(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Иди к Папочке
Вы бы удивились, узнав, сколько человеческих тел затеряно в пустыне.
И удивились бы вдвое сильнее, узнав, как люди обращаются с этими телами. Хотя... кто вас знает? Мы же все наркоманы или просто неблагополучная молодёжь, обречённая повторить ошибки наших алкоголичек-мамаш и склонных к насилию папаш. Так что, может, вы бы вообще не удивились.
Очередной “труп дня”, который нашёл мой лучший друг Кэмерон, принадлежал старику в полуразвалившемся доме на колёсах. Длинная седая борода, слипшаяся от трупных выделений, свисала ниже его костлявых колен. Кэмерон купил ему рождественскую шапку в Dollar Tree (прим.: американская сеть магазинов фиксированных цен, аналогично российскому Fix Price) и провозгласил мертвеца “Сатан Клаусом”. Сатан Клаус стал популярным аттракционом среди узких кругов, но в какой-то момент Гиджет Гэнон донесла о нём своему брату — помощнику шерифа.
Кэмерона это не на шутку рассердило. Он был нездешний, и потому не понимал всей сути местных правил: всегда есть стукач, всегда есть нытик, всегда есть фрик. А ещё всегда есть тот, кто мечтает тебя прикончить.
Да и если бы понимал, то никогда бы не поверил, что я и есть тот самый фрик, который одновременно с этим мечтает его прикончить.
Мы с Кэмероном знакомы с тех пор, как вместе лечились в психиатрической клинике неподалёку. Это был первый раз, когда мы по-настоящему ощущали себя в безопасности. Если честно, я даже скучаю по этому месту.
При первой же возможности мы стали жить вместе. К слову, мы не были любовниками. И даже не экспериментировали: для меня секс был сопряжён с травмой, да и желания особого не было.
Кэмерону это нравилось. У него был комплекс мадонны и блудницы вавилонского размаха. Для него я была непорочной, безупречной принцессой. Именно поэтому он оплачивал половину моих счетов, оказывал эмоциональную поддержку и совершенно ничего не требовал взамен.
Это не значит, что у него не было секса. Он был тот ещё кобель. Единственной причиной, по которой Кэмерон таскался по всяким рейвам и тусовкам, были тёлки.
В ночь, когда я повстречала Папочку, мы как раз были на одной из таких вечеринок.
Она проходила в заброшенных складских помещениях, пропитанных запахом дохлых крыс и алкоголя. Какое-то время Кэмерон был со мной — видимо, следил, чтобы никто не низверг его мадонну с пьедестала. Но это продлилось недолго. Как обычно. Смутно знакомая мне длинноволосая брюнетка с тонной косметики на лице бесстыдно пялилась на Кэмерона.
Как-то невежливо. Всё-таки со стороны мы выглядим как парочка.
К этому времени Кэмерон был пьян. А когда он пьян, то начинает распускать руки — в том числе по отношению ко мне. Я приобняла его. Он был совсем не против пообжиматься: от этого я не перестаю быть его мадонной. Для Кэмерона это было чем-то особенным.
Но я всё испортила.
Мы устроились в уголке и стали обниматься. Он посмотрел на меня так, как не смотрел никто другой: сияющим, тёплым, полным восхищения взглядом — так, словно я самый важный человек на свете. Я чувствовала, что нахожусь у кромки пьедестала. Но затем он потянулся за поцелуем.
Я запаниковала, и, ничего толком не успев осознать, пустилась наутёк.
Казалось, будто я вот-вот взлечу: выбегу наружу и подпрыгну в воздух, а потом воспарю среди созвездий. Склады начнут отдаляться, и ночь остудит своей прохладой приставучий жар за моей спиной. Я даже почувствовала, как сквозь кожу пробиваются перья — мелкие и колкие — и всё зачесалось.
Но, выбежав на улицу, я вдруг остановилась. Ни перьев, ни полёта, ни ночного ветра, способного сдуть мои тревоги прочь.
К моменту, когда Кэмерон меня нашёл, я успела замёрзнуть и дрожала от холода.
Только с тем, как он тронул меня за плечо, я поняла, что рыдаю, и, небрежно смахнув слёзы, развернулась ему навстречу.
Темноволосая девица стояла в паре метров с непонятной улыбкой на лице, выражавшей что-то между беспокойством и удовлетворённостью.
— Эй, — Кэмерон говорил немного нечленораздельно. — Мы с Деметрией уходим. Ты сможешь добраться до дома?
— Её не Деметрия зовут, — заметила я настолько незаинтересованным голосом, насколько возможно, — а Бритни.
На секунду алкоголь с его лица как рукой сняло:
— Нет разницы, как её зовут. Ты же понимаешь?
Мы долго стояли, молча глядя друг на друга. Кэмерон чего-то ждал, и я знала, чего именно. Но я не могла этого дать. Даже если бы и могла, я бы в то же мгновение перестала что-либо для него значить.
— Не заставляй её ждать, Кэмерон.
Его лицо немного вытянулось, и затем расплылось в довольной улыбке. Небрежно махнув мне на прощание, он удалился вместе с Деметрией.
Я досчитала до тысячи и зашла обратно в здание.
Подобно волне, на меня обрушился влажный воздух, намешанный с потом, мочой и перегаром. Толпа, извивающаяся под гул музыки, напоминала гору опарышей. Свет от дешёвых прожекторов бешено скакал по помещению. Как же всё это бессмысленно. От этой ночи никакой пользы. Впрочем, как и от всех остальных.
Я опустила взгляд на пол. Там, среди жвачек, разлитых напитков, выбоин и пятен, чёрным маркером было написано:
“Иди к Папочке”.
Под надписью была нарисована стрелка, которая указывала направо.
Ещё раз окинув взглядом бестолковую вечеринку, я подумала о Кэмероне. О том, как он на меня смотрел. Должно быть, сейчас он так же смотрел на Деметрию.
Я пошла в указанном направлении.
Пройдя примерно половину склада, я увидела ещё одну надпись:
“Не останавливайся”.
Следующее сообщение ждало в конце помещения:
“Поторопись, Папочка ждёт”.
В этот раз стрелка была очень длинной. Она указывала на неприметную дверь, которую я в другом случае вряд ли бы заметила.
Стоило только её приоткрыть, как на меня дунуло холодным, затхлым воздухом. Я сделала глубокий вдох: это лучше, чем дышать потной взвесью.
Передо мной была слегка покосившаяся металлическая лестница, ведущая вниз. Я спустилась по ней и увидела очередную надпись:
“Папочка рядом”.
Я оказалась в коридоре с низким потолком, тускло освещённом люминесцентными лампами. В конце виднелось нечто иссохшее, скорченное и совсем небольшое.
Тело.
Головой оно упиралось в стенку, разевая отвисшую челюсть в потолок. На потолке размашистыми буквами было написано:
“ПАПОЧКА”.
Около Папочки стояла бочка. Приблизившись, я тут же отшатнулась, сдерживая рвотный позыв: на дне в прогорклой жиже лежали крысиные останки. По другую сторону от Папочки стояла небольшая тумба, а на ней — миска с шоколадными конфетами. Бумажка, лежавшая здесь же, гласила:
“Дай Папочке конфетку”.
Этого градуса безумия было достаточно, чтобы спасти незадавшуюся ночь. Ухмыльнувшись, я развернула шоколадку и положила её в разинутый рот Папочки.
Через секунду он вздрогнул и принялся жевать. Издав тяжёлый хрип, он склонился вперёд и уставился на меня своими глазницами. В них что-то мелькнуло всеми цветами радуги, как старое масло. Папочка проглотил конфету и заговорил:
— Чего ты от меня хочешь?
Ужас и интрига сплелись в бешеном водовороте.
— Что?
Папочка накренился вперёд и сухо повалился на грудь.
— Я могу исполнить твоё желание. Дать тебе что угодно. Что-то одно. Чего же ты хочешь?
Я задумалась. По-настоящему. Раз уж существует труп, исполняющий любые желания и любящий шоколадки, то почему бы что-нибудь не загадать?
Если бы только я знала, чего у него попросить.
Не хочу быть нормальной. Люди вроде Деметрии считаются нормальными.
Не хочу новую жизнь. Зачем, если мне и эту не охота доживать?
Не могу пожелать Кэмерона. Сперва нужно, чтобы он стал тем, кем не является.
Не хочу денег. Не хочу дом. Не хочу хорошую работу. Это перемены. А любые перемены рано или поздно начинают приносить боль. Хватит с меня боли.
— Я не знаю.
Тёмные глаза Папочки блеснули.
— Хм, пожалуй, это немного осложняет ситуацию, — он улыбнулся, отчего кожа на его лице растрескалась и начала осыпаться, как лак с фарфора. — Но так интереснее. Дай-ка мне крыску, — он указал на бочку с грызунами. — Мне нужен белок.
У меня и в мыслях не было противиться. Впервые за долгое время я чувствовала себя живой. Выловив в бочонке размякший хвост, я вытянула крысу. Вернее, половину крысы вперемешку с полупрозрачной гнилью.
Я швырнула зверька Папочке, и тот словил его на лету, как спаниель. Проглотив крысу целиком, он продолжил:
— Я могу рассказать тебе о самом сокровенном желании, что таит твоё сердце, и исполнить его.
— Но зачем?
— Потому что могу.
Наверное, это был единственный ответ, которому я была готова поверить и который имел для меня смысл.
— Тогда сделай это.
— Не так просто. Мне нужна энергия.
— Больше крыс?
— Ну… в каком-то роде, — усмехнулся он. — Но не совсем.
Папочка выжидающе на меня уставился. В его глазницах мельтешил блеск, который переливался всеми возможными и невозможными цветами. Сверху доносилась музыка, стряхивавшая отовсюду пылинки и эхом проносившаяся по логову Папочки.
— Не понимаю.
— Люди. Мне нужны люди. Точнее — части их тел. Кожа, глаза, волосы, печень…
Я начала с недоверием обегать его взглядом. Интересно, как быстро бегает этот мистер обезьянья лапа?
— Для этого тебе будет достаточно моего тела.
— Ты мой клиент. Клиенты платят исполнителю. Данный исполнитель в качестве оплаты принимает тела. Мне нужно два глаза, двое лёгких, один желудок, одна печень, одна кожа… — он продолжил, перечисляя чуть ли не каждый человеческий орган. — И все элементы списка должны быть от разных людей.
Я принялась обдумывать услышанное.
— Ты покажешь мне, чего я хочу… и сможешь мне это дать?
— Клянусь своим именем.
— А твоё имя…?
Папочка покачал пальцем.
— Прости, дорогуша. В именах — сила. Но уверяю: клятва моим именем, будь оно произнесено вслух или нет, непреложна.
Его рот растянулся в широкой улыбке. От мумифицированной кожи отвалилось несколько кусочков, как от мозаики. В подвальном освещении Папочка походил то ли на хэллоуинскую декорацию, то ли на неумелый графический эффект. Выделялись только его глаза: два тёмных омута и едва уловимое буйство красок где-то внутри.
Я развернулась и направилась обратно в зал.
Практически сразу мой взгляд упал на чьи-то тёмные длинные волосы. На секунду мне было показалось, что это Деметрия, что очень меня воодушевило, — но увы. Хотя того, что она напоминала Деметрию, было достаточно. Явно потерянная девочка-переросток нервно шаталась по складу.
Я пообещала подвезти её до дома и заманила в подвал. Папочка изогнулся, содрогнулся, и начал безудержно расти, закрывая собой лампы и превращаясь в нечто настолько жуткое, что я не выдержала и закрыла глаза. Оно проглотило девчонку не жуя.
Лишь дождавшись, пока Папочка откашляется, я осмелилась открыть глаза.
Он отрастил новую кожу — толстую и мясистую, неаккуратно обрамившую его губы — и стал похож на наспех обитый диван. Папочка сверкнул сточенными, растрескавшимися зубами:
— Принесёшь сегодня чего-нибудь ещё?
За ту ночь я успела добыть для Папочки желудок, два глаза и печень. Мой выбор пал на чумазых, неопрятных парней, которые выглядели так, будто из них высосали все соки. Бездомные торчки — люди, которые уже, считай, мертвы.
Да, я понимаю, насколько это бесчеловечно, но, прошу, попытайтесь меня понять. В моей жизни есть всего две эмоции — страх и паника, и чувствую я их только тогда, когда кто-то неожиданно ко мне прикасается. Вы представляете, каково это? Быть пустой и невозмутимой, как рептилия, за исключением тех мгновений, когда малейшее прикосновение заставляет меня вновь пережить самые ужасные события моей и без того далеко не сладкой жизни? Я готова была пожертвовать чем угодно ради того, чтобы обрести счастье.
Для этого я скармливала Папочке людей, по которым точно никто не стал бы скучать. Их несложно найти, если знать, кого искать. Мужчины, что ездят на детских велосипедах; женщины с подтянутой фигурой, но до жути старческим лицом; нанюхавшиеся подростки и старики, которые спят под брезентом посреди пустыни.
На всё про всё ушёл месяц.
За это время Кэмерон и Деметрия начали встречаться. Она проводила у нас дома больше времени, чем я. Как-то раз, придя после затянувшейся смены и увидев, как она отсасывает Кэмерону, я молча пошла к себе в комнату и принялась паковать чемоданы.
У меня было не сильно много вещей, так что это не заняло много времени. Кэмерон подошёл, когда я уже закинула последнюю сумку в машину. Он смотрел на меня мокрыми глазами.
— Это ничего не значит, — сказал он.
Я захлопнула багажник.
— Ничего не значит? В таком случае ты — мудак, Кэмерон.
— Скажи мне её бросить, и я брошу.
— Я тебе не мама.
Он в отчаянии провёл рукой по своим волосам. Его губы задрожали. Отвращение было всем, что я чувствовала в тот момент.
— Ты самый важный человек в моей жизни, — взмолился Кэмерон.
— Только потому, что не могу им стать.
Я села в авто и без лишних церемоний тронулась в путь.
В итоге, проведя в машине две жутко холодные ночи, я всё же решилась поселиться в складах вместе с Папочкой.
Он пел мне колыбельные и угощал конфетами из своей пластиковой чаши — и, сколько бы я ни съедала, миска всё не пустела. Папочка не требовал общения или какого бы то ни было внимания с моей стороны.
Так что, в целом, я чувствовала облегчение.
И, разумеется, я по-прежнему ходила на работу. Кэмерон каждый день меня на ней навещал.
В какой-то из визитов Деметрия увязалась за ним. Между ними разразился дичайший скандал. Кэмерону и Деметрии запретили появляться в здании, а на меня кто-то накатал жалобу.
Мне было как-то без разницы.
Тем вечером я нашла за рестораном грузного мужика в вонючей рваной одежде и сказала, что он может переночевать у меня. Он был медленным, неуклюжим и наивно поверил мне на слово.
Папочка вмиг его съел и выплюнул кости в бочку с крысами. Затем он рыгнул — его огромные щёки заколыхались, как паруса на ветру.
— Почти всё, — сказал он. — Осталось одно тело.
Я быстро пересчитала всё в уме:
— Два. Сердце и мозг.
Он рассмеялся.
— Мозг был у меня с самого начала. Нужно только сердце.
В момент этого разговора Папочка выглядел как что-то среднее между Носферату, монстром Франкенштейна и картиной Пикассо: белёсый, мясистый, чрезмерно мускулистый, с длинными волосами и толстыми ярко-красными губами, которые плохо сочетались с цветом остальной его кожи. Глаза его были разного цвета: зелёный и карий. Вместо белков, подобно масляным пятнам, продолжали неистовствовать всё те же немыслимые цвета.
— Найду его сегодня же.
Папочка выдержал театральную паузу.
— Для сердца есть особое правило.
Я напряглась.
— Мне нужно твоё сердце.
Чувствовалось, как пульс тяжело отдаётся в горле.
— Это против правил.
Он снова засмеялся.
— Да нет же. Не нужна мне эта, — он ткнул мне в грудь, — несчастная мышца. Мне нужно твоё сердце. Проблема в том, что оно… в другом человеке.
— Что это значит? — спросила я с облегчением в голосе.
— Твоё сердце — это сердце, которое тебя любит.
— Так ты о Кэмероне.
Он улыбнулся и кивнул.
Мне очень захотелось просто уйти оттуда.
Но почему? Кэмерон не любил меня по-настоящему. Он любил иллюзию, которую сам же и придумал. Свою безгрешную принцессу, которая слишком хороша для того, чтобы к ней прикасаться.
Парадокс. Как только он получит то, чего так вожделеет — он сразу это потеряет.
Но он может помочь мне получить то, чего хочу я. И, если он в самом деле меня любит, это сделает его счастливым.
Разве не так?
Я приехала домой и постучала в дверь. Открыл Кэмерон. От него пахло виски и нестиранным бельём. Как только он меня увидел, его глаза округлились, и он заплакал.
— Она ушла, — сказал Кэмерон. — Мне так жаль.
— Тебе не о чем жалеть, — я зашла внутрь и крепко его обняла. Он принялся меня раздевать, и я не стала сопротивляться.
Было неплохо. Может, потому, что в этот раз я была готова. Или потому, что на горизонте у меня наконец-то появилась надежда. Я не получала особого удовольствия: моё сердце колотилось как бешеное и мне было не по себе, да и Кэмерон был слишком пьян. Но он был очень нежен и осторожен.
Кэмерон получил, что хотел.
До того, как он осознал, что сшиб своего ангела с пьедестала — до того, как он забрал моё сердце — я убедила его поехать со мной.
Никогда ещё я не видела его таким счастливым.
Мы доехали до склада. Я вела его вперёд, и мы то и дело останавливались, обнимаясь или осыпая друг друга поцелуями. И я не возражала. Не было ничего плохого в том, чтобы сделать его счастливым: услуга за услугу.
Кэмерон понял, что что-то не так, лишь когда увидел Папочку.
Папочка приподнялся. Он выглядел отвратительно: его трёхметровая туша неуклюже сгорбилась под мерцающим светом флуоресцентных ламп.
— Беги, — сказал Кэмерон и оттолкнул меня к лестнице. В это мгновение я почувствовала, как он прикоснулся к моей спине, и ощутила биение его сердца сквозь запястье.
Затем Папочка стал расти и с громким хрустом костей заполнять пространство вокруг, обращаясь в нечто не от мира сего.
А после, как и все до него, Кэмерон пропал.
Мой пульс участился — то ли от волнения, то ли от горя.
— Мы закончили, — сказала я. — Где оно?
— Где что? — Папочка потянулся с сытым видом.
— То, чего я хочу. Моё желание, — у меня ощутимо росло давление.
— Ты о самой сокровенной мечте, которой пылает твоё сердце?
— Да!
Он улыбнулся и припал к полу, после чего извергнул прямо на меня содержимое своего желудка, состоявшее из дроблёных костей и перемолотой плоти.
Среди всего этого показалась голова Кэмерона.
Папочка отхаркнул остатки и откинулся на стенку.
— Вот оно.
В мою кожу как будто вонзили тысячу иголок. Словно перья — мелкие и жёсткие — прорастали из моего тела.
Я сбежала и полетела — нет, не сквозь воздух, а по песку. Мой путь озаряли звёзды — миллионы глаз, наблюдавших за пустыней в пепельной тьме.
Когда из-за горизонта показалось солнце и кромка неба окрасилась в оранжевый, я споткнулась и повалилась на песок. Помню, как смотрела на рассвет.
А затем — темнота.
Меня нашёл Кэмерон.
Когда мы вернулись домой, он помог мне принять душ. Я безучастно сидела, пока вода, смешанная с песком и кровью, стекала в водосток.
Через двадцать минут он уложил меня в кровать.
Я быстро уснула.
Проснулась где-то в середине дня. Из окна ярко светило солнце. Кэмерон спал рядом. Его футболка была задрана, и из-под неё виднелось что-то вроде татуировки.
Я подняла футболку, ожидая увидеть там имя Деметрии, и застыла. Не имя. Даже не тату.
А просто семь слов, написанные чёрным маркером:
“Милая, прояви к Папочке хоть немного благодарности”.
Автор: Dopabeane
Оригинал: Come to Daddy'
Перевёл: Timkinut
Текущий рейтинг: 77/100 (На основе 79 мнений)
