(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
И нет их нигде
— Хотите смейтесь, а хотите — нет, но не верю я в эту жуть лесную, — Ген Петрович был уже порядком в подпитии, но держался бодрячком. Почти все гости уже разошлись, и за столом в гостиной оставались всего четверо: сын Ген Петровича Андрей, его жена Оля, друг юности и товарищ по службе Леонидыч, и собственно сам виновник торжества: Ген Петровичу сегодня исполнилось 80.
С кухни доносилось приглушённое журчание воды и звон посуды — это дорогая супруга Ген Петровича наводила чистоту. Завтра предстояла поездка на дачу, и негоже было оставлять горы немытой посуды просто так. Елена Санна верила, что уж за такое прегрешение их домовой обязательно что-нибудь да учудит, и не важно, что вся семья подшучивала над её верой в сверхъестественное.
Дело было к полуночи, когда разговоры плавно перешли к обсуждению этого самого «сверхъестественного» — как это бывает в хорошей компании, да после горячительных напитков.
— Не верю! — назидательно повторил Ген Петрович, взглядом рыская по столу в поисках ещё чего-нибудь съестного. — И доказать могу. Сколько на своём веку видел зла, всё — от людей. Где люди — там зло, — он притянул поближе тарелку с нарезкой и принялся сооружать бутерброд из остатков ветчины и сыра. — Не в лесах и не в озёрах оно, а в городах.
— Евгений Петрович, а расскажите что-нибудь страшное! — Оля уже сонно моргала, но любопытство пересиливало.
— Да ну, — отмахнулся именинник. — Давайте лучше выпьем!
И выпили, и ещё раз. Однако, судя по задумчивому взгляду Ген Петровича, ему явно хотелось поговорить на эту тему, что-то наболевшее засело в глубине серых блеклых глаз, и если считать глаза зеркалами души — то сейчас там сгущались мрачные тучи.
— Будем так говорить, — начал он. — Не все люди те, кем сами себе кажутся, и уж тем более со стороны сказать сложно, что там у человека на душе. Оля уютно поёжилась и прильнула к мужу, тот приобнял её и положил руку на плечо. Леонидыч задумчиво наблюдал за парочкой, пытаясь совладать с вилкой в трясущихся руках, пока голос Ген Петровича не вырвал его из раздумий.
— …пятьдесят девятый год шёл, и тогда отправили меня на практику в колхоз, значит. Молодо, зелено, голодно, но весело — одни только танцульки на сельском…
— Погоди, Петрович! — Леонидыч догадался, о чём сейчас поведает старик. — Не с того ты начал!
Ген Петрович удивлённо уставился на товарища:
— А с чего бы мне начинать, если…
Леонидыч возмущённо замахал руками:
— Ну уж нет! Рассказывай с самого начала тогда.
Оля с Андреем озадаченно и с улыбкой наблюдали за спором старых друзей, и вот наконец именинник сдался:
— Ну, твоя взяла, хорошо! Так вот как я скажу: отправили меня туда в апреле, а за полгода до того, как меня распределили в тот колхоз проклятый на селе начали пропадать люди…
Оля неосознанно придвинулась чуть ближе к мужу, а тот как будто только этого и ждал: обнял покрепче и прижал к себе.
— Пропадали по нескольку человек, нечасто, но с завидной регулярностью. Помнишь, Леонидыч, как ты тогда Ленку Середину кадрить пытался, а она весной взяла и пропала?
Леонидыч молча кивнул, не глядя.
— Так вот Ленка уже, если прикинуть, была восьмой или девятой беднягой пропавшей. Искали их все, конечно! Но где там сыскать, когда вокруг поля да запруды неглубокие — и потеряться негде, не то что утонуть. Скорее тебя корова какая забодает, чем потеряешься в таком месте… Ан нет, пропадали люди — и всё тут! Нет их, нигде нет. И живых нет, и мёртвых нет. И ладно бы только приезжие пропадали, мол, молодо, зелено, мест здешних не знают — так нет же, и местные пропадали там же, на ровном месте. И вот и двух дней не прошло, как мы приехали в тот треклятый колхоз, как новая пропажа — Людка Дёмина или Демьянова, не помню уже…
На оконные стёкла брызнули первые капли дождя, сверкнула молния, мгновением позже громыхнул первый раскат грома. Елена Санна вкатила к гостиную старомодный кофейный столик с дымящимися чашечками чая.
— Да Дёмина она была, — подсказал Леонидыч, помогая расставлять на столе чашки. — Людка-то.
Судя по всему, ему просто хотелось чем-то занять заметно дрожащие руки — и конечно же, одну из чашек он опрокинул на себя.
— Вот же алкаш старый, — хохотнул Ген Петрович. — Куда ты к чашкам-то тянешься, лучше за рюмкой своей следи.
Налили ещё по одной, выпили. За окнами уже полноценно хлестал самый настоящий ливень.
— Дёмина Людка, значит, была из городских. Всегда при параде, уж как ей это удавалось — тогда! Это вам не то, что сейчас, когда салоны красоты-шмасоты повсюду. При параде-то она при параде была, и мужики её все как один любили, а вот бабы-то, конечно, бабы — недолюбливали…
— Говори за себя, — буркнул Леонидыч. — Как по мне, то девка самая обычная с виду.
Все улыбнулись, а Оля уточнила:
— А пропадали только девушки?
Ген Петрович почесал лысеющую макушку и задумался:
— Так-то я до своего приезда подробно и не знаю, что там происходило, это Леонидыч знать должен, а? — именинник кивнул в сторону товарища. — На год старше меня, поди, на год раньше в том колхозе и очутился впервые. Если память до конца не отшибло — пусть и расскажет, — хохотнул он. Леонидыч вздохнул, с заметным усилием отведя взгляд от трясущейся в руке чашки чая.
— Да не только девчата пропадали. Был и один мужик среди пропавших. Исчез в аккурат перед моим распределением в те края…
— Он-то и следствие больше всего запутал, — кивнул Ген Петрович. — Наша милиция доблестная-то как думала?
— Думала, что маньяк, — догадалась Оля.
— Вот то-то и оно, сексуальный. Хоть и в диковинку такое было. А он, видишь ли, не только девчат таскал…
— Так всё-таки это маньяк был?! — ужаснулась Оля.
— Вроде и да, а вроде и нет, — протянул Ген Петрович. — Непонятно что творилось тогда, и как с этим работать тоже никто не знал… Так вот, будем говорить, открылся этот колхоз в году 56-ом — как раз отгремел Десятый Юбилейный Съезд Партии, в честь чего и был создан колхоз. Тогда как раз в стране поднялась буча на Сталина, мол, культ личности, и всё такое… Да вы и сами знаете, ежели в школу ходили хоть бы через день. Как сейчас помню — строился колхоз имени Иосифа Виссарионовича, а как только построили — так уже и переименовывать вроде как надобно…
— В этом году мы и познакомились с мужем, — вклинилась в рассказ Елена Санна.
— Хотя поначалу за тобой Леонидыч ухлёстывал, — беззлобно рассмеялся Ген Петрович. — Так вот, будем так говорить, уже в 58-ом начали пропадать люди. Конечно, думали сразу на приезжих — таких как мы с Леной да Леонидычем, ведь всё до этого спокойно было.
— Меня даже пару раз вызывали на допрос, — снова вклинилась Елена Санна.
— А помолчи хоть минуту, — Ген Петрович накрыл руку супруги своей ручищей. — На допросе не наговорилась?
И вновь все рассмеялись.
— Так вот, опросили тогда, помню, всех. И кто знал пропавших, и кто так, знавал только. А главным подозреваемым в итоге назначили — Леонидыч не даст соврать — бывшего товарища нашего, конюха Гаврилу.
— 40 лет мужику было, — вздохнул Леонидыч и как-то странно хмыкнул.
— Его что, расстреляли?! — ахнула Оля.
— Девять пуль всадили, по числу пропавших, — важно произнёс Ген Петрович. Оля ахнула дважды.
— Да шутит он, милая, — обратилась Елена Санна к невестке. — Не так тогда было страшно, как сейчас народ думает. Ну не расстреливали людей на ровном месте!
— И до расстрела нужно было ещё дожить, — мрачно поддакнул Леонидыч.
— Вот-вот, Гаврила и не дожил… Хороший мужик был, если бы не… Эх. Я помню, Леонидыч нас и познакомил, — пробасил Ген Петрович.
— Егор Леонидович всю местную, как теперь говорится, инфраструктуру знал, — рассмеялась Елена Санна. — Всё бегали они с Женей к нему на посиделки…
— Там бабка одна на луговых травах делала воооот такой самогон! — подтвердил Ген Петрович, решив заполировать душистый высокогорный чай горькой и не менее душистой настойкой. — Мы брали бутылёк, с Гаврилы, конечно, закуска…
— Конина, — вставил Леонидыч.
— Конина, — поморщился именинник. — Уж больно противная штука, да и серешь после неё…
— Кхм-кхм! — многозначительно покашляла Елена Санна.
— В общем, не советую, ребятки! — рассмеялся Ген Петрович. — Но тогда были рады уж тому, чем богаты. Время послевоенное, тяжёлое, страна только начала из руин подниматься полным ходом. Из-за военных дел его и зажопили!
— Это как? — удивился Андрей.
— Понимаешь, слухи ходили, что в голодное время он мальцом рос в нехорошей семье… А точнее, что мамка Гаврилина своего младшего сынка в голодные 30-е годы в пищу употребила. Да всю оставшуюся семью накормила тем же мясом.
— Всякое случалось, нам ли судить, — заметил Леонидыч немного невпопад.
— Всякое! — грозно подтвердил Ген Петрович. — Да вот только даже звери не опускаются до того, чтобы дитят своих есть.
Эрудированная Оля хотела было возразить, что и такое в природе случается, но снова заговорил Леонидыч:
— Ну дак если человек с младых ногтей привык ко всяким зверствам — чему удивляться…
— Ты погоди, — осадил его товарищ. — Ты тёплое с мягким не путай. Вот допустим взять тех людей, что в авиакатастрофе погибли в горах в Латинской этой Америке, помнишь? В семидесятых это было, год уже не вспомню. Даже до нас новости дошли! Люди много дней, без надежды на спасение, оставались в горах. Холод! Голод! Вот и начали есть своих же, от отчаяния, будем так говорить… А потом что, все они каннибалами сделались?
— Нет, — догадалась Оля.
— Нет, — подтвердил Ген Петрович. — А этот что? Жрать продолжил, значит, и не подавился, поперёк горла ему не встало! Он, поговаривают, и в Великую Отечественную не растерялся да трупоедствовал потихоньку!
— Да я ж ничего не говорю, — насупился Леонидыч. — Неправильно это. Но иметь место в природе может. Не нам судить…
— Вот и не судили его, радуйся, — отрезал Ген Петрович, уже не на шутку увлечённый спором. — Помер он в СИЗО.
— Сам? — уточнил Андрей.
— А кто ж его знает, Андрюша, — развела руками Елена Санна. — Тут уж тайна мраком покрыта.
Все внезапно замолчали, и Оля решилась задать тот вопрос, который наверняка крутился на языке и у её мужа:
— А вы не думаете, что то мясо… Та закуска…
— Да конина это была, — поморщился Леонидыч. — Я этот вкус везде узнаю — всё ж 2 года в Казахстане отслужил, — и снова хихикнул.
Оля облегчённо выдохнула, Андрей почувствовал это, и тоже решился нарушить тишину:
— Так а что дальше-то было, пап?
— Да что… Конечно, мёртвого не посадишь, и дважды не убьёшь. Да и пропажи после этого всё равно были…
— Поговаривали, что Гаврила перед смертью признал, что ел человечину, — почему-то шёпотом заговорила Елена Санна, но Оля всё равно вздрогнула. — Но виноват только в том, что покупал её. Да и даты не сходятся — ведь люди продолжали исчезать!
Леонидыч уставился на Елену Санну с непередаваемым выражением лица:
— Лён, ты чего? Свинину достать нельзя было, а тут ты рассказываешь про какие-то выдумки сельских баб! — нервно хохотнул он. — Я думал, что все уже давно забыли…
— А что тогда ты скажешь насчёт случая с туристом? — не сдавалась Елена Санна. — Нашли одного, якобы турист, говорит, а у самого в рюкзаке лишь тряпки да солома!
— Было и такое, — нехотя подтвердил Ген Петрович.
— А расскажите подробнее?
— Да что тут… Будем говорить, тогда большинство путешествовали на своих двух, — начал Ген Петрович. — И однажды компания грибников наткнулась в лесах близ того села на туриста. Точно никто не знает, правда или нет, но ребята-грибники драпали от него со всех ног, когда выяснилось, что у него в рюкзаке заместо привычных любому походнику консервов да панамок оказалось полно соломы.
— Это очень подозрительно, — пояснила Елена Санна, видя замешательство на лицах молодых. — Ну зачем носить с собой полный рюкзак незнамо чего?!
— Объясните же, — не понял Андрей.
— Ну, понимаешь, — замялась Елена Санна. — Говорят, что он только прикидывался туристом. Тех грибников хотел доверие заполучить, а потом — бог знает что у него было на уме. Точно известно только то, что он сам назвался жителем ближнего города, мол, решил в пеший поход прогуляться, как же… — пожала плечами Елена Санна. — Говорил, что палатку свою он потерял, и напросился с ребятами ночевать. А когда ночью он отошёл за костерок в кустики, ребята и заглянули в его рюкзак…
— Ворюги малолетние, — вставил Леонидыч.
— …а там — ну ничего из того, что может в лесу пригодиться. А потом он пропал!
Оля скептически хмыкнула: странно, но и такое бывает:
— Не вижу связи, — сказала она.
— Ну, и как хотите, а история эта — правда! — отмахнулась Елена Санна. — Ты лучше про боярышниковую посадку расскажи! — обратилась она к мужу.
— Ну, такое, говорят, было… — нехотя признал её супруг. И видя, что на него уставились как минимум две пары внимательных глаз, продолжил:
— По поздней осени пошли несколько наших в боярышниковую посадку этого самого боярышника набрать…
— Зачем? — не понял Андрей.
— Народная медицина, — пояснила Оля.
— Да настойку они на ней хотели сделать, — скривился Ген Петрович. — Самогонную.
Леонидыч нервно хихикнул.
— Так вот, этот самый боярышник был сплошь обнесён местными — ну, после того уже, как урожай собрали наши колхозники. И ребятки пошли вглубь посадки. А надо сказать, она густая-прегустая была, не везде пройдёшь толком. И вот наконец увидели: вдалеке пестреет красной ягодой несколько кустов. Обрадовались, значит, что не с пустыми руками назад вернутся, подошли поближе, и руки тянут. Будем говорить, ломать ягоды прямо с ветками не с руки — шипов много, затея сама по себе не очень умная. Их крайний хвать рукой пригоршню ягод — а они у него — хоба… и растаяли в ладошке! — Ген Петрович хлопнул в ладоши, да так внезапно, что Елена Санна ахнула, а Леонидыч пролил свой чай.
— То есть? — не понял Андрей.
— То есть, не ягоды это были, Андрей. А весь куст сплошь как облит кровью. А мороз уже крепчал, в тех-то краях. Кровь и позамерзала капельками, и смотришь, с виду — точно ягоды, а по факту — разделали там кого-то. И это настоящий факт, точно мною подтверждённый. Потому, что я сам ходил смотреть на это место, да за ночь стаяло всё. А под кустом — да, земля вся кровью пропиталась…
В глубине коридора часы пробили полночь, заставив вздрогнуть особо впечатлительных Леонидыча и Елену Санну.
— Домой пора, — помолчав, заключил Леонидыч. — От вас такси будет стоить как две мои жизни.
— Меня вот что больше интересует, — подал голос вот уже минуту как не именинник. — Почему тогда всё-таки колхоз закрыли? Не сразу, когда люди пропадать начали, а когда успокоилось всё?
— Можно подумать, тебе кто-то докладывал о всех пропажах, — отозвалась всё ещё обиженная Елена Санна. — Молчали о новых жертвах, вот и всё!
— То есть ты думаешь, что это был тот маньяк с рюкзаком? — уточнил Андрей.
— Да конюх то был! — зевнул Ген Петрович. — Конюх. Просто не один он был. Кто-то там ещё завёлся, вот в чём пакость. Или их сразу было двое — поди одному-то сложно с живым здоровым человеком справиться.
— Поди да, — согласилась Елена Санна. — Значит, конюх этот и турист. То есть, «турист».
Было уже действительно поздно, и Леонидычу было велено оставаться ночевать в гостях. Но он всячески отнекивался и продолжал повторять, что ему надо покормить собак, что он не собрал свои вещи, чтобы ехать завтра на дачу вместе с дружным семейством, и что он забыл дома какие-то особенно важные таблетки, без которых ему не жить.
— Интересный у вас друг, Евгений Петрович, — сказала Оля, из окна провожая взглядом такси. Машина мигнула левым поворотником и скрылась за углом.
— Так-то да, — вздохнул Ген Петрович. — Вредный только… Помню, он ещё в молодости таким был, девки за ним особо не бегали, из-за характера его… И с виду вроде гож, а… — Ген Петрович махнул рукой. — Так и прожил бобылём.
— А мне показалось, что он слишком впечатлительный. Ранимый какой-то, что ли, — улыбнулась Оля.
— Алкаш он старый, вот кто, — зевнул Ген Петрович. — Хоть, конечно, все мы не без греха.
— А я вот что подумала, — внезапно сказала Оля, отворачиваясь от окна, где размытый водой свет фонарей бликовал на стекле. — Разве нельзя было по биоматериалам того конюха узнать, что он ел, желудок ему промыть, что ли? Да и не проходит просто так то, что человек ест человека, — рассуждала Оля вслух. — Например, болезнь Куру — слыхали о такой? Её же видно. Человек становится легковозбудимым, постоянный тремор рук, наблюдаются приступы неконтролируемого смеха… Контролировать можно, но это надо пожизненно сидеть на лекарствах! Представляете? А ещё у человека наблюдают неадекватные реакции, приступы паники…
Оля перечисляла симптомы и дальше, когда Ген Петрович осознал, что сползает по стене, не успевая даже ухватиться за подоконник и батарею, что силы покидают его, а до этого неутомимое сердце замедляет свой бег.
— Вызови… скорую… и ннне… никуда завтра… с ним…
Андрей бросился за телефоном, Елена Санна — за аптечкой, и только Оля осталась на месте, прижимая внезапно ослабшую здоровенную ручищу тестя. Оля была с ним рядом в последние минуты, видя, как он силится что-то сказать, что-то очень важное, но что?
Эту тайну Евгений Петрович унесёт с собой в могилу.
Может быть, это и к лучшему?
Ведь может быть и так…
И новый раскат грома заглушил последний удар его сердца.
Текущий рейтинг: 83/100 (На основе 48 мнений)
