Приблизительное время на прочтение: 13 мин

Дети Счастья

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск

Мне нравятся пугающие изображения.

Фотографии, нагоняющие чувство беспокойства или даже ужаса, очаровывают меня и вводят в восторг.

Тем не менее, признаюсь, они воздействовали на меня во всей своей силе. Множество ночей у меня были проблемы со сном и с видениями этих кошмарных вещей, вторгшихся в мой разум и оставляющих его тлеть и разрушаться. От хоррор-игр и разных скримеров вплоть до стереотипных рассказов в духе страшилок на ночь — в моей голове было много вещей, не дававших мне спать по ночам. Я был в восторге и ужасе почти от всех их.

Исключением были только изображения, созданные мной.

Это началось в мои школьные годы в марте в моей средней школе. Мне нравилось работать с Фотошопом, установленным на наши школьные компьютеры, и я частенько проводил различные манипуляции с фото. Единственное, что у них было общее, это разве что полное отсутствие способности пугать. Однажды, я решил изменить эту ситуацию.

Мне давно хотелось проверить возможность пугать изображениями. Я уже зарекомендовал себя как рассказчик страшилок; если кто-либо хотел хорошо испугаться, они сразу же обращались ко мне. Счастьем было то, что я не останавливался на достигнутом, находясь в поиске более страшного. Я всегда хотел расширить свой кругозор в плане способности вызывать страх. Я нашел песню на айподе, которую купил месяц назад по собственному желанию, поставил её на повтор и полез в Гугл искать подходящее изображение для своего "монстра". А потом я наткнулся на фотографию Джорджа Маркса.

Его инициалы мне ни о чём не говорили: я не знал кто это, но его фото с зияющей улыбкой и широко открытыми глазами было тем, что я искал. Процесс обработки не занял слишком много времени: минут 40, не больше. Я растянул ему рот, замазал глаза и всё это обработал шумовым фильтром.

Я был в восторге.

Привычка уже начала формироваться. Я стал зависимым от создания этой мерзости в Фотошопе как от наркотика. Я наслаждался собственными ужасными поделками. Я показывал их всем в своём окружении и получал реакцию в виде ужаса в ответ абсолютно от каждого увидевшего. Я наслаждался той лёгкостью, с какой можно было сделать эти фотографии. Но прежде всего я наслаждался своим полным отсутствием страха. Я просто должен был делать их всё больше и больше. Количество с одной в несколько месяцев я увеличил до нескольких штук в месяц. Потом я начал клепать изображения каждую неделю. А вскоре я уже делал по одной штуке каждый день, даже не осознавая этого.

Время шло, я начал относиться к этим изображениям как к своим детям. У меня была папка под названием MIRTH (СЧАСТЬЕ), наполненная десятками моих детей. Я очень сильно их любил. Они были жуткие, адские и все мои.

Мне почти исполнилось двадцать лет. Настала пора уезжать из дома в большой город, что несколько десятков миль отсюда. Я учился в колледже, где у меня было несколько хороших друзей. Жизнь была прекрасной.

Исключением были только изображения, созданные мной.

Моя влюбленность к ним начала расти до тревожных высот. Мало того, что я нуждался в создании большего числа моих детей, я чувствовал потребность всегда быть с ними. Я чувствовал сжигающую пустоту у себя внутри, когда не был с ними. Я слышал слабый непрекращающийся шёпот в моей голове, когда был вдали от них. Я должен был постоянно заполнять эту грёбаную пустоту. Шепот нужно прекратить.

Я распечатал несколько своих детей и повесил их в своей комнате. И ту, что с язвами от некой ужасной болезни, я повесил не иначе как по центру. Теперь я распечатывал, вырезал и клеил их куда только мог: на чехол своего айпода, на свой бумажник и даже мой ноутбук был покрыт ими. За небольшую цену я делал то же самое для устройств других людей. Изображения стали довольно популярными в нашем колледже. И так как я был достаточно опытным в этом деле, им нравились мои дети.

Я точно не помню, когда начал бредить. Мои дети ползли дальше по закоулкам моего разума и говорили моим голосом. Я спрашивал стены, почему они не смеялись. Я задавался вопросом, почему вокруг меня не смеялись люди. Иногда этот бред из банального бормотания мог перерасти в речь или даже в крик. К счастью, при людях я только бормотал. Люди знали, что я говорил сам с собой в течение нескольких лет. Сейчас я (или кто-либо другой) из того бормотания могу вспомнить лишь обрывки цитат, а также диалоги из фильмов, телевизионных шоу и игр. Тогда никто не прислушивался к тому, что я говорю. Крик был лишь в двух случаях. Один прошел без происшествий в середине дня, когда все были на работе или на побегушках. Другой же произошёл в моей съёмной квартире, но я объяснил хозяину, что мне приснился кошмар. Он не расслышал слова в этом крике, т.к. стены квартиры были довольно плотными.

Правда, был и один неприятный инцидент, однако. Однажды несколько моих друзей пришли ко мне на вписку, чтоб пообщаться и повеселиться. У нас было много свободного времени, в течение которого мы звякали бокалами, общались, распивали спиртные напитки, играли в видеоигры и т.д.

