(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Друг (Герман Шендеров)
Знакомство Макса с Другом произошло при весьма странных обстоятельствах.Черт его знает, почему он решил в тот вечер срезать через пустырь. Может, шум машин на шоссе мешал слушать плеер, а, может, просто хотелось быстрее попасть домой — и плевать на стекло и бетонное крошево?
Когда Макс вышел из маршрутки, уже стемнело — ему пришлось задержаться на работе из-за очередных правок заказчика. Пассажиры споро семенили по тротуару вдоль дороги, время от времени одаривая его удивленно-неодобрительными взглядами — кто же ночью прется через поле? Или на железку напорешься, или в яму угодишь.
Но Макс в тот вечер был слишком голоден, слишком продрог на октябрьском ветру и слишком хотел спать. Если можно было сэкономить хотя бы десять минут — он готов был идти напрямик хоть через геенну огненную. Нужно только внимательнее смотреть по сторонам.
Под ногами трещали высохшие стебли борщевика, расступался ковыль, хрустело битое стекло. Пару раз Макс и правда чуть не напоролся пяткой на не-пойми-зачем торчащую из земли арматуру, спотыкался о какие-то бетонные стыки, но сердце ему грели мерцающие далеко в темноте окна жилых домов.
Уже на середине пути его застало врасплох какое-то шуршание. Оно раздавалось от бесформенной груды строительного мусора. Разнообразнейшие сцены из фильмов ужасов пронеслись в его сознании, когда лавина из мелких бумажек, пластика и щебня медленно поползла вниз. Застыв на месте, он со странной смесью легкого испуга и любопытства наблюдал за тем, как что-то высвобождается из небольшой насыпи по колено высотой. Что это, крыса? Барсук? Или только порыв ветра и его неуемная фантазия? Макс хотел было посмеяться над своей тревожностью, сказать что-нибудь глупое вслух, чтобы развеять беспокойство, как вдруг из-под насыпи раздалось натужное хрюканье. Такие звуки вполне мог издавать какой-нибудь кабан или другое крупное животное. Любое желание юморить тут же пропало, хотелось рвануть с места и бежать — туда, к огням домов и живым людям, но парень не мог сдвинуться с места, пока мусор продолжал ссыпаться вниз и из темноты на него не уставился тускло поблескивающий глаз.
Вот тут-то пожалуй и стоило дать деру, но загипнотизированный взглядом этой оранжевой, мерцающей пуговицы, Макс вдруг смог идентифицировать тонкий, жалобный писк, заменивший собой сосредоточенное хрюканье. Закопанная в мусорную кучу, скулила, взывая о помощи, самая обыкновенная собака.
- Дружок, да кто же это тебя так? - изумленно просипел Макс, бросаясь на помощь несчастному животному.
Схватив какую-то жестянку, так удачно подвернувшуюся под руку, он принялся выкапывать «друга человека», мысленно проклиная того, кто поступил подобным образом со своим питомцем.
«А что если пес бешеный?» - мелькнула мысль, но он отбросил ее, как отбрасывал в сторону слипшиеся комья щебня, земли и отходов, стараясь в первую очередь освободить именно морду зверушки.
Когда ему это, наконец, удалось, глазам предстала круглая лобастая башка французского бульдога. Из-под песка по очереди встали драные треугольные ушки. В складках мордочки скопился песок и пыль, один глаз не открывался, серый нос надсадно втягивал воздух, но песик все-таки нашел в себе силы, чтобы с благодарностью лизнуть Макса в руку сухим шершавым языком.
- Потерпи, маленький, сейчас-сейчас! - увещевал он пса, а тот, будто бы все прекрасно понимая, лишь терпеливо косился на Макса желтым глазом.
Раскопав немного вокруг головы — шерстка животного казалась серой из-за налипшей грязи — Макс попытался вытянуть песика наружу, но ничего не вышло — казалось, что-то держало беднягу там, изнутри. Осмотрев повнимательнее ошейник, он невольно выругался:
- Суки! Какие же все-таки суки!
Теперь сомнений не было никаких — собаку похоронили заживо абсолютно намеренно. От строгого металлического ошейника вглубь насыпи тянулась цепь в палец толщиной. Какая же мразь была способна такую подлость? Кем нужно быть, чтобы совершить это бесчеловечное предательство, глядя в глаза питомцу, что безоговорочно доверяет тебе? Как можно было потом просто забрать лопату и уйти, обрекая животное на долгую и мучительную смерть?
- Держись, друг, немного осталось!
