(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Тёмная лента
— Поимей меня легавый! — выдохнул Горыныч, треснул по рулю и тут же затряс рукой с загипсованным пальцем, шипя от боли.
Отеля не могло здесь быть. Однако он стоял, искрясь отражением неона в огромных окнах и попирая все факторы, противоречащие его существованию. Цилиндр из тонированного стекла венчал здание, переливаясь отблесками луны, повисшей над верхушками деревьев. Под ним громоздилась большая золотая вывеска. «Тёмная лента», — гласили её буквы с вычурными завитушками.
Горыныч повернулся к своим попутчикам.
— Дак это не мой личный галюн? Вы тоже видите это арбатское казино посреди леса?
Родион изящным жестом застегнул молнию на куртке и заметил:
— Во-первых, это отель. Во-вторых, на Арбате никогда не было такого здания.
— Чё умного включил? Типа ярославские пацаны ваще не в курсах, как там у вас?! — взвился Горыныч. — Аля! — рявкнул он так, что сидевшая на заднем сидении девушка вздрогнула. — Ты ж тоже столичная?! Поясни этому ботану, что похоже на казино с Арбата!
— Д-да, наверное, — забормотала она, виновато косясь на Родиона.
— В любом случае, — сказал тот, — предлагаю сходить и выяснить, не наблюдаем ли мы сейчас феномен массовой галлюцинации.
Агрессия Горыныча мгновенно сменилась мрачным весельем — настроение у него скакало с задором оборванного провода под напряжением.
— Если это глючный отель, то надеюсь, там найдётся пара глючных шлюх, — оскалился он.
Загнав машину под развесистый куст, все трое вышли из машины.
Хотя путь предстоял неблизкий, через местный бурелом не всякий армейский внедорожник продрался бы — что уж говорить о немолодом шевике Горыныча.
Путешественники подсвечивали дорогу фонариками, спотыкались об коряги и старались держаться вместе.
Со стороны они напоминали закадычных друзей.
Но на самом деле их связывало кое-что покрепче дружбы.
Их связывало общее преступление.
Все трое были модераторами чата на сайте, куда транслировались изысканные шоу для педофилов. Неиндексируемая ссылка, ведущая на этот сайт, менялась каждые полчаса. Получить её можно было лишь за большие деньги и выполнение своегообразного теста: желающие вступить в «клуб» должны были прислать владельцам сайта видео, на котором запечатлены развратные действия с ребёнком младше десяти лет. Предварительно нужно было нанести на тело ребёнка уникальную надпись, которую задавали сами владельцы. Отбор проходили не все — многих отсеивали, подозревая, что видео прислали охотники из следственного комитета, засняв вместо ребёнка загримированного карлика.
В дороге Горыныч, Родион и Аля говорили о том, как их затянуло в этот бизнес.
Але просто не повезло. Сотрудница клининговой компании, однажды она отправилась работать в загородный особняк, где неосторожно открыла дверь комнаты, которую хозяин дома так же неосторожно забыл запереть на ключ.
Там Аля застала взрослого мужчину и мальчика лет восьми.
Оба были голыми.
Мужчина спокойно попросил мальчика выйти за дверь, накинул халат, взял из угла комнаты камеру на штативе и показал Але заснятое видео. На видео было видно не только мужчину с мальчиком, но и открывающую дверь девушку. После этого мужчина спросил её, чем бы она предпочла обзавестись в ближайшем будущем: кучей проблем или новой работой?
Аля выбрала работу.
Позже эта работа свела её с айтишником Родионом и компьютерным мастером Горынычем.
Первый тоже оказался не в то время и не в том месте — правда, в отличие от Али, на просторах цифровой реальности. Разыскивая сведения о специфическом языке программирования на одном из «тёмных» форумов, он наткнулся на объявление, обещающее хороший доход. В нём была перечислена лишь техническая сторона работы, и Родион решил — а почему бы не попробовать. В конце концов, буквально за пару недель до этого врач сообщил ему о раке желудка на начальной стадии, поэтому дополнительный заработок был чрезвычайно кстати.
Когда до Родиона наконец дошло, во что он ввязался, поворачивать назад уже было поздно. Слишком много переписок, соглашений и прочего компромата собрали его «работодатели».
А Горыныча, по его собственным словам, пригласил на работу какой-то знакомый, когда узнал, что после краха компьютерной конторки Горынычу приходится регулярно общаться с коллекторами.
— Я много у кого бабла назанимал на бизнес. Даже у некоторых авторитетов! — то ли похвастался, то ли пожаловался Горыныч, рассказывая свою историю. — Но на устранении пузырьков из термопрокладок много не заработаешь…
— В прокладках не бывает воздушных прослоек, — возник с заднего сиденья Родион. — Они бывают в некачественной термопасте.
— Йопт, ну ты и зануда. Один хрен, как называть, — закатил глаза Горыныч. — Так вот о чём бишь я? Ах да, работа! Кароче, привередничать с ней не пришлось. Неохота, конечно, всю ночь смотреть на то, как мелюзгу пялят, а что поделаешь…
На самом деле им было почти не видно, как «пялят мелюзгу». Главная страница делилась на множество экранов, внутри которых и дети, и ведущие казались маленькими резиновыми куколками со смазанными пятнышками вместо лиц. Конечно, нажав на экран, можно было увеличить его и увидеть происходящее во всей красе, но модераторам это было ни к чему. От них требовалось пресекать оскорбления и препирательства, блокировать подозрительных пользователей, принимать ставки, отслеживать проведённые оплаты, передавать ведущим пожелания от зрителей, — а для этого всё внимание приходилось концентрировать на переписке в общем чате.
Оттуда они и узнали легенду о «Тёмной ленте».
По словам зрителя с ником BDshok_1801 так назывался отель, владелец которого мог «решить любые проблемы».
«Абсолютно любые? — насмешливо уточнил другой зритель, Greyhalf. — Сколько же он за это берёт?».
«Нисколько», — ответил BDshok_1801 и следующим сообщением добавил: «Если говорить о деньгах».
Ближе к концу представления, когда дети уже вяло реагировали на действия ведущих, зрители всё реже включались в процесс и всё активнее общались друг с другом в чате. Обычно разговоры велись о методах совращения, о способах заставить ребёнка молчать, о подчищении улик… Но изредка обсуждение доходило до удивительно невинных вещей, вроде автомобилей или туризма.
Вероятно, той ночью шоу получилось уж слишком хорошим, и зрители, накормив своих демонов похоти до отвала, заговорили на совершенно асексуальную тему — начали делиться городскими легендами.
Ни Аля, ни Родион, ни Горыныч так и не смогли вспомнить, кто из юзеров поднял эту тему. Но ясно помнили, как после слов «решить любые проблемы» их взгляды начали ловить каждое сообщение от BDshok_1801.
Они помнили, как продолжал язвить Greyhalf — мол, что за валюта у владельца в почёте? — и как BDshok_1801 ответил ему: «Вера в чудеса. Звучит сентиментально, знаю».
«Встреча проходит в Диснейлэнде?» — не унимался остряк.
«Не обязательно. Найти "Тёмную ленту" можно практически где угодно при соблюдении простых условий. Первое — после наступления темноты ты должен приехать в такое место, в котором никогда раньше не бывал. Второе — минимум на пять километров вокруг не должно быть ни одной живой души, кроме тебя самого... ну и, возможно, твоих попутчиков. Ведь третье, самое важное — это сила намерения. Чем твёрже ты намерен попасть в "Тёмную ленту", тем больше шансов найти её. Сомневаешься в себе — бери с собой ещё одного или двух человек. Энергия ваших намерений суммируется, и шансы повысятся».
«Интересно, — написал W_Sigizmundovi4. — Но не хватает пары историй о тех, кто всё-таки добрался до этого miraculum».
«Они были бы скучными, — ответил BDshok_1801. — Тем, кто добрался до отеля, остаётся лишь зайти внутрь и поговорить с владельцем. Главное — успеть сделать это до рассвета».
«Да, да, — снова взялся за своё Greyhalf. — А потом отель превратится в тыкву. Скучно и предсказуемо».
«Может, и так, — невозмутимо согласился BDshok_1801. — А может, и нет. К чему эта пустая полемика? Ведь теперь у любого из вас теперь есть всё необходимое, чтобы попасть в "Тёмную ленту" и лично проверить любую из построенных вами теорий! В конце концов… Я ведь откуда-то знаю обо всём об этом, правда?»
Прежде, чем Greyhalf успел набрать очередную колкость, BDshok_1801 покинул чат.
К тому моменту тусклый серый рассвет уже начал заглядывать в квартиры российских городов.
В двух из них, разбросанных по разным концам столицы, в глубокой задумчивости сидели двое модераторов: Аля над исцарапанным ноутбуком и Родион перед парой больших светящихся мониторов. А где-то в ярославльской хрущёвке их коллега Горыныч тушил окурок в пепельнице, слушая гудение старенького компьютерного корпуса.
Их разумы были заняты уже не столько происходящим в чате, сколько борьбой между рациональным здравомыслием и призраком абсурдной надежды.
Тогда они ещё не подозревали, что через пару недель этот призрак обрастёт плотью общей цели — найти «Тёмную ленту». Сначала были просто шуточки в их рабочем чате на троих.
Из-за свалившихся на них проблем Аля, Родион и Горыныч растеряли почти всех друзей, а специфическая работа окончательно отдалила их от прежних кругов общения. В деловой переписке друг с другом они пытались хотя бы немного компенсировать социальные потери, поэтому сухие разговоры об алгоритмах и кибер-безопасности быстро перемешались с историями из жизни, ссылками на видео про котиков и дружескими приколами.
Последние вскоре свелись к «Тёмной ленте».
«...А если я этому воротиле отельному скажу, что мне бабу найти проблемно, потому что у меня хер два метра! Чё он сделает?? Резиновую Зину под заказ слепит???» — ржал Горыныч в начале.
«...В эти выходные мне совершенно нечем заняться. Настолько нечем, что я даже подумываю поехать на поиски “Тёмной ленты”. Не лишним было бы решить все мои проблемы, знаете ли», — полусерьёзно шутил Родион спустя неделю.
«...А что мы потеряем, если поедем? Разве что свободное время, которого у нас теперь достаточно!», — убеждала их Аля за пару дней до встречи.
Им самим с трудом верилось в их нелепое намерение. Но Аля уже почти полгода не могла увидеться с больной мамой из-за отвращения к самой себе и своей работе, желудок Родиона едва переваривал детское питание, а Горыныч с трудом набирал текст из-за сломанного пальца — «подарка от коллекторов».
И над каждым из них висела тень влиятельных киберпреступников, способных доломать их и без того искалеченные жизни. Раньше каждый из них, — простоватая Аля, материалист Родион и бывший гопник Горыныч, — наверняка посмеялся бы над тем, кто смог бы поверить в безумие вроде «Тёмной ленты». Но не теперь, когда вся их жизнь стала безумием, вытесняющим как надежду, так и здравый смысл.
Место они выбрали в последний момент.
Аля и Родион хотели хотя бы временно вырваться из бетонно-пластиковых лап Москвы. Их коллега, напротив, не горел желанием покидать родные места — поэтому все трое встретились в Ярославле.
Уже сидя за рулём, Горыныч вспомнил о лесном массиве вблизи водохранилища. Там точно можно было найти места, подходящие для их цели, которая до последней секунды казалась недостижимой.
Но вот последняя секунда неверия минула — и перед ними предстало здание отеля, трёхэтажное, шикарное, издевательски светящее стеклянными дверями посреди ночного леса.
— Это сон. Это сон, — бубнил Родион, когда все трое зашли внутрь, дико озираясь по сторонам, что выглядело особенно забавно — ведь в интерьере отеля не наблюдалось ничего примечательного.
Ноги троих путешественников ступили на гладкую тёмную плитку. По углам помещения, объятого тёплым светом и ненавязчивой музыкой, дружественно раскинули свои бархатные объятия диванчики. Рядом с ними ютились винтажные торшеры. Из подвешенных под потолок колонок звучал приглушённый джаз. В глубине зальчика возвышался ресепшен, за которым торчала худая и сутулая, но явно человеческая фигура.
— Добрый вечер, — пробубнила она, выходя из-за стойки.
Горыныч наконец очнулся от шока.
— Здарова, — сказал он. — А эт чё, внатуре прям отель? «Тёмная лента», реально?
— Приветствуем вас в отеле «Тёмная лента», — словно не услышав вопроса, сказал обладатель фигуры. Свет торшеров обрисовал его бесформенный костюм, внушительный нос и длинное лицо, такое же бесцветно-серое, как и голос. — Сколько номеров желаете снять? Але всё казалось по-прежнему нереальным, начиная от вкрадчивого джаза из колонок, до костюма, свисающего с тощего портье. Она бессознательно ухватилась за рукав куртки Родиона, заставив того стряхнуть оцепенение. Откашлявшись, он сказал:
— Добрый вечер. А вы не подскажете, как найти владельца отеля?
— Господин Шоколаев вернётся к двум часам ночи. К сожалению, он всегда останавливается в разных номерах. — Портье постреливал в новоприбывших примостившимися у носа глазками. — Хотя обычно предпочитает люксы на минусовых этажах.
— У вас тут чё, и подпол имеется? — весело вмешался Горыныч. — Шалав там небось держите?
Родион перебил портье, уже открывшего рот для ответа:
— Спасибо за информацию. Что ж, мы подождём его здесь.
— Это невозможно, — сказал портье. — Нашим гостям запрещено покидать номера в ночное время. Таковы правила безопасности. — Безопасности? — удивился Родион. — Что ж, правила есть правила. Сколько стоит номер на одну ночь?
— Мы предоставляем постояльцам право провести в отеле первую ночь бесплатно. Акция не распространяется на покрытие возможных убытков, — сказал серый портье. Казалось, он просто не знал о существовании интонаций. — Сколько номеров вы хотите снять?
— Один трёхместный, пожалуйста.
— В нашем отеле нет трёхместных номеров, — покачал носом портье.
— Тогда давайте двухместный для нас с товарищем и одноместный для дамы. Желательно поближе к нашему номеру. — Дождавшись кивка портье, Родион обернулся на своих спутников и добавил полушёпотом: — Нам лучше держаться вместе.
Пока портье ковырялся на ресепшене, занося какие-то данные в записную книгу, Аля заметила, что до сих пор сжимает рукав Родионовой куртки. Она смущённо ойкнула и разжала пальчики. Родион разгладил рукав дорогой кожанки и даже улыбнулся Але, которая смотрела так, словно собиралась сказать что-то ещё.
Но гогот Горыныча не дал ей это сделать.
— Зацените, народ! — почти проорал он, держась за нависающий над джинсами живот. — Внатуре, гляньте!
Родион подошёл к висящей на стене доске с объявлениями, в которую Горыныч тыкал волосатым пальцем. Среди непримечательных флаеров висел список правил. Судя по тому, что ничего особо смешного в коротком списке не было, — не шуметь после девяти вечера, не портить имущество, не покидать номера в ночное время суток, — Горыныча рассмешила подпись: «С любовью, Бадалий Шоколаев, владелец отеля “Тёмная лента”».
— Бадалий! — восторженно хрюкнул Горыныч. — Бадалий, мать вашу! Бля буду, даж перелопатив все бумаги в своём журнале событий, я не найду ни одного клиента с таким именем!
— Бумаги? — поднял брови Родион.
Горыныч не заметил его удивления, продолжая веселиться.
— Так это с ним надо встретиться? И как же нему обращаться? Бадя? Бадун?
Пока Горыныч гыгыкал, Аля застенчиво топталась рядом с Родионом, нащупывая тему для разговора — и остановилась на перстне, украшавшем палец парня.
— Красивое колечко… Это пчела? — робко спросила она.
— Оса.
— Ух ты! Круто! Осы такие… Ну типа хищные и опасные. Это какой-то символ? Что он означает?
— Да так…
Оса на его кольце означала лишь то, что Родиону понравилось кольцо. Но он почти не слышал Алиного вопроса, слишком озадаченный последними словами Горыныча.
Девушка даже не догадывалась, что ещё по дороге Родион заметил несколько настораживающих несостыковок в рассказе ярославльского коллеги. Раньше их можно было списать на простые оговорки — но представление о журнале событий как о какой-то стопке бумаг было уже слишком странным для компьютерного мастера.
Родион начал подозревать, что Горыныч был вовсе не тем, за кого себя выдавал. Но не успел парень решить, что делать с этими подозрениями, как портье поднял нос над стойкой. Грохнув об неё ключами, он сказал:
— Ваши номера пять тысяч девятьсот девять и пять тысяч девятьсот одиннадцать находятся в конце коридора в левом крыле. Желаем вам приятного отдыха в отеле «Тёмная лента».
— Пять тыщ? — вылупил глаза Горыныч. — Погодьте-ка! У вас же тут всего три этажа, откуда такие…
Пронзительный визг Али ударил по ушам всех троих, заставив подскочить и обернуться. К её визгу прибавился крик Родиона и мат Горыныча, когда они увидели выцветшее лицо, жёваной тряпкой болтавшееся чуть выше головы девушки. Пальцы вдавились в её плечи, а провал запавшего рта шевелился, произнося какие-то слова.
— Отвали! Отвали! — верещала Аля, отбиваясь от высокого исхудалого мужчины в отельном халате.
Очнувшись, Родион с Горынычем наконец бросились ей на помощь.
Но истощённое тело, спрятанное в недрах халата, обладало недюжинной силой, совладать с которой у них не получалось даже втроём. Пыхтя от натуги, Родион внезапно перехватил взгляд блёклых глазных яблок, установившихся на него из провалов глазниц.
— Девочка из пауков. — Губы незнакомца задёргались в шёпоте, словно пара полудохлых червей. — Она снится. Она всегда снится. Скажите им, чтобы убрали сны. Скажите им, чтобы переста…
Конец реплики потонул в новой порции Алиного визга. Она наконец сумела выдернуться из полупрозрачных пальцев, упав в объятия Родиона, — и в тот же миг исхудалого незнакомца подхватил такой же тощий портье. Родиону показалось, что на пару секунд портье согнул руку в локте, словно врач, делающий укол. Однако через секунду парень забыл об этом, так как незнакомец утихомирился и встал смирно, опустив голову.
Короткие седые волосы, бледная кожа, бугристое лицо, неопрятная щетина. Кроме нездоровой истощённости, в нём не было ничего примечательного. Так бы мог выглядеть любой прохожий в толпе, пару недель забывавший нормально есть и ухаживать за собой.
— Эт-это чё ещё за хунта?! — выдал Горыныч то, что вертелось на уме у всех троих. — Здесь вроде как отель, а не дурка! Я компенсацию потребую! За моральный ущерб нахрен!
— Сожалею, что вам пришлось стать свидетелями столь неприятного зрелища, — сказал портье. Он почти заботливо приобнял за плечи незнакомца, который теперь лишь похрипывал что-то невнятное. — Порой у нас останавливаются постояльцы с нездоровыми родственниками. Иногда за ними непросто уследить. Прошу вас проявить понимание. И, пожалуйста, чувствуйте себя, как дома! — Последние слова портье донеслись до них уже откуда-то из глубины правого коридора, куда он уводил незнакомца.
Когда шарканье шагов стихло, оставив лишь фоновое мурлыканье джаза, Горыныч выругался, Родион вздохнул, а Аля зашептала:
— Об этом ни слова не было в чате! Там вообще ничего не говорилось о том, кто сюда приезжает! Нам надо бежать отсюда, это ненормально!
— А отель в лесу, непонятно откуда берущий электричество — это нормально? — резко возразил Родион. — А четырёхзначные номера в трёхэтажном здании — это нормально? Может, наше ежедневное наблюдение за педофильским шоу — нормально? — Аля затрепетала ресничками, словно собираясь расплакаться, и Родион смгячился: — Мы уже давно выбились за рамки «нормальности». И приехали сюда для того, чтобы попытаться это исправить. Мы зашли слишком далеко, чтобы позорно сбежать с пустыми руками, тебе не кажется?
Подумав, Аля согласно всхлипнула.
— Едрить ты босс! — присвистнул маячивший за её спиной Горыныч. — Ну расскажи, чё там у нас дальше по списку, коль разошёлся. Засядем в номерах и будем ждать приезда этого Кадаврия, или как его там?
Он не заметил тень напряжённой подозрительности, с которой Родион посмотрел в его сторону. Пару секунд парень молчал, словно что-то обдумывая, а затем ответил:
— Думаю, нам стоит выдохнуть и принять душ, благо есть такая возможность. А потом соберёмся в одном из номеров и обсудим, что делать дальше. Нам ведь ещё предстоит понять, как отыскать владельца отеля до рассвета, раз покидать номера ночью нельзя. Что скажете?
— Ага, нормас. Я вспотел, как свинья, — ухмыльнулся Горыныч. — Спугну ещё нашего волшебника своим духаном. Аль, согласна?
Аля пискнула «угу», и все трое двинулись вперёд по коридору, поглядывая на таблички номеров. Пять тысяч восемьсот девяносто пять, пять тысяч восемьсот девяносто девять… По мере увеличения чисел на табличках джаз за их спинами становился всё тише. Тусклый свет редких круглых ламп на потолке выхватывал куски окружения, смутно являя тройке путешественников грязно-бурые обои с потёртыми узорами, потемневшую деревянную обшивку и истоптанный ковролин. Ни звука не доносилось из-за дверей, словно эти коричневые прямоугольники затаились, молча наблюдая за новыми постояльцами.
Когда они добрались до номера пять тысяч девятьсот девять, Родион вонзил ключ в скважину с заметным облегчением.
— Твой номер дальше, — нетерпеливо напомнил он стоявшей рядом Але.
—Да, да, — прошептала девушка. — Просто хотела отдать кое-что. Вот.
Она достала из сумочки маленькую квадратную бумажку и сунула её в карман Родионовой куртки. А затем развернулась и убежала к номеру в конце коридора, где сквозь полумрак проступала лестница, ведущая на второй этаж. Девушка молниеносно провернула ключ в скважине и исчезла за дверью.
Горыныч осклабился.
— Кажется, эта киска от тебя течёт?
— Кажется, я рехнусь, если ещё секунду проведу в этом коридоре, — буркнул Родион под аккомпанемент поворачивающегося ключа. Скрипучая дверь открылась, и они с Горынычем зашли внутрь.
Номер оказался настолько нормальным, что у обоих вырвался вздох облегчения. Нехитрое убранство из двух кроватей, общей тумбочки и жалкого подобия столика заливал свет люстры, не оставляя места зловещим теням. Чтобы окончательно успокоиться, Родион по очереди щёлкнул выключателями двух настенных ночников, выжигая их светом остатки комнатного сумрака.
— Жаль, здесь нет телевизора, — сказал Родион, осматриваясь так, словно надеялся, что просто не заметил его среди безвкусно-полосатых обоев.
— Ваще насрать, я со студенческих времён зомбоящик не смотрю, — скривился Горыныч. — Кстати, про «насрать». Пропусти-ка в толкан, братиш!
Бесцеремонно оттолкнув Родиона, Горыныч захлопнул дверь ванной. Родион успел разглядеть пятно унитаза на фоне кафельных плиток. — Мудак, — шёпотом ругнулся парень, но изменился в лице, стоило ему отвернуться от двери ванной.
Перед ним висела куртка Горыныча, которую тот успел скинуть и нацепить на вешалку возле входа. Карман дешёвой олимпийки оттягивало что-то прямоугольное.
Смартфон.
Предмет, с помощью которого можно узнать о его владельце больше, чем он сам захотел бы рассказать.
«Отличный шанс выяснить, кем на самом деле является наш “компьютерщик”, не знающий отличия термопрокладки от термопасты», — подумал Родион, напряжённо прислушиваясь к звукам из ванной. Судя по канонаде негромких, но смачных шумов Горыныч не собирался выходить оттуда ближайшие несколько минут.
Родион воровато извлёк смартфон из кармана олимпийки. Китайский кирпич оказался не защищён даже кодом-паролем, и приветливо открыл Родиону меню с иконками.
Родион полез в «Контакты». «Вова Ларёк», «Тася Купалова», «Аптека Возле Дома». Пролистнув список нехитрых названий до конца, Родион разочарованно закрыл телефонную книгу. Ничего интересного не нашлось ни в смс-сообщениях, ни в мессенджерах, которые были забиты переписками с доставщиками еды.
Из-за двери в ванную по-прежнему доносилось бульканье и пыхтение, поэтому Родион рискнул приступить к проверке самой объёмной части цифрового хранилища — папке с изображениями.
Через пару десятков непримечательных фоток с видами из окна и каких-то скриншотов, Родион наконец наткнулся на то, от чего его прошиб холодный пот. В первую секунду он чуть было не пролистнул изображение вместе с остальными, однако увиденное показалось слишком отвратительно-знакомым, чтобы не обратить на него внимание.
Родион брезгливо надавил пальцем на превью фотографии, посреди которой виднелась полоска телесного цвета.
Этой полоской оказалось голое детское тельце, разложенное поперёк потёртого дивана. Судя по коротким светлым волосам и нежной пухлости, это был мальчик лет шести.
Судя по неестественно вывернутой голове и остекленевшим глазам, он был мёртв.
Сердце Родиона заколотилось. Чем дальше он листал фотографии, тем сильнее нарастал грохочущий пульс у него в ушах.
Светловолосый мальчик попался ему ещё на нескольких изображениях. На одном его посадили в несоразмерное большое пыльное кресло, на другом — уложили на кровать, предварительно натянув на ножки девчоночьи гольфы, на третьем несчастный и вовсе валялся на грязном кафеле. Неизменным оставались лишь стеклянный взгляд малыша и неестественное положение головы, явно свидетельствующие о том, что мальчик был мёртв.
Однако светловолосый малыш оказался не единственным ребёнком в галерее изображений. Родион обнаружил фотографии с ещё одним мальчиком, более взрослым и поджарым; и пару довольно старых — с кудрявой девочкой не старше пяти лет.
Все трое детей были голыми.
Все трое детей были мёртвыми.
Однако эти изображения объединяла ещё одна деталь, которая напрягла Родиона сильнее всего остального. Фотографии с детьми были сделаны в одной и той же квартире — в квартире, интерьер которой повторялся на множестве других фотографий. В квартире, принадлежавшей Горынычу.
Когда щеколда ванной комнаты щёлкнула у Родиона за спиной, он подпрыгнул и в панике сунул смартфон в собственный карман вместо того, чтобы вернуть на место.
Свою роковую ошибку он осознал слишком поздно.
— Чё пыришься, будто Ельцина увидел? — буркнул высунувшийся из-за двери Горыныч. — И нахрена торчишь у входа?
— Я просто… Мне показалось, что в коридоре кто-то ходит, вот и решил прислушаться, — быстро нашёлся Родион.
К его удивлению, Горыныч весело заухмылялся.
— О! Может бабца наша приходила? Как её там, Алёна, Алина? Ну Аля, короче. Чё за валентинку она те втюхала, кстати?
— Валентинку? — растерялся Родион.
— Пф-ф, герой-любовник! — хрюкнул лже-компьютерщик. — Тебе леди письмо передать изволила — а ты б его даже не нашёл без меня! Колись, чё она там намалевала?
Радуясь возможности оттянуть момент, когда Горыныч вспомнит о смартфоне, Родион достал из кармана квадратную бумажку. — «Ты мне очень понравился. Если захочешь, приходи. Буду ждать!», — прочитал он вслух под восторженное сопение Горыныча. — Едриться-веселиться, вот это поворот! — растянул он жирные губы в оскале. — Кого-то ждёт сегодня шпили-вили, ась?
Родион натянуто улыбнулся.
— Не думаю. У нас нет времени на постельные забавы.
— Да не ссы, успеешь! Всё равно этот Кадавр только через час приедет. А формы-то у Алечки — у-ух! — Горыныч задорно пошлёпал себя по груди.
— Женщины меня не интересуют, — отрезал Родион и добавил в надежде заставить Горыныча забыть о смартфоне ещё на какое-то время: — Да, я гей. Но ты будь спокоен. Быдланы с пивным пузом меня тоже не интересуют.
Веселье Горыныча сменилось опасливой задумчивостью — как у животного, наблюдающего за непривычным явлением.
— А-а-а, — протянул он с неопределённой интонацией. — Чё, серьёзно? Вот прям гей? Ну то есть, ты с мужиками это… ну в жопу там? И в рот берёшь?..
— Ты правда хочешь знать подробности моей интимной жизни?
— Пхах! Не-не, ты чё! — Горыныч попытался изобразить смех. — Я так, просто… из интереса! Мне-то не понять, я же по бабам. Если б мне такая захотела дать, уж я бы её отодрал, до мозолей на пиз…
— Ну так сходи вместо меня, — сказал Родион.
— Чё?
Родион так увлёкся надеждой отвлечь Горыныча и тайком вернуть смартфон на место, что не заметил, как дёрнулась губа его собеседника.
— Сходи вместо меня, — оживлённо повторил он. — У тебя есть все шансы уломать её!
— Я чёто не понял. — Голос Горыныча стал неприятно-низким. — С чего эт ты вдруг мне говоришь, чё делать?
— Да я просто предла…
Не дав Родиону договорить, Горыныч схватил его за воротник и вздёрнул вверх. Родион почувствовал, как врезавшаяся в шею ткань придавила кадык к хребту. Смартфон Горыныча выскользнул из кармана и с грохотом упал на паркет.
— А ну как я возьму и не захочу идти к ней? — пропыхтел Горыныч всё тем же неприятным голосом в лицо задыхающемуся Родиону. — Чё тогда? К «своим» меня припишешь, что ли? Это у заднеприводных проверка такая?!
Лицо Родиона набухало багрянцем. Он мелко потряс головой.
— Со мной эта херь не прокатит, усёк? — Бас Горыныча превратился в рык. — Если я не залезаю на первую встречную пилотку, это ещё не значит, что я этот… извращенец какой-то! Я нормальный мужик, у которого встаёт только на баб! Только на баб! Понял?
Горыныч швырнул Родиона на пол и брезгливо сделал пару шагов назад. После серии жадных вдохов Родион поднялся на колени, глядя на Горыныча со смесью страха и злости.
— Кха-кха! Ты больной, что ли?! — возмутился он так громко, как ему только позволило едва восстановившееся дыхание. — Да мне плевать, на кого у тебя там встаёт! Твою мать, я вообще не хочу ничего знать о…
Пряча страх за ругательствами, Родион лихорадочно пытался нашарить на полу смартфон до того, как Горыныч его увидит.
Но не успел.
Тяжёлый взгляд Горыныча оборвал поток его гневных восклицаний на полуслове. С нехорошим предчувствием Родион проследил за взглядом лже-компьютерщика.
Он смотрел на свой девайс, валяющийся возле ножки кресла. Экран предательски светился фотографией с обнажённым детским тельцем.
— А ты это, что ли, — протянул Горыныч с леденящим спокойствием, — в моём телефоне шарился? А?
Вместо ответа изо рта Родиона вырвались какие-то смешные звуки.
Тем временем в другом номере Аля, не подозревающая о плачевном положении Родиона, лелеяла самые сладкие надежды на его счёт. У неё не было мужчины с тех пор, как она устроилась работать модератором. Мышиная опасливость подсказывала, что в её положении заводить отношения опасно — ведь под флёром романтических чувств можно было расслабится и ненароком выдать свою причастность к сообществу педофилов.
Но Родион влачил на себе тяжесть того же греха, что и она! Наверняка он тайно мечтал о ласковом утешении, которое Аля могла ему дать! Стоило Алиному мозгу выстроить эту теорию, как её неприкаянное сердце поспешило воспылать чувствами к подходящему объекту. Пока этот самый объект выл от боли, пытаясь вырвать трескающуюся кисть руки из-под ботинка Горыныча, Аля уже успела накраситься и снять дорожные джинсы, под которыми красовались кружевные трусы.
«Придёт или не придёт?» — гадала девушка, дрейфуя по номеру. Она заметила бутылочку с водой и стаканы, стоящие возле зеркала, и попыталась запить вставший поперёк горла нервный комок.
Она слишком поздно поняла, что в бутылочке была не просто вода. Когда Аля закашлялась, залив вырез майки кисловатой жидкостью, то солидный глоток уже успел соскользнуть в её желудок. Опережая панику, бессилие навалилось на девушку вязким киселём, в котором с трудом ворочались и сознание, и тело. Почти не чувствуя, как подкашиваются колени и как щека проезжается по жёсткому ворсу, Аля растянулась на полу.
«Я не сняла цепочку с двери, — успела подумать она. — Как же Родион теперь войдё…»
Недодуманную фразу поглотила темнота, в которой растворилось Алино сознание. Портье, который всё это время стоял за дверью, прекрасно расслышал и кашель, и глухой удар тела об пол. Деловито качнув носом, он направился обратно к стойке. Вопли о помощи, которые доносились из-за двери номера пять тысяч девятьсот девять, казалось, совершенно его не интересовали.
— Кто-нибудь!!. — орал Родион, заливаясь слезами от боли в треснувшей кисти. — Кто-нибудь, помогите, убива…
Горыныч оборвал его крик сдавленным хрипом, сжав мощные руки на шее парня.
— Ты мне сразу не понравился, пидорок, — пропыхтел он, прижимая трепыхающегося Родиона к полу. — Такие умники всегда суют рыло куда не следует. Чё, понял теперь, что никакие коллекторы меня не искали? И что палец мне сломал очередной мандюк, которого я пытался домой затащить? Ага, я сам напросился эти чаты модерить! И да, я невхерственно доволен своей работой — а потому скажу этому Кадавру сделать так, чтобы никакие менты никогда не вскрыли нас!
Тело Родиона билось в конвульсивной судороге, солёная слюна заливала подбородок, глаза закатились. Край ускользающего сознания успел отметить кусок олимпийки Горыныча, которая по-прежнему висела на вешалке — прямо над его лицом.
— Не решить те своих проблем в этом отеле, — продолжал лже-компьютерщик. — Ещё никто, узнав мою тайну, не остался в живых — и ты не останешься!
В этот миг Родион выдернул здоровую руку из-под колена Горыныча. Он дотянулся до свисавшей олимпийки и рванул на себя. Напольная чугунная вешалка тяжело пошатнулась перед падением. Горыныч ничего не замечал до тех пор, пока пятнадцать килограмм металла не обрушились на его лысеющую макушку, разукрасив её багровой ссадиной.
— Аы-ы-ы-ы-ы-ы-ыгх-х!
Горыныч взвыл, откинулся назад и обхватил голову руками, мотая ею от боли. Тем временем Родион прокашлялся, сделал два мощных вдоха и приступил к борьбе за жизнь. Прилив адреналина заглушил боль в руке. Родион ужом вывернулся из-под противника, попутно зарядив тому в лицо кроссовком. С рыком «сучёныш!!!» Горыныч попытался ухватить парня за штанину, но ему помешал новый приступ головной боли, заставивший вновь прижать ладони к вискам.
Уже протискиваясь в дверь, Родион успел заметить, как Горыныч пытается подняться, брызжа слюной и спотыкаясь о собственные ладони. Парень рванул по коридору с такой скоростью, какую только мог позволить себе при сбитом дыхании. Ноги подкашивались от нехватки кислорода, и ему приходилось хвататься за стены, чтобы не упасть — однако он легко преодолел остаток коридора и побежал по лестнице на следующий этаж.
Родион был слишком напуган, чтобы обратить внимание на яркий свет, который теперь заливал весь отель, преображая его до неузнаваемости: ковролин полыхал чистым алым цветом, таблички с номерами блестели, в золочёных узорах обоев проступали не то танцующие пауки, не то многоглазые морды ухмыляющихся свиней. Парень промчался через изменившийся коридор, лестничный пролёт и заметался по второму этажу.
— На помощь! Пожалуйста! Впустите! — выкрикивал Родион, беспорядочно дёргая ручки запертых номеров.
Пока он ломился в одну безмолвную дверь за другой, Горыныч наконец выбрался из номера. Яркий свет заставил его зажмуриться, а боль продолжала нещадно гудеть в голове, отдаваясь волнами накатывающей тошноты. Горыныч был разъярён, но слишком дезориентирован, чтобы догадаться, куда побежал его противник. Качающейся походкой он пошёл в прямо противоположном направлении.
— А ну выходи, говномес, — хрипел он, продолжая одной рукой держаться за голову. — Всё равно не уйдёшь. Об колено сломаю, крыса ты поиметая!
Дошатавшись до пустого ресепшена, Горыныч ещё крепче зажмурился. Торшеры теперь горели в полную силу, превращая уютный полумрак в скопление чёрно-красных-золотых пятен и текстур, сочетание которых резало глаза. Вместо деликатного джаза на фоне скрипела какофония из пронзительной скрипки и бешеных ударов по клавишам. С рычанием Горыныч сграбастал примостившийся в углу стойки телефон, чтобы запустить им в колонку, — но замер, услышав поверх гнусной пародии на музыку совсем другой звук, странный и неуместный.
Это был детский смешок.
Горыныч приоткрыл сощурённые глаза. Перед его расплывающимся взглядом предстала трёхлетняя девчонка в хлопковом платьице. Её фигурка так фантасмагорично смотрелась на фоне плитки из чёрного мрамора и алых кресел, что Горыныч даже раскрыл глаза пошире.
— Привет, малышка, — по привычке пробухтел он, продолжая сжимать во второй руке телефон. — А ты это, чего здесь делаешь-то? В ответ девчушка щербато улыбнулась, сделала шаг вперёд и задрала платьице, обнажив белые детские трусы. Несмотря на боль и замешательство, Горыныч почувствовал, как под ширинкой шевельнулось знакомое напряжение.
— Экая ты дрянь, — слюняво поцокал он языком. — А твои мама с папой знают, как ты себя ведёшь? А если я расскажу им…
К концу предложения нарастающий ужас вытеснил похабные нотки из голоса Горыныча — ведь девочка, словно рассыпающийся пазл, развалилась на десяток стрекочущих кусков белого и телесного цвета. Горыныч продолжал хрипеть что-то невнятное, пока куски девочки разбегались по полу, перебирая хитиновыми лапами.
«Девочка из пауков», — пронеслись у него в голове чужие слова, когда он заметил детский глаз, торчащий из брюшка цвета человеческой кожи.
Глаз моргал.
«Не бывает таких пауков, — почти обиженно подумал Горыныч. — У одного глаз посреди зада торчит, у другого кусок ноздри на на голове! Не бывает, не бывает!»
Первая тварь напрыгнула ему на грудь. Мощное жало легко прорвало ткань рубашки и кожу, обожгло кровь ядом. Горыныч завопил, попытался оторвать паука от себя, — но в следующую же секунду ещё один жадно набросился на его руку, пока остальные карабкались вверх по штанинам, устремляясь к разинутому рту. Визжа, Горыныч грохнулся на пол вместе с телефоном и начал кататься по полу, запутываясь в проводах…
Тем временем Родион замер, услышав крики Горыныча снизу — и обнаружил, что остановился напротив единственной приоткрытой двери, из щели которой виднелись красноватые внутренности номера. Не отдавая себе отчёта в том, что делает, он распахнул дверь.
Стильное убранство было выполнено в единой гамме — бордовый ковёр, карминовые покрывала, винные шторы, — и ничуть не напоминало дешёвый номер на первом этаже. Увидев в помещении человека, сидящего спиной ко входу, Родион выдохнул. Его не смутило ни то, что этим человеком была дама с высокой белой причёской, каких не носили уже пару веков; ни то, что она сидит перед тяжеловесным трюмо, которые он видел только в фильмах; ни то, что на краю этого трюмо стоит металлическая миска, испачканная чем-то розовым.
— Простите, за мной гонится псих, мне нужно спрятаться, вызовите полицию, он сломал мне руку, мне нужна скорая…
Тараторя, Родион не замечал, что странная дама была слишком увлечена своим отражением, чтобы отвлекаться на разговоры. Лишь когда она отвела руку с зажатыми в ней щипцам в сторону и бросила что-то в железную миску, парень осёкся.
Чем-то мерзким и зловещим отдавал упавший в миску полупрозрачный комочек. На мгновение Родион забыл и о Горыныче, и о сломанной руке. Подстёгиваемый тем странным ужасом, который порождает желание отвернуться и не отрывать взгляда одновременно, он подошёл ближе к трюмо. Достаточно близко, чтобы услышать тонкий, едва слышный свист.
А затем и увидеть то, что барахталось на дне миски.
На холодном металле шевелилась пара десятков крошечных розовых комочков. Они выгибали тоненькие, словно травинки, хребетики; сжимали кулачки размером с зёрнышко и разевали крошечные дырочки ртов, из которых вырывался скорее свист, чем плач.
— Простите… пожалуйста… — сами собой продолжали шевелиться губы Родиона, пока его глаза рассматривали то, чем оказались эти комочки. Это были тельца крошечных младенцев, не больше киндер-сюрпризовских игрушек — живых игрушек, извивающихся в своей микро-агонии. — Я… За мной… гонится…
Скрипнул вращающийся круглый табурет, на котором возвышалась дама с причёской — она наконец-то соизволила повернуться к незваному гостю лицом.
В тот же миг Родион понял, что предпочёл бы никогда не видеть этого лица.
Огромный лоб перетекал в выпученные под ним глаза, шары которых выпирали над торчащими, как у черепа, скулами. Сжатый в тонкую нитку рот примостился под крючковатым носом. Из-под нижней губы простирался длинный подбородок, практически упирающийся в колени. Но самым ужасным были не уродливые пропорции этого гигантского лица, а разбросанные по нему сочные прыщи, под плёнками которых свернулись клубочками мини-младенцы.
На месте некоторых прыщей уже зияли глубокие дыры мясного цвета.
В ушах Родиона зазвенело, обзор охватил туман. Он начал терять сознание, но гром чужого голоса выдернул его из предобморочного состояния.
— МЕРЗКИЙ МАЛЬЧИШКА! ОПЯТЬ НЕ СДЕЛАЛ УРОКИ?! — загрохотала дама, начав разгибать сгробленную спину. Её тень угрожающе росла вместе со своей обладательницей, которая оказалась ростом до потолка. — ДВАДЦАТЬ УДАРОВ ПЛЕТЬЮ!
На каждом слоге кончик её подбородка стукался об корсетообразный пояс платья, а младенцы недовольно корчились внутри прыщей. Заорав, Родион сделал неуклюжий шаг назад, споткнулся об ковёр и упал. Он неудачно приземлился на сломанную руку, но пронзительная боль вовремя отрезвила его. Он с трудом поднялся на ноги и заковылял прочь от огромной дамы, от голоса которой дребезжали оконные рамы.
— СТОЯТЬ! Я ЗАПРУ ТЕБЯ В ПОДВАЛЕ! — гремела она у Родиона за спиной, пока он выбегал в коридор, с истерической самоиронией ловя себя на дежавю — точно так же он убегал от Горыныча несколько минут назад.
Но на этот раз преследователь оказался куда страшнее.
Пригнувшись, дама без труда пролезла в дверной проём вслед за Родионом, и вскоре он услышал, как её пышное платье шуршит у него за спиной, а высокая причёска с угрожающей равномерностью чиркает об лампочки на потолке.
— ПАРШИВЕЦ! БЕЗДЕЛЬНИК!
Её шаги сотрясали весь этаж, который неожиданно стал издевательски-длинным, уходящим в бесконечный ряд номеров. Ручки звенели в подпрыгивающих дверях. Некоторые из них открывались, и обитатели второго этажа любопытствующе выглядывали наружу. Задыхающийся, полуобезумевший Родион старался не смотреть на них, но боковое зрение предательски подмечало то огромного червя с человеческими пальцами, то башню из улыбающихся лиц, то собачью пасть, едва влезающую в дверной проём.
В тот миг, когда рассудок уже был готов отказать Родиону, он увидел дверь, отличающуюся от других. Стеклянная, с железными держателями, она вела к очередному лестничному пролёту. В животном порыве сменить маршрут, чтобы сбить с толку преследователя, Родион распахнул её и побежал вверх по ступеням.
На удивление, этот нехитрый трюк сработал. Старомодная великанша остановилась перед пролётом, потрясая кулаком и выкрикивая проклятия:
— ПОПАДИСЬ МНЕ, ОТРОДЬЕ! СВИНЬЯМ НА СЪЕДЕНИЕ БРОШУ!
Но Родион не заметил, что погоня прекратилась. Подгоняемый слепым ужасом, он без устали преодолевал ступень за ступенью. Обои на стенах уже и не пытались скрыть всю жуть своих узоров.
— Ха-ха-ха! — смеялись над Родионом демонические рожи, вычерченные золотом на угольном фоне.
— Хи-хи-хи! — вторили ползающие по ним многоножки, разевая гнутые челюсти от смеха.
— Кукареку-у-у! — заливались втиснутые между ними петушиные черепа.
— Хватит, хватит, — всхлипывал Родион, закрываясь от них покалеченной ладонью.
Он бежал и бежал наверх по ступеням, которые увели его на десятый, двадцатый или даже двадцать пятый этаж — но уже гораздо выше третьего, которым должно было закончиться здание. Возможно, он бы продолжал бежать вплоть до сердечного приступа, если бы кажущиеся бесконечными пролёты не упёрлись в очередные двери, выше которых был только потолок. Со стонами втягивая в себя воздух, Родион взялся за холодную тяжёлую ручку.
Его мозг не сразу сумел охватить открывшуюся перед ним картину: просторный зал, жуткое подобие музыки, красные ковры и шторы, незнакомые голоса, дорогая мебель и куча живых объектов поместились под стеклянным куполом, через который темнела пучина ночного неба. Родион двинулся к центру помещения, разбирая его деталь за деталью.
Чёрным пятном у одного из окон оказался рояль. За ним сидел лоснящийся кровью кусок мяса. Дёргаясь, словно его движения поставили на быструю перемотку, кусок колотил по клавишам подобиями ручонок, больше похожими на лоскуты обрези. Пульсирующие вены выпирали из крышки рояля и расходились по всему помещению, соединяя музыкальный инструмент с висящими на стенах колонками — точно такими же, какие висели в фойе.
Под дисгармонию, исполняемую «пианистом», в центре помещения веселилась пёстрая компания. На соседних креслах сидели дрожащая желеобразная гора, утыканная зеркальными осколками, и лысеющий клоун, чьи рот, глаза и ноздри заменяли вросшие в лицо клоунские носы. Они напряжённо наблюдали за тем, как двое других гостей режутся в покер.
Один из них, весь чернёно-красный и сморщенный, заметно нервничал. Он постоянно вытирал глаза, вылезающие из-под обугленных складок плоти, которые заливал янтарный пот.
— Бесполезны ваши козырные карты против намечающегося стрита, — ехидничал его противник, сидящий спиной к Родиону. Голос показался парню до странности знакомым. — Да, товарищ?
Копчёный ещё сильней залился потом, стекающим в небольшую лужицу под его креслом. Желейная гора задрожала, а безликий клоун почесал башку, из проплешин которой посыпались жирные тараканы и разбежались под кресла.
Лишь один из присутствующих не обращал внимания на жаркую игру — карикатурный карлик в медицинском халате, через ткань которого проросли свисающие до пола опухоли. Он деловито подставил гранёный рокс под разлетающиеся брызги пота копчёного — судя по ацетоновой вони, тот потел дешёвым крепким пойлом. Нацедив себе достаточную порцию, карла направился к таким же суетливым коротышкам, мельтешащим в другом конце зала.
— Приготовить лигатурную иглу! Снять зажимы! И-ик!.. Установить ранорасширитель! — нетрезво гаркал он, приближаясь к собратьям.
— Инструменты в готовности! Начинаем завершающую стадию операции! — отзывались те, носясь вокруг ослиной туши с восемью ногами. Родион заворожённо проследовал за карлой, смешно покачивающим опухолями. Он понимал, что его внимание привлекла туша, над которой суетились миниатюрные хирурги — и поначалу наивно решил, будто самым ужасным в этой туше были даже не восемь ног, а человеческий затылок, пришитый к ослиной шее.
Но подойдя ближе, он понял, что ошибался.
Худшим в этой картине была не человеческая голова, а багровая ссадина на её макушке.
Будто почувствовав взгляд парня, уродец повернул пришитую голову так, что нити натянулись, грозя разойтись.
От вида припухлых обрюзгших черт рот Родиона пересох, а по извилинам вдарило нечто тяжёлое, заставившее его покачнуться. «Горыныч!», — хотел воскликнуть он, но потрясение сдавило горло, лишив беднягу голоса.
Увы, Горынычева голова с этой проблемой не столкнулась.
— Родя, братан, — плаксиво задрожала она жирными губами. — Ты это, прости, что быканул! Умоляю, разгони этих мразей! Меня там паучары облепили и всё нахрен сожрали — руки мои, ноги, яйца с хреном… Одна башка, едрить, осталась! — заголосила голова Горыныча. — И ничего я не могу теперь! В зубы им дать не могу, постоять за себя не могу! Пришили меня к скотине этой, а мне тока зенками хлопать и остаётся! Ы-гх-х! — поперхнулся несчастный, когда один из карликов сунул ему в рот шприц, бормоча что-то про «иммобилизацию языковой мышцы».
Эмоции Родиона перемололись в один неразборчивый коктейль. Не понимая, что он сейчас должен чувствовать — отвращение, страх или сочувствие — парень просто стоял, туповато наблюдая за опухолевыми карликами, пока знакомый голос не окликнул его:
— Добрый вечер! Напоминаю, что администрация отеля не несёт ответственности за Вашу безопасность в случае несоблюдения правил!
Родион отвернулся от Горыныча, мычащего под хирургическими инструментами, и наконец увидел того, кто играл в карты с копчёным. Им оказался серый портье.
Сейчас он не выглядел таким безэмоциональным, как при первой встрече — тусклые глаза поблёскивали, а на губах проступила издевательская усмешка.
— Ах, да, — сказал он почти весело, кидая на столик карту, от вида которой копчёный сильнее прежнего завонял ацетоном. — Господин Шоколаев вернулся в отель. Чтобы найти его, спуститесь на минус триста семьдесят первый этаж. Лифт вон там, — махнул он рукой куда-то в сторону и повернулся к своему противнику.
На подгибающихся ногах Родион дошёл до золотистого-алого зева лифта, оставив позади и копчёного с портье, и желейную гору с клоуном, и суетливых карликов с Горынычем, и дёрганого пианиста с его какофонией. Интуитивно парень по очереди вдавил в стену кнопки с цирфами три, семь, один.
Узорчатая решётка со скрипом задвинулась, и лифт тронулся вниз.
Родион не обращал внимания на неясные образы, что мелькали на проезжающих этажах. Не интересовало его и то, что от этажа к этажу коридоры становились всё темнее, а шевелящиеся фигуры придвигались всё ближе к решётке лифта, норовя засунуть в неё клюв, пасть, конечность без кожи, длинный розовый глаз без зрачка.
«Кажется, скоро я умру, — безмятежно думал он. — Скорее всего, даже Горыныч уже мёртв. Да и Аля, наверное, тоже. Но перед этим я хочу понять одну вещь: куда я попал? Вряд ли этот Шоколадкин решит мои проблемы — но может, он хотя бы объяснит, что творится в этом грёбаном месте?»
Эти медленные мысли, размазанные по внутренней опустошённости Родиона, прервал лёгкий толчок.
Лифт прибыл на место — в подвал здания, похороненный под сотнями этажей, полных беснующихся тварей. Золочёная решёточка отъехала в сторону, и из разверзшейся перед Родионом темноты дохнуло подземельной сыростью. Впрочем, он не был уверен, что место, находящееся на такой глубине, можно назвать подземельем.
Он вообще был не уверен в том, что оно находилось в пределах мира, которому принадлежала его прежняя жизнь — со скриптами, со страшным диагнозом, с мини-экранчиками, на которых истязали детей…
«Дети, — подумал Родион. — Я правда слышу слабые детские стоны? И какие-то глухие шлепки? Или я уже схожу с ума?»
Глаза Родиона наконец начали привыкать к темноте.
Первым, что он увидел, была фигура восседающей на стуле женщины, большой и полнотелой. Из-под шляпки ниспадали витые локоны, ложась на обёрнутую вокруг плечищ лису. Что-то крупное спорхнуло с её заваленных шалью колен, шумно свистя чёрными крыльями, и засеменило к Родиону. Снизу вверх на него уставились круглые голубиные глаза, по-птичьи жестокие и внимательные.
Глаза были красными. Они светились в полумраке.
И их было шесть.
— Очередной разгильдяй притащился, — курлыкнула самая крупная из трёх голубиных голов, к которой так и напрашивался эпитет «Старшая».
— Примем прибывшего радушно, — поддакнула торчащая слева голова поменьше.
— А-а-а!.. О-о-о!.. — стонали где-то детские голоса, ложась поверх звука мокрых шлепков.
Женщина соизволила оторваться от массивного резного стула и направиться вслед за трёхголовым голубем, покачивая складками юбки. Каждый её шаг сопровождался стуком трости с набалдашником. Пока она подходила, являя парню свой внушительный рост и крупные черты грубого, очерченного штукатурным макияжем, но всё равно абсолютно мужского лица, Родион наконец понял, почему на глубине в триста этажей его взгляд продолжает различать мелкие детали — все стены были утыканы свечами. Сотнями тысяч зажжённых свечей. Словно звёзды, они трепетали в темноте крошечными огоньками, и уходили далеко ввысь и в стороны, демонстрируя невероятные размеры этой подземной пещеры.
— Ну приветствую, мой сахарный, — прогудела приблизившаяся к Родину «женщина» низким басом. Из-под размазанного по лицу тональника торчали пеньки щетины. — Добрались-таки до меня, самого Бадалия Шоколаева? Похвальная проделка.
Сквозь пелену ужаса Родиона озарила догадка. Отчаянно моргая, парень уставился на разодетого типа, словно сбежавшего с травести-шоу, которое он недавно смотрел на ютубе.
— Бадалий Шоколаев… «Би-Ди-Шок»! Так это… Там, в чате! Сообщения про «Тёмную ленту». Вы их написали! — отрывисто выговорил он, почти не слыша свой голос за чередой шлепков и стонов.
— Экой Вы угадливый, — заулыбался трансвестит. Эхо его голоса мёдом обволокло стены помещения. — Написал, утверждаете? Признаюсь, я не слишком-то осведомлён, какими образами в вашем мире отображается моё с ним взаимодействие. Но, допустим, написал. Позволю себе предположить, что раз Вы моё послание прочитали, то являетесь одним из пособников этого сборища детолюбов, не правда ли?
— Правда, правда, — заверила Старшая голубиная голова. — Развратникам разным рёбенков на растерзание вручал!
— Пидр! Пидр! Пидр! — закурлыкали младшие головы, словно пародируя реакцию Родионового отца, когда тот узнал об ориентации сына.
Воля к жизни, на которой Родион прошёл через все ужасы «Тёмной ленты», пустила трещину. Его колени подкосились, и он осел на комковатую земляную грязь, прямо к ногам Бадалия. Из горла полезло истерическое хныканье.
— Я, я, у меня рак желудка! Мне деньги были нужны! Я ведь даже не знал… Я не хотел! Мне угрожали! Компромат… шантаж… А я болею! Что мне ещё оставалось?! — сорвался он на визг, заставив трёхголового голубя-переростка испуганно хлопнуть крыльями. — Вы сказали, что решите все проблемы! Я поверил! Я просто хотел жить! Я хотел нормально жить и не работать на… не заниматься этим! Я не педофил! Так почему?! Вы обманули нас!!.
