(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Человеческие детали

1.
Юрген сидел рядом с кроватью и разглядывал ещё спящего в отключке парня. Теперь тот принадлежал ему. Он не собирался насиловать его или производить ещё что-то сексуального характера; наоборот, он хотел далёкого от физического удовлетворения. Какого-то эстетического, что ли, только объект любования будет необычным. Непривычным и странным для среднестатистического нормального человека. Это человек, только специально обработанный соответственно его предпочтениям. Вот он лежит на постели: ноги связаны вместе, руки до локтей параллельно туловищу и забинтованы до плечей, чтоб не стащил повязку; в эту же повязку за спиной вкручена подушка так, чтоб парень лежал на ней. Держится она на руках и она же дополнительно ограничивает его в движениях руками. Главного не видно — того, что ниже локтей рук нет. Парень не потерял их в результате несчастного случая или по неосторожности; Юрген сам, усыпив его и обколов обезбаливающим, отрезал их, затем аккуратно зашив место отреза предусмотрительно оставленными на руках кусками кожи. Решив, что сложно будет таскать его с койки на койку, он делал всё на этой же кровати, стянув руки выше локтя жгутом, чтоб не дать вытечь крови, и подложив под тело впитывающие жидкость пелёнки. Если всё будет по плану, парень не занесёт заразу, не повредит намеренно или специально руки и не убьёт себя от отчаяния, то по заживлению у него будут аккуратные эстетичные обрубки рук, но сам он до конца жизни будет испытывать потребность в посторонней помощи. А каково будет самому парню, внезапно ставшему по сути инвалидом всего лишь из-за желания малознакомого человека, Юрген не думал. Сам он разницы между жизнью здорового человека и человека физически ограниченного не знал…
Действие любых веществ, не приводящих к смерти принявшего их, конечно, потому скоро парень проснётся. И тогда уже, зависимо от его общего состояния, надо будет подвести его к факту, что у него больше нет рук. Даже если не говорить об этом, то, озаботившись собственным освобождением из плена, тот рано или поздно, попробовав пошевелить пальцами, поймёт, что его конечности не спрятаны в подушке, а их просто нет. Вообще. И на это реакция его будет непредсказуемой. Но даже если он узнает это в более спокойной обстановке, хорошего он не подумает. Можно, конечно, сказать, что он пожёг руки до кости и их пришлось ампутировать, но выйдет неправдоподобно — тело-то не имеет повреждений. Да и он через время вспомнит, что ничего подобного не делал. То же и с другими причинами. Лучше сказать правду, когда спросит. Если спросит. Юрген придвинулся, оглядев лежащее тело, поднял одеяло и прикрыл до груди. Осталось ждать.
…Он не знал на себе разницы между жизнью здорового человека и жизнью инвалида, но он видел со стороны, что физически у здорового гораздо больше возможностей и ему не требуется помощь в многих элементарных же действиях. При этом здоровые люди, имеющие две руки и две ноги, вроде бы не потерявшие и других органов, часто жалуются на разного рода неудобства и отсутствие времени, желания или сил что-то делать; неудобства довольно детские сравнимо с отсутствием руки или ноги, например. Что при этом движет людьми, он не понимал. Долгая тема для долгих и не радующих размышлений…
Он уже почти заснул рядом с кроватью, когда парень пришёл в себя. Он не сразу понял, без он, но как-то понял, что он связан, и это обеспокоило его даже сейчас. Он безуспешно попытался освободиться, извиваясь на кровати, пока не почувствовал на себе руку.
— Доброе утро, Мортен! Теперь ты живёшь здесь. — Не имело смысла говорить это едва проснувшемуся парню, отходящему от зверской дозы обезбаливающего, но и сказать что-то надо было. Тот, похоже, что-то понял, оглядываясь вокруг и пытаясь выдернуть то руки, то ноги. Затем он замер, как будто к чему-то прислушиваясь. Затем на лице отобразился страх; Мортен задёргался, пытаясь освободить руки. Юрген положил руку ему на плечо, этим обращая внимание на себя. Тот повернулся.
— Что это?
— Ты уже понял, что с тобой. Будь спокоен: я тебя не покину. А теперь ты без меня не сможешь!
Расстроенный или напуганный таким ответом Мортен упал на подушку, а Юрген подумал, что надо было как-то более мягко сообщить об изменениях в его жизни. Проверив повязки и накрыв парня одеялом, он выехал из комнаты.
2.
Он не помнил того времени, когда мог ходить; точнее, когда его тело было полностью здоровым, а ноги в порядке, ходить он ещё в силу возраста не мог. Как и сознавать себя в полной мере. Сколько Юрген помнил, возила его сестра, бывшая гораздо старше него на то время. Для взрослого человека восемь лет — небольшая разница, если, конечно, за эти восемь лет жизнь в стране и окружении не менялась кардинально, а вот в детстве разница эта измеряется не годами, а разами: не на восемь лет старше, а в пять — когда ещё считать не умеешь, в два — когда едва прижился в школе, а она уже её заканчивает… Позже он научился мастерить много разных вещей руками и сконструировал себе повозку более удобную в обращении и более совершенную, чем инвалидная коляска. Хотя собирать её, передвигаясь ползком по ковру, было зверски трудно. Сестра, к тому времени почти заканчивающая универ, одобрила изобретение и даже пожалела, что не додумалась до этого сама. Позже изобретения надоели Юргену и он начал искать новые идеи для занятий руками. Так он заинтересовался медициной, а именно хирургией, затем бодмодом, как более ручным и не требующим огромных теоретических знаний делом и решил совершенствовать себя. Это сестра не очень одобряла, но и не препятствовала, хотя совершенствования его выглядели таковыми только для него и обычному человеку показались бы членовредительством. Например, он сам себе сделал эльфийские уши, которые и другому-то человеку для многих сложно нормально сделать. Странно, но они прижились, хотя он и делал их едва ли не наощупь: ориентироваться в отражении в зеркале и согласовывать свои реальные движения с видимыми было сложнее, чем вслепую. Потом он решил заняться чем-то более масштабным, чем подрезание ушей и разделение языков, в которых уже достаточно и успешно натренировался на знакомых и незнакомых. Так у него с левой ноги исчезли два пальца. Обнаружила это сестра уже когда рана после «операции» зажила и на ноге остался ровный шрам и выпирающие на месте пальцев окончания костей ступни. Тогда она не разговаривала с ним около недели, а после пришла к выводу, что это не так уже и плохо: всё же парень всю сознательную жизнь ненавидит свои ноги, и пусть лучше выражает свою ненависть к ним хотя бы и таким образом, чем ненавидит чужие за то, что ходят, например. В итоге они помирились, но она взяла с него обещание, что он не будет проводить подобных операций на своих друзьях. Даже если они очень попросят. По крайней мере, пока не имеет соответствующего образования. А для этого ему надо было хотя бы поступить в универ, что он и сделал. А следующим медицинским сюрпризом стало исчезновение у него обеих ног. Не полностью, а немного выше колена, с таким же ровным срезом, как и тогда, когда отхватил себе пальцы. На этот раз ругаться она не стала чисто из-за сочувствия к нему. И только он в полной мере знал, чего ему стоило это сделать: двигало им только желание избавиться от бесполезных нерабочих конечностей, затрудняющих передвижение ползком, а проблемы начались едва он, обколов первую ногу обезбаливающим и стянув жгутом, начал делать порез. Местно действующее средство не проникало на всю глубину достаточно толстой по сравнению с пальцами частью тела, и от боли хотелось бить кого-то, чтоб облегчить ощущения. А на кость никакие местные средства не действовали вообще, или ему так казалось, потому, пиля её, он успел пожалеть о том, что вообще начал это дело. Пересилив в себе желание прекратить боль и убедив себя в том, что доделать в любом случае надо просто потому что вряд ли он сможет «сделать как было», Юрген дорезал ногу. На том же «надо доделать» он держался и проделывая те же действия с второй ногой, когда уже обшил кожей первую и убедился в том, что не зря подверг себя пытке. После, забинтовав культи и прикрыв ноги на каталке таким образом, чтоб не было видно, что они не целые, он выехал избавляться от отрезанных ног. В итоге они оказались спрятанными в мастерской за домом, а он решил позже подумать, что с ними сделает. Сгнить по причине глубокой осени они не могли бы, а в их собственном дворе их никто не найдёт. Родители давно жили отдельно, и что остался только отец, они узнали при приглашении на похороны. К тому времени ему было восемнадцать, потому интернат ему не грозил даже в случае если с тем тоже что-то случится. При жизни те тоже мало интересовались чем-либо кроме себя, потому в дом приходили редко. Сестра же интересовалась змеями и только ими, потому в мастерскую не зашла бы даже случайно. Однако изменение его состояния она заметила, но сильно не ругала, решив, что он достаточно получил в процессе, и теперь точно перестанет. А через пару дней она заметила, что возле мастерской странным образом собрались бродячие кошки, заглядывая в щель между дверью и порогом. Войдя туда, она обнаружила завёрнутые в большой пакет ноги брата. Прогнав кошек, она забрала его и отнесла в дом, спросив его, как это называется. Он ответил: «Ненужная деталь».
