(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Записочки
Меня зовут Борис Олегович Гиничин. От такого начала может показаться, что я великовозрастный человек, требующий к себе соблюдения всех формальностей этикета, но это совсем не так. Мне всего лишь двадцать семь лет, и если говорить по чесноку — я самый обычный хиккан, которому повезло пару лет назад вкатиться в айти. Я, наверное, не так начал — привет, дорогой читатель, у меня для тебя есть история, от которой ты можешь справедливо бомбануть и задаться вопросом — че я там вообще сидел всё это время? Но не спеши с выводами, далее я попробую все объяснить, и надеюсь, у меня получится.
До всего произошедшего я был живущим с родителями бичем, единственным финансовым источником которого были пару десятков гривен, заныканные после похода в магаз. И это в двадцать пять лет. Не суди меня, ты и сам был когда-то на моем месте (если не был, то ты большой человек, спорить не буду). Я тут не хвастаюсь, бичуганистая привычка поднимать мелочь на улице у меня осталась до сих пор, это притом, что в месяц я уже давно стабильно фармлю 1к бачей. Это не крипипаста, поэтому свои догадки на ссаную мелочь, поднимаемую на улице, я озвучу сразу, чтоб это потом не выглядело как твист. Пару лет назад я съехал от родителей, и всё было норм, а вот в последние недели началась полная крипота, заставившая меня писать все это.
Началось всё с того, что вернувшись после работы домой, я обнаружил на пороге квартиры белый конверт с записочкой. Он был у самого порога, слегка подряпанный, кто-то умудрился просунуть его под дверь. Мои первые мысли были, что это кто-то из соседей, будет бугуртить за громкую музыку или что-то в этом духе. Я без каких-либо ожиданий открыл его и достал оттуда «письмо». Вот дословно его содержимое (перепечатывал с фото):
«Здравствуйте Борис Олегович! Меня зовут Екатерина Павловна Улицкая, мне 76 лет, пишу вам по настоянию Татьяны Игоревны, та, что по матери Шамова. Пишу вам с добрым сердцем, с любовью. Хотела сделать это раньше, да вот не решалась, ой любо мне теперь. Простите Борис Олегович, разнервничалась я, начала, а теперь не знаю как вам лучше сказать спасибо. Просто примите мою благодарность! Спасибо вам Борис Олегович! Ваши советы — бесценны! У нас теперь и помидор, и огурец пошел, знаете какой? Ох, от одних только мыслей на душе тепло стало. А черешня? А слива? Всё такое налитое, спелое, а вкус какой! Ой кудесник вы Борис Олегович! Муж мой Назар вам руку жмет, знаете как у него рыба поперла? Вся жирнючая, дурная! Уже вторую удочку сломал. Смеется, говорит скоро с вилами на карася пойдет! Он теперь с меня не слезает, молодится, хозяйничает. Уже не знает куда себя девать. Борис Олегович, родненький еще раз спасибо вам! Чуть не забыла! У Алешеньки уже начали отрастать ножки, пока очень медленно, но уже весьма заметно, мажем их пока как вы и советовали мазью Вишневского. Анечка говорит что ножки Алешеньки пахнут «обмороками», но я думаю она имеет ввиду «окорочками». Назар ей чуть затянул ошейник, чтоб не чесалась, руки чтоб не совала, ну и цепь натянул чтоб не кидалась, так вот теперь она и говорит не разборчиво. На всякий случай у них вашу фотографию повесили. Всё Борис Олегович, еще раз спасибо вам, пойду я, засиделась совсем. Целую, обнимаю, с любовью Екатерина Павловна»
Дочитав письмо, я проржался от души — именно в голосину. Первым делом сфоткал его и залил в чат друзей, после чего пошел заниматься своими делами. Я ни секунды не сомневался, что кто-то решил надо мной рофлянуть, и остаток вечера примерно прикидывал, кто же это может быть.
