(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Повороты
Часть 1[править]
– …Слышу, слышу, слышу, слышу, Кто потопал и куда!
– Артём, где Настя? Почему ты плачешь? Вы опять играли в подвале? Отвечай же ты, господи! Она покалечилась? Ой, мамочки!.. Убилась? Артёооо…
– Ёоооооооом! – Взывал немилосердно будильник. Обычно меня этот мультяшный, измененный в приложении голос лучшего друга, смотавшегося на пять лет в Аргентину, настраивал на позитивный лад, но не сегодня. Что снилось – в упор не помню. Но настроение поганое, за окном дождь, перспектива ехать на другой конец города с кошколовкой не радовала… Кошколовка как раз попалась на глаза. Наверное, надо объяснить, что это за штука такая? Облегченная складная металлическая клетка с автоматически закрывающейся дверцей, чтобы ловить, правильно, кошек. И не надо глупых шуток про шаверму. Я недавно подрядился помогать одной благотворительной организации, которая ищет новых хозяев бездомным животным. Но проблема в том, что твари они бессловесные, и некоторым из них очень трудно объяснить, зачем им новый дом, если они ничего другого, кроме родного подвала не видели. Приходится применять насилие, но во благо же!
Вчера мне позвонила Наталья Николаевна, мой зоозащитный «босс».
– Тёма, у тебя завтра выходной же (она не спрашивала, она утверждала). Поедешь на Луначарского, 13, там тебя встретит девушка, кажется, Алёна (так, а это уже интересно!). Она кормит кошек в подвале. Надо поймать всех, кого сможешь. Контейнеры для перевозки Никита привезет к 9 утра, потом он на работу. Так что вставай пораньше. И у нас будет только две попытки, через три дня в подвале потравят новыми химикатами все живое: и кошек, и крыс, и бомжей… ироды окаянные! И заварят. Ну ты понял, завтра на Луначарского, к девяти, не опаздывай! – безапелляционно отчеканила она, и дождавшись моего невнятного «угу», повесила трубку.
Странная эта штука – память. Когда-то мы с родителями жили в том районе, я учился в школе в конце улицы Луначарского, бегал в шахматный кружок и музыкалку, заводил друзей, да много чего было. Но спустя годы помню только запах мокрой земли и хвои на детской площадке и красную дверь в подвал. Кстати, тот самый, где предстоит устанавливать мои инструменты. Я думал обо всем этом, пока 16-й автобус уносил меня на другой конец города, через мост на правый берег реки. Несмотря на раннее утро и будний день, в автобусе было на удивление пусто, я даже сел почти сразу на зады, к самому окошку под потолком. Ветер из приоткрытого окошка обдувал лицо майской дождливой сыростью, но я был тепло одет и мечтательно настроен…
– О, живодеры приехали! – Захлопала в ладоши беззубая старуха при виде моих ловушек – по одной в каждой руке. Я не успел возмутиться, только набрал побольше воздуху в легкие, как меня перебили.
– Не живодеры, а зоозащитники, баб Люб. Идите домой, чего под дождем на лавке мокнуть. Без вас справимся. – Я посмотрел на говорящую. Видимо, это Алёна. Обыкновенная такая неформальная девица: волосы черно-зелено-розовые, губа проколота, лак на ногтях даже не ободран, а скорее, обкусан. Необычного в ней только – прозрачный пакет с паучами недешевого кошачьего корма в правой руке и небольшая пластиковая мисочка в левой. Обычно кормят кошек в подвалах такие вот баб Любы, а требуют забрать решетками окна – Алёны.
– Привет, я – Алёна, но друзья меня зовут Чаузи. Это…
– Метис кошки и рыси, знаю. – Я промолчал, что меня всегда завораживали эти животные. Еще подумает, что я к ней качу.
– Обалдеть. – Только и ответила она. – Ну пошли.
Красная дверь больше не была красной, ее заменили на новую стальную серую евродверь, это было первое большое разочарование. Алёна не была девушкой моей мечты, это второе. Но мокрая земля вперемешку с иголками лиственниц на площадке пахла всё так же вкусно.
В подвале были полчища мерзких маленьких кровопийц, не упырей, конечно, а банальных блох. Поэтому мы быстренько установили первую ловушку в ближайшем тупичке и услышали бибиканье Никитиного форда. Неловко толкаясь в дверях, вывалились наружу. Серое небо ослепило после подвальной темени.
– Раз, два, три, четыре, пять, – приговаривал Никита, выгружая переноски для кошек. И подмигнул: – Не шалите, детишки.
Когда гул его мотора стих, Алёна вроде как собралась с духом и отчеканила:
– Вход с той стороны забит. Нам придется пройти весь подвал до конца. Телефон с фонариком? Не сядет?
Я не понял, чего она переживает. И про себя хмыкнул, глядя на своё отражение в припаркованной мазде: уж не из-за меня ли? Оттуда, из бездны затемненного стекла, на меня уставился взъерошенный тощий черноволосый студент. Ну не герой девичьих грез, не герой. Кстати, я бледнее, чем обычно. Интересно, почему мне так не хочется топать вниз?
Вообще в подвале было проведено электричество, но в тот день свет отрубили, поэтому действительно пришлось подсвечивать телефоном, благо мой легонький китайский смартфон держал заряд долго. В доме было 13 подъездов. Я не уверен, что в нашем городе есть девятиэтажки длиннее. Эту в народе звали Великой китайской стеной. От блох мы на входе побрызгали ноги репеллентом, пластиковые переноски перетаскали в ближайший закуток в подвале. Когда нехитрые приготовления были закончены, мы заперли за собой дверь, чтобы бомжи или подростки не полезли следом, и начали путь.
– Я кошек люблю с детства, – начала рассказывать Алёна, чтобы не перешагивать трубы теплоснабжения в полной тишине. – Но завести не разрешал папа. Он рос в деревне и воспринимал их только как инструмент для ловли мышей. А в городской квартире на 8 этаже мышей нет. Моя мама придумала мне аллергию на кошек и не разрешала гладить их даже в гостях. Но я никогда не была особо послушной… Стой, посвети туда!
Чтобы понять, куда надо посветить, мне пришлось сначала посветить на Алёнину руку. Она указывала в одну из комнаток, вход в которую «украшали» зловещие граффити: «666, Портал в ад, Веня – лох». Там, кажется, раньше было овощехранилище: куча кирпичных отсечек с деревянными дверцами. На некоторых еще стояли замки, на других петли были сорваны. Я посветил в них и увидел мелькнувшую черную тень. Это могла быть кошка, а могла быть и крыса. Мы зашли внутрь, прошлись по тесному коридорчику вдоль отсечек из одной конца в другой, это заняло полминуты. Никого. Решили покыс-кыскать, но на зов усатые-полосатые не спешили.
– Может, тут поставить ловушку?
– Дрейфишь? До конца идти минут 10.
– 13.
И тут я вспомнил что-то. Светловолосая девчушка с мышиными косичками убегала от меня вперед этими коридорами и смеялась. Вспышка погасла. Мы с Алёной на миг оказались в полной темноте. И тут резко прозвучал заливистый смех! Это я случайно с перепугу нажал на смартфоне на новое входящее аудиосообщение в Whatsapp. – Ботан, ты там дрыхнешь? Или зубришь с утра пораньше? Не хочешь в бар подтянуться, мы тут таких девах пытаемся скле…
Я быстро нажал на паузу. Мне было стыдно перед Алёной за моих дебилов-однокурсников. Подумает еще, что я привык бухать с самого утра. Фонарик-вспышка на телефоне снова загорелся и выхватил удаляющуюся впереди фигуру ростом не выше 150 сантиметров.
– Ох, черт! Ты это видел? Пока мы принимали переноски у Никиты, кто-то успел залезть.
– Или он тут живет. Моя зоозащитная патронесса говорила, что у вас тут бомжи, и им тоже угрожает этот новый супер-яд.
– Тише. Нет тут бомжей, сюда даже электрики не любят ходить.
– Кончай, а! – Я разозлился на Алёну, переложил сложенную ловушку из руки в руку и посветил фонариком назад. – Как не подвал, так новая сказка. В Марьиной роще мне рассказывали про зловещее красное сияние в одной из труб, на Петухах – про портал в другое измерение, в Ильинке – про труп слесаря, который успел разложиться, пока его нашли. Я ловлю кошек третий месяц, а страшилок наслушался на две жизни вперед.
Алёна уже давно молчала, а я всё бубнил и бубнил. Шли мы медленно, поминутно заглядывая в технические отсечки с трубами и вентилями. Подвал представлял из себя не прямой коридор, а нагромождение комнатушек. Даже прямо до конца не просматривался, так как дверные проемы в центральной части елозили по стенам: то справа, то слева, то по центру.
– …Кошка прыгнула на крышу, И пропала без следа!
Пройдя минуту молча, моя спутница глухо спросила:
– Ты правда не слышал?
– Когда и что?
– Ну когда я тебя попросила быть тише. Что-то. Мне что-то показалось.
– Что тебе показалось?
– Рокот, не знаю… Рык!
Я посветил на ее лицо, хоть это и было против правил. Но мне нужно было понять, шутит она или серьезно. Я бы хотел, чтобы шутила.
– Рехнулся что ли? Убери фонарь!
Я отвел руку с тяжелым отцовским фонарем в сторону. Мы пошли дальше. Я минуту соображал, что не так... Каким, вашу мать, фонарем?!
Мы сидели, притаившись, в одной из кладовок. Настя держала наготове наполненный водой с шампунем водяной пистолет, а я зажимал ладошкой стекло папиного «военного» фонаря. Это был 12-й Иван Купала в моей жизни, и мы с дворовыми ребятами устроили водные побоища в подвале Великой китайской стены.
Нас давно должны были отыскать, но голоса ребят все время удалялись, как будто с двух разных сторон. Казалось, они ходят кругами, хотя сквозной пусть через подвал был только один.
– Это эхо, Тём.
– Сам знаю, что эхо, поди не дурак! – Я всегда говорил грубее, когда боялся. Все-таки про Великую китайскую стену среди дворовых ребят ходили всякие нехорошие слухи. Что там живет тигр, сбежавший из зоосада (впрочем, это вряд ли – его давно закрыли). Что там можно потеряться на несколько дней или вовсе выйти не туда. Спускаешься в подвал в своем дворе, на Луначарского, в N-ске, а спустя годы блужданий, потеряв человеческий облик, питаясь крысами, однажды находишь дверь, вываливаешься смердящим чудищем наружу, слепо щуришься на свет, а кругом – Москва! В Москву я хотел, но не таким способом. А как-нибудь зимой на поезде, на президентскую ёлку…
– Тёма, ты слышишь? – Я посмотрел на Настю и прислушался. Похоже я слишком увлекся своими фантазиями. Так что же Насте показалось? Вроде ничего нет.
– Ничего я не слышу! – Громче, чем требует того конспирация крикнул я.
– Вот именно! Где все? Они нас бросили тут? Может, пойдем наверх, подкараулим их там, и я промою им все кишки этим шампунем? – Видимо, Настя тоже не на шутку разволновалась. Я согласился. Мы встали. И тут я понял, что не знаю, в какую сторону идти. Признаваться, что я заблудился, мне не хотелось. Поэтому я сделал вид, что подтягиваю узлы на ботинках.
– Ну что, идем? – Спросила Настя, но сама с места не двинулась. На неё не похоже, обычно она не ждёт моего одобрения, и первая пускается в путь, только успевай догонять.
Делать было нечего. Я выбрал идти направо и уверенно зашагал, подсвечивая нам под ноги фонариком. Спустя пять минут мне стало не по себе. Светящегося прямоугольника двери видно не было, хотя мы до этого сидели в засаде в центре дома, то есть в обе стороны было примерно по 6,5 минуты ходу.
И тут в тишине что-то шаркнуло по стене. Точнее, это была первая ассоциация. Звук раздался откуда-то слева, из одной из отсечек. Спустя мгновение я понял, что мы слышим нарастающий звериный рык… Говорят, давным-давно из зоосада, что когда-то был в нашем городе, сбежал привезенный из Шанхая тигр. Интересно, тигриные души после смерти могут держать на Земле неоконченные дела, например, неразорванные глотки школьников?.. Чем бы это ни было, естественного объяснения этим звукам искать не приходилось – только сверхъестественное. Тем более, что Зверь преследовал нас уже некоторое время, оставаясь невидимым, несмотря на то, что единственный сквозной проход был тот, по которому бежали мы.
– Артём, признайся, ты и теперь ничего не слышал?
С возвращением! Не вовремя накрывший флешбэк обдал меня ледяным душем стыда, ужаса и горя. Как я мог забыть этот подвал, Настю и мое расколотое этими событиями на две части детство?! Первая часть была светлой, ладной, она прозрачным хрусталем блестела на утреннем солнце, а вторая – это бесчисленные походы в милицию, к психиатрам и один раз даже к гадалке. Настю так и не нашли – ни живой, ни мертвой. И вот я тут, в этом подвале, вижу призраков прошлого.
