(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Воронянка
Утром Катя обнаружила на полу гостиной мёртвую ворону.
Ворона была крупная и серая. Она лежала на ламинате, нелепо раскинув крылья и задрав кверху высушенные лапки. Вокруг валялись перья, видимо, выпавшие в предсмертных конвульсиях.
Виновник происшествия обнаружился быстро. Окно было распахнуто настежь: кто-то из семьи забыл закрыть с вечера, а ночью поднялся сильный ветер.
Ну и ладно. Брезгливо сморщившись и обойдя дохлую птицу по кругу, Катя пошла за тряпкой и совком.
Такое с ней было впервые. Хорошо, что родители уехали на дачу и не обнаружили малоприятную находку — мама бы в истерику впала. Она суеверная. Сама Катя относилась к подобным неприятностям философски — как к бытовым трудностям.
Резиновые перчатки, несколько малоприятных минут с мусорным пакетом и тряпкой — и ворона обрела последнее пристанище в мусоропроводе девятиэтажки.
— Спокойной ночи, птичка, — вздохнула Катя и выкинула перчатки в мусоропровод вслед за вороной.
С работой не клеилось. После утреннего происшествия всё валилось из рук, и даже крепкий кофе не помогал разогнать туман в голове. И ведь вроде не из нервных…
Трель телефона отвлекла Катю от унылого ковыряния очередной таблицы. Звонила мама.
— Катюшка, беда, — всхлипнула мать вместо приветствия, — дядю Кирилла помнишь? Разбились… Всей семьёй на машине разбились, вот прямо сегодня утром, мне сейчас позвонили…
Катя замерла с открытым ртом. Дядю Кирилла она помнила прекрасно. Друг семьи, балагур, весельчак, счастливый отец двух маленьких детей. Только неделю назад заглядывал к родителям на огонёк.
— Как? — наконец выдохнула Катя в трубку. — Как так вышло?
— А вот так… — тяжело вздохнула мать. — То ли машину занесло, то ли… никто не выжил. И тела, говорят… ой, ужас…
Мама заплакала уже в голос. Катя сидела в рабочем кресле, таращилась остекленевшим взглядом в ненавистную таблицу и совершенно не знала, что сказать.
К горлу подкатил внезапный приступ кашля.
Вечером Катя долго успокаивала плачущую маму. А сама то и дело почёсывала руку: та нещадно зудела и покрылась красными пятнами. Видимо, открылась аллергия на дешёвую резину перчаток. Надо будет купить крем.
Про ворону Катя рассказывать не стала — ни к чему добавлять матушке ещё больше переживаний. Как там: залетевшая птица — к смерти? Или это только про летучих мышей?
— Ты знаешь, — наконец, отплакавшись, пробормотала мама, — это глупо, но… Мне почему-то кажется, что это мы должны были быть на месте дяди Кирилла.
— Мам, — вздохнула Катя, — я понимаю, как ты себя чувствуешь. Но это с тобой мозг играет. Это случайность — не бывает такого, чтобы…
— Нет, ты послушай! — глаза у мамы вдруг лихорадочно загорелись. Она схватила Катю за запястье — зудящую руку обожгло как огнём. — Когда мы сегодня ехали с дачи, за нами… серая машина… постоянно появлялась. Как из ниоткуда. На пустой дороге.
— Может, кто-то тоже ехал с дачи, — пожала плечами Катя, но мама настойчиво продолжала впиваться ей в руку.
— Нет! Она исчезала, понимаешь? Вот её нет — и тут она появилась и как будто пытается нас сбить! Намеренно, понимаешь? Папа всю дорогу ругался на пьяных за рулём, а мне так было страшно. Ты не представляешь. Не представляешь! И тут Кирилл…
Она снова заплакала. Катя осторожно погладила мамины напряжённые пальцы.
— Это случайность, — повторила она. — Совпадение. Не вини себя. Всё уже произошло.
Запястья чесались до невозможности.
Ночью Катя долго не могла уснуть. Шумело в ушах, и казалось, что это за окном шуршат многочисленные серые крылья. Но грая не было слышно — и ни одной птицы не показалось в небе.
Наверное, она заболевает. Катя лежала, смотрела в потолок и клятвенно обещала себе завтра записаться к терапевту. Нехорошо, что она вдруг начала так разваливаться.
Что-то тёмное на полу привлекло её внимание. Катя перегнулась за край кровати, протянула руку и осторожно подцепила пальцами большое чёрное перо.
— Твою мать, не все выкинула, — пробормотала она, садясь на постели. Нужно было выбросить находку и заодно проверить, что в доме не осталось других таких «подарочков». И как только просмотрела?
Терапевт, пожилая замотанная женщина в белом халате, вяло послушала Катю стетоскопом. Посветила фонариком в горло, заставила высунуть язык и сказать «а». А потом вынесла суровый вердикт:
— Горло раздражено, да. Но ничего критичного. Может, просто какое-то ОРВИ, пройдёт за несколько дней.
— А руки? — напомнила Катя. Терапевт махнула рукой.
— Выпишу направление к дерматологу. А пока мажьте кремом, я напишу название.
Из кабинета Катя вышла растерянная и рассерженная. Визит к врачу не дал ровным счётом ничего.
На выходе из поликлиники её скрутил сильнейший приступ кашля. Бабулька в маске посмотрела испуганно и обошла Катю по широкой дуге.
А та осталась стоять, ловя ртом воздух и тупо разглядывая ладонь.
На ладони остались осклизлые ворсинки мокрого чёрного пуха.
— Значит, вас преследуют видения, — мягко уточнил доктор в толстых очках. В отличие от давнишней терапевта, он был совершенно не похож на врача — только белый халат выдавал профессию.
— Я схожу с ума, — честно пояснила Катя. — Поэтому я здесь. Я всегда была рациональной, понимаете? Никакие теории заговора, никакие приметы… В общем, меня этот случай с вороной даже не напугал. И тут все эти перья, болезни… родители…
— Я понимаю, — голос психиатра прямо-таки лучился умиротворением. — Не переживайте. Расскажите подробнее.
И Катя рассказала. Всё с самого начала, с того самого момента, как нашла с утра на полу мёртвую птицу. Доктор кивал, слушал, что-то записывал в блокнот.
— Смотрите, — наконец изрёк он, — я понимаю, о чём вы думаете, но такие диагнозы не ставятся после одного осмотра. Я бы рекомендовал вам поступить в отделение… вы работоспособны? Тогда, наверное, можно обойтись дневным стационаром. И тогда…
— Исключено, — отрезала Катя. — Мама с ума сойдёт, если я лягу в дурку. Можно ли обойтись без этого?
Врач тяжело вздохнул. Катя знала этот вздох — человека, который в сотый раз объясняет очередному клиенту, в чём тот неправ.
— Боюсь, это довольно сложно. Если вы настаиваете, мы можем попробовать, конечно, но вы должны понимать — ваша мать рано или поздно узнает в любом случае. У вас хорошие отношения?
Катя молча кивнула.
— В таком случае поговорите с ней. Я думаю, она поймёт.
Катя хотела возразить, но слова захлебнулись в приступе кашля — страшном, выворачивающем, до рвоты. Она едва успела нагнуться над полом, чтобы содержимое желудка не исторгнулось на стол врачу.
— Ох! Вам салфеток? Ничего страшного, не переживайте, — тот засуетился, но Катя не слушала. Она смотрела вниз.
В лужице под её ногами влажно блестело чёрное перо.
— Вы тоже это видите?.. — хрипло прошептала она. А потом подняла голову и столкнулась с испуганным взглядом предельно шокированного человека.
Да, он видел.
— Здравствуйте, я по объявлению, — вежливо представилась Катя. Она чуть покривила душой: на самом деле контакт ей дали какие-то мутные типы на форуме. Назвали проверенной, «не то что эти шарлатаны».
Старуха была совершенно обычная. Разве что волосы длинные — бабки обычно стригутся коротко, а у этой седые лохмы свисали ниже плеч. Она долго исподлобья разглядывала Катю, а потом скривилась и отвернулась.
— Зачем пришла? — проскрипела она вместо приветствия. — Всё с тобой в порядке, порчи не вижу. Или мужика хочешь приворожить?
— Нет, — тихо произнесла Катя, внутренне шалея от нереальности происходящего. — Тут другое. Понимаете…
Объяснить идиотскую ситуацию словами решительно не выходило, поэтому Катя просто вытащила из сумочки завёрнутое в салфетку перо и протянула старухе.
Та только раз глянула — и отшатнулась, широко распахнув глаза.
— А ну пошла прочь отсюда! — рявкнула вдруг она с неожиданной злостью, со всей силы толкая Катю в грудь. А сила у бабки оказалась на удивление немаленькая. Катя вылетела за дверь, и тяжёлая створка захлопнулась у неё перед носом.
С той стороны послышался лязг: старуха загрохотала замками.
— Послушайте! — крикнула Катя в надежде, что бабка ответит. — В чём дело?
— Пошла прочь! — повторила старуха из-за двери. — Не приходи сюда больше! Чтоб я тебя не видела, поняла?
— Может, хотя бы скажете, что делать? — надежды было немного, но почему-то Кате казалось — эта старуха единственная знает, что именно происходит.
— Белые тапочки готовить! — едко каркнула бабка. — Воронянка — она как чума, так что на всю семью.
И зашаркала прочь от двери. Сколько Катя ни звала — старуха больше не откликнулась.
Это был тупик. Поисковые системы про загадочную «воронянку» не знали ничего и выдавали только различные топонимы. Не дали ответа и поиски на сайтах всевозможных гадалок. Катя начала было подозревать, что сходит с ума — но чёрные перья, которых становилось всё больше, были вполне реальными и осязаемыми.
В отчаянии Катя начала листать всевозможные легенды, связанные с воронами. Ворона — вестник смерти и признак злой воли. Охотники смазывали ружья вороньей кровью, чтобы стреляли лучше. Вороны помогают ведьмам. Съесть ворону — стать конокрадом.
Последнее Катю почему-то заинтересовало. Хотя последнее, что могло прийти ей в голову, — это сожрать несчастную птицу, тут складывалась неожиданная ассоциация.
— Съесть ворону — украсть коня, а выблевать ворону — это, значит, тебя конь украдёт, что ли? — горько хихикнула она. Собственные слова походили на горячечный бред.
Но в этом была своя логика. Абсурдная, безумная — но всё же логика.
Серая машина. Конь из металла.
Появляющийся из ниоткуда и уходящий в никуда.
— Всё это хорошо, — пробормотала Катя, — но делать-то что?..
Собственный голос, охрипший от постоянного кашля, стал напоминать воронье карканье.
Когда от коней и ворон начало рябить в глазах, а в любой тени за окном стал мерещиться крылатый силуэт, Катя усилием воли оторвала себя от экрана. Она сидела одна в пустой квартире, уже темнело, а ужин всё ещё был не готов — даже чайник холодный. А родители уже вот-вот должны были вернуться с похорон.
При тёплом свете кухонной лампы собственные изыскания начали казаться совершенно безумными. Воронянка, ну надо же. Старушка просто немножко тронулась умом. А всё остальное — совпадения. Вот только перья…
— Всё не так ужасно, — бормотала Катя, привычными движениями забрасывая овощи в кипящую воду, — хотя откуда им там взяться, конечно… Может, правда что-то мистическое. Но ничего же не случилось пока, правда? Я просто натягиваю сову на глобус.
Стрелки переползли за полночь, а родители всё не появлялись. Неужто поминки дяди Кирилла затянулись настолько надолго?
Катя вздохнула и пошла за телефоном.
Длинные гудки вонзались в мозг, как бормашина. Сегодня они казались особенно мерзкими. Наверное, потому что со всеми этими вороньими переживаниями Катя совершенно забывала поесть.
Родители не отвечали.
Катя перезвонила. Родители не отвечали.
Она уже готова была начать звонить общим знакомым, когда с кухни раздался оглушительный грохот. Будто что-то крупное бесновалось, сметая всё на своём пути.
Какого чёрта? Она дома одна! Нечему там так шуметь, и это явно не убежавший суп ожил и наводит хаос.
Катя отложила телефон и побежала на звук.
В кухне всё было вверх тормашками. Распахнутое окно всё ещё ходило из стороны в сторону, миска с оставшимися овощами оказалось перевёрнута. Весь пол — усыпан сброшенными со стола приборами и осколками.
Она оставляла окно закрытым! Катя точно это помнила. Ни одна птица, ни один ветер не смог бы справиться с тугим поворотным механизмом стеклопакета.
Но бардак на кухне был совершенно реальным, а суп…
Катя присмотрелась, и её снова затошнило — в который уже раз за последние дни. В недоваренном супе плавала сморщенная тушка не до конца оперившегося чёрного птенца.
На этот раз Катя не стала церемониться, звонить в дверь и смирно ожидать милости хозяйки. Она просто заколотила в створки руками и ногами. Шумно? Ночь на дворе? Да плевать! Суп, конечно, уже давно покоился в помойке, но продолжаться так дальше просто не могло.
Родители до сих пор не отвечали.
Старуха держалась долго. Катя уже начала думать, что ей и не ответят, несмотря на все старания, когда из-за двери послышался знакомый скрипучий голос.
— Опять ты? Пошла вон отсюда, пока милицию не вызвала!
— Завались, — рявкнула Катя в ответ. — Что со мной происходит? Рассказывай, пока я тебе этих перьев под дверь не натолкала!
Старуха замялась, что-то заворчала под нос. Похоже, угроза возымела действие. Чем бы ни была эта «воронянка», бабка боялась как огня любого контакта с ней.