3.
Когда Мортен узнал, что его руки просто взял и отрезал какой-то странный человек, у него едва в наиболее близком к прямому смысле слова не сорвало крышу: теперь он не в состоянии даже сам обслужить себя, уйти отсюда тоже представляется мало возможным, а что будет с ним делать этот псих — а он явно собирается, иначе не утруждал бы себя, думал он, — неизвестно. Все планы на жизнь накрылись пиздой. Даже если он выйдет отсюда, этого мудака накажут, а ему сделают протезы рук, даже самые удобные и функциональные, рук они не заменят хотя бы из-за отсутствия тактильных ощущений: недоступно будет то чувство, когда сжимаешь в руках мягкую женскую грудь, сложнее будет определить на руку температуру воды в кране и удобство чего угодно другого наощупь. Да и в точности они будут уступать рукам. Если будут. Отдельный вопрос была причина таких действий. Зависть здоровью? Мортен уверился в этом и озвучивал каждый раз, когда Юрген въезжал в комнату. Тот молча проверял повязку, осматривал руки, обрабатывал и кормил его, но на обвинения не отвечал. Только однажды, устав это слушать, сказал:
— Ну ты подумай, зачем мне в таком случае делать именно это? Логичнее было бы отрезать ноги, как у меня.
Это ввело Мортена в охуение. Во время первой их встречи у общих знакомых он подумал, что у этого странного передвигающегося на непонятном троне на колёсиках парня ноги прикрыты одеялом, что вполне логично. Странным он посчитал его ещё тогда, когда тот сказал, что можно украшать людей или отдельные части их тела, а можно людьми. Он тогда ещё сказал ему, что он-то точно собой ничего не украшает, на что получил ответ, что собой и не обязательно. Странный… Не ошибся. В это время Юрген, видя вполне осмысленный, но явно непонимающий взгляд парня, снял с ног одеяло, показывая виднеющиеся из шорт аккуратно обрезанные ноги с красноватым шрамом на месте шва. По периметру были установлены микродермалы; Юрген не упустил возможность поэкспериментировать над доступным куском плоти.
— Ты же… реально больной! — проговорил Мортен.
— Я и не изображаю из себя здорового. В отличие от тебя.
— Мстишь, сука, да?
Тот отрицательно покачал головой, едва сдерживая смех.
— Ебать меня будешь?
— Нет. Просто смотреть.
Этого осилить мозг Мортена был не в состоянии.
Прошло время. Мортен привык к обстановке, но не привык к самому факту. Познакомился с сестрой Юргена, которая теперь посещала его чаще, чем тот. Это даже радовало: не приходилось видеть этого психа. К удивлению Мортена, она оказалась целой. Руки зажили и он уже лежал без повязки, стараюсь не смотреть на них. Связанными были только ноги, которые ему развязывали чтоб походить, удовлетворить естественные потребности или переодеть. Обслуживала его чаще сестра. Ей было без разницы, убирать дерьмо за змеёй или человеком.
Однажды во сне Мортен почувствовал вкус крови, как будто её полный рот. С трудом проснувшись, он увидел Юргена, явно искусственно поспособствовавшего его скорому сну, что-то делающего у него во рту. Говорить было невозможно: челюсти не смыкались из-за какой-то удерживающей их в одном положении конструкции, а язык явно держали. Закончив обшивать свежие края теперь уже раздвоенного языка, Юрген поднёс зеркало и показал парню результат.
4.
Мортен давно хотел ебли. Не женской ласки или подобной ванильной хуйни, о которой в таких случаях говорят, а чисто физиологического действия. Без помощи рук удовлетвориться было практически невозможно, хотя он и пытался несколько раз, пока не понял, что это гораздо больше утомляет, чем кайф доставляет. Присутствие Алисы — сестры Юргена — сподвигало на то, чтоб попробовать уговорить её на это самое действие. Наконец Мортен решился сказать. С трудом он уговорил её хотя бы помочь вздрочнуть и когда она вроде согласилась, попросил что-то показать для облегчения. Та в ответ с странной улыбкой подняла футболку и показала костлявый торс: выступающие рёбра, маленькие сиськи и какой-то шов от живота до верха, выше груди расходящийся в стороны, как разрез, делаемый в морге. До самого места расхождения кожа левой и правой части была соединена шнурком, продетым в отверстия на краях. Она приставила палец к верхнему краю зашнурованного разреза, как будто собирается расшнуровывать, и спросила:
— Ещё что-то показать?
Желание подрочить исчезло.
Алиса вышла. Она не собиралась разрывать шкуру или снимать её, как подумал этот парень. Просто привыкнув к идеям модификаций тела, она решила изобразить на себе зашнурованный шов из собственной кожи и обратилась за исполнением к брату. Что он путём разрезания кожи, оттягивания и заживления и сделал с максимальной правдоподобностью.
5.
По крайней мере, Мортен попытался уйти. Его давно уже не связывали, просто закрывая дверь комнаты на замок, и он решил воспользоваться моментом. Было сложно. Ампутированные до локтей руки совершенно не годились для каких-либо действий ими, тем более таких сложных, как одевание, а в трусах выходить на улицу он не хотел даже от самой большой безнадёги, хотя снаружи и было тепло. С трудом цепляя локтями за пояс, он натянул спортивные штаны и футболку. С обувью было хуже: в комнате были только тапки, совсем для хождения за пределами помещения непригодные. В итоге он всё же обул их и, прислушавшись и убедившись, что за дверями никого нет, подошёл к окну. Во дворе тоже никого не было и он с шестой попытки встал на подоконник. Нижнюю ручку парень почти без труда, если не считать трудность удержать равновесие не держась руками, поддел ногой, верхняя же, которую пришлось дёргать вручную, не поддавалась. Он до крови расцарапал руку и пару раз стукнулся локтем, почувствовав это нереальное ощущение от удара по нерву, но так и не смог её повернуть. Уже почти отчаявшись, он попробовал поддеть головой и, к его радости, она поддалась. Всё так же, опираясь корпусом о вторую раму, Мортен потянул нижнюю ручку ногой и наконец раскрыл окно.
Ветер едва не сбил его, резко рванув в комнату и увлекая туда же открываемую внутрь раму, но парень удержался. Снаружи всё ещё было тихо. Он вышел на подоконник, оттуда сошёл на крышу пристройки и направился к встроенной в стену пожарной лестнице, ведущей вниз… И уже подойдя вспомнил, что спуститься по ней он не сможет. Лестница, вполне пригодная для человека с целыми руками, для такого, как он, могла быть только орудием смерти, ибо устоять на ней не держась руками было невозможно. К тому же чтоб на неё встать, надо было с крыши шагнуть в сторону, и при этом не упасть вниз. Выбор был небольшой, но сложный: вернуться и пытаться лезть в окно, а затем делать вид, что ничего не было, или рисковать жизнью, но иметь возможность выйти отсюда. Он выбрал второе, решив, что так он в любом случае уйдёт, хотя и не обязательно живым…
…Удерживаясь путём зацепления руками за верхние перекладины, медленно, но верно, он спустился на асфальт и огляделся. Спереди был сплошной забор, слева тоже. Сзади возвышался дом его мучителей, если можно их так назвать: они-то не мучили его в прямом смысле слова. Дальше был двор. Развернувшись, он направился туда, надеясь найти выход. Проходя мимо некой постройки в глубине двора, он встретился с Юргеном.
— Я тебя недооценил, похоже… — заговорил тот.
— Да уж, сильно недооценил!