– Алён, извини, задумался. Так, о чем ты?
– Да ни о чем, нервишки расшалились. Пойдём!
Я на всякий случай осмотрелся, посветив во все стороны вспышкой на телефоне. Кажется, впереди – там, куда мы шли – прошмыгнула полосатая пушистая кошка, на этот раз никаких потусторонних звуков или болезненных воспоминаний. Мы поспешили за ней. Ну, поспешили – громко сказано. Удивительно, как легко в детстве перепрыгивались эти трубы – через каждые три-четыре метра. Песчаный пол гасил звуки, иначе мы бы своим топотом и перепугали бы всех кошенций.
Кошки здесь определенно жили – в нос ударил тяжелый запах мочи некастрированных самцов. Где-то здесь начиналась их территория. Принюхиваясь, как звери, мы сбавили шаг и перешептываясь, стали выбирать место для ловушки.
Я эффектным отточенным движением разложил ловушку и закрепил дверцу на крючок. Алёна пока подготовила приманку, не подав виду, что впечатлена. Как будто каждый день видит ловцов кошек!
Я стал осматривать песчаный пол на предмет кошачьих следов, чтобы понять, куда наши неуловимые мурлыки ныряют, заметив опасность. В углу обнаружил неприятную находку – крошечную мумию котенка. Алёну огорчать не стал, поспешив увести ее в другую часть помещения. Она мой трюк заметила.
– Знаешь, Артём, обо мне никто еще так не заботился. Но ты не бойся, я падать в обморок или причитать не стану.
– Да я понял, но зрелище не из приятных.
– С одной стороны, да. С другой – он уже отмучился, ему все равно. Но вынести его на свет божий когда-нибудь надо.
И тут мы опять засекли движение за нашими спинами. Уж не знаю как – звука шагов слышно не было, тени фигура отбрасывать не могла, так как единственный источник света был у меня в руке. Мы как по команде развернулись. Я направил вспышку в ту сторону, и луч успел выхватить детскую фигурку, удаляющуюся в направлении заколоченного выхода. На этот раз уйти она не могла, поймаем маленькую хулиганку и выведем наружу!
Казалось, мы бежали целую вечность. Этот чертов подвал растягивался в обе стороны, хотя больше было похоже, что мы бежим внутри волшебного фонаря по кругу, а зияющие дверные проемы в отсечки – это пустоты, которые проецируют на стену пугающие картины: ведьму, смерть, черного кота…
В глазах плясали цветные пятна, сердце тяжело ухало в горле, заглушая все прочие звуки. Я сжимал в руке Настину ладошку, вспотевшую от страха, вцепился в нее крепко, до следов ногтей, но моя подруга начинала отставать. А вот преследовавший нас звук – нет.
В какой-то момент Настя вскрикнула и упала, я не удержал ее руку. Рычание умолкло. Я услышал другой звук, много ночей преследовавший меня в кошмарах.
Ребенок вбежал в дверной проем справа. Несмотря на то, что мы прошли почти что весь подвал, луч вспышки выхватил знакомую надпись: «666, Портал в ад, Веня – лох». Кругами что ли ходили?
Переглянувшись, мы шагнули следом за малышкой. В этой отсечке не было кладовок, зато тусклой рамкой светилось прикрытое не по формату маленькой фанерой окно. Но этот свет не разгонял мрак по углам, а только придавал нереальности происходящему. В дальнем конце комнаты почти что в углу лицом к стене стояла худенькая белобрысая девочка в беленьком платье в горошек, она словно бы голила, играя в прятки.
В голове моментально зазвучала детским голоском нараспев забытая считалочка:
«Слышу, слышу, слышу, слышу,
Кто потопал и куда!
Кошка прыгнула на крышу
И пропала без следа!
Раз-два-три, четыре, пять,
Я иду её искать!»
По моим голым до плеч рукам и по затылку побежали крупные мурашки. Я смотрел на фигурку, такую реальную, хоть подойди и дотронься до плеча, и уговаривал себя не произносить этого вслух:
– Подожди… мне… кажется… я… ее… знаю…
Девочка резко развернула голову, вывернув шею, совершенно не двигая при этом всем остальным корпусом, продемонстрировала своё покрытое следами разложения серое личико, и зашептала свистящим шепотом:
– Конечно, ты меня знаешь, Тёма! – Модуляция голоса постоянно менялась. Следующая фраза прозвучала совсем уже зловеще – низким басом, резко перешедшим в визг: – Но почему ты так долго не приходиииииил?
Настя… Да, я отгонял от себя эти мысли уже некоторое время. Я повернулся к Алёне, ища поддержки и доказательства, что она тоже видит Настю, но рядом со мной никого не было.
Малодушием я никогда не отличался, но в этом подвале я сделал то же самое, что и в прошлый раз. Я убежал. Убежал от того, чего не смог понять, от того, что меня пугало до чертиков, от ответственности за брошенную в темноте девочку. Но эта девочка, в отличие от той, мёртвой, сегодня увидела меня и поверила мне впервые, и предавать её в день нашего знакомства – это уж чересчур!
Я остановился. Убедился, что в темноте не слышно погони. Хотя Настя перемещалась по своей вотчине бесшумно, а то, что ее убило, слышали только дети. Во всяком случае так говорили. Вот и Алёна услышала. А я уже нет. Я уже не ребенок, уже не могу сбежать. Конечно, я храбрился. Но тяжело быть храбрым в абсолютной темноте – мобильный я выронил, и самое страшное, что даже не помню, где. Если он лежит вспышкой вниз – пиши пропало!
Пока я стоял, распарывая взглядом пульсирующий мрак, мысли мои окончательно смешались, и я забыл, откуда прибежал. Зато я начал чувствовать это зловещее место, каждый его поворот и закуток, словно продолжение себя самого. И хуже всего было понимание, что конца, в привычном смысле евклидового пространства, у этого подземелья нет. Только тысячи вариантов концов.
В одном из этих ответвлений живая Настя и живой я вышли в ничем ни примечательный свой 12-й Иван Купала и расстреляли из водяных пистолетиков наших струсивших приятелей. В другом – не вышел никто, и не выйдет уже никогда. Надо найти тот, где я смогу вызволить хотя бы одну из девочек. А лучше – обеих.
– …Раз-два-три, четыре, пять,
Я иду её искать!
– Алёооона! – звал я надрывным шепотом. Потом вспомнил ее второе имя, зачем-то она же его мне сообщила – Чаузи! Хотел позвать я, но воздух вдруг стал густым, как студень, набился мне в рот, и я умолк.
– Ты еще не понял? – Зазвучал справа серьезный Настин голос. – Не было никакой Алёны.
– А ты – была? – Я решил выиграть время. На всякий случай шагнул влево.
– Смотря когда. В 2009 – была. А сейчас я – есть. Ты же пришел за мной, значит, я уже не твое прошлое. Я твое настоящее и, возможно, будущее. Мы же теперь будем вместе – навсегда? На-все-гда. Какое страшное всё-таки слово. Если говорить о мире живых, то это самая бессовестная ложь. Если говорить о мире мертвых – самая горькая правда.
– Настя, это Алёна – есть, а ты – была. Понимаю, трудно это принять, но жизнь достается живым.
– Ты меня не слышишь? Алёны и не было. Ты сейчас уверен, что все происходящее с тобой – реальность? Не на все сто, согласись. А час назад? Готов руку дать на отсечение, что не вошел в этот подвал, разговаривая сам с собой?
Не готов. Ведь действительно, не готов. Алёна плохо вписывалась в окружающую обстановку, назвала себя именем моего любимого зверька, говорила то, что я и в принципе мог сказать сам себе… Неплохая пара для унылого задрота.
– Тёма, пойдём. Я напомню тебе конец нашей с тобой истории. Если захочешь, заберешь меня с собой. Если нет – можешь остаться здесь, все всё поймут.
Стало светло. То ли РЭСовцы поработали на славу, то ли опять яркий флешбэк. Настя бежала впереди, снова теплокровная, живая, с тоненькими косичками в хлопающем по бедрам белом платье. Легко перемахивала через тубы, мне приходилось поднапрячься, чтобы поспевать за ней.
Вот и знакомая отсечка – «666, Портал в ад, Веня – лох». Точно, это место должно было быть с другого конца подвала, не там, где мы спустились с Алёной. В углу, где в прошлый раз стоял призрак, лежала груда старых кирпичей. Маленькая милая Настя взяла меня за руку – ее прикосновение было теплым – и подвела к своей могиле. Копай, мол. Я послушно стал поднимать кирпичик за кирпичиком и бросать в разные стороны, но внизу меня ждал сюрприз – абсолютно ровный бетонный пол. Кирпичи тут остались явно от разрушенных перегородок. Присмотревшись, я увидел выступающий из бетона бугорочек. Очень что-то напоминающий. То, что не нужно было напоминать, никогда не нужно, во всяком случае, если хочешь спать спокойно. Греческая вязь хрупкой девичей косички.
В комнате с задернутыми шторами на кровати сидит полностью седая женщина. В ее еще нестарых руках покоится планшет. Она в сотый, кажется, раз пробегает глазами сухие строки из сводки главка МВД по N-ской области:
«Установлен подозреваемый в изнасиловании и убийстве пропавшей без вести несовершеннолетней
По версии следствия, 7 июля 2009 года Е. Б. Ахметджанов, выполнявший работы по заливке бетонного пола в подвале, совершил насильственные действия сексуального характера в отношении 12-летней А. С. Марковой. В целях сокрытия улик он забетонировал тело несовершеннолетней в том же подвале.
Также следствием установлено, что Е. Б. Ахметджанов привлек к сокрытию следов преступления несовершеннолетнего А. В. Козлова, под угрозой убийства членов его семьи запретив обращаться в правоохранительные органы.
Останки пропавшей А. С. Марковой были обнаружены 12 мая 2014 года в подвале д. 13 по улице Луначарского. Правоохранители также нашли рядом труп 23-летнего А. В. Козлова. Смерть Козлова наступила в результате удушения на кожаном ремне, закрепленном на арматуре».
Женщина, сидевшая на кровати, знала, что в предсмертной записке, начинавшейся со слов «Я вспомнил», ее сын признается в соучастии – он настолько боялся душегуба, что безропотно оттер кровь со стены, сжег запачканную майку и от усердия по-настоящему потерял память. Лучше бы она не возвращалась…
– Жаль, что ты повзрослел без меня, Тёма. Но мы что-нибудь придумаем.
Не тот выход, не тот поворот.
Часть 2[править]
– О, живодеры приехали! – Захлопала в ладоши белозубая старуха при виде моих ловушек – по одной в каждой руке. Я не успел возмутиться, только набрал побольше воздуху в легкие, как меня перебили.
– Не живодеры, а зоозащитники, баб Маш. Идите домой, зачем вам под дождем на лавке мокнуть? – Я посмотрел на говорящую. Видимо, это Алёна. Милая русоволосая девушка, макияж без излишеств, джинсы высоко под грудью затянуты ремнем, на майке котики, в руках джинсовая ветровка.
Красная дверь больше не была красной, ее заменили на новую стальную белую евродверь, это было первое большое разочарование. Алёна явно для меня слишком хороша, это второе. Но мокрая земля вперемешку с иголками лиственниц на площадке пахла всё так же вкусно.
В подвале были полчища мерзких маленьких кровопийц, не упырей, конечно, а банальных блох. Поэтому мы быстренько установили первую ловушку в ближайшем тупичке и услышали бибиканье Никитиного форда. Я галантно пропустил девушку вперед. Серое небо слепило после подвальной темени.
– Раз, два, три, четыре, пять, – приговаривал Никита, выгружая переноски для кошек. И подмигнул: – Не шалите, детишки.
Я покраснел?
Когда гул его мотора стих, Алёна тихо сказала:
– Вход с той стороны забит. Нам придется пройти весь подвал до конца. Телефон с фонариком? Не сядет?
Я не понял, чего она переживает. И про себя хмыкнул, глядя на своё отражение в припаркованной мазде: уж не из-за меня ли? Оттуда, из бездны затемненного стекла, на меня уставился взъерошенный тощий черноволосый студент. Вид слегка маньячный, это да. Кстати, я бледнее, чем обычно. Интересно, почему мне так не хочется топать вниз?
Вообще в подвале было проведено электричество, но в тот день свет отрубили, поэтому действительно пришлось подсвечивать телефоном, благо мой легонький китайский смартфон держал заряд долго. В доме было 13 подъездов. Я не уверен, что в нашем городе есть девятиэтажки длиннее. Эту в народе звали Великой китайской стеной. От блох мы на входе побрызгали ноги репеллентом, переноски перетаскали в ближайший закуток в подвале. Убедившись, что первая ловушка пока не сработала, мы заперли за собой дверь, чтобы бомжи или подростки не полезли следом, и начали путь.
