулиган размазывал неиссякающие сопли во все стороны. Герман то и дело фантазировал о том, как приложит его мордой об ковер и начнет тереть, скоблить до крови его морду, пока от погани не останется и следа.

«Почему я должен страдать от чувства вины, а не этот урод? Чего он только ни вытворял!» — столь непривычные мысли и фантазии посещали Германа даже во время домашней работы, когда тот прилежно сидел за учебниками, прямо как свидетель Иеговы над изучением Библии.

Так продолжалось несколько дней, затем за оставшимися котятами пришла семейная пара. Забрали бы они Черныша с собой? Это было уже не столь важно. В ту ночь мальчик проснулся и пошлепал босыми ногами в уборную, не прикасаясь крохотными пальчикам к невзрачному выключателю на стене. Ведь он не боялся чудовищ и тем более не закрывал голову одеялом. Даже после просмотра страшного фильма он считал, что если родители рядом, пусть и в другой комнате, они всегда защитят его от любых угроз. В быстром темпе он дошел до разделенного санузла. А затем, затем родители услышали детский визг.

— Что там стряслось?! — выкрикнул из родительской комнаты отец.

— Муся! Ай, моя нога!

Гешка, слегка прихрамывая, выбежал навстречу папе.

— Ты, должно быть, наступил кошке на хвост. Не припомню, чтобы она хоть кого-нибудь царапала, — Георгий только повел плечами.

— Нет, она... — а может и правда? — в темноте было действительно не разобрать, но почувствовать под ногой кошачий хвост ведь было можно. — Она на меня накинулась с таким звуком... кошки так не шипят! — добавил мальчик.

Лена сразу пошла за аптечкой, заметив неожиданно глубокие царапины. Протерла ногу ребенка спиртом, отчего тот весь скривился, а затем замотала ее бинтиком. Папа же пошел искать виновницу происшествия.

Муся — мама кошка с длинной серебряной шерстью, которая никогда не выпадала и не спутывалась, спокойно лежала на кухонном полу рядом с двумя котятами и смотрела на него глупым и ничего не понимающим взглядом, будто ничего и не случилось вовсе.

Следующим утром Герман уплетал творог с малиновым вареньем, когда острая боль пронзила его мизинец.

— Тупая кошка! — от неожиданности выпалил мальчик и пнул Мусю со всей силы. Животное издавало звук, не похожий ни на шипение, ни на что другое. Будто внутри кошки вскипал целый котел со свойственным бульканьем, и хрустели кости. Ее непомерно огромные для любой породы глаза светились как посреди ночи.

— Пап, кошечка ведет себя странно!

— Ты что, ударил ее? — отец появился посреди порога. Однако в его словах не было особого осуждения. — Знаешь, вместо этого есть вариант получше. Смотри, что я тебе покажу! — Георгий со скрипом отрыл верхний ящик кухонного шкафа, немного пошерудил рукой и достал оттуда толстенный шприц.

— Помнишь чего кошки боятся больше всего? — он пошел к крану, чтобы набрать воды, и принялся шептать: — И совершу над ними великое мщение и свое наказание яростное над всеми теми, кто замыслит отравить братьев моих, и узнаешь ты, что имя мое — Господь, когда мщение мое падет на тебя! — Гоша повернулся к сыну с широкой улыбкой и вручил ему спасительный шприц, который был пущен в ход уже через полчаса.

Мусечка продолжала издавать душераздирающие звуки и принимать угрожающую стойку, пока никого из взрослых не было рядом, но больше не осмеливалась подходить к мальчику.

Ближе к вечеру родители принялись обсуждать вчерашнее происшествие:

— Лена, а ведь киса действительно ведет себя очень агрессивно в последнее время. Мы когда раньше отдавали котят, она даже не ходила искать их по углам. А тут такое!

— Знаешь, а ведь она и во время родов нас не беспокоила. У меня кошка до этого была — весь дом поднимала на уши. Еще к нам прибегала посреди процесса, пыталась залезть на ручки, когда очередной котенок уже наполовину наружу высовывался. В общем приходилось коробку рядом с кроватью ставить.

— Ну и подробности! Я бы ушел в закат сразу после такого. Подожди, а припоминаешь тот случай с котятами?

— Она тогда даже никого не разбудила, встали под утро — а там подарочек.

— У меня ведь никогда не было домашних питомцев — отец всегда отказывался кого-либо заводить, а я особо и не настаивал. Но благодаря Мусе я научился по-настоящему любить животных.

Георгий немного подумал и вспомнил:

— Ты уже заметила, что я дал сыну шприц с водой, чтобы он от кошки защищался. Не ругай его только, и так паренек натерпелся в последнее время. Ну накапает на паркет — ничего же страшного не случится?

Утром мелкие капли снова были разбрызганы повсюду. Мальчик расставался со своим оружием, только когда родители были с ним в одной комнате. Он держал его словно распятие, отгоняющее дьявола, а на окошке в зале стояла полная стеклянная банка воды. Семья жила на первом этаже, и кошка частенько с неимоверной ловкостью ускользала через открытую форточку. Иногда она гуляла по Подмосковным захолустьям до самого рассвета, но в тот момент главным приоритетом для нее был присмотр за котятами, и маленький Герман, к своему детскому несчастью, все время находился с Мусенькой в одном помещении.

Уже после обеда родители решили пройтись по магазинам и оставили маленького Германа сидеть дома, зная, что он все равно будет выть, пока поход не закончится. Паренек пялился в телевизор, попивая апельсиновую фанту из кружки. Родители в последние дни ни в чем его не ограничивали — даже оставили ему пару пакетиков чипсов.

На экране Брюс Ли бил злодеев нунчаками в их тайной и супер секретной подземной базе, больше походившей на какую-то пещеру. Вскоре после того как родители ушли, Гешка начал повторять движения главного героя и неистово кричать, размазывая мазь, обильно наложенную на ногу. Царапины все же немного воспалились и даже мешали полноценно играть во дворе.

Мальчик пошел за второй бутылкой фанты, звуки телевизора постепенно приглушались, стало заметно как тихо поскрипывает паркет. Один маленький шажок, другой... спину обдала обжигающая боль. Муся спикировала на него с кухонных полок, уцепившись когтями за футболку, и принялась драть его шею свободной лапой, а затем и острыми зубами. Шприц выпал у мальчика из кармана и покатился по полу. Вся храбрость после просмотра фильма куда-то испарилась, и паренек метался из угла в угол, пытаясь сбросить с себя уже не кошечку, но настоящего хищника. В одном из фильмов Герман видел, как солдату перерезали сонную артерию — он лежал на земле, хрипел и даже не мог позвать на помощь. Мальчик представил, как родители находят его бледный труп на полу, как зовут по имени и безуспешно трясут бездыханное тело, а наружу вываливается пересохший язык... Нужно было закрыть шею и выжить во что бы то ни стало.

«Да как мне же ее сбросить или облить?!» — паренек с поворота приложился спиной об стену по пути в душевую, а затем еще раз — Мусина хватка ни на секунду не ослабла. Сначала вода полилась из крана, затем щелкнул рычажок душа.

— Сдохни, умри, умри!

Мальчуган боком завалился в ванну и ударился плечом, но холод быстро привел его в чувство. Он выскользнул обратно, сел на маленький напольный коврик, обхватил колени руками и принялся ждать прихода родителей в единственном месте, где кошка его уж точно не достанет. А вода все лилась и лилась вниз. Ее звук успокаивал и убаюкивал.

— Я победил, победил... — вяло бормотал Геша, когда шокированные мама с папой нашли его задремавшим на полу.

Они периодически спрашивали, не донимал ли паренек кошку, не дрался ли с ней намеренно, теперь они подозревали его и в этом, что откладывало болезненное признание с котенком в долгий ящик.

— А помнишь случай с твоим отцом, Георг? — уже под вечер спросила Лена.

— Единственный раз, когда Мусечка кого-то подрала, так он это заслужил!

— Он ведь перестал пить после этого?

— Да у него особого пристрастия и не было. Просто в его возрасте... уже старческие дела сказываются. Ну, мы же не будем это обсуждать? Нельзя ему крепкое — неадекват наружу выходит.

— Хорошо хоть отказались от его самогона, мало ли что там было намешано.

— Ну, я попробовал из вежливости — не очень, но не в этом дело. Он потом в одного выпил всего пару рюмок, а уже принялся на Мусю покрикивать да еще и пнул пару раз. Вышли в магазин минут на двадцать, а там уже катастрофа дома. Всюду бардак, а мой отец хнычет как ребенок!

— Я понимаю, но требовать убить кошечку, или как он там говорил, — «убить эту тварь» — это уж слишком жестоко!

— Вот я уже почти забыл все эти мерзкие подробности, зачем напоминать?! Отец ведь классный мужик был, я его очень люблю, но знаешь, вот говорят, что старики — как дети. Да ни хрена подобного! Это просто грустно и, мать его, мерзко!

Георгий слишком сильно стиснул руку на плече жены, отчего та аж скривилась.

— Извини! Просил же не обсуждать это. А это, я хотел спросить очень серьезный вопрос... знаешь какое главное отличие жизни от порнофильма?

От такой внезапной перемены Лена аж подняла брови.

— Жизнь, в противоположность порнографии, начинается с оргазма! И еще, завтра же теща приедет? Удачно, что я в это время на работе буду.

И действительно, к обеду приехала бабушка забирать Мусю. Для этого мама специально взяла отгул с работы. Не дай боже что-то бы приключилось в ее отсутствие, к тому же сыночку нужно было немного отсидеться дома. А сынок уже догадался, что кошка далеко не глупая, она все знает и понимает своей маленькой головкой.

Когда мама и Мусенька оказались в разных комнатах, он встал перед кошечкой на колени и принялся лепетать:

— Прости Муся, пожалуйста, прости, я очень виноват, извини меня.

Шприц, с кончика которого неспешно капала вода, в его дрожащих руках был направлен прямо кошке в лицо, ведь, стоило его убрать — киса, издававшее такое ужасающе неестественное бурление, разорвала бы мальчика. Наверное вот, что означало выражение «вскипать от гнева». А что за непрерывный хруст и треск раздавался внутри животного — оставалось загадкой. Родители эти звуки никак не комментировали. Уже у бабушки на руках Муся пронзила паренька взглядом, одновременно совмещавшим в себе и злобу, и ненависть, и презрение, испытывать которые обычное животное просто не способно.

Казалось, после того, как кошку забрали, ситуация разрядилась и у маленького Гешечки появилось время, надежда проявить себя и поставить на всем жирную точку. Надежда была первым шагом на пути к разочарованию.

В подворотнях, где обитает пламя зажигалок, мальчишка видел сверкающие глаза. Длинные и толстые, монструозные когти показывались и прятались из-за углов. Даже когда из приподнятых канализационных люков в небо устремлялся дым, Герману то и дело виделись под ними знакомые желтые радужки. А в густой траве юнец иногда мог разглядеть серебристую шерстку, которая с каждой секундой приближалась к нему все ближе и ближе, пока тот не начинал убегать.

Мальчик постоянно спрашивал, не сбежала ли Муся от бабушки, на что родители всегда давали отрицательный ответ. Да, связь с ней и правда пропала на пару дней, но это были лишь технические неполадки. Киса, к слову, бабушке очень полюбилась.

Однажды вечером, папа принялся рассказывать сыну, насколько сильно может разыграться воображение даже у взрослых людей. Поведал ему историю о страшном кредите, который вовсе не был монстром, как сначала подумал Гешка. Папа Георгий говорил, как видел мрачных амбалов возле своего дома — коллекторов, боялся заходить вечером в подъезд и шарахался от очередного звонка в дверь. Да, ему пару раз угрожали по телефону, но в остальном это были пустые выдумки, а задолженность со временем была погашена.

После разговора мальчик почувствовал себя лучше и воспрянул духом, но длилось это не долго.

Очередным школьным днем, после утомительной беговой разминки на физкультуре, Герман стоял, облокотившись об турник. Кого бы он не спрашивал — все всегда ненавидели эту конкретную часть урока. На самом деле мальчик давно уже отдышался и только делал вид, что до сих пор пытается перевести дух, а сам осторожно поглядывал перед собой.

Напротив него, на пеньке, безмятежно сидела Ксения, устремив взгляд в голубое небо. Ее нежные руки и ножки были раскинуты в стороны, а спина наклонена назад так, что крохотный облегающий топик вот-вот и оголил бы все тело. Стоило только слегка поддеть красную ткань. А под короткими спортивными шортиками виднелись немного бледные, расставленные в стороны упругие бедра. В такой одежде школьница казалась почти полностью обнаженной, стоило только немного включить фантазию, которой у Германа было предостаточно, после просмотра папиных журналов. Особенно мальчика привлекал мягкий и гладкий, худенький живот девочки. Кожа казалась такой нежной и шелковистой, что Геша едва мог удержаться, чтобы не провести по нему рукой, дотронуться до талии...

— Сам запнул мяч за забор, теперь иди и доставай! — крикнул один из одноклассников.

— Я больше тебя понабивал, вот иди сам лезь за забор, пипидастр! — скривился в гримасе второй. А ведь воспитанные дети не искажают лиц.

— Вот только не деритесь опять! — Гешка встал во весь рост и совсем уж по-мужественному расправил плечи. Нужно было произвести впечатление на девочку. — Сейчас я сгоняю за ним и вас всех уделаю!

А вот в этом мальчишка уверен не был. Стоило хотя бы попытаться и, если что, сказать, что он просто не в форме. Он перелез через забор и принялся искать мячик в рядах маленьких железных домиков, стоявших вперемешку с деревьями. Вместе они полностью заслоняли спортивную площадку от чужих глаз. Геша увидел мяч у одного из маленьких железных домиков, а совсем рядом стояла труба, под которой красовалась здоровенная лужа. Тут же стояла пара ящиков с интересным содержимым.

Мальчик увидел блестяшку — в груде хлама лежал слегка ободранный значок с покеболом. Но не успел он дойти до ящика, как услышал шум в трубе.

Она начала трястись и трещать. Не совсем характерный звук для засорившейся канализации. Мальчик, движимый непонятным интересом, пододвинулся поближе, так, чтобы в случае чего его бы не забрызгало, и заглянул внутрь. А затем раздалось типичное бурление, будто трубу вот-вот прорвет. До того, как паренек распознал до боли знакомый звук, из глубины вспыхнули желтые глаза. Прыжок в сторону оказался спасительным. Ведь то, что высунулось из трубы, совсем не подходило на Мусю.

Вовсе не потому, что кошки боятся воды. Непомерно длинная шея животного высунулась наружу и больше походила на уродливую змею. С хрустом и треском из ее шкуры лезли длинные изогнутые зубы, заменяющие собой мягкую шерстку. На покрытой шипастым панцирем морде виднелись только два огромных сверкающих желтых ока. Муся вцепилась взглядом в Германа и разинула огромную пасть, трескавшуюся по углам, обнажая нутро кошки и новые ряды клыков. В этот момент на ней вздыбилось подобие шерсти, превращая бывшую кошку в колючее костяное нечто. Вместо шипения раздался резкий звук, больше напоминающий взрыв парового котла.

Окаменевший на пару секунд Геша смог дернуться с места, в два прыжка преодолев расстояние до ближайшего гаража. На его штанине виднелся маленький подтек — в критический момент мальчик просто не смог удержать все в себе. Он заглянул за угол — вытянувшаяся чуть ли не на полметра шея дергалась из стороны в сторону, но тело все никак не показывалось из трубы, будто не могло протиснуться наружу.

Мальчик ринулся бы обратно на спортивную площадку, позабыв обо всем, но все бы увидели его позорное пятно на штанах, уже начинавшее отдавать прелым детским запахом. После такого он бы сразу опозорился перед родителями, учителями и одноклассниками. Все стали бы показывать на него пальцем и издеваться, над ним, Германом, который описался в свои восемь, уже без двух месяцев девять лет. Даже на следующий год, нет, всю оставшуюся жизнь одноклассники бы не упускали возможность припомнить этот случай. Ксюша бы над ним не смеялась и не показывала пальцем. Все было бы еще хуже.

А мальчуган хотел узнать у папы как заговорить с девочкой, до того как произошла вся эта, теперь уже ужасающая, история. Геша уже решил было побежать через дворы домой, но ключи коварно спрятались в ранце, лежащем в раздевалке для мальчиков. Да и родителям ведь ничего объяснить не получится — никто и ни за что не поверит в историю с монстром. Со стороны это будет выглядеть, словно он своевольно сбежал из школы и прогулял уроки.

Нужно было просто нырнуть в лужу, чтобы скрыть следы постыдного происшествия, а шея, шея ведь просто не дотянется!

Герман закрыл лицо ладонями и прошептал:

— Это мне все кажется. Это все мое воображение. Просто воображение. Воображение!

Он ринулся вперед, стараясь не смотреть на кошмарное существо, и прыгнул в лужу плашмя, чтобы наверняка намочить штаны. И стоило ему упасть, как плечо пронзила острая боль. Паренек взвизгнул и перекатился на бок. Он, не оглядываясь назад, помчался к спортивной площадке, не захватив мячик с собой.

В нем теплилась надежда, что ребята пойдут туда же, к этой дрянной трубе и сами наткнуться на страшного монстра. Тогда родители бы поняли всю его проблему с Мусей. Но мальчики просто вернулись с мячом, не заметив ничего подозрительного, сказав лишь, что там валяется куча досок с гвоздями, из которых можно было бы соорудить наикрутейший шалаш. А Гешку тут же отправили в медпункт. Все посчитали, что он поранился, когда падал, и паренек с радостью придерживался этой легенды.

«Уже в пятницу будет родительское собрание, где обязательно отметят его исправившиеся оценки и примерное поведение. Тогда наступит самый подходящий момент, чтобы во всем раскаяться. А Муся... Муся простит... или вина наконец отпустит, и воображение успокоится», — юнец, склонив голову, задумчиво смотрел себе под ноги.

Часто перенесенные страдания подталкивают людей к творчеству. Пока родители еще не вернулись, Герман решил нарисовать нечто гротескное — кошмарное существо, которое бы затмило собой образ кошечки. На странице тетради он изобразил огромного паука, все тело которого было покрыто сочащимися отверстиями. Мальчишка не смог осуществить задуманное. Тогда он, неожиданно для самого себя, пририсовал к монстру аккуратное женское лицо и длинные кудрявые волосы, слегка прикрывающие непомерно большие груди. Гешка горящими глазами разглядывал свое творение, а затем вдруг нахмурился, вырвал лист, порвал его и выбросил в мусорку.

Следующий учебный день прошел гладко. А когда закончились уроки, мальчик как обычно шел мимо линии теплотрассы домой — таким был самый короткий путь. Рядом с трубами лежал человек в светоотражающей куртке и вовсе не шевелился. На бледно-оливковом лице с лопатообразным носом виднелась недельная небритость.

«Спасти человека и стать героем!» — пронеслось в голове у юного Германа.

Подойдя ближе, мальчик чуть было не пришел к выводу, что мужчина уже не дышит. Но его догадка оказалась слишком поспешной. Человек дернулся, его грудь вздыбилась, а из его горла донесся хрип.

— Что с вами? Потерпите, я приведу помощь! Что вы хотите сказать?

Голова мужчины дергалась из стороны в сторону, а его рот с побледневшими и потрескавшимися губами то открывался, то закрывался. В то же время его пустые, стеклянные глаза не двигались и смотрели куда-то вдаль. Было видно невооруженным взглядом, что мужчина не может дышать, так как нечто застряло у него в горле, но Герман не знал, как делается искусственное дыхание.

Шея все набухала и раздувалась уже как воздушный шар так, что она будто вот-вот взорвется, забрызгав юнца кровью, а тело продолжало дергаться в конвульсивном припадке. Мальчик просто стоял в растерянности, не зная, что произойдет дальше — ни учителя, ни родители никогда не говорили ему, что делать в этом случае.

В случае, когда покрытое зубами нечто смотрит в твою душу палящими глазами из высохшей глотки полуокоченевшего трупа. Бурлит как адский котел, переполненный мучаемыми душами. С хрустом прижимает костяные отростки к телу, так, чтобы оно становилось гладким и могло пролезть в узкое отверстие.

«Мусечка!» — на ее уже полностью вытянутом как у змеи теле виднелись только ряд небольших вывернутых под зверским углом лапок — все, что осталось в ее облике от кошки.

Маленький Гешка побежал. Тварь гналась за ним, извиваясь длинным телом, а изуродованные ноги с силой отталкивались от земли. Муся бы давно догнала его, но, издеваясь либо нагоняя страх, мигом прыгнула на ближайшее дерево и посмотрела на него с ветки, поигрывая хвостом, на кончике которого виднелось раскрывающееся веером костяное лезвие, по желанию превращающееся в длинный шип. Забеги на уроки физкультуры были не столь бесполезны, какими казались ранее. Больше Геша не оглядывался.

Завернул за угол — ни одного человека, а ведь он бы все отдал, лишь бы встретить хоть кого-нибудь на пути. Муся не осмеливалась показываться другим людям. Остался только небольшой рывок. Сердце бешено колотилось, дыхание перехватывало, но вот, мальчуган наконец-то добежал, добрался до своего двора, где парочка бабушек сидела на скамье и дружно, по-стариковски общалась.

Значит, что все было кончено. Осталось потерпеть лишь до следующего вечера, пережить одни сутки, пока не закончится родительское собрание. А затем сознаться во всем. Оставаться наедине было ни в коем случае нельзя, стоило уговорить кого-нибудь проводить его до двора на следующий день или идти по длинному пути, петляя из стороны в сторону, лишь бы оставаться на виду у случайных прохожих. Выйти из дома пораньше, чтобы осуществить ту же схему при походе в школу.

Если Муся реальна — она его простит или сбавит свой гнев, пока мальчик не найдет способ доказать, что та превратилась в жуткого монстра. В крайнем случае придется выманить ее на видное место, но обдумывать это было еще рано. Только в подъезде Герман понял, что пока он в панике убегал, его портфель был наполовину расстегнут и, возможно, из него повыпадали тетради и учебники. Пришлось бы возвращаться назад, но к тем трубам мальчик бы ни за что не вернулся.

Не успела мрачная догадка озарить паренька, как тот почувствовал холодное прикосновение к своей шее. Со свойственной какофонией существо юркнуло ему под рубашку, и его длинны хватило, чтобы полностью обвить молодое тело. Геша разинул рот и закричал что есть мочи, но тварь с огромной скоростью направлялась к его носоглотке. Только не внутрь, нельзя попасть ей во внутренности! — он стиснул зубы и сам запищал как пришибленное животное. Сложно было представить, сколько нечеловеческих страданий могла принести эта тварь, влезь она в глубину через горло. Эта медленная пытка могла бы длиться бесконечно длинными часами, пока паренек бы окончательно не умер.

До двери оставалось совсем немного. Но спасет ли его пустая квартира без родителей? Если запереть Мусеньку в четырех стенах — форточка точно была закрыта, ее найдут и убьют милицейские или какие-нибудь охотники на монстров. И отомстить за мальчика смогут. Монстр круговыми движениями обвивал тело Германа, сдавливал ему ребра. Но мальчик продолжал стискивать зубы. Был лишь один плюс в его положении — руки оставались свободными так, что можно было достать ключи. Муся обвилась вокруг шеи ребенка и, стоило ей только расправить костяную шерстку, как горло бы мигом обратилось в фарш. Но вместо этого тварь стала сдавливать шею все сильнее и сильнее.

Гешка уже не мог мычать от боли как и не мог вздохнуть, поворачивая ключ в двери. Боль отступала, когда все вокруг начало темнеть. Один неимоверно тяжелый шаг за порог, и мальчик полностью обмяк, повалившись на пол. Пришедшие домой родители должны были сразу позвонить в полицию или скорую. Однако ситуация не вписывалась ни в какие рамки — после рассказа сына родители стали нервничать куда сильнее — уж лучше бы в доме случилось ограбление. Герман рассказал все: и про случай с трубой, и как его преследовала Муся, ставшая фантасмагорическим монстром, и, конечно же, как случайно лишил жизни Черныша.

Мама просто плакала, а с с папой явно было что-то не так — он хватался за голову и тихо ругался. Один глаз у него начал дико дергаться, и он стал с усилием его тереть. Все же мальчик почувствовал неимоверное облегчение, от того, что такая реакция вовсе не была вызвана убийством котенка. Наоборот, его жалели, обнимали и говорили, что он не виноват в несчастном происшествии, и это просто глупая случайность.

— Ты ведь добрый и хороший мальчик, Геша! Нужно было сразу нам все рассказать, я и папа бы тебя не осудили. Мы обязательно, обязательно, ОБЯЗАТЕЛЬНО все исправим, и все будет как прежде! Тон мамы резко изменился, она широко раскрыла заплаканные глаза и принялась дергать мальчика за плечи.

— Сынок, если бы ты сознался во всем и извинился перед Мусей, это бы все упростило. Она — само воплощение доброты и всепрощения! Во что она превратилась в твоих глазах?

— Мама, а папа это серьезно говорит или это такая... глупая шутка? — испугавшийся мальчик с надеждой смотрел на маму Лену.

— Понимаешь, из-за чувства вины твоя душа ослабла и впустила в себя зло, Гешенька, ты разве не заметил? Какими ты теперь стал видеть вещи, а нашу любимую Мусечку? — с печалью в голосе говорила Лена.

«Родители обезумели — это дело рук дрянного монстра, в которого превратилась кошечка», — глаза мальчика бешено метались из стороны в сторону.

— Постойте, это же я, Герман, ваш сын! Опомнитесь, монстр влез вам в головы!

— Гоша, я не могу больше это слышать! Я не могу поверить, что душа нашего сыночка была настолько осквернена.

— Мы, как твои родители, обязаны тебе помочь, ведь тебе нужно искупление, сынок, — сказал папа, вынимая ремень из штанов. Он больше не был похож на добродушного защитника, оберегавшего от всех угроз. Перед мальчиком словно стоял незнакомый, пугающий мужчина, который мог сделать все, что ему заблагорассудится.

— Ис-искупление? Что вы с-собираетесь делать? — пролепетал мальчишка.

— Это для твоего же блага, для блага Муси и нашей семьи. Ты поймешь, когда оно придет к тебе, мы все это поймем! — отец принялся стягивать футболку и штаны с сопротивляющегося сына.

Мольбы и попытки вразумить родителей делали только хуже.

— И узнаешь ты, что имя мое — Господь, когда мщение мое падет на тебя! — это был уже безумный припадок, а не забавное пародирование Сэмюеля Эль Джексона из Криминального Чтива.

Мама стояла на коленях и молила Мусю о прощении, пока отец бил Гешку пряжкой от ремня, выкрикивая коронные фразочки из любимых фильмов. Затем мальчика крепко привязали рукой к батарее и, со звоном, поставили рядом ржавое металлическое ведро.

«Когда же гипноз прекратится? Когда мама с папой осознают, что со мной творят? Почему никто не слышал криков и не пришел на помощь?»

Но утром мальчику принесли лишь миску сухарей со стаканом воды, и надежда сразу исчезла.

Мама ласково гладила сына и обрабатывала его раны. А потом... потом вчерашние истязания продолжились. Сначала ремень, потом шланг от стиральной машины, затем лед из морозильника, а затем Геша наконец начал подыгрывать родителям.

— Мне так жаль, как я мог вообразить, что любимая добрая Муся — это жуткий монстр? Это все говорило зло во мне, я чувствую, как оно уходит! — юнец демонстративно поднял ладони к небу, имитируя искренние эмоций насколько это возможно. — Теперь я признаюсь, зло даже заставило меня нарисовать отвратительный рисунок! Посмотри, он лежит порванный в мусорном ведре. Теперь я понимаю, о чем вы с мамой говорите! — мальчик очень удачно вспомнил свое вчерашнее произведение.

Герман смог выиграть момент, чтобы отдохнуть от боли, пока отец рылся в ведре. Он вернулся с обрывками бумаги и соединил их вместе.

— Ох, ничего себе! — Георгий почему-то улыбнулся и направился к мальчику. — Ты молодец, сынок, я тобой очень горжусь, — папа ласково потрепал Гешку за волосы и поцеловал в липкий от пота лобик. — Горжусь твоей находчивостью, в жизни она тебе очень пригодится. Ты очень смышленый и умный мальчик, сразу видно — мой сынишка! И творческий потенциал есть, одному дяде такое бы очень понравилось. Но ты ведь совсем не понял, что мы тебе говорили. И как я уже упомянул, мы все поймем, когда придет искупление. Лена! Лена, неси утюг!

Мама, не вставая с колен, в ту же секунду раболепно поползла на кухню, шепча под нос молитвы, не известные никому из ныне живущих людей.

— Нет, только не это! Умоляю! — но все мольбы были бесполезны.

В какой-то момент Гешечка сломался и просто пытался вытерпеть все происходящие с ним непотребства. Он уже ни о чем не мог думать, даже в перерывах между приступами агонии. Помощь не приходила — по Мусиной воле, никто, похоже, не слышал ни малейшего звука, доносящегося из квартиры.

Глубокой ночью мальчик проснулся от конвульсий, расходящихся по всему телу. Нет, дело было не в травмах и увечьях, нанесенных папой. Это состояние было каким-то уж совсем странным. Все внутренности скрутило в спазме, но при этом Герман не чувствовал боли. Из глаз посыпались искры, и мальчишка повалился на бок.

Когда зрение вернулось — перед ним, в полумраке, виднелся маленький черный котенок, отряхивающийся от слизи. Точная копия умершего полуторамесячного Черныша.

«Вот оно — искупление», — сердце маленького Геши вдруг наполнилось любовью, он расплылся в широкой улыбке и тотчас же заснул.

Утром на лицах родителей красовались счастливые улыбки, казалось, что их искренней радости не было предела. Они принялись поздравлять сына, и от крепких отцовских объятий мальчик неожиданно не испытал никакой боли — повреждения на теле выглядели уже наполовину зажившими. Мама сходила в магазин за сладостями, а затем семья объединилась за кухонным столом. В какой-то момент разговоры переключились на совершенно обыденные темы — школа, работа, планы на следующие выходные. А вернувшийся к жизни Черныш пил воду из мисочки и кушал овсянку, но даже мама подмечала, что его маленький животик все никак не наполнялся, сколько бы тот не съел.

Мальчонок все умилялся котику. Он знал, что теперь его долг — заботиться о нем, прилагая все свои усилия. Герман ничуть не удивился, когда ночью котеночек проскользнул к нему под одеяло. Ведь ему нужна была настоящая мама, которая придаст ему сил, пока тот не повзрослеет. Ему нужно было материнское молочко, поданное с заботой и любовью. Острые, длинные зубы пронзили грудь мальчика, а маленький шершавый язычок принялся с жадностью слизывать медленно выступающую кровь. После пережитого такая боль была почти что пустяковый.

А когда она стихла, Геша гладил Черныша и все приговаривал:

— Все хорошо, мамочка рядом, мама тебя любит и не даст в обиду. Ты же мой любимый ребеночек — пушистый котеночек.

Родители больше не вспоминали те два дня зверских мучений и вели себя так, будто ничего и не произошло вовсе, а следы от укусов на груди и вовсе игнорировали. Самому же мальчику, всего за пару дней, стало гораздо труднее вспомнить те или иные моменты, связанные с Мусей и процессом искупления. Казалось, что обстановка в семье стала такой же как и раньше.

На следующую ночь Черныш пришел снова. Он уже не был таким слабым после первого кормления, резво и неуклюже бегал по квартире и игрался с солнечными зайчиками. К ночному пришествию котенка приходилось привыкать. Ведь только так Герман мог заполучить прощение Муси и начать жить прежней жизнью.

Мальчишка отсутствовал в школе уже два дня, но родители разрешали ему делать дома все, что угодно. Только вот не выпускали на улицу, аргументируя это тем, что паренек все еще болеет и должен набираться сил. Естественно ни о какой болезни не могло быть и речи, но вот некоторые следы истязаний еще, хоть и с трудом, можно было заметить. Вся эта ситуация с родителями означала только одно — в памяти мамы и папы события выстроились совсем по-другому. Сам Гешка был, в некоторой степени, рад, что все сложилось именно так.

«Конечно, никто не убьет эту тварь и не спасет... спасет от чего? И Мусю то зачем убивать? И мама, и папа, и бабуля, и я — все мы любим Мусечку. Муся — хорошая киса. Стоп. Это же чудовище в обличье кошки, нужно звать на помощь! Нельзя забывать, нельзя!» — путался в мыслях юнец.

А затем снова петлял между противоречащими фактами: «А кошка меня правда наказала? Или решила, что я глупый, опасный ребенок и смогу навредить ей и ее детям? Но ведь она монстр, а что там вообще, у этих монстров в головах? Нет, Мусенькая умная, Муся всегда учит хорошим вещам, много кого еще научит...»

Перед тем днем, когда парнишка должен был снова отправиться в школу, Черныш вел себя уже по-другому. Ночью он, вроде бы, уже не кусал Германа, а просто ложился ему на грудь и мило мурлыкал. В сердце мальчика теплилась любовь к котенку и надежда на светлое будущее, а затем его посетила одна очень приятная мысль:

«Вот узнает завтра Ксюша, какой я хороший родитель, и сразу в меня влюбится! А, может быть, даже и поцелует!»


Текущий рейтинг: 43/100 (На основе 35 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать