(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Уборка (Vitaly Kliushnikov)
Пако тушит сигарету и тут же закуривает новую. Предлагает мне, но я отказываюсь. Мне не терпится получить оплату и свалить из провонявшего дымом офиса.
— Короче, Хэнк, извиняй, но сейчас больше трёх сотен дать не могу, — босс плохо изображает сожаление, — дом на Тисовой улице, который ты убирал, до сих пор не продали. Сам знаешь, люди неохотно берут жилье с мутной историей. Но я ищу покупателей, так что скоро закроем твой вопрос.
— Это вообще не моя проблема, Пак! — очередной «завтрак» выводит меня из себя и я еле сдерживаюсь, чтобы не заорать, — Я свою работу сделал, и меня не ебёт, что твои риэлторы нихера не умеют! Уже в который раз ты морозишь меня с деньгами, а моим счетам как-то насрать, что бедный Пако не может продать дом, в котором какой-то торчок порезал свою мамашу и вздёрнулся!
Он отводит взгляд и недовольно бухтит:
— Знаю я твои счета. Букмекеры тебе их с кирпичами в окно швыряют.
— Это не твое дело. Твоё дело — платить мне за работу, которую я делаю вовремя.
— Да ясен хрен, Хэнк! Но мне правда нечем платить сейчас. — он вздыхает, нервно жуёт фильтр почти истлевшей сигареты и что-то щёлкает на калькуляторе.
— Давай договоримся так: ты делаешь сегодняшний заказ — на него у меня уже есть покупатель. Сегодня убираешь, послезавтра продаю дом и закрываю хвосты за твои прошлые дела. Идёт?
Не уверен, что мои кредиторы примут такую отмазку, но деваться некуда. Больше меня тревожит то, что снова придётся перенести поездку с дочкой в парк по Гарри Поттеру. Задолжать ей обещания куда страшнее, чем пять косарей ростовщикам.
Я вздыхаю и развожу руками.
— Хер с тобой, идёт. Но это последний раз, когда я работаю в долг. Меня это уже задолбало, Пак. Не получу денег в ближайшие два дня — пусть кто-то другой убирает дома жмуров!
— Кому ты нужен после отсидки, а Генри? Давай не кипятись, а? Сделай всё по красоте, и я рассчитаюсь с тобой. Мы ведь столько лет работаем, а?
Моя злость сменяется замешательством. Хмырь прав: новую работу мне найти будет сложно, по крайней мере за эти деньги.
— Говори, куда ехать? Фронт работ какой?
— Пригород, Мэппл Вэлли, седьмой дом. Знаешь этот район?
— Эти модные дома с дизайнерским ремонтом? Было дело, убирался в одном из них, когда какой-то бухой художник случайно задушил себя во время дрочки.
— Ну вот. Через пару домов целую семью порешили. Так что придётся повозиться. Ну, ты знаешь.
— Ага. В новостях говорили, что отец семейства нажрался каких-то грибов, сперва зарезал жену, детей выпотрошил и сам застрелился. Молился, что мне не придётся там убираться.
— На Бога надейся, а сам держи хлорку наготове.
— Очень смешно.
Выхожу из офиса. Вечерний город встречает меня мерзким пронизывающим ветром и шумом сигнализации где-то неподалёку. Я с досады пинаю колесо своего фургона. Ебучий Пако! Ебучий мудак! Все планы псу под хвост! Придётся пахать всю ночь, иначе на этой неделе меня закопают, а бывшая больше не даст увидеть Мэгги.
Свет фар едва пробивается сквозь ноябрьские сумерки и туман. Чертова мгла не сходит уже неделю. Я еду осторожно, ориентируясь на навигатор, неоновые вывески и редкие фонари. Наш городок вполне можно считать милым. Если не знать, что во мраке за светом фонарей, окон и вывесок скрываются наркопритоны, бордели, дома, где мужья держат жён и детей в подвалах, общаги, где пускают по кругу пьяных девиц и переулки, в которых каждый день появляется новый жмур. Я, наверное, единственный, кто не воротит нос от этого мрака. Потому-то, наверное, у меня так мало конкурентов в сфере клининга.