Подкопав еще немного с разных сторон, Макс наконец высвободил короткие, полные лапы, и бульдог принялся из последних сил помогать своему спасителю, разгребая землю вокруг. Расстегнув ошейник, парень ухватил бульдога под лапами и потянул изо всех сил на себя. Пес сидел в куче щебня очень плотно. Лишь попытки с третьей удалось расшатать его достаточно, чтобы пес, наконец, подняв облако пыли, вырвался из плена. Потеряв равновесие, Макс повалился на спину, чудом не ударившись головой о лежащую рядом бетонную плиту, а на груди у него возлежал спасенный бульдог. Тяжелый, словно гиря, пес тяжело дышал, похрюкивая, и все порывался облизать спасителю лицо.
Встав на ноги, Макс поднял бульдога перед собой на вытянутых руках и осмотрел. Тощий и грязный, казалось, пес уже не принадлежит к миру живых. Об обратном свидетельствовали подергивающиеся лапки и вздымающаяся грудка, а также беспрестанно чмокающие брыли. Наверняка, бедняга умирает от жажды. Никакой воды у Макса с собой, как назло, не оказалось, поэтому, прижав собаку к груди, будто младенца, он поспешил через бурьян и ковыль к мерцающим огням шоссе. Куртку и джинсы, похоже, легче будет выкинуть, чем отстирать.
«Какой же тяжелый!» - подумал он, пока огибал многочисленные ямы и кочки на пути к цивилизации, а песик натужно похрюкивал на ухо. Весу в нем было килограмм сорок, не меньше. Заползала даже в голову крамольная мысль оставить собаку здесь, но Макс, оборачиваясь на одноглазую морду, которая с благодарностью прижималась к его щеке, лишь ускорял шаг, коря себя за малодушие.
Наконец, добравшись до обочины, Макс опустил пса на гравий, но тот был не в силах даже стоять — кривые ножки подогнулись и животное рухнуло брюхом оземь, распластавшись, подобно цыпленку табака. Вытянув руку, парень принялся ловить попутку.
«Ну ублюдок! Только попадись мне, я сам тебя закопаю!» - скрежетал он тогда зубами, глядя на измученное животное. Машины одна за другой проезжали мимо, насмешливо помигивая вслед стоп-сигналами. Можно было бы, конечно, идти пешком до ветеринарки, но бульдог своим чудовищным весом пригибал к земле, а животному явно требовалась немедленная медицинская помощь. Макс был готов уже выбежать на дорогу, когда какая-то старая «Девятка» затормозила у обочины.
Пассажирская дверь открылась и пожилой толстомордый армянин хрипло огласил условия:
- Возьму только если по пути. Домой еду.
- Выручай, командир, - денег у Макса с собой не было, оставался лишь шанс на доброе сердце водителя, - Псу срочно в ветеринарку нужно. Пострадал сильно.
- Садись!
С бульдогом на руках парень угнездился на пассажирском сидении, и бомбила сокрушенно закачал головой:
- Вай, какой он грязный! На руках вези! Откуда он такой?
- Не представляешь, командир, где я его нашел! - захлебываясь от злости рассказывал Макс, - Его, прикинь, какой-то мудак в щебень зарыл. И цепь вдобавок на шею накинул, чтобы не выбрался.
- Вай ку ара, тес эд чатлах гядэн инча арэ, дра тироч Мэр ! — витиевато выругался таксист на лающем, грубом наречии, - Слушай, какая же мразь! Мы, когда нашего Газанэ — овчарку кавказскую — хоронили, всей семьей рыдали. Я тогда впервые отца в слезах увидел, а тут… Очкошник! Встретил бы — глаз на жопу натянул, э…
— Я бы и сам с удовольствием с ним пообщался, - соврал Макс. Особо воинственным он никогда не был. Укол совести заставил его смущенно пробормотать, — Вы мне номер телефона оставьте, я потом за чистку салона…
— Парень, какой салон? Ты ему жизнь спас! Другой бы кто мимо прошел… Черт с ним с салоном, отмоется!
В ту секунду на глазах у Макса выступили слезы — от великодушия армянского водителя, и от жалости к несчастному бульдогу, что тяжело всхрапывал, лежа у него на коленях.
Ветеринар их тоже приняла бесплатно. Стоило дебелой тетке в халате, курившей у входа в клинику завидеть несчастного пса на руках у Макса, как она швырнула сигарету прямо под ноги, не подходя к урне, и, уже ныряя в дверь, бросила за спину:
- Заноси сразу ко мне!
Пропустив парня с бульдогом вне очереди, она тут же водрузила «пациента» на столик и принялась осматривать.
