(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Рука. Дневник Клара Огастера
Клар Огастер
Пятое июня. Весь день валялся в постели и бросал дротики в мишень на стене. Позвонил Руперту, предложил покидать ножи в яблоко, поставленное ему на голову. Руперт послал меня к чертям. Ну и дурак.
Шестое июня. Обновил запас жвачки и протёр стекло лупы: готовлюсь к поездке в Вашингтон. !!! ВАЖНО: СКАЗАТЬ РУПЕРТУ, ЧТОБЫ ОН ДОГОВОРИЛСЯ С КАКИМ-НИБУДЬ ВРАЧОМ!!! В ПОЕЗДКЕ НУЖЕН ДОКТОР!!! (на всякий случай)
Седьмое июня. Я вот тут задумался… Во время своих путешествий мне не раз приходилось сталкиваться с мистическими историями, в которых были замешаны птицы. Порою это были голуби, иногда - чёрные лебеди, но чаще всего... Вороны. Вороны... Почти всех писателей, посвятивших себя мрачному и потустороннему, интересовали эти птицы. Крылатые демоны. Вестники смерти. Хранители кладбищенский ключей. Хм. Как они их только не называли. Точно не знаю, готические ли писатели повлияли на моё восприятие этих птиц, или, может, в них и впрямь есть что-то, что не должно в будущем избежать моей исследовательской лупы, но... Но, чёрт возьми, я заметил, что и со мной происходили странности, когда вороны появлялись у меня на пути. Самое необычное было тогда, когда я сидел у окна в гостинице и разбирал записи для "Альманаха...": в тот день Руперт потребовал у меня страницы из истории про фотографию щиколотки известной актрисы, потому что он, видите ли, вспомнил ещё несколько интересных деталей. Так вот, я перебирал листья, шуршал ими, и потому тогда, когда я услышал странный приглушённый стеклом звук (было похоже на капающую воду, будто три капельки упало: кап. Кап-кап) откуда-то сверху, я решил, что мне показалось. Потом звук повторился. Я поднял голову и увидел в левом верхнем углу окна чёрное пятно за полупрозрачной зелёной шторой. Пригляделся: голова вороны. То, что я счёл за звук капающей воды, оказалось лишь её шагами по подоконнику следующего этажа. Свесив голову в моё окно, она через шторку заглядывала в комнату. Ворон я раньше любил (это я сейчас стал относиться к ним с опаской), поэтому прогонять не стал. К тому же, я никогда не видел их со столь близкого расстояния. Подняв голову, я сидел и смотрел на птицу. Мне было интересно, что произойдёт дальше. Помотав головой из стороны в сторону, она - и опять с этим звуком капающей воды! - стала перебирать по подоконнику лапами, чтобы выйти из-за шторы. Она замерла прямо надо мной. И посмотрела мне в глаза. Я смотрел на неё. А она на меня. Долго. Непрерывно. Не моргая. В коридоре зазвонил телефон, но отвечать я не стал (Вот ещё! Буду я вставать из-за такой ерунды. Я бы с ума сошёл, если бы это опять был тот чокнутый хакер, который запер нас с Рупертом в одной комнате с восставшим против людей компьютером!) Я для себя решил, что это был Руперт, сплюнул, недовольный тем, что забыл про данное ему обещание, и поднял очередную толстую папку. Любопытство заставило меня посмотреть вверх. Вороны уже не было. Полагаю, её спугнули мои движения, когда я поднимал бумаги. Хотя странно, что я не слышал взмаха крыльями. Должно быть, я не услышал из-за телефона?.. А на следующий же день я заболел. Было похоже на грипп: высокая температура, не мог поднять глаза, ломило кости. Нам с Рупертом ещё на три недели пришлось задержаться в том грязном отеле. Сейчас я, кстати, снова лежу больной в своей постели. Вчера я впервые за столь долгое время увидел на своём окне ворону. Не знаю, совпадение это было или нет...
Восьмое июня. Вечером приходил Руперт, приносил кое-какие лекарства от брата. Обсудили поездку, составили примерный маршрут. Когда я напомнил о докторе, Руп сказал, что возьмем его брата, Виктера. Виктер, вроде бы, согласился ехать, но за бутылку виски. Классный парень. Мы, кажется, быстро сойдёмся. Бутылку, разумеется, давать не стал. С таким же успехом можно дать нож человеку, дважды подозревавшемуся в убийстве (да-да, прямо как в том случае с менявшей цвет стеной на космодроме). Пообещал угостить Виктера после поездки. Он недовольно цокнул языком, но отказываться не стал. Кстати, он патологоанатом. А ведь я просил Руперта привести хирурга со стажем… Ну да ладно. Шить-то, наверное, умеет.
Девятое июня. Температуры вообще нет. Пора звонить Руперту: он говорил, что никуда не поедет, пока у меня держится темпа.
Девятнадцатое июня. Уже несколько дней в дороге. Ехать мы решили на машине Виктера. Он, конечно, был прав, когда говорил, что тачку у него «вместительная и удобная», но, блин… КАТАФАЛК! Когда он сказал, что заедет за нами, к дому подъехал фиолетовый КАТАФАЛК! У них в семье всё хорошо вообще? В дурке никто не лежал? Потому что насчёт адекватности Руперта я не уверен. Теперь и насчёт Виктера… Нет, ну у меня чуть глаз не выпал, когда он подъехал! Хотя… Мы с Рупертом за эти шесть лет уже где только не ночевали: и в кладовке с виселицей, и в заброшенной больнице, и в аквариуме с мёртвой золотой рыбкой… В общем, особого шока катафалк у меня не вызвал, просто я… Никогда не видел его так близко. Да ещё эта книга… Про приметы. Мы с Рупертом во время расследования того происшествия с лампочками, наполнявшимися кровью в тот момент, когда их вкручивали в люстры, нашли как-то раз одну флешку. Руп тащить её домой побоялся (у него какой-то новый супер-мега-крутой компьютер, а вдруг там вирусы, а вдруг там опять проклятые видеоролики, тра-ла-ла), поэтому её забрал я. Думал, что, может, найду там что-то полезное для «Альманаха…» На флешке было только две или три фотографии (что-то вроде видов города, отснятых на любительскую фотокамеру. Город, кстати, на Ирлион наш чем-то похож), несколько скучных игр и один текстовый файл. Какая-то книга про приметы. Я обрадовался, что нашлось хоть что-то, близкое моему делу. Стал читать, надеясь выцепить что-то интересное. Я, конечно, в приметы никогда не верил, но за эти несколько лет произошло столько всего, мне не раз пришлось убедиться, что многие из тех вещей, которые я считал выдуманными, и впрямь СУЩЕСТВУЮТ. И тут эта ворона… Потом катафалк… Да ладно. Если бы всякие странные или жуткие вещи были предзнаменованиями, вестниками чего-то ещё более странного и более жуткого, то я давно бы уже бороздил просторы иных миров.
Двадцать второе июня. Ну ладно. Я уже несколько дней ночую в катафалке и пытаюсь списать этот странный автомобильный вкус на профессию Виктера. Итак, кроме карт, сериалов по планшету и домино (его зачем-то притащил Руперт), заняться всё равно нечем, да и после приезда вряд ли будет достаточно времени на мои путевые записки, поэтому, пользуясь случаем (пользуясь случаем? Пользуясь случаем?! Я что, привет по радио передаю?! Ну… Не важно, продолжаем), хочу расписать примерный план поездки: 1. Выезжаем из города (что мы, в общем-то, уже сделали) 2. Примерно через 20-25 дней будем уже ночевать в мотеле «Рога в зелёном огне» на въезде в Вашингтон. (Я решил переночевать там хотя бы одну ночь: надо проверить, правду ли говорят о том, что мотель не просто так получил своё название) 3. Отправляемся в Вейтмувир, где у нас два варианта развития событий в дальнейшем: а) снимаем квартиру с двумя комнатами б) если нормальной квартиры по человеческим ценам не найдётся, заселяемся в отель В машине я жить не буду. Тем более, в этой. Мне важно, чтоб было несколько комнат, достаточно пространства, все дела. В одной комнате будем жить, вторая уйдёт под операционную Виктера. Впрочем, наверное, можно расположиться и в том заброшенном кинотеатре, куда мы направляемся. Места там предостаточно. Думаю, и для раскладушки, пары клеёнчатых простыней и сумки с медицинскими инструментами тоже найдётся. 4. Более-менее расположившись, начинаем расследование. О кинотеатре я слышал и читал предостаточно, поэтому обойдёмся без сбора городских легенд (а после того, как во Флерио я стал находить кости в своих цветочных горшках, я даже давал себе слово никогда больше не раскрывать местным жителям целей своих визитов), сразу перейдём к исследованию паранормальной зоны. 5. Собираем результаты исследований, записи в моём журнале, фотографии и кассеты из видеокамеры в кучку, можно прямо там сесть за работу (если Виктер и Руперт не попросятся назад). 6. Едем домой (при условии, что мы все останемся с головами на плечах). Виктер сейчас остановил машину. Сказал выходить. Приехали?
Двадцать четвёртое июня. Едем в Вашингтон. Про горящие зелёным огнём рога над барной стойкой в мотеле – бред. Вчера ночью звонила Мэнди. А я думал, она меня уже забыла. Она попросила прочитать ей несколько путевых записок, сказав, что не может уснуть без них. Пришлось прочитать. Я дождался, пока услышу посапывание в трубке вместо комментариев к моим записям, и отключил телефон. Не спал после звонка почти всю ночь. Мэнди. Как там она без меня?
Двадцать шестое июня. Сегодня идём в тот самый кинотеатр. Устроил Виктеру утром проверку: прорезал огромную дырку в куртке и дал ему зашить. Справился за три минуты, шва почти не видно. Хотя красота волнует меня как-то меньше всего. Руперт заряжает камеру, морозит лёд и собирает вещи. Я копаюсь в бумагах. Виктера посадили читать хирургический справочник. Он что-то шутил про журнал о кройке и шитье. Если такой остроумный, ту пусть идёт в зал номер три вместо нас с Рупертом, а не сидит на первом этаже, вооружённый и скальпелем, и фонариком, и декоративным кинжалом, украденным им же из мотеля.
Тринадцатое июля. Несколько дней не мог вести записи. Хотя бы потому, что я правша. Из-за этой дряни мне всё-таки оторвало руку по локоть. Спасти успели. Виктер так быстро справился с работой, что я был готов сгонять ему за виски прямо там. Если бы был в состоянии, конечно. Сейчас лежу в больнице. Иногда заходит Руперт, Виктер же, получив выпивку, не упустил возможности уйти в запой прямо в Вашингтоне. После всего, что произошло ночью в кинотеатре, Руперт всерьёз надумывает оставить профессию стенографиста. Блин. Ну и как я без него? Мы через столько прошли вместе! А теперь мне опять придётся снимать самого себя на фронтальную камеру телефона, как в первый год работы, чёрт побери. Впрочем, ему, кажется, пора немного отдохнуть: он реально стал каким-то нервным, постоянно оглядывается, как только услышит какой-нибудь шорох. Я даже не думал, что ночь в кинотеатре может так на него повлиять. Говорит, что будет писать в университет. Все-таки решил исполнить мамину мечту и стать адвокатом. Адвокатом. Хех. Чем его не устраивала должность адвоката Дьявола? Или призрака из автомата с игрушками. Или голоса из моего бумажника. Ну твою же мать, Руперт! Мы разгадали кучу загадок вместе, в разных местах побывали, сущностей на любой вкус и цвет насмотрелись, а теперь ты уходишь. И это тогда, когда я почти собрал материал для своей тринадцатой книги! Руку, кстати, уже чувствую, могу писать как на компьютере, так и на бумаге. Док сказал, что всё в порядке. Ещё немного поваляюсь тут, подлечу всё, что едва не отвалилось во время моих похождений, и меня выпишут. А всё-таки… Иногда мне кажется, что с рукой что-то не так. Может, Виктер слишком быстро пришивал и забыл сделать там что-то? Или, может быть, наоборот: задел что-то, чего нельзя было трогать? Чёрт. Надо спросить у дока об этом.
Пятнадцатое июля. Я кое-что вспомнил. Когда Виктер пришивал мне руку, я ничего не чувствовал. Хотя, кажется, он не вкалывал мне обезболивающее. НЕ ВКАЛЫВАЛ! Ну, может, я просто тогда был в шоке, как-то этот момент упустил… Да, скорее всего. Позвоню сегодня Виктеру и спрошу. Если этот пьяница ещё в состоянии говорить.
Шестнадцатое июля. Как я и ожидал, от Виктера ответа я не добился. Пытался спросить Руперта, но тот вообще сказал, что прибывал в таком шоке, что ничего уже и не вспомнит. Но мне же кажется, что это не моя рука… Я же чувствую! Но вот я смотрю на свои руки, и они ничем не отличаются. Ну, если не считать шрама под повязкой на правой. Ногти и пальцы одной формы и одного оттенка. Вот и профессиональная травма: мозоль от карандаша на второй фаланге указательного пальца. Да и вообще, не могла же там взяться ещё одна рука! Там была только одна. Моя. Поэтому Вик точно не мог пришить мне чужую. Но эта тварь из кинотеатра… Я всё чаще задумываюсь о том, что она каким-то образом может копировать предметы, окружающие её. Да, знаю, я не читал и не слышал об этом. Но не обо всём ведь пишут! Как, например, в случае с лифтом, застревавшим между четырнадцатым и тринадцатым этажами. Год постройки, оказавший немалую роль в этой истории, я узнал только тогда, когда сам взялся расследовать то дело! Ох Так, Клар, возьми себя в руку! То есть, в руки. Или...? Чёрт возьми.
