(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Городок (Герман Шендеров)
- …Ах, как хочется вернуться, ах, как хочется ворваться в городок… - грустила магнитола. Ветер трепал светлые Ирины волосы, врываясь через узкую полоску открытого окна. Очередной порыв сбил столбик пепла с тонкой сигареты и унес его куда-то в салон.
- Ир, ну я же просил! Ты не можешь потерпеть, пока мы едем? - раздраженно протянул Андрей, опуская окно пошире, - Мне опять чистку салона заказывать?
- Слушай, я нервничаю! Ты не нервничал перед знакомством с моими родителями?
- Я, Ира, может, и нервничал, но ни диван тебе сигаретой не прожег, ни чинарик в фикусе не затушил.
- Ой, знаешь… - отмахнулась девушка, но сигарету все же выкинула, - Долго нам еще?
- А сейчас за заправкой поворот будет, - ответил парень, вытягивая вперед тощую шею. Ирина автоматически отметила неаккуратную щетину, размазанную по кадыку.
- Ты бы хоть побрился…
- Зачем?
- Ага, зачем… А я, дура, марафет наводила, блузку гладила. Зачем — непонятно.
- Так и я не знаю, зачем…
- Так, а что это у нас? - Ира провела пальцем по торпеде рядом с водительским сиденьем. На коже остался густой слой тонального крема, - Так-так, и кто эта размалеванная курица?
- Ой, успокойся, бомбил я вчера, на бензин хотел подзаработать, - раздраженно бросил Андрей, - Эта курица мне духами всю машину провоняла, пришлось проветривать.
Ира втянула воздух носом, но почувствовала лишь тяжелый, душный аромат мужского одеколона, которым Андрей буквально обливался по утрам, невзирая на постоянные протесты своей второй половинки.
- … Лишь во сне приходят лица,
Не узнать и половины, ярок свет, - продолжала тоскливо тянуть Анжелика Варум из динамиков.
- Слушай, выключи уже эту муть, депрессию нагоняет только, - пожаловалась Ира.
- А что, хорошая песня. Такая… Из детства.
- Слушай, я, как нормальный ребенок, в детстве смотрела мультики, а не эту хрень для старперов.
- Эй, за метлой следи! О мертвых либо хорошо, либо никак, - неожиданно грубо одернул ее Андрей.
- Ах, извините, пожалуйста! Спать тогда сегодня тоже можешь с мёртвыми, - обиделась Ира, отвернувшись к окошку. За стеклом тянулись бесконечные вереницы сухого ковыля и голого кустарника. Иногда попадались длинные приземистые коровники, что пялились на одинокий «фольц» пустыми черными провалами окон. Ржавая вывеска «АЗС» предваряла появление голого металлического каркаса и нескольких вылинявших до белизны бензоколонок. Ирина хотела было спросить, где же они заправятся, но передумала, продолжая дуться на Андрея. Тот будто не замечал ее капризно выпяченной нижней губы и хмурого взгляда, явно не собираясь извиняться. Вскоре девушке стало скучно, и она, придумав повод, с неуместной радостью воскликнула:
- Блин! Мы же ничего к столу не купили! Останови где-нибудь у магазина, купим тортик там или конфет…
- Они не едят сладкое, - отмахнулся Андрей, сосредоточенно глядя на дорогу. Знак «Добро пожаловать в…» был так запылен, что прочесть название города не представлялось возможным. Из-за горизонта в свете тусклых закатных лучей вырастала бесконечная вереница пятиэтажек-близнецов.
- Ты здесь вырос, да?
- Ага. Но я рано уехал.
- А что так?
- Да как тебе сказать… Тут время как будто остановилось, - неопределенно крутанул Андрей ладонью в воздухе, - Ничего не происходит. Скучно, развития никакого.
- Ну, не знаю. Лично я никуда бы не переехала.
- Так конечно! - усмехнулся парень, - Ты ж коренная москвичка! А тут — вон, мертвее мертвого.
