(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Голубиные ножки
Я работаю в сети продуктовых магазинов, и однажды сеть решила добавить два-три наименования в наш эксклюзивный ассортимент. Это там, где рядом с ценником часто еще и фотография фермера в какой-нибудь соломенной шляпе. Мол, этот мёд неровного окраса вытащен ото пчёл лично этими руками лично в этой шляпе. Некоторые любят покупать такое за невероятные цены – то ли поддерживают фермеров-одиночек, то ли и правда натуральное им вкуснее. Не знаю, мне лично химия нравится, я за прогресс.
Причём сеть решила разнообразить не кем-то местным, а взять что-нибудь поинтереснее, из настоящей глуши – а конкретно из Святожара.
Назначили на это дело меня.
Как и все остальные, о Святожаре я в первый и последний раз слышал то ли в средней, то ли в младшей даже школе на культуроведении. Что там до сих пор есть какой-то уникальный обычай, когда люди с лета запасаются солнцем на зиму, чтобы не было холодно. И, как и все остальные, подробностей давно не помнил.
А, нет, вру, ещё я как-то в самолетном журнале вычитал, что они там староверы, чуть ли не протестанты или что-то в этом роде. Я тогда подумал, что они эти заигрывания с солнцем наверняка сами всерьез не воспринимают и держатся за явно языческий обряд только из уважения к традициям.
О кухне региона ничего толкового найти не нашёл, поэтому решил просто сразу выйти на какое-нибудь хозяйство оттуда и попробовать самому, что у них есть.
Их машину я увидел издалека, старой модели удивительного гордого оранжевого цвета. Ещё и с этими адовыми закрылками, как когда-то было модно.
Помахал им, они увидели и припарковались в снежную грязь возле арки в мой двор.
Это оказалась пожилая пара, оба приземистые и будто деревянные, какими пожилые и бывают в селе от солнца и работы. У мужа не борода росла из лица, а скорее лицо из бороды, а жена надела, как я понял, свой лучший платок, чтобы показаться в городе. Короче, всё, как я и представлял по телефону.
Муж закрыл машину так старательно, как закрывают целый гараж, и сказал:
– Мы со Святожара.
Больше похоже было “Святощара”, как будто у “ж” выросла такая же рисочка, как у “щ”. Сразу почувствовался колорит – не обманули, значит, по-настоящему из уникального региона и всё такое. Я ещё подумал, что это хорошее начало.
Я назвался, мы пожали руки почти до хруста, и я повёл их к себе домой. Супруга не сказала ни слова, её миссия была гордо нести сверток с продуктами. Свёрток был огромным. Конечно, мы договаривались, что это просто проба и пока не настоящая партия, но им важно было показать достаток в доме – особенно перед городским мной, наверное.
Перед тем как переступить порог, муж снял шапку и перекрестился. Только не перекрестился, а перекружился, что ли – правой рукой провёл спираль на пару оборотов. Жена сделала то же.
“Надо же, это они прямо настолько протестанты, что ли? Бывает же такое, нужно будет потом погуглить”, подумал я. Но потом погуглить я забыл.
Продукты были завернуты в миллион пластиковых пакетов, и были это голубиные ножки, как мы и договаривались.
Солоноватый запах свежей живности пошёл сразу. Даже так называемая домашняя птица в супермаркетах так никогда не пахнет. “А у нас будет, – съели, другие супермаркеты?”, подумал я.
– Это вчера забили. – Сказал муж.
Жена кивнула, как будто сама лично забивала. Хотя почему нет?
Ножки были крупные для голубей и довольно жирные для домашних. Я даже засомневался, голуби ли это и не стероидные ли.
В общем и целом всё было нормально, и я назвал примерный диапазон цен за такое мясо.
Муж немного подумал и сказал:
– Есть принятие такой цены.
Жена не кивнула в этот раз. Видно, принятие цен и закупоривание машины было обязанностью мужа.
Мы договорились о скорой следующей встрече, и я провёл их назад к машине.