За десять лет работы с Пако я повидал много дерьма в прямом и переносном смысле. Чаще всего приходится убирать дома стариков, которые тихо скончались во сне или неудачно упали с лестницы. Чуть реже убираю места преступлений. Копы обычно увозят тела и собирают улики, а самый смак достаётся мне.
Если вы по пьяни зарезали свою жену, а затем и себя, вскрыли вены в ванной или пустили себе пулю в рот — я сотру брызги крови со стен и ковра, соскребу засохшие мозги, выведу опарышей, избавлю жильё от запаха. Никто не заподозрит, что вас здесь расчленили обдолбанные подростки или что вы консервировали детские сердца, пока вас не застрелили копы. Всё будет блестеть, как будто здесь никто не жил и не умирал.
А если ваше жильё некому отдать по наследству — Пако со своей риэлторской конторой и связями в мэрии присвоит его себе и продаст тем, кто не особо брезглив либо тем, кто не умеет гуглить криминальные сводки.
Подъезжаю к дому почивших «клиентов». За высоким забором из дерева и бетона стоит дом — стеклянная коробка с панорамными окнами и бассейном.
Я лезу в кузов фургона и достаю тележку с инвентарём: портативные лампы, перчатки, швабры, губки, мешки для мусора, освежители и ещё с десяток разных средств для очистки чего угодно. Работы не просто много, а пиздец как много. Хоть в новостях и заблюрили место преступления, но даже тупому было ясно, что кровищи море. Ну и вонища там, скорее всего, ядрёная, поэтому я надеваю респиратор.
Уверен, что-то из мебели придётся отмывать, потому что Пак вряд ли станет раскошеливаться на новую — ему важно побыстрее продать дом и как можно меньше вкладываться. Если в холодильнике останется не просроченное молоко — он включит его в стоимость жилья.
Открываю калитку, включаю фонарь и иду по бетонной тропинке к дому. В тёмном панорамном окне мелькает вспышка. Наверное, блики от фонаря. Достаю наушники и включаю любимый плейлист на спотифай. Больше всего мне нравится убираться под Клода Дебюсси. Фортепианная музыка помогает разуму абстрагироваться от мерзкого лика смерти. Мозгом я будто где-то в концертном зале, растворяюсь в чарующих мелодиях и плыву на шёлковых облаках. А тело механически отскребает ошмётки чьей-то печени от кафеля.
Умный дом перестаёт быть умным, когда в нём нет электричества. Я вожу фонариком по огромной гостиной, которая занимает всё пространство первого этажа. Почти всю левую стену занимает ультрасовременная кухня: десяток шкафчиков от пола до потолка, двухметровый холодильник, винный шкаф, огромная духовка. И всё это, естественно, заляпано кровью. Почему люди не могут порешить друг друга в одном месте? Зачем обязательно носиться по комнатам?
Сразу за кухней — широкая лестница, ведущая на второй этаж. Оттуда открывается вид на эту огромную гостиную.
Не спеша рассматриваю картины на стенах. Отдельная экспозиция посвящена семейным фото. Типичная современная белая семейка среднего класса. Скорее всего, муж программировал что-то, а жена проводила сеансы йоги для владельцев корпораций. Или наоборот — в нынешний век всё запутано. Детишки — мальчик и девочка. Совсем мелкие, но уже одеты дороже, чем стоит мой фургон.
В центре гостиной стоит огромный открытый камин. Вокруг — четыре мягких дивана, где, видимо, хозяева коротали вечера за беседой и бокалом рислинга. Кстати о рислинге.
Подхожу к холодильнику в надежде выхватить там что-то выпить. В домах богачей я часто забираю себе бутылки элитного алкоголя, деньги или небольшие драгоценности. Мёртвым это уже не надо, а у меня кредиты, алименты, долги ростовщикам и огромное желание отыграться на ближайших скачках.
Открываю холодильник и даже через респиратор чувствую мерзкий запах тухлятины. Здесь явно покоится супер-полезная и здоровая еда на несколько тысяч долларов. Владельцы дома думали, что правильное питание поможет им прожить подольше, но, к сожалению, фреш из сельдерея здесь не даст иммунитет к ножевым ранениям.
Иду к винному шкафу, достаю оттуда бутылку наугад. Похоже на шампанское. С хлопком открываю, делаю несколько глотков. Кислятина и, стопудово, стоит сотен семь.
Поднимаюсь на второй этаж. Передо мной открыты три двери: ванная, спальня и детская. В первую очередь иду в ванную — там могут быть таблетки, которые по рецепту стоят дорого, а без рецепта я смогу загнать их ещё дороже. Надеваю перчатки, открываю ящички, изучаю оранжевые бутыльки с белыми этикетками. Да! Викодин! Целых пять упаковок! Будет мне прибавка к жалованью! Скину знакомым дилерам, поставлю на ближайшие скачки, сорву куш, смогу купить дочке компьютер и не нарушу обещание поехать в парк Поттера через неделю.
Закидываю пару таблеток, запиваю шампанским, убираю баночки в карман и иду к своей тележке. Слышу звон разбитого стекла на первом этаже и вздрагиваю. Я не привык к тому, что кто-то ещё присутствует на уборке. Обычно такого не бывало, поэтому становится не на шутку тревожно.
— Эй! Кто здесь?! — свечу фонарём со второго этажа, — У меня есть все разрешения муниципалитета быть здесь! — Тишина.
— Я вооружён! — кричу и мысленно матерю себя, что оставил шокер в машине.
Ни звука. Ни движения. Может, я задел какой-то стакан, пока шарился по кухне, но не мог же он падать так долго? Или, может, я что-то криво поставил?
Полминуты стою, свечу фонарём во все углы, но боюсь идти вниз. Копы бы сразу дали о себе знать, а значит, либо у меня глюки после двух таблеток, либо тут кто-то есть. Трясущимися руками достаю сигареты, закуриваю. Показалось. Точно показалось, просто я не был к этому готов. Столько лет выгребаю дерьмо из домов мёртвых, и если бы потусторонние силы были, то я бы уже с ними встретился.
Помню, убирал квартиру, где жили какие-то культисты. Они верили, что когда порежут друг другу глотки в центре пентаграммы, то Сатана восстанет и сделает их своими воинами. Но никакого дьявола там не было. Только липкий от крови пол и восемь обосранных тел в белых простынях.
Курю, успокаиваюсь, надеваю перчатки и принимаюсь за работу. Расставляю портативные лампы, набираю воду в вёдра, развожу чистящее средство. В детской и спальне уборка занимает два часа. Я избавляюсь от трупной вони, выбрасываю матрасы и постельное бельё, дензинфицирую полы и мебель. Как я и полагал, кровь впиталась и засохла. Оттирать её — самый геморрой. Сперва жутко устают руки, потом начинает ныть спина. Пока оттираю пол, нахожу несколько бычков от сигарет. Полицейские совсем охуели — мусорить на месте преступления, да ещё и в детской! Ну или они настолько отупели и обленились, что уже не считают окурок уликой.
Я решаю отдохнуть. Выпиваю ещё пять больших глотков шампанского, сажусь в огромное кресло в спальне и закуриваю. Надо бы не забыть поискать в этом доме что-нибудь ещё ценное. Копы, конечно, уже спёрли себе самые «жирные улики», но я — парень дотошный и скурпулёзный. Пока убираюсь, могу залезть в такие места, куда ни один детектив не подумает смотреть.
В доме резко включается и выключается свет. Я вздрагиваю и роняю сигарету на обивку кресла.
— Чёрт! Ёб твою мать! — пытаюсь быстро стряхнуть пепел, пока не прожёг ткань. А, хрен с ним. Пак вряд ли заметит. Куда важнее сейчас понять — как включилось электричество? Света много не бывает, а от моих ламп глаза быстро устают.
Я спускаюсь вниз и ищу фонариком место, где мог бы быть щиток. Скорее всего, он в подвале. Надо только найти вход туда. Нужная дверь оказывается замаскирована под ещё одну дверцу винного шкафа. Я бы хрен догадался сам, если бы она не была слегка приоткрыта.
