(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Срывая маски
- Долго нас ещё держать тут будут? - спросила Маринка.
Астахов покосился на неё, но промолчал - да и вопрос был обращён, скорее, в пространство. Они лежали на большой двухспальной кровати, голая нога Маринки приятно согревала бедро, и от столь сладкой близости молодой жены Астахову меньше всего хотелось задаваться риторическими вопросами.
Хотя, по правде, подумать было, над чем.
- К нам даже врач не заглядывал, ни разу, - хрипло заговорила Маринка вновь. Астахов поморщился, но смолчал. – Может, на нас просто забили, Дим?
- Да ну, солнышко, бред какой-то, - выдохнул Астахов, уткнувшись носом в светлый ёжик волос любимой. - И вообще, давай вставать, а то ужин скоро принесут.
Еду им приносили три раза в день - конечно, не ресторанную кормёжку, но вполне сносно; с голоду они точно не умирали. Напрягало лишь то, что это были всякий раз безликие люди, затянутые в одинаковые белые костюмы защиты. За эти семь дней Астахов так и не смог перемолвиться словом ни с кем из них, даже глаз не получалось разглядеть под матовыми защитными очками.
И всё равно, у каждого на поясе торчало что-то, слишком похожее на рукояти пистолетов...
Он не говорил Маринке, да и она, обиженная и расстроенная, не спешила пытаться наладить контакт с непривычными "официантами". Но Астахов понимал: рано или поздно что-то должно измениться - и, судя по оружию на поясах разносчиков еды, не факт, что в лучшую сторону.
Маринка села на постели, подтянув одеяло до тонких загорелых ключиц. Весь медовый месяц Астахов любовался каждым её движением, наслаждался изгибами стройного девичьего тела и кайфовал от близости юной богини, которую ничуть не портила по-мальчишески короткая стрижка. Но теперь... Теперь она сама словно стеснялась его.
- Мы как прокажённые, Дим, - тихо сказала Маринка. - Или как чумные. Ты что, сам ещё не понял? С нами даже заговорить бояться, не то, что прикоснуться или в коридор выпустить...
Астахов подавил раздражённый вздох и потянулся было обнять любимую, прижать к себе, успокоить поцелуем - но тут утреннюю тишину вдруг нарушил протяжный вопль.
Громкий, истошный, надрывный, он эхом разнёсся в тишине коридора - и так же резко оборвался, сменившись каким-то захлёбывающимся бульканьем. Вдалеке прозвучал дробный топот ног, раздались грубые мужские голоса - а потом вопль повторился снова, став, как будто, немного ближе.
- Что за... - хрипло шепнула Маринка. - Какого...какого хера, Дим?
Астахов не ответил. Пересохшее горло сжало гадкой судорогой, по спине прошла волна холода. Он прижал Маринку к себе, чувствуя, как противная слабость начинает разливаться дрожью в ногах.
Истошный вой раздался в третий раз, сменившись натужным, задыхающимся хрипением. Раздались непонятные, но от этого не менее неприятные звуки - словно кто-то бил дубинкой или битой по...человеческой плоти.
- Дииим, - голос Маринки задрожал слезой. Астахов, сам не понимая, почему, зажал ей рот рукой, шепча что-то успокаивающее - бессвязное и бесполезное. Так они просидели ещё несколько томительных минут во вновь воцарившейся абсолютной тишине.
Когда её нарушила размеренная поступь, приближавшаяся с каждой секундой, Маринка до боли сжала плечо Астахова своими тонкими пальцами. Когда звякнул, проворачиваясь, ключ, она зажмурилась и прижалась к его плечу.
Астахов сглотнул комок в горле, поднимаясь навстречу фигуре в защитном костюме. Привычно принял поднос с едой, впервые за эти дни, действительно, ощутив себя не то заключённым, не то подопытным каких-то диких экспериментов.
- Мужик, а что... - начал было, но неизвестный, всё также молча и сноровисто, захватил с тумбочки у двери пустой поднос, оставшийся с обеда, и вновь отрезал их с Маринкой от остального мира. Ключ снова звякнул, закрывая все пути к отступлению и наступлению.
- Так, солнышко, нам тут вроде борщ принесли, - бодрость в голосе Астахова испарилась, при взгляде на Маринку. Она уже не сидела, а лежала, отвернувшись к стене. Плечи её дрожали.
Астахов чертыхнулся про себя, ставя ставший вдруг таким тяжёлым поднос на тумбочку. Сжал кулаки, вдруг остро ощутив, как заныли вдруг царапины на ноге, полученные как раз неделю назад.
... В этой ночи не было людей. Фавны и колдуны, нимфы и богини, паяцы и палачи - огромное, разноцветное, шумное царство масок на пьяцца Сан-Марко. Астахов пытался найти хоть одно знакомое, человеческое лицо в калейдоскопе карнавальной круговерти - но видел лишь белый атлас бауто, чёрный бархат моретто, кошачьи ухмылки ньягу... Венеция этим вечером словно бы сошла с ума - но такое случалось уже каждый год, уже не одно столетие.
В том, что Маринка запланировала поездку специально, чтобы попасть на знаменитый карнавал, он не сомневался, ещё глядя в иллюминатор авиалайнера, и, признаться, перспектива оказаться в шумном море скрытых за масками незнакомцев не особо вдохновляла. Но это же была Маринка, чёрт возьми, такая родная, любимая и бесшабашная – Маринка, обожавшая секс на диком пляже Симеиза, рассветы на крышах Питера и американские горки...да где угодно! Маринка, с её узорами татуировок на руках и извечной тягой ко всему загадочному и яркому...
И вот, теперь, она потерялась в толпе.
Астахов неуклюже лавировал меж пышных платьев и длинных плащей, чувствуя себя, как никогда, по-идиотски. С самого утра он не горел желанием выбирать маски и, уж тем более, искать какие-нибудь причудливые наряды - в отличие от Маринки, которая, конечно, потратила его кровные на ярко-алое платье Коломбины, да и кокетливую посеребрённую полумаску не забыла приобрести. Потом, вроде бы, любимая возжелала надеть необычный наряд уже дома, на какой-нибудь Хэллоуин... Впрочем, сейчас это уже не имело значения.
Ноги несли Астахова по брусчатке площади, взор бессильно метался в поисках алого платья, но выхватывал лишь чёрно-красные мипарти арлекинов, бесстрастные лики вольто да кожаные клювы чумных докторов. Кругом звучал смех и непонятная певучая речь, от которой почему-то на душе становилось только гаже.
Над головой протяжно бахнуло, и многоголосье масок разразилось радостными криками. Астахов задрал голову - как раз вовремя, чтобы увидеть, как чернота ночного неба расцветает огнями фейерверка. Невольно усмехнулся при мысли, что Маринка, наверное, совсем не паникует, а с упоением заливает праздничный салют в свои сториз... Невольно прикусил низ губы, подумав, как долго и сладостно будет наказывать её за исчезновение уже совсем скоро, в полумраке гостиничного номера, на постели с лепестками роз...
Приятное томление нарушил сильный толчок - какой-то пёстрый и, похоже, уже не вполне трезвый шут врезался в плечо Астахова; из-под улыбчивого керамического лика безумно глянули воспалённые глаза. Астахов шарахнулся в сторону, матернувшись от неожиданного испуга, короткопалая ладонь паяца самую малость не успела сомкнуться у него на кисти.
Зрачки пьяного шута были узкими и...вертикальными.
Контактные линзы?
Миг - и странного незнакомца скрыла смеющаяся толпа разряженных в пышные платья "венецианских дам"; пузатый фотограф, ухмыляясь маской кота, нацелил объектив. Астахов поспешил выйти из кадра, чувствуя, как неприятный, непонятный испуг не покидает его, продолжает вливаться под кожу липким колотьём вдоль хребта.
Маринка. Он должен был найти её. Срочно.
Астахов вновь пошёл вдоль новых и новых рядов весёлых, разряженных, одинаково безликих, в поисках алого платья, почти побежал, и бесстрастно улыбающиеся маски снова закружились вокруг него.
- Солнышко, надо поесть.
- Я не хочу, - тускло отозвалась Маринка. Из-под одеяла её голос прозвучал глухо и безжизненно, словно...из-под земли.
Астахов поёжился от некстати пришедшего в голову сравнения.
- Марин, - он присел на край кровати, осторожно накрыл рукой тёплую ладонь. - Что бы за херня щас не случилась, это случилось не с нами. Слышишь? - он сжал пальцы жены чуть сильнее. - Надо совсем немного потерпеть, и мы выберемся. Но надо быть сильными, надо поесть. Слышишь?
- Не выберемся, Дим.