– Вообще-то я побаиваюсь кошек, особенно диких, – начала рассказывать Алёна, чтобы не перешагивать трубы теплоснабжения в полной тишине. – Но мне их по-человечески жалко. И когда в общедомовом чате в Whatsapp начали обсуждать, как бы тут всех потравить, я решила связаться с вашей организа… Стоп, посвети туда!
Чтобы понять, куда надо посветить, мне пришлось сначала посветить на Алёнину руку. Она указывала в одну из комнаток, вход в которую «украшали» зловещие граффити: «666, Портал в ад, Веня – лох». Там, кажется, раньше было овощехранилище: куча кирпичных отсечек с деревянными дверцами. На некоторых еще стояли замки, на других петли были сорваны. Я посветил в них и ничего увидел.
– Может, тут поставить ловушку?
– Ты сам решай, но до конца идти минут 10.
– 13.
И тут я вспомнил что-то. Светловолосая девчушка с мышиными косичками убегала от меня вперед этими коридорами и смеялась. Вспышка погасла. Мы с Алёной на миг оказались в полной темноте, она, видимо, от страха, взяла меня холодными мокрыми пальцами за руку.
Фонарик-вспышка на телефоне снова загорелся, Алёна держала себя руками за плечи и зябко ёжилась. Ощущение цепкой хватки медленно таяло в руке…
– Боишься темноты, что ли?
– Говорят, сюда даже электрики не любят ходить – недоброе место.
Я промолчал, но разозлился. Переложил сложенную ловушку из руки в руку и посветил фонариком назад. Что ни подвал, то новая сказка. В Марьиной роще мне рассказывали про бомжа-людоеда, на Петухах – про призрак изнасилованной и замурованной в стену школьницы, в Ильинке – про растяжки, установленные местным психопатом, чтобы убивать подземных жителей. Я ловлю кошек третий месяц, а страшилок наслушался на две жизни вперед.
Мы шли быстро, с опаской заглядывая в технические отсечки с трубами и вентилями. Подвал представлял из себя не прямой коридор, а нагромождение комнатушек. Даже прямо до конца не просматривался, так как дверные проемы в центральной части елозили по стенам: то справа, то слева, то по центру.
– …Кошка прыгнула на крышу
И пропала без следа!
Пройдя минуту молча, моя спутница глухо спросила:
– Ты ничего не слышал?
– Нет, а что? – Я соврал, пытаясь убедить себя, что Алёна сейчас не имеет этот глухой угрожающий рокот, раздавшийся справа.
– Ладно, проехали.
Я на всякий случай посветил на спутницу, она недовольно зажмурилась, но не стала говорить все, что думает обо мне. Тогда я отвел руку с тяжелым отцовским фонарем в сторону. Мы пошли дальше. Я минуту соображал, что не так... Каким, вашу мать, фонарем?!
Мы сидели, притаившись, в одной из кладовок. Настя держала наготове наполненный водой с шампунем водяной пистолет, а я зажимал ладошкой стекло папиного «военного» фонаря. Это был 12-й Иван Купала в моей жизни, и мы с дворовыми ребятами устроили водные побоища в подвале Великой китайской стены.
Нас давно должны были отыскать, но голоса ребят все время удалялись, как будто с двух разных сторон. Казалось, они ходят кругами, хотя сквозной пусть через подвал был только один.
– Это эхо, Тём.
– Сам знаю, что эхо, поди не дурак! – Я всегда говорил грубее, когда боялся. Все-таки про Великую китайскую стену среди дворовых ребят ходили всякие нехорошие слухи. Например, про чокнутого строителя, который убивал и вмуровывал в пол маленьких девочек, про оборотня, принимающего вид твоих родных и уводящего в неизвестность, про повесившегося здесь неудачника-студента… А если это один и тот же персонаж – оживший мертвец, ворующий детей? Говорят, от мертвяков помогает осиновый кол, святая вода или защитный круг…
– Тёма, ты слышишь? – Я посмотрел на Настю и прислушался. Похоже я слишком увлекся своими фантазиями. Так что же Насте показалось? Вроде ничего нет.
– Ничего я не слышу! – Громче, чем требует того конспирация, крикнул я.
– Вот именно! Где все? Они нас бросили тут? Может, пойдем наверх, подкараулим их там, и я промою им все кишки этим шампунем? – Видимо, Настя тоже не на шутку разволновалась.
Я согласился. Мы встали. И тут я понял, что не знаю, в какую сторону идти. Признаваться, что я заблудился, мне не хотелось. Поэтому я сделал вид, что подтягиваю узлы на ботинках.
– Ну что, идём? – спросила Настя, но сама с места не двинулась. На неё не похоже, обычно она не ждёт моего одобрения, и первая пускается в путь, только успевай догонять.
Делать было нечего. Я выбрал идти налево и неуверенно зашагал, подсвечивая нам под ноги фонариком. Довольно скоро мы увидели светящийся проём. Слишком скоро…. Мы ведь до этого сидели в засаде в центре дома, то есть в обе стороны было примерно по 6,5 минут ходу. Приблизившись к проёму, мы вместо родной улицы увидели мутную сверкающую молниями воронку, воздух втягивался в неё со звуком, смутно напоминающим звериный рык… Чем бы это ни было, естественного объяснения искать не приходилось – только сверхъестественное. Настя смотрела в центр вихря завороженно, казалось, она видит что-то недоступное мне…
– Артём, ты чего молчишь? Вопрос важный,
С возвращением! Не вовремя накрывший флешбэк обдал меня ледяным душем стыда, ужаса и горя. Как я мог забыть этот подвал, Настю и мое расколотое этими событиями на две части детство. Первая часть была светлой, ладной, она прозрачным хрусталем блестела на утреннем солнце, а вторая – это бесчисленные походы в милицию, к психиатрам и один раз даже к гадалке. Настю так и не нашли – ни живой, ни мертвой. И вот я тут, в этом подвале, вижу призраков прошлого.
– Алён, извини, задумался. Так, о чём ты?
– Мне не нравится этот гул, может, с электричеством беда? Пошли, проверим.
Я на всякий случай осмотрелся, посветив во все стороны вспышкой на телефоне. Кажется, впереди – там, куда мы шли – что-то и впрямь происходило. Удивительно, как легко стало перепрыгивать эти трубы – через каждые три-четыре метра. Песчаный пол гасил звуки, мы перешли на бег, сами не понимая, зачем.
Какое-то время спустя я не смог уже вспомнить, где мы бросили кошколовку. Да и в существование кошек в этом подвале уже верилось с трудом.
Казалось, мы бежали целую вечность. Эта чёртова воронка поглощала пространство и время, преследуя нас с гулом разъярённого пчелиного роя. Я старался не думать, что будет, когда мы вырвемся наружу – не проглотит ли она целый район, а потом город, страну, континент…
В глазах плясали цветные пятна, сердце тяжело ухало в горле, почти заглушая все прочие звуки. Я сжимал в руке Настину влажную ладошку, она тащилась следом безвольно, как кукла, поминутно оглядываясь.
В какой-то момент Настя вскрикнула и упала, я не удержал ее. Но оказалось, это был дешёвый трюк, чтобы меня отвлечь. Я рухнул, подбитый подножкой, следом. В беззвучной борьбе на песчаном полу победила моя подруга. Она всегда была ловчее и хитрее. Я глотал слезы, потирая то ушибленную голень, то подбитый глаз. Полминуты спустя я услышал отвратительное всасывающее чавканье и быстро удаляющийся гул. Всё было кончено, Настя сдалась воронке и спасла меня… спасла нас всех.
Несмотря на то, что мы с Алёной прошли почти что весь подвал насквозь, луч вспышки выхватил знакомую надпись: «666, Портал в ад, Веня – лох». Кругами что ли ходили?
Переглянувшись, мы шагнули в чертову отсечку. Там – уже ожидаемо для меня – висела между полом и потолком сверкающая воронка. Она казалась безобидной – то ли спящей, то ли притворяющейся… Если бы не одно обстоятельство: из центра вихря торчала хрупкая девчоночья ручка.
Внезапно рука ожила и начала отщелкивать пальцами ломаный ритм давно забытой считалочки, который для пущего страху придумала в 2009 году Настя:
«Слышу, слышу, слышу, слышу (быстро),
Кто потопал (пауза) и куда!
Кошка прыгнула на крышу (быстро)
И пропала (пауза) без следа!
Раз-два-три, четыре, пять, (мучительно медленно)
Я иду её искать! (очень быстро)»
Алёна ойкнула и попятилась назад. По моим голым до плеч рукам и по затылку побежали крупные мурашки. Я смотрел на ручку, такую реальную, хоть подойди и схвати, и уговаривал себя не произносить этого вслух:
– Алён, это моя пропавшая в детстве подруга. Ты можешь её вытащить (это был не вопрос). Я почему-то уверен в этом.
Девушка послушно протянула руку и схватила детскую ладошку. На миг мутные воды воронки стали прозрачными и пред нашими очами предстала вертикально подвешенная в воздухе и крепко спящая Настя. Я тут же понял, что она уже не по ту сторону пространства, а просто позади круглой слабо колышущейся, словно на ветру, стеклянной окружности. Она в нашем мире! Я обошел преграду и подхватил ничуть не изменившуюся малышку под мышки. Она обмякла у меня на руках и через минуту открыла глаза.
– Ты оборотень? – только и спросила девочка.
Я улыбнулся и оглянулся на Алёну, но не увидел ее. Воронка снова стала мутной и грозово-сверкающей. Разумеется, девушки за ней не было – она была внутри. С нарастающим гулом странный объект медленно поплыл на меня. Я крепче прижал к себе 12-летнюю Настю и наугад попятился, а потом вслепую – без фонарика – побежал прочь.
Казалось, мы несемся сквозь темень целую вечность. Преследования на этот раз не слышно, но от этого ничуть не спокойнее. Я бежал и молился только о том, чтобы выход оказался там же, где и был утром. Наконец, я начал чувствовать это зловещее место, каждый его поворот и закуток, словно продолжение себя самого. И хуже всего было понимание, что конца, в привычном смысле евклидового пространства, у этого подземелья нет. Только тысячи вариантов концов.
Этот – не худший из возможных. Как минимум две трети героев живы. Правда, что делать с ребенком, который, подобно Рипу ван Винклю, не найдет на земле ни родного дома, ни своей семьи (её мать-сирота наложила на себя руки через год после исчезновения Насти), я не знал. Не удочерять же ее, в конце концов?
– Какой, она говорит, сейчас год?
– 2009-й, Антон Палыч. – Пряча улыбку в усах, отозвался участковый.
Пожилой психиатр заложил руки за спину и прошелся по маленькому кабинету размашистыми шагами – четыре шага в одну сторону и четыре в другую. Светловолосая девчушка с мышиными косичками вовсе не выглядела больной, сидя на кушетке, она с любопытством смотрела на мужчин. Ее белое платье в горошек были почти чистым, разве что немного промокшим. Она считала своей матерью покончившую с собой в 2010-м бедняжку из дома №13 по улице Луначарского. У той и впрямь где-то в те годы пропала дочь, но ей сейчас должно было бы быть уже 23. Неопознанного ребенка уже ждала застиранная пижама, аккуратно сложенная на койке в детском психоневрологоческом диспансере. Возможно, память к девочке, называющей себя Настей Марковой, однажды вернется. Или она сможет адаптироваться в обществе, несмотря на свое отклонение…
– По ориентировке-то похожа. – Шепнул участковый.
– Поговори мне еще тут, тоже на лечение отправлю.
– Жаль, что так вышло, девчата. Надеюсь, вы меня когда-нибудь простите.
Не тот выход, не тот поворот.
Часть 3[править]
– О, вот и зоозащитнички приехали! Откуда будешь, внучек? – Улыбнулась белозубо вставной челюстью невысокая бабулька при виде моих ловушек – по одной в каждой руке. Я уже было сунулся в карман за визиткой и хотел официально представиться, как меня перебили.
– Это Тёма из «Пункта стерилизации», Любовь Павловна. Идите домой, а то дождь начался, ключи я занесу. – Я посмотрел на говорящую. Видимо, это Алёна. Эффектная загорела блондинка в яркой этнической тунике и длинном перламутровом дождевике – вся напомаженная, наманикюренная, пахнет чем-то сладковато-манящим. Казалось бы, самое время смутиться при виде такой красоты, но Алёна держалась просто, и без лишних слов махнула – мол, следуй за мной.
Красная дверь подвала, где я играл в войнушку, была свежевыкрашенной. Мокрая земля вперемешку с иголками лиственниц на площадке пахла всё так же вкусно. Меня словно откинуло в мой 2009-й.
В подвале были полчища мерзких маленьких кровопийц, не упырей, конечно, а банальных блох. Поэтому мы быстренько установили первую ловушку в ближайшем тупичке и услышали бибиканье Никитиного форда. Алёна сразу же вспорхнула по лесенке навстречу моему «коллеге», мне только оставалось удивляться ее прыти. Серое небо ослепило после подвальной темени.
– Раз, два, три, четыре, пять, – приговаривал Никита, выгружая переноски для кошек. И подмигнул: – Не шалите, детишки.
Когда гул его мотора стих, моя провожатая вдруг проявила радостное возбуждение, и перекатываясь с пятки на носок, затараторила:
– Ну что, в путь? Правда, свет сегодня отключили, но так даже лучше… – поймав мой недоуменный взгляд, она пояснила: – Если включить основное освещение, кошки прячутся по углам.
Я не понял, чему она так обрадовалась. И про себя хмыкнул, глядя на своё отражение в припаркованной мазде: уж не перспективе ли оказаться в темном подвале со мной? Оттуда, из бездны затемненного стекла, на меня уставился взъерошенный тощий черноволосый студент. Ну не герой девичьих грез, не герой. Кстати, я тоже выглядел взволнованным, но с чего бы? От блох мы на входе побрызгали ноги репеллентом, переноски перетаскали в ближайший закуток в подвале. Когда нехитрые приготовления были закончены, мы заперли за собой дверь, чтобы бомжи или подростки не полезли следом, и начали путь.
– Слушай, Тёма… Можно тебя так называть? – спросила Алёна через пару минут молчаливого бега с препятствиями через трубы теплоснабжения. – В общем, я должна признаться. Кошек тут нет и не было никогда. Уж не обижайся… Посвети-ка туда!
Я опешил, хотя это мягко сказано, конечно… Чтобы понять, куда надо посветить, мне пришлось сначала посветить на Алёнину руку. Она указывала в одну из комнаток, вход в которую «украшали» зловещие граффити: «666, Портал в ад, Веня – лох». Там, кажется, раньше было овощехранилище: куча кирпичных отсечек с деревянными дверцами. На некоторых еще стояли замки, на других петли были сорваны. Мы зашли внутрь, я ждал продолжения.
– Может, оставишь уже где-нибудь свою ловушку?
– Не раньше, чем ты объяснишь, что происходит.
Ответ привел меня поначалу в замешательство:
– Слышу, слышу, слышу, слышу,
Кто потопал и куда!
Кошка прыгнула на крышу
И пропала без следа!
Раз-два-три, четыре, пять,
Я иду её искать!
И тут я всё вспомнил.
2009-й. Мы с моей подругой детства сидели, притаившись, в одной из кладовок. Настя держала наготове наполненный водой с шампунем водяной пистолет, а я зажимал ладошкой стекло папиного «военного» фонаря. Это был 12-й Иван Купала в моей жизни, и мы с дворовыми ребятами устроили водные побоища вкупе с экстремальными прятками в подвале. Нас давно должны были отыскать, но голоса ребят все время удалялись, как будто с двух разных сторон. Казалось, они ходят кругами, хотя сквозной пусть через подвал был только один.
– Это эхо, Тём.
– Сам знаю, что эхо, поди не дурак! – Я всегда говорил грубее, когда боялся. Все-таки про Великую китайскую стену (так звали этот длиннющий 13-подъездный дом) среди дворовых ребят ходили всякие нехорошие слухи. Что там есть страшная сверкающая воронка из другого измерения, которая поглощает дорогих тебе людей. Но вернуть их возможно – даже спустя годы – в том же возрасте, в каком они пропали. Только нужна добровольная человеческая жертва. Я приносить в жертву никого не хотел, поэтому приключений на пятую точку не искал. Чего не скажешь о Насте. Вот она бы что угодно сделала, чтобы попасть в другое измерение, даже меня бы бросила… Я бы ее тогда пошел искать, это правда. И сразился бы с коварной воронкой и всеми ее обитателями, если бы потребовалось (представив этих косматых, чешуйчатых и пернатых обитателей, я крепче вцепился в водяной пистолет).
– Тёма, ты слышишь? – Я посмотрел на свою подругу и прислушался. Похоже я слишком увлекся своими фантазиями. Так что же Насте показалось? Вроде ничего нет.
– Ничего я не слышу! – Громче, чем требует того конспирация, крикнул я.
– Вот именно! Где все? Они нас бросили тут? Может, пойдем наверх, подкараулим их там, и я промою им все кишки этим шампунем? – Видимо, Настя тоже не на шутку разволновалась. Я согласился. Мы встали. И тут я понял, что не знаю, в какую сторону идти. Признаваться, что я заблудился, мне не хотелось. Поэтому я сделал вид, что подтягиваю узлы на ботинках. – Ну что, куда идем? – спросила Настя. На неё не похоже, обычно она не ждёт моего решения, и первая пускается в путь, только успевай догонять.
Делать было нечего, выбирать придется мне. И я выбрал… остаться на месте. Я погасил тяжелый отцовский фонарик. Моя подруга не возражала. Мы молча стали прислушиваться. Я зажмурился и начал чувствовать это зловещее место, каждый его поворот и закуток, словно продолжение себя самого. И хуже всего было понимание, что конца, в привычном смысле евклидового пространства, у этого подземелья нет. Только тысячи вариантов концов. Но мой отказ делать выбор поставил его в тупик.
Я не знаю, сколько времени мы так стояли, сколько времени ничего не происходило. Но в какой-то момент я понял, что Насти рядом нет. Я разлепил веки и осмотрелся. Привыкшие к темноте глаза выхватили справа в конце коридора, примерно в 6,5 минутах ходьбы, светящийся контур закрытой двери. Выход. Я повернулся в противоположную сторону – и там прямоугольник – но куда более яркий. Дверь открыта, пространство за ней залито солнцем, но не сибирским июльским, а каким-то чужестранным, более щедрым. И навстречу этому манящему свету, как под гипнозом, медленно, но целеустремленно двигается моя Настя.
Я словно прирос к месту, я даже не окликал ее, хотя внутри своей головы кричал: «Нет, не уходи, ты не знаешь, что там!» Я знал, что Насте всегда было тесно в рамках ее жизни – пьющий папка, вечно задерганная училка-мамашка, кроме меня никаких друзей, а я учился в другой школе и понятия не имел, чего ей приходилось наслушиваться от одноклассников, недолюбливающих дочку математички. Настя мечтала найти выход, и она его нашла… И вот она стоит в дверном проеме, она выглянула наружу и засмеялась. Я не могу этого видеть с такого расстояния, но представляю, как блестят ее глаза. Я пытаюсь запомнить ее светящуюся фигурку в белом платье в горошек, ее ручку, махнувшую мне на прощанье. Она вышла, и дверь с громким хлопком закрылась. А потом стена с мерзким чавканьем втянула в себя эту дверь. Все правильно. Ведь с той стороны и не было никакой двери, выход был замурован кирпичной кладкой.
И тогда я закричал, но раньше, кажется, побежал – в противоположную сторону, к слабо светящемуся прямоугольнику второго выхода. Я сейчас ясно понимал, что не мог его видеть. Это было ненормально – видеть этот выход – потому что сквозной проход через подвальное помещение все время петлял, и весь подвал не просматривался от начала и до конца. Я все время об этом забывал, играя там. И иногда реально видел выход наружу, но на какую наружу? Куда я попаду, когда выскочу, как ошпаренный, заливаясь слезами, сжимая в одной руке отцовский фонарик, а в другой – водяной пистолет?
Я тогда выбежал в 2009-й, в 7 июля. Хотя это было уже не то 7 июля, которое начиналось с утра. В нем никто не помнил про Настю: у ее родителей росла другая дочка, отец не пил, а мать ушла в декрет, забеременев вторым ребенком, и в школу так и не вернулась. Выяснив, что я в этой новой реальности знал Марковых шапочно, я со временем перестал интересоваться их жизнью.
Но сперва я, конечно, шокировал родных и близких историей про подвал и пропавшую там Настю Маркову. Они сначала подумали, что речь о другой Насте – в тот период в нашем городе исчезали дети, и все остановки были оклеены ориентировками на пятилетнюю Анастасию Сидельникову. Ее тело, кстати, нашли в том же подвале – через год в убийстве сознался гастарбайтер, делавший в одной из квартир на Луначарского, 13 ремонт.
Ну а что я? Мать отвела меня к психологу, с которым я через некоторое время был вынужден согласиться – свою подругу Настю я выдумал, испугавшись отключения света в тот день и проведя слишком много времени в темноте и одиночестве…
– Вспомнил, да?
– Ты не Алёна, ты – Настя.
– Бинго! Знаешь, что было за той дверью?
Прежде, чем я дал ответ, я позволил себя вывести на воздух. Я испытал облегчение, покинув этот подвал. Дождь кончился. Мы сели прямо на мокрую скамейку, усыпанную прошлогодними иголками лиственницы. Как будто бы наш разговор не прерывался, я произнес:
– Могу только предполагать, что там сбылись все твои мечты. Ты вернулась живая, взрослая, такая красивая и успешная на вид… Даже преуспевающая, как мне показалось. Ты давно тут живешь?
– Пять месяцев. Я искала тебя, а когда нашла и навела справки, поняла, что ты можешь мне не поверить. С тобой хорошо поработали психологи… Я долго думала, как тебя пригласить в этот подвал, а тут увидела в твоем твиттере, что ты теперь ловец кошек. Тем более, что моя соседка в последнее время жаловалась на блох и полагала, что дело в бездомных кошках. Так и родился этот план.
– Я пойму, если ты мне расскажешь, как жила все эти годы? Или это что-то непостижимое для человеческого рассудка? Там была воронка?
– Нет, там был город. Залитый горячим солнцем Южной Америки, Буэнос-Айрес.
– Да ладно! Венька там учится!
– Я знаю, мы как-то познакомились с ним. Так я и вспомнила про N-ск. Я же тоже думала, что моя предыдущая жизнь мне просто приснилась. Я вышла из подвала и гуляла по чужому городу так долго, пока не уснула прямо на улице. От перегруза и солнечного удара я заболела. Меня увезли в больницу, я ни слова не могла сказать ни на испанском, ни на английском. А по-русски я говорить боялась. Из больницы меня отправили в приют, там я научилась языку. Меня удочерила бездетная семейная пара, Микаэль и Ванеса. Я очень им благодарна. И знаешь, это единственные люди на Земле, которым я еще в детстве рассказала свою историю. Ванеса в юности увлекалась эзотерикой, она верила в существование порталов. Мы побывали на той улице, на которой я оказалась, покинув подвал. Но ничего там не нашли, естественно. Микаэль решил, что меня привезли сюда похитители, которые хотели продать меня в бордель. И со временем мы с Ванесой тоже склонились к этой версии. Меня не тянуло назад, я не скучала по родителям и одноклассникам. Только по тебе. Но юность в чужой стране вскружила мне голову. И я все позабыла. А в университете я встретила Вениамина. Мы с ним попытались встречаться, но что-то не задалось, остались друзьями. Как-то мы сидели у него дома, он принес альбом. И тут я увидела у него твою фотку. И опять всё вспомнила. Странно, что Веня меня напрочь забыл. Я осторожно выяснила, не терялась ли у них в городе такая Настя Маркова… Меня-то переименовали в Альбу. В общем, знаешь, нет, меня все забыли. Венька-то точно меня знал, это ведь он с Серым и Пашкой тогда искал нас в подвале, в тот день… Я решила поехать на свою родину и все разузнать. Но первым делом, конечно, найти тебя. Чтобы не сойти с ума, мне нужно было убедиться, что на Земле живет хоть один человек, который меня помнит… – У меня только один вопрос. Как тебе смелости хватило поселиться над этим подземельем?
– Смелости? Но оно ведь не убило меня! Оно исполнило все мои мечты, ты прав.
…Мы проболтали так до следующего утра. Сначала во дворе, а потом Алёна-Альба-Настя позвала меня к себе. Она говорила про свою жизнь в Аргентине, а я про свою – здесь. С рассветом я с неохотой стал собираться домой, мне нужно было успеть переодеться перед работой. Мы договорились встретиться через день – уже у меня. Я ехал через мост на такси, тусклое сибирское солнце сквозь тучи золотило мокрый после ночного дождя асфальт. Понимание, которое пришло ко мне в этот момент, вышибло холодный пот.
«Да, Тёма, – напомнил я себе, – это всего лишь одна из реальностей. Один из возможных вариантов развития событий. Наверное, наилучший, хотя мы не проверили все остальные… Но пока не поздно, пора остановиться. Хватит в нашей жизни пока поворотов. И лучше всего будет не разделять это знание ни с кем, даже с Настей. Пускай этот подвал, потерявший популярность у подростков с появлением гаджетов, голодает в ожидании новой жертвы».
Риша До
Текущий рейтинг: 57/100 (На основе 27 мнений)
