(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Некономикон
Ни одна тропа в мире доселе не страшила меня так, как эта ужасная, давно заброшенная дорога к столь же заброшенной усадьбе Киттен-Хилл. Одеревеневшими от ужаса пальцами я сжимал руль автомобиля, который нещадно подбрасывало на всех ухабах и ямах. Моё сердце пронизывал странный, тоскливый кошмар той обречённости, когда я, вернувшись с Киттен-Хилл, отвезу мой «Форд-Т» в мастерскую «Гаррис и сыновья», и измазанный в масле и саже механик выставит мне чудовищный, нечеловечески длинный счёт за ремонт подвески и карбюратора. Сидящий рядом со мной профессор Филипс, ассистентом которого я имел честь быть, являл собой полнейшую противоположность мне.
- Поторопитесь, Смит! – командовал он, удобно устроившись на сиденье машины. — Нажимайте на газ смелее! Ещё один поворот, и мы уже будем у ворот усадьбы!
Действительно, мы уже почти приехали. Когда мы миновали остатки старых, полуразвалившихся ворот, перед машиной мелькнула какая-то чёрная зловещая тень, и я, заледенев от страха, что есть силы нажал на тормоз. Профессора Филипса бросило вперёд, и он выругался на странном, незнакомом мне наречии.
- Tvoju mat, svoloch, ne drova vezesh! – резко произнёс профессор. Незнакомые мне звуки этого языка пробудили во мне страх. Раньше, до того, как мы пересекли границу Киттен-Хилл, я никогда не слышал, чтобы профессор произносил что-то подобное. Отчего с ним произошла эта метаморфоза? Какие ещё сюрпризы таит в себе человек, с которым я приехал сюда в экспедицию? Человек ли он вообще?
Ощущая противный страх, я вышел из автомобиля, и наступил ботинком в грязь. Казалось, что ей не будет дна. Липкая, отвратительная жижа засасывала мою ногу. Я пытался вырваться, но тщетно. Казалось, что само порождение хтонического ужаса ухватило моё тело и теперь пытается заглотить. Жижа засосала мой ботинок на целый дюйм, прежде чем я нащупал твёрдое дно.
- Скорее, Смит! Не отвлекайтесь! – окликнул меня профессор Филипс.
Мы стояли у старой, заброшенной усадьбы Киттен-Хилл на самой вершине безлюдного холма. Солнце уже клонилось к закату. Холодный октябрьский ветер продувал нашу одежду насквозь, леденя наши сердца.
Огромный трёхэтажный дом с двумя остроугольными крышами возвышался над нами. Неумолимое время коснулось своей дланью его стен и окон. Усадьбе, что построил первый из Вандердеккенов – Голландец Вандердеккен, авантюрист, учёный и чернокнижник – было больше двухсот пятидесяти лет. Я пригляделся к каменной кладке. Что за странная, недоступная человеческому пониманию сила не даёт ей рухнуть все эти годы? Известковый раствор? Анкерные стяжки? Бутовый фундамент глубокого заложения?
- Я думаю, что сегодня уже поздно искать библиотеку Вандердеккена, - заявил профессор Филипс, - но давайте осмотрим дом. Нам необходимо найти помещение для ночлега.
Входная дверь казалась древней, чем ворота Ноева ковчега. Тем не менее, открыть её не удалось. Профессор три раза ударил её ботинком, после чего начал прыгать на другой ноге и ругаться на древнеарамейском наречии.
Я осторожно приподнял один из цветочных горшков, что стоял на крыльце. Цветка уже давно не было, но вместо него имелось какое-то ползучее, ни на что не похожее растение. Мне показалось, что его листья потянулись к моим пальцам. Под горшком лежал серебряный ключ. Профессор с довольным восклицанием схватил его.
- Несомненно, он сделан двадцать или тридцать тысяч лет назад, - заявил я, рассматривая ключ. - Мне кажется, я вижу работу бракакаканских мастеров.
- Нет, нет и ещё раз нет, - возразил профессор. – Такие странные узоры на бородке характерны для поздней эпохи Эльбукранского владычества, когда начался массовый мор динозавров... Неужели вы не читали папирус Ниббльберга? Позвольте, по каким же материалам вы вообще готовились?
Я стыдливо пожал плечами. Тем временем, профессор открыл ключом дверь, и мы вошли внутрь.
Усадьба была заброшена давно, ещё в середине девятнадцатого века, когда угас могущественный род Вандердеккенов. С тех пор здесь не ступала нога человека. Это давало нам шанс того, что мы сможем найти нетронутой библиотеку Голландца Вандердеккена.