Обрывки фраз не желали складываться в убедительную речь. Родион с детства не чувствовал такого бессилия, — как когда шайка хулиганов заставляла его лакать из лужи, а он лакал и не мог поверить, что небеса до сих пор не разверзлись и не поразили молниями его мучителей. Не выдержав, он зарыдал.
Бадалий растянул напомаженные губы в снисходительной ухмылке. Подцепив подбородок парня набалдашником трости, он заставил его поднять залитое слезами лицо вверх и посмотрел ему в глаза.
— Возмутительная клевета, — спокойно возразил он. — Сами себе осложнения организовали. Половину этажей своей беготнёй взбулагучили, а товарищ Ваш и вовсе допрыгался так, что его по самую головёнку поели. Всего-то вам и стоило глотнуть водички местной, да придремнуть на наших перинках. Спали бы себе сейчас, как Ваша спутница-мамзелька, увеселяя меня новыми экспонатами!
— Какими… экспонатами?
— Вы, получается, в соображение ничегошеньки не взяли, да? — Бадалий разочарованно надломил нарисованные брови. — Так и быть, истрактую. Вот Вы же там шоу с избиением младенцев обустривали? А я тут своё собственное налаживаю. Заманиваю к себе каналий всяких — а потом укладываю спать и вытягиваю из ейных голов чертовщину, которую они сновидят. Миру с такого сброда не убудет. Да и кошмары-то у них поинтересней, чем у скучных святош с чистой совестью! Вот и почивают они тут круглую вечность, забыв о голоде, болезнях и прочих затруднениях, пока их кошмары резвятся под нашим надзором. Сами видели, какая у меня коллекция солидная набрана! А сколько аппаратов наблюдения по этажам понапрятано! Любуются через них, конечно же, совсем не люди — но то уже не Вашего умишка дело.
Несколько секунд Родион молчал, почти не слыша детские стоны — настолько привычными они стали его уху.
— Подождите, — прохрипел он наконец. — То есть, Вы собираете здесь людей, насильно их усыпляете и делаете так, что пока они спят, их кошмары оживают? Да? И за всем этим наблюдают какие-то… зрители?
Шоколаев зааплодировал своими внушительными ладонями.
— Браво! Браво! — расхохотался он. — Милейший, да у Вас признаки человека разумного начинают проявляться!
Безумная надежда вспыхнула в душе Родиона. Он подполз к Шоколаеву и вцепился в его юбку, игнорируя боль в распухшей руке.
— Мне никогда не снятся сны! Никогда! Никакие! Зачем я вам тут нужен? Пожалуйста, отпустите меня!
— Ещё чего надумали! — Шоколаев сердито выдернул ткань юбки из пальцев Родиона. — Мало ль, проболтаетесь кому не надо, придут ко мне с вопросами: сколько внепростанственных этажей себе нажил? зачем искусственное безвременье пользую? почто принципы межвселенственной экзистенции нарушаю? Сами ж понимаете, дело моё рискованное, можно даже сказать, незаконное… Никуда я вас не отпущу, не дурствуйте.
— Да? И что же меня тогда ждёт? — Родиона внезапно пробило истерическое хихиканье. — Скормите своим экспонатам, как Горыныча?
Чёрный голубь снова засвистел крыльями, обдав Родиона крошками грязи. Птица взгромоздилась на плечо Шоколаева и заявила голосом Старшей головы:
— Кормить нам некого окромя кормлёных-то.
— Пребезвкуснейшее решение, — согласилась голова помельче.
— Могу и скормить, если Вам охота быть скушанным, — удивился Шоколаев. — Но у меня и другие оферты имеются. Надо бдеть, чтобы прибывающий сброд шёл спать, а не барагозил по вашему скверному примеру. Надо пускать им в кровь специфические средства, чтобы спали покрепче — ведь с пробудом их кошмары теряют видимое воплощение, а зрителям такое не по нраву. Надо опекать экспонатов, имплементировать их капризы и много чего ещё надо исполнять в нашем отеле. Подайте-ка ручку, сахарный мой, желаю Вам кое-чего продемонстрировать.
Испачканный, всхлипывающий Родион сумел подняться на ноги, и Бадалий величественно подвёл его к резному стулу. Только сейчас парень понял, что стул стоял на краю обрыва, перед гигантским земляным ровом. Нечто непонятной консистенции наполняло ров почти до половины, теряясь в темноте, которую не разгоняли огоньки свечей.
Однако Родиона куда больше заинтересовало то, что падало в этот ров откуда-то сверху. Теперь он понял, что за странные шлепки, сопровождаемые детскими стонами, преследовали его весь разговор — это крупные куски чего-то мягкого бесконечно валились с потолка, шлёпаясь о наполняющее ров болото.
Куски стонали.
Когда Родион наконец в полной мере осознал, что за картину наблюдает перед собой, то кислый позыв обжёг его горло. Парень едва успел согнуться пополам, чтобы вырвавшаяся струя рвоты не залила его одежду. Ни трёхголовый голубь, ни теребящий его пёрышки Бадалий Шоколаев не обратили внимания на реакцию Родиона.
— Да-а, — мечтательно протянул Бадалий. — Такой вот чудный образ сновидит сейчас прибывшая с Вами мамзелька. Его воплощение целую залу заняло, однако ж! Думается мне, её сильно мучило сознание своего пособничества всяким детолюбским развлечениям. Только сон её вызван слабой смесью, которую мы замешиваем в нашу воду. Она вот-вот проснётся. Надо бы ввести ей средство покрепче.
Шоколаев протянул отплёвывающемуся Родиону длинный тонкий предмет, который сверкал слабыми отблесками свечных огоньков. Им оказался стеклянный шприц старого образца.
В шприце бултыхалась тёмная жижа.
— Справитесь с усыплением своей попутчицы — сочтём Вас вступившим в должность, — благодушно заявил Шоколаев. — О дальнейших обязанностях узнаете от своего коллеги, который встретил вас троих по приезду. Когда-то и он оказался в Вашем положении — а теперь пребывает в безвременье, занятый интересными делами, не отягощённый ни болезнями, ни бедами своей прошлой жизни. Ужели не желаете разделить его участь?
Родион утёр губы от рвоты и исподлобья взглянул на Шоколаева.
— Желаю, — мрачно сказал он, забирая шприц под одобрительное воркование троих голов.
…Аля вырвалась из сна с пронзительным полувдохом. Ей снились детские тела. Замаранные гематомами, они падали откуда-то сверху — падали и разбивались в кровавую кашицу, которой становилось всё больше. Аля металась в судорожных попытках увернуться от их тел, но дети продолжали падать, и месиво из их плоти достигло её колен, потом живота, потом плеч, и наконец полезло в горло густым киселём на крови, лимфе, ошмётках органов…
Умирая под толщей этого отвратительного болота, Аля проснулась. Затуманенный разум отказывался вспоминать, как она здесь очутилась, оставив единственный приказ: бежать. С рыданиями вываливаясь из номера на ковролин коридора, Аля почувствовала, как время скользит вспять — вот навстречу из спальни выбежала мама, растревоженная криками из детской, и поспешила к своей неуклюжей дочке, подхватывая её под мышки…
У мамы оказалось мужское лицо, — красивое, смутно знакомое, — но Але было всё равно, в чьих руках спасаться от кошмара.
— Д-дети! — безумно выкрикнула она. — Т-там было столько детей! Они падали, разбивались, и я… Я!..
— Да, да, тебе приснился страшный сон. — Мамин голос тоже оказался мужским. — Я всё понимаю.
Холодная тонкая игла шприца проткнула Алину шею. На сжимавшей его руке блеснуло кольцо с осой. Аля почувствовала, как тело наливается сонной тяжестью, утягивающей её обратно в кошмар. «Нет, нет, нет!» — пыталась закричать она, когда кровавая жижа вновь заплескалась вокруг неё, улыбаясь сотнями мёртвых детских лиц, протягивая к ней сотни переломанных тонких ручек.
Она уже не слышала, как всё тот же мужской произнёс:
— Не бойся. Ты привыкнешь.
См. также[править]
Текущий рейтинг: 75/100 (На основе 50 мнений)
