Приблизительное время на прочтение: 5 мин

Почему бы нет?

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск
Pero translate.png
Эта история была переведена на русский язык участником Мракопедии ‎Carmina1995. Пожалуйста, не забудьте указать источник при использовании.


Когда мне было шесть лет, родители впервые заперли меня в шкафчике под раковиной. Не в наказание. Не за что было наказывать. Просто однажды они решили посмотреть, что будет, если запереть маленького мальчика в тесноте.

Я стучал кулачками по дверцам. Я плакал, я описался. Я прильнул глазом к замочной скважине и смотрел, как они занимаются своими делами без меня. Наконец я начал кричать.

— За что? За что вы так со мной?

Мать медленно подошла к шкафчику, опустилась на колени так, чтобы её глаз был виден в замочную скважину, и сказала просто:

— А почему бы нет?

Они делали так годами. И всегда без предупреждения. Я завтракал, собираясь в школу, и вдруг отец или мать хватали меня за руку и тащили в шкаф. Я сопротивлялся сначала, но было бесполезно. Они были крупнее меня. Сопротивление ничего не меняло.

Иногда я проводил там полчаса. Иногда могли запереть на полдня. Не знаю, забывали они обо мне или получали извращенное удовольствие, заставляя меня ждать. Один раз был дольше всего — на целые выходные. Они уехали за город. Я был полуживой, когда они приехали. Это их, похоже, совершенно не обеспокоило.

Я рос, и в маленьком шкафчике становилось все теснее. От запаха чистящих средств кружилась голова. Плесень и всякое гнилье прилипали к одежде и волосам. Это была странная тюрьма. Темная, но тихая. Единственный луч света проникал сквозь замочную скважину, в которую я глядел, как часовой.

Честно говоря, я привык. Это стало обыденным. Почти утешало. Я мог наблюдать за своей семьей, как чужой. Я отчетливо видел кухонный стол, где мать разбирала почту. Чуть дальше я видел входную дверь и уголок дивана. Отец входил и выходил, каждый день в одной и той же шляпе. Я начал узнавать их ближе. Наверное, они хотели, чтобы я исчез. Но взаперти началась моя настоящая жизнь.

Внезапно однажды они это прекратили. Может быть, потому что я слишком вырос, а может, им стало неинтересно. Тем не менее, прошла целая неделя без заточения в шкафчике. Мне было двенадцать лет. Через две недели я пришел к отцу.

— Почему вы перестали сажать меня в шкаф?

Отец даже не поднял глаза от чашки кофе:

— А почему бы нет?

Это все я пишу только затем, чтобы объяснить, как я обрел страсть к наблюдательству. Понимаете, когда вас лет шесть подряд сажают в клетку, остается только находить в этом нечто привлекательное. Я знал, что такое настоящее одиночество, но значительной частью души тянулся к внешнему миру. Это было противоречиво — я хотел быть заперт и свободен одновременно. Так заточение стало моей свободой.

Я прятался повсюду, куда мог влезть, если там была щелка, куда можно было глядеть. Я бросил учёбу. Я одевался так, чтобы было закрыто все, кроме глаз. Я хотел видеть сам и быть невидимым. Родители, как обычно, ничего не заметили. Я для них был предметом мебели.

Важнее всего было находить в доме новые укрытия. Я прятался в шкафы, за двери, под кровати. Никто меня не искал. Больше всего я любил антресоль в родительской спальне. Она была высоко, и у неё закрывалась дверца. Я туда помещался даже в семнадцать лет. Прижав колени к груди, я сидел там целый день, пока родители не засыпали. Я был филином. Бесшумным. Сидел высоко.

Медленно текли годы в тесных укрытиях. Однажды я сидел на антресоли и наслаждался ощущением. В спальню вошла мать. Я помню, на ней были простые синие джинсы и белая блузка. Отец вошел вслед за ней, на нём была та самая шляпа, которую он надевал каждый день. Ни у кого на лице не было особенного выражения.

Я увидел в руке у отца пистолет. Это не было необычно, он часто носил с собой огнестрел. Но отец без предупреждения поднял его и выстрелил в мать. Она обернулась со скучающим лицом. Он промахнулся.

Она протянула руку, и он отдал ей пистолет. Я как мог близко прижался к узкой щели. Я слышал, как стучит сердце у меня в ушах. Я знал, что родители у меня странные, но не до такой же степени.

Мать секунду осматривала пистолет, а потом прицелилась в отца. Она попала ему в лоб. Он упал навзничь, как кегля для боулинга. Я коротко вскрикнул. Она посмотрела на меня невыразительно. Я бесшумно слез с антресоли и, дрожа, встал перед ней.

— Зачем ты его застрелила? — спросил я, подавляя страх.

Её ответ меня не удивил.

— А почему бы нет?

Она протянула мне пистолет, он болтался у неё на указательном пальце. Ошарашенный, я вытянул руки, и она уронила его в мои раскрытые ладони.

— Не могу, — прошептал я.

— Почему бы нет?

Я посмотрел на неё. У неё были безжизненные глаза. Ни любви, ни сочувствия.

Я поднял пистолет. Когда я нажал на спуск, все мое тело сотрясло отдачей. Я отшатнулся назад, на кровать, не осознавая даже, попал ли.

Мать ещё какой-то миг стояла на ногах, и вместо левого глаза у неё была дыра. Потом она рухнула на пол, как кукла. Они с отцом истекали на ковер темной жидкостью.

Я думал, не спрятаться ли где-нибудь, где я привык, но нет, это было не то. Наблюдать — вот весь смысл. Я не могу наблюдать за неживыми. Так что я собрал кое-какие вещи, одежду, взял родительские деньги. Я понял: нужно найти новые укрытия в домах у других людей. Пистолет я тоже забрал… на память, наверное.

Открывая входную дверь, я услышал из спальни шум. Это восставали из мертвых родители. Но я не обернулся, даже когда их голоса умоляли меня вернуться. Они говорили, что свободны наконец. Что будут теперь меня любить. Но в ответ на их вопли я закрыл дверь. Для меня начнется новая глава.

Совершенно новая жизнь.

Потому что… почему бы нет?


Оригинал: https://www.reddit.com/r/nosleep/comments/b8oldl/why_not/

См. также[править]


Текущий рейтинг: 54/100 (На основе 33 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать