(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Притворяясь мертвым
Лежать спокойно вот в чем секрет. Не двигаться. Даже не дышать. Уткнуться прямо в землю.
Что это рядом? Пытаюсь рассмотреть периферийным зрением. Ничего, богомол. Спокойно. Чему учил Петр Титович с кафедры энтомологии еще тогда, до войны? Самцы богомолов невероятно зависят от самок. Он ничего не видит, не слышит, не осознает кроме неё. Смысл его жизни — быть ей полезной.
Да. Сконцентрируйся на этом. И не дыши. Не обращай внимание на стрельбу. Кто-то тоже притворялся, судя по стонам. Уже нет. Звук шагов. Подходят ближе. Ближе. Я мертв.
Я пролежал очень долго, что застал утро. Немцы ушли, а я еще жив. Рядовой Харитон Ельницкий еще жив. В то время как все солдаты кроме него убиты и мертвы. Поднялся и начал осматривать своих уже бывших сослуживцев. Взял фляжку сержанта Золотухина. Вода дала прилив сил. Теперь надо что-то делать дальше. Действительно, а что сейчас солдатик? На запад, в штаб, пойти не могу, меня расстреляют за трусость. На восток отправиться один не могу. Там уже засели немцы. На юге — горы. Остается только север. Пока мои ноги меня держат.
Полдня я топал по полям, лесам и болотам, делая остановку на ягодных местах, чтобы передохнуть и хоть как-то подкрепиться, думал уже вернуться обратно к своим, пока не набрел на избушку. Такая срубная изба из сосны, традиционное жилище для местности. Набрел на нее, когда уже просто шел вдоль берега, чтобы хоть как-то наткнуться на какой-то признак деревни. Пока я подходил к ней я заметил, что было тихо. Очень тихо. Ну была не была, зайду поздороваюсь.
— Здравствуйте, хозяева — сказал я спокойным голосом, приоткрыв массивную дверь и заглянул во внутрь.
Никого нет дома, но стол накрыт. Для кого? Еще немного постояв я зашел внутрь и подошел к столу. Это конечно было странно, но раз судьба ко мне так благосклонна то почему не воспользоваться. Взял кувшин и достав свою походную кружку, налил туда воды. Холодная и вкусная, видно из ключа какого-то. Озираясь по сторонам, я открыл горшок и тут же увидев, что он заполнен картошкой и мясом, схватился за ложку на столе и начал есть. Наевшись, мне уже совсем не волновала война и сколько вообще она продолжится, мне было так хорошо, что, навалившись на стол я тут же уснул.
— Харитон? — звенящий голос резко меня разбудил и, увидев перед собой нож, а затем уже женщину, которая его держала, я упал со скамьи.
— Мадам? Мы знакомы? — поинтересовался я на полу, двигаясь рукой к своей кобуре, где лежал прихваченный наган.
— Ну, как сказать — постояла она после ответа и подошла к кухонному столу — Ты ухаживал за мной в недалеком прошлом. — положила нож и начала разливать в кружки из чайника — Тебя не было так долго, что я испугалась, что ты сбежал от Нонны. — Я переместился обратно на скамью, не сводя с нее глаз — Ты снова хочешь это сделать, да любимый? — сказала она последнее с любовью и положила чай перед о мной, а после поцеловала меня в ухо — оставишь Нону?
Как же она была красива. Все время что она говорила я рассматривал ее. Это благородно-бледная кожа, светлые волосы и невероятно синие глаза. Это не простая сельская деваха, нет. Она словно была дворянкой, это говорилось в ее внешнем виде и в ее манерах. Но таких женщин же ликвидировали после Октябрьской революции. Не мог понять его возраста, она вроде и молодая, но голос ее даже как-то состаривал.
— Забудь, — вернулась она к столу и начала мыть посуду из которой я ел до этого — Как хорошо, что мой муж вновь вернулся домой. — Она обернулась на меня и посмотрела прямо мне в глаза, улыбнувшись так мило — Где ему и самое место.
После чая, брякнув что пойду дров принесу я вышел из хаты и сделал себе самокрутку. Бедняжка. Должно быть, она спряталась, когда немцы атаковали. Сейчас она все ещё прячется, но уже в темных закоулках своего разума. Безопасное место, где я — её погибший муж. Сделав последнюю затяжку и набрав в дровнике пару чурок, нарубил их пока совсем не стемнело и пошел возвращаться в дом.