Действительно, на улицах не было ни души. Только ленивые вороны молча восседали на проводах, напоминая нотный стан. Ветер толкал скрипучую дверь голубой «Почты», завывал в дверном проеме длинной кишки под вывеской «Универмаг», трепал развешанное на веревках кипенно-белое белье. Все вокруг выглядело каким-то пыльным, покинутым и ненужным, точно город давно стерли с карт и атласов и оставили догнивать в собственной тягучей неподвижности.
- Да уж, провинция, - протянула Ира, разглядывая обшарпанные, заклеенные слоем пожелтевших объявлений стены.
- А ты что хотела? Во всем городе работающих предприятий, как у Ильфа и Петрова — два похоронных бюро да парикмахерская.
- А почему здесь вообще люди живут?
- Да они и не живут, - грустно протянул Андрей, паркуя машину у совершенно ничем не примечательной пятиэтажки. По двору раздавалось эхо гулкого и монотонного стука футбольного мяча об стену — какой-то мальчишка в арке, похоже, вознамерился пробить в ней дыру. Тоскливо скрипели от ветра качели, невпопад каркали вороны. Из машин во дворе помимо их «фольца» стояла только ржавая, на кирпичах, «копейка», - Так, существуют. Идем!
Домофона у подъезда не было, визгливая пружина издала противный звук, точно возмущенная вахтерша, не желающая пропускать посетителей. Внутри пахло прогорклым маслом, застарелой кошачьей мочой и… пылью.
- Открываю — две газеты, писем нет, - процитировал Андрей песню, заглянув в открытый и абсолютно пустой почтовый ящик.
Поднявшись на третий этаж Ирина потянулась было к кнопке звонка, но Андрей, оказавшийся проворнее, просто толкнул толстую, обитую дерматином дверь, и та отворилась.
- Здесь без спроса ходят в гости…
- Без спроса в гости ходят только на кладбище. И хорош уже мурлыкать эту чертову… - Ира осеклась, поняв, что находится на пороге родительского дома жениха. Странно, но в захламленном темном коридоре, подавленном темными громоздкими антресолями, их никто не встречал, - А твои родители дома?
- А где же им еще быть? - парень по-хозяйски повесил кожаную куртку на крючок и прошел в комнату, жестом призывая идти за собой. Пыль под ногами девушки взмывала в воздух, сновали повсюду сонные мухи, тем не менее, ловко облетая облепленные тельцами менее удачных собратьев желтые ленты-ловушки. Затхлый, застоявшийся воздух с неохотой входил в легкие и, казалось, оседал там мягким густым слоем.
Войдя в комнату следом, Ира застыла на пороге, очарованная странным зрелищем. Андрей сидел на кресле, внимательно глядя на человека, застывшего напротив. Тот, прямой как палка,в серой майке-алкоголичке, полулежал на диване, по диагонали, точно прислоненная к забору доска, а голова его была полностью, наглухо замотана бинтами, так что глаза и уши тоже были покрыты посеревшей марлей.
- Это…
- Это мой папа, Ир, знакомься, Семен Егорович, можно просто дядя Сема, - как-то печально произнес Андрей.
- А он нас слышит? - шепнула Ира, и тут же спохватилась, - Ой, здравствуйте, Семен Егорович, приятно познакомиться…
- Нет, не слышит. Папа тяжело болен,поэтому, вот…
- Ты не говорил… - прониклась девушка сочувствием к будущему родственнику,- А что с ним?
- С ним? Э-э-э… - Андрей напряг лоб, будто вспоминал какое-то мудреное слово, но, похоже, ничего не вспомнил, - Паралич. Паралич лицевого нерва.
- А бинты…
- Так надо, - разозлившись, огрызнулся парень, - Так, посиди тут, я машину в гараж отгоню.
- Зачем в гараж, парковка же пустая?
- Ну, если есть гараж, надо загонять в гараж! - упрямо ответил Андрей.
- Я с тобой! - тут же бросилась Ира ему наперерез, едва не чихнув от резкого запаха одеколона, которым мгновенно пропахла вся комната.
- Ты мне что, нянька что ли? Вон, с отцом посиди, расскажи ему что-нибудь.
- Ты же сам сказал, он не слышит.
- А ты все равно расскажи — ему приятно будет.
Андрей увернулся от попытки девушки взять его за руку и выскочил за дверь, не надевая куртки. На спине Иры выступил холодный пот, когда она услышала, как ключ повернулся в замке, запирая ее в квартире с этой… мумией.
Вернувшись в комнату, девушка неуверенно присела на край единственного кресла — как раз напротив Семена Егоровича, застывшего в своей жуткой судороге. И почему его не положили на диван плашмя, а облокотили на спинку, точно старые лыжи на балконе? Лыжи на балконе, кстати, действительно торчали из-за коробок хлама и неизменных солений. Комнату со всех сторон сжимали массивные чехословацкие шкафы и серванты, наполненные советским хрусталем. Убогость обстановки выпячивал и приумножал в своем пузатом зеркале старый телевизор, накрытый вышитой салфеточкой. Плоские солнечные лучи лениво облизывали поверхности, высвечивая клубящуюся пыль, точно мелкий мусор в водной толще. Не зная, как скоротать это нервное ожидание, Ира достала было телефон, но вспомнила, что оставила гаджет в машине на зарядке.
- Твою мать! - выругалась она, тут же стыдливо прикрыв рот. Нездоровое, нечеловеческое положение тела отца Андрея начинало действительно действовать на нервы. Никакого шевеления в этом теле не было — Семен Егорович выглядел не как человек, а как предмет. Предмет, который положили кое-как, и девушке ужасно хотелось это исправить.
- Так, Семен Егорович, а давайте мы вас на диванчик уложим, чтобы удобнее… - Ира осторожно прикоснулась к плечу забинтованного, ойкнула и отдернула руку — Семен Егорович на ощупь оказался холодный и твердый как гранитная плита. Движение оказалось неосторожным, и отец ее жениха принялся заваливаться на бок, после чего с грохотом рухнул на паркет. Ира ойкнула, прижала руки к лицу и рванулась было поднимать несчастного инвалида, как вдруг голова его с хрустом оторвалась от пола и принялась оглядываться. Тело же так и осталось неподвижным.
- Семен Егорович? - осторожно спросила она,и голова тут же застыла, вперив забинтованные свои глазницы прямо в девушку. Ей стало неуютно. Не видя лица инвалида, она успела себе вообразить и жуткие паралитические гримасы и страшные уродства. Вдруг, с шуршанием, будто от старой пластинки, тело Семена Егоровича сдвинулось с места в ее направлении. Зачарованная, она смотрела, как инвалид с прижатыми к телу руками изгибается анатомически непостижимым образом и, похожий на гигантскую гусеницу, подтягивает свое тело в сторону Иры.
Она и сама не заметила, как отшатнулась назад, больно упершись спиной в ручку балконной двери. Кратко оглянувшись, она увидела лишь груды хлама, загораживающие окно. Отступать было некуда. Жуткое создание с бинтами на голове продолжало свое медленное неумолимое приближение, ударяясь головой и коленями об пол с приглушенным стуком.
- Семен Егорович, вы меня пугаете! Семен Егорович, хватит, пожалуйста, что с вами? - пыталась воззвать к разуму создания Ира, но инвалид никак не реагировал на ее слова, с исступленной упертостью по медленно подползая к ней.
Когда забинтованная голова оказалась буквально в двух сантиметрах от кроссовка тихо скулящей от ужаса Иры, неподвижная стопа инвалида зацепилась за ножку дивана. Тот, будто не заметив препятствия продолжал упорно «сокращаться», ерзая на одном месте. В этот момент девушка поняла — вот ее шанс. В один прыжок перемахнув с порога балкона на диван, она в два шага оказалась за спиной Семена Егоровича. Вынырнув из комнаты, она захлопнула за собой дверь с такой силой, что гофрированное стекло жалобно звякнуло. Выдохнув, девушка осела на пол, сотрясаясь от запоздалых рыданий, вызванный пережитым страхом, а позже и стыдом. Несчастный, наверняка, полз к ней, надеясь на помощь, а она повела себя как совершеннейшая дура. Сейчас бедный инвалид елозит по полу, будто червяк, ничего не видя, а она, идиотка, сбежала от него, точно от какого-то чудовища. Сейчас она успокоится, приведет себя в порядок и поможет отцу любимого мужчины вновь забраться на диван. Однако, все ее здравомыслие раскололось на части, когда тишину пыльной квартиры нарушило ритмичное звяканье и какое-то… бормотание.
Поднявшись, Ира на негнущихся ногах прошла в кухню — сальное, жирное помещение, где тучная женщина у плиты что-то помешивала половником в огромной кастрюле. Вслушавшись в ее слова, Ира различила:
- … сын невестку привез… не успеваю… не готово… кутья будет… не успеваю… сын невестку привез…
Будто принимая неизбежность увиденного, Ира подошла поближе к плите. В нос ударил сильный запах пыли и чего-то испорченного.
- Извините? Извините?
- … Невестку привез… Кутья будет… Не успеваю…
Заглянув через плечо в кастрюлю, девушка поняла, что какой бы недуг ни сразил Семена Егоровича — эта женщина тоже не совсем здорова. Половник ритмично кружился по железной таре, то и дело стукаясь о стенки, развозя по дну остатки каши с прилипшими к ней мухами. Плита была выключена.
Вдруг, резко обернувшись, женщина уставилась куда-то за спину Ире, озаренная полубезумной, вымученной улыбкой — рот ее был подвязан платком, а глаза — выпученные, точно у рыбы, сверлили пустоту.
- Невестку привез… Красавица… Кутья будет… - бормотала женщина, не разжимая зубов и медленно пошла навстречу Ире.
- Пожалуйста, перестаньте, мне страшно, - плаксиво попросила девушка, но хозяйка квартиры не слушала. Едва перебирая судорожно выпрямленными ногами, она шла прямо на нее. Колонноподобные, украшенные гжелью варикоза ноги шуршали по кухонному кафелю стоптанными тапочками, и все в этих движениях было наполнено какой-то неправильностью, от которой волосы на затылке Иры вставали дыбом. Вглядевшись, она побледнела и хотела закричать, но наружу вырвался лишь сиплый писк — обрюзгшая, широкая грудь женщины не вздымалась, крылья носа не трепетали от дыхания, расширенные зрачки не реагировали на солнечные лучи, бьющие прямо в глаза. Женщина была мертва, и все же двигалась и говорила, движимая какой-то мистической силой.
- Не-е-ет, - раззявила рот девушка в некрасивой, рыдающей гримасе. Ничего этого она не ожидала. Ей представлялся слегка неловкий ужин с провинциальной семьей, прогулка по местным красотам, а не столкновение с гребанными зомби. И Андрей ушел, оставил, бросил ее на произвол судьбы со своими проклятыми родственниками, предоставив ей разбирать самой. Мысль о том, что никто ей не поможет, придала Ирине сил. Из окна за спиной мертвой женщины алела непривычно ярким для этого окружения цветом машина Андрея — поддержанный «Фольксваген», а это значит, что там, за окном находится подъезд, а над ним — козырек.
С воинственным кличем Ира пнула колченогий табурет под ноги толстухе, сама же запрыгнула на стол, едва не подскользнувшись на клеенке, и шагнула на подоконник. Рассохшаяся рама долго не желала открываться, пока женщина неторопливо, будто танковая башня, поворачивалась в ее сторону.
- Есть!
Окно поддалось и Ира, не давая себе времени опомниться, сиганула с третьего этажа на замусоренный и усеянный окурками подъездный козырек. Не удержавшись на ногах, она ободрала колено об какую-то стекляшку, но адреналин заглушал боль и страх. Следующий прыжок был прямо на поваленный на бок мусорный контейнер — и вот, она уже на земле. Подбежав к автомобилю, она в отчаянии заглянула через стекло. Конечно же, машина была закрыта, но что еще хуже — ни зарядки, ни самого телефона на сиденье не было — должно быть, Андрей забрал гаджет с собой, опасаясь воров. В отчаянии девушка стукнула по стеклу и тут же раздался противный писк сигнализации, сменившийся издевательским кряканьем. Поначалу обрадовавшись найденному решению, Ира забралась на край высохшей клумбы и замахала руками:
- Лю-ю-юди! На помощь! Лю-ю-ди!
