(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Кресты
Знаю, довольно удобно обвинять во всем жизнь и обстоятельства. Но нельзя не признать, одним жизнь благоволит, а другим как клоун в цирке подставляет краюшек платка из своего рукава. Меня можно отнести ко второй категории. Год тому назад, я начал тянуть этот «клоунский» платочек, и тяну, по сей день. Конечно, я бы хотел винить жизнь во всем и дальше, но именно я, год назад, потянул свой «клоунский» платок.
Год назад, восьмого марта, вечером я брел через дворы, обступая лужи и жирные наплывы грязи на дороге. Я старался не запачкать до блеска начищенные туфли, так как на вечер были запланированы посиделки с девушками в кафе. За день до этого мне позвонил мой друг Макс, со словами «Братан, нарули подруг назавтра». Макс был моим другом детства, мы были одного возраста, но пути наши разошлись после школы. Я пошел в институт, и грезил о том, как буду зарабатывать большие деньги «кодингом», ну а Макс как-то плавно вошел в жизнь большего криминала. С детства он занимался боксом, много раз брал область, пару раз выигрывал Украину, и к восемнадцати годам влился в федерацию бокса нашего города. Был он под два метра ростом, со здоровенными кирпичами вместо кулаков, простыми словами «машина». Поэтому мне даже особо не приходилось рекламировать его знакомым девушкам, перед тем как позвать их с нами гулять. Просто кидал им его страницу в «инсте», и они уже были готовы идти.
В свои двадцать два года, Макс уже успел обзавестись своим жильем и машиной. Я никогда не спрашивал его как он зарабатывает деньги потому что понимал, что честного ответа скорее всего не получу, и хоть мы и были друзьями детства, но определенные вещи лучше оставлять за скобками. Его новое жилье было примерно в десяти минутах от моего дома, но мартовская погода, превращала их в двадцать долгих сапёрных минут. Где каждый блестящий отблеск на асфальте неожиданно мог трансформироваться в бездонную лужу, что щедро наполняет туфли, словно альтруист на раздаче супа бездомным.
Район где поселился Макс был смесью вымирающих девяностых и их же воскрешения. Будто выжили сильнейшие, и теперь скверной будут расползаться дальше, за пределы малосемеек и панельных девятин. Уж не знаю был ли тайный умысел в выборе именно этого района, или же решающую роль сыграло дешевое жилье, но теперь Макс жил здесь. По плану я должен был зайти за ним, и уже от него мы бы поехали за подругами. К подобным вылазкам он готовился словно викинг, намывался, брился, долго подбирал одежду.
С горем пополам, по грязи и лужам я добрался до Макса дома, зашел в его подъезд, и замер. В нос ударил сильный запах газа. Когда-то давно я слышал что газ настолько ускоряет метаболизм, что порой шахтеры в шахте, попадая в место скопления газа, начинают буквально потеть. Так и я начал усиленно потеть зайдя к нему в подъезд, хотя связывал это больше со спешкой. Дойдя до квартиры Макса, я еще сильнее ощутил запах газа, казалось зубы во рту стали покрываться холодной оболочкой.
К моему удивлению, Макс только проснулся, через десять минут мы уже будем опаздывать, а он лишь сонно ходил из комнаты в комнату. Затем он стал мне рассказывать про странности, что творились целую ночь в их доме. Про тот как всю ночь из квартиры на его пролете доносились крики, а с обратной стороны, словно кто-то выбивал дверь. Затем ближе к ночи появился этот запах газа. Хоть спустя пару часов «аварийка» и перекрыла газ во всем доме, казалось он становился только сильнее, что отметил и я, дойдя до его квартиры. И словно на зло только приходящему в себя Максу из подъезда вновь послышались глухие удары. Звук был настолько сильным, что зеркала и шкафы с разъезжающимися дверями в коридоре принялись звонко вибрировать. Макс в домашних тапках вышел на пролет, и принялся ладонью сильно бить в соседскую дверь, звеня перстнем на одном из пальцев на весь подъезд. Соседская дверь была китайской дешевкой из тонкого железа, та внутри которой пористый картон. Вслух Макс всё задавался вопросом стоит ли её выбить и «разбить кабину» тому кто шумел всю ночь, или же дать ему шанс. Мы еще немного постояли в подъезде прислушиваясь к тишине внутри соседской квартиры, а затем Макс махнув рукой, решил что пора собираться и ехать.