— А чего тут рассказывать, — неохотно буркнула она, — воронянка, воронье проклятье. Ничего ты с ним не сделаешь. Нет такого способа. Все помрут, все вокруг тебя. Пусть завещание пишут, вороны — символ богатства.
На последних словах бабка мерзко хихикнула, и Кате остро захотелось ударить её чем-нибудь тяжёлым.
— Как мне спасти родителей? — злость пришлось затолкать куда подальше. Всё потом. Если она выберется из этой заварушки — тогда можно будет и поскандалить, но не сейчас.
— А это не у меня надо спрашивать, — снова посерьёзнела бабка. — У них. Все вопросы к ним. Они умные вообще-то… знаешь?
После всех событий последних дней тащиться среди ночи на пустырь с пачкой зерна казалось почти не странным. Катя начинала даже улавливать во всём происходящем причудливую причинно-следственную связь, которую никак не выходило сформулировать словами.
— Ну где вы там?
Зерно не помогло. Обычно тут всегда кружила пара-другая ворон — а тут ни одной, и даже вездесущие голуби не слетаются на халявную еду.
Катя набрала полные ладони зерна. Руки плохо слушались: костенели, хотя холодно не было, а поверх кожи пробивался тонкий сероватый пушок.
— Эй! Ну где вы? Ответьте!
Вороны не появлялись. Тишину ночного пустыря прорезала пронзительная телефонная трель.
Звонила мама.
— Да?! — закричала Катя в трубку, едва успев нажать «Ответить». — Где вы? Почему так поздно? Мам, ты извини, я тут отошла, скоро бу…
— …тюша, — донеслось из трубки отчаянное. — …щай! Не …мся!
— Что? — разобрать слова не получалось. В телефоне хрипело, лязгало и гудело. Словно мама звонила изнутри какого-то гигантского механизма.
— Он виляет! — вдруг заверещала мама в трубке. — Он вылетел… из поля! Из поля! Не с дороги! Катя, милая, это не машина, ты слышишь? Это не машина! Серая…
Звук снова прервался хрипом и лязганьем. И другим звуком — ненавистным, скрежещущим, уже слишком хорошо знакомым.
— Постой! Мама! Держись! — завопила Катя в трубку. Мысли ушли — остался один адреналин. — Мама! Мама!!!
В трубке щёлкнуло в последний раз. А потом Катя снова услышала мамин голос — странный, размеренный и абсолютно спокойный. Словно это не она только что кричала и плакала в трубку на пике истерики.
— …щай, Катюша, — произнесла мама. — Ты всё поймёшь. Прощай.
Лязг. Грохот. Невыносимый шум сменился короткими гудками.
Катя упала на колени и завыла.
Ветер выл ей в тон и доносил до ушей что-то, похожее на отголоски далёкой песни:
С двумя руками я рождена,
Но никогда не росла в зерне…
— Вороны — отличные родители, — бодро вещал с экрана очередной ютубер-натуралист. — Хотя их гнёзда кажутся неаккуратными, они на самом деле очень прочные и способны выдержать серьёзные весенние заморозки. Вороны кормят птенцов по очереди…
Ничего полезного. Совершенно ничего.
Снова идти к бабке? А смысл? Она не откроет — ни сейчас, ни потом. Только через несколько дней соседи по запаху догадаются, что с пожилой соседкой что-то случилось.
Катя тупо смотрела в экран, просто чтобы не зарыдать. Не признать очевидного. Телефон был выключен с прошлой ночи, а сообщения она не читала — слишком боялась того, что там увидит.
Она знала, что там увидит.
От недосыпа слипались глаза. Размеренный голос ютубера превращался в гул, за которым слышался вороний грай. А грай складывался в слова.
Ты мой росток, я твоё начало,
Где бы ты ни шла, я всегда рядом с тобой.
Кто я такая?..
— Я не знаю, — умоляюще выдохнула Катя в пустоту. — Я не знаю, кто ты. Бабка права — нет ответа. И решения нет. И вы не ответите, правда?..
На глаза навернулись слёзы. Катя думала, что уже забыла, что такое плакать: в её спокойной и удивительно тихой жизни давно не было серьёзных потрясений.
С двумя руками я рождена,
Но перьями покрыты мои руки…
— Обо мне поёшь, да? — хихикнула Катя сквозь плач. И тут же поняла — нет, не про неё. Пушок на руках начал отрастать, колоться, а вот тошнота и кашель ушли. Но голос таким и остался: хриплым, надломленным.
