(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Необыкновенные приключения на Тришинском кладбище
“Тришинское кладбище будет оживать”,— сообщал заголовок на третьей полосе нашей главной городской газеты.
— Видимо, по ночам,— предположил мой одноклассник Максим Лестат.
Он нашёл газету на подоконнике в туалете нашей родной гимназии.
Максим был в курсе, что всех учителей заставляют подписываться на городскую газету, — чтобы раз уж газете не хватает читателей, у неё были хотя бы подписчики.
Так что в появлении газеты на подоконнике школьного туалета не было ничего удивительного.
А вот в том, что она оказалась раскрыта на такой интересной статье — определённо был знак.
Устроившись на унитазе, он принялся изучать третью полосу.
Тришинское кладбище — самое старое в городе. На нём хоронили ещё при царях, а новые захоронения запретили аж при Хрущёве. Не удивительно, что там сохранились самые красивые и старомодные надгробья, некоторые даже дореформенной орфографией.
(Про это Лестат и так был в курсе)
Однако летом уходящего года старое кладбище показало себя с другой стороны. Оказалось, что кладбище может быть ещё древнее. Археологи провели там осторожные раскопки и обнаружили следы древних могильников готских племён, датируемые I-IV веками нашей эры.
Получается, готы собирались на Тришинском кладбище уже две тысячи лет назад!
Максим Лестат в очередной раз ощутил гордость за родную субкультуру. Тогда, в 2004 году, готы были ещё актуальны.
И пускай он был и не единственным готом в шестой гимназии. Но у Лестата было важное преимущество: он был настоящим, а все остальные — позеры. Именно поэтому только он и обратил внимание на газету.
На радостях от этого открытия Максим решил сразу после уроков заехать на Тришинское. Чтобы, как обычно, побродить по заснеженным аллеям, полюбоваться на покосившиеся мраморные кресты и потемневших от времени гипсовых ангелов — и сделать несколько фотографий.
Всегда приятно фотографировать самое старое кладбище города. К тому же, тут было и личное.
В глубинах его памяти жила одна странная легенда, которую он узнал ещё в детстве, но не понял до сих пор.
Давным-давно было королевство, совсем небольшое, размером едва ли с одну долину. У короля было три сына. И все трое, по обычаю, отправились путешествовать в один день — чтобы испытать себя и изучить искусство управлять людьми и добиваться своего.
Спустя три года сыновья вернулись в королевство — все трое в один день. Теперь каждый из них должен был исполнить песню о том, что он постиг за годы странствий.
Первый перечислил врагов, которые он смог победить.
Второй сын перечислил великие богатства, которые добыл торговлей.
А третий сын нашёл в болотах у Змеиного Моря проклятый храм забытых древних богов. Он обвенчался с местной шаманкой-оборотнем и она помогла ему прочитать древнюю песнь, что была выбита на гранитных створках храмовых ворот.
Древнее письмо было невероятно ёмким и лаконичным. Хватило всего лишь сорока знаков, чтобы записать эту песню.
Но в этой песне было скрыто такое могущество, что стоило третьему сыну исполнить её — и чудовищное проклятие легло на долину. Царство погрузилось во мрак и ужас, а вечно живой и вечно мёртвый третий сын будет править там до тех времён, пока древние боги вновь не вернутся на землю.
Эта история была как-то связана с Тришинским кладбищем. Но как именно — вспомнить Лестат не мог, а спросить родителей не решался.
Могло быть и так, что он прочитал её в детстве, пока бабушка приводила в порядок могилу какого-то забытого родственника. А может быть, это царство как раз и располагалось на месте Тришинского кладбища — достаточно давно, чтобы от тех времён остались только черепки и остатки захоронений.
В те времена мобильные телефоны ещё не научились фотографировать достаточно хорошо, чтобы результат нравился готам. Поэтому родители пока ещё дарили своим готическим детям не только телефоны, но и фотоаппараты — чтобы было, чем кладбище фотографировать.
