(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Мои страшные сказки
Мы с Виктором давно вместе. Во всём мире нет людей, так понимающих и дополняющих друг друга, как мы. Виктор – реалист, твердо стоящий на земле. Я же – совсем не приспособленная к жизни мечтательница, любящая придумывать разные истории.
Почему-то меня привлекают страшные истории.
Виктор говорит, что они – соль земли. Страшные истории мрачны, в них заложена неизбежная беспощадность, фатальность. Людям нравятся сюжеты, будоражащие нервы, встряхивающие эмоции, словно коктейль.
Моя голова всегда полна бессвязных идей. Они роятся, подобно назойливым насекомым, переплетаются друг с другом, размываются в причудливые образы. Мне и теперь трудно совладать с ними, а тогда…
…Когда я болела, они истязали меня с беспощадностью умелого палача. Образовав колючий клубок из разрозненных обрывков мыслей, деталей, воспоминаний, они впивались в мою голову изнутри, мечтая вырваться из плена моего сознания, начать собственное существование - вне меня.
И этот цвет! Я где-то читала, что депрессия ассоциируется с чёрным цветом. Но мой мир был окрашен тусклой серой краской. Её призрачный пепельный оттенок поглотил всё вокруг. На окружающих предметах, на улице, на небе – на всём лежал пыльный налёт. Я не просто видела этот цвет. Я осязала его. Словно плотный слой войлока, он отдалял от меня реальность, приглушал все звуки, не пропускал запахи.
Тогда, год назад, я почти потеряла себя. Моя хандра приняла угрожающий характер. Я устала от бесполезных таблеток, от изматывающих бесед с врачом. Всё больше замыкаясь в себе, я разорвала связь с внешним миром, перестала общаться даже с Виктором. Он же всё это время пытался достучаться до меня, растормошить, пробудить для жизни. Виктор признался мне позже, что сильно переживал в момент моего недомогания. Боялся, что мы отдалимся друг от друга. Потеряем душевную близость, существующую между нами. И тогда он придумал игру! Только для нас двоих.
Виктор научил меня слушать дома. Помните детскую считалочку «Что дом скрывает, спрятанный в тиши? Загадку эту ты реши…»? Но на самом деле никаких загадок мы не разгадываем. Дома сами рассказывают нам истории своих хозяев.
История, рассказанная первым домом, настолько пленила меня, что я записала её на бумагу. Так появилась моя первая сказка. В тот момент краски мира вновь вернулись ко мне. Я словно прошла внутреннее очищение и возродилась к жизни, снова почувствовала её вкус. Я нашла своё предназначение.
Воображение никогда не подводит меня. Но как бывает трудно ухватить нить, с которой начнётся повествование, раскрутится сюжет!
Мне всегда трудно начать. И тогда на помощь приходит Виктор. Из нас двоих он невероятно энергичный, деятельный, он движет мной и побуждает браться за создание новой сказки.
- Поиграем? – спрашивает Виктор. И я радостно откликаюсь на это предложение.
Наша игра незатейлива.
Каждый раз мы садимся в машину. Едем за город. Долго петляем среди полей, пролесков, минуя старые деревеньки. Едем до тех пор, пока на окраине очередного почти опустевшего поселения не показывается подходящий дом.
Виктор говорит: «Вот этот!» И он еще ни разу не ошибся!
Останавливаемся. Выходим. Я немного напряжена. Новое, незнакомое чувство охватывает меня - томительное нетерпеливое предвкушение чего-то неизбежного, ждущего впереди, за чертой, которую мне предстоит перейти. Это вдохновение. От него холодеет лицо, и покалывают кончики пальцев. Теперь, написав дюжину сказок, я безошибочно определяю его приближение. Тогда же, в тот самый первый раз я лишь смутно догадывалась об этом.
Тот самый первый раз я помню так отчётливо, словно заново проживаю его. Помню всё до мельчайших деталей...
…Помню скудную запущенность обстановки, обтрёпанную ветхую скатерть, покрывающую стол. На ней, среди немудрящей посуды - старый облезлый гребень с поломанными зубцами. В них запутался ком волос, седых, почти бесцветных. Я физически ощущаю под пальцами их неуловимое прикосновение, их ломкую, хрупкую шершавость, как у высохшего кузнечика. Это волосы старухи.
Я отчётливо вижу её - опустившуюся, усохшую - скелет, которому стала велика его оболочка-кожа. Теперь она свисает складками, самые неприглядные части которых спрятаны под застиранным бесформенным тряпьём.