Семнадцатое июля. Ночью я проснулся оттого, что рука резко упала с койки. Мне кажется, что она шевелится сама по себе. Я решил, что буду её привязывать, когда соберусь ложиться спать. А что, если она меня задушит во сне? Или выколет мне глаза лежащими на столе карандашами? Или позвонит моей бывшей, оказавшейся сообщницей самого… Нет, я не буду это дописывать. А то рука действительно решит это сделать. Не хочу подавать ей идею. Нет. Но та дрянь в кинотеатре… А если я прав? И она создала мою руку? И сейчас к моему телу пришита её часть, что-то, что она создала, или одна из таких же сущностей?! А моя настоящая рука в этот момент в другом мире, где её поместили в банку! Или обгладывают с моих костей мясо! Или закапали её в землю, чтобы хотя бы часть меня, Клара Огастера, исследователя мистики, из-за которого им против своей воли приходилось покидать наш мир, была в могиле! Да. Они зарыли её! Определённо! И она сейчас там, в сырой земле, где её объедают черви. Или пьют из неё кровь, смешанную с гноем и гнилью… Пьют! Едят! Пируют! Моей рукой! Рукой, столько раз писавшей об оживших телах, восставших из этой земли! Они сдирают кожу, прокусывают ногти и кости, добираясь до самых вкусных частей, жуют вены с застывшей, скользкой, как желе, кровью, как я раньше жевал жвачку. А к моему телу в это время пришито то, что всячески подстраивается под мою руку. Что-то, что наверняка задумало против меня коварный план. Что-то… Или кто-то. Клар, Клар! Что ты несёшь?! Очнись! Приди в себя!
14 Восемнадцатое июля. Ложась спать, я попросил медсестру помочь мне привязать руку (если ты правша, то завязывание узлов левой рукой превращается в настоящий Ад. Как и использование ножниц, письмо, нажатие кнопок на панели управления космическим кораблём в пустыне недалеко от Майами и ещё многое другое). Она спросила, зачем мне это, и я соврал, что боюсь скатиться во сне с койки и удариться головой о железные полы (пусть уж лучше думает, что я нервничаю, вспомнив происшествие со свисавшей с потолка прядью волос, описанное в шестой книге. К тому же, я не хочу, чтобы рука узнала, что я подозреваю её…) Медсестра, кажется, всё рассказала доктору. Потому что утром он пришёл, позадавал мне кучу вопросов, а после его ухода мне принесли новые таблетки. Я узнал их по цвету и форме. Это успокоительное. Руперт пил такое же, когда мы ездили на завод по производству бензопил. Что? Я выпил. Я чувствую, что сам всё равно не успокоюсь. Полусидя лежу на своей койке. Иногда убираю руку с дневника, кладу рядом с собой и смотрю на неё. Не двигается. Вроде бы.
Девятнадцатое июля. Сегодня брали кровь на анализ. Видать, сильно я себя запустил за эти годы, раз опять решили что-то там проверить. В прошлый раз брали из левой (ну разумеется! Я тогда только поступил в больницу, они правую старались как можно меньше трогать вообще, чтобы не нарушить кровообращение или что-то вроде того), в этот раз уже из правой. Кровь из меня обычно течёт ручьём, если я порежусь или проткну чем-то кожу. А в этот раз медсестра еле смогла собрать анализ. Когда она всё-таки набрала немного крови в пробирку и стала отходить, моя правая рука вцепилась в её пальцы с зажатой в них ёмкостью с кровью. Чёрт. Я этого не делал! Не делал! У меня даже холод по спине пробежал, и я вздрогнул. Мы около минуты смотрели друг на друга. Даже не знаю, кто из нас был больше удивлён тогда. Наконец, я придумал, что сказать. Я предложил ей взять кровь из левой руки, раз уж из правой так плохо идёт кровь. Она согласилась. Когда медсестра стала набирать шприцем кровь из правой руки, весь её белый столик порозовел. Это моя кровь. Она всегда слишком жидкая. Но тогда там, в той руке… Ох, Клар…
Двадцатое июля. Весь день тренируюсь писать левой рукой. Мне кажется, я уже никогда не буду писать правой черновики статей. Если я ещё смогу вернуться к работе, зная, что, пока одной рукой я открываю самые тёмные тайны существ, пришедших к нам из других миров, вторая в любой момент может вступиться за «своих» и разорвать мне ногтями глотку. Может, так и задумано? Может, я слишком много знаю? Надеюсь, что нет.
