(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Память
Человеческий род бьется в агонии, и, глядя на это, молчание кажется преступным. Настало время вынуть кляп изо рта и поведать, как все начиналось, по крайней мере, для меня.
Не буду указывать название села, а лишь дам ему условное обозначение: «Память».
Почему «Память»?
Потому что каждой ночью в каждом чернобелом сне я вновь и вновь вижу тот ужас, слышу те звуки и чувствую запах того лета.
Я пытался избавиться от воспоминаний: выскрести из головы, зарыть в бездне сознания, завалив тоннами разношерстных бредней.
Увы, именитые доктора алкоголь, наркотики и время оказались шарлатанами.
На боку «Памяти» бирюзовозеленым рубцом змеилась река Сейм. В ней водились раки – естественные показатели чистоты. Разумеется, встречались горлопаны, принимавшие весеннюю муть за отходы жизнедеятельности Курской атомной электростанции, но они и в собственной диарее усматривали масонские заговоры и по пять раз на дню встречались с рептилоидами.
Даже ели россказни про АЭС хоть маломальски могли оказаться правдивыми, то к тем событиям она вряд ли имела хоть какое-то отношение…
Перейдем непосредственно к лету две тысячи двадцать первого года, когда чаша сия не миновала «Память».
Первое июля.
Конец сессии.
Как сейчас помню, блистаю знаниями на последнем экзамене, а в голове только и вертится, что завтра уже к полудню буду купаться с друзьями в речке и загорать на теплом песочке.
Вы даже не представляете силу моего изумления, когда я узнал, что купальный сезон закончился на исходе июня, потому что утонуло пять человек.
Двоих нашли, а троица так и осталась покоиться где-то на дне.
Часть людей сочла не добрым купаться в воде, где представители фауны трапезничают утопленниками. Другие говорили, что это отвратительно, плыть и невольно глотать воду с трупными выделениями. Третьи переживали за детей, боялись, что обезображенный труп всплывет перед их чадом, и оно либо в панике захлебнется, либо получит психическую травму.
Даже заядлые рыбаки отмахнулись от излюбленного времяпрепровождения. Особенно после истории дяди Миши, утверждавшего, мол, во вспоротом брюхе щуки нашел человеческий палец. Все знали, что это просто пьяный треп или даже рыжее дитя месячного запоя. Но он все равно продолжал уверять в искренности своей истории. А когда его просили показать палец, тут-то он слабину и давал. Сначала трофей съела сорвавшаяся с цепи собака: схватила и проглотила как крокодил Солнце. Потом на смену Шарику пришла, вернее, прилетела ворона. Наглая птица выхватила палец прямо из рук и унесла в небо.
Но именно хмельная выдумка стала контрольным выстрелом по желанию мужиков рыбачить. Никто не исключал в перспективе наткнуться на кусочек утопленника.
Четвертого июля на Школьной пристани несколько ребят нашли нечто повергшее их в ужас. Это был один из тех редких случаев, когда десятилетним мальчуганам поверил первый же взрослый, которого они встретили.
Сергей сказал: «По их виду сразу стало ясно - они не врут». А еще он признался, что ему самому сделалось жутко, но все равно пошел на пристань.
Где-то в полуметре от берега наполовину скрывшись в воде, покоился валун. Затопленная часть его облачилась в слизкую корку водорослей. Из-за преломлений воды они казались то зелеными, то серым, то вовсе черными. Вот и тогда Сергей не сразу заметил, что на дне у валуна примостился другой предмет по-истине цвета ночи. Он ступил на кромку берега, так что вода лизнула носки его шлёпок, и… отпрыгнул, заметив шевеление черного предмета.
Сергей не убежал. Негоже мужику перешагнувшему экватор третьего десятилетия жизни вести себя как те мальчуганы.
Вместо отступления он вооружился палкой и вернулся к воде. Порожденная ветром рябь мешала разглядеть шевелящуюся дрянь, поэтому Сергей попытался подтащить ее к берегу.
Страх улетучивался по мере того, как с каждым касанием палки предмет ронял смоляные кусочки. Сергей наблюдал, как они шевелились, но ему казалось, что это просто кусок размокшего мусора, который шебаршился из-за колебаний воды.
Когда же предмет выглянул из речки, Сергей в ужасе подался назад, споткнулся, упал, и его стошнило.
Как он сам сказал, это было не столько от мерзости увиденного, как из-за вони, вынырнувшей вслед за облепленной пиявками человеческой кистью. Смрад разложения Сергей почувствовал еще на спуске к пристани, но списал его на гниющие останки утки или курицы, которой в свое время отобедал кобец.
Кисть одного из тех ненайденных утопленников (но не исключено, что она могла принадлежать кому-то еще, о чьем исчезновении мы не знали) была затянута траурным одеянием из пиявок, хотя она уже давно обескровилась. Одни пиявки убеждались в этом и уползали прочь, другие занимали их место. Нагим оставался только обглоданный до кости указательный палец.
Это был предостерегающий отблеск грядущего пожара; разверзавшейся пучины, в лоне которой томились они.
Вопреки всем предрассудкам и быстро сыскавшим популярность историям о сомелюдоеде – адском ублюдке АЭС – люди продолжали выгонять на Сейм домашнюю птицу.
Седьмого июля моя бабушка встревожилась: уже темнело, а гуси все не шли домой. Я предложил ей, мол, давай схожу к речке, посмотрю их там, но она отказалась. И не зря. Гуси явились к одиннадцати вечера.
Бабушка загнала их в сарай и заперла. Не исключено, что это была ошибка с ее стороны, но я уверен, что при любом раскладе им было уготовано предстать к рассвету перед гусиным божком.
Из уютного мира грез меня выдернул плач бабушки столь густо пронизанный скорбными интонациями, что в голову тут же закралась дурная мысль: «ДЕДУШКИ БОЛЬШЕ НЕТ».
И как же отрадно сделалось, когда выбежав во двор, я увидел деда. Он сидел рядом с рыдающей бабулей и пытался ее успокоить. Его бледная кожа брезгливо отражала свет, но все равно: он был жив.
А вот все двадцать четыре гуся – нет.
Как сказала бабушка: «В какой позе сели спать, в той я и нашла их утром». Мне до последнего не хотелось заходить в сарай, но она настояла на этом.
Думаю, гуси ничего не почувствовали. Уснули, и их жизнь оборвалась.
Стылые шеи сворочены назад, головы покоились на спинах. Казалось, что с ними все в порядке, что они спят. Но подойдя вплотную и посветив мобильным телефоном, я против воли приник взглядом к отвер-стию, зиявшему за место глаза у одного из гусей. От отверстия тянулась полоса засохшей крови. Перед мысленным взором сразу стала писаться картина, где гротескный червь рьяно прожирал себе ход через гусиное око.
Я тряхнул головой надеясь вытрясти образ. Получилось.
Осмотрел остальную птицу – то же самое.
Да простит меня Ницше за столь безобразное надругательство над его нетленкой, но: «Если долго всматриваться в патологические отверстия на гусиных головах, то нечто через эти отверстия начнет всматриваться в тебя». В какой-то момент мне именно так и показалось, поэтому я поспешил ретироваться из сарая, не в силах сносить их «взглядов».
Так в один момент я едва не стал трипофобом.
К обеду молва о падеже домашней птицы прыгая с языка на язык добралась и до нашего двора, где пламенной тирадой спрыгнула с губ соседки тети Лены. Добрая женщина была. Ко мне всегда хорошо относилась - то конфетой угостит, то вареников с шелковицей пригласит отведать.
Выяснилось, что еще 6 семей поутру нашли у себя уток и гусей, умерших при аналогичных обстоятельствах.
Никто точно не ведал, в чем дело, поэтому о том, чтобы пустить мясо птицы в пищу не шло и речи. Правда, один дед додумался провести «вскрытие» утки.
- Пусто, - рассказывал потом он. – Ни сердца, ни почек с печенкой. Кишочки и те какие-то гниловатые стали.
Эта новость ветром облетела село, кто-то даже во «ВКонтакте» фотку гуся выложил, а на исходе дня приехали люди из областного комитета здравоохранения и забрали дохлую птицу, заплатив за нее в разы выше рыночных цен. Не поверите, следующим утром многие намеренно погнали птицу на Сейм, в надежде, что та тоже загнется как наша, а потом на ней можно будет заработать.
Днем позже у половины села передохли утки и гуси, вот только никто за ними уже не приехал.
Вокруг «Памяти» начал расти железобетонный забор.
Грузовики с черными номерами замельтешили, как муравьи вокруг своей королевы, а мы не предали этому должного внимания. Впрочем, сельчане к ним успели привыкнуть еще за предыдущие годы - приграничная зона как-никак. Всего за полторы недели железобетонное кольцо возвысилось на тринадцать метров.
Эх, такие технологии бы да в мирное русло…
Обеспокоились мы пятнадцатого июля, когда въезд и выезд стали осуществляться через КПП. Волнение подпитывалось и отсутствием ответов: при любом вопросе военные ссылались на какую-то секретность. Даже федеральную трассу пустили в обход «Памяти».
А восемнадцатого июля, нас и вовсе перестали выпускать, да и забор стал ближе к небу еще на пяток метров. На нем как прыщи вскочили сторожевые вышки с вооруженными солдатиками. Речку расчертила сеть плотин и еще каких-то затейливых установок, с помощью которых военные стали контролировать Сейм. Теперь без их ведома там не могли проскочить ни рыбешка, ни букашка. Они заглушили мобильную связь, Интернет, а вскоре лишили нас телевизора и радио. Последнее что мы узнали из СМИ – прогноз погоды, что с девятнадцатого июля пойдут дожди.
А так как это должно было случиться уже завтра, мы с ребятами решили сходить на пляж и понежиться под солнышком.
Понимаю, звучит не убедительно. Кто будет думать о загаре, когда вокруг начинает завариваться каша сомнительной гастрономической ценности. С другой стороны, что нам еще оставалось делать? Сидеть дома и выслушивать домыслы бабушек? Спасибо, я успел наслушаться гипотез, что военные будут испытывать на нас новое оружие; что это Бог наказал нас за грехи предков; жидомасоны изводят нас, дабы на месте «Памяти» сделать взлетно-посадочную полосу для космических кораблей рептилоидов. Хотя вер-сия бабы Нины (с рождения глухой на одно ухо) о том, что началась ядерная война, весь мир сгинул, и толь-ко мы остались живы, а солдатики нас охраняют, позабавила меня своим «позитивом».
Никто не мог и предположить, что в самом ближайшем будущем эти самые солдатики ее расстреляют… Но вернемся на пляж.
Двенадцать подростков: восемь парней и четыре девушки.
Солнце жарило землю, а песок жег ноги, и это было классно.
Зеркальная гладь Сейма манила прохладой, но зарок не купаться превозмогал.
Мы рубились в карты, пили нагревшейся квас, вероятно перестоявший положенное время, потому что голову окутала легкая дымка хмеля.
Над нами прогрохотал военный вертолет, и Димка, вскочив на ноги, стал орать ему что-то добротно приправленное матом. Он размахивал руками, а потом развернулся, наклонился, оттопырил вслед верто-лету задницу и стянул шорты. Мы тогда хорошенько посмеялись.
Иногда мне кажется, что именно этот момент и зафиксировал Димку в моих воспоминаниях, как веселого парня, которому навсегда осталось девятнадцать.
Натянув шорты, он отошел по нужде в разросшиеся на периферии пляжа кусты.
Донесшийся до нас короткий крик мы проигнорировали, приняв за шутку. Но по истечении пары минут игла тревоги проткнула шар спокойствия, и Олег не выдержал.
- Не смешно, - крикнул он и зашагал к кустам.
Когда я обернулся, Олег как раз отскакивал от них. Его согнуло пополам, но не стошнило.
Тут-то мы все и бросились туда.
От увиденного мой желудок сделал сальто, а потом отвращение сдавило его, как мягкую игрушку. В отличие от Олега, я упал на колени, и меня вырвало квасом.
Дима лежал навзничь.
Грудная клетка содрогалась, будто в ней что-то ползло. Ноги и левая рука гнулись в корчах. Глаза сползли на щеки. А из всех лицевых отверстий сочилась кровь.
Из пустых глазниц показались щупальца. Тут же родилась ассоциация с глазами слизня.
Мы пошатнулись назад, когда из носа вылезли еще две тонких конечности.
Девушки и Сашка Рылов бросились прочь. Я не осуждаю их, потому что мы с оставшимися парнями тоже надолго не задержались.
Сначала щупальца втянулись в голову, словно что-то притянуло их обратно, а затем это самое что-то омываемое темно-алым потоком вылезло у него изо рта, и тело Димы наконец-то обмякло.
Величиной с кулак, черное, оно представляло собой шар с десятками щупалец. Существо перемещалось за счет перекатывания при помощи этих отростков.
Оно скатилось Димке на грудь. Замерло. Наверное, увидело нас, хотя я не уверен, что у него имелись глаза, либо какие-то альтернативные органы зрения. Через секунду оно начало буквально растекаться, превращаясь в черный волосатый блин. Затем что-то в нем чавкнуло, и существо прыгнуло метров на пять, в речку, обретя в полете прежнюю форму.
Девушек и Саню мы догнали около моста, а перебегая его, значительно вырвались вперед. Не сказав друг другу и слова, все разбежались по домам.
Несколько часов я сидел в углу комнаты не смея проронить ни слова. Переживая за меня, бабушка села рядом – у нее прихватило сердце, но дед вовремя накапал нужных лекарств. В себя меня привело появление дяди Гены - отца Димы. Бледный, точно по пути растерял всю кровь, он упал передо мной на колени и до боли вцепился в плечи дрожащими пальцами.
- Что, что вы сделали с моим сыном? – сквозь накатывающиеся слезы спросил он.
Я не знал что ответить. «Наверное, черная тварь похожая на морского ежа, но только не очень сильно, выела ему внутренности как тем гусям.» Нет, такой ответ не подходил…
Не буду расписывать прочие обстоятельства того дня. Обмолвлюсь лишь, что тело Димы исчезло.
Ребята тоже рассказали о случившемся, но им никто не поверил. Никто, кроме военных.
И что-то мне подсказывает, что именно люди в форме забрали тело.
Следующим днем солнце еще не докатилось до зенита, когда пропало семнадцать человек. Их так и не нашли, лишь на одной из пристаней обнаружили порванный шлепанец одной из исчезнувших девушек. А дядя Миша заявил, что стоя на мосту, видел, как подводой проплыла тварь странной формы. Разумеется, многие списали его слова на «белочку», но на тот момент он уже неделю обходился без спиртного.
Лично я ему поверил. Мне хватило одного упоминания о щупальцах, хотя в остальном она не имела ничего общего с той шарообразной тварью. К вечеру еще тридцать человека не вернулись домой.
Примерно в 20:50 дед лег спать, сославшись на головную боль и усталость. Бабушка оделась и пошла в церковь. Та служба проходила без батюшки. Даже не служба – люди просто хотели помолиться в святой обители. Мы с бабушкой договорились, что к одиннадцати часам я подойду к церкви, чтобы она не возвращалась домой одна. В 10:30 я вышел из дома.
Сумерки стремительно прогоняли с безлюдных улиц последние отблески света. Легкий ветерок шумел листвой. Редкие почти прозрачные облака неспешно плыли по небесному океану навстречу ночи…
Какой нахер «небесный океан»? Стоял обычный июльский вечер, который, не то что медленно (и уж тем более не «неспешно»), а молниеносно обратился в кромешный ад!
Через пять минут я подошел к церкви. Служба продолжалась, но народ постепенно расходился по домам. Разумеется, сначала уходили те, кто помоложе, а бабушки предпочитали держаться до победного. Благо мать моей матери оказалась менее религиозной, чем ее подруги, и, увидев меня остановившегося в дверном проеме, попрощалась с тетей Леной, перекрестилась узловатыми пальцами и тихонько направилась к выходу.
Вечерние сумерки уже почти переросли в ночную темень.
Мы отошли метров на тридцать и проходили мимо дома культуры, когда услышали звон бьющегося стекла под аккомпанемент старушечьих воплей. Обернувшись, я увидел, как из церкви высыпалась масса людей. Они застревали в дверном проеме, толкали впереди бегущих и наступали на них, если те падали.
Я же наоборот устремился к дому Господню. Меня никогда нельзя было счесть героем, но в тот момент, когда метавшийся взгляд зацепился за тетю Лену, по жилам начала разливаться храбрость. Она лежала на крыльце в луже крови, не шевелилась.
Мелькнуло неприятное соображение: если тетя Лена стояла в последнем ряду, значит выбегала она одной из первых, соответственно по ней пробежались все те, кто минуту назад обращался к Творцу с прошением о помощи. Между нами оставалось метра три-четыре, когда обуявший меня героизм был смят волной непередаваемого через словесное описание ужаса.
Во время службы в церкви электрическому свету предпочитали пламя свечей. Когда же я подбегал к тете Лене, в здании не колыхался ни один даже самый чахлый огонек. Но и нельзя сказать, что в доме Божием монархично царила тьма. Престол с ней разделяло что-то еще, о чем свидетельствовали доносившиеся из церкви шорохи, стоны и чавканье.
По-настоящему струхнул я лишь, когда из чрева церкви картинно сунулось щупальце. Небольшое – шириной с двухрублевую монету и почти плоское.
Оно хищно упало тете Лене на ногу, обвило чуть ниже колена тремя тугими кольцами, под которыми затрещала кость, и потащило в обитель Господа. Волокло оно ее неторопливо, в какой-то степени даже демонстративно.
Призыв к героизму снова вострубили в моей голове, и руки потянулись к тете Лене.
Замерли.
Я замешкался, думая хватит ли у меня сил противостоять щупальцу, точнее существу, придатком которого оно являлось.
Жизнь этих рассуждений оборвалась секунде на третьей, когда из темноты показалось еще одно щупальце, раз в пять крупнее первого.
Конечность взметнулась вверх и застыла в вертикальном положении то и дело, извиваясь червем. Ее кончик отогнулся в сторону клуба и начал вращаться вправо-влево, словно наблюдая за людьми.
Застыл.
Я отлично разглядел этот вырвавшийся со страниц романа ужасов силуэт, так как завис он на фоне тучного месяца.
В следующий миг по щупальцу ударил луч фонарного света.
Примерно на две третьи оно имело мутно-белый окрас, лишь посередине шла черная полоса, от которой витиеватыми узорами расползались чернильные побеги.
Из церкви в ночь ударил громоподобный рев. Лишь тогда я подался назад, упал навзничь и пополз к людям, не смея увести глаз от чудовищной конечности.
И не зря.
Рев продолжал сотрясать воздух, когда внутренняя поверхность щупальца (которая была обращена в нашу сторону) «расстегнулась». Сначала проступили контуры треугольных пластин, затем последние лесенкой сверху вниз разошлись в стороны, обнажив ядовито-красные присоски. И пока треугольники трепались словно стяг на ветру, из присосок то и дело показывались шипы.
Выглядело все это настолько хаотичным, что казалось, будто все они индивидуальные организмы, объединившиеся дьявольским симбиозом в нечто выходящее за рамки рационального. Пластины разом легли на прежние места, вновь укрыв от людских взоров присоски и шипы, после чего щупальце, сворачиваясь кольцами, вернулось во тьму.
Я отполз метров на пятнадцать, когда оно снова вынырнуло на улицу, с оголенной дюжиной крайних присосок и торчащими шипами. Щупальце с силой обрушилось на голову и треть позвоночника тети Лены. Вздернуло ее в воздух и вместе с ней втянулось в обитель Бога.
- Сатана! Дьявол! – заголосила Прасковья Тимофеевна.
В свои пятьдесят выглядела она максимум лет на тридцать, а здоровьем и того давала фору двадцатилетним. Жила она рядом с церковью.
Прасковья Тимофеевна минутой ранее с остальными давала деру, но сейчас спешила к пировавшему монстру. Только вот убегала она с пустыми руками, а теперь мчалась с канистрой.
- Адское детище! Антихрист! – голосила она, подбегая к церкви. – Сатана! Ирод! – Прасковья Тимофеевна принялась обливать бензином стены и дверь, несколько раз ливанула в здание, куда впоследствии швырнула канистру. – Дьявол! Антихрист! – Она выудила из кармана спички.
Чудовище заревело с новой силой.
Чирк-чирк.
На листах моей памяти красными чернилами отпечаталось, как спичка воспламенилась тусклым огоньком – наверное, сера отсырела – а потом Прасковья Тимофеевна сунула ее в коробок к остальным.
В руке ее вспыхнуло голодное пламя.
Я отвлекся на него и не заметил, что отступившая темнота обнажила щупальце с неприкрытыми присосками.
Живая удавка опоясала шею героини того вечера и оторвала от земли на полметра.
Прасковья Тимофеевна вцепилась руками за щупальце, в тщетной попытке возобновить подачу кислорода. А спичечный коробок устремился вниз, на прощание, подпалив рукав кофты.
Догорающий кусок картона опустился на крыльцо рядом с лужей бензина. А в следующий миг его потушила закапавшая сверху кровь – чудовище выпустило шипы в шею Прасковьи Тимофеевны.
Руки ее безжизненно повисли.
Пламя же все быстрее расползалось по одежде. Посыпались огненные капли, от них-то и вспыхнул бензин. Зарево разлилось по залитой горючим поверхности, превратившись в большой костер.
Языки пламени набросились на щупальце, обожгли его, и оно, не отпустив добычи, спряталось в объятое огнем здание.
Пылающее тело на мгновение осветило церковь изнутри, после чего потухло в пасти гротескного монстра.
Чудовище взревело. Рев длился с минуту, но монстр так и не вылез на улицу. Он разбил все окна и словно помахал нам на прощание высунутыми в них щупальцами.
Обомлев, мы взирали на рушившуюся в огне церковь, на раскаленный докрасна крест. Кто-то из бабок сказала, что это добрый знак, мол, светящийся крест свидетельствует о присутствии Бога. А он светился еще и как. Впрочем, свечения в нем не убавилось и после того, как он сорвался вниз и воткнулся в землю макушкой. Но никто из присутствовавших не осмелился произнести вслух, что перевернутый крест указывает на присутствие Дьявола. Хотя я уверен, об этом подумали многие.
Со временем мозг начал обременяться вопросом: как монстр проник туда? Но ответов не было. Сами очевидцы говорили, что увидели его, подняв голову после очередного поклона.
Хочу обратить внимание, что у твари отсутствовал скелет. Ни одной косточки… почти. Единственное свидетельство существования чудовища – две сотни обугленных шипов. Они и являлись теми костными останками, что пережили пожар. Никто не осмелился взять один из них в качестве трофея, а даже если бы и нашлись желающие, то военные не позволили бы этого сделать.
Они приехали через десять минут и оцепили горящую церковь. А когда пламя было потушено, в свете прожекторов растаскали все по герметичным контейнерам. На вопросы людей не отвечали. Зато угрожающе размахивали автоматами, стоило сделать шаг в их сторону.
Именно в ту ночь из толпы вышла баба Нина. В ее дрожащих от артрита пальцах трясся пакет с пирожками. На ней не было очков, поэтому, наверное, полуслепые глаза и не распознали оружие в руках доброго солдатика.
- Стой! Стрелять буду! – заголосило сразу несколько ублюдков взявших ее на прицел.
Она не услышала.
Дядя Миша вынырнул из толпы, устремился к ней, но не успел.
Тра-та-та.
На землю рухнуло два тела. Люди бросились врассыпную, а военные, закончив свои дела, уехали. Они уже поравнялись с последними домами, когда в ветровое стекло одной из машин угодил камень.
Говорили, Борис Андреевич был пьян, и не понимал, что творил. Они даже не вышли. Просто из кабины показалось дуло автомата.
Тра-та-та.
Двадцатого июля отключили электричество, однако памятной эта дата стала из-за других событий.
Выйдя к лавочке (с нее открывался отличный обзор на речку и мост), дед Степа увидел плотное скопление масляных пятен по всему Сейму. Складывалось впечатление, будто река заволочена цельной пленкой.
Слухи об этом скоро облетели «Память». Одни заявили, что это «привет о АЭС», другие стали придерживаться мнения, что это военные отравили воду, чтобы мы скорее попередохли.
Наверное, тогда в головах сельчан и начало вить гнездо осознание, что это последнее лето в их жизни. Что та, которая следом за сестрой по имени Жизнь вылезла из чрева Вечности, обосновалась внутри железобетонного кольца.
Никто не мог найти места, где можно было счесть себя в безопасности. Некоторые залечивали безысходность самогоном, но он лишь притуплял страх, а с ним и чувство самосохранения.
Так семеро моих знакомых будучи «под мухой», стали заявлять друг другу, что не боятся тварей, и в доказательство отправились на мост. То, что вы сейчас прочтете, рассказал Юра Соколов.
Они стояли на середине моста: глупые и пьяные. Солнце пекло в головы, от чего здравый рассудок еще сильнее затягивался хмельным маревом. А речная гладь притупляла бдительность иллюзией безопасности.
- Сто пдово эти твари из космоса, - заявил Максим, старательно выталкивая заплетающимся языком каждое слово.
- Ага, - усмехнулся Юра, - с Марса на метеорите прилетели.
- Пчему на метеорите? На ксмичском корабле. Это ж пришееельцы, Юрок. Ты че, фантастику не сморишь? Они ж развитее нас.
- Конечно развитее, - снова заулыбался тот. – Вот только я что-то не слышал, как они тут своим интеллектом блещут. Если б они были такими умными, то не рвали б людей на куски и не жрали.
- И откуда ж они, по-твоему тгда?
С ответом Юру опередил Тимур:
- Из ада. Мне бабушка говорила, что такие твари только в аду могут жить, потому что Сатаной рождены, а не Богом. На дне Сейма открылся проход в преисподнюю, вот они и полезли в наш мир.
- Тимурке больше не наливать! – голос Юры. – А то сейчас начнутся байки о потрахушках Сотончика и Лилит.
- А сам-то че на этот счет думаешь?
- Я? Да хрен знает. Военные, наверное, что-то нахимичили. Или…
Юра не договорил – его перебил Руслан.
- Бухни с нами, тварь! – заголосил тот и швырнул в воду бутылку из-под самогона.
Тара снарядом пробила речную гладь, от чего по воде, побежали круги. Отражение солнца и редких облаков съежилось и потеряло контур. А потом поднявшийся со дна пузырь на мгновение разорвал сверкающее пятно. Ребята глазели, как из-за одной брошенной бутылки переменилось настроение Сейма. Ветер молчал, не смея шепнуть даже легким дуновением, но на реке все равно вздыбились волны.
Из воды стала выпрыгивать рыба. Умная выбрасывалась на берег и уже там, задыхаясь, начинала биться о землю ища спасительную лужу. Глупая выныривала в воздух и тут же падала обратно в речку, откуда вылетала уже через секунду. Щука весом килограмма в три, выпрыгнув, ударилась о бетонную плиту моста. Удар оказался настолько сильным, что оглушил ее. Она плюхнулась назад и закачалась на волнах.
- Смтрите… - Максим указал на берег.
Из мутной воды продолжала выпрыгивать рыба. Весь берег уже был усеян ею (через считанные дни зловонная кайма из дохлой рыбы растянется на два с лишним километра). Куга тряслась. А вода рядом с ней пузырилась, как будто кипела. Но, несмотря на черноту поднимавшейся со дна мути, парни различали в ней движения чего-то змеевидного.
- Вы это видели? – еле слышно прошептал Руслан.
- Что? Что видели? – переспросил Тимур, видимо надеясь, что Руслан имел в виду не змеевидную тварь. И в какой-то степени его надежда оправдалась.
- Щука, - медленно начал тот, не отрывая взгляда от гуляющих по воде волн, - та самая, которая ударилась о сваю, ее схватила херь как у осьминога… И лишь только он успел закончить, как из воды в паре метрах от моста, прямо перед ними, вынырнуло щупальце длинной метров десять, на котором медленно стали обнажаться шипы.
- Нет, эта тварь явно внеземного происхождения, - пробубнил Максим, а уже через секунду пронзенный несколькими шипами, точно копьями, он взмыл вверх. Одновременно с этим кончик щупальца брызнул черной вязью Руслану на лицо. Хотя последнего ребята не увидели – Руслан стоял позади всех.
Юра сказал, что Максим кричал лишь первые секунды, а потом его крик сменился треском ломающихся костей. В воду ударили темноалые струи, и существо утащило его в речку.
Не успели парни опомниться, как (по предположению Юры) освободились дыхательные пути Руслана, и он заорал что было мочи. Наверное, даже я слышал его крик.
В тех местах, где одежда не скрывала тело, было видно, как у него под кожей что-то ползало, как какие-то насекомые из ужастиков. Они метались туда-сюда, толи изучая его подкожные места, толи пожирая их. Руслан пытался раздавить паразитов, но они успешно уползали. В ужасе он сорвал с себя футболку, и ребята увидели, как по груди и животу двигалось еще с десяток таких бугорков… как волны по воде. Он начал рвать кожу, но они мгновенно покидали опасные участки. Несколько бугорков поползли вверх к горлу, где растворились за пару секунд. Вместе с их исчезновением стихли и вопли Руслана. Парень выпучил глаза и схватился обеими руками за шею. Казалось, что он душит себя, но нет. Руслан начал царапать горло.
Он сдирал кожу. Из открытого рта хлестала кровь. Потом он упал на колени и схватился за голову. Левый глаз начал выпячиваться из глазницы.
Юра почувствовал, как ему на голову закапала вода. Он посмотрел вверх и увидел над собой два тонких щупальца. Одно из них устремилось вниз и кольцом легло на шею Коле. Кто был следующим, Юра не узнал, так как со всех ног бросился прочь.
Я слышал этот рассказ лично от него и передал вам его в почти оригинальном виде. Эта история довольно быстро обросла чужими домыслами, вывернулась наизнанку и стала чем-то совершенно нелепым и почти не связанным с тем, что случилось в действительности.
Вечером того же дня к нам зашла баба Катя (люди отчаялись настолько, что довольно быстро перестали ждать смерть у себя дома) и поведала нам следующий бред. По ее словам семь пьяных парней шли по улице, тут их окружили военные машины, солдаты схватили ребят и увезли на мост. Стреляли им под ноги, пока не загнали деточек на середину моста. Один солдатик бросил в речку гранату, и из воды вылезло Чудо-Юдо-Рыба-Кит. Чудовище, размахивая демоническими крыльями, полетело на ребят. Оно разом проглотило всех кроме Юры, так как увидело у него на груди крестик. Дитя Диавола заревело, а Юра начал читать молитвы, за счет чего и спасся…
Вскоре выяснилось, что Юра убежал с моста не один – какая-то маленькая тварь все-таки успела проникнуть в его тело.
Меня там не было, поэтому пересказываю слова очевидцев и не исключаю, что стержень правды мог обрасти фиктивными фактами. Более того, некоторые детали стопроцентно являются выдумками, юрко затесавшимися в эту историю.
Родители Юры и его дядя проснулись посреди ночи, когда он стонал в корчах и извивался на полу в кляксе лунного света.
- Вытащите это из меня! – кричал он. – Вытащите! Оно жрет меня! Мама! Мама! Оно жрет…
Тетя Ира бросилась к нему, попыталась прижать к себе, но он вырвался из ее объятий.
- Жжет, мама! Жжет! – Он начал до крови расчесывать лицо и шею.
Николай Александрович посветил на сына фонариком. Юра загонял ногти все глубже и глубже, пытаясь добраться до засевшего в нем паразита.
А потом он замолчал. Руки ниспали на пол. Глаза кувыркнулись под лоб. Грудь замерла. И лишь жидкость цвета спелой вишни продолжала течь из разодранного лица.
Сомнений не было – Юра отдал душу Богу… Действительно, Юра, которого все мы знали, умер, а его тело взяло под контроль нечто нам неизвестное.
Сначала зашевелились пальцы, потом руки, ноги. Глаза (красные от лопнувших в них капилляров) уставились на ружье. Юра (хотя это уже был не он) открыл рот и окатил всех фонтаном непонятных звуков. Язык безалаберно болтался в ротовой полости, связки (включая ложные) вибрировали, легкие выпускали воздух.
Как потом выяснилось: существо размером и формой схожее с пиявкой (если не считать шести присосок со спичечную головку, волосков-жгутиков по краям и крылышек) проникло в мозг и взяло тело под свой контроль.
Оно приспосабливалось к управлению. Руки, ноги для него оказалось простейшим. Прильнуть жгутиком к зрительному нерву – тоже. А вот с речью пришлось повозиться. Хотя возможно, существо занималось им так долго из-за того, что рылось в памяти Юры.
Кто бы мог представить, что какая-та букашка с мизинец окажется существенно могущественнее человека? Но именно так все и оказалось.
Судя по всему, связки не выдержали нагрузок, и изо рта потекла кровь, хотя не исключено, что при-чиной стал маршрут, который существо проложило себе, добираясь до мозга.
- М-ма-ама-а. – Это больше походило на кваканье лягушки, чем на человеческую речь, но и этого хватило, чтобы тятя Ира без чувств свалилась на пол. – П-па-апа-а. – Утративший человечность взгляд начал буравить Николая Александровича.
- Что ты такое? – дядя Егор навел на него дуло ружья.
- Нет! – крикнул Николай Александрович и схватился за ствол. – Не стреляй – это же Юра.
- Нет, брат – это не он…
Мужчин прервал звук, с которым правый глаз Юры выскользнул из глазницы. Тело уже падало вниз, когда из освободившегося глазного отверстия, распустив миниатюрные крылышки, вылетела эта дрянь. Она уже порхала у открытой двери, когда дядя Егор сбил ее прикладом ружья.
Не убил, а только оглушил.
В себя она пришла уже находясь в закрытой банке с водой. Дядя Егор был уверен, что без воды тварь долго не протянет, а ему хотелось изучить ее или должным образом помучить. Лично я склоняюсь ко второму варианту, так он высыпал в банку полпачки соли.
Соль «пиявке» пришлась не по вкусу.
А через минуту в дом ворвались солдаты. Они ткнули всех лицами в пол и забрали банку…
Не знаю, верите вы мне или считаете психом. Признаться, я и сам иногда думаю, что спятил и что сейчас кукую в психушке. Я даже надеюсь на это. Мне хочется верить, что ничего этого не было, что это плод моего больного воображения, выделение скверны угнездившейся в мозгу. Но события того лета слишком безумны, чтобы оказаться выдумкой.
Помню я сидел за обеденным столом и думал о безвременно ушедших друзьях, когда в дом вбежал дед и, пытаясь обуздать одышку, заявил, что нам срочно нужно в Дом Культуры.
ДК был забит людьми, хотя пришли далеко не все селяне. Дедушка с бабушкой остались в послед-них рядах, я же протиснулся ближе к сцене. На ней сидел привязанный к стулу солдат.
- Вот, - начал Сергей Васильевич (глава «Памяти»), - вот один из тех ублюдков, из-за которых все это произошло. – Он ударил пленника по лицу тыльной стороной ладони. – Вы расстреливаете нас. За что? Зачем вы это делаете? – Еще удар.
- У нас приказ, – начал оправдываться тот. – Мы не хотим, нас заставляют!
- Врешь, паскуда! Но ничего, сейчас ты расскажешь нам всю правду! Поверь, у меня есть опыт в добывании информации. Я в свое время тоже служил и воевал. Вот только старых бабушек не расстреливал!
Этим временем на сцену вынесли тиски, молоток, гвозди и нож.
- Даю тебе один единственный шанс все рассказать.
- Я ничего не знаю. Нам не говорят. Мы всего лишь срочники. Мы такое же мясо, как и вы.
- Ну как знаешь, малец.
Только теперь я заметил, что у солдата были босые ноги.
Сергей Васильевич взял в руки молоток и ударил пленника по большому пальцу правой ноги. Тот сплющился, а солдат заорал.
- Может у тебя теперь появилось желание рассказать нам о том, что тут происходит?
- Я не знаю! – слезно простонал тот, но в отличие от меня Васильевич ему не поверил.
Еще два удара, и уже из трех пальцев вылезли безобразные осколки костей. А потом безымянный палец… мизинец.
- Ну, что, - продолжил глава, вставляя изуродованную ногу парня в тиски, - советую начать говорить. У меня большой опыт. Мне не раз доводилось проводить допросы, и я всегда выбивал нужную информацию. Поверь, ты не станешь исключением. – Он начал медленно вращать ручку, в ответ на что тиски принялись смыкать железную пасть. – Говори! Быстро! Что это за чудища? Откуда они появились?
Однако вместо ответа мы услышали хруст ломающейся кости и крик, от которых вдоль моего позвоночника мурашки пустились паломничество. Одна женщина не выдержала и встала на защиту солдатика. Ее быстро вывели из клуба.
- Ладно, - сказал Владимир Васильевич, перестав крутить ручку, - начнем с простейшего. Как тебя зовут?
- Ваня, - сквозь стиснутые от боли зубы процедил тот. – Ваня Шишов, прошу, перестаньте. Мне неделя до дембеля осталась.
- Ну, тогда ты в полной заднице. Дембель пройдет мимо тебя – это, во-первых. Во-вторых, отвечай на заданные вопросы, а не пытайся давить на жалость. Сострадания вы уже никогда от нас не дождетесь, только ненависть и презрение за тех, кого вы убили, особенно за старых бабушек.
- Но я никого не убивал!
Васильевич снова взялся за ручку тисков.
Только когда нога побывала в тисках до колена – Ваня сломался.
- Нет! Хватит! Прошу вас! Я расскажу все что знаю! Наша задача не дать этим тварям распространиться.
- Что это за твари? Это ваших рук дело?
- Нет! Нет! – Ваня стиснул зубы и зарычал. Он был слаб и мог отключиться в любой момент. – Мы сами толком не знаем того, что это за существа и откуда они берутся. Нам известно лишь, что они появляются из воды. Сейм до самой Десны теперь изрезан сотнями «плотин». Нам их америкосы поставили. Эти штуки фильтруют воду таким образом, что через них даже икринка жабья не пройдет. Там специальные фильтры с солью, а для этих существ – соль смертельна.
- Тихо-тихо, не гони, постой. Ты сказал америкосы? Какого черта они тут делают?
- Это угроза мирового масштаба. На кону стоит слишком много, чтобы каждый пытался бороться в одиночку. За последние пять лет эти существа появлялись на территории России три раза, включая этот. Один раз в Китае. Семь в Америке. Два в Турции. И один в Италии.
- Но у вас ведь должны быть хоть какие-то предположения, откуда они берутся?!
- Есть, но никто не ручается, что хоть одно из них верное.
- Например?! Говори все что знаешь! – Васильевич взялся за шляпку одного торчавшего из коленки гвоздя и пошатал ее.
Ваня взревел, как угодивший в капкан медведь.
- Параллельный мир! Некоторые, особенно американцы, именно так и считают. Другие говорят о пришельцах. Третьи о форме жизни, которая возможно все это время томилась где-то в недрах земли, пока к ней не добрались грунтовые воды, вынесшие из заточения личинок или коконы – мы точно не знаем. Но эти твари растут как на дрожжах. К последней версии склонна почти половина всех тех, кто занимается изучением этой угрозы. Они считают, что мы столкнулись с неизвестным ранее биологическим видом, который старше нас на миллионы или миллиарды лет. Вид, который, безусловно, занимает вершину пищевой цепи и тем самым представляет для нас угрозу полного уничтожения. Ваня замолчал. Наверное, он проклинал себя за то, что раскололся, или за то, что вообще связался со всем этим.
Лишь спустя годы я осознал, что для срочника он слишком много знал, да и кто бы допустил срочников к такому объекту. Недавно же мне попалась информация о нем. На самом деле его звали Александром Владимировичем, и он был далеко не последним человеком при тех событиях. Непонятным осталось, почему он позволил искалечить себя, прежде чем открыл тайну обреченным людям? Может, захотел под предлогом инвалидности делать карьеру не покидая стен Генштаба? Что ж, у него получилось. Генерал-лейтенант.
Но вернемся в ДК.
- Почему вы нас не спасаете? – крикнул кто-то из зала. – Почему убиваете?
- У нас нет выбора. Это место объявлено зоной карантина. Простите меня, но вы уже официально мертвы. Нет, если кто-то из вас выживет, то получит новую жизнь и компенсацию, которой хватит на то, что-бы достойно прожить ее. Но не льстите себе раньше времени – выживают единицы.
- Почему вы не спасли нас раньше? Когда была такая возможность?
- Приказ не позволял. Была угроза, что зону карантина покинет зараженный…
- Чем зараженный?
- Этими тварями. Такими маленькими, черными. У вас был один зафиксированный случай – вы поймали существо и закрыли в банке, чуть не отравив его солью.
- «Пиявка».
- Ага, эти «пиявки» проникают в мозг и берут под контроль все тело. В Америке один зараженный попал в больницу, а спустя двенадцать часов ее пришлось сжечь, чтобы не дать заразе распространиться. Мы не выяснили, как они размножаются, но по официальным данным, хоть и не понятно, откуда эти данные были получены, в больницу попала всего одна такая «пиявка», и в самые кротчайшие сроки были заражены сотни людей. На самом деле именно то, что тварь занималась исключительно заражением других, и спасло человечество в тот раз. Она не задумалась о том, чтобы покинуть больницу. А ведь попади она в канализацию… - Постой, у нее же были крылья?!
- Нет. Крылья были обнаружены только у вашей.
- А вы там не думали, что наши «пиявки» уже могли упорхнуть за ваш сраный забор? Или что каких-то тварей могли перенести птицы?
- Не могли.
- Вы что, отстреливаете их? – саркастически ухмыльнулся Васильевич.
- Нет. Лазерный купол и тысячи боевых квадрокоптеров делают это за нас.
- А если все же прорвутся? – голос главы стал серьезным.
- Тогда их остановят «Тополя» и напалм…
На этом я завершаю историю о «Памяти», о карантинной зоне, где в последний раз удалось предотвратить распространение тварей.
Последовавшие вслед за этим тридцать три года затишья усыпили нашу бдительность политикой, терроризмом и шествием вируса Эбола по четырем континентам.
И вот вместе с весной пятьдесят четвертого года возвратились они.
Американцы пропустили момент, когда на территории их страны возникло сразу три очага монстров. Ареал обитания существ разрастался подобно раковой опухоли, метастазы которой появлялись в новых города, округах и штатах. Граждане США были обречены – всю Америку объявили одной огромной зоной карантина.
Следом адская бездна выпустила своих чад в Канаде, Бразилии и Мексике. А после экстренного заседания членов ООН (не в полном составе) атомное оружие и напалм стерли эти страны с лица земли.
Мы были уверены, что одержали победу. Но это оказалось всего лишь затишьем на следующие восемь лет.
Эта атака тоже оказалась пропущена.
Сейчас зонами карантина объявлены Франция, Бельгия, Германия и Чехия. И это притом, что о появлении существ узнали всего неделю назад.
Вчера в Африке зафиксировали сразу семь очагов…
В прошлый раз между нами и Америкой был океан – километры соленой воды. Теперь в надежде на спасение люди «бегут» в Австралию.
Я же думаю, что «пиявки» уже там…
Автор — Андрей Миля
Текущий рейтинг: 71/100 (На основе 35 мнений)
