(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Город из стали
Мне почти год снится один и тот же сон.
Я оказываюсь в городе, где всё построено из отполированной до слепоты стали. Здесь нет солнца — но светло, как днём. Тени не отбрасываются. Свет не греет, но воздух — обжигающий. Я не чувствую запахов, только вкус металла на языке.
Город окружён водой. Она везде: за краем улиц, между зданий, в канализациях. Чистая, прозрачная, но стоящая, как в закрытом термосе. Ни капли свежести, ни ветерка. Иногда она дрожит — будто под ней что-то плывёт. Никогда не слышно звуков капель. Ни одного звука, кроме моих шагов. Вернее, наших.
Потому что я всегда иду не один.
Меня сопровождает человек. Как будто бы, довольно обычный. Серый пиджак, ботинки, ровная походка. Он никогда не говорит. Я пытаюсь заглянуть в его лицо — но не могу. Оно будто всегда чуть в тени или повернуто от меня в другую сторону.. Один раз мне показалось что я заметил ужасные шрамы, другой - шерсть и блестящие клыки. Потом показалось что у него вообще нет лица. Но я не уверен. Я вообще уже ни в чём не уверен.
Он указывает рукой. И я иду.
Вот здание. Оно круглое, без окон, но с множеством узких дверей. Люди входят — один за другим — и никто не выходит. На стенах следы ладоней и ногтей. Сталь вспучена, как от жара изнутри. Другое здание — похоже на амфитеатр, но сцена там пустая, а зрители — существа с лицами в зеркальных масках. Они сидят молча, но хлопают в ладоши. Вот перекрёсток, на котором существа с лицами, похожими на мои, вяло бьют друг друга по лицу. И смеются.
Они поют:
— Ты всё это уже видел. Просто забыл.
— Ты когда-то сам это строил. Это же твой дом.
Я не хочу смотреть. Но не могу отвернуться.
В одном дворе стоит существо, похожее на женщину, только у неё слишком длинная шея, и рот — не там, где должен быть. Она говорит с детьми, но у детей нет лиц. Только гладкая кожа. Они смеются, и их звук будто сливается в один писк.
В одном из зданий стены полые. Сквозь них проходят люди, не замечая друг друга. Каждый идёт с поднятой рукой, будто гладит невидимую стену. Они все шепчут имена. Иногда я слышу своё. Я однажды попытался не идти за человеком. Свернул в переулок. И тут же оказался там же, где стоял. Только теперь не мог вспомнить, почему.
И вот — на семейном ужине, где я не был лет десять, тётка сказала между делом:
— Знаешь, у тебя взгляд как у отца твоего. Он в последние месяцы тоже ходил будто с температурой. Всё про какой-то «блестящий город» бормотал. Про человека, который учит смотреть правильно. Я вздрогнул.
— Прости, что?
— Да брось. Он тогда уже совсем себя не помнил. Всё говорил, что "жара забирает лицо".
Она засмеялась. Никто не понял, почему я побледнел.
Ночью я снова был там.
Но что-то изменилось.
Человек снова молчал. Он остановился на перекрёстке, повернулся ко мне, и я впервые увидел его лицо.
Это был я.
Старый, с потрескавшимся лицом и высохшими глазами.
«Теперь ты показываешь город», — сказал он.
Никто ещё не голосовал
