Приблизительное время на прочтение: 28 мин

Масляные колокола

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск

«Разгорайся, гори ясно
Так, чтобы не погасло…» (с)

– Угощайся!

На рабочем столе Маши появилась тарелка со стопкой пахучих, благоухающих блинов.

Маша смерила улыбающееся лицо Софы, своей коллеги и подруги в одном лице. Затем перевела взгляд заспанных малахитовых глаз на благоухающую стопку блинов. Затем снова на улыбающуюся девушку.

– Машка, ты чего глазами хлопаешь? – Софа недоумённо выгнула брови. – Если так дальше на меня смотреть будешь, то на мне дыру протрёшь! А блинчики остынут…

– Это в честь поминок, что ли? – массируя пальцами закрытые глаза, Маша зевнула.

– Чего?

– Ну, у нас тут целый отдел «динозавров» – я краем уха слышала, что Андрей Афанасьевич двинул кони…

Андрей Афанасьевич, будучи самым старым работником конторы, разменял шестой десяток. Стариком он был бойким и, несмотря на свою старость, начальство не увольняло этого почтенного «мастодонта», уважая его за выслугу лет. Ещё бы – сухопарый и худой, как щепа Андрей Афанасьевич работал с самого основания фирмы.

– Типун тебе на язык, придурь! – беззлобно выругалась Софа, не в состоянии сдержать улыбки. – Этот птеродактиль ещё тебя переживёт!

– Тогда в честь чего такой аттракцион невиданной щедрости?

– На носу у нас что? – уперев руки в бока и поджав губы, Софа уставилась на подругу с ожиданием.

– Квартальный отчёт?

– Но-но! – Качнув повязанными в хвост волосами, цокнула Софа. – На носу масленица!

– Точно, – Маша бросила беглый взгляд на календарь. – Я как-то совсем не заметила…

– Немудрено, учитывая, что творится за окном!

И действительно: несмотря на близившуюся середину марта, весной ещё и не пахло. Улицы зауральского городка заметало снегом, лютая стужа «по-январски» кусала щеки и носы кутающимся в зимние парки и пуховики людям. По утрам, просыпаясь на съёмной квартире, девушка видела одно и тоже: заметаемые снегом, погруженные в полумрак зарождающегося дня улицы… Сигарета медленно тлела, кофе, на вкус нечто среднее между помоями и низкопробной арабики не радовал, а безучастные глаза Маши не отрывались от безрадостного городского пейзажа. Столбики термометров стойко показывали до минус двадцати.

– Какая уж тут масленица… – вздохнула Маша, поправив выбившуюся на лоб ореховую прядь. – В такую-то погоду и жить не хочется.

– А в остальное время жить приходится! – Софа, будучи по своей природе девчонкой-«батарейкой», всегда сохраняла бодрый оптимизм. – Съешь блинчик – полегчает! Я их сама сегодня готовила.

– Вкусно, – откусив и прожевав кусочек, ответила подруга. – И когда успела?

– Ну, утром вскочила, и приготовила! Хотела тебя и Игоря порадовать.

– Откуда у тебя столько сил по утрам? – с набитым ртом проворчала Маша. – Я с утра еле до кухни доползаю, а ты блины хреначишь. Ты вообще человек?

– Сама же знаешь – я в детстве села на шило… – заговорщицки подмигнула блондинка.

– Ну, хоть не на бутылку.

– С бутылкой в попе жить нельзя. А вот с шилом – очень даже! Это даже плюс! – Софа лукаво подмигнула. – Ладно, я побежала! Мне ещё отчёт делать. Я зайду за тобой на обеде.

Миг – и Софа исчезла из кабинета.

«Вот егоза, блин», – Шатенка уставилась в окно, где кружил снег.

С Софой Маша дружила с самого детства. Один детский сад, школа, местный колледж… Что было немудрено – когда живёшь в небольшом городке вариантов не так много. Поэтому подруги решили после окончания учёбы устроиться в одну фирму. Платили здесь не слишком много, но стабильно, белая зарплата, дни, один похожий на другой…

Маша вздохнула. Когда они учились в местном колледже, подруги частенько любили за бутылкой вина помечтать о далёком городе, тамошних парнях, перспективах. Но реальность перемолола их желания и стремления, как турбина глупую птицу – как оказалось, возможностей уехать отсюда было не так много. И из двух вариантов – идти на градообразующее, загибающееся предприятие или в какую-нибудь небольшую контору, подруги выбрали второе. И вот…

Под монотонное клацанье мышки и затёртых клавиш, день пролетал за днём. Мелькнул и этот, подойдя к своему концу. Собравшись, девушка пошла на выход. Расписавшись, она столкнулась с молодым человеком, ожидавшим у входной двери.

