(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Шабаш для двоих (Герман Шендеров)
— Мам-мам, у меня жук на тарелке!
Лиза ловко сняла насекомое с кроваво-красной ягоды, показала дочери:
— Это, детка, клопик. Они полезные. Смотри — не раздави, а то мыть ручки. Кушай!
Маша с энтузиазмом занялась тарелкой с малиной, а Лиза перехватила зеленую букашку за спинку и швырнула в большую миску. Клоп попытался вылезти, но скатился по гладкой стенке. Лиза взяла смартфон со стола.
— Да, Юль, извини, дочка… Так, давай, записываю. Значит, моделирующий крем, лифтинговая сыворотка, лосьон для волос. Ты что-то еще хотела, кажется? А, точно. Тампоны. Есть. Все, заходи… — Лиза замолчала на секунду, прикидывая дату. Катнула длинным ногтем несчастного клопа по миске, тот перевернулся на спину, замельтешил лапками в воздухе. — в четверг. Двух дней должно хватить. Что? Да, сегодня и начну.
Положив трубку, Лиза с хрустом вонзила инсулиновый шприц в зеленую спинку клопа, потянула за поршень. По пластику медленно потекла струйка желтоватого ихора. На секунду Лиза прервалась, оглянулась на Машу — не смотрит ли. Но девочка была полностью поглощена происходящим на экране планшета: Даша-путешественница натужно раздумывала, идти ей через лес или через поле.
— Доедай, солнце, и поедем гулять! — поторопила Лиза, направляясь со шприцом в ванную. Там она села на унитаз, приспустила трусики, провела рукой между ног, удовлетворенно кивнула — на пальцах осталась капелька крови. Вынула из себя менструальную чашу и осторожно, чтобы не разлить, погрузила иглу в жидкость, оттянула поршень, наполняя шприц до предела, поболтала им в воздухе, смешивая клоповий ихор и менструальные выделения, после чего вернулась на кухню.
— Ну что, детка, готова? — спросила она, и Маша с готовностью тряхнула золотистыми локонами. — Тогда неси банты и платье, сейчас будем тебя наряжать.
Пока дочь копошилась где-то в недрах квартиры, Лиза сняла с верхней полки кухонного шкафа большую коробку шоколадных конфет, вскрыла упаковку, достала несколько штук и равномерно распределила содержимое шприца по укутанным в блестящую фольгу шарикам.
Выйдя из траченой временем девятиэтажки, Лиза с улыбкой посмотрела на ласковое майское солнце. Природа уже давно очнулась от зимней спячки и теперь активно наверстывала три месяца белизны и холода — зеленые кроны разрастались уютным пологом, густой кустарник безжалостно отвоевывал территорию у изнеженных цветников под окнами первого этажа. На асфальте у подъезда безмятежно, щуря глаза, грелась целая стая кошек.
— Так, малышка, едем на автобусе или на трамвае?
— На трамвае! — радостно пискнула Маша. Ей нравилось, как тот звенит.
В транспорте какой-то неопрятный дедушка с медалью на пиджаке долго улыбался девочке, щеря подточенные гнилью зубы. Перед выходом из трамвая вынул из кармана замызганную карамельку «Полет», протянул Маше.
— Вот, любимая конфета пилотов!
— Спасибо, у меня диабет! — заученной скороговоркой ответила девочка; Лиза за ее спиной одобрительно кивнула. Дедушка, пожав плечами, спрыгнул с подножки и пошел по своим делам.
— Умница! — похвалила Лиза. — Никогда не бери ничего у незнакомцев.
За полчаса Лиза с Машей добрались до тенистого парка за большими железными воротами. Детская площадка в этот погожий день была забита до предела. Степенные мамочки с книжками в мягкой обложке и смартфонами сидели на скамейках, посасывая энергетики и холодный кофе. Воняло «айкосом». На появление Лизы родители отреагировали, как и положено: отцы — протяжными сальными взглядами, их женушки — завистливым раздражением.
Маша, дорвавшись до большой деревянной крепости посреди песочницы, быстро влилась в импровизированную осаду. И банты, и розовое платьице мгновенно покрылись темным слоем песка. Лиза цыкнула, закатила глаза и уселась на одну из скамеек. Приоткрыла томик Папюса, но читать не стала — глаза ее принялись внимательно ощупывать обитателей площадки.
Вон тот толстозадый пацан — точно нет, мамаша-наседка ему пять минут нос высмаркивала. Может, девчонка с неряшливым хвостиком и грязными коленками? Тут же наметанный глаз выхватил молодого папашу, что снимал дочь на телефон. На мгновение внимание Лизы привлек очкарик, задумчиво и одиноко ковырявшийся в песке, но, окинув взглядом мамские скамейки, Лиза быстро выделила зобатую родительницу одиночки. Ну не может же так не повезти? На другую площадку ехать ужасно не хотелось. Маша продолжала оголтело носиться с группкой шестилеток, на которых и глядеть-то никакого смысла не было — у этих, скорее всего, и родители дружат семьями. Одного никак не выдернешь. Неужели придется снова трястись в этой парилке на колесах, чтобы…
Есть!
Неудивительно, что маленького заморыша она заметила не сразу — тот был в стороне от всех, за пределами песочной границы, вне досягаемости солнечных лучей. В тени деревьев он, худенький, со сбитыми коленками, в большой, не по размеру футболке, грязных шортах делал то, что немедленно пресек бы любой родитель… будь тот где-то поблизости. С лицом, полным садистской сосредоточенности, мальчонка с силой тыкал палкой медлительного, явно больного голубя.
— Бинго! — одними лишь губами произнесла Лиза, после чего крикнула уже громко в сторону крепости. — Маша! Подойди сюда, детка!
Девочка кивнула, скатилась по горке прямо в песочную кучу и рванула навстречу матери — только развевались на бегу белокурые локоны.
— Ну ты и грязнуля! Изгваздалась с головы до ног! — Лиза с притворной досадой отряхнула ее, после чего указала на мальчишку с голубем: — Не хочешь поиграть с тем мальчиком? Смотри, наверняка, ему скучно и одиноко, вот он ерундой и мается.
— Не хочу! Он грязный и… странный, — упрямо мотнула головой девочка. Играть с этим замухрышкой Маше явно не хотелось, и Лиза ее прекрасно понимала. — Почему я?
— Потому что иногда нужно выбирать не то, что хочется, а то, что правильно! Ну-ка! Сейчас, подожди. — Лиза зарылась в массивную сумку, достала несколько конфет в яркой фольге, ссыпала в ладошки Маше. — Иди, угости мальчика. Ему будет приятно.
Дочь насупилась, но все же направилась к маленькому садисту. Издалека Лиза наблюдала за всей сценой — как заморыш настороженно отступил от Маши, выставил перед собой палку. На лице его желтел заживающий синяк — такие от падений не остаются. Лиза еще раз себя похвалила за удачный выбор. Вот он с недоверием принимает угощение, нюхает, после чего жадно поглощает весь шоколадный шарик целиком — видимо, в его семье щелкунчику не выжить.
Вот и все. Дело сделано. Маша, расстроенная, пришлепала обратно к матери, набрав полные сандалики песка.
— Он не захотел играть! — сообщила она, насупившись. — А еще произнес плохое слово на букву «х»!
— Ужас! — притворно выпучила глаза Лиза. — Знаешь, пускай, раз он такой бука — сам с этим голубем и играет. А ты иди, вон, на площадку. Конфеты он съел?
— Ага! Все забрал, мне даже ни одной не предложил! — всхлипнула Маша.
— Ну и жадина! А знаешь… Давай-ка я схожу нам за мороженым, а? Поиграешь пока с детьми?
