(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
88
– Знаешь, в чём проблема окружающих людей? Они всегда нас недооценивают, – говорю я, уводя автомобиль с оживлённой трассы на узкую просёлочную дорогу, виляющую меж сосен.
Мой двойник сидит в полуметре от меня, напуганный, со связанными руками и ртом наспех заклеенным дешёвым скотчем, на котором теперь виднелись подтёки ржавой крови из его разбитого носа. Он начисто выбрит, хорошо подстрижен и от него за милю разит дорогим одеколоном. Глядя же в собственное отражение в зеркале заднего вида, я вижу бледную неровную кожу, мешки под глазами и нездоровую вымученность во взгляде. Мой двойник – моя полная противоположность, и именно поэтому я выбрал его.
– Всё началось с телепортирующей установки, – поясняю я, ведь сейчас мне просто необходимо выговориться. – Мы создали её семь лет назад. Начали с простого – перенесли молекулу водорода из одной кабины в другую. Успех, разумеется, вскружил нам голову, но за ним последовали новые опыты. Сначала мы просто экспериментировали с расстоянием переноса, но, когда удалось успешно переправить водород из Москвы в Гонконг, тогда-то, дружище, и началась самая жара. – Частокол вечнозелёных деревьев проносится мимо как картинки в калейдоскопе. – Мы взялись за сложные вещества, потом за целые предметы, и знаешь, что? Это был фурор. Результаты исследований обнародовали и мир буквально всколыхнулся. Надо признать, единственными, кого моё изобретение не особо обрадовало, были владельцы транспортных компаний. – Я невольно улыбнулся, предаваясь воспоминаниям о тех полных светлых эмоций днях. – Это было лучшее время в моей жизни. Годом позже мы осуществили телепортацию органики. Сначала взялись за растения, затем за мышей, рыб, кроликов и, наконец, обезьян. Из ста испытаний провальными официально оказались лишь три, да и те по вине невнимательных техников, допустивших ошибки при введении координат доставки. Хуже всего пришлось шимпанзе по кличке Тэм. Тэму не повезло. Его телепортировали прямо в бетонную стену в трёх метрах от точки, в которой ему следовало оказаться. Комиссия закрыла глаза на эти досадные случайности и уже через пару месяцев нам дали добро на эксперимент с перемещением человека.
Автомобиль подпрыгнул на кочке, вынуждая меня сделать паузу. Сбавив скорость, я аккуратно повёл его вдоль ухабистой дороги, что теперь спускалась в низину, на дне которой огромным круглым полотном растеклось зеркало озера.
– Первым испытуемым был мужчина тридцати двух лет. В то время всё, что было связано с нашим проектом, окружал ореол таинственности и потому тот подопытный так и остался в моей памяти безымянным анонимом. Правительство контролировало процесс от начала до конца. После удачного переноса, врачи наблюдали добровольца ещё около двух месяцев, а когда убедились, что побочных эффектов не последовало, то дали добро на дальнейшие опыты. В целом, за год мы осуществили телепортацию. более двухсот человек разных полов, возрастов и этнических групп. Никаких отрицательных эффектов не наблюдалось даже у испытуемых, изначально имевших проблемы со здоровьем. К счастью для нас и всех участников обошлось без несчастных случаев. Так изобретённая лично мной и разработанная моей собственной исследовательской группой технология в один день стала достоянием общественности и перевернула наш мир раз и навсегда.
Приятная часть воспоминаний подошла к концу, и улыбка сползла с моего лица, как краска с промокшей бумаги.
– А потом они забрали всё. – Из моей глотки вырывается жалобный смешок. – Украли моё детище, втоптали в грязь моё честное имя, превратили меня в пустое место, вычеркнув из истории за ненадобностью.
То, о чём совсем не хочется вспоминать, насильно всплывает перед глазами, острым незримым шипом до боли врезаясь под кожу. Я морщусь и бросаю косой взгляд в сторону своего пленника.
– Ты никогда не поймёшь меня, потому что с роду не знал того позора, что испытал я. Посмотри на себя. У тебя никогда ничего не отбирали, тебя не порицали в глазах общества, не использовали в своих алчных целях те, в чьих руках заложена власть куда больше твоей. У тебя есть всё, что должно было быть у меня, но у наших с тобой миров всё же есть кое-что общее – в них ценят не творцов, а лишь их жалкие подобия. – Мне хочется плюнуть в его раскрасневшееся лицо. – Когда ты один, никто не протянет руку помощи.
На безымянном пальце двойника сверкает соблазнительным блеском золотое кольцо. Когда-то у меня тоже было такое.
– Даже она ушла, – киваю я в ответ на его немой вопросительный взгляд. – Думаешь наша милая жёнушка ещё была бы с тобой, не носи ты дорогих галстуков, не владей собственной компанией и не живи вы в огромном, как чёртов Тадж Махал, дворце? У меня для тебя плохие новости, приятель. Одна чёрная полоса и Мира сама вычеркнула себя из моей жизни. Обвинила меня в том, что я стал слишком зависим от препаратов. – Я презрительно хмыкаю. – Но я-то знаю, что дело было вовсе не в этом.
