(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Этот дом устал
Этот дом устал. Устал быть ненужным, забытым, разваливающимся. Устал помнить всё то тепло, что он впитал, когда был ещё совсем юным деревянным срубом-пятистенком: крепкие мужские руки обтесали бревна и заделали щели, заботливые женские ручки бережно водрузили иконы в красный угол и поспешно расставили вещи по своим местам, шаловливые детские пальчики стыдливо расковыряли побелку на только что устроенной печи.
Поутру в доме стояла суета: ребенок сонно потирал глаза и лениво запихивал кашу в рот, хозяйка со слегка нахмуренными бровями деловито перечисляла планы на день, отец молча сверкал глазами. Днем дом отдыхал от утренней суматохи, гремели горшки, которые хозяйка сноровисто совала в печь, да мерно поскрипывала балка, на которой качалась люлька с младенцем. Вечером весело шумели половицы, оповещая о приходе сначала сына, за ним и отца. Неторопливо текла жизнь, дом насыщался спокойствием этой семьи и креп.
Сначала пропал отец. Дом так и не понял, почему он ушёл. Он запомнил лишь шелест бумаги, поспешные споры и тихое, обреченное переругивание супругов ночью. Количество свечек перед иконами удвоилось, появился новый образ – юноши с копьем. Понурая хозяйка с непонятно на кого направленной злобой ожесточенно, до мозолей и сорванных ногтей каждый день терла полы. Иногда она пристально смотрела в окно.
Потом пропал сын. Дом запомнил этот жаркий июльский день: внезапно в сенях запахло тиной, кто-то чужой и тяжелый прошел по скрипучим половицам в комнату, мать зарыдала, зачем-то выдвинули стол, некто тяжелый стал ощутимо легче. Мать завозилась, гулко стукнула крышкой сундука об стену, вытащила сухую рубашку. Три дня стоял стол в центре комнаты, горели свечи, приходила толпа, пахло подгоревшей кашей.
В конце не стало хозяйки и младенца. После того дня она как-то осунулась, посерела. Дом помнил, как она целыми днями сидела напротив икон и часами им что-то рассказывала, поднимаясь лишь затем, чтобы покормить и умыть ребенка. Однажды она подошла к свисавшей с потолка колыбельки и долго смотрела наверх. Она взяла подушку и обняла своего малыша, затем отвязала веревку от люльки. Дом почувствовал внезапный рывок. Снова приходила толпа, снова пахло подгоревшей кашей.
Дом заколотили – ставни и дверь были прочно закрыты. Он чувствовал всем своим естеством, как вонзались в стены грозди и как медленно, слишком медленно гнила древесина. Временами в печной трубе играл сквозняк, дразня своими свободой и беззаботностью. Дом жаждал смерти, представлял множество вариантов: пожар, ураган, наводнение. Он все ещё жив.
Текущий рейтинг: 41/100 (На основе 13 мнений)
