(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Весь прекрасный мир
1.Шепот
Привычка кататься по ночам у Андрея появилась три месяца назад. Бесцельные разъезды успокаивали нервы и проветривали голову. Сначала он выезжал не чаще раза в неделю, но он быстро вошел во вкус и теперь каждый вечер садился в машину, включал музыку и двигал, куда глаза глядят, по притихшим улицам.
Бензина палилось прилично, и Андрей понимал, что скоро от нового хобби придется отказаться, если хочет сэкономить деньги. Но пока не был к этому готов. Голубоватое мерцание приборной панели; тихая зарубежная попса, льющаяся из колонок; пустынная дорога в обрамлении фонарей; спящие дома с редкими горящими окнами - всё это дарило что-то очень похожее на умиротворение, чего никак не могла предложить опостылевшая алкашка.
Андрей никогда не планировал маршруты заранее, но сегодня решил взять курс именно в Юбилейный, микрорайон на окраине города, где прошло его детство. Идея пришла в голову спонтанно, когда он стоял на балконе и курил, заворожено уставившись в лужу, в которой, преломляясь, отражался свет фонаря. Пахло влагой, прелой листвой, сентябрем, детством, дорогой в школу. В памяти причудливой мозаикой мелькали образы прошлого, ноющая тоска зверьком копошилась в груди. К моменту, когда сигарета истлела до фильтра, Андрей точно знал, куда отправится.
Он проехал сквозь серый панельный лес, мимо небольшого парка и остановился у школы, из дверей которой вышел в большой мир десять лет назад. Цифра пугала. Казалось, еще вчера он носился по рекреациям, дежурил в столовке, выстраивался вместе с классом в линейку, чтобы послушать очередную ерунду. Только вчера.
Старенькое здание, выстроенное буквой Н, обшили сайдингом и теперь оно выглядело незнакомым.
Около года назад Андрей собрался с силами и поехал на встречу выпускников. Вика, конечно, отказалась составить компанию. Он шел по школе и не мог отделаться от ощущения ирреальности происходящего, все напоминало странный сон. Того и глядишь, по широким коридорам разлетится трель звонка, и нужно будет бежать на алгебру, ведь Лариса Лаврентьевна не терпит опозданий. Вот только Лариса Лаврентьевна уже девять лет как мертва.
Бывших учеников 11-го «Б» разместили в учительской, угощали чаем. Андрей пожалел, что пришел. Вглядываясь в лица ментов, стартаперов, продавцов, военных, дизайнеров, он видел только изуродованных временем ребят, с которыми когда-то гонял в мяч на физре. В итоге отбрехался и ушел.
«Будет кто-то бегать, но не я», — подумал Андрей, еще немного посмотрел на спящую школу, и развернул машину туда, где в небо монолитом уходила Свеча. Долгие годы он избегал недостроя, боясь растеребить старые раны и вспомнить то, чего не хотел, но в эту ночь твердо решил посетить музей детства, не пропуская ни единого экспоната. Пусть будет больно. Он хотел испытать эту боль, вскрыть нарыв, выдавить гной и тогда станет легче. Ему хотелось в это верить.
Недострой в десять этажей стоял на холме, по планам архитектора здание должно было быть видно из любой точки района. Фундамент заложили в начале восьмидесятых. Свече предстояло стать корпусом городского политехнического университета. Но случились девяностые и амбициозная стройка заглохла. Реанимировать проект хотели не раз. В разные годы заброшка могла стать больницей, гостиницей, многоквартирным домом, но каждый раз что-то мешало: банкротства, уголовные дела, проблемы с документами.
Разумеется, сколько Андрей себя помнил, по городу ползли разномастные слухи о проклятии Свечи: в них фигурировали и сатанисты, проводящие в здании черные ритуалы; и подростки, падающие в пустые лифтовые шахты; и даже бомжи-любители человечины. Всем этим разговорам ни Андрей, ни Вика не верили, и частенько, начиная с пятого класса, наведывались в Свечу. Главную опасность представляли не бомжи-каннибалы (даже обычные бездомные там почти не появлялись), а старшаки, которые тоже облюбовали недострой, но они пили пиво на верхних этажах, с ребятами почти не пересекались, если и случались встречи, то заканчивались они, как правило, благополучно, не считая карманов, освобожденных от мелочи.
Мать Вики, уверенная, что спокойный мальчик из приличной, обеспеченной семьи, не станет влезать в неприятности, без задней мысли разрешала дочери гулять с Андреем, главное, чтобы та возвращалась домой к восьми.
Родители Андрея одобряли его дружбу с Викой, отличницей, всегда вежливой девочкой, уж она точно не допустит опрометчивых поступков. А ребята, переодевшись и сбросив портфели, бежали к заброшенному зданию, которое скоро стало для них родным. Считай, вторым домом.
Однажды Андрей спросил отца, всю жизнь отдавшего строительству, про Свечу.
«Некоторые дома не хотят быть достроенными. Все мешать будет. В любом городе такой найдется. Их не сносят, но и не достраивают. Некоторые дома – не для людей», — ответил он.
