(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Дельфинчики
Дверной доводчик скрипнул, и я на звук рефлекторно предложил присаживаться.
Девочка оказалась совсем мелкая, точно до двадцати. Можно было даже подумать, до девятнадцати. Она сразу села, а вещи остались в руках.
Я показал, что у меня есть вешалка:
– Пожалуйста!
Она встала, повесила вещи и вернулась ещё краснее. А без взрослого, настоящего пальто помолодела и дальше.
Только оставила шарф в горошек.
Я улыбнулся помягче и сказал:
– В первый раз у нас, правильно?
– Да.
– Слушаю.
– Раздеваться?
– Секунду, потерпите. А что у вас конкретно?
– У меня там на спине и на шее… образование.
– Врождённое?
– Да.
– Давайте посмотрим. Вон туда, за ширму.
Она зашла и оглянулась по углам.
– Камеры ищете? Здесь нет, не волнуйтесь.
– Ложиться?
– Пока сядьте.
Она села.
– Ну, показывайте.
Она развязала и сняла шарф лёгкими пальцами. Потом расстегнула три пуговицы на блузке и приспустила её плечами. Застёгнутые пуговицы зажала в руках, чтобы не убежали.
И из-под пуговиц, и с краёв шарфа торчали дешёвые нитки. Я представил, как наши насчитывают ей цену, и дешёвые нитки встают дыбом.
Образование и правда было, да ещё какое. Крупное, чёткое, рельефное. Плавные параллельные линии между лопатками, а три выходили выше и делали дугу сзади на шее.
Да, здесь цена такая вылезет, обратно не засунешь. Я представил, что за жизнь с такой красотой. Вряд ли это скроешь макияжем.
– Не пугайтесь, я сфотографирую. Посидите так.
Я сделал пару фотографий.
– Сейчас я вас потрогаю немного.
– Ложиться?
– Пока посидите. Если будет неприятно, сразу говорите.
– Хорошо.
…А дальше я сидел на полу. Девушки не было. В коридоре только что замолчал быстрый шум.
Я сидел на полу и не мог поверить. Это было оно! Будничные звуки улицы из окна подтвердили, что это не сон и всё настоящее.
Из коридора пошли голоса. Заглянула ресепшионистка, увидела меня, испугалась и исчезла. Шорох стикеров от короткого сквозняка.
Я попытался подняться и не смог. Оно, точно оно!
Через минуту вбежал отец.
– Что у тебя тут случилось?!
Я только покачал головой.
– А перчатки где?
Я посмотрел на руки.
Левая была надета, но правая валялась на полу, рядом с шарфом в горошек.
Нет, стоп. Я не оттуда начал. Начну с того, что нащупал в кармане фонарик.
Я нащупал в кармане фонарик. Он был потный и дёрганый и чуть не выскользнул на пол. Сердце тоже дёргалось и могло выскользнуть.
Я посчитал до десяти и обратно, как учила физручка на аэробике. Не помогло. Затолкал фонарик в самый угол кармана и позвонил в дверь. Звонок тоже скользил и вырывался.
Дверь открылась.
– О, поколение. Заходи. – Сквозь яблоко сказал дядя.
Шнурки не давались и путались.
– Руки! – Сказал дядя и вернулся в комнату.
Я добил шнурки, пошёл на кухню и помыл руки три раза. Холодная вода, мыльный запах, мягкое полотенце. Окно отражалось на светлом паркете. Дядя хрустел яблоком за стеной. Всё было как всегда.
Это успокоило. Фонарик в кармане высох и перестал прыгать.
Я засмотрелся видом на центр и заслушался машинами где-то внизу.
“Вот это жизнь”, подумал, “никаких уроков, пришёл из клиники и можешь запускать дрона, как человек, и хоть до ночи”.
Вздохнул и пошёл в комнату.
Дядя сидел за ноутбуком и читал. От яблока не осталось ничего – он умел есть с кочаном и обещал научить.
В очередной раз меня поразило, как можно сидеть за ноутбуком, когда на балконе у тебя живой дрон. Ну, не живой, конечно, но смысла это не меняло.
“Это как его, пресыщение”, догадался я.
– Ну как оно? У вас сейчас каникулы или учёба?
– Учёба.
– Уроки сделал?
– Сделал.
– Можем дрон позапускать, я только дочитаю.
Искушение было огромное, но я устоял.
– А можно я в ванную сначала?
– Так ты же руки помыл, раза три вроде.
– Мне, это… В туалет там.
– А…
Он помолчал и как-то пожался.
– Ну… иди. Иди, хорошо. Только ты помнишь?
– Помню! Я без света.
– Разберёшься там?
– Ну я ж не маленький!
– Ну смотри. Только осторожней! Фотография – вещь хрупкая.
– Я осторожно!
– Или в торговом центре сбегаем? Всё равно мимо будем идти. Там хоть со светом!
– Да я здесь, я осторожно!
Он проводил меня до ванной. Там закрыл двери в комнату и на кухню и погрузил коридор в неплохую темноту.
– Осторожно! – Прошептал.
Я кивнул, пролез в ванную, нащупал замок и щёлкнул его. Стало так же тихо, как темно.
Самое сложное было позади.
Давно мне не терпелось хоть глазком глянуть на дядины фотографии. Он их никогда никому не показывал, всё отнекивался и откладывал. Сам собой напрашивался вывод, что на них было что-то запретное и интересное.
Я достал фонарик и теперь только подумал, что он может пробиться под дверью. Сел на корточки и медленно положил фонарик на пол. Потом подумал, что в темноте могу наступить. Нащупал его, поднялся и стал искать стиральную машинку, чтобы медленно положить на неё. Потом стукнул себя по лбу и просто сунул фонарик обратно в карман.
Руки стали свободны, я начал искать полотенце. Никак не находил. Сердце опять взлетело. Я рассчитывал справиться за пару минут, а возился уже ну точно часа три!
Наконец нащупал большое на горячей сушилке. Тихонько потянул его.
И какой-то флакон упал вниз на полной громкости.
– У тебя там порядок?
Я вздрогнул от неожиданности – голос был так близко! Дядя всё это время стоял с той стороны двери.
– Да!.. Я… я скоро!
– Да руки потом на кухне можешь помыть! Давай на кухне, там же удобнее. Ты уже руки моешь?
– Пока нет! Непривычно просто в кармане…
– В чём?
– Непривычно в темноте! Тут что-то упало нечаянно…
– Я потом подберу, ничего. Давай, руки потом в ванной можешь помыть.
– Хорошо!
За разговором я дотянул полотенце и аккуратно положил под дверь.
Достал фонарик и приглушил его краем футболки, чтобы не сильно засветить плёнку.
Включил.
На меня выскочили из темноты звериные глаза.
Испуг только и успел схватить дыхание, как я понял – оказался напротив зеркала и высветил своё отражение.
Ванна за занавеской была совсем рядом.
Я перевёл дух, показал отражению палец и отдёрнул занавеску.
Но никаких фотографий там не оказалось. Вместо них стояли аквариумы. Я даже разочаровался. Фонарик опустился сам собой.
“Ну что за бред? Не старый ведь человек, а, видно, на пенсию уже пора – в такой сарказм впал”, с иронией подумал я. “Зачем придумывать про фотографии? Ну рыбки и…”
Не рыбки. Это были не рыбки.
Я поднял свет фонарика и присмотрелся.
Это были не рыбки. Это были полупрозрачные “дельфинчики” – я их так сразу назвал. В каждом аквариуме по одному, они не двигались в воде. Вода тоже была странная, на вид густая и не того цвета.
Дядя постучал.
Я услышал, но всё стоял на месте.
– Ты как там, не заснул?
Я опомнился, задёрнул занавеску, выключил фонарик, положил его в карман, нащупал замок и открыл.
– А это зачем? – Дядя показал на полотенце под дверью.
– Упало. Я туалетную бумагу искал.
– Нашёл?
– Н-нет…
– Так тебе найти? Или… Как же ты?.. – Он заглянул под крышку.
– Э… У меня не получилось... У меня с животом что-то! Я лучше домой.
– А что ты такой красный? О, да у тебя ещё и температура будь здоров! Ротавирус, что ли?
– Не знаю…
– Вызову тебе такси, давай к родителям. Ничего, жить будешь.
С тех пор я забыл о дядином дроне и всех дронах мира. Я стал ходить к нему смотреть на дельфинчиков. На фонарик наклеил кружок бумаги, чтобы не слепить их и не возиться с футболкой. Старался не частить, чтобы не вызвать подозрений.
Мне сразу полюбился один дельфинчик. Его аквариум был самым маленьким и криво стоял с краю, под углом на изгибе ванны. Мне казалось, что его могли убрать в любую минуту, будто он там по ошибке. А дельфинчик выглядел совсем невесомым даже на фоне остальных. Я так хотел взять его домой, дать ему имя, закрыть его собой от грома и от молнии!
Но длилось это всё недолго.
Хорошо помню последний раз. Вернее, не помню. Ещё вернее, не помнил до сегодня.
Тогда я не планировал идти к дельфинчикам, но дяде удачно позвонили в дверь. Он пошёл открывать.
Такую возможность упускать было нельзя.
– Можно в ванную? – Крикнул я и не стал дожидаться ответа.
“Если что, скажу – послышалось, что можно”, подумал на бегу.
Там я привычно в две секунды одной рукой закрыл замок, а второй бросил полотенце под дверь.
Достал фонарик, отдёрнул занавеску и подсел на кромку ванны возле своего дельфинчика. Мне показалось, что он был каким-то грустным в тот день.
Дядя в дверях начал спорить о каких-то сроках. Ему отвечал женский голос.
Я легонько постучал по стеклу и прошептал:
– Как тебя зовут? Тебе в воде не страшно?
Голоса в дверях стали громче.
Как же мне хотелось спасти своего дельфинчика из тёмного аквариума!
…А дальше я сижу в ванной на полу и смотрю на мокрые руки. Смотрю без фонарика – светло.
Рядом дядя весь белый.
Потом он рассказывал, что услышал грохот из ванной, выломал дверь плечом и нашёл меня на полу. Фонарик, занавеска, дельфинчики – ни слова.
Я согласился, что так и было.
Было подозрение на эпилепсию, но не подтвердилось. В конце концов решили, что я надышался реактивами для фотографий, ну и на всякий случай получил шок от испуга в темноте.
К дяде я с тех пор не ходил. Мне сказали, что он уехал куда-то за границу, и больше мы с ним не виделись. И с дельфинчиками.
Дверной доводчик отвёл воспоминания.
– Можно войти?
– Ну, ты здесь владелец.
– Да я ж не то спросил.
– Входи, конечно.
Отец вошёл и сел.
– О чём задумался?
– Да так.
– Угу, угу.
Помолчали. Лампа на столе светила и грела в руку.
– Не знаю, что это было. Голова закружилась, ноги подкосились. Ты это хотел спросить?
– Понятно. А эта барышня?
– Что?
– Выбегает от тебя вся какая-то полуневменяемая. Причём буквально бегом. И таким же бегом из клиники в неизвестном направлении.
– Ну а ей хоть позвонили? Я бы извинился или что…
– Да звонили, писали, не отвечает нигде. Как говорится, ушла в полную несознанку.
– Н-да…
– Ладно, спрошу прямее – ты её трогал? Без перчаток?
– Дались тебе эти перчатки.
– Профдеформация, сам понимаешь. Я тебе так посоветую тоже её приобрести. Ты уже не интерн всё-таки – пора.
– Пальпировал я. Потом ноги подкосились. Я её не… лапал, ничего такого.
– Понял.
Помолчали опять. На улице назревало послерабочее движение.
– Не знаю, помнишь ты или нет, но у тебя по малолетству похожее уже было.
– Вспоминал как раз.
– Так ты помнишь?
– Помню даже, как эпилепсией пугали. Я слово “эпилепсия” тогда вообще впервые услышал, на всю жизнь запомнил.
– Вот откуда у тебя эти задатки к медицине!
Мы посмеялись.
– Я переработался просто. Обед пропустил, сахар упал.
– И боец упал следом? Ладно, бывает. Ты только впредь обедай нормально. И кровь на всякий случай сделай.
Отец встал.
– Кстати, давно хотел спросить – а куда всё-таки дядя делся?
– Что? Дядя?.. – Рабочий покерфейс его не дрогнул. – Да никуда… Разошлись как-то и всё.
– Так он что, просто уехал?
– Ну а как можно сложно уехать? Просто уехал.
Я решил зайти с только что придуманного козыря.
– Тогда и я спрошу прямее – думали, что он там… приставал как-то ко мне?
– Да ну брось ты! Ты что? Нет, конечно! Ты что это?
– Ну было же что-то! В той загранице что, совсем связи нет?
Отец сел обратно.
– Эх… Короче, напрактиковал твой дядя там что-то, в перспективе лет на несколько. Может, и больше, чем несколько, подробностей не знаю. Полиция ходила, его в розыск объявили. Ну, он собрал вещи – и в бега. Везде поудалялся, всё закрыл. С тех пор – ни слуху ни духу.
– И всё? Так и не виделись?
– И всё. А он такой всегда был – человек в себе, твой дядя. В общем, там какое-то тёмное дело. Мы тебе тогда не хотели говорить, думали, переживать будешь. Ну а потом как-то привыклось, решили тебя уже не грузить.
– Понятно.
Помолчали под лампу ещё. Послушали вечерние машины за окном.
– Ладно, ты насчёт сегодня не переживай, проблемы никакой нет. Камер за ширмами у нас не поставлено, она в случае чего ни черта не докажет.
– Да нечего там доказывать. Не было ничего!
– Ну тем более.
В дверях отец спросил:
– Тебя подбросить?
– Ничего, доберусь, спасибо. Я ещё посижу.
Я всё сидел под лампой с шарфом в горошек в руках. Искал между ниточек не просто тепло её кожи. Будто опять…
…Я касаюсь волнистого узора между лопаток. Она вздрагивает. Я тоже.
Не могу понять, что это. Что это пробилось через перчатку? Это не просто тепло её кожи.
Снимаю перчатку – мешает.
Касаюсь её хрупкой спины по-настоящему.
Это оно! Оно!
Она поворачивает голову и смотрит на меня. Глаза у неё чуть скошены, чтобы крепче держаться за мой взгляд.
Я чувствую. Она тоже. Я вспоминаю. Она тоже!
Я провожу ей пальцами по коже. Она выгибается от боли, вскакивает и бежит.
А я падаю, как тогда в ванной…
Я сжал шарф до последнего шва. Руки были в тепле от лампы. Руки были в тепле, как тогда в ванной…
– …Как тебя зовут? Тебе в воде не страшно?
Я стучу по стеклу. Оно такое твёрдое, немое, неживое! Конечно, дельфинчику в нём плохо!
Я ставлю фонарик на край ванны.
Голоса где-то там спорят громче и громче, но мне всё равно.
Я погружаю руки в тёплую воду и лодочкой медленно достаю дельфинчика. Он тёплый и мягкий. Не дышу – боюсь сдуть его, да и просто не могу.
Входная дверь грохает и через стены трясёт всю ванную.
От неожиданности я роняю дельфинчика, и он летит на пол.
Я вскрикиваю и успеваю поймать его кончиками пальцев.
Этим касанием чувствую его насквозь. Я знаю, что делаю ему больно, но он выскальзывает, и я должен сжимать его только сильнее.
Как могу быстро опускаю дельфинчика обратно в аквариум. Боком и под самое стекло – не получается ровно, как было. От него идёт в воду страшное пятно. Я понимаю, что наверняка задушил его.
Понимаю и падаю без памяти…
Лампа жарила руки невыносимо. Привычные машины за окном вернули меня, и я выключил её. Стало тихо и темно.
Снова открыл фотографию. Крупный, чёткий, рельефный фрагмент отпечатка пальца растянулся между лопатками и внизу шеи. Плавные параллельные линии…
Она больше не приходила, и я так и не смог её найти.
Всё, что у меня осталось – её шарф в горошек и отрывок нашего касания. И хоть даже стрелка компаса сильнее давит на кожу, когда ставишь палец поперёк – но я всё равно до сих пор чувствую его.
Она тоже – я знаю.
Текущий рейтинг: 49/100 (На основе 26 мнений)