Это произошло в полтретьего утра. Праздник утих и друзья разложились кто на диване, а кто и просто по углам комнаты. Вокруг меня не было ни одного из моих изображений, и я чувствовал себя непринужденно. Кевин, единственный из моих друзей, кто не пил, лишь постоянно играл в Super Nintendo. Он закончил партию игры, уничтожив город, который построил в SimCity, и решил сыграть в Остров Йоши. Когда он играл, мой рассудок начал покидать меня: Я был сильно пьян, а ночь становилась всё темнее.

Когда он добрался до первого из Растений-Пираний, я был слегка не в себе. Его зияющий рот и его безглазая голова напомнили мне о Джордже. Джордж ждал меня, как и остальные мои дети. Я уже слышал шёпот, прежде чем Кевин прошёл этот уровень. К тому времени, как он перешел на новую локацию, моя голова уже была полна мыслей о моих детях. Я слышал, как они у меня в голове умоляли меня вернуться к ним. Я был способен сдерживать их ещё почти час, прежде чем снова начал бредить.

Спустя этот час я потерял сознание. Когда я очнулся, все мои друзья всё еще были в квартире. Я находился в своей комнате. Все они были у моей кровати и глядели на меня. Дети, которые были на стенах, были сорваны и свалены в большую уродливую кучу в углу комнаты. У Кевина на шее был синяк. Я спросил, что, черт возьми, случилось, и Кевин всё рассказал. Мы были единственными, кто не спал, и Кевин понял каждое слово, произносимое мною в бреду. Он побеспокоился, но после предположил, что я просто говорил во сне, так как я был вне его поля зрения, да и он сам весь был сосредоточен на игре.

После того, как я уже начал бредить, он поставил игру на паузу, чтобы посмотреть на меня. Я не успокаивался, несмотря на его просьбы прекратить.

"Смех", я спрашивал его. "Почему ты не смеёшься, Дитё?» После минуты молчания, я схватил его за горло, заставляя его смеяться. Будучи сильнее чем я, он вырвался из моих рук, и уже сам удерживал меня. Я вырывался и отмахивался в ответ около двадцати минут, прежде чем потерял сознание.

Мои друзья были действительно обеспокоены. Они спросили, помню ли я, что я имел в виду. Я рассказал им о своих детях. Я рассказал им о нашей взаимной необходимости. Естественно, их беспокойство возросло. В то время, как часть из них меня удерживали, остальные рылись в моём компьютере. Они требовали сказать расположение папки, и я с огромной неохотой сделал это, зная, что они собирались сделать. Они отпрянули от моего экрана, когда увидели Джорджа, который теперь был у меня на рабочем столе на заставке. Они быстро сменили Джоржда на заставку по умолчанию. Я смотрел, как они удаляются папку MIRTH, сначала отправив её в корзину, а после стерев её навсегда с зеленых холмов и голубого неба, которые теперь были моим фоном. На моих глазах проступили слёзы, но я ещё не был по-настоящему обеспокоен.

После того, как друзья закончили уничтожение моих детей, они посоветовали мне обратиться к психиатру. Они мне сказали, что если такой всплеск был бы в любое другое время, они смогли бы увидеть меня только в психиатрической больнице. На этой ноте, они освободили меня и попрощались перед уходом. Решив прислушаться к совету своих друзей, я направился в офис местного психиатра и назначил встречу.

Я ни капли не был напуган.

В офисе психиатра я на удивление чувствовал себя очень спокойно. Более того, я никогда не чувствовал себя так спокойно. Я привык к тишине, его наблюдательности. Я долго думал о том, что будет думать психиатр, когда будет задавать мне вопросы, думал о давлении, которое будет оказано на мою личность и о возможном чувстве вторжения в личное пространство. Я бесконечно долго размышлял над этим, взвешивая в голове все "за" и "против". За полчаса до запланированного назначения, мое чувство долга победило. Я сел в машину и направился к психиатру.

В кабинете психиатра, я сидел в откинутом кресле. Доктор Ридли (или просто Полин) начала наш сеанс с расспроса о каких-либо предыдущих инцидентах. Я смог вспомнить лишь один. В восьмом классе я мучился видениями маленькой девочки в розовом платье. Её волосы словно солома висели перед её лицом, закрывая глаза. И куски мяса, свисавшие с её лица, образовывали вместо рта огромную зияющую дыру. Она преследовала меня, а её открытая челюсть жевала меня непрестанно, когда, убегая от неё, я падал. Она смеялась и била меня до смерти большим кровавым кухонным ножом. Она всегда наносила десятки ударов, чтобы прикончить меня, но я не умер. Её смех был ужасен. Я некоторое время ходил на приёмы, и вскоре видения прекратились.

Закончив записывать всё мною сказанное в бланк, она улыбнулась и спокойным голосом попросила меня рассказать всё то, что происходит у меня в голове сейчас. Я проболтался и рассказал ей историю с моими "детьми", и она сделала именно то, как я ожидал: кивнув, написала что-то в своём бланке, долго рассматривала моё лицо, снова что-то черкнула в бланк и, кивнув, продолжила изучать все аспекты моей истории методическим и мучительно однообразным образом.

Мне казалось, что она меня остановит в середине моего рассказа и начнёт задавать другие вопросы, давать объяснения, выдаст направление, вызовет наряд санитаров, или ещё что-либо! Она сказала, что будет внимательно изучать то, что я сказал ей, и сопоставлять со всеми другими похожими случаями, чтобы назначить точный курс лечения. Я был приятно удивлен, улыбнулся и кивнул, поблагодарил её, получил справку из клиники, и поехал домой. Однако несмотря на то, что я был приятно удивлен, я был всё ещё по-прежнему горько разочарован. Я знал, что у меня были проблемы, и почти пожалел о том, что нашлось решение.

Почти.

Я по-прежнему был влюблен в моих детей. Я разобрал их груду на полу и повесил их снова. Их пустые глаза и их большие улыбки заставили меня чувствовать их приветствие. Я включил компьютер, который поприветствовал меня заставкой холмов. Я улыбнулся и достал маленькую USB-флэшку из ящика своего стола. Я вставил её в свой компьютер и открыл. Там было оно: счастье. Я никогда не доверял своему компьютеру сохранность всех своих детей! А если бы он сломался? Я потерял бы их! В удалённой папке была только часть детей, которые также были записаны на флэшку. Я открыл её и почувствовал себя словно в своей тарелке. Когда я пролистал с десяток сделанных мною изображений, я чувствовал себя лучше чем где и когда-либо.

Тем не менее, сегодня мне что-то казалось не так. Возможно, это было внутренним признанием детей моей навязчивой идеей, что изменило мой взгляд на них. Их улыбки казались холоднее, их черно-белые лица неестественно светились и их пустые глаза смотрели на меня как-то не так.

Я начал чувствовать себя неловко, когда вошёл в другую папку. Неожиданно мои глаза начали видеть надписи, которые внезапно появлялись в центре фотографий. Фраза постоянно повторялась "За что, Отец?" Чем больше я прокручивал и просматривал своих детей, тем быстрее в моих венах стыла кровь и дрожала кожа. Начали появляться другие надписи: "МЫ тебя любили", "МЫ доверяли тебе» и «Отец любит нас?», которые всё чаще и чаще вылезали в разных местах. Я не знаю почему, но я продолжал прокручивать. Мне казалось, что я падаю вниз с винтовой лестницы, и я остановился, когда...

когда я достиг дна.

Последнее фото было моим. Это было изумительно: оно было в насыщенных цветах, мои глаза были сшиты, и челюсть была растянута ниже моей шеи. Мои губы были растянуты, чтобы обнажить длинные обесцвеченные зубы. Это было красиво, идеально исполнено, и это заставило меня кричать. Я не делал этого. Я не...

Я не уверен, что на самом деле произошло после этого. Грань между реальностью и иллюзией пропала. Мой разум окончательно съехал с катушек. Фото на экране скручивалось и искажалось в гротескные формы и в нечеловеческие образы.

"Люби нас снова!!!" оно кричало дрожащим нечеловеческим голосом. Я упал со стула и ревел. Я лежал на спине и смотрел на стены, откуда все мои дети смотрели на меня вниз и смеялись. В унисон, все они начали кричать.

"Мы не любим тебя больше, Отец!!! Почему ты не смеёшься?!" — взревели они. Они смеялись и кричали, и их пустые разорванные глазницы кровоточили на моё лицо. Их лица были все ближе и ближе ко мне. Я знал, что это была психическая галлюцинация, но было ли это действительно так? Как я мог быть так уверен? Я с безумным остервенением расцарапывал своё лицо в кровавые ошмётки, разрывал рот, выдавливал свои глаза и...

И я проснулся. Теперь не было никаких криков, только шёпот. Я всё ещё слышал, как мои дети шептали мне. Их голоса очень мягко проскальзывали мне в уши.

"Мы не любим тебя." "Ты должен смеяться". "Смейся, Отец".

Я лежал разбитый словно в агонии как будто целую вечность. Я собрался протереть глаза прежде чем понял, что они у меня в ладонях. Я усмехнулся и отбросил их в сторону. Я даже и не заметил, как мой сосед вошел в комнату. Он был вдовцом средних лет, которых, как правило, постоянно нет дома. Я понятия не имел, почему он пришел. Я почувствовал, как его глаза начинают гореть с мучительным беспокойством. Он сумбурно бормотал, умоляя меня рассказать ему, что я сделал и почему — в общем то, что спросил бы любой оказавшийся на его месте.

Что я потерял жизнь, чтобы чувствовать лишь несчастье, тьму и холод.

Исключением были только созданные мною изображения.

Я улыбнулся.

Я вскочил и схватил его за шею, чтобы задушить его, выпустить жизнь из его тела, прежде чем прошептал с безрадостной усмешкой:

"Почему не смеёшься, Дитя? Почему ты не смеёшься?!!!"

Я смеялся.

Апофеоз счастья.


Текущий рейтинг: 39/100 (На основе 88 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать