(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Плесень
Катя приехала в родной город, в котором не была уже много лет, к своей маме и бабушке. Жили они вдвоём, в двухкомнатной и уютной квартире, застывшей во времени, в таком милом, почти не тронутом новомодными явлениями, мирке. Из новомодных явлений тут были только большой плоский телевизор в гостиной и стиральная машина; они, являясь чуждыми элементами этому гармоничному миру, однако начали уже врастать в царивший здесь советский антураж.
Мама Кати, Ольга, встретила дочь на вокзале. Они доехали вместе до пятиэтажной хрущёвки на такси. Теперь Ольга помогала ей заносить сумки на третий этаж, проходя мимо двух бабушек, сидящих на лавочке и сложивших на животе руки. Ольга поздоровалась с ними, они одновременно ответили ей, кивнув головой.
– Вот дочка к нам приехала с Москвы, – сказала Ольга, – Катенька. Помните?
– Конечно помним, – ответили бабушки, улыбаясь, – Вот такой махонькой помним, вымахала, красавица.
– Женихи небось прохода не дают? – добродушно ухмыльнулась одна из бабушек. Катя засмущалась, очень мило им улыбнулась и прошла мимо них со своим саквояжем.
Она помнила этих бабушек, ещё когда гуляла маленькой во дворе, каталась на велосипеде. Они всё так же сидели на той же лавочке, как и много лет назад. Вспомнила Катя и своих соседей: доброго и всегда пьяненького деда Колю с огромными седыми усами; бабушку Свету, которая подкармливала кошек и часто давала Кате какую-нибудь конфетку; соседского мальчика, который бегал так быстро, что почти обгонял Катю на её велосипеде и ещё однажды помог ей снять мячик с дерева. Все они, и многие другие, размывались в памяти и казались ей чем-то далёким, как всплывающий, будто из ниоткуда, старый детский сон. Ей было любопытно узнать о их судьбах, и мама, будто ощутив её ностальгию, стала увлечённо рассказывать о жителях.
– А Женьку помнишь, со второго этажа, с которым ты гуляла? Уехал несколько лет назад, вроде устроился хорошо, бабушка его нам фотографии показывала. По миру путешествует. О тебе спрашивает часто.
– А как бабушка Света поживает? – неожиданно для себя спросила Катя, проигнорировав вспоминающего её Женю.
– Да вот, – грустно ответила мама, – Похоронили давно ещё.
– Жалко.
– Да не печалься, – сказала Ольга, остановившись у своей двери на третьем этаже и доставая ключи, – Всё хорошо. Это жизнь. У нас тут, в общем, мало чего происходит. И слава богу. Идиллия. Всё так же, всё потихоньку.
С этими словами она открыла дверь. Катя, бросив сумки в прихожей, сразу же прошла в комнату бабушки.
– Ба-а-а! – радостно воскликнула Катя, направляясь к своей бабушке, Марии.
Они обнялись. Бабушка не видела её с тех пор, как внучка уехала в Москву.
Катя стала разбирать вещи. Всё в квартире осталось так же, как осталось в её памяти. На стенах в коридоре висели умиротворяющие пейзажи и изображения грациозных, а где-то и забавных, животных, оставшихся со старых календарей, о прошлом которых напоминал год в углу картинки. Они все были обрезаны снизу, по некоему суеверию, и это лишь подчёркивало, что они уже не выполняют функцию отсчёта времени, дней, месяцев – они застыли в безвременье и остались картинкой, на которую зачастую редко смотрят и даже вспоминают о ней, когда задаются целью узнать какой сегодня день. Старые обои с узорами, на которых Катя в детстве разглядывала целые сюжеты – кошки с собачками, и фигура рядом, так похожая на бабушку Свету. На двери туалета, в отлуплившейся краске было множество замысловатых фигур, которые в воображении Кати превращались и в медвежонка с воздушным шариком, и в большого робота, стоящего за стеной, и в фигуре мальчика, куда-то бегущего и чем-то напоминающего того Женю, который о ней вспоминал.
Началась праздничная суета. Мама с бабушкой вовсю готовили на кухне, громко хохотали, вспоминая что-то своё. Щебетало радио. Катя возилась в гостиной. Окно выходило на цветущую сирень. Светило солнце, струилось по комнате, создавая восторженное весеннее настроение, и будто даже в воздухе была эта звенящая радость. В воздухе… В квартире был совсем другой воздух, которым она отвыкла уже дышать, – такой родной и привычный запах собственной квартиры, который ты ощущаешь только сравнив его с запахами в других домах, когда бываешь у кого-нибудь в гостях. Теперь ей казалось, – настолько долго она не была в родном доме, что стала на мгновение чувствовать себя здесь гостьей, из-за ощущения родного запаха и таких привычных вещей, которых она не замечала раньше, – теперь всё стало таким причудливым, будто она увидела привычный мир сквозь воду в стакане, или встала вверх тормашками. Ещё так изменились звуки в квартире. Когда она с мамой зашла в комнату, царила тишина. Тикали старые часы, гудел холодильник, за окном приглушённо доносились отзвуки далёкого мира. Она этого сначала не приметила, но осознала после того, как заиграло радио, а на кухне завелись увлечённые голоса.
Катя стояла так, посреди гостиной, в раздумьях. С кухни её позвали. Она стала помогать в готовке, чем могла. В гостиную перенесли раскладной стол, который только и существовал для таких редких случаев. Стол стал обрастать салатами, закусками, главными блюдами. Сели втроём, чокнулись. Включился телевизор, создающий фон к настроению. Стали спрашивать Катю о жизни в Москве. Та отвечала, рассказывала смешные истории, смеялись, мама вспоминала Катино детство, бабушка тоже. Потом уже перешли и на Олино детство. Бокал за бокалом. Началось уже и Машино детство. Хохотали. Потом тема за темой, стали говорить уже о вещах менее весёлых. Потом все разом как-то замолчали, одновременно стали смотреть в телевизор. Не заметили, как там начались новости.
– Вот молодец, – вдруг воскликнула бабушка Маша, – Всё правильно делает. Сколько врагов вокруг! Только так и бороться!
– Ба, – обидчиво ответила Катя, – Ну как ты веришь? Ну какие ещё враги? Посмотри вокруг – почему про дорогу нашу не показывают или про больницу разбитую?
– И что? – категорично ответила бабушка, – Это на местах всё! Это вокруг все… Хотят, вон, задушить. Э-ка распоясались. Знать ничего не хочу, я за президента и всё!
– Катюш, – присоединилась к разговору мама, – Это чего ты? Ты, я надеюсь, в Москве там ничего не удумала? Я переживаю.
– Ну мам, – отвечала Катя, – Ну ба. Ну почему вы не можете два плюс два сложить? Почему вы так на пропаганду ведётесь? Это я за вас волнуюсь. Если вас так легко обманывают… а если мошенники какие-нибудь? Ну не верьте вы этому телевизору, всё совсем по-другому в мире!
– А чему верить, – отвечала мама, – интернету твоему? Там-то много правды? Вот так же голову тебе запудрят чёрти чем…
Тон беседы поменялся. Бабушка больше не смотрела на телевизор, а устремила свои обидчивые, но злые, глазки на Катю.
– Знать ничего не хочу, – неожиданно спокойно оборвала бабушка, придав своей интонации какой-то зловещности. – Я верю в него и всё. Голосовала и снова пойду, если надо будет. Он молодец, и точка. И нету больше никакого другого. Всё правильно делает. За ним пойду везде. Я доверяю. Уже никому доверять нельзя…
Последняя фраза не была сказана, но и без неё, по обидчивому взмаху головы, можно было понять, о чём расстроилась бабушка. Ольга каким-то чудом перевела тему, все как-то потихоньку забыли свои разногласия. Посидели ещё, меланхолично повспоминали молодость и стали убирать со стола. Стол сложили и поставили обратно в своё вечное пребывание в ожидании праздника.
Катя легла спать.
Долго она не могла уснуть. Столько было эмоций, мыслей, ощущений. Неприятные разговоры про политику перемешивалась с бесконечно приятной встречей. И бабушка Маша, такая молодая, дышащая энергией, бежит по весеннему полю. Оля встречается со своим будущим мужем в местном доме культуры. Он приглашает её на танец. Они уходят ночью одни ото всех. Мимо бежит стая кошек. Они начинают водить хоровод возле дерева, на котором высоко-высоко висит мячик. Мальчик по имени Женя сбивает его палкой, но мячик лопается, как воздушный шар, и дерево исчезает – превращается в бабушку Свету, стоящую посреди бесконечно пляшущего безумного хоровода кошечек и собачек. Она дико смотрит на мальчика и хохочет, протягивает к нему костлявую руку. Копошащаяся масса зверья бежит за мальчиком. И стремится попасть к Кате на кухню. Мальчик бежит очень быстро. А впереди перед ним она, Катя. И вот он всё ближе и ближе, и кто-то спотыкается…
Катя проснулась вся в поту посреди ночи. Тишина. Только тикали часы в соседней комнате. Хрустнул, то ли щёлкнул вдруг по неведомой своей прихоти старый телевизор, стоящий на шкафу. Она пошла на кухню выпить воды. Загудел старенький холодильник. Катя жадно пила воду и смотрела в окно. Её окутало странное ощущение. Её куда-то будто тянуло, но не физически. Вдруг от спёртого воздуха ей стало дурно. Она открыла окно и высунулась наружу. Чуть-чуть полегчало. Что-то было в этом воздухе. Она почувствовала, что должна посмотреть наверх. Увидела там что-то большое и тёмное в углу. Вернулась в коридор, чтобы включить свет. Посмотрела в угол и сразу же щёлкнула выключателем обратно. В углу красовалась гигантская чёрная плесень и словно двигалась, переливалась, изгибалась, меняла форму, раскидывала свои споры по всей кухне.
Катя побежала в свою комнату, будто увидев перед собой большого паука. От испуга она плохо разобралась в пространстве и так неудачно забежала чуть дальше, в комнату бабушки. Было темно и ничего не видно наверняка, но видны силуэты, и показалось Кате в тот момент, что бабушка не спит, более того, стоит на табуретке, сложив руки в молитве, – что казалось отчётливым на фоне окна, – и смотрит в угол комнаты, где по всей видимости, должна быть какая-нибудь икона. Но иконы там не было, а была тьма, такая же, как на кухне.
Всё ей казалось сонным бредом, но в этом она будто не увидела ничего необычного, а только подумала, почему не заметила эту плесень, когда было светло? Она укрылась с головой под одеяло и заснула.
Рано утром Катя решила сделать генеральную уборку в квартире, из-за главной причины - плесени на кухне. Она тщательно и по нескольку раз протирала пыль, мыла полы, и попыталась что-то придумать с этой неприятностью в углу. Мама пошла в туалет, увидела Катю на кухне стоящую на табуретке и смотрящую прямо в плесень.
– Кать, ты чего? Я вчера перед твоим приездом убиралась. Брось ты, не надо. Что как не родная? Отдохни хоть.
– Мама, это что такое? – резонно задала вопрос Катя, указывая на плесень, – Это нормально по-вашему? Вы как тут живёте вообще?
– В смысле? – недоумённо спросила мама, – А что не так?
– Вот это вот что? – указала Катя на плесень, чуть ли не крича, – Это убрать надо, вы этим дышите ведь!
Мама подошла к Кате, которая всё ещё стояла на табуретке и размахивала тряпкой. Обняла её. Катя заплакала, уткнувшись в мамино плечо.
– Что тут происходит, не понимаю, – жалобно всхлипывала Катя.
– Не надо ничего убирать, – успокаивала мама, гладя её по голове, – Перестань. Всё хорошо. Ложись обратно.
На кухню пришла бабушка. Стала готовить всем завтрак. Катя легла в постель, мама сидела рядом.
– Чаёк будешь? – спросила мама.
Катя согласились. Все расселись на кухне. Она старалась не смотреть в угол. Все ели свой завтрак под щебетание радио. Там снова шли новости. Катя собралась с мыслями и решилась, энергично сказала:
– Мам, ба, надо что-то с этой плесенью сделать. Давайте уберём сегодня.
– Да ну брось. Это от соседей полезет.
– Так надо поговорить с ними! Там же дядя Федя и тётя Валя, ну с ними договоримся, ничего страшного ведь.
– Там не живёт уже никто. Заброшенна квартира.
Катя помрачнела. Отпила чай. Вкус был очень странный, горьковатый. Отдающий то ли петрушкой, то ли сорняковой травой. Катя задумалась и смотрела в чай. Листики, которые сначала показались чайными, оказались и не листиками вовсе, а малюсенькими грибочками. Катя вздрогнула. Её помутило. Она встала и пошла в туалет, держась за стены. Вокруг всё вертелось, как на карусели. Мама подскочила к ней, помогла зайти в туалет. Катю сильно вырвало. Она уже не владела своим телом. Мама приобнимала её сзади. Привстала, оглянулась к бабушке и сказала:
– Не приняли её грибочки.
Катя очнулась, лёжа в кровати. Рядом сидела бабушка.
– Привет, Катенька. Давно твои глазки не видела. Мы тебе жениха нашли, скоро сватать вот будем. Он уж заждался, а ты всё не просыпаешься.
Катя отвернулась от неё, уверенная, что бредит. Ей было, в общем-то, всё равно, что перед ней сейчас восстанет из глубин блуждающего разума - хоть сам чёрт. Она догадывалась, что ей стало сильно плохо из-за этой плесени.
– Царь наш, Батюшка, нам велел жениха тебе найти. Познакомим, пока ты в самой себе. Гости к тебе пришли, вон. Не уважаешь что ли? Али Царя-Батюшку нашего Всеобъемлющего не уважаешь? Тьфу! Светка, заходи!
Послышались шаги. Бабушка встала, на её место сел кто-то другой. Катя не оборачивалась. Вдруг на неё упало что-то с четырьмя лапами. Она испуганно повернулась и обнаружила на груди кота, а рядом с ней сидящую и живую бабушку Свету. Та забрала кота, усадив его себе на колени, заулыбалась. Кате стало совсем не по себе. Ничего она уже не думала – только смотрела.
Бабушка Света молчала и улыбалась. Потом потянула свою руку к Кате, раскрыла ладонь, в которой находился сгусток чего-то тёмного, облепленный пылью и волосами, другой рукой она показала в сторону двери, туда, где Катя уже не видела. Ей трудно было совершать любые движения. Всё было вязко, как в желе. Она попыталась встать, но ничего не получилось. Бабушка Маша, родная бабушка Маша, заметив попытки Кати, ударила её по лицу и закричала:
– Тшшш, больная. Прокажённая! Примут тебя грибочки! Всех примут! Я тебя убью, Светка! Кышь отсюда! Гав!
В этот самый момент, как только бабушка Кати стала кричать, Светка отшвырнула от себя кота, упала на пол и стала ползать на четвереньках вокруг стула, да так быстро, что с виду она напоминала скорее бешеного медведя, чем бабушку. Далее она быстро разогналась и убежала за дверь.
Катя не выдержала и закричала.
– Ма-а-м-а-а-а! Бабушка-а-а! Помогите!
Бабушка исчезла. Появилась мама с какой-то жидкостью в миске.
– Пей, полегчает.
Катя отпила немного какого-то отвара и её снова вырвало.
Через какое-то время она очнулась всё там же, в гостиной.
Посреди комнаты стоял дед Коля, с огромными седыми усами. Они стали двигаться, будто живые. Он стал отмахиваться от них какими-то нелепыми движениями. Но всё более и более его выбросы рук стали напоминать что-то изощрённо замысловатое и имеющее крайне глубокий смысл. Затем дед резко остановился, встал на две руки и выпрыгнул, сделав сальто назад, крайне неудачно сломал себе колено, выгнув ногу в обратную сторону. Он очень громко и звонко захохотал, но из-за усов не было видно – смеётся он сам или его усы. Он сел и стал увлечённо грызть свою сломанную ногу. Отгрыз её ниже колена, с обрубком в зубах, он, как хромая собака, поплёлся на четвереньках на выход.
Зашли дядя Федя и тётя Валя. Они стали увлечённо танцевать вальс, словно не замечая Катю. В порыве страсти Валя наступила Феде на ногу, тот осёкся, громко шикнул и ударил её по лицу. Она в ответ зарядила щедрую оплеуху. Он стал её душить, она извивалась, выпячивая глаза, и оседала на пол, всё ниже и ниже. Дядя Федя впился ей в ухо, опустил её, расплываясь в кровавом оскале. Недолгое время так стоя, он резким движением и с громким хрустом свернул ей шею и поволок бездыханное тело на выход.
Катя закрыла глаза. Как только она их открыла, перед ней уже сидели две бабушки, которые встречали её у входа.
– Нашли мы тебе жениха. Такая толкучка была! Он тебя всё вспоминал да вспоминал – и навспоминал вот!
Они захохотали.
– Царь-Батюшка-Всеобъемлющий велел нам тебе жениха найти. Вот, мол, найдём, тогда освободимся. Да как разрастёмся! Ой-йо! На соседний дом прыгнем, а там по Миру-Матушке разбредёмся!
Говорила всё время одна, а вторая кивала и улыбалась, но молчала. Затем, когда говорунья перестала, она достала из-под платья нож, высунула язык и лёгким движеньем мышечный отросток остался у неё в руке. Не долго думая, она швырнула его в верхний угол комнаты. Оттуда что-то удовлетворительно зашипело. Говорунья продолжала говорить свой бред, в то время пока вторая стала отрезать свои части тела по очереди - пошло левое ухо, правое ухо, нос, глаза, пальцы, и всё она кидала в угол, в темноту, а темнота удовлетворённо мурчала и просила добавки.
Катя теперь не могла ни отвернуться, ни закрыть глаза. Она наблюдала за всем в самых мелочах. К ней в комнату стали заходить соседи со всего пятиэтажного дома по одному.
В комнату вбежал маленький мальчик, прыгнул на потолок и остался там. Потом пришла его мама.
– Гоша! Сколько раз говорила, не бегай по потолку! – крикнула она него, вскидывая руки, – Царь-Любящий не велел! Слезай давай, оболдуй! За что мне такое горе?!
Его мать украдкой посмотрела на Катю, хотя в её глазницах отсутствовали глаза.
– Было б что замуж отдавать, мерзость одна. Фи!
Они ушли. Следом сразу же зашли трое парней. Ничего не говоря, они начали драться друг с другом, до крови. Драться насмерть. Вырывались языки и глаза, ломались пальцы и рёбра. Били друг друга головой об стену. Душили. Все упали замертво посреди комнаты, превратились в бесформенную массу. Зашла дворница, бабушка Тина. Вместо рук у неё были мётлы.
– Разлеглись тут! – кричала дворница Тина куче и махала своими руками-мётлами, – Убирайтесь отсюда! Засрали опять всё! Дай только волю нажраться или морды в кровь разукрасить из-за какой-то бабы, а как делом заняться, так оно нам и не надо подавно! Вас сам Царь-Любящий стыдится, позорища! Сты-до-ба!
Она навела порядок и удалилась. Потом снова появилась бабушка, включила телевизор. Из него струился во все щели белый шум. Она смотрела в него и стала говорить:
– Вот он, Наш! Любимец наш! Родной и незаменимый. Мы бы без него и счастья бы не знавали – всё он нам даровал, Царь-Батюшка-Милосердный. Дарующий. Ничего-б без него не видывали. Жили себе и счастья не знали, горе одно только знали, и вот он к нам явился, как с небес спустился, как с утра роса, как Машкина коса! Ха-ха-ха! Как с гуся вода, как с трупа земля, как с кухни еда! Ха-ха-ха! Как с кухни плесня! А ты нам плесень-плесень. Это судьба наша!!!
Бабушка резко вскочила, будто что-то вспомнила, посмотрела по сторонам и убежала.
Вдруг в комнату зашла мама и села возле Кати. Катя плакала, горячо и яростно, изо всех сил плакала, и выплакивала всё, что в ней было, все слёзы разом решила вылить – и те, которые уже были вылиты, и те, которые только могли бы ещё литься. Она видела родное лицо мамы и не понимала почему всё родное обратилось против неё. Почему и отчего это происходит? Она хотела обняться с мамой и чтобы всё это закончилось. И мама обняла её. Долго-долго Катя лежала в её объятиях, открыла глаза и увидела на маминых руках что-то тёмное, буро-зелёное. Мама отдалилась от дочери, показала ей ладони и с безумными глазами стала говорить:
– Это всё мы. Вот правда. И реальность вся. Царь-Батюшка Наш в нас же и произрастает. Великую нам радость несёт, доченька. Катюша, всё хорошо будет! Это всего лишь плоть его и больше ничего. Ты ему нравишься. Вот он и решил тебе жениха подыскать. Скоро свадьба будет. Вот уже вся родня с тобой познакомилась, в комнату тебе наведывалась. Это всё в нас, Катюша! Мы в единстве счастливы, мы единое целое с ним!
– Мама, хватит! – из последних сил каким-то чудом закричала Катя, всхлипывая, – Что ты несёшь?! Мама, очнись! Это всё нереально! Это страшный сон! Я тебе не верю, ты призрак! Ты не моя мама! Мама бы так не сделала! Отвали от меня!
Катя вскочила с кровати, но сил хватило только на это действие. Её быстро повело. Было сложно устоять на ногах. Мама подхватила её. Сразу же, вместе с ней её подхватили ещё какие-то люди. Её куда-то вели. Сквозь тёмные коридоры, которые воняли сыростью. Сквозь бесконечные тесные комнаты, смердящие спёртым воздухом и чем-то едким. Её волокли по лестнице. Вокруг толпились люди. Всё копошилось вокруг. По стенам и потолкам теперь ползут споры. По полам прорастают грибницы, прорываясь сквозь напольные персидские ковры и чехословацкие стенки. Споры расцветают и бурлят в человеческих мозгах, контролируя их судьбы. Лица меняют друг друга, сливаясь с этим безобразием в бешеном симбиозе и экстазе. Её, бездыханную, несут, передают из рук в руки. Вдалеке она видит знакомое, давно забытое лицо, которое видела, когда ещё это лицо носил мальчишка. Сейчас лицо будто имитирует то, как оно могло бы выглядеть спустя годы. Но оно так знакомо. Лицо не хочет ничего плохого, и несмотря на всеобщее счастье и ликование, оно, наоборот, испугано и боится. Катю возводят на самодельный дощатый крест. Её привязывают по рукам и ногам. Она, свесив голову смотрит вдаль длинного коридора, в конце которого тот, кто её вспоминает. Вокруг неё копошатся, возвеличивают её, падают на колени, целуются друг с другом, обнимаются, сливаются в единое месиво неразборчивых телес и всячески пытаются угодить ей женихом. Вся эта кутерьма крутится, вертится, разгоняется, всё быстрее и быстрее. И срывается в него, бежит за ним. Катю оплетают споры, прорастают сквозь неё, обвивают своими цепкими, как лианы, лапами. Она смотрит на него. Он, вместо того, чтобы убегать от надвигающегося на него копошения, бежит навстречу ей. Бежит очень-очень быстро. Как и всегда до этого…
Текущий рейтинг: 35/100 (На основе 19 мнений)