Но радость оказалась преждевременной. Действительно, у некоторых окон начали появляться жильцы. Их бледные, каменные, лишенные малейших эмоций лица прижались к стеклу, а глаза смотрели куда-то в далекую пустоту. У некоторых также был подвязан рот, другие же напоминали привидений, полностью замотанные белой тканью. У какого-то старика на месте глаза оказался вставлен ватный пыж.
- Твою мать! - выругалась Ира. В этом чертовом дворе, похоже, со всеми было что-то не так, и желания играть в детектива у девушки не было никакого. Все, чего ей хотелось — поскорее убраться отсюда и никогда не возвращаться в этот жуткий, будто застывший во времени город. Рванув с места — хорошо, что она надела удобные кроссовки, а не какие-нибудь туфли — она ринулась в арку, откуда до сих пор раздавался звонкий стук футбольного мяча.
- Мальчик! Эй, мальчик! - позвала она, но маленький футболист продолжал исступленно колотиться в стену… собственной головой, разнося по арке эхо ударов. Вокруг него вилась стайка мух, а голова спереди сплющилась, похожая на мешок с цементом.
Взвизгнув, Ира побежала дальше — прочь, прочь из этого двора, прочь от этих странных зомби и этого мальчика с приплюснутой головой.
Сразу за аркой ее встретил забор, из-за которого раздалась веселая трель школьного звонка.
- Школа! - воскликнула она, пожалуй, впервые в своей жизни произнеся это слово с таким облегчением и радостью. Школа значит люди. Школа значит охранник, который вызовет полицию, который защитит ее, закроет дверь, не пуская этих жутких тварей внутрь и все будет хорошо.
Лишь оказавшись в прохладном холле с громоздкими колоннами и кафельным полом, Ира поняла свою ошибку — откуда в школе люди вечером? Впрочем, если здание открыто, то есть какие-нибудь продленки или дополнительные занятия, кружки рисования…
Трель свистка откуда-то справа прервала ее размышления. Устремившись на звук, разносящийся по коридорам ангельской песней, Ира уткнулась в двери спортивного зала. Вбежав внутрь, не успевая отдышаться, она полупроизнесла-полупрокашляла:
- Помоги… - но осеклась.
Физрук — высокий сорокалетний в спортивном костюме — торчал посреди зала, глядя куда-то в потолок и невпопад свистел, не вынимая свисток изо рта. Его руки безвольно болтались вдоль тела. Где-то в конце зала, запутавшись в канате, болтался мальчишка лет одиннадцати, бессмысленно суча руками. Несколько пацанов постарше вяло спотыкались и толкались вокруг футбольного мяча, путаясь в ногах, а девочки дружно шагали гуськом, упершись лицами в стену и в спины друг друга. Здесь тоже все были мертвы.
- Вот ты где! - раздалось у нее за спиной, и она аж подпрыгнула на месте от неожиданности.
- Андрей! - сейчас Ира была бы рада даже грязному бомжу, окажись тот живым, а от появления любимого мужчины весь ее внутренний стержень вдруг размяк и рассыпался, ноги отказали, и девушка драматично рухнула в его объятия.
- Они все мертвые, Андрей, мертвые! - рыдала она, стремясь к выходу из спортзала, но Андрей как-то неловко не то обнимал, не то удерживал ее на месте, - Пожалуйста, давай уедем отсюда! Они мертвые!