Осторожно спускаюсь в темноту и быстро понимаю, что у этих мажоров какой-то слишком глубокий подвал. Вы же обычные безлактозные сливки общества, на кой хер вам бункер под домом?! Мой фонарь едва пробивает темноту внизу, а стены и потолок начинают давить. Я оглядываюсь назад. Позади мрак, впереди мрак. На секунду мне кажется, что я буду вечно спускаться в эту тьму без возможности подняться. Вздрагиваю, ругаюсь на себя за то, что зря запивал викодин алкоголем и решительно спускаюсь дальше.
Благо, это не занимает много времени и вскоре оказываюсь в… подземелье? Сводчатые потолки, колонны из тёмно-серого кирпича, запах сырости и холод, от которого дрожит каждый позвонок. У дизайнера этого дома явно была биполярка. Мне становится не по себе. То ли таблетки отпускают, то ли я переутомился, но меня начинает придушивать тревога. Надо быстренько найти сраный рубильник, закончить уборку и валить отсюда.
Свет фонаря отражается от слегка влажных кирпичей. На стенах нет ни одного признака электрощитка. Зато есть какие-то жуткие картины, на которых нарисованы сцены, от которых даже у меня, видавшего все виды кишок, начинается приступ тошноты. Я вижу портрет молодой женщины с разрезанным лицом, которая держит в зубах собственный глаз. С других картин на меня смотрят старики, горящие заживо. Их лица не выражают ничего, хотя тела обезображены огнём.
Все изображения невероятно реалистичные. Как будто это не какие-то картины, а обработанные в студии фотографии. Волдыри на телах горящих стариков нарисованы так натурально, что я как будто слышу, как они надуваются, шипят и взрываются. На одной из картин я вижу мужчину, который потрошит своих детей, а рядом — окровавленный труп женщины. Я тут же вспоминаю репортаж по телеку, где рассказывали о том, что произошло в этом доме. Я хоть и не заканчивал Гарвард, но у меня в башке быстро сложились два и два. Здесь творится странная дичь, а значит, мне здесь делать нечего.
На хуй щиток! На хуй уборку! На хуй Пако с его работой! На хуй всё! Надо бежать! Я не собираюсь, как тупица из фильма ужасов бродить по этому месту, чтобы меня прихлопнула какая-то херня!
Срываюсь с места и бегу к лестнице. В кино за мной бы уже погналась какая-то сущность, зомби или маньяк в маске, но я не слышу никого и ничего кроме своего охреневшего сердцебиения. Подъём по лестнице уже не кажется мне таким долгим, как спуск. Кажется, я взлетел наверх секунды за три.
Выбегаю из дома, и только возле фургона позволяю себе остановиться и отдышаться. Дом всё также погружён в темноту. Ни звука, ни каких-то признаков того, что за мной кто-то гонится. Ну и хрен с ним. Я сажусь за руль, но меня так колошматит, что едва могу вставить ключи и включить зажигание. Надо успокоиться, а то сейчас уеду в ближайший столб. Что бы там ни было, сейчас я в безопасности. Достаю сигарету, трясущимися руками вставляю её в рот и чиркаю зажигалкой.
Краем глаза замечаю блеск фар в боковом зеркале, а за ним следует звук сирены. Ещё одна полицейская машина выезжает из-за угла и резко тормозит прямо перед моим бампером. Ну бля, этого ещё не хватало. Два офицера с пистолетами наготове медленно приближаются к моей машине.
— Выйти из машины! Руки на капот! И только попробуй что-нибудь исполнить, пидор!
Странно. Обычно копы знают о том, что я делаю. Пако сам служил в полиции, и у него всё схвачено. Наверное, кто-то из соседей вызвал наряд. Я выхожу из машины, поднимаю руки и спокойно говорю:
— Спокойно, ребятки, я свой! Порядок тут навожу, работаю на Пако Суареса!
Ребятки почему-то не успокаиваются, а набрасываются на меня, больно скручивают руки и роняют лицом на асфальт. Чувствую, как один из них прижимает меня коленом, да так сильно, что я начинаю задыхаться.
— Вы имеете право хранить молчание! Всё, что вы скажете, будет использовано против вас в суде! Ты допрыгался, уёбок!
— Парни! Я всего лишь уборщик! — пытаюсь прохрипеть и надеюсь, что меня слышат, — Позвоните Пако, он всё объяснит!
Пако пытается проснуться, запивая десятую утреннюю сигарету пережжённым кофе. Голова трещит после вчерашней кварты бурбона, и боль усиливается от звонка в дверь. Он сжимает виски, плотно закрывает глаза, встаёт и идёт открывать. За порогом его ждёт полицейский.
— Детектив Суини? Чем обязан?
— Здоров, Пак! — темнокожий коп снимает фуражку, — Могу войти?
— Заходи, конечно! Кофе?
— Да, спасибо.
Детектив и Пако проходят на кухню. Суини смотрит на фото в рамках, висящие на стене.
— О, у меня такая же висит с твоей отставки. Знатно погудели тогда, ага?
— Ага, — Пак вздыхает, превозмогая похмелье и пытаясь выглядеть дружелюбным.
Бывшие напарники садятся за стол, делают по глотку кофе и закуривают.
— Я к тебе вот по какому делу, дружище, — коп хмурится, — у тебя работает такой тип, как Генри Бахман?
— Ну, — Суарес чешет небритый подбородок, — работал. В прошлом году я его уволил. Сукин сын жёстко заторчал и спёр комп из моего офиса, чтобы загнать его барыгам. А чё он натворил?
— Значит, работал? Хм… А нам он сказал, что всё ещё работает на тебя. Но его лицензия давно просрочена.
— Я могу поднять документы об увольнении и заявление в полицию на этого мудака. Ты же знаешь, у меня честный бизнес, и я не держу на работе нарколыг и прочих шизов.
— Да, будет здорово. Приложим к материалам дела.
— Так чё он натворил-то?
Детектив Суини залпом допивает кофе, встаёт и слегка потягивается.
— Короче, это пока закрытая информация, но, предположительно, этот Хэнк — тот самый маньяк, которого мы ловим последние полгода. Попался на месте преступления, теперь хуй отмажется. Помнишь я рассказывал тебе про два глухаря: пожилую семейную пару сожгли заживо и через месяц кто-то растерзал вдову мэра?
— Ну, припоминаю.
—Мы не говорили этого прессе, но у убийств было что-то общее. Места преступления были вылизаны до блеска. Ни брызг крови, ни отпечатков, ни следов насилия. Только трупы. И в целом дома жертв выглядели как новенькие.
— Хочешь сказать, Хэнк убил всех этих людей а потом прибрался за собой?
— Похоже на то. Он сейчас сидит в участке и делает вид, что не одупляет, за что его закрыли. К нам уже едут федералы и психиатры, будут дожимать гондона.
— Пиздец.
— Ага.
Суини и Пако закуривают и какое-то время молчат.
— И как вы его взяли?
— Застали за уборкой места преступления. Подонок вырезал целую семью — мужа, жену, двух детей. Судя по всему, он выключил электричество в доме, пробрался туда и выпотрошил всех.
— А как вы об этом узнали? Соседи вызвали?
— Да если бы, — коп усмехается, — сигнал пришёл от самого дома. Там какая-то система хитровыебанная стоит. Камеры распознают посторонних в доме ночью и автоматически отправляют сигнал тревоги в полицию.
— Но Хэнк же вырубил электричество?
— Да, но, видимо, на линии что-то коротнуло, свет включился, камеры зафиксировали левого чувака и отправили сигнал о незаконном проникновении. Буквально двух секунд хватило. Офицеры приехали, когда он собирался сваливать. В доме нашли его инвентарь для уборки. Второй этаж уже был стерилен, но на первом куча отпечатков, окурков и следов борьбы. Так что ублюдок теперь стопудово закончит на электрическом стуле.
Бывшие напарники ещё долго обсуждают это дело, вспоминают былые годы службы в полиции. Туман за окном рассеивается и в кухню Пако проникают первые за неделю солнечные лучи. Он достает мобильник и звонит секретарше. Просит поднять документы об увольнении бывшего уборщика.
Текущий рейтинг: 73/100 (На основе 8 мнений)