«Для призраков?» — уточнил Андрей.
«Полезешь туда – убью», — отец рассмеялся и взъерошил сыну волосы. — «Призраки угрозы не представляют, а вот дышащее на ладан здание очень даже. Я не знаю, как оно еще с холма не сползло».
Не сползло до сих пор, оставаясь неофициальным символом Юбилейного, безмолвным памятником умершей страны.
Андрей заглушил мотор и вышел из машины. Лето ушло окончательно, деревья переоделись в яркие наряды, с каждым днем все сильнее холодало, а дожди становились злей.
Он подошел к высокому забору из профлиста. В детстве тут стоял другой забор, пониже, с многочисленными прорехами, через которые ребята и забирались в недостройку. Андрей мог до малейшей детали вспомнить все залазы и безопасные маршруты внутри здания. Западная лестница разваливается под ногами, ходить по ней можно, но двигаться следовало очень аккуратно, и использовалась она только в крайнем случае, когда в Свечу приходили незнакомые старшаки. А вот восточная лестница крепкая, но к пятому этажу все-таки обрушилась и следует идти на западную, если нужно выше. По третьему этажу носиться опасно, в полу есть дыры, которые в запале можно и не заметить, зато на втором и четвертом все четко и крепко, бегай – не хочу.
Сколько дней они здесь провели? Не сосчитать. Играли, представляя себя героями книжек и фильмов. В одной из комнат второго этажа, Андрей и Вика даже устроили импровизированный штаб, там всегда пахло пылью, стены были изрисованы названиями рок-групп, в углу лежал сгнивший матрас, а тройка небольших ящиков из-под фруктов, притащенных с ближайшего рынка, служили им стульями. Осенними вечерами, когда дни становились короче, а вечера длиннее, ребята собирались и рассказывали друг другу страшилки, слушали шум старого здания, хмелея от собственной храбрости. Их ровесники до дрожи боялись Свечи, а они мало того, что регулярно ходили туда, так и внутри внаглую травили мрачные байки, будто нарочно привлекая неупокоенные души, если таковые там действительно имелись. Для одного из таких вечеров Вика захватила из дома спички и свечку, стало еще круче. Льстило, что теперь малолетки, ненароком увидев свет в здании, быстро придумают новые страшные истории о заброшке. Приукрасив, конечно. Например, добавив к отблескам в окне замогильный вой. Почему нет?
А потом страшные сказки, внезапно, обрели плоть.
В Свече убили старшеклассника Рому Сорокина. Залетные гопники заманили его в одну из комнат первого этажа заброшки, надеясь вытряхнуть денег, но вошли в раж, сперва избили, а после несколько раз ударили ножом. Андрей прекрасно помнил, как фотография Романа стояла в черной рамке в холле школы. Больше Андрей с Викой в Свечу не ходили. Здание после смерти парня вызывало у них лишь омерзение и суеверную жуть. Ведь они были там, когда Романа убивали. Сидели в штабе и рассказывали очередную байку, когда по зданию прокатился крик. «Пожалуйста-а-а-а-а!», — последние гласные перешли в протяжный вопль, который резанул по костям, заставил детей, не сговариваясь, бежать.
Сегодня Андрей так близко оказался возле Свечи впервые с того вечера, когда они пыльные, грязные, перелезли забор и побежали домой к Вике, чтобы рассказать взрослым. После были долгие расспросы, разговоры с угрюмым милиционером, который записывал каждое их слово. И портрет в черной рамке в холле школы.
Чем дольше Андрей вглядывался в здание, в его темные окна, тем сильнее погружался в воспоминания, из которых его беспардонно вырвал шепот. Он прислушался. Дети. Место, видимо, по-прежнему популярно.
«С другой стороны, какие дети в четыре утра?» — опомнился Андрей.
По спине пробежал холодок, живот скрутило, сразу вспомнились мрачные байки из детства и вечер, когда умер Роман Сорокин.
Андрей, стараясь не сорваться на бег, подошел к машине, открыл дверь и остановился. Шепот стал громче.
— Нет, быть того не может, — тихо сказал Андрей, но в автомобиль не сел, вернулся к забору, прислушался.
— …вот мне комп и не возьмут. Кобыла. Натуральная кобыла. Я ж гуманитарий. На кой хер мне матеша?
— Царица наук.
— Херук. Если оставит на второй год, то мне жопа дома будет. Сюда жить пойду...
— Успокойся. Помогу.
— Да задолбался я, Вик, задолбался… Вот скажи, как мне математика в будущем поможет…
Андрей прикрыл рот рукой. Он помнил этот разговор. Тогда родители пригрозили Андрею, что он не получит на день рождение давно обещанный компьютер, если не исправит математику. Мальчик чехвостил Ларису Лаврентьевну с нелестным прозвищем Кобыла на чем свет стоит. В итоге компьютер подарили, а математичка сжалилась над нерадивым учеником и вывела незаслуженную тройку в журнал.
Не может быть. Сколько лет прошло?