Подкинул поленьев в печь, погладил эту Нонну и начал расхаживать по хате, попутно ее рассматривая. Тут обосновались точно зажиточные люди, судил я по интерьеру который не заметил раньше из-за усталости и голода. Обратил внимание на фотографию мужчины. Нонна в это время расправляла нам кровать, и я решил ознакомиться с ней поближе. Довольно солидный мужчина с пышной бородой. На фотографии была еще дореволюционная надпись: «Харитонъ Шварцъ». Хмм, ну тогда по возрасту он, наверное, ей в отцы годится. Хотя даже, чем-то похож на меня, за исключением бороды.
— Харитон, дорогой? Ты идешь в постель? — позвала меня уже обнаженная Нонна под одеялом.
Похоже роль её мужа мне нравиться все больше и больше. Поставив обратно фотографию, я по-армейски разделся и лег рядом с ней. Она тут же начала гладить меня по груди. Обняв ее за талию под одеялом, я начал целовать ее губы. Ее тело дрожало и когда я перешел уже к шее, она тихо стонала, изгибая спину. Я все ближе двигался своим телом к ней и направил свою твердую и упругую плоть в неё. Она улыбалась, смотря прямо мне в лицо. Медленно я начал проникать все глубже в неё. Движения стали интенсивней и сильнее.
— Люби меня, дорогой! — шептала она мне на ухо, прижавшись ко мне. — Люби Нонну! — Она сжимала и царапала одеяло руками.
Должно быть, я сплю или на самом деле погиб на войне.
Я проснулся от того что в избе похолодало. Увидел, что в кровати кроме меня никого нету.
— Нонна? — позвал я мою теперь жену и услышал всхлип, возле печки. Она стояла голая и смотрела на догорающие поленья. Я подошел и нежно обнял ее за плечо и увидел в её руках нож. -Все хорошо, Нонна. Ты в безопасности с мужем. Тебе не нужен нож. — Она подчинилась и пошла со мной в кровать. Но она все еще крепко сжимала рукоятку ножа и легла вместе с ним — Ладно, пусть будет при тебе, если тебе от этого лучше.
Проснулся потом я уже от вкусного запаха. Нонна сделал из запасов вкусный и сытный запах и увидев, что я уже не сплю, улыбнувшись позвала меня к столу. Умывшись, я надевал на себя гимнастерку и смотрел в зеркало. Определенно дезертир. Но, я думаю, может тогда мне следует отрастить бороду? Думаю, я мог бы притвориться, что я муж этой прекрасной женщины. Думаю, я мог бы надеть его одежду и заниматься хозяйственными делами. Позавтракав с ней, я поцеловал ее в лоб и попросил принести мне «мою» одежду. Думаю, это Харитон Ельницкий умер, а Харитон Шварц еще жив.
Я начал с ремонта покосившего забора и пока производил починку услышал шум приближающего транспорта на той стороне реки. Все, я мертвец. С той стороны проезжал немецкой конвой. Все Харитон пожил и хватит. Прямо на меня смотрел немецкий солдат в коляске мотоцикла, и он даже не обратил внимание. Ну, почти. Он что-то сказал водителю, показав в мою сторону и они просто пронеслись мимо. Как будто меня здесь и нет. Что за магический трюк? Может и правда сработало, и я умер.
Прощай военная форма. Прощай, армейский наган. Привет, охотничье ружье и семейная жизнь. Вкусная еда. Прекрасная новая жена, страстная по ночам. Или то что от нее осталось, сужу это я по тому что она постоянно спит с ножом. Иногда я не мог заснуть и втихаря ходил курить остатки табака, что осталось в моей форме. Скрипит одна половица в доме. Надо будет ее заменить, а то проснется Нонна и будет блуждать с ножом.
Я занялся ремонтом на следующий день. Сняв дощечку обнаружил под ней какую-то книгу. То есть журнал, при раскрытии которого я отвлекся на работу.
«10-е іюня. Послѣ переворота мы рѣшили скрыть свое дворянство, но въ глазахъ окружающихъ мы всё равно оставались зажиточными. Была видна ненависть въ ихъ глазахъ. Насъ обозвали кулаками. Я понималъ къ чему это приведетъ и рѣшилъ, со своей голубушкой Нонной Матвѣевной перебраться въ Бѣлорусскую Губернію, гдѣ проживаютъ мои немногочисленные родственники. Путь предстоялъ тамъ долгій. Возможно мы будемъ мѣсяцами скитаться …»
— Харитон? — ее голос отвлек меня от чтения и спрятав дневник покойного мужа от лишних вопросов.
Умываясь утром в реке, я увидел, как на той стороне берега подходили какие-то люди. Военной формы на них не было, но по одежде я вероятней всего были партизаны. Увидев меня, один из них перекрестился и знаками дал своим людям понять, что надо убираться отсюда. Все следующие дни я терял силы по дому и терял силы в постели с Нонечкой, исполняя свой «супружеский долг». А когда она засыпала я почитывал дневник её мужа, читая как они перебирались сюда.
«8-е августа. Моя голубушка Нонна Матвѣевна продолжала меня безпокоить, я видѣлъ въ её очахъ грусть и печаль отъ всей этой поѣздки. Ей пришлось разстаться съ многими своими украшеніями, чтобы мы могли переходить границы, но это меньшая изъ проблемъ. Чувствую себя неуклюжимъ дуракомъ, боюсь что теряю её. Хуже всего, что её любящіе глаза становятся полны ненависти. Поскорѣй бы добраться до мѣста и остатокъ жизни прожить въ супружеской гармоніи …»
— Харитон? — повелительно спросила моя «жена» за моей спиной. Я обернулся на ее голос и увидел, что она стоит голая возле кровати с ножом — Ты идешь в постель, дорогой?
Уже первый снег, а у нас еще нету оленины. Почесав свою бороду и взяв охотничье ружье, а также поцеловав Нонку перед уходом, я отправился на охоту. Мне удалось подстрелить оленя и также услышать кое-что. Привыкший к тишине, я сразу услышал, как где-то топчет снег группа людей и спрятался за близлежащим оврагом со своей добычей.
— А там што?
— Там вар'ятка жыве. Туды не пойдзем
Вернувшись домой я отдал свою добычу Ноньке, на разделку, поцеловал ее и посетовал на усталость уединился, чтобы вернутся к своему чтению на сложном дореформенном языке.
«20-е августа. Мы направлялись домой, набравшись припасовъ, какъ наша повозка была окружена поляками, которые пришли сюда на мѣсто нѣмцевъ. Я далъ имъ бутылку ликера, что была у меня въ телѣгѣ. Они не ушли. Я отдалъ имъ всё, что у меня было, даже прадѣдушкины часы. Похоже, это ихъ удовлетворило. Всѣхъ, кромѣ одного. Онъ поднялъ свою винтовку и указалъ на Нонну Матвѣевну. Я имъ сказалъ, чтобы они не трогали мою женщину, немного зная ихъ языкъ. Здоровякъ предложилъ сразиться за нее. Я опустилъ голову въ страхѣ, мое здоровье и такъ было подорвано этимъ переѣздомъ. Здоровякъ засмѣялся, они всё засмѣялись. Затѣмъ они схватили мою голубушку, усладу моихъ глазъ и заставили меня смотрѣть»
Я оторвался от чтения и посмотрел на мою «жену», Нонночка нарезала овощи к мясу, что-то мурлыкав себе под нос.
«Они ушли, но что-то сотворили съ Нонной Матвѣевной. Свѣтъ въ ея глазахъ, не ушелъ, а измѣнился, особенно, когда она смотрѣла на меня» — Любимый, ты мне не поможешь?
После сытного ужина я поблагодарил Нонночку и сказал, что скоро прилягу к ней, а сам уже дочитывал журнал потому что оставались.
«3-е декабря… Я знаю почему мѣстные жители держаться подальше отъ этого мѣста. Дѣло не въ томъ, что они считаютъ, что здѣсь водятся духи, это не то что бояться ихъ суевѣрные души. Это всё изъ-за Нонны Матвѣевны. Ея безуміе. Оно распространилось повсюду. Можно сказать, что и на меня. Я же самъ пахну смертью сейчасъ, этотъ запахъ охватилъ меня цѣликомъ»
— Харитон, дорогой? — она уже стояла возле кровати голая и с ножом в руке. — Идешь в постель?
Я кивнул и начал раздеваться, косясь на последнюю страницу журнала.
«Я попрошу голубушку мою, мою любимую Нонну Матвѣевну, покончить съ моими страданіями, но, въ самомъ дѣлѣ, мысль больше никогда не прикоснуться ея блѣднаго тѣла въ своихъ рукахъ куда хуже смерти…»
И слипшиеся от крови низ страницы. Я закрыл журнал и лег в кровать с женой покойного Хартиона Шварца. Я лежал и думал об этой женщине, которая пережила такое. Я лежал и ждал, пока Ноннушка не воткнула мне в шею нож и начала ждать заново своего «Хартиона».
Текущий рейтинг: 51/100 (На основе 23 мнений)