Астахов осёкся на полувздохе. Хотел сказать что-нибудь успокаивающее, обнадёживающее - и не смог найти слов. А в следующий миг, прямо у них над головой раздался истошный, нечеловеческий визг - а потом затряслось и загрохотало, словно заходила ходуном кровать или шкаф.
Астахов оледенел, в мгновенье покрывшись тысячами холодных мурашек. Наверху хлопнула дверь, комната наполнилась криками - и всё теми же сочными звуками ударов.
- Это конец, Дим, понимаешь? - голос Маринки, напротив, был каким-то неестественно спокойным. - Конец.
- Какой конец, что ты... - Астахов не смог найти слов, лишь обнял жену сквозь одеяло, уткнувшись лбом в её колючий затылок.
Маринка молчала. У них над головами неизвестные ожесточённо забивали кого-то насмерть.
Белая футболка с триколором под чёрным худи, такие же чёрные джинсы, спортивные "найки". Отличный летний наряд для нормального «руссо туристо» среди карнавального дефиле платьев, камзолов и трико казался чужим и чуждым. Пробираясь со всё возрастающим раздражением и тревогой меж беспечно праздничных ряженых, Астахов чувствовал себя не то бомжом, не то инопланетянином.
Где же Маринка?
Он увильнул от траурно-белого Пьеро, увернулся от объятий хохочущего Скарамуша - и наконец увидел ярко-алое платье Коломбины в конце площади, там, где она переходила в извилистые лабиринты вечерних улиц.
Астахов ускорил шаг, уже не стесняясь грубо отпихивать подворачивавшихся под руку нарядных комедиантов. Фарфоровые, белоснежные, покрытые сусальным золотом и самыми разными красками, лики смеялись ему в лицо. Непонятный, невесть откуда выползший колючий страх всё сильнее оплетал душу - и, вместе с ней, тело.
- Марина!
Алое платье мелькнуло, удаляясь, в боковую аллею.
Астахов зло сплюнул. Она поиграть с ним решила? Или выпила лишнего?
- Марина!
Он уже почти бежал.
Звуки карнавального безумия отдалялись.
Силуэт в алом платье неподвижно замер невдалеке, у самого парапета, разделявшего улицу с тёмной водой. Астахов остановился и несколько секунд глядел на Коломбину, пытаясь отдышаться.
Маринка стояла неподвижно и, если бы не яркость одеяния, издалека походила на статую. Облизав пересохшие губы, Астахов двинулся к жене, на ходу пытаясь придумать фразу, которая бы одновременно и передала его беспокойство - и не испортила финал медового месяца.
Когда до замершей Коломбины оставалось каких-то несколько метров, над головой грохочуще расцвёл новый цветок фейерверка.
И тогда она обернулась.
Смартфоны у них не отобрали - но Маринка, заядлая любительница селфи и завсегдатай социальных сетей, не притрагивалась к своему одиннадцатому айфону который день. Астахов мимолётно подумал, что девайс, наверное, давно уже разрядился, но потом невесело усмехнулся: даже если бы батареи на творениях компании "Эппл" были "вечными", Маринку это бы вряд ли порадовало.
Вот уже вторые сутки все соцсети были заблокированы.
После нескольких просочившихся кадров с пустынными улицами по всему миру, рунет словно вымер - даже непотопляемый русский ютуб теперь демонстрировал классическую "ошибку 404". Практически все работающие новостные порталы гнали разнообразную патриотическую шелуху - бравурные статейки в преддверии очередного Дня Победы, воспоминания о допотопных спортивных успехах и почему-то обилие очерков о достижениях современной армии. Доступ в международный интернет, похоже, тоже был недоступен: попытки набрать что-либо латиницей упирались всё в ту же стену из нуля и двух четвёрок.
В моменты, когда бродить по выхолощенным просторам сети становилось совсем тоскливо, Астахов обнаруживал, что, вместе с интернетом, опустел и город. Подходя к окну, он снова и снова видел пустынную улицу - уходящую вдаль аллею и ряды деревьев, потихоньку наполняющихся свежей листвой. Пейзаж этот был по-своему красивым, но отдавал какой-то неестественностью - ни машин, ни прохожих, только иногда рокот вертолётов где-то за серыми тучами.
"Что же за херня происходит, етить-колотить?"
- Мы скоро умрём, Дим, - хриплый голос Маринки заставил Астахова вздрогнуть и отбросить бесполезный телефон.
- Да что ты, солнц? - он стремительно подошёл к жене, наклонился, ткнулся губами в холодную щёку. - Всё будет хорошо, скоро нас выпустят...
- Не выпустят.
Маринка медленно повернула голову и впервые за последние дни посмотрела Астахову прямо в глаза. Взгляд жены был безжизненным и пустым - все эмоции словно высосало неведомой чёрной дырой. Смазливое личико осунулось, а уголки губ опустились вниз.
- Мы все тут умрём, Дим. Все, понимаешь? - она смотрела даже не на него, а куда-то сквозь. - И я, и ты. Все...
Астахов не нашёл слов для ответа, лишь молча провёл ладонью по обнажённому плечу жены, отходя в сторону. Кожа Маринки показалась ему какой-то слишком холодной.
Огни салюта продолжали громыхать, но Астахов их уже не слышал.
Это была не Маринка.
Это был вообще не человек.
Перед ним стояло какое-то отвратительное чудовище.
Алый бархат платья не мог скрыть испещрённые струпьями тонкие руки, не оттенял шею, покрытую уродливыми наростами чешуи, не поглощал запах - точно от падали или зловонной желчи.
Изящная белоснежная полумаска - и пустой взгляд вертикальных зрачков. Ниже посеребрённого кружева - страшный, точно порванный рот, оскаленный мелкими и очень острыми зубами.
Раздвоенный язык шевельнулся в искалеченной пасти, как готовая к прыжку змея.
Астахов оцепенело попятился на ватных ногах. Вопль застрял в глотке, перекрывая дыхание, лишая голоса.
Уродливая Коломбина растянула остатки губ в отвратительной, скалящейся улыбке и медленно двинулась к нему.
Он наконец закричал - из пересохшего горла вырвался какой-то писклявый сип - и, спотыкаясь, побежал прочь, туда, где продолжала плясать и веселиться разряженная безликая масса. Хриплое дыхание за спиной придало ужаса - и сил.
Маринка, где же Маринка...
Может, это она?..
Невозможная мысль подкосила ногу, ладони обожгло жёсткое прикосновение брусчатки. Кажется, он стесал себе кожу, хотя времени обращать внимания на такие мелочи не было точно. Астахов рванулся - и ощутил жёсткую колючую хватку на своей ноге. Сквозь джинсы кожу ожгло резкой болью.
Он лягнул наугад, рванулся сильнее - боль стала резче, но вместе с ней пришло и освобождение. Он закричал снова - чтобы заглушить звуки за своей спиной, и побежал быстрее, продираясь сквозь ночь, острое колотьё в боку и свинцовую тяжесть, навалившуюся на всё тело.
В карнавальную толпу Астахов ворвался, словно гадкий утёнок в стаю прекрасных лебедей. Прекрасные и равнодушные лики оборачивались на него, вслед ему летели восклицания и смех, в глазах рябило от ярких костюмов.
- Марина!
Астахов метался загнанным зверем.
- Марина!
Внезапно совсем рядом он увидел шута - того, с воспалённым взглядом вертикальных зрачков. Прямо в толпе паяц оседлал одну из "венецианских дам" - тощие руки крепко сжимали шею недвижимой незнакомки.
Руки... Ладони, покрытые мелкой чешуёй..
Астахов закричал - и его крик подхватила толпа. Взметнулись платья, застучали башмаки, чьи-то маски полетели под ноги, открывая испуганные, изумлённые лица.
Паяц медленно поднял голову. Его маска была проломана - и сквозь пробитое папье-маше ощерились мелкие острые зубы.
За спиной Астахова истошно завизжала женщина; он шарахнулся в сторону и снова побежал, уже не разбирая дороги. Крики толпы стали не так слышны за бешеными толчками крови в висках.
А потом в него влетела Коломбина в алом платье. Но совсем другая - родная, с таким знакомым ароматом "Кензо", к которому сейчас примешивался лёгкий запах пота и страха.
- Дима! - Маринка обхватила его за руку, прильнула всем телом, ткнулась губами в самое ухо. - Дима, куда ты пропал? И что тут случилось?
Астахов обнял жену, прижав к себе под бешеный стук собственного сердца. Маринка обхватила горячими ладонями его голову развернула к себе.
- Дим, я телефон чуть не потеряла! Все как с ума сошли... - её глаза под посеребрённой полумаской расширились. - Что у тебя с лицом?
Астахов не успел ответить. Толпа вокруг разразилась криками, перешедшими в многоголосый испуганный вой. Сжав ладонь жены изо всех сил, он обернулся на звук.
В ночном небе, на фоне постепенно затухающих отблесков фейерверка, парила та, вторая Коломбина.
Скалясь своим изувеченным ртом, взирая остановившимся взглядом мёртвых глаз, широко распахнула она свои кожистые крылья.
Крылья, как у демона или нетопыря.
Небо в просвете окна медленно, но верно, становилось темнее. Маринка, так ничего и не съевшая за весь день, пластом лежала на постели. Астахов не выдержал: мысленно ругая себя последними словами, съел и её порцию борща - варево оказалось довольно вкусным. Это даже немного приободрило: разве стали бы стараться с едой для "смертников"?
Вот только кто же орал днём? Сразу два страшных вопля, судя по всему, в разных комнатах... Воспоминание о венецианском кошмаре ожгло гадливостью, заставив нервно хрустнуть костяшками пальцев и снова пройтись по комнате взад-вперёд. Какое-то смутное чувство подсказывало Астахову: что-то кошмарное, немыслимое даже, происходит во всём мире, происходит прямо сейчас - и прямо здесь.
Где-то совсем рядом зазвучали шаги; несколько человек прошло мимо двери в их номер. Приближалось время ужина. Астахов решил, что в этот раз он не позволит молчаливым неизвестным, кто бы они ни были - медики, менты, вояки - снова отнестись к нему, как к живой мебели. На миг снова кольнуло страхом - все эти вопли и звуки ударов, чёрт их знает, какие и кем им выданы полномочия... Но он-то, в конце концов, человек! Он-то, мать их за ногу, гражданин своей страны! Он не позволит обращаться с собой, как со скотом!
Мысли Астахова прервал мерный приближающийся гул, похожий на шум от большого грузовика. Такие звуки в последние дни он несколько раз слышал сквозь сон, но желания разлеплять глаза и смотреть по окнам как-то не появлялось - и без того хватало нервов.
Теперь же... А кто его остановит-то, в конце концов?
Астахов приник к оконной раме, замер, затаился, всматриваясь. Там, внизу, прямо по безлюдной аллее проехал мощный танк с наглухо задраенными люками.
- Ч-ш-што там? - тускло прошептала Маринка с кровати.
- Ничего, зай, - соврал Астахов, чувствуя, как липко и холодно в один миг стало под мышками. - Просто...просто автобус проехал.
- Автобу-у-ус-с-с... - протянула Маринка недоверчиво и приподнялась.
Покосившись в сторону полуобнажённой, растрёпанной жены, Астахов не ощутил никакого возбуждения, которое так часто и сладко пронзало его по утрам - и предвещало новую вспышку страсти. Кожа Маринки была странно бледна, почти до мраморной белизны, глаза, набухшие и красные, словно бы потухли, лишились былой манящей чертовщинки. А ещё что-то непонятное происходило с её руками - они словно покрылись какой-то странной сыпью...или чешуёй...
- Авто-о-о-обус-с-с.. - шелестяще повторила Маринка и облизнула губы. Астахов попятился, ткнулся спиной в подоконник и выронил из в миг ослабевшей ладони мобильник.
Язык у Маринки сделался раздвоенным, а зубы, все, как на подбор, стали мелкими и треугольными - и очень острыми. Она вытянула к нему руку - скрюченные пальцы теперь заканчивались когтями, чешуя дошла уже до плеча.
- Ложь, - выдохнула жена, и в лицо Астахову повеяло тяжёлым смрадом. - Лошшшь, - прошипела она, и ноги Астахова подкосились. - Лошшшшшшшшшш... - теперь из её рта вырвалось лишь похожее на змеиное шипение, а ещё недавно красивое личико быстро, как в дурном мультфильме, скрылось под уродливыми пластинками чешуи.
- Марин... Марина... - лепетал Астахов, не чувствуя слёз, которые текли по лицу, не чуя мочу, струящуюся по его бёдрам. - Зая... С-со-солнышко... П-п-пожалуйста...
Он и сам не знал, о чём готов просить, он и сам не понимал, что хочет сказать - но то, что ещё каких-то пару минут назад было его женой, его Маринкой, сделало к нему один неровный шаг, оскалившись и растопырив кривые когтистые лапы.
Астахов заорал - и оно истошно закричало вместе с ним.
Международный аэропорт имени Марко Поло они покидали в спешке. Астахов запомнил небольшие, растерянные группки туристов и потерянные лица сопровождавших их карабинеров. Кое-кто из стражей порядка был отчего-то в медицинских респираторах, закрывающих половину лица.
В просторном помещении царил людской гомон.Маринка спала на его плече, иногда легонько вздрагивая во сне. Чтобы хоть как-то отвлечься от вчерашнего кошмара, закончившегося массовой давкой, полицейскими огнями и сиренами местных карет "скорой помощи", Астахов погрузился в "мировую паутину", но успокоения она не принесла.
С первых же страниц интернета на него обрушились странные и очень стрёмные видео со всего мира. Пустые, мёртвые улицы то ли в Китае, то ли в Японии - иероглифы внизу картинки не помогали различить - видимо, снятые с дрона. Какие-то гигантские пожары в бразильских фавелах - в скрывшем ночное небо дыму мелькали неясные ещё, но явно не человеческие фигуры. Очень плохого качества съёмка из Индонезии - за громкими криками и не то проклятиями, не то молитвами оператора, можно было кое-как рассмотреть вереницу крылатых чудовищ, парящую в облаках.
Интернет пугал, ужасал, шокировал - но не давал подсказки, что происходит и как всё началось. На нескольких русскоязычных форумах, где обсуждали подобные видео, народ, в большинстве своём, скептически фыркал. Когда один форумчанин написал, что в их городке на границе с Китаем на днях видели летающее нечто, на него тут же обрушились с сарказмом и насмешками.
Зато в заокеанском сегменте сети дела обстояли куда как интересней; Астахов вновь порадовался, что когда-то усердно учил пресловутый "эмерикен инглиш". На "Рэддите" анонимные реднеки просто из кожи вон лезли, создавая всё новые и новые темы, расписывая всё новые и новые ужасы.
В Айове стая крылатых тварей опрокинула полицейский вертолёт... В Канзасе мужчина перебил всю свою семью, когда те стали превращаться в чудовищ... В Алабаме военные застрелили одного такого монстра и забрали на исследование...
"Моя сестра на отдыхе была - так там больницу сожгли, с заражёнными, пока они в чудовищ не превратились!" - писал какой-то особо эмоциональный американец заглавными буквами и с кучей восклицательных знаков. Без конкретики это, конечно, походило на вброс.
Астахов потёр уставшие глаза. Мысли в голове путались после бессонной ночи. Происходящее наяву всё сильнее напоминало затяжной ночной кошмар.
Притихшие туристы встрепенулись, задёргались лишь один раз, когда трое полицейских в защитных респираторах поволокли в сторону подсобных помещений аэропорта здоровенного нетрезвого скандинава. Приглядевшись, Астахов понял, что неизвестный датчанин, а может быть, швед, вовсе не пьян - воспалённые глаза его закатились, губы дёргались, судорожно скалясь ровными, белыми зубами.
Уже у самых дверей, ведущих в запретные для туристов помещения, мужчина начал истошно кричать. Один из карабинеров захватил мощную шею скандинава в удушающий, двое других подняли его за ноги - спустя несколько секунд двери за ними захлопнулись. Показалось - или донёсся хлопок похожий на выстрел?..
Уже позже, в брюхе "Боинга", Астахов всматривался в облака, поминутно леденея нутром, всё ждал, не разрежет ли их взмах огромных уродливых крыльев... Маринка так и проспала на его плече все три часа полёта, и лишь при заходе на посадку Астахов разглядел маленькую царапинку на нежной загорелой шее.
Вой чудовища вонзился в уши колючим сверлом, пронзил мозг острой болью, швырнул на колени. Собственный крик застрял в глотке удушающим комом.
С грохотом распахнулась дверь - и в следующий миг Астахов увидел, как во лбу кошмарного видения, ещё не до конца покрывшемся чешуёй, прямо в небольшом островке нежной загорелой кожи, возникла маленькая дырочка, а стену сзади обагрили кровавые ошмётки. То, что совсем недавно было Маринкой, всхрипнуло, сделало пару неровных, слепых, шагов - и с глухим стуком обрушилось навзничь.
Астахов привалился к стене, чувствуя, как бешено колотятся ноги, слыша ошалелую дробь собственных зубов. Покрытые чешуёй кривые пальцы в агонии скребли дорогой ламинат, и Астахов не мог оторвать от них взгляда.