К моим и удивлению, и счастью, у них оказался нормальный телефон с навигатором, так что не пришлось объяснять, как выезжать из нашего не пойми как завернутого центра на кольцевую.
Дома я уже ближе ознакомился с мясом.
Да, ножки были крупные, жирные и все слипшиеся, как и положено неотесанному домашнему мясу. Я брал одну, а за ней брались ещё две-три-охапка. Я потрясу это всё, лишние осыпаются назад в кучу тихим шлепком.
Я сначала этим и занимался, все их так разделил. Задумался, замедитировался, засмотрелся в окно на хмурое небо, и от него только уютнее стало возле кухонного стола. Смешно, но я потому в кулинарию и пошёл – с детства любил смотреть, как мама это же делала с курицей. И слушать даже, как тяжело, но мягко падает мясо. Тепло мне сразу от такого.
И всё-таки ножки были крупные и жирные. Пришла даже мысль, что этим голубям подрезают крылья, чтобы они могли только ходить, но она была, понятно, неправильная. Если птицу нормально кормить, то она никуда летать и сама не подумает. Плюс, для вкуса как раз ходить лучше поменьше – так жирнее.
Сварил, стушил, пожарил по-разному. Всё удалось – хорошее мясо вообще сложно испортить.
Странно даже было домашнюю птицу видеть такой деликатесной. Может, всё-таки химия?
Через неделю та же оранжевая машина, тот же нарядный платок (а может, и другой), и те же спирали вместо крестов. Я постеснялся спросить, что это у них за церковь такая.
На этот раз супружница торжественно вывалила хребетки.
– Хребетцы. – Поправил хозяин.
Они оказались совсем без мяса, голый позвоночник – после дородных ножек я даже разочаровался. Но разочарование сразу спало, когда я увидел, сколько внутри спинного мозга. Никогда в жизни такого содержания не встречал. Если брать съедобную часть, то будет даже жирнее ножек.
Позвонки были полностью сросшиеся – видно, тоже птица. Со стороны бывшей головы отверстие, а там, где хвост, сплошная заостренная кость.
Доставать оказалось легко – немного раскурочить отверстие, расшевелить мякоть, и можно просто вытянуть всё пальцами, как тонкую колбаску. Это потому, что мозг был на удивление мясистым и не спешил рваться. Снова подумалось о какой-то волшебной химии, нацеленной теперь и на удобство работы с продуктом, а не только на пищевую ценность. Но даже слово “хребеток” было таким домашним, что химия не вязалась никак.
– Хребетец. – Поправил хозяин.
– Интересно. Что за живность?
– Своё всё, домашнее.
– Птица?
Он подумал и сказал:
– Птица.
– Птица, птица. – Включилась хозяйка.
– А что за птица?
Он подумал ещё и сказал:
– Гусь.
– Гусь, гусь!
Ох уж эти секреты глубинного животноводства…
– Ясно, ясно. Только если у нас будет договоренность, нужно будет точно указать, какая птица. Не мои правила, сами понимаете, нам на ценнике нужно что-то будет написать.
Они хором покивали.
– А, да, чуть не забыл.
Это я специально помыл и даже как мог разгладил их прошлые пакеты – решил вот так произвести впечатление.
Хозяйка приняла пластик с очень серьёзным выражением лица. Контакт налаживался, а это с такими точечными поставщиками важно.
Снова договорились о следующей встрече и распрощались.
Через пять минут я уже был обратно на кухне, чтобы получше познакомиться с хребетками. То есть хребетцами.
Сначала попробовал поджарить – вышло чем-то похоже на грибы. Всё-таки на удивление плотным был мозг, интересно, что эта птица им делала при жизни такое?
В конце концов остановился на том, чтобы варить в хребетке, в хребетце то есть, а потом уже доставать перед подачей. Разваренная мякоть выскальзывала почти сама, нужно было только потрясти это всё отверстием вниз. Ну и, как обычно, готовка с костью обогащала вкус.
А вкус был экзотический, вкус цвета морской волны, если можно так сказать. Наверное, нельзя, но в том случае было можно.
