(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Не смотри на дуб около дома
Моя семья приехала в этот город из далёкого Минска. Две семьи, работавшие ранее в типа-банке «Залатая Карона» (или как-то так), не могли оставаться на своей исторической родине — их организация развалилась, увы, из-за невыплат должников. Это было начало 90-х, и многие были не в состоянии нести деньги в «банк».
Родители уважали корпоративную культуру «банка» и были очень огорчены тем, что придется искать новую работу. Проблема была и в наличии у обеих семей детей — нужна была работа около дома, с возможностью работать посменно отец/мать.
Было решено сделать следующее:
— сдавать квартиры в Минске;
— переехать на некоторое время в Красный Сулин из-за дешевости жилья;
— некоторое время жить на получаемые от сдачи деньги.
Итак, две семьи прибыли почти что налегке в славный город Красный Сулин, прихватив только своих детей. Остальным решили разжиться уже на месте.
На тот момент в небольшом городе выбор мест для работы был куда более органиченным, нежели в том же Минске — отец устроился «на подстанцию» (до сих пор не знаю, как называется эта работа), мама осталась сидеть с детьми. Вторая семья решила открыть своё дело — они сдавали видеокассеты в прокат в местной библиотеке, что позволяло им часто находиться дома с их сыном.
Это были 90-е, зарплату не всегда платили. Впрочем, дела второй семьи тоже были плохи — цена проката была 5 рублей, равно, как и буханка хлеба, а видеомагнитофоны в этом городе были не у всех. Нам, можно сказать, даже больше повезло — отцу выдавали большие ящики с «помощью» — макаронами «рожки» и большими палками невкусного колбасного сыра. Я повадилась с того времени есть макароны всухую — они пахли сыром и чем-то сливочно-сладким. Колбасный же сыр я раздавала друзьям во дворе, отрубая его большими ломтями — мне он казался ужасным.
Вторая семья, как я поняла, нашла некое криминальное и очень выгодное дельце — они вдруг продали купленный буквально только что дом в Сулине и мотанули аж в Москву, забрав и своего сына, которого я на тот момент времени считала своим женихом и всегда давала ему самые большие куски сыра. Было очень обидно :)
В доме моих родителей до сих пор есть печь, которую строил батя. В то время он не разрешал мне бегать босиком по холодному полу, и мне было очень скучно сидеть ведь день под одеялом в пятислойной одежде. С тех пор я ненавижу кутаться и люблю печки и огонь :3
Итак, я грелась у огня, подбрасывая дровишки и капая свечкой на раскаленную поверхность плиты (эта игра называлась «жарына»). Рядом стояла елка, я обрывала ее и кидала огонь, чтобы посмотреть, как скручиваются и чернеют иголочки.
В комнату вошел отец — он пришел с работы и принес большой коробок чего-то интересного. Он часто приносил с работы одинаковые макароны и откуда-то брал уголь — наверное, «присваивал» чужой))
Он нес коробку очень легко, и, поднеся её к печке, подкинул, чтобы она приземлилась прямо передо мной. Отец сказал, что это — подарок на новый год. Он был тот еще тролль в то время))
Внутри были какие-то старые газеты и журналы. Меня за каким-то гаком рано научили читать, и я читала всё, даже бабушкину библиотеку. Поэтому мне было интересно рыться среди бумажек.
Там было много старых газет, журналов и какая-то документация. Журналы были сплошь о политике, из-за чего я думала, что страной до сих пор руководит Ленин, был странный альбом для рисования, в котором очень надежно кто-то приклеил отдельные вырезки.
Суть их была такова:
— на дне города низко летали самолеты;
— был объявлен «сухой закон»;
— блюдами из ежей можно лечить туберкулёз;
— можно создать гибрид груши и киви, перенеся ветку киви на грушу и приклеив специальным клеем;
— история о каком-то мужике, который путешествовал с пчёлами, возя их за собой в улике;
— из кровати можно сделать комнату, прибив полки над ней и сделав стенки из подвешенной занавески;
— картинка с папуасом в пышной девичьей юбке, что-то подписано прописными буквами.
Я находила даже листочек с «морским боем» — тогда мне показалось, что это — с папиного института, что их там учат рисовать и высчитывать созвездия. Точки — это просто звезды, а квадратики — созвездия, они горят ярко, от них идут лучи. У меня была мечта в то время — увидеть созвездие. Думала, что там — типа огромные картинки из мультиков, только полупрозрачные.
Были и пару детских журналов про какого-то медведя с его семейством. Я бы предпочла «Мурзилку», но этот тоже был хорош. Все выпуски почему-то были про осень, про собирание листьев и ягод. Журналов было около 15-20 штук, и я не думаю, что это были какие-то специальные «осенние» выпуски — просто кто-то ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННО СОБИРАЛ ЖУРНАЛЫ ТОЛЬКО ЗА ОСЕНЬ.
Я на тот момент много думала над этим, и решила, что эти журналы — из страны, где всегда только осень, и где у деток никогда не мерзнут ноги и они не укутываются в 10 одеял.
Впрочем, мне удалось на самом низу ящика найти и более «зимний» выпуск — в нем шла речь о первом снеге. Были напечатаны какие-то стихи; весьма недурные, как мне показались, и я выучила один из них частично, чтобы рассказать его на «ёлке».
У меня сформировался определенный портрет тех, кому ранее принадлежали эти бумажки:
— папа был ученым. Он выращивал необычные фрукты, путешествовал, в какой-то дикой стране был президентом и изучал звезды на досуге;
— изучать звезды ему помогала жена, домохозяйка, которая любила делать «купорку», возиться в саду и делать новые комнаты. А еще она любила своего мужа.
Я ясно представляла себе их лица, голоса, придумала им увлечения, и даже милые прозвища, которыми они друг друга называли. Вместо их ребенка я представляла черное пятно, которое вот-вот бы разглядела, но оно постоянно от меня ускользало, не давая определить даже его пол. Журналы про медведя раздражали его — они были нарисованы как будто карандашом, а он не любил такое. А ещё он не умел читать. Зато я умела, и тогда я думала, что обязательно почитала бы ему, и даже взяла бы его с собой на «ёлку».
Кто-то же должен был читать эти журналы. И, скорее всего, это был именно мальчик, может быть, даже похожий на того моего друга, который уехал в Москву.
Портрет мальчика мне не удавалось представить ясно, и я вскоре разозлилась на него, что он не хочет играть со мной и не любит читать. Казалось тогда, что он и родителей не любил — пару журналов было почеркано, на одной из картинок медведям были пририсованы раздвоенные змеиные языки. А я рисовала такие только злодеям.
Бумажки подходили к концу, некоторые газеты дублировались. Из интересных находок были:
— «созвездия»;
— журналы про медведей;
— альбом с вырезками;
— разборная коробка из-под маленьких стаканов, которую можно было собрать и потом в ней кого-нибудь похоронить;
— самодельная закладка с черно-белым деревом;
— синяя лента с какой-то молитвой;
— половинка мыльницы, наверное, в виде створок жемчужины (мне адово тогда понравилась);
— на самом низу лежал альбом для рисования, НО БЕЗ ВЫРЕЗОК.
В этом альбоме кто-то учился рисовать:
— сначала карандашом — много кругов с линиями посередине, один — в виде рожи, вместо волос которой было что-то типа свастики;
— потом штриховка — очень плохая, бумага в некоторых местах была прорвана царапинами, что меня огорчило — я хотела рисовать на обратной стороне листа;
— какой-то градиент с бешеным количеством цветов. Некоторые слои были толстыми, и мне можно было послюнявить палец и провести вниз по листу, чтобы краска размазалась;
— геометрические фигуры с незамкнутым контуром, с градиентом, входящим в ноль — меня это тогда потрясло;
— невероятные геометрические фигуры в ТРИДЭ — этот кто-то научился рисовать?
Их было много, очень много страниц, на самом последнем был нарисован некий мужчина без рук — наверное, статуя Давида, как я сейчас понимаю, со штриховкой.
— на обратной стороне этого листа были нарисованы деревья, с редкими листьями.
И последний лист.
На нем, что я сразу увидела, было нарисовано дерево с толстым стволом и градиентной заливкой кроны. Залито очень толстым слоем, рисунок потрескался бы, если бы не был свежим. Выше дерева был надпись:
«НЕ СМОТРИ НА ДУБ ОКОЛО ДОМА»
У меня возникло ощущение того, что я проиграла — я смотрела прямо на него, трогала пузырьки от лопнувшей краски рукой и думала на тот момент о том, что можно собрать оттуда краску и нарисовать что-нибудь на чистой стороне в альбоме, например, те же деревья. Это точно дуб-берёза рисуется волнистыми линиями.
И тогда я посмотрела влево — на дом около дуба.
Прямо на том месте было невероятно сильное свечение — как солнечный зайчик, только ярче, в миллионы раз. Глаза слезились, но я силилась рассмотреть там дом.
Мне пришлось отвести взгляд на дуб — это было невыносимо для моих глаз.
Что это за краска такая, думала я. От неё у меня болели глаза. Я попробовала потрогать это место — руки коснулись простого листа бумаги. Я немного пощупала его, взглянула, не промахнулась ли я. Рука была очень далеко от дома, как будто я и не протягивала вовсе руку, а глазам стало так, как будто в них попало мыло.
Рисунок я долгое время хранила в ящике, в том самом альбоме, где нашла его. Иногда порывалась снова посмотреть на дом — глаза жгло. Тогда я положила на лист в том самом месте кусок льда — я так делала с теми рисунками в книге, которые мне хотелось наказать. Льдину я нашла тонкую — её можно было порезать себя, если захотеть. Хотела посмотреть на дом через прозрачную льдинку, но испугалась, что опять будет больно. Пришлось просто закрыть альбом и накрыть его сверху стопкой старых журналов.
Я прождала трое суток, прежде чем снова открыть альбом. Я промахнулась льдиной, и рисунок был испорчен — была размыта вся крона дуба, задет ствол, который тёк коричнево-красным, и этим красным были пропитаны все страницы, даже с теми крутыми рисунками. Просто насквозь.
В чем была аномалия этого рисунка — сначала взгляд упирался именно в дуб, а потом уже, после прочтения надписи, «открывалась» часть рисунка слева — тот самый дом. Сложно объяснить сейчас, как это работало. Но дом горел ярким, как и раньше.
Я проводила много экспериментов с этим рисунком:
— при отражении в зеркале рисунка сияние ослабевало, можно было рассмотреть, что там действительно дом;
— при наложении «созвездий» свет начинал пробиваться через бумагу не сразу, а потом подсвечивал квадраты;
— в альбоме было 11 листов, 1 из листов крепился необычным способом, видимо, раз не выпадал;
— рисунок дуба с подтёками менялся, подтеки были то в одном, то в другом месте;
— родители упорно не желали смотреть рисунок дуба и дома, как бы я ни пихала им его под нос; они вообще не были заинтересованы рисунками в этом альбоме;
— при попытке использования фотоаппарата Кодак для фотографирования рисунка удавалось рассмотреть часть рисунка через «глазок», но фото не делалось и ничего не выползало из окошка для фотографий;
— в альбоме с вырезками было 13 листов, последний был чист;
— дерево на закладке, как я узнала у родителей – дуб;
— на просвет внутри закладки был лист с изображением другого дерева;
— максимум, что выдерживали мои глаза – НА ВЕРАНДЕ ДОМА СТОЯЛ ДЕТСАДОВСКИЙ СТУЛ, то есть, рисунок был детализованным до предела?
На данном рисунке я примерно нарисовала то, что видела изначально – потом дуб был размазан, на листе были пятна и отпечатки пальцев, плюс он был чуть волнистым от влаги.
Текущий рейтинг: 53/100 (На основе 51 мнений)