- Тише, тише, любимая… Тише, - гладил он ее деревянной, окоченевшей рукой по плечу, - Пойдем. На нашу улицу в три дома, где все просто и знакомо…
- Андрей? - Ира подняла заплаканные глаза на своего жениха, надеясь, что ей просто показалось, что это игра света или просто нервы, но…
- Где нет зависти и злости, милый дом… - белое как полотно лицо не выражало ничего, глаза стеклянно смотрели прямо перед собой, а кожаную куртку и футболку сменили какой-то пафосный черный пиджак и белая рубашка. Коснувшись лица Андрея, она почувствовала на пальцах что-то густое и жирное — тоналка. На щеке его осталась тонкая белая полоса. Внутренне холодея, девушка медленно провела рукой по спине парня и, вскрикнув, оттолкнула его из всех сил — пуговицы, как и положено у похоронных костюмов, оказались на спине.
- Ты чего пихаешься? - ответил Андрей фразой будто из мультика.
- Не подходи! - крикнула Ира, схватив какую-то толстую железку — видимо, ножку спортивного снаряда. Неистово размахивая ей перед собой, она отступала вглубь зала, еще не осознавая, что загоняет себя в ловушку.
- Ах как хочется вернуться, ах как хочется ворваться… - напевая, ее парень — явно потерявший все человеческое, ставший лишь ненатуральной, искусственной копией самого себя, подходил все ближе, не обращая внимание на грозное орудие в руках своей невесты.
- Уйди! Андрей, предупреждаю, уйди!
Взмах, еще взмах! Вот, лицо Андрея — бескровное, серое, оказалось совсем близко и край трубы с силой мажет прямо от глазницы к челюсти. От ужаса за содеянное Ира тут же выронила ножку снаряда, видя дело рук своих — кусок лица вместе с обломком челюсти повис на тонкой струнке из сухожилий и кожи, глаз болтается на ниточке нервов, но из страшной рваной раны не вытекает ни единой капли крови.
- Не… ависти… и лости… - силился сказать Андрей. Слишком поздно Ира заметила, что за спиной стало подозрительно тихо. Не скрипят кроссовки футболистов, не шуршит обувь девочек, упершихся носом в стену, не слышно трели свистка. Обернувшись, девушка обнаружила перед собой дылду физрука. Даже не глядя на Ирину, он просто опустил ей на голову тяжелый набивной мяч. В шейных позвонках что-то хрустнуло, и мир накрыла чернота…
- Покой, Спасе наш, с праведными раба твоего Андрея и рабу твою Ирину и сих всели во дворы Твоя…
Иру разбудил заунывные речи священника. В нос бил аромат ладана и формалина. Открыв глаза, она с ужасом поняла, что окружена со всех сторон мертвецами. Все бледные, неподвижные, в торжественной одежде, они чинно сидели за длинными столами, на которых стояли большие кастрюли с кутьей. Под потолком школьной столовой лениво кружились мухи. Единственным подвижным объектом в помещении было кадило в руках тучного попа, что через сжатые зубы голосил:
- Со святы́ми упоко́й, Христе́, ду́шу раба́ Твоего́ Андрея и душу рабы твоей Ирины иде́же несть боле́знь, ни печа́ль, ни воздыха́ние, но жизнь бесконе́чная.
- Нет-нет-нет, - захныкала Ира, осматриваясь. Видеть как следует мешала фата, спадающая на глаза. Попытавшись ее убрать, она вскрикнула от резкой боли — к правой руке была пришита лента, соединяющая ее с рукой Андрея. Тот, торжественный как памятник, стоял и не шевелился. Поврежденную половину лица кто-то кое-как закрепил степлером и она медленно сползала на сторону.
- И будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает, - басил мертвый батюшка, помахивая кадилом, - Го́споди, Бо́же наш, сла́вою и че́стию венча́й их!
- Горько! Горько! - раздался со всех сторон бубнеж сквозь зубы. Мертвецы принялись швыряться сырой землей в «молодоженов», та ссыпалась по белому суконному, будто из савана сшитому платью, оставляя грязные следы.
- Нет! - выкрикнула девушка, - Хер вам! Идите все в жопу! Нет!