Решив, что если он побежит как может быстрее, то ещё успеет спастись, Мортен кинулся бежать. В спокойном состоянии он бы отметил, что теперь руки не замедляют его бег, но сейчас было не до этого, хотя он действительно меньше замедлялся от встречи с воздухом, чем когда был с руками. Но это же отсутствие частей рук ему и помешало: на скорости он не заметил на пути палки, за которую он зацепился ногой и по инерции пролетел ещё пару метров по земле, инстинктивно выставив вперёд руки. Нечеловеческая боль в локтях, а затем в правом плече заставила его пожалеть об этом действии; с ободранными концами рук и вывихнутым плечом он остался лежать, ожидая настигающего его Юргена. Сам он без помощи рук встать не мог.
— Я тебя недооценил? — парень не сдерживал злобного смеха, ткнув лежащего на земле Мортена концом полированной палки, которой он обычно отодвигал со своего пути всё лишнее. Парой тыкающих движений заставив его перевернуться на спину и подъехав вплотную, он продолжил: — Недооценил, да. Но точно не сильно!
С помощью Алисы парня перетащили в дом, где снова раздели и положили на кровать. Юрген сначала связал его ноги, и лишь убедившись, что сделал это надёжно, взялся за обработку ран. Плечо вправили, руки забинтовали, натянув сверху какие-то чехлы, к плечу и успевшим образоваться синякам приложили лёд, от которого не только боль перестала ощущаться, но и тело в месте контакта. Затем Мортена накрыли одеялом и ушли, оставив его размышлять о том, насколько же он себя переоценил и что будет теперь…
6.
Несмотря на значительную ограниченность в действиях, Юрген не сидел совсем без дела: руки и голова у него были в рабочем состоянии и он задействовал их при наличии повода. Имея навыки что-то мастерить или делать, зашивать раны и лечить травмы, качественно делать различные модификации тела, он часто использовал их, иногда даже неплохо на этом зарабатывая. В основном его клиентами были знакомые и их девушки, страстно желающие заиметь что-то такое на теле, что с треском и потоками гноя отвалится у другого мастера. Сделанное им же всё нормально заживало, не доставляя особых проблем.
Однажды, делая очередной подружке друга симметричные проколы на языке, он внезапно подумал, что и Мортену можно сделать то же самое. У того, правда, уже был раздвоен язык, но так даже интереснее, да и кольцом соединить при желании можно. Вообще можно что угодно проколоть и соединить, было бы с чем. Покончив с языком девушки и ещё раз проинструктировав об уходе, особо упомянув то, что ничего спиртосодержащего в рот брать нельзя, он наконец выпроводил её из дома и направился к Мортену.
Парень лежал на кровати как будто спя, но едва услышал скрип открываемой двери, как бы пришёл в себя и устремил взгляд к вошедшему. Сделать он со связанными ногами и без рук ничего не мог, потому молча ждал, пока тот развяжет ноги, чтоб с их помощью захватить своего истязателя. Но тот ног не развязал. Он просто уложил парня в более удобное для себя положение и достал нужные инструменты.
— Что ты будешь делать? — говорить с разрезанным языком было всё ещё непривычно и неудобно, но необходимо, потому Мортен изо всех сил старался. Надо было узнать, что этот псих ещё задумал.
— Увидишь. Раскрывай рот!
Юрген потянулся раскрыть рот парня, закрывшего его чтоб препятствовать ему, а Мортен пытался отвернуться, отбиться и даже укусить его за пальцы. Тогда Юрген достал распорку для рта — подобие кляпа, но не затыкающее рот, а препятствующее его закрытию и оставляющее свободным доступ туда. Видя это, Мортен начал ещё сильнее сопротивляться, но недолго. Тогда, вставив распорку и зафиксировав ремешком на затылке, Юрген под вопли парня приступил к действиям. Захватив половинку языка держателем, он вводил иглу в неё, стараясь держаться подальше от больших кровеносных сосудов, протыкал, выводя конец с другой стороны, а затем в полученное отверстие вставлял небольшую штангу и закручивал шариком. Затем повреждённые места промыл и внезапно даже в некотором смысле для себя вытащил из трусов парня его член и быстрым движением проколол отверстие от канала до места чуть ниже уздечки. Мортен заорал, бьясь головой о спинку кровати, а Юрген вставил в дыру гибкую длинную штангу, подложил вату под проколотое место и надел на него трусы, затем накрыв одеялом.