- Тяжелый он, как камней набили! Кило двадцать, не меньше. Рентген делать надо…
Макс сбивчиво рассказывал, как бедолага попал ему в руки. Ветеринар же только цокала языком и цедила что-то угрожающее сквозь зубы. Пес не сопротивлялся, и, в целом, был очень спокоен. Впрочем, это же могло означать, что бедняга обессилен до предела.
- Так-так-так, - суровая тетка-ветеринар с квадратной челюстью внимательно вглядывалась в морду бульдога, точно в собственное гротескное отражение. Приподняла по очереди лапы, потрогала мошонку, заглянула в пасть, осторожно прощупала пустую глазницу, - Старая рана. Уже зажила. Сейчас мы только грязь вычистим…
Увещевая бульдога ласковым «тихо-тихо», она принялась промывать пустую глазницу ватной палочкой.
- Имя у пса есть? - бросила она, и Макс вздрогнул от неожиданности. - Ну? - поторопила она.
- Друг, - выпалил парень, не задумываясь. Так у Друга появилось имя.
После осмотра и процедур ветеринар, закуривая очередную сигарету — теперь прямо в процедурной — не терпящим возражения тоном выговаривала Максу:
- Смотрите, молодой человек, бульдоги — собаки очень хрупкие. Дисплазия таза, аллергические реакции, коллапсы легких — ждет всех владельцев брахиоцефалов без исключения. Я не нашла ни чипа, ни татуировки питомника, так что о возрасте могу судить только по зубам. Псу не меньше восьми лет, не кастрированный. На задних лапах я нашла пару старых переломов — это вам тоже стоит знать. Закопанный он, к счастью, пробыл недолго — вы вовремя оказались рядом, - женщина в два раза больше Макса вдруг всхлипнула и сурово прошипела, - Сама бы закопала суку… Извините. В общем, пес в общем и целом здоров. В ближайшее время рекомендую обильное питье и… Последите за ним пару дней. С работы возьмите отгул. Все-таки мы в ответе за тех, кого приручили.
- Приручил? - ошарашенно спросил Макс. О том, что с собакой будет дальше он как-то не подумал.
- Спасли. Вы, считай, подарили жизнь — ответственность в таком случае в два раза больше. Вы ему теперь как отец. В общем, сейчас я вам напишу, какой корм ему лучше подойдет, и вот, витамины… И номер мой запишите. Мало ли что — звоните в любое время. Я сама позвоню через недельку — узнаю, как вы справляетесь. Смотрите мне, не загубите собаку! Она через такое прошла…
Выходя из ветклиники с песиком на руках, Макс осознал, что теперь у него есть Друг. А у Друга есть он.
Перво-наперво парень отмыл бульдога и выяснил, что тот — огненно-рыжий, точно осення листва. После, вывалив корм в тарелку — собачьих мисок дома не было — Макс уселся за компьютер и принялся гуглить. Друг, бедняга, так обессилел, что свалился по-куриному перед миской и слизывал влажные мясные комочки розовым языком-лопатой. До этого песик выпил почти целую бутылку воды, купленную по дороге домой вместе с кормом — пришлось умолять продавщицу отпустить в долг.
Интернет же сходился во мнении, что французские бульдоги — отличные собаки-компаньоны, выведенные для охоты на крыс от своих брутальных собратьев, что дрались на аренах с быками. Макс удивленно воззрился на Друга, похожего сверху на уродливого младенца. Представив на секунду, как этот малыш выступает в бою против сурового парнокопытного, он не удержался от усмешки.
«Не стоит недооценивать французов. Пусть вас не обманывает их размер и дружелюбный вид...» - гласила статья - «Эти мускулистые собачки унаследовали от своих суровых предков и крутой нрав, и бесстрашие, и железные мышцы. Хватка челюстей почти не уступает по силе его староанглийским прародителям, а мощная мускулатура позволяет врезаться на полной скорости в ноги противникам, подобно пушечному ядру...»
Прочтя это, Макс задумался — а что если пес агрессивен? Что если он окрепнет, встанет на ноги и примется его терроризировать? Он не раз слышал о случаях, когда, например, милейший скотч-терьер мог держать всю семью на кухне вплоть до приезда МЧС. Не лучше ли сдать Друга в приют или питомник? Но мысль не желала укладываться в голове, не удавалось ее даже произнести — ну как можно сдать в приют Друга?