“Таки и правда водоплавающая, что ли, эта птица, отдаёт чем-то…”
На этой мысли я и поперхнулся. Вернее, сначала услышал мелкий острый стук в тарелку, а потом только понял, что кашляю от всего сердца и от всех лёгких тоже.
Отдышался, посмотрел в тарелку и стал копаться вилкой в недожёванных выплюнутых ошмётках. А вот и она – косточка, вечная проблема этого вашего домашнего продукта. В особенности полуслепых домашних изготовителей. Хотя они тут причём, снаружи ведь не видно, если внутри что-то отломалось…
Только это была не косточка, а маленькая белая бусинка.
Пришла дурацкая мысль, что животное при жизни съело бусинку. Особенно птица могла склевать. Но как бы эта бусинка попала в позвоночник? Бред, конечно…
Я помыл её, покрутил на свет, покатал между пальцами.
Косточка, конечно. Но для косточки какая-то гладковатая и кругловатая. Ну так ведь позвоночник внутри наверняка тоже гладковатый, чтобы не травмировать нерв и так далее. Вот и отломался кусочек. Кругловатый – может, деформация от варки, кипяток всё-таки.
На том я тогда и успокоился.
Но косточку-бусинку всё-таки отложил в чашку, а чашку поставил на холодильник, где у меня хранится в основном пыль и недогоревшие свечки с дней рождения с уже устрашающими цифрами.
Да, если с хребет… цами такое ещё раз повторится, то вряд ли можно будет их заказывать. А жаль, вкус ведь и правда экзотический.
Через неделю снова машина, платок, спирали – и на столе лежит огромный кусок сыра.
Сразу пошёл густой живой молочный запах. Только не пошёл, а поплыл.
Сыр оказался плотный и волокнистый, как сулугуни, но с тонкими сплошными дырками.
Отщипнуть не получилось – настолько цепко он держал емкую свою форму. Пришлось резать ножом. Но такие слои, как у сулугуни, не просматривались.
Вкус был сильный, но не острый. Просто сильный. И чем-то знакомый. Хотя мало, что ли, я сыров перепробовал.
– Чей сыр?
– Наш это, домашний, всё своё…
– Нет, я имел в виду, какого животного?
– Коза.
– Коза, коза.
– Коптите?
– Коптим.
– Коптим, коптим.
– Тут такое дело, с сыром нам всё-таки нужно подетальнее знать процесс. Особенно если старинный рецепт. У нас посетители такое любят, им это интересно будет.
– Если будет достижение договора, мы расскажем.
– Расскажем, расскажем!
Я вздохнул.
– Хорошо. Вот ваши пакеты, через неделю тогда жду ножки. Я вас выведу, как обычно.
Когда я вернулся с улицы, запахом хлынуло с порога. Показалось, что даже сложно было войти, будто против ветра.
Я отрезал и съел ещё два немаленьких куска.
Пока ел, вспоминал и не мог вспомнить, где же я встречал этот вкус. Особенно эти дырки, что слегка отдавали металлом. Конечно, не сами дырки, а тонкая пленка с их внутренней стороны. Какая-то особенная плесень? Вряд ли, не так плесень выглядит. Обветривание? Но снаружи самого куска никакой плёнки нет было.
Запах тоже становился будто всё более и более знакомым.
В итоге я сдался и занялся другими делами.
А вечером вспомнил.
Чистил зубы, перестарался с зубочисткой, пошла кровь.
– Ах ты ёпта! Ну ладно, заживёт сейчас, это ж капилляр, а не…
Вот там и вспомнил, а металлический привкус крови только подтвердил.
Побежал к холодильнику, достал сыр, обдало запахом, отгрыз прямо с куска.
Да, оно! Такой же точно вкус иногда бывает, когда в стейке попадается особо крупный сосуд!
Я выплюнул всё на пол, и еле удержался, чтобы не послать сыр туда же. Меня чуть не вывернуло от вида этих дырок, но не вывернуло.
Я подышал и успокоился.
Просто переборщили со специями, перекоптили, переобработали. Это же точно какой-нибудь дурацкий старинный рецепт с тех времён, когда есть было банально нечего, вот и консервировали на зиму как умели! Или действительно химия? Или вообще то, и то, сельская местность ведь не может без этой своей смекалки!
Я поставил сыр на место и закрыл холодильник. Сверху задребезжала чашка.
Не похоже на косточку всё-таки. Бусинка, только слегка шероховатая и не сильно ровная. Может, и правда деформация от варки. В следующий раз решил точно спросить, а то что-то многовато странностей.
Машина, платок, спирали.
Хозяйка выгрузила на стол голубиные ножки – первую настоящую партию. Я бегло поворошил и взвесил мясо. Всё вроде было нормально.
Я рассчитался и вернул прошлые пакеты.
Уже только на улице достал из кармана бусинку и протянул хозяину.
– Забыл вам сразу сказать – вот, нашёл в хребетке. На косточку не похоже. С бус, что ли? Не пойму, как оно туда попало.
Он даже не поправил мое слово на “хребетец”. Просто стоял молча.
Я протянул бусинку.
– Посмотрите?
Он взял её крючковатыми пальцами, сразу же уронил, с силой наступил на нее ногой, втоптал в грязь со снегом, и только потом сощурился в пустую ладонь.
– Где?
– Где? Где? – Повторила хозяйка и тоже сощурилась как могла прямо где стояла. Смотреть в его ладонь даже не пыталась.
В том месте я немного оторопел. Ожидал, что они будут отпираться, конечно – для этого и ждал последнего момента, чтобы застать их врасплох, мамкин я суперагент. Версия у меня была, что они всё-таки что-то химичили с продуктом, занималась этим жена, и эта бусинка как-то там упала с нее и попала внутрь. Бред, но лучшего объяснения я не нашёл. Даже лучшего бреда не нашёл.
Что делать дальше, я не знал. Стоял и смотрел на его ногу в неплохом, но старом ботинке.
Потом придумал сказать:
– Если в еде будут посторонние предметы, мы не сможем сотрудничать.
Они промолчали.
– Тогда до встречи через неделю.
Когда они отъехали, я сам для себя неожиданно передумал идти домой и вместо этого сел на корточки и стал рыться.
Скоро я откопал бусинку назад – хорошо, что он не догадался её пнуть на дорогу. Хотя как такую мелочь нормально пнёшь?
Дома я отмыл её и ещё раз тщательно осмотрел. Отверстий под нитку в ней не было – но это я заметил и раньше, думал, что лепится клеем куда-нибудь, на платок, например.
Шероховатая текстура и слегка неправильная форма…
– Так, стоять. Это что, жемчужина, что ли?
Сразу вспомнился цельный, герметичный хребетец и мягкое мясо внутри…
– Бред собачий!
Я с размаху бросил её в чашку и пожалел, что не разбилась. Всё равно, хоть эта жемчужина, хоть чашка.
Добавилась злость на самого себя, этого мямлю полчаса назад. Из каких-то престарелых колхозников не смог показания выбить! Теперь вымещай на чашках, правильно, молодец!
Я пометался так по квартире и сам не заметил, как стал разбирать свежее мясо. Говорю же, успокаивает меня такое.
Через пару минут и правда слегка отпустило.
Беру ножку, на ней налипли ещё. Потрясу – шлёп. Падают назад. А эта идет в тарелку.
Беру следующую, налипли. Потрясу, шлёп. Идёт в тарелку.
Беру. Потрясу. Шлёп. В тарелку.
Как обычно, пошёл вспоминаться домашний тёплый уют, какой, наверное, бывает только детский.
Беру. Потрясу. Шлёп. В тарелку.
А за окном опять на снег что-то похожее. Или дождь. То ли хмурится небо, то ли просто задумалось…
Беру. Потрясу. В тарелку.
Ничего, разберёмся с этими хозяевами. Да и нечего там разбираться, напридумывал сам не пойми что. Косточка это.
Стоп, а где шлёп?
Я взял из тарелки предыдущую гроздь на четыре лапки и тряхнул посильнее. Держится. Тряхнул ещё – держится. Ещё – держится.
Потому что никакие лапки были не слипшиеся, а сросшиеся. Их соединяла тонкая полоска шкурки, явно по ошибке не обрезанная до конца.
У животного было четыре птичьих ноги. Две побольше, две поменьше – задние и передние.
Одной рукой я держался за руль, второй тыкал в телефон, а третьим глазом смотрел в навигатор.
Руль рвался на свободу как мог – дорога была дикая, не проложенная и не протоптанная, а будто сама собою выросшая, как деревья вокруг.
В телефоне были только короткие гудки.
– Заблокировал, паскуда деревенская! Да откуда эти пенсы вообще знают, как это делается!
Навигатор крутил карту и показывал её всеми сторонами так ловко и немного загадочно, как только крутят и показывают реквизит перед фокусом.
Местность была до того глухая, что в любой момент я ожидал тупик просто в виде обрыва дороги в случайном месте, тупик самый безнадёжный. Хуже того, через деревья уже просматривались ранние зимние сумерки.
И здесь я умудрился засмотреться на небо и не заметил глубокую лужу.
Руль вывихнуло, дно оцарапало, я дал по тормозам и чуть не въехал в дерево.
Отдышался, потом понял, что все еще слушаю гудки, и швырнул телефон в пассажирское кресло.
– “Через сто пятьдесят метров развернитесь”.
– Да завали ты свою жопу, куда мне разворачиваться!
– Заблудился?
Я подскочил в кресле.
Слева в двух шагах стоял велосипед, а с него слезали дедуля и бабуля. Одеты были попроще, чем мои фермеры.
Пока я разминал засиженные дорогой ноги, он присел перед колесом.
– Подвеску побил?
– Да ничего, нормально вроде…
Бабуля осталась держать велосипед:
– Ой, какая красивая, а у нас тут такая эта дорога грязная…
– А мы сзади едем, зовём, зовём, а вы не слышите.
– Я там немного отвлекся... Я и правда заблудился, мне в Святожар, это где-то рядом?
– А что вы не с трассы заехали, а сзади, с леса?
– Навигатор так повёл.
– Вам бы с трассы надо было. Это мы вот тут потихоньку с леса, а то на трассе фуры, на велосипеде не очень поездишь.
– Ой, так проносятся, так проносятся!
– А тут тебе и птички поют, катайся – не хочу, ещё и с приятной компанией!
Бабуля в меру сил раскраснелась.
– Понятно, а как мне теперь на трассу отсюда выехать?
– “Через сто пятьдесят метров развернитесь”. – Подсказало из машины.
– Да теперь что разворачиваться, тут вам пять минут через лесок – и будете на месте. Эх, не ловит техника, значит!
– Ясно, спасибо!
Я уже почти запрыгнул назад, когда он спросил:
– А вам к кому там?
– Ах да, я тут мясо покупал…
– Мясо? Мясо есть. Свининка у нас в этом году уродилась, давайте за нами, по цене сойдёмся!
– Уродилась, слава богу! – Бабуля перекрестилась.
– Спасибо, но мне… стоп, извините, а вы креститесь?
Они явно не поняли вопрос.
– Мне нужно… Я уже здесь покупал с одного двора, мне к ним нужно. Только они по-другому крестились. Они по спирали – вот так как-то. Это точно Святожар?
Дедуля чуть не поседел ещё раз и только раскрыл рот.
– Есть вера в Иисуса, в сыночку боженькину! – Через множественные судорожные кресты сказала бабуля.
Ага, и здесь эта “ж”, которая “щ”. Это таки Святожар. И мои таки откуда-то отсюда.
– Вы извините, если…
– Прямо вам.
Не прощаясь, они сели на велосипед и дали со всех педалей по всем буеракам. Он крутил за двоих, а она держалась боком на багажнике и тоже за двоих испуганно смотрела на меня. Потом изгиб скрыл их.
– “Через сто пятьдесят метров развернитесь”.
Я сел в машину и поехал вперёд.
Святожар и правда скоро начался – но не нормальная дорога. Через пять минут я плюнул и спешился.
Справа от меня стояли неверным рядом сельские домики, все разных давности и состояния, но даже самые крупные смотрелись как игрушечные. Двухэтажных не было совсем, похоже, такие технологии сюда пока не дошли. Заборы были редкие, кривоватые и низкие. Повсюду не то стояли, не то лежали сельскохозяйственные изобретения из корпусов леек, велосипедных колёс и прочих телерадиодеталей.
А слева открывался вид на закат. Из-за туч солнце только щекотало красным дальний лес вниз по плавному склону. Бегал и ветерок, как обычно на возвышенностях. С другой стороны всё нарастали сумерки.
На домах не было ни одной двери, только окна и ставни с живенькими орнаментами. Видно, и в самом деле задняя сторона улицы или всего этого Святожара. Как общий заваленный балкон на голой земле. Вот почему людей не видно.
Я перецепился и чуть не упал.
Это был почти сгнивший пень, он последним корнем держался за эту планету. А вон ещё один, и ещё, ещё…
Я попетлял между ними. Ещё, ещё – так здесь целый лес когда-то был! Но когда-то давно. Видно, срубили на дрова. Хотя вон там и ближе деревья растут. Но кто его знает, я в дровяном отоплении не специалист. Не ради красивого же вида их срубили, в самом деле. Хотя если в тёплое время года сесть на завалинку, или как там это называется… Правда, никаких завалинок я пока не замечал. Выносные? Ну или там у окна, опереться на ладонь, задуматься, ещё выпустить косу наружу…
Я снова посмотрел домам на окна – и тут увидел солнце.
Солнце было намалевано на закрытых ставнях упитанного почти двухэтажного дома, жирное, румяное и глазастое. Фон был облупленный, но всё равно яркий и небесный, летний. Стороны изображения на левой и правой ставнях немного не сходились, и солнечный лик получился ироничным. Я начал изучать остальные дома.
У всех домов было по окну с закрытыми ставнями на солнечную тематику. Все разные, как будто рисунки на свободную тему в школе. Вон какой-то молодец с конём, и солнце не над ними в небе, а молодцу вместо головы. Вон поляна в лесу, зайчики-белочки, а солнце хоть и на своём месте и совсем мелкое, но зато лучами пронзило и сшило пейзаж в одно целое. Вон вообще прямо герб солнечной системы – правда, планет всего пять, не пойми какая из них Земля, а на старательном ровном чёрном фоне ни единой звёздочки, ну, кроме главной, конечно.
Видно, всё это творчество было в честь набора солнца на зиму. Надо же, как у них с этим серьёзно! Я думал, это просто полузабытый ритуал на один день типа какого-нибудь чучела на масленицу. Но почему все ставни закрытые? Или так и нужно? Так как деталей ритуала я не знал, стал пытаться логически вывести, как это могли делать. Основывался на том, что когда у тебя нет отопления и супермаркетов с едой, а есть долгая зима, то додуматься можно до всякого. Стало жалко и этих древних людей, и совсем смешные теперь уже их обряды.
Я подходил к концу улицы и всего Святожара, как подходят к выходу из помещения картинной галереи.
Начались заброшенные дома – я это понял прежде всего по облезшим, болтающимся и оборвавшимся солнечным ставням.
Теперь начал жалеть ещё и этот несчастный маленький Святожар. Сколько ему ещё осталось, какая молодёжь здесь жить захочет? Если даже техника не ловит.
Там меня и стукнуло прямо в глаза. На этот раз всё-таки споткнулся – о свою же ногу.
Вскочил и уставился на один из последних домов. Закрытые ставни в прекрасном состоянии. Но на них – никакого солнца. На них – белая спираль на черном фоне.
Это они! Это точно они!
И тут меня обдало страхом, как случайной судорогой. Я дернулся всем телом и стукнул зубами.
Белая спираль на черном фоне. Зачем рисовать такую гадость? Почему нельзя солнышко сделать, как нормальные люди!
Я оглянулся на обжитую сторону Святожара – там, где на ставнях солнышки и нормальные люди с нормальной свининкой, кстати. Там, где машина. Там, где далеко-далеко ждёт, скучает квартира…
Снова обдало.
“Так, а ну спокойно! Трусишка городская, тоже мне! Во-первых, обдало тебя не страхом, а холодом. То есть даже не от холода это, а от тепла. Конечно, пропотел под курткой, а тут ветер этот дунул посильнее, и всё. А ещё ночь близко, просто непривычно в глуши по темноте. Это факт, это все знают. Мы не ночные животные. Это естественная реакция. И людей нет – я же привык к толпам у себя в центре, правильно? А насчёт свининки – это да, на обратном пути заодно заскочу к тем, будут мне адекватные поставщики.”
Я потихоньку подошёл к дому со спиралью.
Забор был по колено и покосившийся, попасть во двор я мог бы без труда. Но решил сначала позвать хозяев. Прочистил горло несколько раз, но никак не решался крикнуть. Долбаное городское воспитание!
За спиной угасало солнце. Впереди лезла ночь.
– Отсей! – Сказал голос из глубины темного двора, сдавленный и почему-то молодой.
Я подскочил, но скорее от неожиданности. Быстро перевёл дух и с облегчением подумал, что всё-таки я был не один. А молодым голосом, наверное, был сын хозяев. Они дома и занимаются себе своим хозяйством, отсеивают зерно или что там нужно отсеивать.
– Есть кто? – Позвал я, но еле слышно.
В ответ была прежняя тишина. Но мне же не послышалось? Там кто-то должен быть…
Я потоптался на месте, позаглядывал ещё в темный двор, потом сделал пару шагов поближе к дому – и почувствовал тепло.
Не тепло, а жар! Тяжёлый чёрный жар!
Жаром било от ставен со спиралью, как от радиатора. Точно, точно оттуда, изнутри! Но как? Как это возможно?
“Набранное солнце вон как печёт!” – Подумал я и сам почти не удивился собственной бредовости. Потому что действительно пекло!
Я забыл все городские приличия, переступил забор, подошёл к дому и встал ко ставням лицом.
Жар.
Белая спираль на черном фоне закрыла все мое зрение.
Жар!
Я протянул руку и коснулся чёрного центра спирали.
Жар!!!
Последнее, что помню, это гнилой хруст забора – я и не подумал его перепрыгивать, когда бежал назад.
Дома удалил их номер, выбросил остатки продуктов и постарался как мог забыть этот уродский Святожар раз и навсегда.
На работе придумал серию отмазок, что качество не то, мясо жёсткое, сыр крошится и ещё там что-то. Мне поверили и дали другое задание.
Я успокаивал себя и успокаиваю, что в той комнате просто была печь или вообще какой-нибудь современный обогреватель. У меня же у самого декоративный камин с батареей вместо огня внутри – смотрится потешно, а греет. Даже печёт. Вот и у них так, только вместо камина целая декоративная комната. Но я и сам в это не верю.
Я сам в это не верю, потому что я почувствовал тот жар, его черную тяжесть!
И никакое это было не “отсей”. Это было “откьтсей”, а точнее “?отк ьтсЕ”, потому что земная природа там давно сошла с ума и погнала звук моего эха неправильно.
Что случилось между моим касанием и поломанным забором, иногда не могу не вспоминать. И тогда, как рука рефлекторно дергается от жара нагретого предмета, так и мозг рефлекторно дергается от жара той памяти – но ведь на миг все же касается! Этого мига хватает, чтобы я не спал целую ночь, иногда две, иногда три.
Наша с вами галактика – спиральная. Это она. Эта спираль – она! И других вариантов здесь нет. И никакое не солнце они туда набирали.
Теперь молюсь, чтобы не вспомнить дальше. Молюсь, как это ни смешно молиться тому, кому две тысячи лет о помощи против того, чему невозможные миллиарды…
Текущий рейтинг: 75/100 (На основе 32 мнений)