Озеро совсем близко, я вижу протянувшуюся на восток косу песка вдоль линии воды, но нарочно сворачиваю в другую сторону – туда, где берег порос высоким камышом и травой.
– Им всем просто была необходима причина, за которую они могли бы легко уцепиться, чтобы избавиться от меня. Не подсядь я на сучьи таблетки они отыскали бы любой другой повод.
Я помню всё.
Помню, как холодная вода обжигала лицо после научной конференции в Осло. Я оставил дневную дозу фантомов в отеле и меня трясло все четыре часа. Клянусь, когда я вышел на сцену, каждый человек в зале мог увидеть, как по моему лицу скатываются крупные градины пота.
Когда в туалет зашёл мой руководитель, я уже знал, что разговор предстоит серьёзный. Этот обрюзгший и твердолобый болван, имевший привычку паразитировать на собственных подчинённых, сидел на посту главы исследовательского института уже десятки лет. Чёрт его знает, как человек, не обладающий ни единым талантом, смог попасть на такое место, но моим отделом он интересовался редко, однако стоило нашей технологии увидеть свет, как ублюдок вдруг высунул свою щекастую лысеющую голову из-под панциря. Ребята из правительства неплохо обработали идиота, дав ему полный контроль над моим проектом. Идиоту в самом деле казалось, что на него возложили надежды, будто бы он заслужил это доверие и почтение самим фактом своего существования, но на деле стал лишь марионеткой для тех, кто желал держать меня в узде.
И вот он стоит передо мной, переминается с ноги на ногу, смотрит на меня ни то с жалостью, ни то с долей презрения и вдруг сообщает, что с этого момента я больше не являюсь членом научной группы, а институт отстраняет меня от работы над моим собственным изобретением. Он бубнит что-то о моём нестабильном состоянии, о необходимости лечения и реабилитации, о том, что после всего он, возможно, подумает о моём возвращении в качестве консультанта, а когда я прямо спрашиваю, кто возглавит проект, ублюдок беззастенчиво отвечает, что возьмёт эту задачу на себя. И тогда всё встаёт на свои места.
В тот день я накидался сильнее, чем обычно, и угодил в аварию. Говорят, автомобиль перевернулся с дюжину раз, прежде чем остался лежать на дне оврага уродливой грудой металлолома. Забавно, но я отделался лишь царапинами, парой ушибов и лёгким сотрясением мозга. В такие моменты невольно задумываешься о том, что всё, что тебе уготовано в этой жизни, было не зря – ради одного единственного момента, когда ты наконец окажешься там, где и должен быть.
Мира ушла через неделю, молча собрав вещи и оставив после себя лишь записку и едва уловимый флёр духов, что рассеялся уже к концу дня.
– Должен признать, – говорю я, – С веществами я порой и правда не знал меры. Я подсел на фантомы ещё до того, как первый телепорт увидел свет, но сгубили меня не они. – Я действительно верю в это. – Более того, если бы не галлюциногены, думаю, никто и вовсе никогда не узнал бы о чуде пространственной транспортировки. В минуты моей слабости и затруднений, каждый раз, когда я оказывался в тупике, таблетки приходили на помощь. Они не сделали меня умнее, чем прежде, но несомненно помогли расширить собственный потенциал. Вот почему в своём мире мне было уготовано стать новым, мать его, Леонардо да Винчи, а не напыщенным и ушлым техно-магнатом, в которого тебя превратила твоя собственная вселенная. Проблема в одном: ни твоему, ни моему миру не нужны да Винчи. Такие как ты их просто эксплуатируют, паразитируют на их идеях, переваривая и приватизируя каждое открытие, отправляя творцов в расход. Но знаешь, что? – Я слегка подаюсь к своему немому слушателю так, будто мы здесь не одни, а я собираюсь сообщить ему самую страшную тайну. – Как я уже говорил: окружающие люди слишком часто нас недооценивают. – И я подмигиваю ему.
Я спускаю автомобиль к небольшой запруде – туда, куда даже редкие любители чистой природы забредают крайне редко. Здесь нет ни пляжа, ни удобного для рыбалки места. Только позеленевшая от ила и травы вода, да заросли камыша.
– Порой самые важные открытия в своей жизни мы совершаем абсолютно случайным образом. – Автомобиль останавливается, и я наконец отрываю трясущиеся руки от руля. Неделя без фантомов далась мне нелегко. – Это случилось четыре месяца назад – в те дни, когда я настолько увлёкся саморазрушением, что теперь с трудом вспомню, как всё было. Кажется, я собирался покончить со всем этим раз и навсегда. Но даже тогда мне хотелось сделать это со вкусом – так, чтобы эти выродки в наглаженных пиджаках подавились, услышав о моей смерти в выпуске утренних новостей. Я подготовил свой собственный манифест, чёрт возьми – предсмертную записку длиной в пятнадцать страниц. У меня ушло две недели на его написание, но установку для телепортации я собрал куда быстрее. Удивительно как много места становится в твоей квартире, как только ты остаёшься один. – Мой пленник боязливо озирается по сторонам, выискивая глазами хоть кого-нибудь, кто смог бы прийти на помощь, но кроме нас здесь никого нет. – Я собирался уйти красиво и, богом клянусь, вариантов у меня было великое множество: я мог телепортировать себя на дно Тихого океана, в открытый космос, в стену злосчастного института, но в какой-то момент пришло осознание, что всё это не имеет никакого смысла. Если и уходить, то туда, где эти стервятники никогда меня не отыщут, верно ведь? – Настырные комары бьются в стёкла. – Я задал координаты, которые, как мне казалось, не могли существовать в реальном мире. Я считал, что отправляю себя в никуда, но ошибся. У нашей вселенной свои собственные правила и, судя по всему, в ней слишком тесно, чтобы можно было отыскать хоть один незанятый уголок. – Человек на соседнем кресле слушает меня внимательно, затаив дыхание. – Теория многомировой интерпретации стала камнем преткновения на моём пути к забвению. В такие мгновения ты понимаешь, что всё в этой жизни имеет свой сакральный смысл, будто сама судьба посыпает тебе дорожку из хлебных крошек. Но ты даже представить себе не можешь, как много миров мне пришлось посетить прежде, чем я нашёл тебя. – Я потираю переносицу, сосредотачиваясь на воспоминаниях минувших дней. – Моя покойная матушка назвала бы это провидением божьим. Вот ты стоишь на пороге неизвестности, готовый к тому, чтобы слиться с пустотой и положить конец своему существованию, а в следующий миг оказываешься в собственной комнате, но что-то в ней совершенно точно не так. Шкаф стоит в другом месте, обои иного цвета, комната не загромождена сложными установками, а ставший привычным беспорядок вдруг исчез. В первые часы ты не можешь понять ровным счётом ничего, бродишь в этом странном, полном искажений реальности мирке, пытаясь понять, что произошло, прежде, чем яркая искра озарения наконец осветит тебе путь к осознанию. – Я выныриваю из омута своих размышлений, чтобы подойти ближе к сути. – Тогда-то я и повстречал своего первого двойника. С виду точная копия, возможно чуть иначе уложенные волосы, одежда, которой у меня никогда не было, но во всём остальном это был я, вернее моя вполне разумная тень из измерения, что почти во всех деталях копировало моё собственное.
Воспоминание цветастой картинкой всплывает в моей голове, рисуя образ двойника. Мы стояли как вкопанные и смотрели друг на друга сквозь серые клочья пара, поднимавшегося из его кружки с кофе. Он вышел из ступора первым, швырнул в меня керамическим изделием, забрызгав горячим напитком мою рубашку и кожу, схватил отвёртку с ближайшей полки и встал в боевую позу. Он спросил меня, кто я такой и что я делаю в его доме. События для меня разворачивались крайне неприятным образом. Ещё минуту назад я был готов встретить смерть, а теперь столкнулся с ситуацией, которая иного могла бы легко ввергнуть в тёмную и безвозвратную пучину безумия. Передо мной стояло моё ожившее отражение, и я не имел никакого понятия, как это возможно и что должен предпринять. Однако, он решил всё за нас двоих.
– В какой-то момент, устав терпеть моё молчание, хозяин дома кинулся на меня, по-видимому желая обезвредить до приезда полиции, но шок ли или же инстинкт самосохранения, что-то помогло мне принять меры тогда. – Я выдыхаю так шумно, будто всё это время мои лёгкие были сдавлены чем-то тяжёлым. – Мне сложно сказать, как всё произошло, я не смогу вспомнить нашу непродолжительную схватку, лишь миг, когда тот другой я, выпучив глаза, вдруг осел на пол с отвёрткой торчащей из шеи.
Я чувствую страх своего пассажира каждой порой на своей коже.
Мой противник умер быстро. Дёрнулся пару раз и застыл в моих ногах, растекаясь по половицам багряной лужей тёплой крови. Странное это чувство, когда убиваешь впервые. Мышцы помнят каждое движение, ощущение того как чужая плоть разрывается под воздействием куска металла, сжатого в твоей руке, но разум отказывается воспроизводить картинку, не желает верить в то, что это было чем-то большим, чем бредовым сном.
– Забавно. – Смешок, вырвавшийся из моего рта, больше похож на предсмертный выдох. – Покидая меня, в своей прощальной записке Мира написала, что желает, чтобы однажды я наконец отыскал себя. И вот я сделал это: нашёл себя и теперь стоял над своим бездыханным телом, пытаясь осознать суть произошедшего. – Где-то в зарослях травы заквакали лягушки. – Я провёл в том мире около месяца, изучая его и пытаясь уложить в своей голове всё случившееся. В первые дни самой сложной мне показалась задача по избавлению от трупа. Признаться, я столкнулся с подобным впервые. Мне повезло: двойник был одинок, как и я. Никто не искал его все три с половиной недели. Было несколько звонков с работы, и я успешно отыграл роль себя самого, притворившись тяжело больным. – Пожевав собственную щёку я без всякого удовольствия сообщаю: – Я растворил его тело в кислоте. Это было мерзко, но эффективно и крайне необходимо. – А затем я снова кидаю взгляд на своего безмолвного слушателя, чтобы в очередной застать ужас в его глазах. – Ты бы понял меня, окажись на моём месте. В конце концов это и убийством назвать сложно, ведь технически мертвецом стал я сам. Выходит, это всё же был суицид.
Я открываю дверцу и прохлада, тянущаяся с озера, проникает внутрь душного салона.
– Я собрал установку заново, задал обратное значение координат и вернулся. – Я хлопаю перед своим носом, и тушка комара размазывается о мои ладони. – Вот так просто, будто ничего и не было. Секунду назад был там, а теперь снова в своей пыльной квартире, где уже поселились пауки и пахло запустением. Я нашёл несколько квитанций с выставленным счётом. Похоже, это всё, что моему собственному миру ещё было нужно от меня. – Я с горечью хмыкнул. – Вот тогда у меня и созрел этот план. Не знаю, как сложилось у тебя, а мой отец был редкостным придурком, но один полезный урок он всё же мне дал. Я часто слышал от него, что, если Вселенная не даёт тебе желаемого, то ты должен научиться брать это сам. Вот такой вот бесхитростный совет, воспользоваться которым я решил позднее, чем следовало.
Наконец, я вылезаю на свежий воздух, не спеша прогуливаюсь вокруг утонувшего в траве автомобиля, извлекая из-за спины заряженный горстью пуль девятимиллиметровый, и открываю дверь с другой стороны салона.
– Выходи.
Мой причёсанный и пахнущий одеколоном двойник отрицательно качает головой и что-то мычит сквозь тонкую полоску скотча. Я мысленно считаю до трёх, бью его рукоятью пистолета по кровоточащему носу и рывком вытаскиваю из машины, заставляя проползти несколько метров до берега озера. Теперь он начинает плакать и меня тошнит от мысли о том, что я могу быть настолько жалким, оказавшись на пороге своей смерти.
– Восемьдесят семь, – говорю я, с щелчком взводя курок. – Вот сколько миров мне пришлось посетить прежде, чем я нашёл тебя. Суть была проста – отыскать копию, сумевшую избежать печального исхода и достаточно успешную, чтобы не бояться алчных акул, забравших у меня всё. Кто бы знал, что где-то существует версия меня, сама обратившаяся в одну из этих акул. – Он снова что-то возмущенно мычит, но его слова для меня не имеют никакого значения. Я шёл к этому несколько долгих лет. Со временем мне удалось уяснить, что чем сильнее разброс заданных координат от первоначальных, тем сильнее параллельные реальности отличаются от оригинальной. Мне приходилось бывать там, где сам ход истории пошёл по иному пути, там, где не нашлось места не только моей альтернативной версии, но и людям в целом.
Однако самым большим разочарованием для меня стал тот факт, что в большинстве тех вселенных, что мне открылись, я, так или иначе, имел не самую завидную судьбу. Больше половины моих копий имели сильнейшую зависимость от тех или иных наркотических веществ, находились «за бортом», отвергнутые обществом и близкими. Другие оказались ничем непримечательными обывателями, либо имели судьбу столь отличную от моей собственной, что сама мысль о том, чтобы незаметно занять их место казалась бессмысленной.
В одном из миров мой двойник, к моему удивлению, поджидал меня. Он не проявил никаких эмоций, застав меня в своей серой комнатёнке с обшарпанными обоями, лишь поглядел в мою сторону и полным безразличия голосом сказал:
– А, это ты.
Он был сутулым и хромым, а лицо его украшал длинный и уродливый шрам, глубокой впадиной вдавившийся в щёку и переносицу, будто трещина в голове.
– Знаешь меня? – спросил я.
– Думаешь, ты первый, кто приходит ко мне? – Он посмеялся неприятным скрипучим смехом. – Ну что? Доволен тем, что увидел? Как тебе моя реальность?
– Кто был до меня?
– Такие же как ты – болваны, что ищут лёгкие пути. – Другой я шмыгнул носом и скрючившись шагнул в мою сторону. – Считаешь себя самым умным и достойным, не так ли? Думаешь, что имеешь полное право забрать чужую жизнь и присвоить себе? Тот, кого ты ищешь, её заслужил. А ты?
– Я знаю, чего НЕ заслужил, – ответил я, схватил двойника за грудки и прижал к холодной, покрытой струпьями старых обоев стене. Он откашлялся своим мерзким смехом мне в лицо.
– Все вы одинаковы в своей твердолобости и глупости. Вы смыли свои жалкие жизни в унитаз, но вместо того, чтобы корить самих себя, возложили вину на других. Что ж, иди и сделай то, что считаешь нужным. – Он кивнул в сторону соседней комнаты. – Там твоя установка, кретин.
Я с недоверием покосился на дверной проём, отпустил горбуна и шагнул в указанном направлении.
– Вселенных бессчётное множество, – прокряхтел он мне вслед. – Другие были до тебя и будут после. Помни это каждый день своей жизни, когда будешь просыпаться в чужой постели, потому что однажды придут и за тобой.
Теперь, найдя то, что искал, я снова вспомнил его слова и они осели внутри тугим и увесистым комом. Этот мир был кошмарной и искажённой версией моего родного – местом, где люди предали мечты о великих открытиях, постижении тайн мироздания и космических полётах, предпочтя тратить огромные средства на нелепые гаджеты, созданные для увеселения. Но какой бы уродливой ни казалась эта сторона реальности, здесь царили идеальные условия для будущего, которого я был лишён. Если то, что сказал горбун – правда, то найдётся огромное количество тех, кто последует за мной, чтобы отнять у меня всё.
Человек, стоящий передо мной на коленях, смотрит в своё отражение на мутной глади озера. Время от времени по ней бегут маленькие круги от падающих с лица мужчины слёз.
– Не бойся, – говорю я ему, вдруг смягчаясь. – Ты не один. Нас триллионы. – Дуло пистолета упирается в его затылок. А затем я давлю на спусковой крючок и содержимое этой аккуратно причёсанной головы вырывается наружу, красным градом осыпаясь в зеленую воду.
Следователь с плоским, лишённым эмоций лицом, смотрит на меня из-под уныло обвисших век, и барабанит кончиком карандаша по сухой бумаге.
– Выходит, что лица похитителя вы ни разу не видели.
Мне сложно понять по его тону вопрос это или утверждение, и потому я просто киваю.
– Он всегда был в маске.
– Один?
– Откуда мне знать? – Я пытаюсь отыграть раздражение. – Меня держали взаперти две недели. Я видел только его, но их могло быть там двое, четверо, может быть вся дюжина, чёрт возьми.
– Он говорил с вами?
– Все его вопросы касались компании, её активов и текущих проектов.
– У вас есть предположения, зачем ему это было нужно?
– Разве это не ваша работа – узнавать подобные вещи? – огрызнулся я, но, видя, что перегнул палку, остудил пыл. – Я подозреваю, что это был корпоративный шпионаж, которой зашёл слишком далеко.
– Конкуренты?
– Вполне возможно. – Мои ладони потеют, и я вытираю их о простыни больничной койки.
– Вы, должно быть, сильно повредили чьей-то репутации, если кто-то решился на столь отчаянные меры.
Я разглядываю монотонную поверхность стены напротив.
– Когда управляешь столь огромной корпорацией, рано или поздно, она превращается в настоящего огромного монстра и ежедневно поглощает десятки мелких фирм, пытающихся ворваться на рынок. Это всего лишь бизнес. Так это работает.
Он не смотрит на меня, вперил свой взгляд в блокнот и шумно думает.
– В вашей крови нашли приличную дозу наркотических веществ…
– Он добавлял наркотики в еду, – тут же опережаю я его вопрос. – Кажется, под их действием я становился куда более сговорчивым и честным.
– Как вам удалось сбежать?
– Я сделал подкоп под стеной, пока похитителя не было. С девяти утра до двух часов дня он всегда отсутствовал, но в тот день задержался и…
– Весьма странно, что он не предусмотрел подобного исхода. – Следователь говорит это без язвительности, но его слова режут больнее бритвы.
– Никто не застрахован от ошибок.
– Так вы считаете, что ваш побег – это счастливая случайность?
– Я могу только предполагать.
Он покидает мою палату через сорок минут, задумчивый и молчаливый, оставляя меня наедине с колотящимся в груди сердцем и проступившей на лбу испариной. А затем дверь снова распахивается, и я улавливаю знакомый флёр.
Мира влетает внутрь с лицом, искажённым обеспокоенностью. Интересно много ли в нём притворства и о чём она переживала больше – о своём муже или о том, насколько плохи будут её финансовые дела в случае, если полиция найдёт лишь его мёртвое тело?
– Господи, это правда ты! – Она падает на стул рядом – туда, где ещё полминуты назад сидел следователь – и хватает меня за руку, будто желая убедиться в материальности того, кого видит перед собой.
Я нашёл себя, Мира. Сделал то, о чём ты меня просила, и теперь твой настоящий муж лежит на дне озера, кормя своей плотью непривередливых рыб.
Её щёки опухли от едких слёз. Она смотрит на меня, как на чужого, но не потому что о чём-то подозревает, а потому что считает, будто моя нездоровая худоба, жёлтые белки глаз и тёмные круги вокруг них – это последствия моего плена.