- Библиотека Вандердеккена! – часто говорил мне профессор, когда мы обсуждали оккультные науки. – Самое большое в Новом Свете собрание книг о чёрной магии и непознанном! Фолианты средневековых алхимиков! Мудрость мыслителей древней Индии! Рукописи китайских колдунов! И главнее всего – Некономикон!
Профессор много рассказывал мне про эту книгу. Предание из Нью-Гемпшира гласило, что Некономикон, Книгу о Тех, Кто Бесшумно Крадётся В Ночи, привёз из своих дальних странствий по морям и окенам Голландец Вандердеккен. Полубезумные обитатели Род-Айленда утверждали, что Вандердеккен выиграл эту книгу в кости у самого дьявола. Но чернокнижник из Бостона считал, что Некономикон дьявол отдал на хранение Вандердеккену добровольно, ибо сам страшился тех знаний, что кроются в ней.
- Наш мир, Смит, - сообщал профессор мне, - а вернее, тот мир, что нам под силу увидеть – это лишь бледный след вселенной. Я глубоко убеждён, что в нашей жизни рядом с нами находится бесконечное количество других существ, чьё знание отличается от нашего, и только зашоренность нашего зрения и разума не даёт нам с ними соприкоснуться. И Некономикон откроет нам эту тайну.
Как бы то ни было, мы занесли наши вещи в усадьбу Вандердеккена, расположившись в старой, заброшенной спальне. Солнце уже зашло за горизонт, но профессор в нетерпении решил бегло оглядеть дом.
Свет наших электрических фонариков казался тусклым, словно его не пропускал сам воздух. Меня с момента нашего прибытия сюда не покидало гнетущее чувство отчаяния и уныния. Отчего я не работаю в уютном Бостонском банке, выдавая кредиты? Отчего я разъезжаю по старым, затхлым усадьбам в поисках книг вместе со странным профессором, а он даже не даёт мне денег на бензин?
- Кстати, Смит, обратите внимание: нигде не видно крыс!
Я знал эту историю. Вскоре после постройки дома Голландца Вандердеккена начали одолевать крысы, поставив под угрозу само существование его обширнейшей библиотеки. Тогда Вандердеккен, впервые в своей жизни рискнув открыть Некономикон, призвал для охраны от грызунов целый сонм существ.
«Они оберегали библиотеку днём и ночью», гласила запись в дневнике слуги. «Эти существа никому не подчинялись, и не всегда считали Вандердеккена своим хозяином. В свою очередь, тот кормил их сырым мясом...»
Меня ужаснула мысль, что где-то здесь до сих пор могут жить питающиеся сырым мясом порождения Некономикона, которые не подчинялись даже тому, кто пригласил их в дом. Я почувствовал, как меня окатывают ледяные волны страха.
- Профессор, - робко сказал я. – Посмотрите, пожалуйста, на мебель...
Я только сейчас увидел, что все ножки старинных стульев, углы древних диванов, балясины лестничных перил и торцы дверей безжалостно ободраны. Чьи-то чудовищные когти врубались в древесину на протяжении десятков лет, с момента постройки этого дома – а может быть, и ещё раньше. Всё похолодело во мне при мысли о той неуклонности и настойчивости существ, способных неутомимо, от века, крошить мебель и дом. Подобное не могло быть доступным пониманию человека. Это под силу лишь порождениям древних, иных миров, что старше нашей вселенной.
Профессора это только обрадовало.
- Следы совсем свежие! Значит, существа, призванные Вандердеккеном, до сих пор оберегают библиотеку!
Несмотря на это, нам не удалось обнаружить в первый вечер ни следа от библиотеки. Лишь в старой, заброшенной комнате для гостей нашёлся сборник гравюр Новой Англии. При первом же взгляде на его страницы, моё сердце зашлось как бешеное от страха. Я сам не художник, и не особо понимаю в искусстве, но даже мне стало понятно, насколько чудовищны были эти гравюры. Ни у одного человеческого разума не нашлось бы слов, чтобы выразить кошмар от созерцания этой отвратительной бездарности, изуродованных до неузнаваемости пейзажей Массачусетса, гротескно искажённых пропорций Коннектикута. Портрет губернатора Мэна пронзил моё сознание лезвием инфернального, неземного ужаса: мне показалось, что на этой гравюре изображён разлагающийся эоны лет Ктулху. Но то были лишь смутные предвестники того кошмара, что ждал меня на последнем форзаце. Там, чьей-то недрогнувшей рукой, была выведена стоимость этого сборника гравюр. Только чудовищное порождение Ада, напрочь лишённое даже самой малейшей доли человечности, могло бы запросить такую сумму за эту отвратительную книгу.