Едва ли не впервые за последнее время сестра, поинтересовавшаяся на выходе, что это за вопли из комнаты она слышала, одобрила его действия.
7.
…Уже позже Мортена понемногу начали одолевать разные мысли. Не такие, как в начале, когда он только проснулся в доме Юргена. Тогда после первого шока он думал, что попал в лапы к какому-то эстетствующему извращенцу. Позже он убедился, что трахать тот его не собирается, а просто, по выражению Юргена, украшает им что-то. Что именно, парень не сказал. Оставалось только догадываться. Теперь же, после этого последнего прокола члена, Мортен начал всеръёз опасаться: что если тот как-нибудь решит, что член портит ему вид и вообще лишний и затем его отрежет? Странные опасения для человека, которому уже ампутировали руки, но страшнее оказаться не-мужиком без рук, чем просто человеком с обрезанными руками. Отсутствие рук во многом мешает физически. Отсутствие члена же мешает при некоторых обстоятельствах, но убивает морально. Так рассуждал Мортен, почему-то задумавшись о том, что с ним и делать-то никто не планировал.
Проколы, несмотря на тщательную обработку, болели при любом движении проколотой частью тела. Говорить было сложно. Продолжения этого членовредительства не хотелось.
Хотя вывихнутое при попытке побега плечо уже пришло в норму, повторять попытку не хотелось. Для этого надо было бы сначала точно убедиться, что хозяев нет дома, а затем уже бежать, но и в этом случае его подстерегала неизвестность: а что если и там в конце забор? Если он какой-нибудь сетчатый или из редко расставленных досок, ещё неплохо — так его могут увидеть прохожие и, возможно, помочь. А если он сплошной или двор вообще переходит в какую-то необитаемую территорию, где он будет бродить пока не погибнет без рук и без помощи? Лучше уже умереть сразу и не страдая, чем так, думал парень. Мысли о самоубийстве как способе избавления посещали его всё чаще. Пока не переросли в навязчивое желание хотя бы попробовать. Усугубляло его осознание того, что и умереть при желании он тоже вряд ли сможет. Это отсутствие выбора и возможности распоряжаться собой буквально заставляло желать смерти. В итоге Мортен всеръёз решил умереть. Не из-за возможности потерять член или ещё какую-то часть тела, а из-за невозможности прекратить это иным способом…
Реальных возможностей было немного. Таблеток или каких-либо препаратов, которыми можно отравиться, в комнате не было, а если бы и были, то вряд ли он мог бы добраться до них без рук. Ноги тоже чаще всего были связаны. Повеситься он не мог: для этого надо было бы сделать петлю и привязать на достаточной высоте. Это минимум три узла и для этого требуются пальцы. Удачно выброситься из окна на находящуюся на метр с небольшим ниже крышу пристройки тоже не представлялось возможным. Острых предметов в пределах досягаемости не было… Мортен посмотрел на руки: обычно выступающие локтевые вены после первой операции проходили прямо вокруг края культи, теперь ещё больше выпирая из кожи. Сама же кожа казалась совсем тонкой и её повреждение не требовало особых усилий. Неожиданно уместно он вспомнил, как когда-то читал о человеке, оказавшемся в неволе и зубами перегрызшем себе вены. Вот она, идея… Приподняв руку и наклонившись к ней лицом, он впился зубами в бывшую внутреннюю сторону локтя.
Неожиданно сильная боль пронзила руку и парень едва не заорал. Изо всех сил стискивая зубы, он терпел, не понимая, почему она не проходит. Возникший во рту солоновато-металлический привкус заставил его наконец вспомнить, что зубы он стиснул на собственной руке. Он разжал челюсти. На коже образовались восемь продолговатых сочащихся кровью отверстий, постепенно отекающих и не представляющих особой опасности; вены же остались целыми. Парень зарычал от досады. Немного перетерпев боль, он ещё раз вонзил зубы в плоть.
Вторая попытка была более удачной. Сознательно жевать собственную кожу было странно и казалось намного больнее, чем когда повреждаешься случайно. Челюсти как будто сами размыкались, не желая кусать своего хозяина. Но старания возымели результат: из-под обрывков кожи показались синеватые блестящие трубки вен, слегка пульсирующие под губами.