Следующий день мало чем отличался от других, очередной день «работа-дом». Придя домой, я вновь обнаружил «письмо» на пороге. Это и все «письма», что будут далее (а их было дохера), я фоткал, и выкладываю переписанные слово в слово:
«Пишет вам Марина Алексеевна Хворостян, пишу вам издалека, и приветствую. Эмоций сдержать не смогу, простите. Вы Борис Олегович — настоящий святой! Вам надо повсеместно памятники возводить! У вас что не совет, что не настояние — то жемчужина! Вот всё преобразилось, всё! Счастья нам теперь девать некуда! Мироточим мы Борис Олегович, благодатью как патокой! Светимся, царим! Люд к нам потянулся наконец, больше носы не воротят, все раздобрели, признали нас. Мы ведь гостей принимали, я же вам говорила или нет, в прошлый раз? Как вы и советовали — мы печень вымочили в молоке, паштет после этого был словно воздушный. В этот раз решили похлопотать, сразу кости на холодец поставили вариться, чтоб без желатина всё было, добротное как в давнину. С мясом решили не мудрить, так кусками в казан и покидали, да томиться оставили, с луком, картошкой и морковью. Ну и упахались мы тогда, вспоминаю аж ноги гудят, зато пир был изумительный! Любка всё налегала на паштет, мазала его на хлеб, рецепт требовала. А я же как: смотрела, смеялась, когда надо скромничала — всё как вы и учили. Эх знала бы она кто был в этом паштете… А вот холодец ей не понравился, как-то кривилась она когда ела. Всё слезу пустить хотела. Посидели, побавились. Ну, мы им мяса томленого еще в дорогу завернули, теплого, такого теплого как — ну вы поняли. Жаль мяса мало совсем вышло, ну а так, всё как вы и советовали! Фото ваше в углу поставили. Спасибо вам еще раз Борис Олегович! До встречи!»
После этого письма я еще тоже смеялся. Тогда мне казалось, что меня задеанонил какой-то очередной подгоревший раб напомаженного трупа на табуретке, с форума по «Вархаммеру». Помню, как поджег там немало жоп, и какие там только угрозы не звучали. Мне тогда это казалось очевидным и самым логичным объяснением. На следующий день, придя с работы, я обнаружил очередное «письмо»:
«Добрый час. Это Андрей Николаевич Ткачук. Тот что — ну вы поняли. Рабочий я. С завода который. Который за станки писал вам. Так вот знайте — в смятении я. Пишу вам с болью на сердце. Горько мне. Не получается ничего. Всё делаю как вы говорили, а ничего не выходит! Злюсь уже на себя! Ну что я делаю не так? Как мне быть Борис Олегович? Что не делаю — всё не так! Ну не выходит у меня! Только первый раз получилось, а теперь не выходит! Начальство за детали ругает, всё брак! Что не смена — брак! За что не берусь везде да оплошаю. Даже радиус и тот соблюсти не могу. Думал хоть по дому сделать что, так и там нахолтурил! Все завалено. Пол завален, стены завалены! Всё не в плоскости! Скотство! Натуральное скотство! Вот как мне быть Борис Олегович? Ну помогите же, прошу. Я уже сделал, как вы говорили. Уже даже на второй ноге отрезал пальцы, но ничего не помогает. Завтра думаю на руку перейти, но пока мешкаю — вдруг не выйдет? Как мне потом вам писать? А что если не поможет? Фотография ваша стоит в комнате, я уже и свечечку зажег, и домик соседский поджег — и всё равно ничего! Прошу ответьте скорее, не тяните. Борис Олегович прошу, ответьте. Это очень срочно!»
Когда я дочитал очередное письмо, у меня в голове промелькнула вполне рациональная мысль: а что, если это очень хитроумная рекламная компания каких-то новых квеструмов? Я вспомнил, что мы в том году с друзьями ходили на квест по «Сайлент Хиллу». Квест был ужасный, и мы, как фанаты серии, всю последующую неделю праведно бомбили. Но перед тем, как начать, мы что-то заполнили там, поставили свои подписи, и быть может, согласились на какую их рекламную рассылку. Быть может, это лишь новомодная «ARG», в которую кто-то из моих друзей или коллег по офису меня по фану ввел? Вопросов у меня было слишком много. Друзьям фото писем я уже не присылал, реакция у них была уж слишком предсказуемая. Тогда я еще верил в какой-то логический исход, что у всего этого есть если не тролльная основа, то хотя бы какое-то объяснение или причина. На следующий день меня ждало очередное «письмо», после которого происходящее начало отдавать уже настоящей крипотой, и дальше все становилось только хуже:
«Здравствуйте — здравствуйте. Это Тамара Николаевна Янковская, вы меня наверное совсем забыли, я вам писала давно, если память не подводит — больше года назад. Со мной все хорошо, операция прошла успешно, здоровье восстанавливается, врач говорит, иду на поправку. Столько всего хочется вам рассказать, бедного листка и не хватит. С чего начать? Как я и говорила, иду на поправку, хожу уже без палочки, могу даже сама сумки с базара нести. Нинка же родила! Тьфу! С этого надо была начать! Родила! Мальчика, Андрюшка, крепенький розовенький, совсем пухляшек. Мы же вас вчера кстати видел Борис Олегович. А вы похудели, посерьезнели. Мы с коляской сидели на площадке, как раз возле вашего дома, я и Нинка. Вы прошли даже не поздоровались, а мы смотрели на вас. Думали узнаете, а нет. Глянули бы хоть на Андрюшку, он сейчас такой бубусичка. Щечки как сахарные, да носик — барбариска. Копыта еще такие маханькие-маханькие, совсем розовые. Такой красотулька, загляденье. Будет время обязательно заглядывайте к нам, мы обычно сидим на детской площадке после пяти, возле тополя. Ну, если меня не застанете, Нинка точно там будет. Ладно, пойду, лучше оставлю разговоры до личной встречи. С уважением Тамара Николаевна»
Я по-прежнему ждал какого-то сообщения в стиле «Ха! Ну ты бы видел свое лицо», но оно всё не приходило, а вот поехавшие записки появлялись каждый день. Быть может, я бы и дальше спокойно выкидывал их в мусорку, но вот четвертое «письмо», полученное на следующий день, перевело ситуацию в предельно странную плоскость, где любые объяснения уже были лишними:
«Это Анна Евгеньевна Кубацкая. Как ваша жизнь? Чего таким стервецом стали? Чего не здороваетесь? Мы теперь играем в какие-то игры? Как вас понимать Борис Олегович? Мы же сегодня на метро ехали с вами, я напротив вас сидела. Смотрела на вас всю дорогу, а вы как окаянный. Ну что с вами? Я же вам помахала даже, специально, чтоб вы увидели меня. Рукой махала. Кистью. С пакета достала руку, свежую совсем и махала, а вы как истукан сидели. Это кстати рука одной моей знакомой, Кати. Она мне гадости писала — теперь не будет. Хи-хи. Ну, вы если что не злитесь, за мою настырность приношу извинения. Не удержалась когда вас увидела, вы в этой красной куртке такой прекрасный, как освежеванный»
Вот это меня немного подкосило. Рофлами тут уже и не пахло, последнее письмо конкретно меня застремало. Утром я действительно был в красной куртке, и теперь всё это отдавало слишком странной жутью. Но я не помню, чтобы мне кто-то махал, или чтобы я вообще кого-то видел. Тем более «махающего» человеческой рукой. Я не видел, к слову, никого сидящего на детской площадке, последние дни была ужасная погода, всё-таки осень как-никак. Чтоб хоть как-то себя успокоить, я на следующий день заказал установку сигнализации и камер с удаленным доступом через мобильное приложение. Система носила грозное название «Периметр», да вот только дырявым оказался этот «Периметр» от и до. «Письмо» снова лежала на полу, камеры ничего не зафиксировали, даже паранормальных помех или остановку видео. Оно просто в секунду там появилось. Я уже тогда должен был оттуда бежать, но вместо этого предпочел на дауничах сидеть и читать очередное письмо:
«Здравствуйте Борис Олегович. Пишет вам семья Пахомовых. Переживаем за вас. Мы с дочкой хотели меры принимать, но муж мой пристыдил нас. Вы все-таки для нас столько сделали, ну неужели мы не можем за вас переживать? Можем, и должны. Так что сразу прошу нас простить за настырность. Вы поймите, мы не на ровном месте переживаем. Тут нам еще и Тамара Николаевна звонила, тоже переживает за вас. Вы ей так и не ответили, вот и переживает. Ладно, не мне вас учить. Кстати Борис Олегович если вы сейчас как обычно в комнате, то мы вас видим, можете для Димки помахать. Мы его голову на подоконник приладили, он с тех пор не моргает, смотрит на ваши окна. Хотя чего я вам рассказываю, вы и так всё знаете. Помашите ручкой, мы всё там же на пятом»
После этих слов я мигом задернул шторы. Мои окна выходили на три новостроя, и с какого они смотрели — я, если честно, знать не хотел. Любой нормальный человек давно оттуда бы уже ливнул, а я какого-то хера остался. Да, знаю, что ты хочешь сказать, я и не спорю. Наутро на полу лежал еще один конверт с запиской:
«Борь привет, это Яна. Что с тобой происходит? Что между нами? Где ты вечно пропадаешь? Почему ты всех стремаешь? Всех игноришь, меня игноришь! Что произошло? Прошу тебя — ответь! Меня хоть не игнорируй, мне ты же можешь открыться. Главное будь со мной честен, это очень важно для меня. Я тебя больше не привлекаю? Если это так — просто напиши, я не буду тебя доставать. Мне всегда казалось, что я тебе нравлюсь. Я же видела как ты на меня смотришь, как ты учащенно дышал видя мою грудь, мои оголенные бедра, мои щупальца. Я же помню как тебе нравилась игра света на моей чешуе, не делай вид что этого не было! Ты заставил меня полюбить себя, а теперь так же хочешь, чтобы я ненавидела себя? Я уже правда запуталась. Просто ответь мне Борь, хоть что-то ответь. Пожалуйста»
Что, думаешь, это всё? Не тут-то было. Следующим утром, когда я собрался выходить на работу, меня ждала еще одна записочка, и не только:
«Борис Олегович, вы чего нас игнорируете? Мы же только ради вас живем, вы для нас всё, вам ли не знать. Наверное, мы вас расстроили? Все в замешательстве, на что мы только не думали уже. Мы ведь соблюдаем все ваши советы и настояния, следуем всем заповедям, так почему же вы перестали на нас обращать внимание? Что изменилось то? Это какая-то проверка? Вы нас проверяете? Или так шутите? Разыгрываете нас, ведь так? Ладно, вы тот еще балагур, но мы не серчаем. Вот вам принесли закрывашечки, свежей, ядреной, такой как вы любите. Все оставили в пакетах, под дверью»
Какие-то предположения насчет закрывашечки? Я сразу подумал, что там будет какая-то расчлененка или её производные, но нет. Под дверью действительно был пакет с банками — пять, может, больше. Мне по дефолту не хотелось смотреть, что там может быть за «закрывашечка», но запруфить всё же что-то хотелось. Я достал одну банку и поднес ее на свет. Её содержимое было темное, очень неоднородное, на вид знакомое… С отвращением я присматривался и крутил банку на свету, пока не увидел, что там целая банка осенней листвы и грязи. Это было, конечно, мерзко, но даже если бы я хотел мусорнуться, этого все же могло оказаться недостаточно. Другие банки я не чекал, если что, так и выкинул весь пакет и пошел на работу. Когда я вернулся с работы домой, меня ожидаемо ждала еще одна записочка:
«Выкинул значит. Плохо, Борис Олегович, плохо. Как-то вы нам перестаете нравиться, стали слишком у себя на уме. И советы ваши больше не работают! Лена и Игорь уже думают что делать с вами. Сегодня уже у вас дома были, искали причину вашего поведения. Всё думают, что кто-то сглазил вас, или иголку в подушку подкинул, ну а я то вижу Борис Олегович, что другой вы. Не знаю какой, но другой! Не нравитесь вы мне! Ой не нравитесь. Что-то будем делать с вами. Думаем еще. Думаем»
Очередное «письмо» улетело в мусорку, я быстро проверил приложение системы «Периметр» — снова никакого срабатывания за все десять часов.
Следующее мое утро началось не с ожидаемого «письма». Мне позвонил неизвестный номер, я поднял трубку, думал, может, кто-то из коллег, и сонно бросив «алло», стал вслушиваться. Тишина. Я так еще «поаллокал» несколько раз, после чего сбросил вызов и пошел в ванную. И когда я проходил коридор, то словно завис. Посмотрел в сторону входной двери и забыл все мысли разом. Дверь в квартиру была чуть приоткрыта, шутками и даже очень жесткими шутками тут уже и не пахло. На полу всё также лежала очередная записочка:
«Так значит да? А мы и подумать не могли! Где все наши подарки? Где все что мы тебе отдали? Мы тебе верили! Мы в тебя верили! Мы слушали тебя, мы ставили твои фотографии в комнатах, а ты что? Мы тебя понюхали ночью, от тебя воняет Богом!!!! ОТ ТЕБЯ ВОНЯЕТ БОГОМ! Теперь ничего хорошего не жди. Люба, Таня и Аня тебя теперь никогда не простят! Я тебе тоже покажу что такое игнорировать нас! Мы тебе покажем, что бывает, за такое! Ой зря ты так, ой зря»
Дочитав очередное письмо, я вновь проверил приложение «Периметра» и просмотрел все записанное за ночь с камер. В квартиру никто не заходил, она просто открылась ровно в 02:10. Никаких людей или НЕХов, никаких летающих предметов по комнате, даже помех на видео и тех не было. Просто замок будто в один момент сам собой открылся, и на этом всё. У меня даже не было мыслей по этому поводу. Я понимал, что происходит какая-то суперлютая дичь, и также понимал, что ходить и озвучивать такое или выносить в публичное поле — это путь в шизы. Поэтому в тот день я пошел, как обычно, на работу и там уже весь день думал, что делать дальше. Мне почему-то казалось, что виновата квартира, это было самым логичным на мой взгляд в то время. Попутно я просматривал цены на жилье и подумывал что-то снять уже в ближайшее время. День закончился, я пришел домой, вставил ключи в дверь, но все замки были открытыми.
Когда я зашел в квартиру, то увидел все вещи вываленными на пол, будто в квартире похозяйничали воры. Содержимое всех шкафов, тумбочек и полок лежало на полу. Мне показалось странным, что мой очень дорогой ноут и сонька, при всей своей мобильности, были не тронуты. Так же оказались не тронутыми и припрятанные семьсот долларов, их нашли, но они словно мусор были в куче других вываленных вещей. Я сначала подумал что вообще ничего не пропало, но потом, по мере того как я всё убирал, я заметил что маленькая кокосовая чаша, где у меня хранилась мелочь, пуста. Из всего, что можно было у меня украсть — забрали только мелочь. Всё остальное было на месте.
Несколько часов я убирался в квартире, засовывал шмотки обратно в шкафы, собирал разбросанные книги и диски. Потом проверил «Периметр», где все время моего отсутствия была лишь чернота на экране. И когда я только было собрался сесть и решить, что делать дальше, мой взор зацепился за выглядывающий из под дивана уголок записочки. Я ожидал увидеть там очередное «здравствуйте это баба Миша-Таня-Аня, вы мразь-тварь-грязь», но нет, в этот раз всё дошло до своего предела.
Когда я открыл записочку и стал пытаться её прочесть, до меня с трудом стало доходить, что я не понимаю ни единого слова. Я смотрел так где-то несколько секунд, а потом с ужасом отбросил записку. Там были не буквы, там было что-то другое. Это были словно раздавленные насекомые, выложенные в замысловатые повторяющиеся подобия символов. То, что было на бумаге, даже почерком нельзя было назвать. Единственное, с чем бы я это мог сравнить — это с царапинами. Будто кто-то на той стороне реальности, из тьмы пытался что-то выцарапать, что-то сказать мне. Эти царапины повторялись с разной периодичностью и имитировали слова. Таких слов там было целое письмо. Отбросить от себя эту записочку меня заставило не осознание всего этого, а тот жуткий факт, что я начал понемногу понимать этот инфернальный язык, состоящий из дохлых жуков и царапин. С трудом прочитывать то, от чего мне захотелось уничтожить себя, забыть свою душу, забыть то, что было за гранью моего понимания. Дойти до той точки, где всё началось, туда, кем я был до рождения, до жизни, и уничтожить всё. Всё.
Последующую неделю я ночевал в отеле, искал жилье и приходил в себя. Записочки мне больше не приходили. Я не стал проверять, было ли дело в квартире или нет, и там я больше не ночевал. Снял другое жилье, и за день, не без помощи друзей, перевез туда все вещи. Мне все-таки было интересно, что же со мной происходило в те дни. Признаюсь более неблагодарного дела, чем гуглить подобное, мне еще не встречалось. Какую только дичь я не перечитал за это время — по уровню шизофазии это не уступало произошедшему со мной. Хуже были только те, с кем мне хватило мозгов проконсультироваться (иногда платно, за что мне очень стыдно). Там были и кибер-ведуньи, и «веманы» (ведьмы-шаманы), VR-видицы, криптодьмаки, блокчейнодьмаки. Был даже один дед, который в очках наклонялся над кастрюлей с только сваренной картошкой. Очки запотевали, а он что-то там видел — он вроде себя называл «стимдайвер».
Ответ, как это не банально, я нашел на каком-то умершем еще в две тысячи девятом году форуме. Там кто-то перечислял возможные сглазы и привороты на монетках, на что ему какой-то форумный олд выкатил довольно противоречивую и криповую историю. Если убрать всех баб Мань-Вань, то монеточки, которые иногда валяются на улице, бросают не столько для приворотов, проклятий и сглазов, сколько для того, чтоб «кто-то» зрел. Сравнивая это с тем, как кладут монеты умершим на глаза. Кто-то скучающий в разрезе между мирами, между тьмой и небытием. Безликий Бог, сидящий во тьме, имеющий бессчетное количество глаз, через каждую брошенную где-то монету смотрит в наш мир от скуки. Поднять такую монеточку — это практически стать «Его» глазами. А я, как и говорил уже в начале, грешил этим с детства. И перед всем случившимся поднял одну, на трамвайных рельсах, и еще вроде на перекрестке. В ночи она очень сильно блестела, я еще удивился тогда, что кто-то до сих пор так делает. Положил её в карман, а когда пришел домой, просто кинул к другой мелочи, и я даже не знаю, что там была за монета и как она выглядела. Мне кажется, что не так, как известные нам монетки, мне кажется, было в ней что-то не то.
См. также[править]
Другие истории про иномирные вещички:
- Фрагменты
- Объявления (FrFr)
- Собери кусочки
- Руководство по куклицам
- Грандасанго
- То, что внутри
- Рыболовный сезон (Р. Шекли)
- Пыльная зебра (Клиффорд Саймак)
- Вещи из шкафа
Текущий рейтинг: 87/100 (На основе 123 мнений)