- Скорее, - хриплым голосом сказал профессор Филипс. – Мы должны избавить мир от подобного ужаса. Эта книга кидает меня в озноб. Я ощущаю, как мороз бежит по моей коже.
Действительно, к вечеру стало ужасно зябко. Содрогаясь от холода, мы растопили камин в спальне при помощи сборника гравюр. Мне казалось, что шипение сгорающих страниц было подобно змеиному. Наши тени, отброшенные на стены, точно ожили. Дёргаясь, приобретая незнакомые очертания, они стали похожими на призраков.
Едва книга обратилась в пепел, за окном раздался чудовищный, потусторонний вой. Ни одному человеку не под силу было издать что-то подобное. Страх окутал меня, и только силой воли я удержал себя от бегства.
- МАААААААААААААААААУУУУУУУУУУУУУ!!!!!!!!!!!!! – тянулся к небесам этот страшный, леденящий душу звук, и со всех сторон ему вторили подобные голоса, словно сонм демонов той ночью пробудился ото сна. Луч фонарика пытался что-то нащупать во тьме снаружи, но стало ещё хуже.
- Смит, смотрите, глаза! Смотрите, смотрите, и ещё!..
Всюду, куда уходил во тьму луч фонарика, вспыхивали зелёные точки глаз. Казалось, что минимум две дюжины странных созданий Некономикона собрались во мраке напротив наших окон.
- Смотрите, они что-то делают у машины!
В свете фонарика мелькнули два тёмных небольших силуэта. Вой усилился.
- На всякий случай, давайте подопрём дверь, - предложил профессор. – Надеюсь, в окно они не заберутся...
Разумеется, ранее мы уже заблокировали дверь старым гнилым шкафом, но теперь это было явно недостаточно. Мы придвинули к шкафу стол, два стула и, подперев их на всякий случай, шваброй, почувствовали себя немного спокойнее. Но может ли обычный смертный чувствовать себя спокойно в особняке Вандердеккенов, за окнами которого на десяток голосов завывают невидимые чудовища с глазами, которые горят изумрудным огнём? Казалось, что я явственно слышу, как когти этих существ впиваются в дверь спальни.
Нам не удавалось заснуть всю ночь. Лишь когда за окнами забрезжил серый рассвет, вой утих, и нам удалось немного подремать. Меня разбудил крик профессора.
- Смит, помогите! Оно схватило меня за ногу!
Отплёвываясь от шерсти, неизвестно как налипшей на мои губы, я бросился на помощь. Как оказалось, едва профессор Филипс проснулся и спустил ногу на пол, что-то – чёрное, блестящее, мягкое – вцепилось в него из-под кровати что есть силы. После крика оно исчезло, оставив после себя располосованную щиколотку.
- Когти острые, точно бритва, - говорил он, пока я накладывал бинт. – Мне показалось, что он хочет затащить меня своими щупальцами под кровать и съесть. Мудрец из древней Нубии утверждал, что создания Некономикона любят охотиться на рассвете...
Неприятный сюрприз ждал и меня. В обоих моих ботинках блестела жёлтая вязкая жидкость. От её чудовищного, невыносимого запаха мне едва не стало дурно. Никакие попытки отмыть обувь от этой жидкости не увенчались успехом. Позднее я пробовал спирт, эфир и скипидар, но зловоние не стало слабей. По сей день я чувствую этот смрадный ужасающий запах, стоит лишь мне надеть те ботинки.
Как оказалось, точно такой же жидкостью политы и шины моего «Форда-Т». Тем временем, профессор обнаружил, что таинственные демоны Вандердеккена добрались до наших припасов еды.
- Вся ветчина надкусана, - заявил он, оглядывая изрядно уменьшившийся кусок. – На ней нет ни одного живого места. Её глодали, безжалостно разрывая на части. Видите, какие жуткие следы оставляют зубы этих существ? Ужасна участь того, кто попадётся им. Судя по вашим ботинкам... Смит, умоляю, снимите их ради всего святого, такого зловония не испускают даже сапоги портовых докеров... Так вот, судя по вашим ботинкам, в ветчине мог остаться их яд. Я не соглашусь съесть ни кусочка от неё, даже под угрозой семи легионов Ада...
Нам пришлось позавтракать чаем и остатками хлеба. После этого непритязательного угощения мы наконец-то приступили к детальному поиску библиотеки Вандердеккена. Мне постоянно чудилось, что я вижу чьи-то тени краем глаза. Где-то вдалеке мелькали тёмные силуэты. И, что было хуже всего, меня теперь не покидал ужасный запах жижи из моих ботинок. Отчаяние стиснуло моё сердце. Я понял, что этот чудовищный, невыразимо кошмарный смрад будет преследовать меня всю мою жизнь, и я не отделаюсь от него, даже если залезу в ванну с розовой водой.
Наши поиски увенчались относительным успехом только к вечеру. Одна из дубовых панелей стен издавала гулкий стук при простукивании. Профессор поднёс свечу поближе и издал довольное восклицание.
- Видите этот знак?
На дереве в укромном месте было кем-то выцарапано:
=(^_^)=
- Этот знак я встречал в одном японском манускрипте эпохи Эдо, - заявил профессор Филипс, пытаясь поддеть панель. – Там шла речь о Некономиконе. Уверен, мы на правильном пути. Мне сейчас даже безразлична вся остальная библиотека Вандердеккена, лишь бы удалось добраться до Некономикона... Смит, будьте любезны, принесите лом.
Вопреки оптимизму профессора, за панелью не обнаружилось книги. Тем не менее, содержимое тайника вызвало у Филипса бурный восторг.
- Ритуальные одеяния жриц Некономикона! О них есть упоминания даже в папирусах Бастет!..
Ритуальные одеяния, на мой взгляд, выглядели странно. Первое из них представляло собой полукруглый обод, украшенный двумя треугольниками из чёрного пушистого меха. Второе – длинный хвост из такого же материала. Никогда в жизни я не видел такого меха. Мне казалось, он не может принадлежать ни одному из существ, что живёт на земле. Казалось, что этот чёрный, как адская сажа, хвост создан в алхимической реторте по воле чьего-то разума, которому ведомы знания иных миров.
- Эти одежды в ритуалах, что древнее, чем само человечество, - продолжал восхищённый профессор Филипс. – Такие обряды – ровесники самой жизни, без которых она бы могла угаснуть... Но теперь мы буквально в одном шаге от Некономикона! Смит! Нам необходимо произвести ритуал!
Мне очень не хотелось облачаться в странные меховые одеяния. Я явственно понимал, что никогда не стану прежним после этого. Однако профессор Филипс пригрозил, что вызовет своими заклинаниями Вельзевула и отдаст меня ему в рабство, после чего я был вынужден подчиниться.
Я находился на кровати, выдвинутой в центр комнаты. Вокруг, расставленные по кругу, горели тринадцать свечей. Профессор Филипс, кряхтя, забрался на старый шкаф. Звуки, издаваемые при этом профессором, вселяли в меня такой же первобытный страх, что и скрип досок шкафа. В руках у Филипса было двуствольное ружьё «Ремингтон».
- Профессор, а вы уверены в том, что вы делаете? – робко спросил я. – Мне кажется, в Аль-Азифе не было упоминаний о применении ружья...
Профессор проворчал что-то неразборчивое.
- Смит, продолжайте лежать смирно.
При помощи длинной лучины он поджёг курительницу, наполненную смесью каких-то сушёных растений.
- Голландские травы помогут нам, - заявил он.
Отвратительный запах горелой пеньки наполнил помещение. Я чувствовал себя ужасно. У меня затекли все конечности. Надетый на голову обод противно стискивал мои виски, словно железный обруч. Казалось, что он давит мне на мысли, не давая думать. Мешал и хвост.
Волны дурмана от горящей травы вызывали во мне странные, доселе не знакомые эмоции и ощущения. За окном, как и прошлой ночью раздался жуткий вой. На этот раз он был более осмысленным.
- ПОРА УЖИНАТЬ!!!! – разобрал я что-то в завываниях неизвестных существ. Это была действительно дельная мысль. Мне с утра хотелось есть. Внезапно я поймал себя на ощущении, что голод усиливается и становится неукротимым.
- Профессор, не пора ли нам поужинать? – хотел было спросить я, поднимаясь с кровати, но вместо этого из моего рта вырвалось
- МААААААААУУУУУУУ!!!
Я совершенно не удивился этому, но вот на профессора Филипса было жалко смотреть. От резкого движения под ним развалился гнилой шкаф, и профессор сейчас ковырялся трясущимися руками в обломках древесины, тщетно пытаясь извлечь ружьё.
Точным ударом лапы – я вдруг обнаружил, что мои руки превратились в две очень удобные лапы, покрытые чёрным мехом – я отбросил его от ружья. Затем, для пробы выпустив пару раз когти, я попытался осторожно поддеть профессора.
Надеюсь, я не сильно повредил его, когда поднёс сопротивляющегося Филипса к своему носу и тщательно обнюхал. Отчётливо помню, что он кричал что-то наподобие «Что за ужасный смрад у тебя из пасти, чудовище!», и это было очень некорректно с его стороны, потому что в этот момент от него пахло тоже не очень хорошо. Я понял, что есть профессора с одеждой будет некрасиво, но снять с него вещи никак не получалось. Он вырвался и начал бежать, но я в два прыжка догнал его (по пути я едва не задел хвостом свечи и это мне очень не понравилось) и попробовал надкусить.
Дальнейшее вспомнить уже гораздо труднее. Я помню, как мы играли с профессором в кошки-мышки по всему дому, и это было очень забавно, но голод никуда не уходил, а Филипс был весьма худосочного телосложения, и я понял, что добыча не стоит охоты. Тогда я вспомнил, что в моём бостонском доме в подвале изобилуют мыши, и хозяйка всё время жалуется, что на них нет никакой управы. Надо было помочь этой в высшей степени достойной женщине.
Дальше я могу вспомнить только то, как я, вальяжно помахивая хвостом, шёл по двору усадьбы, а создания, призванные Вандердеккеном в незапамятные времена, провожают меня, выстроившись в две шеренги слева и справа, точно почётный караул. До города я так и не добрался, потому что где-то в дороге ветер донёс до меня запах мышей, и я решил направиться туда. В себя я пришёл только под утро, сидя за рулём своей машины. Одежды на мне не было. Я с ужасом забросил одеяния жриц Некономикона в болото и, замотавшись в плед, обнаруженный в багажнике, направился к ближайшей деревне. Мне удалось получить там какую-то одежду, но мою легенду о грабителях, обобравших меня до нитки, никто не слушал. Как оказалось, этой ночью гигантский демон размером с быка вломился в амбар и разгромил его, охотясь за тамошними мышами.
- Чудо, что он не сожрал всех нас, - утверждали селяне. – Его глаза горели в ночи, точно две полные луны. Удар его хвоста был подобен урагану.
С профессором Филипсом мы увиделись только через два дня. Поскольку я уехал на машине, ему пришлось пешком пройти двадцать миль, шесть фарлонгов, семнадцать ярдов и три фута. Когда он, наконец, встретил меня, на мою голову посыпались самые страшные проклятия, наподобие тех, которыми фараоны Египта, поднимаясь из своих саркофагов, отпугивали расхитителей гробниц.
- Профессор, - вежливо напомнил я, шагая вперёд (в этот момент Филипс, весь покрытый синяками, испугался и попытался спрятаться за кресло), - но ведь это же вы настояли, чтобы я надел облачение жриц!..
Увы, больше мне не довелось общаться с этим великим человеком. По-видимому, он сильно обиделся на меня. Впоследствии профессор нашёл себе нового ассистента, и через полгода попробовал ещё раз отправиться в Киттен-Хилл. На этот раз он взял с собой дюжину отборных волкодавов. Двух или трёх собак после этого видели в ближайших деревнях: несчастные создания, жалобно скуля, что есть силы бежали от усадьбы, точно за ними гналось нечто чудовищное, недоступное ни человеческому взгляду, ни человеческому пониманию. Самого же профессора, равно как и его нового ассистента, больше никто не видел.
Я благодарю судьбу, что сохранила меня от этого ужаса, но и по сей день я зачастую вижу, как вдалеке мелькнёт тёмный силуэт с ушами и хвостом. Ветер временами доносит до меня нить чудовищного запаха, подобного тому, что испускают мои ботинки в полнолуние. И порой сквозь сон я слышу за окном страшный крик, что леденит мою душу, точно антарктический тысячелетний мороз
- МААААААУУУУУУУ!
Но я надеюсь, что создания Некономикона пока меня не тронут. Я пытаюсь умилостивить их. Каждую ночь я оставляю на пороге дома блюдечко с кусочками сырого мяса. К утру они исчезают.
Автор: Борис Tetrahord Пономарев
Текущий рейтинг: 75/100 (На основе 26 мнений)