На следующий день Макс поехал на работу. Целый день он сидел, будто на иголках, воображая себе в красках, что пока еще чужой и незнакомый пес мог сотворить с квартирой. Волновался он, правда напрасно — Друг провел почти целый день, лежа на подушке, котору ему выделил Макс. Однако, сердце у Макса в тот вечер было все же не на месте. Собираясь срезать дорогу домой вновь через тот же пустырь, он обнаружил на этом месте быстро растущую стройку. Согласно огромному баннеру, строили новый жилой комплекс. Увидев это, Макс почувствовал гадкий холодок, бегущий по позвоночнику — а ведь опоздай он на один день… Почему-то, именно после этой мысли он полюбил песика окончательно и беззаветно.
Друг быстро пришел в себя. Уже на третий день своего обитания у Макса он показал свой игривый нрав. «Клоун с лицом философа», как называла французских бульдогов статья, препотешно таскал самые разнообразные предметы, играя с ними и по-щенячьи попискивая, гонялся за солнечными зайчиками и даже смотрел телевизор, потявкивая в особенно напряженные моменты. Саспенса бульдог почему-то не переносил на дух.
С появлением Друга для Макса квартира превратилась из «места для сна» в по-настоящему уютное жилье. Если раньше все свободное время он проводил за компьютером, то теперь с удовольствием уделял внимание песику, играя с ним в мячик или придумывая для него «паззлы» из картона, вскрывая которые, Друг получал лакомство.
Песик, в целом, оказался очень умным и дрессированным. По команде «сидеть» - сидел, по команде «к ноге» - бежал к хозяину, по жесту давал лапу и никогда не отходил далеко во время прогулки. Поначалу Макс опасался гулять с Другом без поводка — купить он просто не успел. Но, как выяснилось, совершенно напрасно. Песик то и дело оглядывался на новоиспеченного хозяина, приходил по первой же команде, а, когда мимо пробежала бездомная кошка, даже не дернулся с места, лишь тявкнул вслед для острастки.
За какие-то пару месяцев бульдог действительно стал для Макса настоящим другом. Двуногих друзей после переезда в Подмосковье у него почти не осталось — поначалу общение с ними протекало в интернете, да так и затухло. Коллеги по работе перешептывались за спиной, называя парня «лимитой», разве что за исключением белокурой девчонки-стажера. Та тоже была из небольшого города и временами понимающе улыбалась Максу. Для новых знакомств у него не оставалось ни времени, ни желания.
Тем более, что бульдожек оказался внимательным слушателем. Друг имел вид лихой и веселый, когда Макс рассказывал ему какие-нибудь курьезные случаи с работы, смеялся над заказчиками и начальством или просто дурачился. Когда же у Макса были проблемы на работе или с деньгами, Друг клал свою круглую башку ему на колени и сочувственно вглядывался единственным глазом в лицо хозяина.
Было, конечно, в Друге и то, что Макса откровенно беспокоило. Песик мог неожиданно начать рычать на пустой угол или начать охотиться на что-то невидимое за диваном. Поначалу Макс грешил на мышей, тараканов или других паразитов, но никаких свидетельств их присутствия не находил.
Так, год за годом Макс с Другом становились все ближе, притирались, играли, гуляли. Умный пес ждал его у выхода из магазина, научился сам напоминать, что пора наполнить миски водой и едой. Спали они в одной кровати — так повелось с самого начала, а позже Максу и не пришло в голову озаботиться собачьей лежанкой. В конце концов, шерсти от короткошерстного бульдога на постельном белье почти не оставалось.
С возрастом бульдога ветеринар явно ошиблась, как и с «хрупкостью» породы — Друг с годами не только не терял своего щенячьего задора, но и вовсе даже ни разу не болел. Даже та же женщина-ветеринар, пришедшая полгода спустя проведать своего пациента, удивилась:
- Никогда в жизни не видела такого здорового бульдога.
История, произошедшая через три года после того, как Макс нашел Друга навсегда изменила его к нему отношение. О произошедшем он никогда никому не рассказывал: в лучшем случае его бы назвали фантазером, а в худшем — отправили бы в психиатрическую лечебницу.
Был это погожий летний вечер. По субботам после рабочей недели Макс привык баловать Друга длительной прогулкой по парку. Битцевский парк, раскинувшийся на много километров за пределы города и перераставший в густой лес оказался самым настоящим раздольем для бульдога. Он радостно носился меж кустами и пнями, неумело «мышковал», жевал траву, то и дело поднимая голову и высматривая хозяина.
Макс, погруженный в свои мысли — новый заказчик хотел от сайта «чего-то эдакого» - пинал перед собой камешек, не поднимая голову от земли, и сам не заметил, как загулял в какую-то незнакомую часть парка. Заметил он это лишь, когда стемнело и парень осознал, что вокруг нет фонарей. То, что он поначалу принимал за столбы, оказалось огромными деревянными идолами. Макс и раньше слышал об этом месте — Лысая Гора была в далеком прошлом языческим капищем, где древние славяне устраивали кровавые оргии и даже совершали человеческие жертвоприношения. Суровые, высеченные на бревнах бородачи казались почти живыми в этих обманчивых сумерках.