Девочка тут же просияла, мотнула заплетенными в банты локонами и с новыми силами бросилась осаждать крепость. Проводив взглядом Машу, Лиза, наконец обратила свой взор на заморыша. Тот, не отрываясь, глядел на нее. Рот дебильно приоткрыт, на губах вздулся пузырь из слюней. Голубь у его ног не шевелился, похоже, издох окончательно.
Лиза основательно потянулась, чем вызвала бурю негодования в «мамском» лагере, и зацокала каблучками по асфальтовой дорожке. Она шла, не оглядываясь; знала, что заморыш последует за ней.
В каждом парке, сквере и дворе города у нее было свое логово, свое тайное место. Незапертые подвалы, в которые не рискует заходить никто, кроме бомжей и наркоманов; ненадежные заросли густого кустарника, где приходилось действовать быстро. В этом же парке был заброшенный туалет, который все обходили по кривой дуге из-за чудовищной вони, что становилась особенно невыносима жарким летом. Намалеванные красной краской на облупившейся стенке «М» и «Ж» можно было принять за языческие символы, а наполовину сколотый кафель внутри сохранял неестественную, нездешнюю прохладу. Жуткое место покрывали густая тень и обрывки паутины, но Лизе оно напоминало о ее первых майских ночах и будило чувство сладкой истомы внизу живота. Кто знает, может, однажды, она зайдет сюда и услышит этот родной, знакомый стук копыт по битому кафелю…
— Ну, раз ты у нас мальчик, значит, сегодня мы идем в «М», — бросила она через плечо, обернулась.
Заморыш стоял у нее за спиной, восхищенно разглядывая точеную фигурку и струящиеся по спине волосы цвета красного золота.
— Тетя, вы такая красивая! — выдавил он сипло.
— Я знаю, — ухмыльнулась Лиза и приглашающе указала на дверной проем.
Мальчик зашел первым, прошел вглубь, повернулся спиной к стене, с щенячьим восторгом глядя на приближающуюся Лизу. Расстегнув платье, она осторожно сняла и повесила его на крючок в туалетной кабинке. Туда же отправились трусики и лифчик. Шаг за шагом она подступала к замершему в раболепном упоении заморышу.
— Ну что, хочешь, я тебя поцелую? — призывно облизнулась та, пробежалась быстрыми пальчиками по мятой замызганной рубашке, рванула пуговицы в стороны. Ее полные, покрытые блеском с клубничным ароматом губы впились в обветренные губы мальчишки. Пальцы устремились ниже, залезли под резинку шорт. Мальчик часто задышал то ли в агонии, то ли в экстазе. Лиза резко сомкнула челюсти, оторвалась от лица заморыша и принялась усердно жевать. Кровь с подбородка потекла на грудь, на живот, налипая багровой росой на рыжеватом треугольнике лобковых волос. Тело с жадностью впитывало жизненные соки ребенка — поры мгновенно втягивали рубиновые капельки. С усилием крутанув рукой, Лиза извлекла из шорт мальчика нечто похожее на креветку с каким-то мешочком и торчащими из надорванного края жилками. Поднесла к носу, принюхалась:
— Фу! Уже порченый!
Махнула рукой, и креветка с мешочком отправилась в черный зев напольного унитаза. Выдрала поочередно несколько клочьев волос вместе с кожей, сложила в заранее заготовленный пакет с зип-локом.
— Ты все чувствуешь?
Отвечать заморыш не мог: только кивнул, пуская кровавые пузыри изо рта.
— Отлично. Я хочу, чтобы ты чувствовал все, как и тот несчастный голубь. Он тоже не мог убежать, знаешь ли…
Острый ноготь вошел в подреберье, направился ниже, разрезая по пути брюшину и пах. В руки Лизе повалились горячие влажные кишки. Изо рта заморыша раздалось натужное кряхтение; ни на что громче отравленный организм способен не был.
— Терпи! Ты же мужчина! Мужчины терпят! — раздраженно бросила Лиза, вынимая из сумки небольшой покрытый конденсатом контейнер.
— Так, селезенка подойдет, печень тоже ничего, — бормотала она под нос, потроша мальчонку как сельдь, и складывая извлеченные внутренности на лед. — Почки… Раз-два… Сердечко… Э-э-э, мне такое не подойдет. Родители бухали небось?
Мальчик не ответил. Из его слегка скошенных глаз бежали слезы, оставляя дорожки на чумазых щеках.
— Ну-ну, ты чего? Мужчины не плачут! — пристыдила его Лиза и впилась ногтями в веко, после чего вынула сначала один глаз, потом занялась вторым. Сердце вынимать не стала — нечего жадничать, обойдется Юлька без лифтинговой сыворотки. Когда Лиза пяткой заталкивала тщедушное тельце в узкое сортирное очко, мальчонка, скорее всего, был еще жив. Голова сопротивлялась до последнего, пока края слива не треснули и не осыпались осколками в септик.
— Вот теперь я, пожалуй, позволяю тебе умереть.
Через десять минут Лиза появилась на краю детской площадки с двумя рожками в руках.
— Мороженое! — пискнула Маша, бросаясь к матери.
— Фисташковое или клубничное? — спросила та.
Юлька как всегда не успевала вовремя. С опозданием в двадцать минут во дворе появился ядовито-розовый кроссовер БМВ. Даже из окна десятого этажа через зеленый полог ветвей Лиза видела надутые губищи на лице Юльки. Мячики пятого размера задорно подпрыгивали, когда та цокала каблучками по разбитому асфальту.
— Кукла! — фыркнула Лиза, бросила взгляд в зеркало, подмигнула отражению в зеркале трюмо. Через какое-то время раздалась трель звонка.
— Тетя Юля пришла! — Маша побросала кукол, побежала к двери, открыла. Квартира тут же наполнилась удушливым ароматом парфюма.
— Привет, мои хорошие! Извини, заюшка, на ресничках была, 5D себе сделала, смотри какие пушистые! — захлопали кукольные глаза, будто обрамленные туалетными ёршиками. Линзы на этот раз были цвета антифриза.
— Привет, солнышко! — засюсюкала Юлька, наклоняясь к девочке так, что ее силиконовые апгрейды едва не вываливались из декольте; ламинированные и высветленные едва не до белизны волосы спадали на плечи ровными прядями. Выглядела она никак не старше двадцати пяти, но Лиза знала, что за ярким макияжем, автозагаром и бесконечными модификациями скрывалась взрослая уже в общем-то тетка, лет сорока. Юлька сунула в руки девочке большую голубовато-розовую коробку.
— Вот, держи, мусечка! Это замок Эльзы… Ты же смотрела “Frozen”? — последнее слово Юлька произнесла, старательно имитируя американский акцент.
Маша кивнула, принимая коробку, потрясла — судя по звуку, конструктор.
— Спасибо, теть Юль!
— Ну, иди тогда собирай, а мы с твоей мамой пока поболтаем! — Юлька помахала Лизе пакетом из «Азбуки Вкуса». — Лизонька, волшебница моя, иди сюда, обниму! — гостья вытянула руки для объятий, выставив вперед опасно-длинные ногти.
— Лицо мне не исполосуй, — усмехнулась Лиза, обнимая подругу. — Пошли на кухню!
— А я тут вот, лангустинчиков из ресторана принесла и… — Юлька порылась в пакете. — Та-да! Бутылочку «Moet»! Для девчачьих посиделок!
Наконец, дверь на кухню была заперта; Маша занялась конструктором под включенный для настроения мультфильм «Холодное сердце» — на русском, несмотря на Юлькино недовольство. Игристое вино было разлито по бокалам, женщины расположились на барных стульях у стола.
— Дай вилочку. Газики вредно! — попросила Юлька. Размешала шампанское, стуча десертной вилкой по стенкам. — Ну что, за тебя!
Звякнули бокалы.
— Давай, выкладывай, что у тебя там… — нетерпеливо захлопала в ладоши блондинка.
— Так, смотри, вот этот крем, — Лиза подвинула небольшую баночку с жирной красноватой массой внутри, — наноси на лицо после трех часов ночи и обязательно — слышишь — обязательно спиной к зеркалу. И обернуться не вздумай, пока не высохнет.
— Ох и выдумщица ты, Ленка! Каждый раз что-то новое... — хихикнула подруга, но все же принялась тыкать ногтем в экран смартфона, записывая способ применения.
— Дальше. — На столе появился флакон с густой мутной жижей. — Вот это наносишь на волосы как голову помоешь — тем гребнем, что я тебе подарила, и только им.
— Фу, он пожелтел и воняет!
— Ну тогда ходи дальше наращивай!
— Ладно-ладно, все, не дуйся… Буду пользоваться твоим. Тампончики ты еще…
— Вот, держи. — Лиза протянула пакет с зиплоком. Внутри лежали какие-то волосяные скрутки. — Смотри, дольше суток не носи, а то врастут.
— Ой, приколистка! Представляешь, всех гинекологов обошла, а они только руками разводят. Говорят, нужно в Европу ложиться на обследование, а у котика сейчас, сама знаешь, в министерстве так гайки крутят — не вздохнуть.
— Не знаю. Но теперь должно получиться.
— Ой, дай-то Бог, — перекрестилась Юлька. Хозяйка поморщилась. — Котик так хочет лялечку… Да, Лизок, а сыворотка?
— Прости, подруга, с ингредиентами не получилось — порченое все.
— Ну Ли-и-из, ты скажи, что надо, я тебе привезу — все натуральное, ты сама сделаешь.
— Нет уж! — твердо покачала головой Лиза. — У меня свои поставщики.
— Ты хоть скажи, чего не хватает-то? Ну вдруг у меня или у котика кто есть знакомый…
— Секрет фирмы! — отрезала хозяйка.
— Темнишь, Лизка, темнишь… — Подозрительно прищурилась Юлька, пряча глаза за туалетными ершиками нарощенных ресниц. — А и черт с тобой! Заслужила!
На стол шлепнулась толстая пачка оранжевых купюр, следом еще одна.
— Тут лишнее. С сывороткой-то не вышло. — Лиза отсчитала половину от одной из стопок, протянула обратно Юльке; та царственно махнула рукой.
— Ничего лишнего, забирай. Если б ты, Лизка, тогда мне не подвернулась, до сих пор бы у котика в секретаршах ходила.
Хозяйка пожала плечами, забрала деньги. С деловых вопросов женщины переключились на шампанское и лангустины.
— Удивляюсь я тебе, Лизка! — мотала головой блондинка; огромные груди тряслись в такт движениям подбородка. — Ты б с такими доходами давно уже могла переехать к нам, в поселок — там как раз новые коттеджи строить начали. А вместо этого сидишь в этой сраной девятиэтажке с тараканами и клопами…
— Это десятиэтажка, — парировала хозяйка.
— Ох, не знаю… А то ведь нашла бы себе какого-нибудь папика посолидней — ты вон, девка видная, такую и с прицепом возьмут — и жила бы себе, горя не знала.
— А я и не знаю, — улыбнулась Лиза.
— Кстати… Я тут тебя одному человечку порекомендовала. Серьезный очень, при таких делах…
— Юля! — раздалось с нажимом. — Я тебя, кажется, предупреждала, что клиентов я ищу сама, и благодетельствовать для меня не надо.
— Да погоди ты! Проверенный человечек, хороший, котика начальник. Он, понимаешь, молодуху себе завел, а сам… Ну не справляется уже. Пожаловался как-то спьяну в бане, а котик ему и говорит — есть, мол, у него знакомая…
— То есть, котик обо мне тоже в курсе? — зеленые глазищи вспыхнули, с потолка на подоконник упал клоп, за ним еще один.
— Слушай, я же не могу ему сказать, что триста тысяч в месяц на тампоны трачу! — обиженно пропищала Юлька. — Рассказала ему… Ну так, без подробностей.
— Без подробностей, значит… — яростно повторила Лиза, а подруга, ничего не замечая, продолжила щебетать.
— Ну вот, котик ему и сказал, мол, есть у него человечек — ты то есть — который с этим вопросом помочь может, если что. Тот говорит, любые деньги…
— Два миллиона.
— Чего? — ахнула Юлька.
— Рублей, — сжалилась Лизка. Сморщилась, пожевала губами, будто на язык попало что-то невкусное. — Наличкой, конечно же. Два ляма — звучит как справедливая сумма, чтобы вновь поднять его вялую сардельку. Пусть позвонит в понедельник. Думаю, все будет готово. И адрес не говори — сама все привезу. Расставались подруги на позитивной ноте, долго обнимались у порога — две бутылки “Moet” сделали свое дело.
— Ну все, Лизонька, заинька, как же ты меня выручаешь! Машеньку от меня обними…
— И ты, Юлечка, береги себя. Давайте уже, заделайте Машке подружку.
— Ой, Лизок, если все получится — крестной будешь!
Лиза брезгливо повела плечом. Хлопнула себя по лбу, куда-то убежала, вернулась с невзрачным тюбиком.
— Вот! Держи! Это тебе вместо сыворотки… Компенсация.
— Ой, спасибо! А куда…
— А это, — Лиза перешла на интимный полушепот, — перед этим самым… Немного на лобок, на клитор и внутрь… котика твоего удар хватит!
— Не дай Бог! — расхохоталась подруга, спрятала тюбик в сумку, чмокнула подругу в застывшую улыбку. — Ну все, Лизок, не хворай!
— И не думала…
Уже когда из подъезда раздался стук каблуков по лестнице, Лиза прошипела, глядя в дверной глазок:
— Чтоб ты, дрянь болтливая, только мертвых рожала…
По внешней стороне глазка прополз крупный салатово-зеленый клоп.
Лиза помешивала матча-латте, украдкой поглядывая через перила вниз, в лобби отеля. Александр должен был появиться с минуты на минуту, и Лизе хотелось рассмотреть объект, убедиться, что тот соответствует своим фотографиям в профиле — работа тоже должна приносить удовольствие.
До этого Лиза провела добрые полтора часа в Тиндере, подбирая «донора материалов», как она их сама называла. Стоило ей выставить наскоро сделанное перед зеркалом в ванной селфи, как лайки посыпались горой. Писали, впрочем, либо разнообразные перверты, предлагавшие на себя испражниться или оттоптать яйца каблуком, либо плохо говорящие по-русски гастарбайтеры, умолявшие «показат попа, писки». Дальше последовал косяк каких-то одинаковых мужиков, выставлявших напоказ прессы и бицепсы, атрибуты богатой жизни; даже лица у них были будто под копирку. У двоих совпал шрам на лбу.
— Клоны чертовы!
Общались они тоже однообразно. «Оригинальное» приветствие, попытка в дедукцию по фото, хвастовство, демонстрация интереса, предложение встречи. В итоге Лиза выбрала наименее испорченного и самовлюбленного — на фото тот позировал в камуфляже на фоне леса, утверждал, что увлекается охотой и рыбалкой, а встретиться предложил в неуместно-фешенебельном для маленького южного городка отеле.
Лиза надела кружевной комплект от Versace, фривольное платьице — чтобы сразу продемонстрировать намерения. На шею надела кулон в виде изящного фиала. Тот выполнял, скорее, практическую функцию — быстро сплюнуть материал в маленькую мензурку на шее гораздо удобней, чем, хватая по дороге клатч, бежать стремглав в ванную и раскорячиваться над унитазом. Вдобавок, большинство мужчин откровенно боялись кончать внутрь.
Наконец, стеклянные двери в лобби разошлись в стороны, и на ковер ступил красавчик с фото. В «оффлайне» он оказался еще интереснее — аккуратная бородка, безупречная стрижка, приталенный пиджак на белую рубашку с расстегнутым воротом, точеные скулы, внимательные голубые глаза. Быстрым движением красавчик огляделся, стянул с пальца какое-то колечко, спрятал в карман.
«Женатик, значит. Ну, тогда поделом тебе…»
Впрочем, Лиза никогда не считала себя поборницей морали. На секунду она даже подумала, что можно рискнуть и начать с «классики», тем более, что весь вечер был впереди. Маша — послушная девочка, сама ляжет вовремя, так что можно совместить приятное с полезным. Помахав Александру со второго этажа, Лиза жестом пригласила его подняться.
Тот не стал сыпать банальностями про «какая ты красивая», цветов тоже приносить не стал — знал, что шел не на свидание. Уверенно присел напротив, заказал венецианское каберне — не стал выделываться какой-нибудь «Вдовой Клико». Вино оказалось на редкость питким и необычным на вкус — с легким ароматом цветов и текстурой подтаявшего льда. Александр погонял напиток по бокалу, сделал глоток, улыбнулся своими идеально-белыми ровными зубами — наверняка, металлокерамика — спросил:
— И чем же ты занимаешься, Лиза?
— Я… произвожу крафтовую косметику. Омолаживающие маски, крема.
— Для женщин?
— В основном. Еще плету авторские украшения — браслеты, кулончики…
— А этот — тоже самодельный? — Александр указал на фиал, угнездившийся в декольте Лизиного платья.
— Да. Кристалл кварца и платина.
— Цепочка из серебра?
— Нет, платина. На серебро у меня аллергия. А вы, Александр? — на секунду Лиза и правда почувствовала толику любопытства к этому человечку. Галантный, самоуверенный, с сильным густым голосом… Отчасти ей было даже жалко его — когда все закончится, бедняга удалит Тиндер, а вместо охоты и рыбалки зачастит по сексологам.
— Ну, я, в основном, занимаюсь охотничьим снаряжением. Превратил, так сказать, работу в хобби. Блесна, сети, капканы...
— Работа настоящего мужчины, — одобрительно кивнула Лиза.
В таком ключе они проболтали добрые полтора часа. Заказали легкий ужин — каннеллони с трюфелями и салат «Цезарь» с креветками. Лиза старательно и слегка истерично смеялась, наваливалась грудью на стол, постоянно поправляла волосы — знала, что именно такие сигналы учат считывать в мужских журналах и на пикаперских форумах. То и дело трогала ножкой его колено под столом, задевала руку — все якобы случайно. Беседа с ним текла столь естественно, что Лиза давно уже не ощущала такой легкости и комфорта. Александр предугадывал ее мысли, не забывал ухаживать, подливая вино, рассказывал смешные истории из жизни, нравился ей настолько отчетливо, что Лиза на секунду даже испугалась самой себя — неужели она всерьез флиртовала с этим самоуверенным хлыщом? Даже смутно знакомый шрамик на лбу придавал ему брутальности. К счастью, воспоминание о спрятанном в карман пиджака кольце отрезвляло на нее не хуже ведра холодной воды — она здесь по делу. Пускай даже и очень приятному.
В трусики он залез ей уже в лифте по пути в номер. Донор оказался столь самоуверен, что заказал комнату заранее. Его бородка щекотала Лизе шею, Александр издавал звуки, похожие на конское всхрапывание. Пожилая горничная, встретив их, страстно целующихся в коридоре, лишь покачала головой. Пиликнул замок двери, они ввалились внутрь. Свет включать не стали.
— Помоги мне снять платье!
Клатч приземлился рядом с тумбочкой, платье — на ковролин.
— Хочу тебя… — шептал он ей жарко в ухо. Опрокинул на кровать «кинг-сайз», осыпал грудь поцелуями, двигаясь ниже. Лиза выверенно стонала, раззадоривая Александра. Тот вел кончиком языка по животу, щекотнул бородой лобок, оторвался, встал во весь рост, глядя на Лизу.
— Ты чего, милый? — промурлыкала она.
А «милый» зачем-то залез в карман пиджака и принялся надевать снятое в лобби кольцо на палец. Только палец был не безымянным, а средним, а вместо обручального он надевал печатку.
— Что… — Лиза лишь слегка приподнялась, и мощный удар в лоб тут же опрокинул ее на спину, лопнул кровавым сгустком в мозгу, выплеснулся на лицо. Она еще не успела прийти в себя, а с потолка уже раздался лязг, и на нее упала тяжеленная металлическая сеть. Спустя секунду, когда кожу по всему телу начало жечь, точно раскаленной кочергой, Лиза поняла — путы сделаны из чистого серебра. Включенный свет ослепил ее, а когда зрение вернулось, перед ней стоял Александр. Убедившись, что та его видит, он демонстративно достал из-под рубашки крупный серебряный крест.
— Что… На помощь! Помогите! На помощь!
— Не ори. У них низкая загрузка, мы одни на этаже, — невозмутимо ответил «донор», после чего обратился куда-то под воротник пиджака: — Казанова на связи. Объект зафиксирован. Повторяю — объект зафиксирован.
— Пожалуйста, не надо! Отпустите меня, я сделаю, что угодно, мне больно, нечем дышать… — забилась Лиза, неспособная поднять сеть самостоятельно — слишком тяжелая. Впрочем, попытки освободиться она быстро прекратила, разглядев, наконец, сквозь слезы изображение, выбитое на печатке. Святой Доминик воздевал правую руку к небу, левой прижимая к себе книгу. По канту красовалась надпись: «Maleficos non patieris vivere». «Ворожеи не оставляй в живых», — вспомнила Лиза. Она тут же перестала плакать, заворочалась, ища более-менее удобную позу — так, чтобы цепи меньше жгли кожу, — сверкнула зелеными глазищами, усмехнулась:
— Значит, доминиканец… Ну что, справился с беззащитной женщиной?
— Какая ты к черту женщина? Всем женским ты расплатилась за возможность творить свои еретические фокусы.
— Ну, допустим, не всем…
Лиза прикусила губы, приспустила трусики, демонстрируя гладко выбритый лобок и вертикальную улыбку ниже. Только конченый импотент — которым и должен был стать донор — мог противостоять такому зрелищу. Преодолевая сопротивление сети, она развела ноги, раздвинула губы, демонстрируя влажное лоно, в которое канул не один десяток мужских душ и сердец. Пульсирующая бездна будто бы глядела в ответ на Александра. Тот, завороженный зрелищем, сглотнул, едва не сделал шаг вперед. Застыл, произнес одними губами что-то похожее на молитву.
— Ну же, милый… У нас ведь были иные планы на вечер! Разве не хочешь узнать, какова я внутри?
— Захочу — узнаю, — отрезал тот, помотав головой, и вынул из-за пояса огромный охотничий нож. — Вскрою и посмотрю. Так что не дергайся. Толку тебя трахать — ты ж даже залететь не можешь.
— Ну, ведь, можно и просто для удовольствия… — не теряя надежды, Лиза провела язычком по губам. Тот раздвоился и теперь выписывал замысловатые фигуры. — Ты даже не представляешь, что я им вытворяю…
— И правда. Чуть не забыл! — хлопнул себя по лбу охотник, достал из-под кровати спортивную сумку, загремел какими-то железяками. Когда Лиза увидела, что он извлек, в ее груди все сжалось. — Тебе ведь это хорошо знакомо, не правда ли?
Лиза попыталась откатиться как можно дальше по матрасу, но Александр прижал ногой сеть, защелкал угрожающим устройством, похожим на небольшую дубинку, которая раскрывалась и закрывалась, подобно зонтику.
— Висит груша — нельзя скушать, да? А мы все-таки попробуем!
Зафиксировав голову, охотник с силой вколотил Лизе пыточную грушу в рот. Сжатые зубы не помогли — провалились в глотку, хрустнув под напором металла.
— Не дергайся. Чем раньше я закончу, тем раньше это закончится для тебя…
Александр принялся крутить винт, и жуткие лепестки груши впились в небо и в язык, принявшись растягивать рот Лизы во все стороны. Бедная девушка мычала, пока челюсть выходила из сустава, а уголки рта надрывались до самых щек. Кровь смешивалась со слезами, стекала на волосы, заливалась в уши. Наконец, когда винт прокрутился несколько раз, Александр удовлетворенно кивнул и отошел, любуясь плодами своим трудов. Подбородком Лиза почти касалась солнечного сплетения, а затылок ее был задран назад.
— Вот так потише будет. Теперь давай-ка займемся маникюром…
Жестом фокусника охотник извлек из сумки огромные плоскогубцы. Ногти он вытягивал долго, мучительно, с наслаждением, то и дело надламывал посередине, хватался и вытягивал снова.
— Во-о-от она, сила-то вся твоя, во-о-от она! — удовлетворенно кряхтел он, демонстрируя Лизе очередной выдернутый с мясом ноготь. — Хер тебе, а не ворожба твоя! Во-о-от тебе, за каждую душу сгубленную… Попытка побрить Лизу успехом не увенчалась — машинка успела лишь оставить глубокую залысину, жалобно зажужжала и застряла в густых рыжих волосах — ни туда, ни обратно.
— Так сойдет! Ну и последний штрих…
Лиза отчаянно замычала, когда увидела, что именно Александр держит в руке. Глубокая ложка для мороженого сама по себе не слишком устрашала. Пугало то, что мороженого нигде поблизости видно не было.
— Во-о-от так! И еще разок та-а-ак! — и видеть Лиза перестала; остался только слух. Она с исступленным сосредоточением слушала, как палач складывает инструменты обратно в сумку, как чем-то шуршит, всхохатывает и радостно докладывает:
— Казанова на связи. Объект зафиксирован, ногти, зубы и глаза удалены, с волосами… вышла заминка. Поднимайтесь, можно вывозить… Слышь, Серега, ты мне бутылку «Мендозы» должен! Слушай — Баторова Елизавета, тысяча девятьсот девяносто седьмого года рождения. Я ж говорил, не меняла она имя! Только срок годности перебивает. Тшеславная она дохера… А это что за… Ай! Сука!
По комнате раздалось хлопанье и стрекот бесчисленных крылышек, Лиза слышала как неловко и беспорядочно Александр топочет по комнате, пытаясь отбиться от содержимого ее клатча. Воздух мгновенно наполнился затхлой вонью гнилого дерева и плесени — запахом раздавленных клопов. Это был ее шанс. Маленькие друзья будут залезать в рот, нос и глаза, кусаться, царапаться и душить отвратительной вонью, но клопики все еще слишком безобидные, слишком беспомощные… Оставалось надеяться только на себя.
Лиза почти физически почувствовала как волосы мгновенно поседели, отрастая в длинные острые лески. Она вслепую хлестнула по комнате — в одну сторону, в другую. Раздался полный боли визг, что-то большое и тяжелое рухнуло на пол — пора. Зарычав от натуги, прожигая себе ладони до самых костей, Лиза все же откинула верхнюю часть сети, будто самое тяжелое в мире одеяло, поползла наружу, чувствуя как серебро буквально сдирает с нее кожу, тут же опаляя ссадины.
Ощутив наконец ногами ковролин, она бросилась вслепую к выходу. Едва не напоролась на угол, но сориентировалась по дверному косяку. За спиной ревело паническое:
— Уходит! Эта сука уходит!
Выбежав в коридор, она растерянно повела носом. Отовсюду пахло одинаково — шампунем для ковролина, освежителем воздуха, немного — канализацией и зверски воняло клопами из-за спины. Спас ее мягкий «динь» прибывшего на этаж лифта.
«Лишь бы не друзья этого христанутого», — заметалась по стенкам черепа тревожная мысль.
— Господи, милочка, что с вами? — ахнул кто-то из лифта, и Лиза рванулась на голос. Этот кто-то взвизгнул — видать, не ожидал такой прыти от изуродованной девушки. Щелкнула кнопка, послышался скрип закрывающихся створок. Лизе пришлось прибавить шагу, чтобы заскочить в двери лифта. Пассажир уже визжал, и было не определить по голосу, мужчина это или женщина. Впрочем, это для Лизы значения не имело — глаза у всех одинаковые. Вцепившись ладонями в лицо неизвестного, она надавила лишенными ногтей большими пальцами на верхние веки, повела их вглубь, пока скользкие шарики не оказались у нее в руках. Там, на полу кто-то жалобно выл, но чужое горе сейчас мало интересовало Лизу — самой бы спастись. Поочередно вставив глаза, она взглянула на себя в зеркало лифта. Да уж, красавица! Непривычно-карие глаза ей не шли. Как не шли и взлохмаченная седая шевелюра и вмятина на левом глазу — вот ведь криворучка — и полностью раскрытая пыточная груша, растянувшая ей рот до нечеловеческих размеров. На месте ногтей остались окровавленные ямки.
Взглянув на пол, она увидела скрюченную пожилую горничную. В истерическом припадке та прижимала к груди пачку туалетной бумаги и беззвучно рыдала кровавыми слезами из осиротевших глазниц. Пока лифт шел вниз, Лиза изучала в зеркале повреждения — передние зубы сколоты, отчего каждый вдох отдавался ноющей болью; ногти выдраны, челюсть сломана. К счастью, глаза — пусть и чужие — снова были при ней.
Выбегая из лобби, Лиза едва успела посмотреть по сторонам — не караулят ли на выходе. Кажется, чисто. Видеть мешало пятно от вмятины на глазу и кровь, текущая из-под век. Выскочив с крыльца сразу на дорогу, она тут же получила удар бампером в бедро, перекатилась, врезалась в лобовое стекло и встретилась взглядом с водителем — тот конвульсивно цеплялся за руль, с ужасом разглядывая то ли истерзанную Лизу, то ли окровавленную вмятину на капоте.
Девушка сползла с капота, дохромала до пассажирской двери — кажется, вывихнуто бедро. Боль захватила тело Лизы безраздельно, не оставляя возможности понять, где начинается одна травма и заканчивается другая.
Лиза рванула ручку двери на себя, чиркнув изуродованными пальцами по металлу; кажется, с одной из фаланг кожа была содрана начисто до кости. Угнездилась в сиденье, вынула из уха сережку — та была похожа на тонкую закрученную по спирали иглу — и с размаху вонзила ее под скошенный затылок шокированного водителя. Тот сразу как-то обмяк, успокоился; лицо приобрело выражение блаженной безмятежности. Лиза прильнула к его уху, пачкая кровью одежду, и произнесла одной лишь гортанью:
— Гони!
Погони за ними, кажется, не было, но, тем не менее, Лиза всю дорогу сидела как на иголках. Ее явно выследили — сомнений нет. Вопрос лишь в том, знают ли охотники, где находится ее логово. Впрочем, рисковать не хотелось. Лучше бросить все, сменить личность и осесть на новом месте. Новоселье явно лучше, чем костер или каменный мешок, в котором она опять просидит добрую пару столетий, пока движения тектонических плит вновь не разрушат стены ее темницы.
Адрес к счастью, удалось вбить в навигатор, закрепленный на панели, иначе Лизе пришлось бы изрядно помучиться, диктуя «Дзержинского девятнадать». Петляя по узким улочкам, игнорируя сигналы светофора и, едва не задавив кошку, они, наконец, оказались в уютном дворике, скрытым зеленым пологом ветвей. На площадке рядом все еще играли дети — дни становились все длиннее, темнело поздно. «Я бы тебя поблагодарила, но… — попыталась произнести Лиза, выдав что-то нечленораздельное. Водитель безразлично и благостно пялился перед собой, руки его так и остались на руле. — …но обстоятельства сложились не в твою пользу».
Схватив голову водителя за уши — тот был выбрит налысо, иначе бы Лиза, конечно, предпочла волосы — она принялась колотить беднягу об рулевую колонку головой. Он не сопротивлялся, лишь жалобно всхрюкивал при каждом ударе. Убедившись, что лицо бедняги превращено в кровавую кашу, Лиза попыталась выдернуть у него передний зуб, но не преуспела — тот сидел крепко. Она оглянулась в поисках чего-то подходящего, чтобы расшатать резец, и обнаружила большой профессиональный ящик для инструментов на заднем сидении.
— Ынго! — произнесла Лиза распяленным ртом, вынимая гвоздодер.
Зубы ей не очень подошли — торчали из-под израненных губ, придавая сходство с лошадью. С ногтями и вовсе вышло сплошное расстройство — хозяин машины стриг их настолько коротко, что даже залезть плоскогубцами под ногтевые пластины едва получалось. Остановилась на двух — указательном и безымянном, остальные неаккуратные обломки сжала в кулаке, на всякий случай. Этого все еще было недостаточно — Лиза чувствовала, как тело противится протезам, ноет и жалуется на страшное надругательство.
— Нет, я не хочу ее крестить! Мама, ну что за средневековье, в самом деле? Вырастет и сама решит, во что ей верить! — раздалось совсем рядом, за кустами. Тихонько открыв дверь, Лиза вышла из машины, подобралась поближе. — Ну и что, что бабушка? Это моя дочь, в конце концов, или нет?
Полноватая блондинка стояла к Лизе спиной, одной рукой прижимая к уху телефон, а другой монотонно покачивая детскую коляску. Там, в компании погремушек и плюшевого мишки — какая банальность — спал младенец. Он смешно дергал маленькими ножками в пинетках и активно гонял по рту соску — похоже, ему что-то снилось.
— Не смотри! — еле слышно шепнула ведьма. Отдалась болью левая почка.
Осторожно, стараясь не разбудить ребенка, Лиза приподняла его из коляски, прижала к груди; немного покачала, успокаивая. Дети в ее нежных руках всегда вели себя как заговоренные — не кричали и не плакали, покорно принимая свою судьбу. Одним движением Лиза стянула чепчик, обнажая лысую детскую головку, по центру которой мягко пульсировал родничок. Прижавшись к нему губами, Лиза с силой втянула кожу младенца в рот — главное, чтобы и пискнуть не успел. Родничок лопнул, и соленая густая жидкость полилась в Лизкин пищевод, наполняя тело приятным теплом исцеления. Мало-помалу раны в уголках рта затягивались; обрастали новой розовой кожей ожоги. В определенный момент Лиза спохватилась, с хрустом вправила челюсть — если так заживет, придется ломать по-новой.
Наконец, когда череп младенца опустел, Лиза быстро огляделась — мамашка будто бы нарочно смотрела в противоположную от коляски сторону, все еще занятая разговором по телефону; у крыльца никого. Бросив выеденного ребенка обратно в коляску, Лиза пулей метнулась к своему крыльцу. На автомате набрала нужное сочетание кнопок на кодовом замке, тот запищал. Вбежав в подъезд, зашлепала босыми ногами по ступеням; наступила на разбитую бутылку, но даже не остановилась, когда та лопнула под пяткой.
Оказавшись у своей двери — массивной, железной — забарабанила:
— Машенька, дочка, открой! Скорее! Маша!
Когда по ту сторону двери раздались шаги, Лиза прижалась к стенке, выдернула из уха вторую сережку, приготовилась, если что, нанести удар… Белокурая головка высунулась из дверного проема, круглые голубые глазища удивленно осматривали Лизу.
— Мам, ты чего? Почему ты голая…
— Нет времени, детка! — Лиза затащила дочку в квартиру, заперла за собой дверь. — Нам нужно собираться, и поскорее!
— Что случилось? — маленькие губы задрожали; девочка была явно напугана.
— Нас… нашли нехорошие люди, — уклончиво ответила Лиза. — Знаешь, иди пока, собери свои любимые игрушки, ну и там, все что хочешь. Возьми под раковиной мусорный мешок.
— Мам, ты как Эльза!
— Чего? Почему?
— Ну, волосы белые…
Лиза не удержалась, расплылась в улыбке.
— Все, беги собираться, детка.
Маша кивнула и побежала в комнату. Лиза же рванула в гостиную, приложившись по дороге затылком о низкую притолоку. Там, за большой настенной картиной, изображавшей полуразрушенный замок где-то в Восточной Европе, оказался сейф.
«Хорошо, что он открывается не сканированием сетчатки», — усмехнулась Лиза, набирая код. Дверца с щелчком отворилась, и на пол посыпались пачки денег, цепочки, колечки и прочая ювелирка. Лиза уже было принялась сгребать в кучу свое добро, но хлопнула себя по лбу: «Дура! А во что ты это будешь складывать?»
Уже собираясь на кухню за мусорным мешком, она вдруг застыла, повернулась к окну — тревожно шумели деревья; где-то истерично мявкнула кошка. Зашуршали по асфальту шины. «Приехали», — поняла Лиза. Действительно, там у подъезда происходила какая-то суета. Из черного внедорожника вылезли трое — все в сером камуфляже. Один был ей уже знаком — его безупречное личико портила россыпь крупных волдырей. Лиза была готова поклясться, что даже отсюда чувствует запах раздавленных клопов.
— Маша, детка, закройся у себя в комнате, и не выходи, что бы ни услышала! — крикнула Лиза.
После она одним движением сорвала длинную полоску обоев, а вместе с ней на ставший вдруг бетонным пол осыпались и остальные обои, осели пылью шкафы, кровать развалилась на ржавые обломки. Теперь все вокруг все покрывали кирпич, бетон и налет голубиного помета. Квартира Лизы превратилась в лабиринт технического этажа с приземистыми пилонами, скошенным потолком и свисающими тут и там полотнами ткани, исписанной серыми знаками. Совершенно неуместно смотрелась плазменная панель на рыжей поверхности трухлявого кирпича. Прах и саваны покойника могли создать видимость хоть дворца халифа, но обычная квартира вызывала меньше вопросов у клиентов. Оборванный клочок ткани так и остался у Лизы в руке. Повязав его вокруг пальца, она приготовилась защищать свой дом.
Из подъезда послышались приглушенные металлом голоса — дверь на технический этаж Лиза заменила сразу, как въехала, на двойную из цельных листов стали. Впрочем, если эти ребята знают свое дело, то вся нахваленная продавцом-консультантом надежность даст ей в лучшем случае минуты две форы.
— А мож мы ей сразу красного петуха пустим? — предложил кто-то по ту сторону. — Жильцов выведем, потом как-нибудь…
— Нельзя. Ее регулярно видели с одним и тем же ребенком, личность, правда, не установлена.
— По пропавшим пробивали?
— Да. Не нашли. Короче, входим осторожно, во все стороны не палим — сука может держать заложников. От всякой органической дряни держимся подальше. Тело ведьмы — алхимическая лаборатория. Защищаем глаза. И респираторы наденьте.
Во внешнем замке что-то заворочалось, послышалось механическое жужжание, запахло жженой металлической стружкой.
«Войдут», — пришло простое понимание. Лиза сдернула с себя окровавленные остатки белья — в своем первозданном виде, в том, в котором отдавалась Хозяину Земному, она чувствовала себя увереннее, свободнее, чище. В руке она сжала остатки вырванных у мертвого водителя седана ногтей. Мусор, конечно, но в отчаянных обстоятельствах…
Проглотив с пяток тонких желтоватых пластин и едва не подавившись, Лиза согнулась над полом, засунула два пальца в рот, надавила на корень языка. На пол полилась отвратительная смесь из белого вина и заказанных на закуску каннеллони. В неоднородной массе плавали ногти. Пока ее выворачивало наизнанку, Лиза чувствовала, как что-то большее, куда более важное покидает ее, остается на полу. Выпрямлялась она уже с явной болью в позвоночнике. Но дел еще было невпроворот.
От двери продолжал исходить какой-то гвалт и жужжание сверла. На секунду Лиза малодушно подумала — не сигануть ли в окошко? Тут же одернула себя — нашли один раз, найдут и второй. В коридоре Лиза надкусила запястье и провела по бетонной стене длинную кровавую полосу; на конце сделала завиток. Рука немедленно сморщилась; вены взбухли и посинели.
— Мам, кто эти люди? — плаксиво спросила Маша, скрытая за укутанным саваном пристенком.
— Все хорошо, детка! — отозвалась Лиза, чувствуя, как ее голос грубеет и хрипнет, пока она один за другим выдергивает волоски и плетет из них узелки. Упав на пол, узелки разбегались юркими клопами-альбиносами. — Знаешь, а включи ту песню, которая тебе нравится! Я тоже хочу послушать.
На самом деле, Лиза уже терпеть не могла завывания Эльзы, но будет лучше, если Маша ничего не услышит.
— Отпусти и забудь! Что прошло – уж не вернуть! Отпусти и забудь! Новый день укажет путь!
«Понеслась!» — ухмыльнулась Лиза, повязывая ленту савана обратно на стену. Вновь все преобразилось; технический этаж превратился в современную, обставленную в стиле «берлинского ретро» квартиру. Где-то под ламинатом спряталась лужа блевотины, а под обоями — выведенная кровью линия. Теперь, когда ловушки были расставлены, Лиза машинально взглянула в зеркало — носогубная морщина углубилась, в уголках глаз затаились мерзкие «гусиные лапки» — и сама шагнула за грань иллюзии.
С лязгом открылась внутренняя дверь квартиры. Замок был грубо высверлен по центру; на ламинат осторожно шагнула нога в окованном серебряными набойками сапоге.
— Заходим аккуратно! — раздалось из подъезда. — Это ведьмовское логово, здесь все может быть ловушкой.
— Да ладно, какой ловушкой? — возразил знакомый голос. — Она еле ходит, зубы я повыдергал, ногти тоже! Что она нас, насмерть залижет?
— Но от тебя-то она как-то ушла! — осадил его третий.
— Вот, знаешь…
— Тихо! Слышите?
— Отпусти-и-и и забудь! — призывала Эльза из детской.
— Казанова, ты иди на кухню, Семен — проверь звук, я углубляюсь в квартиру.
— Принято.
Сквозь щелочку в обоях Лиза видела как трое мужчин — теперь уже в защите с какими-то диковинными винтовками — пробираются через ее квартиру. До любого из них можно было дотянуться рукой, но пока слишком рано. Нужно подпустить поближе.
— У меня все чисто! — отрапортовал с кухни Александр.
— Захожу в… — хотел было отрапортовать неизвестный с винтовкой, но… по пояс провалился под ламинат; тот вспучился, впился острыми краями в бока, фиксируя незваного гостя. Бедняга по-заячьи завыл. Послышался топот его соратников.
«Сейчас!» — пронеслось в голове. Лиза вновь оторвала кусок обоев, сдирая иллюзию с технического этажа и вновь преображая уютную квартирку в пыльный загаженный голубями лабиринт.
— Твою мать, где я? — визжал откуда-то издалека Казанова, а Лиза уже шлепала голыми пятками по потолку, уворачиваясь от летящих по кривой дуге гвоздей — вынужденный стрелять себе за спину, незваный гость не мог как следует прицелиться. Схватив его за голову, Лиза оттянула ее назад и лизнула прямо в раскрытый в немом ужасе глаз. Тот пропал, глазница заросла, а на ее месте оказалась гладкая кожа. Лиза повторила свой маневр, и с лица несчастного исчезли нос и губы. Кожа на их месте панически вздувалась, точно надетый на лицо пакет. Нырнув обратно за обои, Лиза оставила «доминиканца» задыхаться по пояс в ламинате. Наконец, соратник Казановы — тот, что, постарше — добрался до своего товарища, принялся увещевать.
— Семка, ты чего? Ах ты сука… Семка, слышь! Да не вертись, я взрежу! Не вертись, кому говорю… Линия крови вырвалась из-под обоев, стегнула старшего по ногам, опрокинув навзничь. Этот охотник был явно опытнее своих соратников — не растерявшись, он тут же перевернулся на спину и принялся палить гвоздями вокруг себя. Один вошел четко между костяшек в ладонь Лизе. Та, рыкнув, выдернула руку, орошая кровью все вокруг, и тем самым выдала свое местонахождение — выпала из-за иллюзорной стены.
— Вот ты где, мразь!
Стая клопов — белых как лунь — нахлынула из ниоткуда, облепила лицо «доминиканцу». Тот завертелся на месте, смахивая насекомых. Хлестнула прядь острых и тонких как леска волос, вышибая винтовку из рук. Взревев, Лиза бросилась на охотника. Тот не растерялся, рубанул наугад цельнометаллическим нестерпимо блестящим топором, отхватил ведьме руку, вскочил на ноги и пошел вперед, наступая на Лизку. Ретируясь, она дернула кусок обоев и шагнула за стену саванов, после чего приладила его на место; получилось неровно. Теперь квартира стала похожа на заготовку самой себя, выстроенную прямо посреди чердака — с дырявыми стенами, пилонами и дверями, ведущими в пустоту.
Нужно было отступать. Лиза побежала на четвереньках прочь, под массивную вентиляционную конструкцию, чувствуя как по ляжкам бежит горячая моча. Суставы не слушались, кости ныли, кожа сохла, стягивая лицо. Из отрубленной руки кровь хлестала на пол, оставляя тягучий влажный след и смешиваясь с мочой.
— Дрянь! — выругался охотник, когда его подошвы зашипели и запузырились, соприкоснувшись с едкой жижей.
— Ничего! Скоро у тебя закончатся и ногти, и волосы, а ты превратишься в беспомощную каргу! Бежать некуда!
Казанова, отрезанный от схватки беспорядочным переплетением иллюзорных стен, метался по кухне и выкрикивал проклятия; на фоне завывала Эльза:
— Отпусти и забудь! Этот мир из твоих грёз! Отпусти и забудь! И не будет больше слёз! Здесь мой дом! Мой снежный удел! Пусть бушует шторм!
«Пусть бушует шторм!» — согласилась Лиза, прячась за очередным пилоном. Тот взорвался кирпичной крошкой — кажется, охотник подобрал винтовку с пола. С тяжелым сердцем ведьма вновь, в который раз за день, залезла в глазницу и выдрала глаз горничной — тот, что без пятна. Присела, осторожно катнула его по полу в сторону «доминиканца». На глаз тут же налипли пыль и труха, но и такого обзора было достаточно. Казанова, наконец-то выбравшись с кухни, заходил с другой стороны пилона. Ее окружали.
— Сдавайся, тварь, и мы сожжем тебя быстро. Знаешь, как обычно сжигают ведьм? Мы оставляем маленький костерок в полуметре, берем самые мокрые дрова, чтоб побольше дыма. — Охотники не спешили подходить — знали на что способна Лиза. Один из них показал какой-то жест, после чего продемонстрировал три пальца. Загнул один. — Такой огонь не опаляет, он медленно коптит дочерна! Выходи, отдай ребенка, и мы просто зальем тебя бензином. Это больно только первые пять секунд. Не успеешь оглянуться, как отправишься к своему хозяину!
Загнулся второй палец. Казанова собирался что-то швырнуть к пилону. Сейчас!
Отрубленная рука вскочила с места, застучала пальцами по полу как огромный паук, запрыгнула на голову старшему. Тот принялся вертеться; вскрикнув, распахнул рот. Это и было его ошибкой. Тонкая старческая кисть ловко забралась под респиратор и нырнула в глотку, расставила пальцы и принялась втягивать себя внутрь, в трахею. Охотник заперхал, хватаясь за горло, выронил винтовку — его можно было списывать со счетов. Оглянувшись в поисках Александра, Лиза только и успела заметить как что-то маленькое, оказавшись совсем рядом с ней, вдруг расширяется, становится большим и с грохотом отбрасывает ее к пилону, взрывается миллиардами острых осколков. Следом в челюсть ей прилетел удар прикладом, вышибая и без того плохо сидящие чужие зубы.
— Чистая серебряная стружка, сука! — самодовольно провозгласил Казанова. Ствол винтовки упирался Лизе в висок. Убить — не убьет, но о ясности мышления придется забыть. — А теперь слушай меня. Берешь вот эти штуки…
На пол с тяжелым грохотом упал чехол. Александр носком ботинка раскрыл его, и перед Лизой предстала батарея угрожающего вида железных штуковин фаллической формы. Каждая схематично изображала какого-нибудь святого, на широком конце поблескивала распятия. Некоторые были тонкие как спицы, другие — короткие и толстые, похожие на католических неваляшек.
— И чего ты хочешь? — проскрипела Лиза и сама удивилась своему голосу — надтреснутый, севший, точно у столетней старухи. — Чтобы я тут устроила эротическое шоу?
— В точку, мразь! Теперь ты возьмешь по одной на каждую из своих мерзких дырок и заткнешь их как следует, если не хочешь получить порцию гвоздей в голову. Глаза, рот, жопа, уретра, уши — все. Впрочем, я с удовольствием всажу тебе целую обойму, и займусь этим самостоятельно.
Единственной рукой Лиза ощупала самую большую и длинную фигурку, изображавшую Марию Магдалину. Жжется — похоже, серебряное напыление. Интересно, удастся ли ей огреть Казанову этой тяжеленной дурой по колену до того, как он продырявит ей голову? По всему выходило, что никак. Думалось тяжело — в череп будто залили меда. С досадой она оглядела свою кисть, худую, узловатую, в коричневых старческих пятнах.
«Потратилась, перестаралась», — покачала головой Лиза.
— Ну? Я жду! Начина-а-а-х ты маленькая дрянь! — вдруг охотник сорвался на крик.
— Не трогай маму! — пискнуло над головой.
Послышался шлепок, следом застрекотала винтовка, но куда-то мимо Лизы. Судя по звуку, гвозди вонзились во что-то мягкое.
— Я не чувствую рук! Она меня укусила! Мое лицо! Что со мной… — стоны перешли в хрип. Охотник шатался, выпучив глаза, на лице алели два следа от детских зубов. Пальцы его разжались, винтовка выпала из ослабевших рук. Прижавшись к кирпичной стенке, он осел на пол, изумленно вращая зрачками. Лиза встала, повернулась к маленькому скрюченному тельцу в углу чердака. Там, в голубином помете и перьях, лежала Маша, прикрывая руками живот. Лиза подбежала к ней, прижала голову дочери к обвисшей старушачьей груди, принялась гладить по волосам единственной рукой.
— Мама… Ик… Мама… Ик… — похоже, гвозди попали в легкие — девочка дышала прерывисто, икала, сипела, с трудом втягивая воздух. — Мама, я… Ик! Я умираю, да? Ик! Я не хочу умирать, мама! Не хочу…
— Тише-тише, солнышко мое. Тише, моя зайка… Все хорошо, — увещевала Лиза, целуя тонкими усохшими губами белокурую макушку. — Ты не умираешь, девочка моя, нет-нет…
Намотав прядь волос на палец, Лизка потянула ее, и голова Машеньки расплелась, подобно свитеру, превратилась в клубок серой пряжи. На бедра ведьме посыпались дохлые клопы.
— Ты не умираешь, детка. Ты ведь никогда и не жила…
Все меньше и меньше оставалось от Маши — вся она разваливалась, расползалась, преображаясь в скопление мертвых насекомых, паутины, веток и прочего мусора. Наконец, ветхая конструкция рассыпалась, на пол со стуком упал вываренный до меловой белизны детский череп. Лиза поднялась на ноги, отряхнулась и, улыбнувшись окровавленным беззубым ртом, направилась к охотнику. Тот все еще хрипел, дергал непослушными конечностями, тщетно пытаясь встать.
— Знаефь, — прошепелявила Лиза, — вообфе-то я всего лифь собиралась забрать твою музскую силу. Есть люди, которые за это хорофо платят… Теперь, когда ты убил моего фамильяра, тебе здет судьба куда менее завидная…
Лиза опустилась перед Александром на колени, дернула пряжку ремня, расстегнула ширинку, высвобождая гениталии. Те висели смешным мешочком, не демонстрируя никакой активности. Старческие пальцы принялись умело наминать член с разных сторон, и тот, вопреки здравому смыслу, твердел, поднимался. С ужасом и омерзением охотник глядел, как сморщенная однорукая и одноглазая старуха слюнявит пальцы и смазывает головку, но где-то под неокортексом в лимбической системе уже поднимало свою порочную уродливую голову темное, нездоровое возбуждение.
— Вот так-то! — удовлетворенно скрипнула Лиза и вытерла кровь с подбородка. — Молодой, здоровый, в тебе много зизни… Если тебя это утефит — сейчас ты получифь лучфий отсос в своей зизни.
Привычным жестом собрав седые космы в хвост, ведьма наклонилась, жадно распахнув свою влажную беззубую пасть.
— Привет, заюшка, привет-привет! Слушай, спасибо тебе за все! У меня кожа как попка младенца! — щебетала Юлька, входя в квартиру. Подошла ближе, перешла на интимный шепот: — И там тоже полный порядок! Ты просто волшебница! И выглядишь… Блин, каждый раз как с обложки! А Машенька…
— Она в летнем лагере, — соврала Лизка. — Проходи.
— Слушай, — подруга вдруг нахмурилась, пригляделась. — А ты линзы что ли носишь? Цвет глаз другой. — Всегда такие были, — пожала плечами Лиза. — Пойдем на кухню.
Проходя мимо двери гостиной, Юлька вздрогнула от неожиданности, встретившись глазами с дряхлым стариком в инвалидном кресле. Губы его запали глубоко внутрь, лицо обвисло, глаза молочно-белыми голышами пялились в пустоту.
— Ой, здрас-с-сте! — расплылась в голливудской улыбке гостья.
— Не обращай внимания, он не слышит. Это мой дедушка. Вот, привезла ухаживать — а то в деревню не наездишься. Ты проходи на кухню, я сейчас…
— Какой милый старичок… — засюсюкала Юлька из вежливости.
— Ага, — согласилась Лиза. — Просто Казанова.
Текущий рейтинг: 72/100 (На основе 91 мнений)