Зимой фотографии получались особенно хорошо. Чёрные деревья на фоне белого снега, а под ними — пёстрое разнообразие крестов и надгробий.
В газете писали, что ограда кладбища уже проседает и того гляди рассыпется, как Советский Союз. Перед раскопками ограду пришлось подпирать, а в следующем году её и вовсе грозились перестроить.
Когда Лестат, хрустя по свежему снегу, добрался до ворот, он уже успел удостовериться, что за перестройку никто не брался. Стена как держалась, так и держится на уже почерневших деревянных подпорках.
Единственный след реновации ожидал его на воротах. К облупившимся прутьям прикрутили неуместно новенькую жестяную табличку.
ВНИМАНИЕ!
Отдых на территории кладбища
строго запрещён!
Штраф 10 000 рублей.
Администрация
Вот тебе и место последнего упокоения! В наше время даже в могиле не отдохнёшь!
Максим подошёл к воротам, вдыхая морозный воздух и задумался — входить или пока не надо. Всё-таки его родственников здесь не лежало. Несмотря на все визиты, он по прежнему чувствовал себя здесь чужаком.
Сторож на кладбище определённо был. Лестат ни разу его не видел, но, как Шерлок Холмс, догадывался о существовании сторожа по косвенным признакам.
Как известно каждому из живых, от покойников можно ожидать всякого. Они могут жить в памяти людей, являться по ночам, коллекционировать табуретки, воскреснуть после Второго Пришествия. Но едва ли они научились расчищать кладбищенские дорожки. К тому же, этим летом Максим и сам пару раз слышал какие-то тяжёлые шорохи и хруст в кустах на другой стороне кладбища. Лестат так и не узнал, сторож это был или кто-то другой. А если точнее, он на всякий случай даже не попытался этого узнавать.
У Максима пока ещё не было проблем со сторожем. Но кто знает, насколько серьёзней он стал ловить непрошеных гостей после установки таблички? На законсервированных кладбищах вообще мало что происходит. Может, лучше потерпеть месяц, пока дедушке снова не сделается всё равно?
Но даже уходя от ворот, Максим понимал, что уйти просто так не сможет. Он должен сделать несколько фотографий. Не зря же он сюда выбирался!
И вот уже на углу, возле гаражей, он решил, что сделает несколько снимков из-за ограды.
Сторож не сможет ему помешать. В конце концов, фотографировать из-за ограды зимнее кладбище — разве это отдых?
Небольшая ограда оказалась, однако, серьёзной помехой. Бездушные архитекторы хрущёвских времён, отравленные брутализмом и идеями Ле Корбюзье, построили её именно так, чтобы Лестат мог заглянуть на ту сторону, только если встанет на цыпочки. В зимних ботинках вставать на цыпочки было нелегко. К тому же, получается очень неудобный угол для фотографии.
Тогда Максим вскарабкался наверх и уселся прямо на ограду. Теперь перед ним было всё кладбище, в самом удачном ракурсе. Под высокими стволами деревьев — поросль крестов, и куда ни посмотри — увидишь пару интересных надгробий.
А прямо под ногами был небольшой открытый участок, не больше десятка шагов по окружности. Летом можно было увидеть, что из высокой травы то тут, то там торчит обломок креста или осколок надгробной плиты с загадочными письменами.
Про этот участок одни рассказывали, что там похоронены жертвы чумы, а другие — что это просто самая старая часть кладбища, до которой никому нет дела. И судя по тому, что именно там, прямо под ногами Лестата, появились глубокие археологические траншеи, едва припорошенные снегом, вторые были ближе к истине.
Максим пригляделся, но не увидел там ни выступающих из земли голов древних идолов, ни забытых археологами золотых монет. Просто траншеи под снегом. Фотографировать там было решительно нечего.
Максим перевёл объектив в сторону кладбища. И уже готов был запечатлеть панораму, когда вдруг почувствовал, что стена под ним покачнулась и начала заваливаться, словно сгнивший зуб.
Лестат не успел даже выругаться. Стена накренилась ещё сильней и он полетел кубарём прямо в чёрную щель раскопа. И грохнулся прямо в яму.
Лестат выругался — заочно. Попытался подняться. И тут же повалился на бок, исторгнув животный вой.
Правая нога болела так сильно, что на неё было невозможно ступать. И вообще её было лучше не трогать.
Кажется, сломал.
Он снова попытался подняться. Адская боль ещё раз пронзила ногу, словно разряд тока.
Нет. Увы, нет. О том, чтобы идти, не было и речи. Теперь Лестат мог только ползать на руках. Как маленький чёрный тюлень.
Максим выругался прямо в снег. И начал выбираться из раскопа.
Это оказалось не так уж просто. Промёрзшая земля жгла пальцы, локти постоянно соскальзывали.
Наконец, он сполз обратно в яму и выдохнул целое облако зыбкого белого дыма.
Вокруг него — засыпанное снегом Тришинское кладбище.
На кладбище царила тишина.
И некому было прийти на помощь.
Максим перевернулся на спину, уронил затылок в морозную землю и вдруг по-настоящему ощутил, насколько сильно он устал.
Надо было подниматься, ползти, выбираться отсюда.
Но прежде надо было отдохнуть.
Он лежал, вдыхал морозный воздух, и отдыхал.
И вот, отдохнувший, он снова идёт по кладбищу. Снег задорно хрустел под подошвами, а прохладный воздух только бодрил.
Он вышел на центральную аллею и зашагал к воротам. Аллея была прямой, как стрела. А прямо на половине пути стояла типовая муниципальная новогодняя ель, обмотанная гирляндами и с картонными шарами.
Почему-то она не очень его удивила. Видимо, кладбище состояло на балансе и ёлка была ему положена, как любому другому публичному пространству.
Но вот, что интересно — возле ёлки кто-то был. И это был не Дед Мороз и даже не сторож.
Это был незнакомый мужичок в белом тулупе. Он приплясывал, хлопал руками и что-то бормотал под нос, медленно обходя ёлку против часовой стрелки.
Интересно, что он тут творит? До Плоски, где психиатрическая лечебница, далеко, она за железной дорогой. А пролетариат с уцелевших заводов не ходит квасить на кладбище, они же не готы. Да и тулупов таких они не носят.
Может быть, это пожилой фанат группы ABBA, который просто проходил мимо с ещё кассетным плеером в ушах и решил позажигать под Happy New Year? Ведь любовь к ABBA объединяет всех — и панков, и готов, и металлистов, и даже некоторых рэперов.
Но вот мужичок в тулупе оказался под тем углом, когда уже можно увидеть лицо. И сразу стало ясно, что группа ABBA тут не при чём.
Лицо мужика в тулупе скрывала маска. И было совершенно невозможно понять, кого эта маска изображала.
На маске не было ни рта, ни носа. Только семь нарисованных глаз. Эти глаза извивались на овале лица, похожие на слизняков.
Максим не заметил отверстий для глаз. Но этого и не было нужно. Лестат сразу понял главное:
Семиглазый его увидел!
И ещё:
Надо бежать!
И Лестат побежал. Назад. Прочь. Как можно дальше от Семиглазого.
А Семиглазый бежал за ним.
Никогда ещё Максим не убегал так быстро и отчаянно. Изо всех сил, вгрызаясь в морозный воздух и даже не оборачиваясь
Но кладбище всё не кончалось. Очень скоро Лестат запыхался, ноги отяжелели, а в голову полезли непрошеных мысли:
Как же открытое место, где чума и раскопки? Я ведь оттуда шёл. А значит, должен был уже давно туда прибежать.
Затем пришла другая мысль:
А как же я бегу, если у меня нога сломана? И стоило Максиму подумать эту мысль — как его глаза открылись, сон растаял и он снова увидел потемневшее вечернее небо.
Лестат как и раньше лежал в канаве. Только теперь его припорошило свежим снежком, а волосы примёрзли к земле коркой льда. Он еле оторвал голову — на ледяной корке даже осталось несколько прядей волос.
Нельзя спать зимой на открытой земле! Про это есть даже в ненавистной родной литературе. Заснёшь вот так и уже не проснёшься. Снежком заметёт — всё. Только к весне и оттаешь.
Да, спать нельзя, это ясно. А вот что делать — неясно.
Может быть, ему помогут?
Лестат вытащил мобильник, набрал 03.
— Диспетчер на связи,— заговорила трубка,— Что у вас случилось?
— Я ногу, кажется, сломал. Идти не могу.
— Где вы находитесь? Назовите адрес.
— Адрес… я не знаю адреса.
— Если вы не знаете адреса, то мы не сможем к вам выехать.
— Я не знаю адрес, потому что я не дома её сломал! Я сейчас — на Тришинском кладбище!
Молчание. Потом вопрос:
— И что вы там делаете?
— В раскопанной могиле лежу. И не могу выбраться.
— А давай ты перестанешь линию занимать, хулиган малолетний.
— Я правда здесь лежу!
— Мы неотложная помощь, а не отдел некромантии. До свидания.
— Эй!— закричал возмущённый Максим. Но в трубке были только гудки.
Лестат набрал снова.
Он успокаивал себя, повторяя, что ничего не теряет. Если будет другая диспетчерша — он позовёт на помощь быстрее, чем она успеет понять, что происходит. А если та же — он успеет сказать ей всё, что о ней думает.
Но на третьем гудке телефон сдох и сколько Лестат им ни размахивал, так больше и не включился. Тогдашние аккумуляторы очень быстро разряжались на морозе.
А вот фотоаппарат был цел. Но позвонить с фотоаппарата было невозможно.
Итак, что же делать? Как выбраться, если мобильник не работает?
Но ведь раньше, в древности, люди жили без мобильников — и ничего.
Максим обдумал эту мысль. Вспомнил, что эти люди из древности доживали в лучшем случае до сорока. И решил подумать о чём-нибудь другом.
Например, о том, как отсюда выбираться до наступления ночи.
Мысли прервал хруст. Кто-то шёл — и даже приближался. Но это был не тот хруст, который он слышал летом.
Лестат вскарабкался на край ямы и увидел, что между крестами шкандыбает старушка, похожая на большой мусорный мешок. Видимо, она была одной из немногих жителей города, у которого на кладбище могли остаться близкие родственники.
— Бабушка, помогите!— позвал Максим.
Бабушка приближалась. Но не подавала виду, что слышат. Её морщинистое лицо было неподвижным, как маска из папье-маше, глаза смотрели строго под ноги, а губы бормотали под нос что-то своё.
— Бабушка, я здесь, в раскопе!
Он замахал ей рукой в рокерских перчатках с обрезанными пальцами
Старушка подошла к краю траншеи, наклонилась, присмотрелась брезгливо, словно галка, которая нашла дохлую мышь. И, наконец, вынесла свой вердикт:
— Шоп ты сдох, сатанюк малолетний!
— Да сколько раз вам объяснять! Мы — готы, а не сатанисты!— закричал Максим. Но услышал в ответ только хрупанье удалявшихся валенок.
— Бабушка!— снова подал голос Лестат,— Я ногу сломал!
Валенки хрупали в том же ритме.
— Бабушка! Я умру здесь! Замёрзну!
Хрупанье стихло за деревьями.
— Да чтоб ты сама сдохла, карга старая!— заорал Максим и отвернулся к стене.
Он решил, что готов умереть — но ни за что не примет помощи от таких вредной старухи.
Решимости хватило минут на пять. А потом до него дошла, что помощи от старухи всё равно не будет, что бы он себе ни думал. И Лестат снова принялся искать способ, как выбраться.
В конце концов, он принялся карабкаться наружу, как в прошлый раз — но медленнее, аккуратнее, с передышками.
И вот, наконец, выбрался, — вместе с рюкзаком, фотоаппаратом и теперь бесполезным мобильником. Обошлось без потерь — если не считать того, что порвал куртку внезапно выступившим из-под снега обломком креста.
Есть ли смысл звать на помощь? Смысла нет. Он отлично помнил, куда выходит этот угол кладбища. С одной стороны — всегда шумный главный проспект, с другой — гаражный кооператив и промзона, чуждые всему человеческому. Тут сто лет кричи — не докричишься.
Видимо, придётся просто ползти до ворот, стараясь по возможности не задевать ногу. Конечно, его может поймать сторож. Но в его положении это и к лучшему. Морозу в Скорой поверят.
До центральной аллеи он добрался без приключений. К счастью, теперь там не было новогодней ёлки. Не было и Семиглазого — хотя этот мог прятаться. Ведь от шаманов можно ждать любого коварства.
Сбоку послышался хруст. Как будто кто-то ходил по зарослям между могилами. Лестат обернулся, но никого не увидел.
Может, та вредная бабка бродит?
И ладно. Пускай себе бродит, карга старая.
Максим выполз на участок возле часовни, где в его сне стояла ёлка. Ни ёлка, ни Семиглазый не появились.
Зато Максим услышал голос.
Голос был уверенный, внушительный, но очень неразборчивый. Лестат не мог даже понять, на каком языке говорит незнакомец.
И всё-таки пополз в ту сторону.
Голос доносился откуда-то сбоку. Наконец, разглядел за деревьями будочку сторожа.
Ну и ладно! Раз сторож не смог его найти — Лестат сам его найдёт. И заставит придти на помощь.
Максим дополз до входа и постучал.
Никакой реакции.
Лестат постучал ещё.
Голос даже не дрогнул.
Максим уже готов был высадить дверь. Но вдруг заметил, что теперь может разобрать слова.
Всё тот же голос деловито вещал:
— Вот пишет нам наш постоянный слушатель из Камбоджи, по имени Салот Сар. “Я в джунглях слушаю ваше радио каждое утро. Очень жаль, что по утрам у вас так мало новостей. Вечерние новости лучше. Пожалуйста, поставьте для меня и моих товарищей песню 'И в небо по трубе'”. Спасибо за тёплые слова, мистер Салот Сар. В Москве — восемь часов, вы слушаете русскую службу радиостанции “Голос Америки”.
Лестат сел на порог, выдохнул и огляделся. Сидеть на мокрой от снега заднице было так себе удовольствием, но других вариантов не было.
Нет, ну не зря же он сюда полз! Вдруг получится найти здесь хоть что-то полезное.
Это прозвучит удивительно, но ему и правда удалось кое-что найти.
Рядом с дверью валялось нечто цветастое и ламинированное. Лестат предположил, что Тришинское кладбище решило идти в ногу со временем и выпустило туристический буклет, как и положено городской достопримечательности. Максим поднял его и начал рассматривать.
В таком буклете могли напечатать что-нибудь интересное по итогам раскопок.
Увы, это оказалась банальная рекламка. Такие рассылают по всем адресам потенциальных потребителей, даже если потребителя законсервировали ещё при Хрущёве.
Рекламировали столичный крематорий №1. Красочные дизайнерские картинки изображали ассортимент услуг, и каждую украшал слоган:
Городской крематорий №1.
Дорогу молодым — освободим!
В ногу со временем, как можно быстрей
Обслужим тебя, и родных, и друзей!
Температура в печи — максимально приятная,
Каждая пятая урна — бесплатно!
Постоянным клиентам — скидки на церемонию
В уютном кафе “У крематория”!
И любителю рэпа, и поклоннику "Арии"
Найдётся местечко у нас в колумбарии!
Лестат покачал головой и спрятал в карман этот сомнительный трофей. Вскарабкался на порог, сел, начал прикидывать, сколько осталось ползти до ворот.
Будочка сторожа стоит примерно посередине кладбища. Значит ползти придётся примерно столько же, сколько сейчас.
А куда он поползёт дальше? Наверное, на остановку. До дома ползком не добраться. А где здесь ближайшая остановка?
Он знал этот район, но почему-то никак не мог этого вспомнить. Ветхая ограда словно не давала мыслям выйти на волю. Сейчас, посреди зимнего кладбища, могло даже показаться, что весь остальной мир вообще больше не существует.
Лестат перевёл взгляд на аллею — и внезапно увидел, что по ней кто-то идёт.
Максим присмотрелся. По аллее со стороны ворот шёл клоун.
Клоун был самый типичный, белый. Таких мы видим в цирке, и они потом преследуют нас в детских кошмарах. Размалёванное лицо, бесформенные белые рубашка и штаны, башмаки с помпонами. Сейчас, когда он шагал не по арене, а по кладбищу, в нём уже не было ничего забавного.
Лестат даже отметил, что клоун, пожалуй, одет слишком легко для такой погоды. А потом напомнил себе, что этот клоун, скорее всего, — не совсем человек...
Клоун остановился. Повернул голову и заметил Максима.
Лестат отпрянул. Лицо клоуна было пугающе серьёзным, с тщательно прорисованными контурами и бровями.
Кажется, он уже готов был идти в сторону Макса.
Но тут в зарослях снова послышался уже знакомый шум.
Клоун встрепенулся. Потом повернул в ту сторону и полез в заросли, лавируя между могильными оградами. И, несмотря на приметную внешность, вскоре совершенно скрылся между надгробиями.
Но у Лестата не было времени следить за клоунами. Он отчаянно полз обратно, царапая запястья об мёрзлую землю.
Сперва он собирался ползти к воротам. Но решил, что это будет слишком опасно. Ведь именно от ворот шёл загадочный клоун.
Так что Максим полз обратно, в знакомые места. Там хотя бы можно спрятаться в раскопанных ямах.
Тем временем хруст снова ожил. Только теперь он двигался позади и вбок. Потом что-то охнуло, шлёпнуло. Послышался стук и что-то звонко покатилось прямо по аллее у него за спиной.
Лестат не выдержал и обернулся, не переставая ползти.
По дорожке катилась оторванная голова.
Никаких сомнений — это была голова того самого клоуна. Пусть даже Максим и не успел толком его рассмотреть.
Даже оторванная, голова сохранила своё прежнее серьёзное выражение. Она катилась, подпрыгивая. За головой оставились кровавые следы, почти чёрные на свежем снегу.
Максим пополз дальше — с удвоенным упорством. А хруст в зарослях теперь двигался в его сторону.
И было ясно, что оглянуться — значит, потерять время. Время, которое может тебя спасти.
Ветки над головой закончились, он снова очутился под открытым небом. Прямо перед ним — открытое пространство до перекошеного забора, исполосованное следами раскопов.
Лестат скатился в ближайший раскоп, задел больную ногу, взвыл, уже приготовился выдохнуть — но тут земля под ним начала проседать и Лестат покатился вниз, вниз, вниз — ещё глубже.
Он рухнул на что-то жёсткое и вонючее. Пощупал и обнаружил, что лежит на костях.
Лестат не был силён в анатомии. Но даже его знаний хватило, чтобы заметить — рядом с ним лежит только одна грудная клетка, а вот рук — целых три. Как минимум, одна лишняя...
Но времени на подсчёты не было. Загадочный хруст был уже рядом. Уже можно различить тяжёлое дыхание преследователя.
Теперь ясно, что это никакой не сторож.
А ещё — что это вообще не человек…
Максим огляделся. Впереди был проход, уходящий дальше под землю. Туда и полез.
Других вариантов всё равно не было.
Лестат полз вперёд по тесному коридорчику, расталкивая кости. И когда проход остался далеко позади и он почти уже ничего не видел, впереди забрезжил зыбкий, мертвенный свет.
Он поднапрягся и подполз к проёму.
По ту сторону был небольшой, тесный зал, с полукруглыми сводами.
В этом зале не было ни окон, ни светильников. Его озарял слабый, форсифицирующий свет, который исходил от четырёх статуй.
Одна статуя изображала короля на троне. Король был стар, бородат и явно склонен к дремоте.
У его трона стояли трое. Один держал в руке меч. Другой — весы. У третьего в руке был свиток с загадочными значками: всего пять рядов по восемь значков в каждом, а вместо лица — такой же узор искорёженных глаз, какой Максим видел на маске шамана.
Лестат заполз в зал, вскарабкался на скамеечку и понял, что никуда уже отсюда не уйдёт.
Сил, чтобы ползти дальше, не было. И ползти было некуда. Дальше — он это отлично видел — только стена из чёрных сырых кирпичей.
А невидимое существо уже вступило в коридор. Максим отлично слышал его нечеловеческое сопение — но почему-то не оборачивался. Просто сидел и ждал, пока всё шло своим чередом…
Значит, за легендой о трёх сыновьях действительно что-то стоит. А всю правду об этом он узнает только сейчас, — когда невидимое существо, которое он принимал за сторожа, наконец-то войдёт в зал и Максим увидит его подлинный облик, то эти тайны будут ему открыты — даже если в следующий миг его ждут только смерть или безумие.
Лестат уже был чувствовал на спине дыхание существа, уже готов был ко всему — и на этом моменте проснулся.
Он сидел на лавочке в родном дворе. Сумерки сгущались, так что заснеженный двор казался сизо-сиреневым. Ранец на спине, руки в карманах, на ресницах припорошено инеем.
Ничего себе, сны снятся. Вот как сильно учёба выматывает!
Лестат не помнил, как здесь оказался. Но скорее всего тут подходило самое простое объяснение. Шёл, устал, сел на лавочку передохнуть — и сновидения утащили его к Тришинскому кладбище.
А если бы он так замёрз у себя во дворе? Прямо на лавочке под домом. Что может быть глупее...
Нет, об этом лучше не думать. Не случилось — и хорошо, что не случилось.
Скорее домой, на пятнадцатый этаж, где до него не доберутся никакие покойники!..
Максим поднялся, уже предвкушая, как будет досыпать дома — но в правой ноге выстрелила адская боль и Лестат с воем повалился на дорожку.
Похоже, ногу он сломал по-настоящему.
Интересно, где он умудрился? Пока утихали спазмы боли, он долго копался в памяти, но так и не смог вспомнить ничего — кроме той галиматьи, что только что ему приснилось.
Наверное, так и работает ложная память...
Ну и ладненько. Какое это имеет значение? Главное до дома добраться.
Он кое-как дополз до подъезда, смог открыть дверь. К счастью, в вечернем дворе не было ни души — так что никто не мог ему помочь, но никто и не увидел его позора.
В подъезде было темно и пахло сыростью. Из положения лёжа он казался почти незнакомым.
Проклиная каждую ступеньку, Лестат выполз на нижнюю площадку, выдохнул, сделал ещё один рывок к лифтам, потянулся к кнопке вызова.
И только в этот момент заметил на сомкнутых створках объявление: “Лифт не работает. Пользуйтесь лестницей”.
Лестат отполз в сторону, прислонился спиной к стене. Сказал, что он обо всём этом думает — очень громко.
Но лифт всё равно не заработал — до следующего утра.
Текущий рейтинг: 45/100 (На основе 20 мнений)