Старость всегда отталкивающа. Но эта старуха по особенному неприятна. Она так стара, что потеряла себя. Её разум балансирует на грани яви и морочного забытья. Она почти ничего не помнит о своей прошлой жизни - и от этого возненавидела людей. Дни она проводит возле окна – выглядывает случайных прохожих, бормоча им вслед невнятные, пропитанные злобой слова. Словно пытается наложить заклятье. В её выцветших, гноящихся глазах лишь пустота и безумие.
«Глаза старухи» - так я назову рождающуюся в этот момент сказку.
Я упиваюсь вдохновением…
Картинка меняется. Я вижу небольшую стеклянную банку, из тех, в которых хранятся соленья. Теперь там два шарика плавают в мутном растворе. Старуха больше никого не сможет сглазить, шевеля бесцветными губами, пережёвывая собственные дёсны, роняя слюну…
Дом продолжает показывать мне картинки, одну за другой – стены, заляпанные красным, буроватые сгустки по всему полу, бесформенная груда старого тряпья у окна. То, что осталось от его бывшей хозяйки. Спутанная пакля сивых волос старухи напоминает мне перекати-поле. Навязчивый сладковатый запах вызывает прилив тошноты.
Я содрогаюсь от омерзения, мне слышится странный костяной стук – оказывается, это стучат мои зубы.
- Ну же, очнись, ты слишком увлеклась! – это Виктор. Он так вовремя переключает моё внимание, что я успокаиваюсь. - Пойдём. Дом больше ничего не расскажет.
Я оглядываюсь напоследок, прислушиваясь к дому. Только что он был разговорчив, но теперь отгораживается от меня, как улитка в раковине. Дом словно сожалеет, что поведал мне так много неприглядного о своей хозяйке.
Поздно. История уже родилась, и я обязательно запишу её на бумаге.
- Когда-нибудь её прочитают и испугаются, – я слышу смех Виктора и понимаю, что сижу на тёплой траве. В руках у меня крышка от термоса, от горячего чая вьётся пар.
Ароматы лета опьяняют. Медленными глотками пью терпкий сладкий напиток. Засматриваюсь на бабочек, порхающих в потоке солнечного света. Виктор декламирует стихи. Его голос завораживает. Слёзы наворачиваются на глаза. В горле возникает спазм. Мне так никогда не прочитать…
- Зато ты будешь писать сказки, – Виктор, как всегда, угадывает мои мысли. - Ты очень талантлива. «Талантлива, талантлива!» - слова отдаются в душе восторгом.
Оказывается, быть счастливой – это так просто!
Когда в следующий раз я хандрю, Виктор, продумывает новую поездку, вновь встряхивает меня, выводит из состояния тоскливого оцепенения.
Виктор помешан на картах и подолгу изучает их, выискивая отдалённые населённые пункты, планируя наши маршруты. В нашей области много запущенных малолюдных уголков, в которых можно почерпнуть вдохновение, повстречать дома-рассказчики.
Как-то осенью мы заехали в такую глушь, что последние километры пришлось ползти по грунтовке. Деревня осталась далеко позади. Никаких ориентиров, ни одного указателя, которые подсказали бы нам, куда мы попали. Ничего.
Моросил дождь, было тихо. Пожухлая трава и размытые, словно прорисованные тушью силуэты редких деревьев навевали грусть и необъяснимое чувство тревоги. Поддавшись ему, я раздражалась всё сильнее, я задыхалась без новой истории.
В неясный шорох дождевых капель вкрался еле различимый звук – лёгкая музыкальная трель, переливчатая и неуловимая. Такая невесомая, словно возникшая лишь в моём воображении.
«Кто-то играет на дудочке, – Виктор ответил на мой безмолвный вопрос и предложил – Пойдём, посмотрим». И мы пошли на звук.
Дом ждал нас в небольшой роще, среди высоких разросшихся деревьев. Едва увидев его издали, я уже знала – здесь мне повезёт. Мелодия больше не звучала. Я думаю, дом послал нам её как ориентир, как путеводную нить. Он искал собеседников. Хотел, чтобы его выслушали. Хотел поговорить с нами.
Трепет – смесь нетерпения, вдохновения, жажды повлекли меня вперёд. «Осторожней», - предупредил Виктор. Но я не слышала его, я спешила навстречу новой истории. Истории «Про злобного карлу».
Карла жил в одиночестве, на дальнем выезде из деревни. Был он немой - низкорослый уродец, согнутый под тяжестью горба. Его неразборчивое утробное мычание отпугивало людей. Уродливые бесформенные башмаки, которые он постоянно носил, наводили на мысль о копытах.
Единственное, чем одарила его природа – чуткий музыкальный слух и ловкие длинные пальцы. Он вырезал дудочки из прутьев вербы и продавал их за гроши. Часто сам наигрывал одному ему ведомый напев, сидя перед домом, как будто поджидая случайных прохожих. Возможно, он воображал себя Паном.
Играл Карла вдохновенно. Тягучая монотонная мелодия разносилась далеко по окрестностям, завораживала, нашёптывала, манила. Её слышали только девушки и, очарованные, безропотно шли за ней в ловушку.
Дом сбивчиво рассказывал историю своего хозяина…
…Я видела крошечную грязную комнатку, разбросанную одежду, растоптанные заготовки, посечённые прутья вербы, усеявшие пол, словно кто-то неистово расправился с ними, вымещая накопившуюся ненависть. На грубо сколоченном столе лежала переломанная надвое дудочка. Чуть поодаль, в жестяной коробке помещались желтоватые заскорузлые обрубки - пальцы с выпуклыми посиневшими ногтями. Ногти были длинные, загнутые, с чёрной грязной каймой.
Сглатывая тошнотворный ком, я медленно считала – первый, второй…десятый. Все здесь! Карла больше не сможет играть, не сможет заманивать невинные жертвы в своё логово. Карла больше ничего не сможет. Он у стены - подпирает её осевшей кучей, опустив голову, раскинув руки. С них сочится что-то красное, растекается по полу…
У меня перед глазами возникла багровая пелена, в ушах тоненько зазвенело…
- Из этой истории получится очень страшная и поучительная сказка для маленьких детей, – поддразнивающий громкий голос Виктора привёл меня в чувство, вернул в реальность. Без сожаления мы покинули опустошённый дом. Очередная история завершилась, и я спешила записать её.
Самая любимая из моих сказок - «Про ведьму» - родилась на исходе лета.
Ведьма жила в красивом домике, вокруг которого росли яркие цветы и ароматные травы. Ведьма выбрала это отдалённое безлюдное место не случайно. Слишком живописна, слишком красива была окружающая природа. Да и зло всегда безопаснее творить подальше от людских глаз.
Вместо забора, дом окружала изгородь из колючего кустарника. Повсюду на колючки были нанизаны трупики крохотных животных – мышей, ящерок, птичек. Их скрюченные тельца вызывали чувство умиления, выглядели такими трогательными в своём вечном забытьи. Рассматривая их, я задумалась о том, как всё просто и гармонично устроено в их мире. Животные вольны поступать по зову инстинкта, и никто никогда не осуждает их за это. Сильнейший превращает в пищу слабейшего, и это считается нормальным, не вызывает порицаний.
Почему же у людей всё так сложно? Условности, принятые в обществе, не позволяют людям жить по своим желаниям, почувствовать абсолютную свободу, раствориться в ней. Ведь нет ничего естественнее и правильнее того, чтобы избавить мир от самых отвратительных его представителей. Таких, как убогая отвратительная старуха или жалкий карлик, вызывающий неприязнь…
Резкий неприятный звук вернул меня к действительности. Среди веток мелькала чья-то тень.
- Похоже, хозяин пожаловал к своим запасам, - ухмыльнулся Виктор.
- Это кладовая сорокопута, – пояснил он. – Пойдём, не будем раздражать его. Дом ждёт нас. Я чувствую, что здесь родится твоя лучшая сказка.
Он оказался прав.
В доме ведьмы было уютно и чисто. Светлые обои на стенах, разноцветные вязаные половички на полу. Перед окном столик со швейной машинкой в чехле. Рядом у стены – стеллаж со множеством прозрачных коробочек, наполненных пуговицами, бусинами, катушками ниток, рулонами вышитой тесьмы. Чуть поодаль на полке большая стопа цветных тканей. Незаконченное платье перекинуто через спинку стула.
Дом неохотно говорил со мной. Ему нравилась его хозяйка…
…Ведьма притворялась портнихой. Её клиенты, женщины и мужчины, подыгрывали ей, делая вид, что хотят заказать себе что-то из одежды. На самом же деле они приходили сюда за помощью, мечтая разделаться с неугодными им людьми. И ведьма творила заклятья, колдовала с помощью игл…
Теперь предметы её ремесла навсегда останутся у неё под рукой…точнее – на руках! Так сказал Виктор.
Словно в тумане, я видела две игольницы. Изящные, необычные. На лиловом бархате поверхности взблёскивали серебром иглы. Много игл.
Я рассматривала их, и в какой-то момент всё изменилось. То, что я принимала за бархат – на самом деле оказалось кожей. Фиолетовой, набрякшей, страшной.
Рядом со швейной машинкой лежали отрубленные кисти рук с согнутыми застывшими пальцами. Их поверхность была густо утыкана иглами и булавками, разной толщины и размера. Руки ведьмы!
Та же, что совсем недавно плела ими ловкую вязь ворожбы, укрылась на веранде, спряталась в красивом большом чехле для одежды. Его нежный розовый цвет сильно уродовали проступающие алые пятна. И мухи, чёрной копошащейся массой пасущиеся на них…
Под ногами у меня что-то хлюпало. От запаха железа мутило. Багряный цвет расплескался по всему пространству комнаты, закружился безумной каруселью, потянул меня за собой…
Я очнулась в машине. В руках были розы из сада ведьмы. После грубого красного цвета их матовая молочная белизна успокаивающе подействовала на меня. Погрузив лицо в прохладную ароматную глубину цветов, я никак не могла надышаться…
«Это будет самая лучшая сказка, написанная тобой» - шептал Виктор.
Постепенно творчество стало моей потребностью, моей жизненной необходимостью.
А ещё мне захотелось известности.
Да, я хочу, чтобы моими историями зачитывались, чтобы их боялись, чтобы пересказывали шёпотом в компании, вздрагивая от каждого шороха, косясь на тёмные окна. Я хочу признания, и мне кажется, что настала пора выпустить мои сказки в мир.
Пока у меня только дюжина историй. Мои первенцы. Что ж, это хорошее число. Я знаю – будут и другие, новые, еще более страшные сказки. Мой талант с каждой историей раскрывается всё сильнее, и я не перестану писать. Но эта первая дюжина мне особенно дорога.
Я подумываю отправить её в издательство. И обязательно приложу к рукописи фотографии, сделанные Виктором: банку, в которой хранятся глаза старухи, пальцы злобного карлы, руки-игольницы ведьмы и ещё несколько других свидетельств того, что написанные мной истории реальны, что они случились в действительности. Все эти трофеи я храню бережно и с любовью.
Виктор не может понять, для чего, но снисходительно относится к моей слабости.
Виктору нравятся все мои сказки. И всё же, он по прежнему считает сказку про ведьму лучшей из тех, что я пока написала.
- Почему ты решила сделать несчастную портниху ведьмой? – как-то с любопытством поинтересовался он.
- Иголки! Их было так много, что я сразу представила, как она втыкает их в фигурки своих жертв. И читает при этом заклинания на латыни! – поясняю я, снисходительно. – И вообще, в душе каждой женщины таится частичка ведьмовской магии. Ты разве не знал?
- Ну, ты и выдумщица, - хохочет Виктор.
- Не веришь?! Бойся, бойся меня! – завываю я и тоже смеюсь.
А вот Виктор неожиданно становится серьёзным.
- Ты не ведьма, ты – святая! – голос его прерывается. – Столько лет терпишь меня, принимаешь таким, какой есть.
В такие минуты Виктор особенно дорог мне.
Без Виктора моя жизнь не имела бы смысла. Да, у меня богатое воображение, но его одного совсем не достаточно, чтобы писать. Воображение – ничто без действительности, которая питает его.
Если бы не Виктор, я не написала бы ни строчки.
Он делал всё, всё! Продумывал план, подбирал подходящую жертву, просчитывал каждый ход в нашей игре.
Он действовал, позволяя историям родиться. А я…Я лишь записывала их на бумагу. Чтобы потом перечитывать, смакуя каждую строчку с наслаждением и гордостью.
Всё-таки писать – это так увлекательно!
Я придумаю себе фамилию. Броский необычный псевдоним. Но имя, навсегда связавшее нас с Виктором, я сохраню настоящее. Красивое имя, принадлежащее нам двоим от рождения:
ВИКТОРИЯ
ВИКТОРиЯ
Так будет справедливо, ведь мы оба имеем право на славу.
Текущий рейтинг: 69/100 (На основе 101 мнений)