А вот пение — тихое, на грани слышимости — было вполне приятным. Может, у неё галлюцинации? Может, это всё ей видится? И прав был психиатр — надо было ложиться в дурку, пока не поздно.
А теперь уже незачем. И не для кого, наверное.
Я даю любовь, но не вижу сама,
Мать, вечно связанная с птенцом…
В окно постучали. Сначала тихо, потом настойчиво. Катя помедлила, прежде чем открывать шторы, надёжно задёрнутые с ночи.
Она совсем не удивилась тому, что увидела. Только про себя отметила: надо же, как их много. Неужто собрались со всего города? А здания не рухнут под таким весом?
Весь соседний дом казался чёрно-серым, словно и сам был машиной. Гигантским кораблём. Космолётом. Да неважно — средством передвижения. Вороны ведь не просто так крали именно коней, да?..
Катя распахнула окно.
— У твоей загадки нет ответа, — спокойно сказала она вороньей стае. — Но воронянка — не болезнь. И не проклятие. Это… это существо.
— Кма! — странно каркнула ближняя к ней ворона. — Кма! Ктуш! Ке!..
Катя вытерла лицо деформированной рукой и улыбнулась, хотя слёзы продолжали течь.
— Как-как? Матушке?.. Что ж, это многое объясняет.
Теперь она всё понимала.
Просто для этого ей было нужно сойти с ума.
Мир оказался удивительно широким. И блёклым. Привычные когда-то цвета потускнели, подарив взамен невероятную чёткость картинки и огромный обзор. Как далеко её унесли вороны? Катя не знала. На такой высоте и скорости она смогла запомнить только мелькающие серые пятна.
Наверное, она всегда была рядом. Воронянка. Воронья матушка. Близко, на расстоянии вытянутого пера, но чтобы рассмотреть — нужно перейти черту.
Рассмотреть картинку вокруг никак не удавалось. Поле зрения то расширялось, становилось почти панорамным, то сужалось в маленькую точку. С непривычки к горлу подкатывала тошнота, и мир вокруг никак не желал складываться в понятное изображение.
— Почему конь? — спросила Катя. Ей было плохо как никогда — и вместе с этим удивительно легко и совсем не страшно. Как в детстве: живот болит, ты плачешь в колыбели, но тебе спокойно.
Потому что мама — рядом. Мама всегда была рядом.
— Конь — дорога, — лаконично и непонятно ответил голос. — Мы — смерть. К смерти нужна дорога, и в каждые времена она своя.
Ну да, легко согласилась Катя. Конь, парусник, машина или самолёт — всё, в сущности, одно и то же. Просто самолёты падают реже. По статистике.
— А почему смерть… и смерти?.. — прошептала она снова, прикрывая глаза. От воспоминаний о смерти глубоко в груди толкнулась боль, и плаксивый голос матери в голове назвал её по имени. Но боль больше не пугала.
Хотелось спать. И есть. Слёзы текли по щекам, пропитывали чёрные перья. Перья были везде. Кажется, они теперь составляли самую её сущность — даже внутри всё шуршало и кололось.
— Такова цена, — хрипло ответил голос. — Рождение одного — всегда гибель многих. Неважно, крылья у них или руки. Не печалься. Они будут с нами вечно.
Катя подняла голову и встретилась глазами с тёплым материнским взглядом.
— Катенька, — плакала мама, — Катенька…
И чего она плачет? Случилось что-то? Катя молча наблюдала за ней — маленькой, сломанной женщиной, хрупкой вазой, которую ей всю жизнь надлежало беречь и хранить.
— Не седлай серого коня, Катенька… Не ищи зерна не знавшую…
У мамы было такое маленькое тело. И комната была маленькая — круглая и какая-то вытянутая.
— Катенька, — продолжала причитать мать. — Катенька… Катен… ка… ка… кар! Карр-каррр-каррр!
Катя вздрогнула — и проснулась. Было мягко и тепло, и приятно грели лучики беззаботного солнца. Так же приятно грело внутри: так всегда бывает, когда просыпаешься от плохих снов, она знает. Смешно — она испугалась обычного ночного кошмара.
— Не плачь, малышка, — граяла над ней Воронья матушка, и голос её звучал для Кати как лучшая в мире музыка. — Ты будешь хорошей дочерью. Мы видели. И не нужно тебе, милая, никакой другой матери, кроме нас.
Слова её были непонятны. Странные солёные дорожки под глазами высохли и теперь только мешали. Очень хотелось есть.
Катя распахнула клюв, вытянула длинную кожистую шею и резко, пронзительно запищала.
Текущий рейтинг: 55/100 (На основе 45 мнений)