– Они обязательно найдут этого мерзавца, – говорит она сквозь слёзы. – Он ответит за всё, что сделал.
– Всё в порядке. – Усилием воли я рисую на своём лице улыбку. – Я жив и это главное.
После этих слов, она бросается на мою грудь и запах её духов теперь, кажется, пропитывает мою кожу.
– Я боялась, что уже никогда тебя не увижу.
– Ну что за глупости?
– Скажи мне, что всё будет хорошо, – просит меня Мира.
Я прижимаю её к себе и говорю то, что она хочет услышать больше всего на свете.
Этот мир имел множество изъянов, но один из них беспокоил меня куда сильнее прочих. Фантомов здесь не существовало. Их просто забыли изобрести. Поначалу, я наивно решил, что так будет даже лучше. Если начинать жизнь с чистого листа, то пора стереть всё, что было на нём прежде. Но, чем больше проходило времени, тем сильнее становилась жажда, и тем больше я убеждался в непреложной истине: без фантомов в мою голову не приходит ни единой здравой идеи касательного того, что стоит вписать в этот белый лист.
В первые же недели на меня свалился целых ворох информации и проблем. Встроиться в новый для себя режим жизни оказалось непросто, в особенности учитывая тот факт, что теперь я являлся владельцем контрольного пакета акций и генеральным директором одной из крупнейших в стране корпораций в сфере высоких технологий. Разобраться во всех управленческих схемах было крайне сложно, а число людей, чьи имена и фамилии я должен был знать, как Отче наш увеличилось в тысячи раз. Первое время мою забывчивость и дезориентацию можно было вполне списать на стресс, но время шло, а я всё яснее осознавал, что нуждаюсь в веществах.
Мигрени, тошнота, головокружения и слуховые галлюцинации стали моими постоянными спутниками и ничуть не упрощали жизнь. Я прекрасно понимал их первопричину. Мой организм требовал новой дозы, но всё что у меня было – две последние таблетки, что я бережно хранил в нагрудном кармане рубашки.
Ещё через неделю в вечер четверга я стоял на пороге ночного заведения «Неоновый шторм» – в том самом месте, где дружелюбный бармен по кличке Жокей когда-то давно впервые предложил мне попробовать фантомы. И сейчас я мог лишь молиться о том, чтобы владелец «Неонового шторма», по совместительству являвшийся главным химиком в своём собственном галлюциногенном царстве, оказался здесь. Именно он в подсобных помещениях творил шедевры, что подавали самым искушённым клиентам.
Увидев знакомое лицо за барной стойкой, я испытал долю облегчения.
– Мне нужно поговорить с Аптекарем, – сказал я, когда Жокей обратил на меня внимание.
– С чего бы это?
– У меня к нему деловое предложение.
Ровно в четверть девятого я наконец оказался лицом к лицу с тем, кто поставлял мне фантомы на протяжении последних лет. В моём родном мире этот суровый человек с большими руками, квадратной челюстью и взглядом, пробивающим плоть насквозь, прекрасно знал меня в лицо, но сейчас он сидел напротив и в его глазах не было ни тени узнавания. Аптекарь был бизнесменом, но даже мне было известно о том, как он поступает с должниками и людьми, что перешли ему дорогу. Сфера его интересов была специфичной, я рисковал придя сюда, но другого выхода не видел. Когда я уронил на стол перед ним маленькую синюю таблетку, то маска, обтянувшая череп Аптекаря изобразила заинтересованность.
– Что это?
– У меня только две, – признался я. – Не спрашивай, откуда я это взял. Такого нет больше нигде, и никто другой не приготовит такую штуку снова. – Язык скользнул меж тонких губ. – Никто, кроме тебя. Она озолотит тебя, а я буду самым щедрым клиентом, если согласишься готовить её лично для меня.
Парочка крепких парней, стоявших за моей спиной обменялась смешками. У Аптекаря шевельнулся лишь уголок рта.
– В чём твой интерес?
– Мне просто нужно ещё, – честно говорю я с видом человека, который явился сюда с последней надеждой.
Он тянет к таблетке руку и толстым пальцем придвигает её ближе к себе, рассматривает, бросает на меня короткий взгляд, а затем сгребает моё подношение в ладонь.
– Через три дня тебе позвонят, – говорит он. – Ты придёшь сюда в назначенное время. Один. Если с этой дрянью будет что-то не так, то лучше не заявляйся сюда никогда. Если я почувствую вонь крысиного помёта и пойму, что исходит он от тебя, то ты закончишь свою жизнь в канаве с улыбкой Челси на лице. Мы друг друга поняли?
Я нахожу в себе силы лишь на то, чтобы кивнуть ему, и он протягивает мне свою большую ладонь. Мы пожимаем руки, и я покидаю «Неоновый шторм» с последней и единственной таблеткой фантома, что осталась в моём распоряжении.
Мира смотрит на меня из-за обложки одного из своих глянцевых журнальчиков. Я узнаю этот пристальный и внимательный взгляд. Именно так она смотрела на меня незадолго до своего ухода.
– Что? – спрашиваю я, опрокидывая в себя стакан свежевыжатого апельсинового сока.
Сегодня утром было слишком много дурных вестей. Акции компании подешевели на тридцать три процента по сравнению с показателями прошлого года, несколько проектов пришлось свернуть, чтобы снизить риски и смягчить удар, а прогнозы были неутешительными. Моё место – в лаборатории, там, где творится история, а не в обитом кожей кресле на верхнем этаже высотки, среди небоскрёбов из бумаг, раздражающих телефонных звонков и лизоблюдов, несущих мне одни лишь печальные новости.
– Твой галстук, – говорит Мира. – Отличный узел.
Я невольно тянусь рукой к воротнику.
– Спасибо.
– Раньше тебе никогда не удавалось с ними справляться, – задумчиво продолжает она. – Всё то время, что мы были вместе, галстуки тебе завязывала я.
Я лишь пожимаю плечами.
– Ты стал другим, – внезапно заявляет она. – Полгода прошло, а я всё никак не могу привыкнуть.
– К тому, что я стал идеально завязывать галстуки?
Она вскидывает бровь – не оценила мою шутку.
– Через два часа совещание. – Я смотрю на часы, сковавшие левое запястье и пытаюсь сосредоточить плывущий взгляд на цифрах. – Нам придётся снова заговорить о новой политике компании.
– Эти твои новые проекты стоят потерь, что мы уже понесли? – Изумруды её глаз следят за моими перемещениями в пространстве.
– Ты считаешь расход бюджета неоправданным?
– Думаю тебе стоит отдохнуть. – Мира откладывает журнал в сторону. – У тебя в штате есть больше десятка надёжных людей, способных вести компанию правильным курсом без твоего вмешательства. Ты мог бы доверить это им.
– Разве ты больше не веришь в меня?
Она молчит слишком долго прежде, чем подняться с места и заговорить снова, но перед этим извлекает что-то из своей сумочки и кидает мне.
Маленькое синее пятнышко летит в мою сторону, но я не успеваю поймать его, и оно падает под ноги, вертится там юлой и наконец замирает на дорогом паркете.
– Я нашла это в одном из твоих карманов месяц назад. – В её голосе холод арктических льдов. – Решила, что всему виной пережитый стресс, но промолчала, а затем нашла ещё десять в твоём бардачке. – Я смотрю на маленькую таблетку, мирно глядящую на меня снизу своим крошечным синим глазком. – И ещё две дюжины в ящике твоего стола на прошлой неделе.
– Ты шарила в моих вещах? – гневно спрашиваю я.
– Вчера я нашла еще двадцать две, – продолжает она. – В банке, где прежде были лекарства, прописанные тебе врачом. Отнесла эту дрянь на экспертизу и мне сказали, что это дизайнерский наркотик, формулы которого даже нет ни в одной базе данных.
Наши взгляды пересекаются и это похоже на перестрелку.
– И что теперь?
– Как давно ты употребляешь?
Я слишком долго собираюсь с ответом, но Мира опережает меня:
– С тех самых пор как вернулся.
– Это всё не то, чем кажется. – Я пытаюсь взять себя в руки. – Тот человек две недели кормил меня веществами. Я подсел, понимаешь?
– И никому не рассказал?
– Я боялся…
– Позавчера я говорила со следователем, – неожиданно отсекает она мою попытку оправдаться. – По твоему делу ничего нового, но одну занятную вещь от него я всё же услышала. – Мира скрестила руки на груди и это дурной знак. – Он рассказал о результатах твоего медицинского обследования, о которых прежде не было сказано ни слова. Знаешь, что говорят врачи? – Её нападки подобны ударам хлыста. – Они говорят, что к тому моменту, как ты поступил в больницу все анализы, показывали одно: твой организм был изношен так, будто подвергался воздействию препаратов не две недели, а долбаных два с половиной года!
– И что ты хочешь этим сказать? – Я шагаю в её сторону. Лучшая защита – это нападение. – Пытаешься намекнуть на то, что твой муж уже три года сидит на наркотиках в тайне от тебя?
– Мой муж никогда не сидел на наркотиках, – произносит он сквозь зубы. – Я знаю это, потому что у меня на руках есть его справки и результаты ежемесячных анализов за весь минувший год. А всё по той простой причине, что до всего случившегося мы собирались завести ребёнка и он слишком щепетильно относился к вопросу о состоянии нашего с ним здоровья.
И снова чувство тяжёлого комка, стянувшегося где-то внутри. Я сжимаю кулаки так, что белеют костяшки пальцев.
– Ты конечно же не помнишь всего этого, – продолжает смело атаковать меня Мира. – Как не помнишь имён наших общих знакомых, дат, которые всегда держал в голове и знал лучше, чем порядок дней в неделе. Ты не помнишь ничего из того, что было до того, как исчез. – Кажется в этот момент ей становится самой страшно от того, что она проговорила.
– Ну, давай, – говорю я ей. – Закончи свою мысль.
– Ты не мой муж, – тихо проговаривает Мира и делает шаг назад.
– Ты хоть понимаешь, что за глупость сморозила?
– Звучит безумно, да? – Она стоит прямо передо мной. – Ведь воспоминания и правда порой исчезают так легко. Я помню наш прошлый год и поездку в Грецию. Мы прекрасно провели время, но перед отлётом мой муж решил прокатиться на водных лыжах. Всё шло хорошо, а потом катер сделал резкий поворот, и он столкнулся с плывшей в стороне лодкой, перевернулся в воздухе и упал в воду. – Мира делает паузу, будто воспроизводя в голове то событие во всех неприятных деталях. – Ему на бедро наложили восемнадцать швов. Я никогда этого не забуду, потому что была с ним рядом даже в больнице. Да, воспоминания и правда могут исчезать, но скажи мне, как мог исчезнуть шрам, который я видела собственными глазами?
Шах и мат.
Я пойман. И когда она прочитала поражение в моих глазах, то метнулась к выходу. В эту секунду в памяти всплывает моё первое путешествие сквозь миры, летящая в мою сторону чашка кофе и отвёртка в руках двойника. Инстинкты срабатывают на автопилоте. Я хватаю Миру за волосы и дёргаю на себя. Вскрикнув, она падает на пол и пятится назад, глядя на меня одновременно с ужасом и отвращением.
– Кто ты такой? Что ты с ним сделал? Думаешь, ты сможешь скрываться долго? – Вопросы выпадают из её рта один за другим. – Тебя раскроют. Тебе кажется, что вы похожи, но ты не он. Никогда не был и не будешь.
Я бросаюсь на неё, но она с небывалой прытью выныривает и кидается к столешнице. Тонкие пальцы обхватывают рукоять кухонного ножа. Я налетаю на неё сзади, вновь цепляюсь за волосы и с силой прикладываю головой о гладь столешницы.
Никто не отнимет у меня то, что принадлежит мне.
Она взмахивает рукой и острое лезвие распарывает моё плечо. Мне приходится оттолкнуть Миру в сторону и схватиться рукой за кровоточащую рану. Из её носа струятся красные ручейки, в глазах слёзы, но она не сдаётся и с отчаянным криком шагает на меня, тыча в воздух острием ножа.
Я бью наотмашь, и тыльная сторона ладони звонко врезается в щёку Миры, заставляя её голову откинуться. Но прежде, чем потерять равновесие, она всё же попадает в цель. Живот пронзает дикая боль, когда нож входит в кишки едва ли не по самую рукоять.
Мира пытается отползти, но я бью её ногой в затылок, и она замирает, кашлянув и издав стон. Когда я падаю на неё, мои руки сами находят её тонкую шею, сдавив её и удерживая до тех пор, пока в широко раскрытых глазах супруги не полопаются капилляры, а язык беспомощно не вываливается наружу. Она умирает долго и пальцы уже устают, но я разжимаю их только тогда, когда искорки жизни окончательно тлеют в её испуганном взгляде.
Ничего, бывало и хуже, убеждаю себя я.
Корчась от боли, я всё же доползаю до стены и опираюсь на неё спиной, чтобы отдышаться и достать из кармана брюк телефон. Куда мне звонить? В скорую? В полицию? Мысли не могут удержаться в мозгу надолго. Чёртовы фантомы.
Коричневая рукоять ножа торчит из живота, как жуткий указатель, направленный в сторону лежащей на полу женщины.
Нужно остановить кровотечение. Я всегда могу попробовать ещё раз. Где-то там внизу – в подвале моего дома ждёт своего часа установка. Я собрал её пару месяцев назад в качестве страховки на случай, если что-то пойдёт не так. Миров бессчётное множество и где-то там меня ждёт тот, в котором я определённо найду своё место.
Мысли мои прерывает приближающийся звук мягких шагов.
Кто-то заявился в мой дом в самый неподходящий момент, вот только я слишком поздно вспоминаю о том, что дверь заперта изнутри. Тёмная фигура подобно тени выплывает из коридора, пересекает помещение и останавливается в центре. Она недолго рассматривает распластавшееся на полу тело Миры, а затем переключает своё внимание на меня. Когда наши взгляды пересекаются, из моей груди вырывается смешок.
– А, это ты.
Кровь пузырится на моих губах и тягучими нитками свисает с подбородка вперемешку со слюной.
Жизнь – ироничная стерва.
Фигура извлекает из-за спины тёмный кусок металла – девятимиллиметровый, чья обойма напичкана свинцом. На запястье незваного гостя татуировка змеи, жадно пожирающей собственный хвост.
– Знаешь, в чём проблема окружающих людей? – произносит существо, у которого моё лицо и мой голос. – Они всегда нас недооценивают.
Текущий рейтинг: 62/100 (На основе 57 мнений)