– Привет, Маш, – Игорь – а это был именно он – приветливо помахал рукой.

– Привет, Игорь, – Маша кивнула в ответ. – Софа сейчас выйдет – ей нужно отчёт добить.

– Да ничего, подожду. Как у тебя дела?

Завязалась беседа. С Игорем Софа встречалась около года, и в целом они друг друга вполне устраивали. Игорь тоже был местным, работал в шиномонтаже, и был на год старше Софы – в свои двадцать три парнем он был видным, общительным и толковым. От него веяло силой, и Маша это чувствовала, втайне завидуя своей подруге. Особенно накатывало на неё, когда она переступала порог своей небольшой съёмной квартирки, куда съехала от родителей, как только стала зарабатывать. А по утрам, просыпаясь одна в холодной постели, мрак одиночества становился пыткой. Только крепкий кофе и сигареты выручали Машу.

– О чём болтаете? – подошедшая сзади Софа вклинилась в беседу.

– О всяком, – пожала плечами Маша. – Пошли?

– Пойдёмте, – Игорь кивнул.

Оживлённо переговариваясь, компания прошла к стоявшей в переулке машине Игоря. По своему обыкновению, Игорь всегда отвозил Машу домой, после чего вместе с Софой ехали к себе на квартиру.

– Ну и дубак! – включив печку, парень растёр окоченевшие руки.

– И не говори, – добавила Софа. – Хочу солнышка…

Солнца, если верить прогнозам, мы не увидим до конца марта, – хмуро подтвердил Игорь, почесывая колкую щетину на подбородке. – Вот вам и масленица…

Заведясь, Игорь выжал сцепление и, включив первую передачу, тронулся с места. В ярком свете фар причудливо кружился снег.

– Да ну этих балаболов! – Блондинка поёжилась. – Могли бы хоть раз что-то хорошее спрогнозировать, блин.

– Ну, всё может несколько раз поменяться, – выруливая мимо городского собора, Игорь внимательно следил за дорогой. – Может завтра снег резко прекратится, и выглянет солнце.

– Я бы на это не надеялась, – с пессимизмом продолжила мысль Маша, отвернувшись к окну.

Игорь лишь пожал плечами. Разговор сегодня явно не клеился. Даже обычно общительная Софа сегодня поникла, с какой-то отстранённой задумчивостью разглядывающая снежную коловерть.

Машина въехала в тихий двор, остановившись у крайнего подъезда типовой девятиэтажки.

– Спасибо, – Маша потянулась в Софе, чуть приобняв её. – До завтра.

– До завтра.

Не глядя больше на отъезжающую машину, девушка направилась к подъездной двери. Уже в лифте, прислушиваясь к скрипу спусковых механизмов, Маша горько усмехнулась:

– Какое там солнце…

Дверцы лифта раскрылись, каблуки девичьих сапог защёлкали по бетонному полу. Зазвенела в руках связка ключей, скрипнула входная дверь, и всё стихло.

∗ ∗ ∗

Синоптик действительно не обманул: до самых выходных, не прекращая, шёл снег. Городская управа сбилась с ног, координируя работу местных жилищников. Дворники работали в две смены, уборка снега не прекращалась ни на секунду, а он всё сыпал и сыпал сверху белой крупой, и по-звериному завывала вьюга. Само собой, ни о какой масленице речи не шло – администрация была занята более насущной проблемой. Да и не было ни у кого настроения праздновать приход весны, когда на улице – минус пятнадцать, и бесконечный снегопад.

Снег прекратил идти пятничным вечером так внезапно, словно кто-то перестал трясти стеклянный снежный шар, в который заключили город. Люди удивлённо смотрели в чернильное мартовское небо, с опаской ожидая, когда начнёт валить снова. Но снега больше не шло. А в ночь на субботу с юга подул тёплый ветер, температура скакнула вверх. С погодой произошло что-то неуловимое, чьё-то тёплое дыхание согрело заметённые снегом улицы. В ночной тиши, шлёпая по ростепельным лужам босыми ногами, вошла весна…

Колокольный звон вырвал Машу из дружелюбных объятий Морфея.

– Твою мать… – протирая слипшиеся от недосыпа, слезящиеся глаза, девушка мельком взглянула на телефон. На светящемся мертвенным светом экране смартфона было шесть утра.

– Да они что, совсем еб*улись, идиоты церковные?! – зло прохрипела Маша, зарываясь в подушку. – Чокнутые суки…

Маша никогда не отличалась особой набожностью. В детстве её водили на службы в городской собор, она даже посещала воскресную школу, но серьёзно веру никогда не воспринимала, относясь ко всему этому с прохладцей. Тем не менее, Маша никому не запрещала верить до тех пор, пока это не мешало другим.