Мортен несколько минут глядел на них, готовясь к последней боли. Затем поднёс руку ко рту и изо всех сил кусанул обнажённую вену. От боли буквально потемнело в глазах; кровь тонкой и сильной струёй потекла в рот и на постель. Перед тем как отключиться, он успел почувствовать облегчение: получилось…
8.
— Вот так… Но стоило бы сделать это наживую, чтоб знал!..
Мортен медленно возвращался к сознанию, уже смутно ощущая, что что-то здесь не то. Сознание же неохотно возвращалось к нему, напрочь отказываясь отвечать, что же именно не так. А ведь он был, насколько это возможно, уверен, что происходящее сейчас не должно было быть, хотя и не понимал, почему именно. Второй голос, отвечавший первому услышанному им, а затем его собственная не увенчавшаяся успехом попытка пошевелиться расставили всё по местам: он не должен быть здесь! То есть, вообще не должен быть в этом мире. Он почти вспомнил, что пытался умереть, потому что находится в плену у какого-то… психа или извращенца, который отрезал ему руки и из-за этого другого пути отсюда у него нет. Значит, он жив? По крайней мере, его учили, что ад выглядит не так. Хотя, если подумать, каким иначе он может быть?
Думать не хотелось и не получалось. Во рту ощущался кислый вкус крови. Хотелось пить.
Парень открыл глаза и тут же зажмурил; яркий утренний свет ослепил его. Он успел заметить, что прямо рядом изголовьем сидит его похититель и сестра. Они тоже заметили, что он пришёл в себя.
— А ты ещё и трус! — послышался голос Юргена, обращённый к нему. — Сдохнуть хотел? — не получив ответа, он продолжал: — Ну, теперь тебе кусаться будет неудобно…
Что?! Мортен поспешно пробежал раздвоенным языком по зубам, опасаясь, что они и вправду их ему удалили, но облегчённо вздохнул, обнаружив их на месте. Казалось, изо рта ничего не исчезло, а даже как будто прибавилось. Действительно, в щеках напротив боковых зубов симметрично торчали какие-то стержни с шариками на конце, упираясь ими в зубы. Эти-то штуки, насквозь проходя наружу, и мешали ему нормально шевелить ртом при первой попытке раскрыть рот, отдавая неприятной резкой болью в проколотом месте. А Юрген не замолкал:
— Это тебе за то, что пытался просто так сдохнуть! Теперь не укусишь… Вовремя я зашёл вечером, много не вышло. А я поделился с тобой своей кровью. Теперь кровь твоя есть кровь моя! Будешь должен.
Мортен смутно помнил из школьного курса биологии что-то про группы крови и другие какие-то вещи, не позволяющие просто взять и перелить кровь одного человека другому. Он даже попробовал возразить, на что получил ответ:
— А я тебя специально подобрал, чтоб кровь совпадала с моей! Думаешь, ты один такой особенный, чтоб тебе лично мстить за обиду? Вас таких многопиздящих много и каждый пытается утвердиться за счёт недостатков другого… Я тебя специально выбирал!
Несколько минут он переговаривался с сестрой на каком-то неизвестном Мортену языке, заставляя парня мучиться в неведении, затем заговорил снова:
— Сначала я хотел продырявить тебе рожу наживую, но потом решил, что ты будешь вырываться и получится криво. Потому я сделаю другое, просто чтоб ты знал, как идти против моей воли…
Он что-то сказал сестре и они вдвоём перевернули лежащего парня на живот. Внезапная боль пронзила спину Мортена; она была только в коже, но казалась не менее сильной, чем если бы его тело чем-то проткнули насквозь. Как будто там прорезали отверстия, затем просовывая в них что-то вроде крючков, думал он, из всех сил стараясь не орать каждый из десяти раз — по пять на каждую сторону — когда его тела касался острый металл. Затем, по-видимому, довольный результатом Юрген залил ранки раствором, зашнуровал ленту в вставленные кольца, сделав подобие корсета на спине Мортена, ещё какое-то время полюбовался результатом и выехал из спальни, оставив Алису наблюдать за пленником.
9.
Жить становилось всё неудобнее. Если это бытие игрушкой психа можно вообще назвать жизнью: физически ограничен, связан, без рук, а этот урод ещё какие-то железки неудобные к телу приделывает. Себе уже не принадлежишь, будущего нет, планов… уже нет! А умереть не дают. Мортен даже время от времени жалел, что не попал в руки к обычному маньяку; тогда бы, пару дней помучившись, он умер, а не влачил бы такое жалкое существование. Хотя до того дня, как он проснулся в доме Юргена, парень был твёрдо уверен, что «лучше жить, чем не жить». Теперь же он понял, что не всякое существование достойно бытия. Поздно и бесполезно понял…
Другая, менее беспокоящая мысль его была о том, что и у его похитителя выше колен отрезаны ноги. Симметричность среза и то, что даже они были украшены такими же железками, заставляла думать, что отрезаны они были не из-за травмы, а из соображений какой-то извращённой красоты. Этот странный парень не остановился перед тем, чтоб причинить вред себе, думал Мортен. Точно псих… Если добавить то, что Юрген нескрываемо любуется и своими ногами, и отсутствием рук у Мортена, и собственной идеей в прямом смысле украшать жизнь кем-то, предположение о ненормальности парня становилось утверждением.
Жить уже не хотелось.
Всё так же в комнату по вечерам заезжал Юрген и любовался своей жертвой. Днём приходила Алиса, ухаживала и кормила его, а если не хотел, доставала электрошокер и разрядом в живот отключала парня, затем вливала еду в раскрытый рот. Он этого не чувствовал, но точно знал об этом. Секса он давно уже не хотел, а воспоминания о том, что он видел у девушки под футболкой, отбивали даже желание что-либо хотеть. Он уже не знал, кого из них он больше боится.
Всё чаще открытым текстом Мортен просил убить его.
Наконец выдался шанс, как ему казалось, позволяющий убить сразу двух зайцев, то есть себя и Юргена. Мортен понимал, что без рук он очень ограничен, но знал также и то, что у его врага нет ног, а ещё что ноги человека сильнее рук. Поэтому в схватке человека без ног с человеком без рук победить должен тот, кто с ногами. Поэтому теперь он искал возможности начать такую схватку. А после он уже собирался спокойно убить и себя…
Вечером его посетил Юрген. Подъехав вплотную к кровати, он наклонился над парнем, чтобы осмотреть проколы на спине. Мортен же начал отодвигаться на другой край кровати, вынуждая тянуться к нему, пока парень не вылез и не сел рядом. Прижимая одной рукой Мортена, второй он проверял продетые в кожу стальные кольца, приглядываясь к плоти вокруг них. В этот момент Мортен резко повернул нижнюю часть тела, ногами захватывая сидящего на нём парня. Теперь надо сжать их как можно сильнее и держать, пока у того не закончится воздух. Это просто…
Что-то пошло не так.
Мортен не сразу понял, в чём дело, когда почувствовал на шее холодные пальцы. Последовавшая за этим боль заставила вернуться в себя из внезапно забравшей разум радости. Дышать стало труднее, а мозг разочарованно констатировал: сила — это ещё не всё, что нужно для победы. У человека с руками есть неоспоримое преимущество, о котором он раньше не подумал. Это ловкость и многофункциональность рук. Теперь он это понимал.
Понимая, что всё равно ему пришёл конец, Мортен вскочил и побежал, таща на себе вцепившегося в шею Юргена и надеясь, пока не задохнулся, хотя бы ударить его о стену. Окно дало ему ещё одну идею и парень из последних сил направился к нему.
С неожиданно резким звоном разбившееся стекло порезало лоб и плечи, вонзилось в торс, когда Мортен вместе с висящим на нём Юргеном вбежал в раму и повис в пробитой им дыре. Торчащие осколки глубоко проткнули тело, выпуская наружу потоки крови. Теперь точно конец… Даже Юрген вроде бы отцепился от шеи, но точно этого знать теряющий кровь и сознание парень не мог.
— Теперь ты не доставишь мне проблем! А главное, будешь молча украшать мою комнату и даже приносить пользу…
Юрген аккуратно закрыл крышку, сделанную из верхней части черепа Мортена, поправил простыню на сидящем теле мёртвого парня и, взяв банку с плавающим в формалине мозгом, выехал из комнаты.
Текущий рейтинг: 39/100 (На основе 13 мнений)