Разговор навсегда остался в памяти, благодаря глупому подобию «отчаяния», которое в тот день полностью овладело Андреем. Что такое настоящее отчаяние он узнал, разумеется, много позже.
— В понедельник контроша еще… Что делать-то, Вик?
— Снимать штаны и бегать. Помогу, говорю.
Он слышал голоса из прошлого. Их с Викой голоса. Но нечто странное сквозило в интонациях детей, подспудно издевательское, создавалось ощущение, что они разыгрывали сценку, едва сдерживая смех.
— Так Кобыла-то нас рассадит, знает ведь зараза, что списываю у тебя, кстати, он нас слушает. Ничтожество нас слушает. Ты пришел, Андрейка? Зачем ты пришел сюда ночью слушать мертвецов? Ты ведь трусом стал, Андрейка, никогда не был, а вырос жалким ссыкуном. Я никогда таким не был. Хорошо, что я не стал тобой.
— Ничего, как-нибудь ответы передам, через Светку, например, она нормальная, а та сука, которая выросла из меня ненормальная. Как хорошо, что я осталась здесь, не стала той больной дурой, боящейся выйти из комнаты, и раз в полгода отправляющейся в дурку. Хорошо, что я не стала ей.
Андрей подскочил к машине.
— Беги, беги, ссыкун, на большее ты не способен…
Отъезжая, он бросил взгляд на заброшку, в окне которой, на втором этаже, мерцал мягкий огонек свечи. Их с Викой свечи, зажженной и погасшей несчетное количество дней назад.
— Беги. — Прошептал детский голос над ухом.
Андрей вдавил педаль газа.
2. Огонек
Успокоиться получилось только после двух таблеток «Феназепама», которые Андрей брал у Вики на случай, когда совсем не получалось заснуть. Пришло полное отупение и сонливая тяжесть. Спать, впрочем, не лег, сидел за компьютером, бездумно, не различая букв, листал имиджборду, и только, когда на улице окончательно рассвело, зашумели машины, а трудяги вышли на остановки, Андрей завалился в кровать.
Проснулся в районе пяти вечера, поел, не чувствуя вкуса. Он привык жить один, но сейчас мысль очутиться в пустой квартире, когда зайдет солнце, вызвала неприятный холодок вдоль хребта. Набрал Вику и предупредил, что приедет.
Дверь открыла ее мать, Василиса Игоревна, маленькая женщина с добрыми, но уставшими глазами. Предложила чаю. Получив отказ, ничуть не расстроилась, улыбнулась и проводила к дочери.
Вика лежала на диване, слушала музыку, огромные накладные наушники на голове давнишней подруги смотрелись несоразмерно и даже комично, но Андрею было не до смеха, он сел на компьютерное кресло, почесал переносицу и сказал:
— Я, кажется, схожу с ума.
Вика стянула наушники.
— Повтори.
— Я, кажется, схожу с ума, Вик! Я ни хера не шучу.
Она села.
— Сиги подай.
Андрей открыл форточку, кинул пачку Вике, и закурил сам, облокотившись на заваленный книгами подоконник.
— Вещай, — сказала Вика.
— В общем, я вчера катался в Свечу. И услышал там голоса.
— Чьи?
— Наши.
Вика закашлялась дымом, а потом рассмеялась.
— Да уж.
— Я серьезно.
— Бухать меньше надо.
— Я бросил.
— Ну конечно, — Вика встала, подошла к окну.
— Почти бросил. Слушай, я подумал, что…
— Если я тронутая, то специалист по психическим заболеваниям? Нет, неправильно подумал. Голосов у меня никогда не было. Я больше по части бреда.
Взгляд Андрея остановился на шрамах, покрывающие предплечья Вики. Сколько раз видел, а привыкнуть никак не мог. Прошедшие годы сильно изменили ее, из худенькой, улыбчивой отличницы она превратилась в неопрятную полную девушку, не столько толстую, сколько рыхлую, с огромным шрамом, уходящим от глаза к шее. В один из маниакальных приступов Вика исполосовала себе лицо кухонным ножом.
— Пялиться – не прилично. Что голоса говорили?
— Помнишь, как Лариса Лаврентьевна мне двойку в четверти обещали, а родители из-за этого комп отказывались покупать?
— Нет.
— А я вот помню. Голоса… Мы это обсуждали. Это были точно мы.
— Голоса из прошлого?
— Я слышал, что сумасшедший не может даже предположить, что он сумасшедший. А я только и думаю, что крышка протекла и к врачу надо сходить. Значит, не все потеряно, да? - Андрей закурил вторую.
— Снижение самокритики - не обязательный симптом.
— И что делать?
— Могу дать номер неплохого психиатра.
— Смешно.
— Я не шучу.
Андрей стал мерить комнату шагами, тихонько матерясь под нос.
— Давай туда прокатимся? — сказала Вика.
— Серьезно?!
— Предельно. Почему нет? Если там реально духи, то они себя проявят опять. Если нет, то… — Вика пожала плечами. — Только… Давай дождемся ночи, ты понимаешь…
Андрей понимал и опустил глаза в пол, чтобы снова не уставиться на белесый шрам, коверкающий лицо Вики.