- Друг? - обеспокоенно позвал Макс — не хватало еще потерять пса в этой темноте.
Друг оказался совсем поблизости — у почерневшего от времени бревна. Шерсть на холке у песика стояла дыбом, лапы твердо упирались в землю, а в глотке его клокотало грозное рычание.
- Эй, ты чего, малыш? Увидел что-то? - парень осторожно погладил бульдога меж стоящих торчком ушей, но тот будто не заметил прикосновения хозяина и продолжал рычать на столб. Максу стало жутко. Что там может быть? Волк? Бред, откуда волк здесь, в сорока минутах от метро? Может быть, бродячая собака или бомж? Его размышления прервал скрипучий, жутковатый голос, раздававшийся, казалось, отовсюду:
- Алчу… - неведомое нечто неверно раставляло ударения и интонации, отчего казалось, будто магнитофон зажевал пленку, - Алчу… Ядь плоть… Треба моя… Где треба? Лета, года… Нет требы…
И в ту секунду сковало Макса по рукам и ногам безотчетным ужасом, когда его глазам предстало нечто, отделившееся от столба-идола. Чем-то отдаленно оно напоминало изображение, высеченное на столбе — заросшее спутанной седой бородой лицо, хрящеватый длинный нос, тощее, с торчащими ребрами, угольно-черное тело и огромные, навыкате глаза, светящиеся ярким, неземным светом. Не сразу взгляд Макса выхватил огромный тесак в одной руке создания и кажущееся неестественно маленьким в гигантской лапище корытце с бурыми подтеками в другой.
Неестественные движения твари с трудом угадывались — казалось, его трехметровый силуэт ломается и искажается в отражении на воде — но направление не вызывало сомнений: создание надвигалось на Макса и Друга. Ситуация требовала мгновенного решения.
- Бежим! - скомандовал Макс, разворачиваясь на пятках и надеясь всем сердцем, что песику хватит ума рвануть за ним.
Однако, разворот ничего не изменил. Жуткая тварь так и осталась перед ним, приблизившись еще на метр. Неподвижные, будто деревянные, губы продолжали скрежетать:
- Моя треба… Плоть поснидаю, на костях поваляюсь… Алчу…
Вновь попытавшись изменить направление движение, Макс все равно оказывался лицом к лицу с чудовищем, которое никак не желало растаять галлюцинацией. Машинально сделав шаг назад, парень понял, что это сработало. На радостях, он принялся спешно пятиться прочь от твари, но уже через пару метров кроссовок налетел на какой-то камень, и Макс тяжело шлепнулся на пожухшую траву. Удар выбил из легких воздух, а из сердца — последние остатки решительности. Некстати, вспомнилась дурацкая фраза из комедийного фильма: «Карачун тебе, Церетели!». Карачун.
Уродливое идолище подобралось уже совсем близко, когда вдруг у ее ног что-то тявкнуло и оно будто натолкнулась на невидимую преграду. У самых ног создания стоял Друг. Растопырив лапы, надувшись, точно рыбка фугу, чтобы казаться больше, он грозно и переливисто рычал, демонстрируя явное намерение остановить тварь — пускай даже ценой своей жизни.
- Друг… - прошептал Макс. Он понимал, что конец настал им обоим, и лишь надеялся, что ночной кошмар перейдет сразу к основному блюду, побрезговав апперетивом.
Идолище замахнулось огромным тесаком на песика и тут произошло несколько вещей. В воздух взлетели искры. Раздался лязг железа о железо. Скрипнула несмазанной дверью тварь, удивленно протянув:
- Фамилиар…
Мускулистый волосатый уродец держал в хватке острых железных когтей лезвие гигантского тесака, дрожа от напряжения. Коренастый, рыжий — точь-в-точь как Друг — он был вполовину ниже идолища, больше всего похожий на жуткого карлика. На заросшем шерстью лице зубастой улыбкой расползался от уха до уха рот, а посреди лба оранжево посверкивал единственный глаз.
Визг металла провозгласил начало новой атаки — идолище выдернуло тесак из лап уродца и замахнулось вновь. Двигаясь по ломаной, непонятной траектории, рука создания совершила несколько странных поворотов и врезалась прямо в бок рыжему. Тот едва успел скользнуть когтями по клинку, вновь высекая искры, но было слишком поздно. Когда тесак покинул его плоть, из бока карлика посыпались сизые кишки. Тот совсем по-собачьи жалобно взвизгнул, но не отступил, продолжая преграждать идолищу путь к Максу.
- Пусти… Алчу…
Ответом было мощное горловое рычание. Друг не собирался отступать. Идолище, будто разведя руками от досады, накинулось на него.
Вне себя от ужаса, неспособный пошевелиться, Макс наблюдал за битвой. Вцепившись пальцами в острую осоку, он резал руки до крови, глядя на то, как ловкий карлик вновь и вновь встает на пути у грозной твари — то вцепляется ей зубами в голень, то проходится когтями по неподвижной морде. Плоть под рыжей шерстью покрылась глубокими порезами, под ногами карлика скопилась целая лужа вязкой жижи — из крови, смешавшейся с землей.
Макс не знал, сколько прошло времени. Противники бились не на жизнь, а на смерть, кидаясь друг на друга вновь и вновь, без устали. Рубил тесак, хлестали седые волосы, с хрустом опускалось корыто на хребет карлику. Щелкали зубы, летела шерсть, рвали когти. В какой-то момент из-за горизонта просто появились первые лучи. Идолище обернулось, издало тоскливый и жалостливый скрип, после чего… Просто слилось с тенью деревянного столба, став с ней единым целым. Рыжий же карлик постоял еще недолго, зажимая рану в боку, после чего грузно осел на землю. В ту же секунду Макс бросился к нему.
- Да что у вас вечно все не слава Богу! - восклицала дебелая тетка-ветеринар, раскладывая хирургические инструменты, - Ну как вы так умудрились?
- Бродячие собаки! - соврал Макс, оглядывая себя — весь зелено-красный от травы и собачьей крови. Друг лежал на операционном столе такой маленький и беззащитный и совсем не дышал. Огромные порезы нанесенные тесаком на тельце бульдога казались теперь еще больше. Сизые кишочки свисали с операционного стола, уже сухие — почти всю кровь песик потерял по дороге.
- Не знаю, что тут можно сделать! - качала головой ветеринар, закуривая прямо в помещении.
- Сделайте все, что можно! - умолял Макс, понимая, что именно это создание спасло ему жизнь.
Друг быстро выкарабкался. Уже буквально через несколько дней он разбудил Макса шершавым языком, просясь на прогулку. В то место — к Лысой Горе — они больше не ходили. На всякий случай Макс и вовсе отказался от прогулок в Битцевском Парке и других подобных местах, предпочитая дворы и скверы.
Макс не раз пытался «поговорить» с Другом, пытался как-то вызвать ту странную и жутковатую сущность, запертую в песике, но бульдог никак на это не реагировал и вел себя как самая обычная хорошо дрессированная собака. С той памятной ночи за Другом ничего странного больше замечено не было.
Тем более, вскоре Максу стало вовсе не до этого. Та белокурая девчонка-стажер, перешедшая теперь на полную ставку, заняла в его мыслях куда больше места. Люба — так ее звали — оказалась скромной, милой девушкой, тоже приехавшей из небольшого северного городка и друзьями в Москве так и не обзавелась.
То, что началось как обычная беседа возле кулера, переросло поначалу в свидания, а потом и в настоящие отношения. Первую совместную ночь они провели в квартире у Любы. Все произошло спонтанно — Макс провожал ее до дома, она пригласила зайти на чай… Чаю в тот вечер никто так и не выпил.
Сегодня же Люба должна была впервые оказаться дома у Макса, отчего тот ужасно нервничал. Вычистив всю квартиру, он прошелся по всем мало-мальски заметным поверхностям каким-то едким чистящим средством, отчего они с Другом чихали в унисон до самого вечера. А ровно в шесть Макс выскоблил себя в душе до скрипа, надел свои лучшие джинсы и футболку со стразами — в родном городе ему бы за такую прилетело — и отправился встречать свою зазнобу. По пути через новый жилой комплекс он зашел в винный магазин и купил бутылку сухого каберне. Тогда он не обратил внимания, но магазин этот, на самом деле, находился ровно на том месте, где четыре года назад он встретил Друга.
Люба была прекрасна и свежа как весеннее утро. Светло-русые волосы изящно уложены, верхняя пуговица на черной блузке кокетливо расстегнута, а темные чулки кружат голову и пробуждают фантазии.
- Вот, добро пожаловать в мою скромную обитель! - неловко пробормотал Макс, пропуская девушку вперед, - А это, познакомься вот — мой Друг!
- Какой милый! - пискнула девушка, наклоняясь навстречу дружелюбно семенящему к ней бульдогу, - Не кусается?