Зайдя обратно в его квартиру, я решил сходить в туалет, Макс уже окончательно оделся и начищал туфли. Стоило мне только начать справлять нужду, как уже в Макса квартиру стали звучать мощные гулкие удары. Они были настолько сильными, что вода в унитазе расходилась кольцами от центра. «Сука!» прокричал Макс и вылетел в подъезд, про себя я подумал, что кто бы там ни был, ему сейчас хорошенько разобьют лицо. Повисла тишина, я застегнул ширинку, смыл, после чего раздался дикий вопль полный запредельного ужаса. Кричал Макс.
Следом за этим погас свет. Вот тут я испытал жуткое чувство, не понимая, что может заставить такого человека как Макс, так орать. Человека, которого будь у меня проблемы где-то в ночном клубе, мне хватало назвать только его имя, и люди в страхе извинялись. Его уважали и боялись многие в нашем городе. Теперь слыша его крик, такой полный ужаса и отчаянья вопль, я действительно испугался.
Собравшись, я включил свет на телефоне и выбежал в подъезд. Крик доносился из той квартиры, только уже приоткрытой. Я стал медленно идти, чувствуя словно ступаю по пляжу усыпанному ракушками, что-то мелкое податливо хрустело под подошвой. Мой взгляд напряженно смотрел вперед. Фонарь выхватывал миллиарды отблесков, маленьких, блестящих, золотистых и металлических огоньков летающих в пространстве. Лицо что-то неприятно царапало, словно ветки. Постоянно цепляясь за непонятные лианы и ветки, я брел вперед. В те мгновенья, от ужаса я еще был слегка не в себе. Ступая через коридор, я напряженно представлял, с чем столкнусь в той комнате, из которой орал Макс. Зайдя в зал, я увидел стоящего Макса, закрывшего лицо ладонями. «Я ничего не вижу!!!» стал раз за разом в панике проговаривать Макс. На мгновенье у меня отлегло от сердца, Макс был цел, стоял на своих ногах, а затем со мной случилось «прозрение» и я увидел, что было вокруг. Увидел источник тех миллиардов отблесков.
Кресты. Несчетное количество крестов, наклеенных на стенах, от чего комната походила на сталактитовую пещеру. Маленькие, средние, нательные и откровенно огромные, словно чешуя были один поверх одного. Я стал водить телефоном по комнате, видя что эти кресты также висят на веревках подобно гирляндам вокруг. Ими были обклеены шкафы и кровать, окно и даже потолок. Каждый миллиметр квартиры покрывали кресты. Все еще приходя в себя, я светил телефоном по сторонам. Тень стоящего рядом Макса, двигалась по комнате вместе с вбитыми в пол кладбищенскими деревянными крестами. Затем словно одобренные мной, на потолке стали различаться такие же кладбищенские кресты. Страх заставлял меня прижимать телефон к себе, скованно и неуверенно я продолжал смотреть вокруг, и вот когда казалось, хуже уже ничего быть не может, я увидел огромную открытую клетку, которую изначально принял за шкаф. Клетку из крестов.
Мне абсолютно не хотелось подходить к ней ближе чем я стоял, я лишь немного присмотрелся туда, чуть дольше чем на всё остальное. Этого хватило чтоб схватить Макса под локоть, и еле перебирая ватными ногами, направится в сторону выхода. То, что я увидел, теперь никогда не выйдет из моей памяти. Это не что-то запредельное или не мыслимое. Наоборот, это очень даже знакомо каждому. Символы, созданные механизмом самосохранения, щедро подаренным эволюцией. Глубокие царапины на полу, огромные и неестественные. Даже имея поверхностные познания в дикой природе, мне было достаточно, чтоб понять – их оставил не зверь, и уж тем более не человек.
Испытанное мной чувство, бывает наверное единожды, и скорее всего, о нем ничего не известно по той причине, что испытавшие его не выживают. Будто эти царапины оставило что-то, страшнее смерти.
Я тащил под руку Макса повторяющего «Я ничего не вижу!», светя телефоном вперед. Только теперь я увидел, что те хрустящие «ракушки» под ногами, на самом деле были маленькими крестиками, которые превращали пол в подобие пляжа. Я почему-то вспомнил, как мы в детстве ездили отдыхать на Оскол. Как местная полезная вода пахла сероводородом, и вновь условно прозрел. Тот запах, который я изначально принимал за газ, теперь словно в каких-то зловещих шарадах был отгадан. Это был запах серы. Всё воняло серой.
В панике таща по лестнице Макса на улицу, я судорожно думал что делать, на любые мои вопросы, он лишь повторял «Я ничего не вижу». Выйдя на улицу, я наконец вдохнул свежий воздух, но запах серы будто въелся в одежду. Водительских прав у меня не было, поэтому дойдя до машины Макса, я подумал что сейчас он придет в себя, и мы поедем в больницу. Вокруг всё было как подводой, ни единого звука. Полная утробная тишина и темень.
В темноте его девятина зловеще возвышалась, нависала и казалось ехидничала. Она выглядела так, словно полоумное зло слепило её на гадкий утренник для своего инфернального измерения. Вновь разгадав очередную зловещую шараду, я замер. Дом будто услышав мои мысли, приоткрыл один глаз. Во всех домах рядом была темнота, они подобно могильным плитам возвышались, и лишь в Макса доме, в одном окне горел свет. Не хочу говорить что я перекрестился, но невольно сделал это. Свет горел в той соседней от Макса квартире, что безошибочно угадывалась близ сияющего в темноте новенького белого пластикового балкона Макса. Затем словно дождавшись моего внимания, квадрат света в окне увеличился на несколько метров во все стороны. Раздался гулкий взрыв, которому сигнализацией стали аккомпанировать стоящие около нас машины. После этого мир будто сняли с «паузы», всё пришло в движение, вернулось к былому ритму. Кажется, я даже слышал металлический звон падающих с неба крестиков. Небесный джек-пот. Макс всё повторял себе под нос «Я ничего не вижу», уже без эмоций, скорее вопрошая, а я судорожно думал, что же могло оставить эти царапаны.
Я продолжал спрашивать себя об этом и после того как Макса увезла скорая, пока во дворе сновали пожарные и газовщики. Взрыв газа. Меня даже вроде допрашивали в тот день, но всё было как-то быстро. Чумной, как после длительного запоя я приходил в себя, пока вокруг оседал пепел минувших событий. Мама Макса звонила мне, пытаясь узнать что случилось, она забрала его домой, он так и не начал видеть. Через пару дней я зашел навестить его. Казалось, с детства в квартире его мамы ничего не изменилось, даже его боксерские медали и кубки стояли на тех же местах.
В квартире стоял запах больницы, и какого-то народного горя. Безошибочный запах, увидев Макса, я сразу понял, он скоро умрет. Дело бы даже не в его внешнем виде, а в том, как для подобного хватает одного взгляда, чтоб сразу это определить. Весь наш разговор, он словно собирал вневременной пазл из кусочков своей жизни. В один момент он спрашивал дам ли я ему послушать кассету «нирваны», сразу сокрушался что завтра ему нужно ехать на «сто» менять резину, а затем просил пойти спросить у его дядьки на кухне можно ли включить музыку погромче, хотя его дядя умер еще в конце девяностых. Я аккуратно спрашивал, что он видел в ту ночь, а он прыгал в разговоре от детства к нашим дням за миг. Будто времени вообще нет, и всё происходит без перерыва, прямо сейчас. Его мать ходила на кухне, звенела посудой, иногда заглядывала в Макса комнату. В те мгновенья когда она точно была на кухне, я склонялся над заговаривающимся Максом, и шепотом спрашивал про запах серы, про то от чего он так кричал тогда. Макс вообще меня не слышал, он говорил сквозь меня. Было видно, что он уже не здесь, одной ногой на том свете. От его физической формы не осталось ничего, его тело было маленьким и высохшим. Лежа на кровати, он даже особе не двигался, словно боясь рассыпаться. Перед его кроватью, на стуле стояла пустая супная тарелка. Пока Макс продолжал говорить, я всё смотрел на эту тарелку. В ней виднелись три маленьких квадратика картошки. Они подобно игральным костям, что выбросила судьба Максу, сулили ему, как стороннику «воровского фарта» очень плохой расклад. Прямо говоря, что Макс не жилец.
Ровно через неделю в «вайбере» мне пришло сообщение от Макса мамы. «Макс умер». Без эмоций, и каких либо намеков на горе. Быть может она давно, еще когда он только выбрал путь криминал поняла что закончит он плохо, и смогла подготовиться к подобному морально. Может ей всё стало понятно за минувшую неделю, как мне когда я навестил его. На похоронах она также была предельно спокойна, будто это и не её родной сын вовсе. И смотрела на тело в гробу, как мне казалось она также.
Макс был моим другом детства, без преувеличения лучший друг. У нас был довольно жесткий юмор, и я бы не удивился если бы всё это был его жесткий троллинг. Поэтому я не чувствовал что он умер. Первый месяц я и жил с подобным чувством. Будто он скоро приедет и будет смеясь показывать пальцем на моё удивленное лицо. Но Макс действительно умер, по-настоящему. Осознавая это, я всё больше не понимал жизнь.
Затем спустя пару недель, я стал просыпаться каждую ночь с чувством первобытного запредельного ужаса. Это бывало иногда сразу, порой глубокой ночью, но отныне, каждый день. Чтобы я не делал, напиваясь, не ночуя дома, всегда одно и то же. Каждый раз подобные пробуждения становились всё более жуткими. Я видел какие-то ускользающие тени, слышал ходьбу за дверью, чувствовал, как в комнате электризуется воздух. Меня сковывал страх, и я замирал, боясь лишний раз двинутся с места. Забившись в углу и включив свет в комнате я обычно дожидался утра, и только потом выходил из комнаты. Жил я в унаследованной двушке. В моем не большем городе жилье не было роскошью, поэтому с восемнадцати лет я жил один.
Попытки спать днем также не спасали, неволей спустя пару часов я пробуждался, и также погружался в состояние немыслимого первобытного ужаса. Если я спал днем, ночь становилась бесконечной, и отпускало меня только под утро. В одну такую «вечную» ночь, я и нарисовал свой первый крест. Вроде был час ночи, я взял маркер вывел его на стене, и мне стало легче, тогда я нарисовал следующий, а когда опомнился, было уже утро, всю стену покрывали кресты. Последующую неделю мой сон ничто не тревожило.
Но очередная ночь ужаса не заставила себя ждать. За окном бушевали майские грозы, а ливень неестественно, как на съемках кино с паузами врезался в стекло. Вновь проснувшись от чувства ужаса, я быстро включил свет, и вскочил от испуга. Все кресты на стенах потекли. Они были подобны заплаканным девочкам с потекшим макияжем. Я принялся быстро рисовать кресты на пустотах, на мебели, батареях и полу. Они текли, буквально на моих глазах, стекали полностью не оставляя даже отдаленного напоминания о прямых линиях. Стены были грязными и незащищенными, до меня снова начали доноситься звуки за дверью. Тогда взяв в руки нож, я стал резать кресты на обоях. Опомнился я как и тогда под утро. На ладонях пузырились множественные мозоли от ножа, какие-то успели уже полопаться, сочились сукровицей и звенели болью. И вновь я отстрочил свои жуткие пробуждения еще на неделю.
Теперь за дверью уже откровенно что-то скреблось, прямо под порогом. Слушая эти звуки, я без перерыва усиленно работал ножом. Стоило мне хоть на секунду замешкаться, дверь начинала вибрировать. Больше всего в жизни я не хотел знать что там. После этого я пошел в церковь и на несколько тысяч гривен купил крестов. Сутулый поп как-то развратно посмотрел на меня, мол «У вас там намечается добротная вечеринка». Я что-то на ходу придумал про благотворительность, и звеня пакетом бросился домой.
Поклеив крестики на стены, я испытал облегчение. Тогда меня не навещали пару недель, а затем вновь адская ночь. После этого я понял, что останавливаться нельзя. Каждый день я ходил по церквям и покупал кресты. Большие, маленькие, крестики, все что имело форму креста. У меня был довольно хороший заработок. Удаленка помогала мне выстраивать график самому. Почти трансформировавшись в «синьора»я писал код на «С++», который отныне называл про себя «С крест крест».
Иной раз я забывался, и тогда моего труда было недостаточно. Борясь с самим собой, я выхватил широкий серебряный крестик, вырезал на своей ноге крест. Нога начала пульсировать болью, а в мою душу пришел покой. Через неделю всю мое тело покрывали вырезанные кресты.
Моя жизнь почти наладилась, главное – я соблюдал правила, и в голове имел подобие канона, вспоминая ту квартиру. Регулярно покупая кресты, я укреплял свою квартиру. Если я видел мельтешение в каком-то месте, я тут же крепил туда очередной крест. А потом я решился на немыслимое.
Навещая очередной раз Макса на кладбище, я увидел одиноко стоящий деревянный крест. Времянка. Он был в окружении хаотично валяющихся словно бухарей венков. Вокруг никого не было, кладбище вроде как намекнуло мне «сейчас я на секунду отвернусь…». Я схватил этот крест и стал идти, стараясь никуда не смотреть.
Никогда не забуду свои ощущения в тот миг. Словно я нес побитого всеми брошенного пёсика. Я прижимал его к телу, обнимал. Дома, я отмыл его от неестественно желтой земли, и прибил в зале. Он – дальний родственник новогодней елки, пестрил своей формой и намекал на грядущее празднество. Тогда я и стал регулярно тащить домой кресты с кладбища.
После десятка крестов, мне уже было достаточно одного взгляда на могилу, чтоб понять, десять или более минут нужно потратить на тот или иной крест. Если могила была покатая, а день непогожий лучше идти дальше. Такая обычно сопротивляется, начинает снимать с ног обувь, земля не отпускает. Когда могила как тот пьяный горбун, тот тут пару раз ногой достаточно по кресту ударить, и он как молочный зуб уже податливо идёт вверх.
Принесенными крестами как подсолнухами был усеян весь коридор, я мог с трудом пройти в нем, а это давало чувство безопасности. По памяти я стал повторять клетку из крестов, стягивая их между собой пластиковыми хомутами. Конструкция хоть и была хлипкая на вид, но мой вес выдерживала спокойно, когда я прыгал сверху.
Я допускал, что делаю что-то нехорошее, воруя кресты. Ладно я, но больше всего меня разочаровали люди. Видя меня средь бела дня идущим по городу с кладбищенским крестом, с которого еще не успела опасть вся земля, они просто смотрели в другую сторону. Никто не вызывал полицию, не останавливал меня. Люди своим видом буквально мне говорили – твой это крест или нет, неси его сам. Даже косого взгляда за всё время не было в мою сторону. Бабки, стоило подойти мне на трамвайную остановку, как курочки начинали пастись вокруг. Для полноты безразличия им только не хватало ненавязчивой мелодии насвистываемой под нос. В трамвае, и того хуже, грузное мужичье, работяги едущие с тяжелой работы старались не супиться. Они наверное боялись, что я могу вручить кому-то стоящий у ног крест.
Однажды я влетел на полицейский патруль, повернув во дворы после очередной вылазки на кладбище. Менты оформляли протокол на двух томных девушек. Проход был узким, не обойти, идти можно было только через них. Взглядом я даже встретился с одной из девушек. Мне казалось, сейчас она что-то скажет, осудительное и осмысленное. Её приспущенные веки почти начали идти вверх, а затем она сдалась. Как безликий одинаковый скот, начала жевать ртом воздух, смотря в пустоту. Полицейские и того хуже, боком смотря на меня они начали отворачиваться, и закрываться воротниками, словно начал моросить неприятный мелкий дождь. Один даже начал едва пританцовывать как от холода на месте. Пройдя через них я действительно всё понял. Я еще был нормальный, это им нужна помощь. Возможно, я вообще был последний вменяемый человек во всём мире. О другом не могло идти и речи.
Всего за год моя квартира трансформировалась в настоящий форпост. Казалось, я предусмотрел всё, как неожиданно для себя обнаружил, что звук стал исходить из моего тела. Звук как эхо из пещеры выходил с моего горла. Будто там кто-то издает рык, и скребет когтями о камни. Я подолгу с открытым ртом всматривался в редкие островки отражения покрытого крестами зеркала. Это утробное эхо усиливалось, предусмотрев всё, я не учел главного. Они могу прийти из моего нутра. Тогда я стал съедать крестики. Сначала маленькие, затем побольше. Они тяжело глотались, царапая моё горло. Я понимал, что не совершу той оплошности, что некогда допустил сосед Макса. Наверняка он расслабился, и где-то дал слабину.
Моё тело покрывали сочащиеся раны, на бедрах проступал неестественный гной. Раны не успевали заживать, и вода не помогала. Грея до багрового цвета на кухонной плите крестики, я прижигал те места, скверна отступала, кресты на стенах вторили моему довольному хохоту. Был звон вечерний, был утренний, а был и утробный. Тело понемногу давало слабину, кресты не выходили. Проступали в некоторых местах под кожей в районе живота, как лики забытых святых. Температура не опускалась ниже сорока.
У меня есть чем ответить, я давно планировал это. Это было поистине орудием судного дня, его я поставил возле клетки. На большем кресте я распял крест, следом еще один поменьше, а от него еще один. Матрешка? Крестрешка? Один на другом, до малюсенького крестика, не более ноготка, что обычно надевают деткам на крестины. Конструкция была внушительная, образная гаубица направленная на клетку, внутри я ликовал.
Клетка из крестов стояла закрытой. В квартире стал появляться запах серы. Когда я был в другой комнате, внутри клетки появлялись царапины. Что-то скребло пол. За дверью ощущалось присутствие, когда я чувствовал, что они хотят вскрыть мою квартиру, то бежал и со всей силы бил с ноги в дверь. Это ненадолго отпугивало их. Запах серы становился всё сильнее.
Теперь я без перерыва слышу как оно скребет, где бы я не был. Оно хочет подкопать клетку, хочет выйти на свободу, а они пришли выпустить его. Приходится бить в дверь еще сильнее. От запаха серы мутнеет рассудок.
Я решил погуглить что-то про кресты. Кроме всякого информационного мусора был один эпизод показавшийся мне интересным. Когда орудовал маньяк Оноприенко, его сакральной маньяческой целью было прочертить крест убийствами на карте нашей страны. И вроде у него даже получилось.
Мне нужно где-то добыть еще крестов.
Сосед Макса наверняка подумал, что сделал достаточно, я не он. Нужно постоянно искать кресты. Чтоб не повторить его ошибку. Я точно выживу. Тут всё просто. Главное не останавливаться. Чувствую, что «мой» крест уже готов. Такой приятный, липовый, покрытый знакомо пахнущей морилкой, что раскрывает свой аромат на палящем солнце. Может он где-то пылится сейчас, в тени других крестов, на безликом складе. Быть может, хочет точкой завершить мою историю, возвыситься надо мной. Бросить где-то тень на землю, в тишине, на кладбище. Я найду его, обязательно. И сам поставлю. Даже знаю где, у изголовья кровати. Тогда и лягу. Наконец отдохну.
Текущий рейтинг: 68/100 (На основе 70 мнений)