Она закончила школу с золотой медалью и ради того, чтобы отправить дочь учиться в московский физтех мать разменяла просторную трешку на куда более скромную двушку в старом, «почтиаварийном» доме в отдалении от хоть какой-то инфраструктуры.
Впервые на скорой девушку увезли в дурку прямо с пар. Дальше следовало позорное возвращение домой, прогрессирующая болезнь, которая отступала на несколько месяцев, чтобы вернуться вновь с утроенной силой. В моменты прихода очередной «фазы» Андрей прекращал навещать Вику, которая становилась абсолютно неуправляемой, понимая, что справиться с ней в такие моменты могла только врачи. Ждал, пока Василиса Игоревна позвонит и скажет, что дочка вернулась домой из больницы.
— Дурная идея, — сказал Андрей.
— За меня или себя боишься?
— На понт берешь?
Вика улыбнулась.
— А что, если да?
В школе он любил Вику, но так и не смог ей в этом признаться. А сейчас? Любит ли он эту искалеченную девушку? Андрей не знал. Наверное, правда была в том, что, кроме Василисы Игоревны и Вики, у него никого не осталось. И сейчас ему стало действительно легче от Викиной улыбки, и вчерашняя ночь стала на мгновение, только на мгновение, глупостью.
— Посмотрим. До ночи далеко, — сказал он, рассчитывая, что она успеет десять раз передумать. — Давай лучше сыграем?
Они уселись на пол, у компьютера. Включили «Мортал Комбат» и до полуночи играли раунд за раундом. В итоге сошлись на ничьей. Пошли на кухню, где Василиса Игоревна пожарила картошки и навела чаю.
— Мы проедемся. — Сказала Вика матери.
Андрей вздохнул.
На пороге Василиса Игоревна отвела его в сторону.
— Будем очень аккуратны. Честно, — пообещал он.
— Спасибо.
— За что?
Но она не ответила и ушла в комнату.
— Ну, двигаем? — спросила Вика, надела куртку и закрыла лицо капюшоном.
— Да, вперед.
Сперва они просто катались по городу. Вика опустила стекло, выставила руку навстречу мелким каплям, кружащим в воздухе, и тихонько подпевала радио. Затем Андрей, немного постояв на перекрестке, повернул в сторону Юбилейного.
В нескольких метрах от Свечи сбавил скорость, посмотрел на Вику и остановил машину.
— Приехали.
— Ближе.
— Нет.
Андрей не ожидал от Вики такой прыти, она выскочила навстречу мороси и побежала к заброшенному зданию.
Он выругался, поехал за ней, быстро сравнялся и опустил стекло.
— Садись!
— Неа.
— Вика, блин!
— Слушай, когда ты таким ссыкуном стать успел?
— Я всегда им был.
— Снова неа.
Вика остановилась у забора Свечи, вскинув голову, капюшон сполз и Андрей понял, что она все еще красива, несмотря ни на что. Ни болезнь, ни шрам, ни сумасшедший дом, ни время не смогли окончательно стереть черты той, чей портфель он покорно таскал.
— Вик…
— Андрей! Смотри!
В окне второго этажа мерцал огонек свечи, маленький, но яркий как факел.
— Вика, поехали, твою-то!
— Кажется, ты не двинулся! — Она звонко рассмеялась.
— Сядь в машину!
— Тихо, Андрей! Слышишь?!
Он не хотел слышать, но голоса становились громче.
— …явились, смотри, Вик, и та, что стала тобой здесь.
— Жирная уродина, — смех. — Мерзкая жирная дрянь.
— С-с-с-с-сыкун!
— Не стойте, заходите на огонек.
— Ты когда-нибудь чувствовал, как в тебя входит лезвие, ссыкун?!
— Ты когда-нибудь слышала хруст своих костей, уродина?!
— Тебя били ногами по голове, пока она не лопнула?!
Андрей выскочил из машины, схватил Вику, с силой втолкнул в салон, она не сопротивлялась. Он, стараясь не слушать детских голосов, обежал автомобиль, сел и поехал прочь, вцепившись в руль до побелевших костяшек..
Остановился лишь, когда отъехал от Свечи несколько километров. Вика внимательно смотрела на дорогу, то и дело, почесывая шрам.
— О чем ты думала?!
— Ты не сумасшедший. Не похоже, нет. Ты понимаешь, что мы нашли? Если вернуться, записать на мобилу, будут доказательства...
— Чего? Голосов двинутых детей?! Только мы знаем, чьи они… — Андрей повернулся к Вике. — Тебе ведь опять хуже? Да?!
Она кивнула и накинула капюшон.
— Сам видишь. Начинается. Качельки сраные. Пока не сильно, более-менее в состоянии стояния. Но это всегда легко начинается, а потом… Следующая остановка – бред. Добро пожаловать на станцию палата №6. Я так больше не могу. Правда, не могу, Андрей.
— Что говорят врачи?
— Тяжелое, необычное течение… Литии-херитии и прочее… Херня все это, не помогают. С возрастом частота и количество фаз могут спадать. Но… Не, ты правда хочешь говорить обо мне после того, что мы слышали?!
— Я просто хочу все это забыть. Просто никогда больше не появляться у Свечи… Я не хочу разбираться, думать. Просто забыть. Окей?
Вика улыбнулась, кивнула, неожиданно чмокнула дрожащего Андрея в губы и резко отстранилась.
Андрей отвез Вику домой и еще немного поездил по городу.
Наверное, он мог пойти работать таксистом. Есть машина, нравится кататься по ночам, езди себе, кайфуй, копейку лишнюю имей, вот только Андрей не мог. Не хотел. Боялся. Боялся клиентов, боялся общения с ними, боялся в самый неподходящий момент заблудиться в городе, знакомом до последнего камня.
Когда ему позвонили и сообщили, что мать с отцом попали в аварию, он до последнего не верил. Не верил, что они, вечные, несокрушимые, могут умереть.
У отца был крупный строительный бизнес, отошедший соучредителю, а Андрею остались приличные накопления, которые сейчас он почти израсходовал. Осталось на полгода. Год, если совсем затянуть пояс. Не больше. Еще чуть-чуть и, хочешь не хочешь, а работу придется искать. Этого момента Андрей боялся.
Он несколько раз пытался выбраться из ямы, в которую сам себя загнал. Ходил по собеседованиям, устраивался на работу, но каждый раз что-то шло не так. Андрей вдруг понял, что разучился сходиться с людьми. Ведь раньше получалось, ведь раньше все удавалось. Когда все пошло не так? Оказавшись в мире взрослых, он просто не знал, о чем с ними говорить, ощущая себя школьником, тайком пробравшимся на собрание учителей, и каждый день чувствовал себя не на своем месте. Вот только где его? Исчезло вместе с родителями и последними днями детства. Интриги; споры; корпоративы; дни, исчезающие один за одним в нудном монотонном мареве среди людей, готовых сожрать друг друга за лишнюю копейку - это было не для Андрея. Он понимал, что болен, может, не так, как Вика, но все-таки... Ему всего двадцать восемь, а он уже чувствует, что все потеряно, что настоящая жизнь осталась позади. Разумеется, это не так. Следует сходить к психологу, постараться вылезти из кокона, в котором спрятался от реальности, принять мир, каким он есть, скучным, серым, злым, оставив прошлое в прошлом. Но он ничего не делал. Лишь с мрачной обреченностью наблюдал, как на банковском счете с каждым днем остается все меньше денег. «Есть те, кому хуже. Твои проблемы не стоят и выеденного яйца», - часто думал Андрей. Но от этой мысли не становилось легче. Ни капли.
И вот он дошел до того, что едет по ночному городу, раздумывая о том, сходит ли с ума, а Вика лишь поддерживает его безумие, или действительно что-то слышал у Свечи. Все лучше и лучше.
Дома он лег на кровать и долго пялился в потолок, покрытый сетью трещин. Вспоминал школу. Отца, мать. Время, когда все было просто и понятно, а подлость и отчаяние оставались лишь словами из фильмов и книжек. О голосах старался не думать.
И заснул.
Отец в каске и рабочей одежде стоял рядом с огромным недостроенным зданием, раскинувшимся на многие километры вширь, уходящим верхними этажами далеко в небо.
— Некоторые дома – не для людей, — сказал отец.
— А для кого?
— Для непослушной ребятни. Смотри.
Во всех бесчисленных окнах зажглись огоньки.
Андрей открыл глаза и услышал голос. Мелькнула мысль, что продолжает видеть сон. Он с трудом поднял руку к лицу и укусил. Нет, не спит.
— Проснулся? Ну точно ссыкун, позеленел весь.
Голос шел с кухни, чтобы выбежать из квартиры, следовало пройти мимо нее.
Андрей кинул взгляд на окно. «Четвертый этаж. Переломаюсь весь», — подумал он.
Поднялся с кровати, подбежал к столу, схватил ключи от машины и замер, вглядываясь в коридор. За окном шумела трасса, солнечный свет золотистой пленкой ложился на стены. Андрей всегда думал, что призраки могут приходить только по ночам, а это… это неправильно!
— Кто ты?! Что тебе нужно?!
— Ты мерзок.
Андрей побежал, не оглядываясь по сторонам. Распахнул дверь и, перепрыгивая через ступеньки, слетел по лестнице на улицу.
Сел в машину. Руки тряслись, и попасть ключом в замок зажигания оказалось непростой задачей, получилось раза с третьего.
— Беги, беги, ссыкун. Ты только это теперь и можешь, — сказали с заднего сиденья. — Когда они поймали Вику, я пытался ее защитить! А ты, тот, во что я вырос, попытался бы?! Скажи, попытался бы?! Нет, ты бы сбежал. Ты трус. Я дрался за нее! А ты сбежал бы или спрятался! Ты ведь и сейчас только и делаешь, что прячешься.
В зеркале заднего вида отразился мальчик в поношенной белой футболке, на животе расплывалось красное пятно, волосы слиплись и засохшая кровь покрывала всю правую щеку, глаз заплыл и опух. Призрак улыбнулся, демонстрируя осколки зубов.
Андрей заплакал и закрыл лицо руками. Он узнал себя образца шестого класса, любителя рока и книжек о Гарри Поттере.
— Что тебе нужно?!
— Помнишь стрелки в детстве? Приходи в Свечу. Посмотри нам в глаза. Мы заставим тебе почувствовать, то чувствовал каждый из нас. Ты не заслужил, что получил.
— Оставь меня в покое!
Голос не ответил. Андрей оглянулся. Никого.
Он долго сидел, сжимая руль, дрожа всем телом, не в силах двинуться, потеряв счет времени. Когда в стекло забарабанили, подскочил на месте и вскрикнул.
Согнувшись, у машины стояла соседка.
Он приоткрыл дверь.
— Андрюш, чего у тебя квартира распахнута?
С выпускного Вика с Андреем ушли, прихватив бутылку вина. Сидели вдвоем в парке, напротив старого фонтана, и пили прямо из горла, наблюдая за тем, как медленно приходит рассвет.
Опьянение счастьем кружило голову, а восходящее солнце казалось символом начала новой и непременно счастливой жизни.
Весь прекрасный мир был перед ними, и они бежали навстречу, надеясь, веря, мечтая, но споткнулись, упали и больше не смогли подняться.
Сейчас они сидели в маленькой, грязной комнате, и Андрей за полчаса угомонил уже третью банку крепкого пива, которое теперь пульсировало болью в затылке.
— Может, тормознешь? – спросила Вика.
Андрей неопределенно махнул головой, но четвертую открывать не стал.
— Мне страшно, Вик.
— Она ко мне приходила сегодня. Ну, молодая я.
— Серьезно?! — Андрей подскочил с дивана. — Почему сразу не сказала?!
— Ты мне хоть слово дал сказать? С порога истерику закатил, чудо, что мать санитаров не вызвала, у нее это уже как условный рефлекс на крики.
— Что твоя говорила?
— Ничего хорошего. Рада, что не стала мной. И описала мою-свою смерть, которой я что-то не припомню. Приглашала заглянуть на огонек, обещала дать почувствовать, что с ней произошло. Я видела ее. — Вика прикусила губу и махнула головой в сторону. — Стояла прямо вон в том углу, вся избитая, в крови и в сраной футболке «Рамштайн». Помню до сих пор, как мы с матерью эту футболку по всему рынку искали... В классе шестом-седьмом, что ли? Сука, весь рынок тогда облазили… Ты своего видел?
— Да. – Андрей взял пиво, открыл и сел на пол, прислонившись к стене. — Кто это? Что им надо? Почему они выглядят, как мы?
— Я думаю, что они не просто выглядят...
— Ты о чем?
— Я все обдумала, их слова и… Это будет звучать как бред.
— А все что происходит, по-твоему, охуеть адекватно?!
— Слышал, что-нибудь о квантовом самоубийстве?
— Нет.
— Конечно, всегда есть вероятность, что ты чокнулся и спровоцировал меня на бред и галюны. Но… в институте я читала о многомировой интерпретации, согласно ей есть бесчисленное количество параллельных вселенных, которые очень похожи, но все-таки с… — Вика задумалась, — расхождениями. В общем, мысленный эксперимент о квантовом самоубийстве и бессмертии предполагает, что во время гибели человека вселенная как бы… раздваивается, порождая новые ветки действительности: в одной из них человек мертв, в другой жив. Возможно, мы действительно погибли в какой-то другой вселенной... Помнишь, смерть того парнишки, после которой нас менты таскали? Есть варик, что в одной из развилок мы не смогли убежать… Или лестница под нами обвалилась. Или…
— Я понял, — прервал Андрей. — Ты думаешь, это наши же призраки из других вариантов вселенных?
Вика пожала плечами.
— Когда прочитала про эту теорию, сразу подумала, а куда попадаем мы… те мы из других вселенных, когда умираем.
— Это звучит…
— Я предупреждала. По части бреда я спец. Либо это какое-нибудь древнее зло, живущее под городом, приняло наш вид. Либо шиза привет передает. Я не знаю. Это лишь предположение на основе мысленного, понимаешь, мысленного эксперимента. Как бы то ни было, это началось со Свечи.
— Отец говорил, что некоторые дома не созданы для людей, и им не суждено быть достроенными…
Вика подошла к окну, отодвинула в сторону штору и уставилась в осеннюю ночь.
— Я не испугалась, когда она пришла. Мне стало ее очень-очень жалко. А еще стыдно перед ней.
— Можно я останусь? Я не хочу домой. Не могу…быть один.
— У матери пенка есть. Схожу. И подушку захвачу.
— Разбудишь же…
— Можешь на голом полу поспать. Я не против.
Василиса Игоревна не спала, смотрела телевизор, улыбнулась, достала из шкафа туристический коврик, подушку и протянула Вике. Она постелила их возле дивана. Выключили свет, легли.
— Дай руку, — вдруг попросила Вика.
Андрей протянул ей ладонь.
— Мы виноваты перед ними, — сказала она.
— В чем?
— В том, что все просрали. У тебя еще есть шанс, а я так больше не могу. Сколько раз пыталась закончить, но... Даже это сделать не могу. Сама не могу. Ничтожество. Просто ничтожество. Я должна была умереть еще тогда.
— Глупости. — Андрей встал, присел на край дивана и коснулся Викиной щеки, мокрой от слез .
«Я дрался за нее! А ты сбежал бы или спрятался! Ты ведь и сейчас только и делаешь, что прячешься», — вспомнил Андрей слова призрака.
Он вглядывался в тонущее в темноте лицо Вики, и что-то перевернулось в голове. Впервые за прошедшие дни он не боялся.
— Я любил тебя в школе.
— Знаю.
— И сейчас люблю. Я всю жизнь дрожал от страха, бежал сам не знаю от чего. Но, кажется, больше убегать не собираюсь.
— Зачем ты это делаешь? Нахрюкался окончательно? Издеваешься? Для меня все просрано. Не для тебя… Ты еще можешь…
Андрей поцеловал Вику и крепко обнял.
— Я люблю тебя.
Когда Вика заснула, прижавшись к нему, Андрей еще долго думал о том, что произошло. Впервые за годы он поверил, что надежда есть. Пусть прошлое станет прошлым. Опьянение качало кровать, словно маленькую ладью, наполняло грудь теплом, и Андрей мечтал, как они с Викой построят настоящее. Первый шаг, занявший так много времени, сделан. Больше он не хотел убегать, ни от призраков, ни от Викиных фаз. Следует дать бой, как и полагается взрослым.
С этими мыслями Андрей уснул и во сне бежал по коридорам школы, опаздывал на алгебру, но когда влетел в класс, обнаружил, что тот пуст, а на их с Викой парте и учительском столе горят свечи.
Он с трудом продрал глаза, голова гудела от выпитого, во рту стоял кислый привкус. За окном было еще темно. Вика посапывала на диване.
Андрей по стене прошел на кухню, и напился из-под крана. Туманная ото сна и похмелья голова, немного прояснилась.
— Ты не заслужил, что получил, — сказал нестройный детский хор.
— Пошли вы.
3. Свеча
Вика стояла у окна и курила в форточку, внимательно разглядывая сигарету. Потом резко, со злостью прижала бычок к руке. Андрей подскочил с дивана, в два шага пересек комнату и схватил ее за плечи.
— Хули ты делаешь?!
— Ничего. Иногда… боль отрезвляет. Прогоняет мысли.
— Больше не надо. Пожалуйста. Я буду рядом.
— Я не хочу изгадить жизнь тебе… Достаточно матери!
— Вик…
— Прости. Я не хотела… Рада, что ты здесь. И ночью все было хорошо. Просто я не в лучшем…состоянии. Она мне снилась. Та, молодая я. Все приглашала прийти. Это…гадко. Мне нужно побыть одной немного. Обдумать все. Я не гоню, не подумай, просто все это…сложно.
В прихожей Андрей поцеловал Вику, та напряглась, но на поцелуй ответила.
— Я вечером вернусь, Вик?
— Конечно.
Он перешагнул порог.
— Андрей!
— Да?
— Я тоже тебя люблю.
Дома он принял душ и засел в интернет в поисках информации по Свече, но ничего полезного не нашел, лишь пересказы старых баек, тогда вбил в поисковик «явление двойников», и погрузился в чтение статей. Завибрировал телефон, сообщая о звонке. Не отрывая взгляда от монитора, Андрей нашарил мобильник, и провел пальцем по экрану.
— Слушаю.
— Андрюш, Вика не у тебя?
Он почувствовал, как в груди распускается ледяной цветок. Подобное он ощущал, когда незнакомый голос в трубке сообщил, что родители попали в аварию.
— Нет, Василиса Игоревна, а что случилось?
— Я магазин пошла, вернулась, а ее нету… Звонила, но она не отвечает. Баба Валя с утра на лавке сидела, я вышла, спросила… Вика уходила в сторону остановки, вот я и…
«Сколько раз пыталась закончить, но... Даже это сделать не могу. Сама не могу. Ничтожество. Просто ничтожество. Я должна была умереть еще тогда»
Сама не могу.
Он понял сразу.
— Твою-то! Звоните в полицию, скорую! Пускай едут в Свечу. Недостройка на Юбилейном, помните? Я в пути уже.
В машине Андрей несколько раз набрал Вику, но ответили только длинные гудки. Тогда позвонил в 112.
— … Там на территории ребенок кричит, о помощи просит! Быстрее, пожалуйста!
Он мчал, лавируя между машин, не обращая внимания на клаксоны и светофоры, сбрасывая скорость только на поворотах.
Затормозил у Свечи и подбежал к забору.
Смеркалось, пели птицы, с холма отлично просматривался весь город, отсюда он напоминал дорогой детский конструктор.
Полиция и скорая пока не приехали. Но ждать нельзя.
Андрей пошел вдоль ограждения, ища слабые места. Достаточно широкую щель под забором он обнаружил быстро, оцарапал спину, извозился в грязи, но пролез.
Территория заросла сорняками, местами достигающими человеческого роста, кое-где виднелись черные следы кострищ.
Андрей подбежал к зданию, в котором не был уже много-много лет, провел рукой по влажному кирпичу. Осмотрелся. В одном из окон первого этажа была сорвана решетка, черный зев приглашал войти. Андрей, кряхтя, подтянулся, залез на подоконник, спрыгнул на заваленный мусором пол, достал смартфон, включил фонарик и двинул к восточной лестнице. Сильно пахло сыростью и мочой, серые стены, исписанные ругательствами, источали холод.
Среди этих стен они с Викой играли, а недостройка преображалась, повинуясь капризам детской фантазии. Она становилась то школой для волшебников, то местом таинственного преступления, куда приехали двое отважных ФБРовцев… А по вечерам Свеча слушала их истории, выдумываемые прямо на ходу, и, казалось, благоволила маленьким сказочникам, пряча от опасностей реального мира.
Не сберегла.
Андрей свернул за угол и остановился. У входа в одну из комнат стоял ребенок.
— Все-таки ты не такой ссыкун, как я думал.
— Я никогда им не был. Просто в один момент… потерялся.
Маленький Андрейка хмыкнул и подошел к большому.
— Тогда, услышав визги, мы побежали по западной лестнице. Нормально добрались, другие из нас упали, но мы добрались. Один из тех старшаков вышел поссать, пока остальные труп шманали. Увидел нас. Мы почти до залаза добежали… В стене был, помнишь? Но Вика споткнулась. Старшак схватил ее, я взял камень и кинулся обратно. Они пьяные были. Думали, что сдадим их, не понимали, что без нас достаточно следов оставили.
— Где Вика?
— Какая из? — спросил маленький Андрейка и побежал к лестнице. Большой Андрей последовал за ним.
Голоса из прошлого кружили в воздухе, мячиками отскакивали от стен, разливаясь эхом.
— Быстрее, а то на зельеварение опоздаем!
— Агент, нам надо проверить эту комнату!
— Говорят, если прийти сюда в святки с зеркалом, то в отражении можно увидеть, как мертвый строитель продолжает бродить по коридорам…
Андрей растер по щекам слезы и спросил:
— Что это за место на самом деле?
— Ты не помнишь, как папа говорил? Некоторые дома не для людей. Свеча – не дом вовсе, а перекресток. Мы не можем надолго покидать перекресток, снаружи слабеем, но все-таки решили навестить тебя. И Вику. Пригласить. Тут, на пересечении, мы можем не только говорить.
Аккуратно ступая на крошащиеся ступеньки, они поднялись на второй этаж. Свернули в длинный коридор. Огонек свечи горел в третьей комнате справа.
Андрей подумал о родителях.
В каком-то из миров они не погибли в той аварии. Где-то все сложилось иначе.
В каком-то из миров Вика не поехала в Свечу и они, взявшись за руки, сидят у нее в комнате, а сигаретный дым кольцами уходит к потолку.
В каком-то из миров он выживет. Сбежит. Поедет в пустую квартиру, чтобы стоять на балконе и плакать, сдерживая рвущийся из груди крик. Постарается все забыть, но не сможет, конечно. Будет вскакивать каждую ночь от повторяющихся, закольцованных кошмаров.
В каком-то из миров. Но не в этом.
Вика лежала на пороге. Кожа на сломанных в нескольких местах руках порвалась, обнажая кости, по ногам, будто прошелся каток, превратив их в месиво, на груди тут и там алели порезы, лицо залила кровь из широкой раны на лбу. Все раны, которые она могла получить тогда, много лет назад… Все, чего она избежала… Все это настигло ее, догнало, обрушилось лавиной и, как надеялся Андрей, наконец-то подарило ей покой.
Андрей упал на колени рядом с телом, поцеловал Вику в изрезанную щеку и, не поднимая головы, спросил:
— Сколько раз мы здесь умирали? Сколько вас?
— Так много, что сложно представить. — Заговорили дети хором. — Падали с лестниц, попадали под обвалы, нас убивали старшаки. А потом ты приехал сюда, мы все видели, смотрели в окно. Такой жалкий, такой…мерзкий. Любой из нас мог стать лучше. Любой.. Ты не заслужил, что получил.
— Думаете, справились бы лучше? — Андрей хрипло рассмеялся и встал.
Они все были там, в мягком мерцании свечи. Побитые, искалеченные, десятки вариантов смертей, ошибок. Почившие волшебники, убитые агенты ФБР, мертвые сказочники. Они смотрели на того, кто вместо них получил в безраздельное пользование весь прекрасный мир.
Андрей раскинул руки, словно пытаясь обнять, утешить их всех.
И шагнул навстречу.
Автор: Алексей Искров
Текущий рейтинг: 73/100 (На основе 44 мнений)