- Да ни в жизнь! Можешь погладить!
И песик уже тянул круглую башку под миниатюрную ладонь девушки, когда та нагнулась пониже, и с небольших аккуратных грудей прямо на морду бульдогу спикировал маленький нательный крестик. Мгновенно раздалось жуткое шипение, точно кто-то отдавил хвост кошке, а следом — женский крик. В мгновение ока Друг, пробуксовав лапами по ламинату, скрылся в комнате и забился под диван.
- Он меня укусил! - плаксиво заверещала девушка, демонстрируя единственную капельку крови на изящном пальчике, - Укусил!
- Слушай, с ним этого никогда раньше… - растерянно бормотал Макс, - Не знаю, что на него нашло. Хочешь, я его запру?
- Уж пожалуйста! Или ты думал, я останусь у тебя на ночь, зная, что здесь разгуливает этот монстр?
Но Люба осталась. Сначала на ночь, потом на неделю, а, спустя короткий срок, переехала насовсем. С Другом она так и не подружилась — едва завидев пса, она принималась прятаться за стульями и дверями. Тот же провожал ее хмурым взглядом единственного глаза и уползал куда-нибудь под стол или диван. Макс же то и дело разрывался между любимой девушкой и верным другом: если он надолго шел гулять с бульдогом — обижалась Люба. Если же он вместо этого посвящал время Любе, его начинало глодать чувство вины по отношению к Другу — тот же никакой ревности не демонстрировал и оставался таким же игривым и послушным, но девушку продолжал избегать. Спал Макс теперь с Любой, поэтому Друг перекочевал на спешно купленную лежанку, слишком маленькую для бульдога, отчего его задница всегда свешивалась с края.
Неосторожность ли тому виной, или чей-то тайный план, но в один прекрасный день Люба выбежала из ванной в смешанных чувствах, размахивая тонкой бумажной полоской. На ней тоже были полоски. Две.
Начались перестановки, торопливый «сикось-накось» ремонт, не без помощи новоиспеченного тестя. Свадьбу сыграли быстро и скромно — только ближайшие родственники и друзья в качестве свидетелей. Друга Макс на свадьбу взять не смог — ни в ЗАГС, ни в кафе с собаками было нельзя.
Пузатая Люба расхаживала хозяйкой положения по квартире, раздавала команды и усиленно чихала, симулируя аллергию на собачью шерсть. Друга все чаще запирали в ванной или на балконе — пока тепло, чтобы не нервировать будущую мать. «Он так на меня смотрит, будто съест.. И эта пустая глазница — жуть!» - жаловалась она теще Макса, переехавшей на время Любиной беременности в Подмосковье. Хотя она и остановилась на съемной квартире вместе с тестем, почти все время она проводила дома у молодой семьи. И бульдог ей, конечно же, тоже не нравился - «Будто мордой об стену приложили. Не собака, а бес какой-то!»
Потом была «та самая ночь» - с такси, схватками, нервно выкуренными сигаретами и звонками всем родственникам. Макс сидел в холле роддома и нервно грыз ногти, поэтому не знал, что Друг залез на его подушку и, свернувшись калачиком, прождал его всю ночь.
Потом были бесконечные повторения одних и тех же слов в телефонную трубку: «Два и восемь, мальчик. Назовем Макаром» В ленте Инстаграмма Любы появились целые ленты фотографий, где лицо маленького человечка в кульке закрывал смайлик.
На крещение поехали все вместе. Друга, разумеется, брать с собой было нельзя — Макс об этом даже не заикался. Если уж ЗАГС и кафе забраковали бульдога — что уж говорить о церкви. Пузатый поп тряс кисточкой, густо басил непонятными словами и макал визжащего младенца в купель — точно креветку в соус.
Когда семейство в полном составе — тесть с тещей, Макс, Люба и Макар вернулись домой, Друга видно нигде не было. Уйдя на кухню праздновать крещение, они оставили малыша в кроватке над диваном — тот переживал стресс наилучшим образом, как это умеют только младенцы — крепко спал. На тоненькой шейке болтался шнурок с маленьким золотым крестиком.
- Ну что, молодежь, за вас! - провозгласил тесть, крякая, прежде чем осушить рюмку, не дожидаясь остальных.
- Ты, давай, следи! - ткнула его в бок теща, - Какой пример новой ячейке общества подаешь?
- Да Макс, вроде, и сам не дурак, а? - заговорщески подмигнул тесть.
Тот было открыл рот, но его перебила Люба, навязчиво наглаживая по плечу:
- Папа, я же тебе говорила, Макс у нас не пьет. Не то что этот ваш Пашка из Чкалова, которого вы мне сватали…
- А что за Пашка? - наигранно изобразил ревность Макс, - Кому там ехать надо, морду бить?