Двадцать первое июля. По ночам я чувствую, как рука скребёт пальцами по койке. Вчера приходили Руперт и Виктер, они не хотят уезжать без меня. Я вцепился в воротник Виктеру. Ненавижу его! Ненавижу! Хотя… Он-то, наверное, не виноват. Это же та тварь из кинотеатра, это всё она, она. Или я сам. Я, Клар Огастер, исследователь сверхъестественного и паранормального, который хотел узнать всё, что недоступно другим, поделиться со всеми знаниями!.. И который думал, что никто и ничто не заставит его бросить своё дело. Он сам! Сам заставит себя всё бросить! Точнее, его рука! Я знаю, что она прикончит меня рано или поздно!
Двадцать шестое июля. Вот, Клар, взгляни! Взгляни! Это твоя рука! Она пишет то, о чём ты думаешь. Ты управляешь ею. Видишь? Вот. Значит, она принадлежит тебе. Это твоя рука. Слышишь? Слышишь, Огастер? Не сходи с ума! Это твоя рука! Другой просто не может быть! Смотри сам! Смотри! Она такая же, как и вторая! Такая же! Вот эти квадратные ногти, вытянутые пальцы, шрам на левой… На правой руке. На правой! Не путай. Не путай, не путай, не путай! На левой, а не… Стой. На правой, а не на левой. Не смотри туда. Не смотри. Лучше вообще не смотри на этот шрам. Это твоя рука. Твоя. Ты сам всё это надумываешь.
Двадцать восьмое июля. Я сойду с ума! Я сойду с ума! Я сойду с ума! Как мне плохо, как мне плохо, как мне плохо! Я чувствую, как эта кровь, чужая, холодная кровь циркулирует по моей руке, отчего иногда её бьёт током, будто я отлежал её. Кровь холодная только там, в остальном теле она тёплая… Если прислушаться, я слышу странные звуки. И чувствую, как что-то бьётся в моей правой руке. Это сердце? Сердце того существа, которое подселилось ко мне? Которое делает вид, что оно – моя рука? Я не удивлюсь, если скоро на одной из фаланг вырастет рот с клыками, который начнёт, точно пиявка, сосать чью-нибудь кровь. Я сойду с ума! Я сойду с ума! Я сойду с ума! За что мне это? За что?!
Тридцатое июля. Оно бьётся! Сердце, пропускающее через себя ледяную кровь, питающую одну руку. Оно так быстро бьётся! Я слышу его удары в своей голове, как слышишь своё собственное сердце от долгого бега. Как смешно. Храбрый Клар Огастер, который никогда не боялся ни светящихся в темноте глаз, ни сущностей, ни странных существ, передвигающихся только на четвереньках, ни зелёных монстров из проруби, боится своего собственного тела! Почему никто ещё не изобрёл смирительные рубашки для рук? Или смирительные… Перчатки?
Тридцать первое июля. Я сойду с ума! Я сойду с ума! Я сойду с ума! Почему я не могу открыть себе дверь в другие миры, чтобы найти там свою руку? О, я бы отдал всё, чтобы это сделать! Я не могу жить с этой рукой! Она не моя! Не моя! Я был журналистом! Я стал писателем! Я потерял то, что кормило меня все эти годы! То, чем я зарабатывал себе деньги на хлеб и крышу над головой! Откройте! Откройте мне двери в другой мир! Я буду искать, искать, искать… Я найду её! Я узнаю её! По перчатке! По сетчатой чёрной перчатке без пальцев! Пустите меня в другой мир! А сколько их, миров? Их шесть? И в одном из них вечная осень? Их семь? И один из них утонул в прошлом? Их десять? И в моя рука заброшена на дно какого-нибудь колодца? Их тринадцать? Как книг моих должно было быть? Их тысяча? Их миллион? Их миллиард?! Я сойду с ума! Кто-нибудь, помогите мне!
Второе августа. Я устал, я устал, я очень устал! За что мне это?! За то, что я хотел слишком много узнать?! Я сожгу все книги! Утоплю все дневники! Только пусть это пройдёт! Пусть моя рука вернётся ко мне! Я устал! Я схожу с ума! Помогите мне! Помогите!
Текущий рейтинг: 30/100 (На основе 20 мнений)