В комнату вошли сразу трое в масках и защитных костюмах. В руке у первого смотрел стволом в пол спецназовский "Вихрь".
- Успели, с-сука, - сказал он.
Голос его прозвучал приглушённо, словно из-под...
Астахов до судороги сжал кулаки. Начал было на трясущихся ногах подниматься - но получил рукоятью "Вихря" в живот и скрючился на полу в уродливых ногах преображённой жены, онемевший от новой боли.
- Может, и этого сразу? - спросили над головой.
- Подождём, - решили его судьбу другим, таким же безликим голосом. - А эту падаль - потащили...
Мёртвое тело, некогда бывшее женщиной, женщиной любимой, желанной, прошуршало по полу, утаскиваемое неизвестно, кем неизвестно, куда. Дверь захлопнулась, оставив Астахова наедине с омертвевшей пустотой.
И тогда он завыл, закричал, задохнулся истошным воплем - но с распахнутых губ не сорвалось ни звука.
Прямоугольник окна медленно наполнялся тьмой. Где-то внизу, на улице, вновь был слышен мерный, то затихающий, то удаляющийся, гул. Наверное, это ехали новые танки.
Астахов лежал на пушистом ковре, призванном, должно быть, украшать своей аляповатой роскошью ламинатное покрытие. Чуть-чуть колючая мягкость ворса странно успокаивала, хотя всё нутро его ныло - тупо и бесконечно.
Только сейчас он понял, что обречён.
Он не понимал этого, когда в Шереметьево их разношёрстную встревоженную толпу встречали хмурые полицейские - все, как один, в одинаково чёрных респираторах. Не понимал, когда их везли в автобусе с плотно закрытыми шторами, словно покойников в катафалке, а ладонь Маринки тревожно сжимала его. Не понимал, когда их разместили в одной из гостиниц на окраине, запретив выходить и контактировать с кем-либо - и тот угрюмый вояка с дёргающейся щекой был последним человеком, кто сказал им хоть слово.
Как же он тогда выразился?..
"Экстренная ситуация"?
"Обстоятельства особого риска"?
"Внештатное чрезвычайное положение"?
Чёрт бы побрал этих уродов с их уродливым лексиконом!
Астахов со стоном перекатился на спину. Он получил лишь один удар - но болью отдавалось всё тело, словно после дюжины топтавшихся на нём ног. Ознобным огнём горело лицо, разрывалась от боли голова, сбивалось дыхание, точно он пробежал марафонскую дистанцию.
Маринка... Они убили Маринку...
Но то чудовище уже не было Маринкой.
Похоже, весь мир постепенно превращается в одно большое логово таких вот чудовищ.
С чего же всё началось? С кого же всё началось?
Любопытство, охватившее его, было вялым и отстранённым.
С трудом, вслепую, Астахов нашарил телефон - лишь для того, чтобы бессильно усмехнуться надписи "Нет сети".
Вот и интернет отрубили.
Ночная тишина вновь рассыпалась – теперь на десятки страшных, немыслимых для человеческой глотки, воплей. Они неслись из коридора, прорывались из-под пола, доносились откуда-то сверху. С ними в унисон грохотали шаги, трещали автоматные очереди - и сменялись истошными захлёбывающимися стонами.
Кому-то из находящихся на «карантине», видимо, надоела неопределённость ожидания.
Астахов закрыл глаза. Интересно, подумалось отстранённо, скоро ли он начнёт превращаться в крылатую тварь? Или царапина на ноге – слишком мало для подобной чести?
Вопли раздавались теперь не смолкая, отдавались жутким, гротескным эхом. Послышалось – или к ним примешивалось хлопанье крыльев?
Дверь в номер была заперта, и, скорее всего, выдержала бы даже напор этих тварей. Вот только что будет потом?
Хлопанье мощных крыльев донеслось за окном. Где-то снова забили автоматные очереди.
Астахов усмехнулся.
Похоже, что-то в истории человечества явно пошло не так.
Какая разница, с кого и где началось? Какая разница, в каких странах сейчас это безумие происходит? Его собственную жизнь эти знания спасти уже никак не могли.
Дорогой девайс выпал из обессилевшей руки, и ворс ковра заглушил стук, показавшийся Астахову коротким и безжалостным, как выстрел.
Текущий рейтинг: 50/100 (На основе 38 мнений)