Шагнув вперед, она едва не опрокинула огромный вертикально стоящий гроб, на который, оказывается, облокотили ее тело, пока она была без сознания. С силой рванув руку, опутанную лентой, она вскрикнула, когда натянулись нитки, протянутые под кожей. Со второго раза ей удалось разорвать «узы» и девушка, подхватив юбки, бросилась бежать. Покойники медленно вставали со своих мест, печальным кряхтением провожая невесту, а за спиной слышалась тяжелая поступь каблуков на туфлях жениха. Подбежав к дверям столовой и дернув ручку, Ира взвизгнула от радости, понимая, что те не заперты.
Уже собираясь покинуть кошмарное место, она сделала шаг, второй, как вдруг в ногах оказалось что-то твердое, холодное и большое. Каблуки, заменившие теперь удобные кроссовки, запутались в подоле испачканного землей платья, и девушка кубарем перекатилась через червеподобного Семена Егоровича. Тот, не обращая внимания на невесту, продолжил свой путь к месту празденства, а за спиной Иры, медленно, но неумолимо приближались гости во главе с Андреем.
- Горько! Горько! - скандировали они сквозь зубы, наступая ей тяжелыми своими окоченевшими ногами на запястья и щиколотки, распиная ее на холодном кафельном полу. За спиной под платьем девушка почувствовала какое-то шевеление, но покойники держали крепко, так что Ира даже не могла обернуться.
Грубые, холодные пальцы с силой взялись за ее округлый зад, что-то слепо тыкалось между бедер, а Ира визжала, не в силах остановить происходящее.
- Горько! Горько! - гудела толпа. Извернувшись, Ире все-таки удалось увидеть, как Андрей, бледный, медлительный и неловкий карабкается на нее, глядя куда-то в потолок.
- Не-е-ет!…
Ира шла по пустынной улице, придерживая подол изгвазданного платья. Быстро идти не получалось — отдавленные, травмированные конечности не слушались, в голове гудело, между ног все горело холодным, липким огнем. Где-то вдалеке угадывалась та покинутая автозаправка. Чтобы не сойти с ума, или же, наоборот, обезумев, девушка мурлыкала под нос по кругу ту самую, окаянную песню:
- Ах как хочется вернуться, ах как хочется ворваться в городок…
Ира шла по пустынной улице, придерживая подол изгвазданного платья. Быстро идти не получалось — отдавленные, травмированные конечности не слушались, в голове гудело, между ног все горело холодным, липким огнем. Где-то вдалеке угадывалась та покинутая автозаправка. Пушистый снег под ногами сбивался в маленькие сугробы, снежинки падали на открытые плечи и не таяли. Чтобы не сойти с ума, или же, наоборот, обезумев, девушка мурлыкала под нос по кругу ту самую, окаянную песню:
- На нашу улицу в три дома, где все просто и знакомо, на денек…
Ира шла по пустынной улице, придерживая подол изгвазданного платья. Круглый живот заставлял ее заваливаться вперед, смещал центр тяжести. Быстро идти не получалось — отдавленные, травмированные конечности не слушались, в голове гудело, между ног все горело холодным, липким огнем. Где-то вдалеке угадывалась та покинутая автозаправка. Чтобы не сойти с ума, или же, наоборот, обезумев, девушка мурлыкала под нос по кругу ту самую, окаянную песню. Карканье ворон сливалось с весенней капелью в естественный аккомпанимент.
- Где без спроса ходят в гости, где нет зависти и злости. Милый дом…
Ира шла по пустынной улице, придерживая лохмотья, оставшиеся от платья. Круглый живот заставлял ее заваливаться вперед, смещал центр тяжести. Быстро идти не получалось — затвердевшие, будто дерево конечности не слушались. Дышать у нее уже давно не получалась, впрочем, необходимости в этом и не было. Обувь стерлась окончательно, как вскоре стерлась и плоть на стопах до костей. На солнце лицо ее высохло, да так и осталось пожухшим, неподвижным, глаза закатились куда-то внутрь черепа. Где-то впереди должна была быть та самая покинутая автозаправка. Чтобы не сойти с ума, или же, наоборот, обезумев, девушка из раза в раз пыталась произнести слова той самой окаянной песни:
- Где рождение справляют и навеки провожают всем двором...
Текущий рейтинг: 52/100 (На основе 94 мнений)