- Ты гвозди забивать научись, потом уж морды! - белозубо рассмеялась Люба.
- А что не так с моими гвоздями?
- Да если бы не папа, ты бы этот ремонт…
Макс не сразу понял, почему осеклась и побледнела Люба, приблизившись цветом к свежевыкрашенной стене у нее за спиной. Лишь, спустя секунду он услышал рычание и крик Макара из соседней комнаты. Вскочив было с места, он хотел побежать на крики, но его опередил тесть, оттерев к стене и первым ввалившись в детскую. Уже из-за его спины Макс увидел, как бульдог заползает обратно под диван, а в кроватке, отчаянно суча конечностями, верещит Макар.
- Монстр! Чудовище! Ты посмотри, что он натворил! Ты посмотри! - визжала Люба Максу на ухо, тыкая младенца тому в лицо так близко, что посмотреть никак не получалось. Немного отклонившись, он все же разглядел красноватые следы от собачьих когтей на плече сына и лиловый след от шнурка на шее. Крестика на ней уже не было, - Он мог его сожрать! Ты понимаешь? Сожрать моего ребенка!
- Это и мой ребенок… - попытался оправдаться Макс, но запнулся, получив от тестя неожиданно сильный подзатыльник.
- Ты че, пацан? Ты че? - допытывался тот.
Теща же голосила что-то жалобное и бессловесное, воздевая руки к небу и, видимо, призывая небеса на защиту.
- Он же ничего не сделал…
- А надо было, чтобы сделал, да? - кричала в ответ Люба, потряхивая орущим сыном в знак убедительности, - Надо, чтобы он ему горло перегрыз? Избавься от этой шавки! Сейчас же!
- В смысле избавься? - ошарашенно спросил Макс, даже не заметив очередного подзатыльника.
- В прямом! Избавься! Сейчас же! Побудь мужиком хоть раз в жизни и прими мужское решение! Давай! Или он или я!
- Слушай, ладно… Давай я найду добрые руки или хотя бы приют…
- Сейча-а-ас же! - визжала Люба уже явно в истерике, - Уходи и с этой тварью не возвращайся!
Макс шел по их старому маршруту через Битцевский Парк. Воспоминания о жутком идолище почти выветрились и казались чем-то нереальным, к тому же сегодня можно было сделать исключение.
Вопреки ожиданиям, Друг вылез из-под дивана по первому же требованию. Когда Макс позвал его гулять, он радостно прильнул к его ноге и даже нетерпеливо скреб дверь, чего раньше никогда не делал — ему, похоже, тоже стало некомфортно дома.
Поначалу на дорожке встречались прохожие и бегуны, которых Друг провожал дружелюбным тявканьем. Потом была последняя скамейка, на которой Макс выкурил сигарету из купленной тайком пачки — Люба настояла, чтобы он бросил: «Для ребенка вредно». А вскоре дорожка ощетинилась пучками травы, фонари и прохожие закончились. Свернув в сторону, Макс с Другом оказались на безлюдной замусоренной поляне.
- Ну, все, иди! - скомандовал Макс, сдерживая слезы. Рубить хвост по частям не хотелось, - Ну, уходи!
Пес не двигался с места и доверчиво смотрел на хозяина, на морде его расплывалась «собачья» улыбка.
- Ну, уходи! Ты не можешь пойти со мной домой! Они… Я им никогда не объясню, ты же понимаешь?
Друг, кажется, все понимал. Но стоило Максу сделать шаг назад, как песик тут же засеменил следом.
- Нет, - прошептал парень, - Не надо.
Теперь, он, кажется, понимал, почему.
Бульдог не пытался вырваться ни, когда Макс затягивал бечевку на его шее, ни, когда тот примотал ее к железной трубе, торчащей в овраге. Лишь, когда на мордочку и чувствительный глаз посыпались земля и песок, он начал беспокойно дергаться на веревке и жалобно потявкивать. Макс же, размазывая слезы по лицу, продолжал копать, отвечая, скорее, самому себе:
- Я не могу тебя оставить, ты же понимаешь… Макар, Любка… Теперь у меня они, а ты… Я не могу, понимаешь, не могу!
Когда последняя горка земли накрыла песика целиком, Макс упал на землю и разрыдался. Он катался по траве, царапал голову руками и повторял из раза в раз:
- Не могу! Не могу, понимаешь?
И песик понимал. Ведь он — настоящий верный Друг.
Текущий рейтинг: 35/100 (На основе 37 мнений)