«Прямо как сейчас, – ворочаясь с боку на бок, девушка пыталась отстраниться от перезвона колоколов, бившихся в пасхальной плясовой. – Дайте поспать людям, хмыри!»

Она знала, что в городском соборе богослужения начинались рано, но не в шесть утра!

«И зачем на всю округу-то трезвонить, придурь?!»

Колокола бились в пасхальной плясовой ещё около пятнадцати минут, после чего всё смолкло. Тяжело выдохнув, Маша свернулась калачиком, и забылась тревожным сном, пока спустя пару часов её вновь не разбудил колокольный звон.

– Поспишь тут… – Свесив ноги с кровати на щербатый пол, процедила девушка. Протерев глаза, она нацепила тапки на босу ногу, и вышла на балкон.

Все ещё полусонная, она рванула шпингалет, открывая окно – порыв тёплого ветра ударил в её опухшее от недосыпа лицо.

– А? – Она недоумённо всматривалась вдаль, где виднелись золотые купола собора. И только тогда поняла, что на улице тепло. Яркое солнце сияло в голубой вышине, по подоконнику весело стучала капель.

– Только вчера же холодрыга была…– Яростно чеша спутанные ореховые волосы, задумчиво протянула Маша. Термометр показывал плюс. Перезвон колоколов прекратился, и в гуле просыпающегося города девушка услышала бодрую игру гармони, несущуюся над микрорайоном.

Губы девушки растянулись в невольной улыбке.

– Вот и весна, – Она вдохнула полной грудью пьянящий, напоенный ароматом свежести и чего-то неуловимого воздух. Так пах расцветающий, просыпающийся мир. – Но это не даёт право мудакам звонить в шесть утра во все соборные колола!

Однако, настроение Маши было хорошим. Она даже находила в том, что проснулась пораньше в такой день приятное.

«Так можно и всю жизнь проспать! – Что-то напевая себе под нос, девушка прошла на кухню, принявшись готовить себе кофе. В её душе, как на ветках вербы, небывало расцветало желание жить и любить. Все её тело налилось энергией – хотелось туда, на залитые талой водой улицы, и гулять, кутить под согревающим светом солнца…

– Так и сделаю! – выйдя с чашкой кофе на балкон, решила девушка. Рука было потянулась к пачке сигарет, но с удивлением Маша поняла, что курить ей не хочется. Ей за глаза хватало свежего, пьянящего воздуха, которым невозможно было надышаться.

Допив кофе, девушка быстро собралась.

«Надо бы блинов напечь, родных угостить, – Мелькнула в голове Маши неожиданная мысль, когда она натягивала кроссовки. Со своими родителями у девушки были натянутые отношения, что и являлось одной из причин съёма квартиры. Мысль была необычной, девушка даже остановилась на мгновенье, удивляясь, как на неё так могла повлиять пришедшая весна.

«А почему бы и нет? Не вечно же друг на друга дуться», – решила она, закрывая дверь. Притихшие колола вновь зазвонили. Их звон проникал во все щели и закоулки, растекался над городом, словно масло.

Маша даже не посмотрела в сторону лифта – бурлившая в её молодом теле кровь не давала ей стоять на месте. Она легко и быстро спускалась по лестнице, с удовольствием перепрыгивая ступени.

«Как в детстве!» – улыбнулась девушка своей прыти. Между четвертым и третьим этажом она нос к носу столкнулась с Клавдией Васильевной.

Клавдию Васильевну знал весь подъезд. Эта дама была экстравагантной особой, а временами – даже неадекватной. Её мстительность и поганый характер был среди жильцов притчей во языцех, каждый знал, что связываться со сварливой, подчас нездоровой на голову пенсионеркой – себе дороже.

А потому, уже собираясь проскочить мимо соседки, чтобы не слушать едкие, наполненные ядом слова, Маша остановилась, окликнутая старухой.

– Машенька, деточка, не убегай! – добродушно проквохтала проблемная соседка.

Девушка развернулась, изумлённо глядя на Клавдию Ивановну.

«Это она мне, что ли?» – Мысли в голове смешались – слишком неожиданно было слышать такое от старухи, имевшую такую дурную репутацию.

– Я тут к Антонине Ивановне шла, хотела её блинцами угостить, – между тем прошамкала соседка. В руках она действительно сжимала тарелку с дымящимися блинами. – С пылу-жару! Возьми тоже, угостись!

– Да я это, сыта… – Маша окончательно стушевалась. Такая метаморфоза окончательно сбила её с толку.

– Возьми-возьми, порадуй меня, старую, – настойчиво повторила проблемная соседка, тыча тарелкой в девушку. – Масленица ведь! Солнышко славное светит!

– Спасибо, – взяв один блин с тарелки, Маша, быстро пробормотав слова благодарности, пулей припустила по лестнице.

«Чего это с ней?» – недоумевала она. Блин Маша из предусмотрительности есть не стала, выбросив его в помойку возле подъезда – кто знает, не напихала ли туда «мастерица» толчёного стекла или слабительного?

На улице оживлённо чирикали воробьи, у подъезда друг друга угощали блинами старушки, весело переговариваясь. Приветливо поздоровавшись, Маша пошла по залитой талой водой улице. Сияющее в голубом небе солнце отражалось в лужах, и девушке казалось, словно куски этой небесной синевы упали, и утонули в дорожных выбоинах и лужах.

Улицы были полны гуляющего народу. Парочки, пенсионеры, мужики – у всех на лице радость. Во дворах, расставленные столы ломились от блинов, что пекли прямо тут. То тут, то там раздавалась лихая игра гармони, пьяные мужики, лихо заломив шапки отплясывали посреди вытоптанной посреди двора площадки. А над всем этим лился, то замолкая, то начиная вновь колокольный звон.

«Такого даже на новый год не было!» – Девушка не смогла сдержать улыбки.

Ноги сами понесли Машу в сторону центра, к собору.

Идя мимо «Девяток» – микрорайона, состоящего преимущественно из кирпичных девятиэтажек – Маша, напевая себе под нос незамысловатый мотив, остановилась.

– Блин… – Она посмотрела вниз, увидев свои погруженные в грязь кроссовки.

«Только что по асфальту же шла», – В недоумении, Маша принялась озираться. К своему собственному изумлению, она увидела впереди не забитую тающим снегом улицу, а сплошную грязь. Жирная, лоснящаяся поверхность месива снега и земли была испещрена следами колёс, ног, копыт.

– Что за хрень? – Вопрос Маши, озвученный вслух, оборвался на полуслове, когда она подняла глаза. «Девяток» не было. Вокруг, куда ни кинь взгляд, расстилалось поле, вдалеке, опутанный дымкой, чернел лес. А чуть правее, взгляд Маши наткнулся на деревеньку, стоявшую у небольшого косогора. В воздухе пахло талым снегом и навозом.

В немом потрясении девушка пожирала малахитовыми глазами раскинувшийся перед ней вид, когда внезапно вновь по воздуху поплыл колокольный звон.

Маша по инерции развернулась на звук, увидев привычный ей городской пейзаж, стоящий на площади собор. Она вновь стояла на асфальте, посреди улицы. Резко повернувшись назад, девушка увидела кирпичные стены девятиэтажек, притаившуюся в глубине двора «Пятёрочку», старый сквер.

«Что это вообще было? – натирая глаза, думала она. Ухватив пригоршню снега с ближайшего тающего сугроба, Маша яростно растёрла себе лицо. – Глючит меня, что ли?»

К лицу прилила кровь, снег бодряще холодил кожу. Уже собираясь двинуться дальше, рассеянный взгляд Маши упал на заляпанные грязью кроссовки. Утерев их о снег, она двинулась к церкви.

На площади перед собором – гуляние. Посреди балаганного марева палаток и расписных лотков циркулировали толпы оживлённо переговаривающегося горожан. На жаровнях и мангалах румяно дымился шашлык, запах жаренного мяса приятно щекотал ноздри и нагуливал аппетит. У огромного дубового стола, вынесенного из церковной трапезной не протолкнуться. Под чутким руководством бойкой женщины в цветастом платке, полдесятка начищенных до блеска самоваров потчевали народ чаем. В воздухе терпко пахло ромашкой, чабрецом. Перед соборными дверьми, помахивая дымящимся и благоухающим ладаном кадилом, служил молебен священник.

«И когда успели?» – пробираясь через толпу, подумала Маша.

Над площадью возвышался столб, облепленный охотниками за призами, висевшими далеко наверху. Обойдя его, девушка услышала шипение рупора, и над площадкой понеслось:

– Ребята, а вы стихи о весне знаете?

– Да! – многоголосо ответило множество детских голосов.

Маша увидела вертлявого ведущего – молодого человека в ярком, пёстром наряде скомороха. Он звонко кричал в микрофон, обращаясь к собравшимся перед ним детям и народу.

– Так, давайте послушаем стишки! Кто рассказывает мне стих – получает блинчик с сыром!

Дети наперебой принялись цитировать Пришвина, Фета и других школьных классиков, но слова быстро смешались в сплошную какофонию.

– Так, ребята, давайте по одному! – Скоморох перекинул микрофон из одной руки в другую. – Давай с тебя начнём!

Он за руку вывел из толпы ребятни хорошенькую девчонку лет семи, с двумя повязанными белыми бантами хвостами.

– Держи! Тебя как зовут?

– Алёной!

– Алён, давай, слушаем тебя внимательно!

Тихо-тихо звените, кленовые гусли, – Чуть замявшись, девчушка начала. – Разлетайтесь пеплом, лебеди-гуси...

Поначалу смущенно, уткнув взгляд голубых глазёнок в пол, с каждым словом её голос становился все увереннее:

Ходуном изба, хоровод из баб – мне не до сна, в пламени костра!

Усиленный динамиком, её звонкий голосок нёсся над оживлённой площадью.

А весна она уже где-то рядом – плодородия ради топчет поля! Для неё оделся я так нарядно – пусть эти тряпки со мной сгорят! – Чего? – Маша изумленно изогнула брови. Поначалу ей казалось, что всё это какая-то шутка, но вслушиваясь в слова стихотворения, по её коже пробежал холодок.

– И Алёна у нас получает блинчик! – Задорно крикнул ведущий. – За такой хороший стих! Кто следующий?

Маша в изумлении всматривалась в лица людей – судя по всему, никто не нашёл странным такой стих, даже наоборот. Окинув встревоженным взглядом заставленную балаганами площадь, в душу девушки впервые закралась тревога. С виду все было так же, но что-то мешало Маше воспринимать бушующий вокруг праздник как прежде. Она не понимала, что здесь не так, но ощущение тревоги росло.

Снова на колокольне бесновались колола.

Маша быстро выбралась с площади, углубившись во дворы. Всё также светило солнце, также гулял народ…

Девушка зашла в ближайшую «Пятёрочку», вспомнив о том, что собиралась напечь блинов. Задумчиво бродя между полок, она на автомате закидывала в корзину муку, масло, молоко.

Из её головы все не шли слова стишка, рассказанного девчонкой на площади, вид деревни и тонущего в дымке черного леса…

Оплатив покупки, Маша уже у самого выхода столкнулась с мужиком лет пятидесяти. Тот, скаля жёлтые кривые зубы, что выделялись на багровом лице, как сыр в мышеловке, ткнул в девушку заляпанную жиром тарелку с лежащими на ней блинами.

– Угостись, дочка! – ощерился мужик, дохнув на Машу перегаром.

– Спасибо, я сыта, – окинув пропойцу брезгливым взглядом, резко ответила девушка. Она сместилась вбок, чтобы обойти мужика, но тот преградил ей дорогу, как щит выставив перед собой тарелку.

– Что, брезгуешь?! – В мутных глазах мужика, как на дне загаженного отстойника, колыхнулась что-то недоброе.

– Говорю же, я сыта…

– А я вижу брезгуешь, – напирал алкаш, оттесняя Машу от входа. – Как же? На улице масленица, солнце животворящее землю обогрело, а ты блинца не хочешь? От чистого сердца, от ясного боку!

– Да чего вы ко мне привязались?! – выходя из себя, выпалила девушка, тряхнув ореховыми волосами. – Со своими блинами? Сами их ешьте, а я своих напеку. Охрана!

Из-за стойки, оторвавшись от своего телефона, вразвалку подошёл охранник. Лениво поглядывая на успевший собраться вокруг Маши и мужика народ, он, цедя слова, бросил:

– Что стряслось?

– Да вот, привязался алкаш! – Отойдя от масляно улыбающегося, пропахшего водкой мужика, зло отбила Маша. – Со своими блинами! Наведите порядок, выведите его из магазина. Чего он ко мне привязался?

– Блины? – Взгляд охранника из-под опущенных, набухших век скользнул по стопке блинов, затем по лицу девушки. Протянув руку, он взял один блин, свернул его конвертиком, отправив в рот. – Так ты чего отказываешься? Масленица же! Блины вкусные, вот и ешь, пока дают!

– Что?! – Маша опешила от такого поворота.

– Верно! Солнце-то все видит! – раздалось из недобро загудевшей толпы.

– Что видит-то?! – Маша металась по лицам, пытаясь найти хоть в одном из собравшихся поддержку, но в глазах собравшихся видела только злобу и раздражение. Понемногу ей начал овладевать страх, чувство ненормальности происходящего, посетившее её на площади, вернулось с утроенной силой.

– Видит тех, кто не хочет греться под его животворным светом… – прогудели откуда-то сбоку.

Толпа надвигалась, в воздухе повисла угроза. Алкаш всё пихал свои блины Маше, недобро посмеиваясь, когда девушка резко оттолкнула мужика, рванув вперёд.

– Посмотрите на неё, бессовестную!

Кто-то попытался ухватить её рукав, но Маша с силой вырвала руку, сорвавшись на бег. Хлопнув дверью, она спрыгнула со ступенек, кинувшись в сторону ближайших дворов…

∗ ∗ ∗

– Да что там у них такое? – со сна пробормотал Игорь, поворачиваясь на спину. – Совсем осатанели…

Лежащая рядом Софа лишь ещё крепче прижалась к плечу парня, устилая светлыми волосами его грудь.

– Сегодня же суббота… – глухо подытожила девушка, кутаясь в одеяло.

Игорь лишь тяжело вздохнул.

Спустя десяток долгих, томительных минут, колокола умолкли, и в квартире вновь установилась тишина субботнего утра. Поворочавшись ещё около часа и осознав, что от сна не осталось и следа, Игорь, аккуратно сместив девушку на подушку, сел на кровати.

– Милый, ты чего вскочил? – сонно протянула Софа.

– Да не спится, – зевнул Игорь. Ему и вправду не хотелось спать. – Разбудили меня эти святоши…

– М-м-м…

Одев тапки, накинув халат и почёсывая широкую, как медная пластина грудь, парень вышел на залитую солнцем кухню. Немного повозившись с кофемолкой, он насыпал измельчённой арабики в турку. Пока кофе закипал на огне, Игорь ощутил внезапное желание нараспашку открыть окно, впустив в дом как можно больше солнечного тепла.

«Ишь ты! Весна пришла, – отперев окно и уперевшись в нагретый подоконник, Игорь щурился на яркое солнце.

– Ты чего окно открыл-то? – в накинутой на голое тело рубашке Игоря, Софа появилась на пороге.

– Так весна же.

– И вправду! – оживленно согласилась девушка, встав рядом. – Как тепло-то! Слышишь, как капель лупит?

– Ещё бы, – Игорь улыбнулся, прижав девушку к себе. – Может эти дурни в честь весны в колокола трезвонили?

– Будильник на заказ?

– Вроде того, – улыбнулся в ответ Игорь. – Садись за стол, кофе готов.

Оживлённо болтая, они пили горячий кофе, не сводя друг с друга глаз. Эмоции и чувства, за время зимы словно поостывшие, теперь горели во влюбленных с новой силой, как яркое солнце за окном. Игорь подмечал, как солнечный свет ореолом подчёркивает волосы Софы, как тихий, словно пламя свечи, радостный свет теплится в её живых голубых глазах. Он ощутил, что сегодня сидящая напротив девушка была ему близка, как никогда, чувства переполняли его, и это было взаимно.

– А пошли-ка погуляем? – предложил парень, отставляя пустую кружку.

– Пойдем! – оживлённо согласилась Софа. В этот момент с улицы вновь донёсся колокольный звон. – Тем более, нам сегодня поспать не дадут.

Они быстро оделись, и вышли из подъезда.

– Как классно… – с придыханием сказала девушка, глядя на солнце из-под согнутой ладони.

– Кажется, не одних нас разбудили, – Игорь кивнул в сторону заставленного лавками и раскладными столиками двора. Возле них суетились соседи, в воздухе пахло жаренным мясом.

– Здравствуйте! – поздоровались молодые люди с оживлённо суетящимися у столов тётками.

– Здравствуй, Игорёк! Здравствуй! – заулыбались те в ответ. – А ну-ка, идите сюда!

Подойдя ближе, девушка и парень сразу были окружены хлопочущими жильцами. Со всех сторон к ним потянулись тарелки с блинами.

– Угощайтесь, молодёжь! Масленица на дворе! – Тётя Настя – продавщица из местного гастронома, живущая на одной лестничной площадке с Игорем, кивнула на стол. – Вот, сыр, сгущёночка, сметанка…

– Спасибо вам, тёть Насть! Мы попробуем немного.

– Какое «немного»? От пуза есть надо! – перебила парочку сердобольная тётка. – Эй, Мишка! Тащи им мяса!

– Ща всё будет! – отозвался Саныч – коренастый мужичок, токарь на местном градообразующем предприятии. Саныч ловко орудовал шампурами, насаживая мясо из огромной кастрюли.

Окончательно смущенных, упирающихся ребят усадили за стол, и пока те не съели по целому шампуру мяса и по стопке блинов, никуда не отпустили. А народ все сходился, вываливая из своих берлог. Над районом плыл колокольный звон.

Одновременно отбиваясь и горячо благодаря наседающих соседей, пара вышла из родного двора, двинувшись на колокольный звон.

– Да, накормили нас от души. Я еле ноги переставляю.

– И не говори, – поддакнула Софа. – Все такие радостные, оживлённые! Вот это я понимаю масленица!

Они шли под руку мимо гуляющего народу, сквозь дымку голубого, весеннего дня. Девушка во все глаза смотрела во все стороны, тогда как Игорь с каждым шагом становился всё более задумчивым, уходя в себя.

– О чём задумался?

– Я? – Словно вынырнув из омута своих мыслей обратно, к яркому солнцу, рассеяно ответил Игорь. – Да так, не о чём…

– Судя по твоей мине – очень даже о чём! – насупилась Софа. – Давай уж, негодный мальчишка, я тебя хорошо знаю. Когда ты вот такое лицо делаешь, – Софа комично сдвинула брови к переносице, изображая глубокую задумчивость. – Значит, у тебя что-то на уме.

– Да ладно тебе, это так, мимолетная мысль, глупости.

– Теперь мне ещё больше интересно, – Софа остановилась, потянув Игоря за руку. – Раз сказал «А», говори «Б»!

– Ладно, – Парень поднял руки. – Если уж так сильно хочешь…Помнишь, я тебе рассказывал, что когда-то в детстве ходил на фольклорный ансамбль?

– Так… – Девушка склонила голову, внимательно слушая.

– У меня родители энергичные, всегда хотели, чтобы я развивался. Вот и отдавали меня в разные секции, – продолжил Игорь, отведя взгляд. – На бокс мне ходить нравилось, а вот на музыку – никак. И тем не менее, батя настоял. Приволок тогда откуда-то старые гусли, всучил их мне, и говорит: «Играй! Я сам на балалайке лабал, а ты на гуслях будешь!»

– Гусли?

– Ну да, – Игорь посмотрел девушке в глаза. – Мой папаша с причудами. Ну кто вообще в здравом уме будет отдавать сына на гусли? То ли дело гитара… А он упёрся рогом: играй, говорит, не ной! Вот я и играл до самого завершения музыкалки. Много грамот имел, под конец диплом дали. Как диплом получил – убрал гусли на антресоли, и с тех пор никогда к ним не прикасался. Не моё это. А вот сейчас…

– Что?

– Возникло желание сыграть, – смущённо закончил Игорь. – Странное желание, да? Говорю же, не бери в голову…

– А давай! – уверенно сказала Софа. – Почему бы и нет!

– Думаешь, стоит? – Игорь недоверчиво посмотрел на свою подругу.

– Я никогда не слышала, как играют на гуслях. А если тебе хочется сыграть, я с удовольствием послушаю. И не только я, – В глазах Софы полыхнул хитрый огонёк.

– А?

– Думаю, народ по достоинству оценит твоё умение, – Девушка широко улыбнулась. – Пошли, заскочим на квартиру, а потом – на площадь!

– Ну, ладно, – Игорь пожал плечами, и двинулся за девушкой в сторону родной многоэтажки…

∗ ∗ ∗

Колокольный звон отдавался в висках, сводил с ума. Маша сидела в пустом дворе, куря сигарету за сигаретой. Перед её глазами по-прежнему стояла злая, враждебная толпа, пламя костров, запах мяса…Все перемешалось, и от всего этого с каждой секундой все больше веяло скрытой угрозой.

«Здесь что-то не так… У людей словно башню сорвало с этими блинами», – выбросив окурок, девушка достала новую сигарету.

– Да когда же ты заткнёшься?! – зло крикнула Маша. Однако колокола продолжали звонить.

Внезапно всё стихло, и в недоброй тишине девушка услышала мелодичную музыку. Нет, это был не действующий ей на нервы, сокрушающий колокольный перезвон, вовсе нет. Музыка лилась плавными переливами, волнующим, зовущим кличем отдаваясь в душе. Маша никогда не слышала такой музыки, но что-то безошибочно подсказало ей, что это – гусли.

На ходу прикуривая, она встала, и словно зачарованная двинулась на звук. Маша быстро поняла, что идёт к собору. Мимо неё также шёл народ, словно косяки рыб на прикормку, двигаясь на площадь. Мельком она смотрела по сторонам, видя, как люди из ближайших к церкви домов тащат деревянные стулья, диваны, столы.

Обогнав двух мужиков, волочивших по ростепели добротный шкаф, она с непониманием подошла к церковной ограде – музыка разносилась оттуда. Движимая желанием подобраться ближе, она принялась продираться сквозь толпу, через обтянутые куртками и дублёнками спины горожан, туда, к собору. Туда же тянулся и остальной народ со стульями, столами и прочей мебелью. Воняло дымом, впереди что-то горело.

– Да пусти же ты! – Толкнув в спину застывшую тётку в дешёвом китайском пуховике, Маша, наконец, оказалась на главной площади. Перед ней полыхал огромный костёр с возвышающимся над ним здоровенным масляничным чучелом. Охваченная пламенем фигура на фоне белых стен собора смотрелась завораживающе.

Маша скользнула зелёными глазами по застывшей толпе, и увидела сбоку от костра парня. Тот сидел, погруженный в себя, с отрешёнными видом перебирая струны гуслей. Его отсутствующий взгляд смотрел в полыхающий огонь. Позади него стояла девушка, положив свои руки на его плечи.

– Игорь! Софа! – сорвалось с языка Маши. В парне и девушке она безотказно узнала свою подругу и её парня. – Эй!

Никакой реакции. Маша, уже собравшаяся пробираться к ним, получила тычок в бок – мимо неё пронесли шкаф те самые мужики, что она обогнала по пути сюда.

– Осторожно, мудни! – шипя от боли, выругалась девушка, однако ей ответили глухим молчанием. Мужики поднесли шкаф к полыхающему костру, швырнув его в самое пекло. Они были не первые и не последние: со всех сторон люди несли всё мало-мальски горящее, швыряя в огонь. Только сейчас Маша обратила внимание, что в пламени огромного кострища полыхают шкафы, табуретки, раскладные столы, деревянные резные киоты вместе с иконами.

Глаза девушки расширились от ужаса, крупные бисерины холодного, липкого пота выступили на лбу. А тем временем на пороге церкви показался певчий хор. Высокий, чернобородый дьякон поднял руку, и хор запел:

Ой, казали Масляной – семь недель, семь недель! Остался Масляной – один день, один день…

Слова песни неслись над толпой, уносясь куда-то вверх.

То весна вдали… – выводил звонкий тенор стоявшего в первом ряду парня из хора.

Топчет поля, топчет поля… – подпевал остальной хор, и вот, уже подхваченное многоголосьем толпы, над площадью ревело:

Для неё в огонь сойду я! Для неё в огонь сойду я!

Маша стояла, не в силах шевельнуться от сковавшего её страха. Наконец, сбросив оцепенение, она кинулась прямо через площадь к играющему на гуслях Игорю и стоявшей рядом Софе, как вдруг толпа заволновалась, и под грянувший сверху колокольный звон, двинулась к полыхающему огню.

– Игорь! Софа! – срываясь на крик, Маша рвалась к своим друзьям, но её относило от центра всё дальше и дальше. Рискуя быть затоптанной, она рвалась сквозь мощный поток идущего в огненную пасть народа, пихаясь, работая локтями. Народ пёр, толкая Машу в огонь, а она, сорвав голос, всё лезла к Софе, зачарованно тянущей Игоря в сторону костра.

Отложив гусли, парень поднялся, и влился в толпу, под руку Софы идя к огромному кострищу. В разных уголках площади происходило тоже самое – во множество разведённых костров, под переливы колокольного звона шагали люди, подпевая церковному хору, что уже залез в огонь.

– Нет!!! Стойте! – До крови закусив губу, Маша рвалась к плечу подруги, когда чья-то крепкая рука схватила девушку, и вышвырнула из течения толпы. Запахло палённым мясом.

– Нет, Софа! Игорь! Нет! Не ходите!!! – Хрипела девушка, стоя на коленях в грязи. По её белому, как снег в поле, лицу лились слёзы. – Стойте!!

Фигуры Софы и Игоря скрылись в пламени костра, за спинами идущего народа…

Огонь затихал. В обезлюдевшем городе – ни звука, лишь потрескивали кое-где догорающие во дворах костры. К небу, над многоэтажками поднимался стоящий коромыслом дым, сплетаясь с далёким небом воедино. Чирикали воробьи, грело солнце, стучала капель.

Налетающий теплый ветер гонял мусор и пепел по пустой площади, развивал ореховые, побитые сединой волосы Маши, в оцепенении смотревшей на пышущее жаром огромное пепелище и валяющиеся рядом нетронутые гусли.

Раздавшийся колокольный звон заставил девушку вздрогнуть, сжаться. Она подняла взгляд диких от первобытного ужаса глаз вверх, на колокольню.

Колокола были неподвижны.

Автор: Василий Рязанов.

Группа автора: Сказки Западного Бирюлёво (https://vk.com/club196487883)


Current user rating: 68/100 (31 votes)

 You need to enable JavaScript to vote