(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Ведьма из прошлого
Тебе ведь тоже когда-то было двадцать лет. Ты наивно заглядывал в глаза девушкам намного выше твоего уровня. Которые были вне всех этих историй, где простой непримечательный парень, непостижимым образом и своей обычностью привлекает самую желанную и красивую девушку, в то время как десятки парней намного интереснее и привлекательнее его, терпят неудачу. С тобой точно происходили все эти истории, в институте, на подработке или в очередной компании друзей. Молодой, влюбленный и открытый, ты, порой замерев внутри, вслушивался не идет ли она, её ли это голос. Словно ножом, по твоему сердцу проходилось понимание, что она разговаривает с другим. Иногда ты мог на время смирится, и понять что тебе никогда её не достичь, и даже на неопределенный период удавалось погасить свой воспаленный ум. Но тот неугомонный беглец к счастью внутри тебя, всегда ковырял дыру из твоего сердца и старался сбежать. Прямиком к невиданному и заведомо обреченному на поражение. Бежать чтоб сгореть. Бежать чтоб быть уничтоженным, разочарованным и обреченным. Прямиком к конечной жирной точке, за которой уже не будет пути назад, где всё закончится бесповоротно. Ты делал всё это, и снова находил в себе стертые тропы, ведущие к обратной глупой неопределенности. К ожиданию и трепету. Но порой эти тропы могут привести тебя в настоящий ад.
Я тоже был таким, и мне прекрасно известно, что чувствует человек, переживая подобное. Поэтому рассуждать о моей мотивации или поступках, попросту нет смысла, мной почти всегда двигали не рациональные позывы. Хотя если быть до конца честным, словно зависимым, мной двигала жажда вновь испытать то чувство, что свет вечности пал именно на тебя. Тот самый луч, что через все преграды, всю сложность жизни нашел мое сердце и согрел его. Мне нравилась эта избранность, её необъяснимое присутствие в моей жизни, и то состояние, которым она наделяла меня. Словно вся моя жизнь, до встречи с этим была лишь маленьким прологом, к чему-то нескончаемо большему, и значительному.
В свои двадцать лет, после закрытия летней сессии, знакомые мне предложили работу в одной фастфудной забегаловке в центре нашего города. Жарить картошку, собирать бургеры и ничего более. Работа была максимально простой, полный рабочий день, маленькая зарплата и куча таких же неуклюжих студентов на подработке вокруг. Запомнить последовательность сборки бургеров было не сложно, и уже через неделю стажировка переросла в полноценные смены. Три человека на кухне, двое на кассах и администратор. Мы все были примерно одного возраста, кроме девушки-администратора, ей тогда было около двадцати пяти лет. Мне стоило одного раза взглянуть «ей» в глаза, чтоб меня прошиб тот приступ инфантильной влюбленности, о котором я говорил ранее. Это ощущение граничило с ужасом, от осознания своей никчемности и банальности. Я даже толком заговорить с «ней» не мог, лишь односложно отвечал, когда дела касались работы. В те минуты когда заведение закрывалось и все непринужденно общались, я и вовсе старался держаться максимально подальше от «неё», дабы лишний раз не говорить с «ней». Все эти чувства словно появились в один день, стерев того человека кем я был ранее, и превратив меня в одержимого «ею». Всё время на работе я думал только о «ней», приходя домой после тяжелейших дней полных рабочих запар, я не мог заснуть, от того как хотел вновь прийти на работу лишь бы увидеть «её» опять. Для меня больше не было жизни, «она» была всей моей жизнью. Это стало переходить во всё более извращенные формы. Сначала в выходные дни когда я ходил в магазин, мой внутренний диалог был построен вокруг того какие продукты понравятся «ей». Мои руки брали фрукты с прилавков и ощупывали их на предмет любой неровности, дефекта. Всё должно быть идеальным, будто это продукты для «неё». Приходя домой я накрывал одноместный стол для двоих, и красиво нарезав фрукты, ел их, запивая вином. Стараясь раскрывать вкусы, делать удовольствие от еды сильнее, словно преподносил «ей» его. Но их этих посиделок оказалось недостаточно. Уже через месяц работы там, я и вовсе перестал брать выходные, лишь бы всё время видеть «её». Жизнь перевернулась с ног на голову, и всё чем я был до встречи с «ней», в один момент стерлось. Былые занятия спортом, игра на гитаре и практики осознанных сновидений полностью исчезли из моей жизни, на них попросту не было времени. У меня не получалось сосредотачиваться даже на банальных утренних отжиманиях от пола, чего уж говорить о длительной концентрации перед сном в попытке выйти в осознанные сновидения.
Этот безумный новый быт стал реальностью, раболепный влюбленный трепет, и постоянная жажда этого ощущения внутри. Тягучего тепла на сердце, переходящего в мягкий покой. Радость и надежда, казалось что всё наладится, еще немного и всё станет хорошо, будто бы так и должно быть. Правильность происходящего, в чем я себя беспрестанно убеждал, и мимолетные переживания от коротких разговоров с «ней» в то время и двигали мной. Мне начинало казаться что это работает, и я словно ощущал некую симпатию. Порой мы говорили дольше обычного, «она» смеялась от моих шуток, и невербально подыгрывала мне. Убедить себя в том что я «ей» нравлюсь уже не было такой невыполнимой задачей, удача и обстоятельства благоволили мне. Каждый день выпадал удобный случай для общения, где-то «она» находила для меня время, местами я выдергивал «её». Всё это позволяло мне парить над миром, а затем я падал. Падал когда видел как за «ней» после работы кто-то приезжал на дорогой машине, от того когда слышал как «ей» приходили сообщения в «вотсапе», падал слыша как «она» смеется говоря с кем-то по телефону. Нет, я не ревновал, я был в подобии предсмертного оцепенения. Миг назад всё было хорошо, и вот уже мой мир рушился. Один раз на очередной такой приезд дорогой машины, я с безразличием спросил « это твой парень?», на что услышал веселое «нет». Это вновь внушало надежду, и я продолжал условно жить. Лето перевалило за свою формальную середину, и у моих коллег на работе, как и у меня витало не высказанное чувство, что если сейчас не поехать на какой-то отдых, то лето можно считать упущенным. Хоть я и гнался за ежедневной работой, чтоб не упускать «её» из виду, мой организм говорил об обратном. Ежедневные стояния на ногах, по двенадцать часов давали о себе знать, и неволей я и сам начал вторить окружающим об отпуске. Наши две смены поделили расписание, и мой отпуск выпадал на следующую неделю. Когда мы всё окончательно утвердили, меня позвала администраторша. «Она» поинтересовалась чем я буду занят на отпуске, и услышав « ничем» предложила поехать с «ней» в деревню на три дня. Шашлыки, купание на озере и пиво, я был так счастлив, что просто не мог поверить своим ушам. Если знаки и существуют, то они выглядят именно так. Судьба целовала меня прямиком в лоб, благословляя меня, делая избранным. Я без малейших вопросов согласился, и теперь понимаю, что это была моя самая большая ошибка в жизни. А всё мои мысли про благословление судьбы, были самой злой иронией, на которую только способна жизнь. Наверное, это был последний нормальный день в моей жизни.
Поездка на которую я согласился, была назначена на пятницу. И после невыносимой недели ожидания, я наконец собрав сумку вещей отправился к месту откуда мы договорились ехать. Небольшой пятачок возле вокзала, бывший остановкой маршрута который уже давно не ходил. Все знали что это «тройка», поэтому там проще было встречаться, нежели внутри вокзала гудящего роем беспокойных людей. Когда я пришел на « тройку», «она» уже стояла там. Я почувствовал себя беззащитным, и вдруг понял странность происходящего. «Она» абсолютный идеал женской красоты, и я осунувшийся и похудевший, покрытый прыщами низкий и абсолютно непримечательный парень, даже долго смотря на себя в зеркало, я бы не смог подобрать не уничижительной характерной черты. Поэтому назвав себя «обычным», я делаю себе небывалую скидку. Подобные откровения и раньше настигали меня, но я отгонял их словно назойливых мух, не осознавая ироничность подобного сравнения. Может я верил в ту самую любовь, а может, мне проще было себя обманывать, продолжая и дальше питаться блаженным чувством влюбленности. Сейчас трудно сказать наверняка, но мне хочется верить, что я все-таки понимал реальное положение вещей. Мы поздоровались, и «она» как-то мельком глянула на меня.
- Сейчас, мой парень уже подъезжает, скоро заберет нас, – сказала «она».
- Твой парень… - недоуменно проговорил я.
Это ранило меня куда-то в более чувствительно место, нежели душа или сердце. Я чувствовал себя таким разбитым, небольшая сумка на моем плече отяжелела тысячей тонн, и тянулась к земле. В тот миг я и сам бы предпочел уйти куда-то глубоко под землю, лишь бы меня никто не видел. Люди мелькающие в отдалении у вокзала, казалось тоже видели это. Их обычные лица, в один момент стали раздосадованными, и казалось еще минуту назад у меня был шанс, а теперь всё упущено, и они расходились. Уезжали обратно, в своим далекие города и дома, что навсегда останутся для меня неведомыми. Я чувствовал как и жизнь вместе с ними начала поворачиваться ко мне спиной, я был неприятен сам себе. Еще какое-то время поборовшись с собой внутри, я спросил:
- А кто еще будет?
- Ну, только мы, - проговорила «она» радостно. – Не переживай, мой Игорек очень веселый, вы точно подружитесь.
Игорек? Его звали как меня, что может быть еще гаже я себе и представить не мог, до того мгновенье пока он не подъехал. Мне было достаточно одного взгляда, чтоб понять, перед мной самая настоящая мразь. Не успев до конца выйти из машины, он сразу протяженно втянул сопли носом, а затем харкнул в сторону, презренно смотря по сторонам. Увидев меня, он протянул руку:
- Игорь, - представился он.
- Игорь, – представился в ответ я.
- Чё Игорь?! - с наездом спросил он. Тут уже вмешалась «она», по-детски лепетав вокруг него.
- Игуш, его тоже Игорем зовут ну чего ты, я же тебе говорила, – успокаивая шептала «она».
- А... – он с неприкрытым раздражением хмыкнул. – Ну давай грузи вещи, и поехали, у меня еще дел полно.
Сев в машину я сразу ощутил неприятный запах, такой какой бывает в раздевалках, пот, пубертат и обилие дезодоранта. Я сидел сзади, и видел его постоянно крутящуюся голову. Иступленный взгляд, насмешливое выражение лица. Он крутил головой так, словно мы уходили от погони, ехал он примерно также. Постоянно вдавливая педаль в пол, и проносясь на красный. «Она» сидела на пассажирском, и всё повторяла «Игуш!» , по детски осуждая его за опасной вождение, а он только усмехался. Всё время в дороге, после того как я увидел его, я был в подобии прострации. Первый час мне еще удавалось узнавать пейзажи за окном, но совсем скоро я их перестал различать совсем. Происходящее было каким-то сюрреалистическим, этот лихачащий полудурок спереди неестественно крутящий головой. «Она» что превратилась в какую-то блеющую дурочку, что без перерыва сюсюкается с ним, и я который вообще не понимал как оказался в этой компании, и главное чего я ждал? Вопрос постепенно начал давить на меня, а затем и вовсе сдавливать мое горло, не давая мне сделать полный вдох. Мне казалось что эта поездка никогда не закончится, и мы так и будем ехать на этом аттракционе полоумного путешествия в никуда, пока подобно целлулоидной пленке от трения все вокруг не пойдет прожженными пятнами.
- Приехали, – пафосным голосом проговорил Игорь, заглушив мотор.
- Как спалось? – спросила «она», повернувшись на переднем сиденье.
Спалось? Могу поклясться, что я не сомкнул глаза ни на секунду, а вокруг уже была ночь, и мы были в темной деревне возле слабо освещенного дома. Вокруг звучала лишь песнь насекомых, властвующих над окружающей природой. У меня отсутствовало какое-либо понимание происходящего, и я лишь бездумно смотрел в темноту. Рядом была видна пара маленьких домиков, которые окружающая темнота, уже насытившись, оставила в тусклом свете ночи. Но за ними была та самая деревенская ночь, в которую даже руку совать не следовало. Пока они доставали вещи из багажника, скрипнула калитка ближайшего домика. Маленький силуэт медленно шел, покачиваясь в разные стороны.
- Ба! – радостно прокричала «она».
- Ой чего же вы так поздно, - проблеяла старуха. – Я вас заждалась за день, наготовила, а всё остыло уже ну чего вы? – говорила та перед собой.
- Ба, мы как только так сразу, дорога сложная была.
- А я тут стирку устроила, думала вы уже не приедете, ой, а где Игорюша мой? Мой зайчик, как ты внучок? – сказала бабка, и вцепилась в подошедшего с сумками Игоря.
Меня даже никто не представил, они будто меня и не было вовсе, в своей череде приветствий следовали в сторону дома, я молча пошел следом. Лишь во дворе, из ступора меня вывела фраза «А это кто еще?»
- Это Игорь, Ба, он гостем нашем будет, – ответила «она», на что стоящий рядом их Игорь как-то странно хмыкнул.
Вообще всё происходящее становилось всё странней. Изначально тут должны были быть одни коллеги с нашей работы, а оказалось эта бабка, и их Игорек от которого меня начинало подташнивать в прямом смысле слова. Я теперь начал понимать почему в его машине было столько разных запахов, он старался заглушить ту вонь что исходила от него. Кислый приторный запах, какой-то вечный пот который покрывал другой пот, а за ним следующий. От него реально воняло, и стоя в деревенском дворе, вдали от кучи городских запахов, я начинал это отчетливо улавливать. Её бабушка начал на меня пристально смотреть. В её глазах мелькало что-то злое, но в тоже время напуганное, такое можно встретить у жителей сел, но здесь было нечто иное. Этот взгляд был скорее разочарования, а потом она прервав формально дружескую обстановку, схватила объект моей «любви», и потащила «её» в дом. Двор был небольшой, рядом с основным домом была летняя кухня, молчаливая собачья будка с лежащей рядом цепью и пустым ошейником, тропка что уходила за дом в подобие сада или огорода и сарай в конце двора. Дом был классический из деревянных бревен, в последнее время такие стали редкость, смотря на него я ощущал нечто былинное, словно он сбежал из какой-то сказки. Мне было настолько неуютно, что в этом дворе я не мог найти себе места. Их Игорек, тем временем бесцеремонно жрал на летней кухне, я видел его через маленькое окошко, стоя возле дома. Перед ним была сковорода полная оладий и миска сметаны. Он иступлено макал один за другим в сметану, и пихал их себе в рот, порой даже не пытаясь следить за тем что он ест. Через раз они выпадали с его рта, пачкая спортивный костюм, а он лишь усерднее продолжал пихать следующие. Когда его рот окончательно забился, он стал продавливать их пальцами, на этом моменте меня окликнула «она».
- Ой, слушай тут такое дело, нам надо ехать, за лекарством бабушке, мы наверное вернемся завтра, а ты оставайся…
Не успела «она» договорить, как я одернул «её», и решительно проговорил:
- Не, я тоже поеду, наверное не смогу составить вам компанию… я тут вспомнил что.. – я всё запинался, на ходу придумывая что сказать. – Вспомнил, что должен мой друг с Питера приехать, он мне говорил про это, а я как-то заработался и забыл совсем, и еще с этой поездкой такая накладка вышла… - судорожно продолжал на ходу придумывать я.
- Ну, мы тебя завтра и заберем, Игорь потом тебя обратно отвезет, он всё равно не останется.
- Да но, я правда не могу, лучше мне уже сегодня вернутся, так хоть друга на пару дней дольше смогу застать, он совсем на чуть-чуть приедет, - уже чуть решительнее сказал я.
В этот момент «она» как-то очень необычно посмотрела на меня. Наклонив голову вперед, «она» смотрела мне в глаза, и казалось, что-то мысленно говорила. «Её» взгляд был темный, и выглядел недобрым. Я не смог его выдержать и опустил глаза, повисла неловкая пауза, я смотрел в землю, и чувствовал что «она» стоит и смотрит на меня, рядом из летней кухни доносилось чавканье жрущего Игоря. После этой паузы, «она» так ничего не сказав пошла в дом. Затем окно на углу распахнулось, и в нем зажегся свет, прямо под ним я увидел в свете скамейку, и пошел туда лишь бы не слышать как без перерыва жрет её парень. Это пожалуй был один из самых странных эпизодов моей жизни. Нелепость происходящего заставляла меня вдавливать голову в плечи, пытаясь скрыться от этого неловкого позора. Сидя на лавочке, я то и дело улавливал краем уха чавканье Игоря доносящееся из летней кухни, оно было настолько громким что перебивало звуки ночных насекомых. В надежде хоть как-то скоротать время, я достал телефон и стал от нечего делать писать коллегам с работы. Чат оживился, и сообщения падали одно за другим, кто-то сбрасывал свои фото с отдыха, другие кидали смайлики, а я в потоке чата задал свой вопрос « ну так, а чё из вас никто не поехал??». Одно за другим посыпались сообщения «?» , «куда?» , «ээээ» , пока я продолжал пытаться понять что происходит, сзади из окна стал доносится приглушенный разговор. Это говорила «она» со своей бабушкой, они были где-то в доме, и их речь лишь обрывками долетала до меня.
- Ты что совсем дура! – злобно прошипела бабка.
- Ну ба!
- Кого ты притащила я тебя спрашиваю?!
- Ба… послушай… я всё сделала как ты сказала…
- Тварь! Просто нет слов!
- Всё получится, я тебе обещаю, – снова с мольбой проговорила «она».
По ощущениям они ругались, и мне почему-то казалось что из-за меня, хотя какое я мог иметь к ним отношение, для меня было загадкой. Смотря в телефон, я продолжал слушать доносящийся обрывками разговор, они всё больше говорили на повышенных тонах, и меня это начало пугать. В чате я спросил, ««Она» же нас всех позвала на выходные к ней на дачу, и мы вот только приехали, я думал, вы тут будете», то что последовало далее меня шокировало. « О чем ты, «она» сегодня была целый день с нами на смене», « Ну да, у нас же сегодня закупка, забыл?», и далее масса недоумевающих смайликов. Я смотрел в чат, и был в полном ступоре, а затем как доказательство одна кассирша скинуло фото, где они с утра пили кофе на перекуре, и там была «она». И стоило мне только попытаться встать, как из окна позади меня раздался злобный возглас «Скотина!», и вся моя голова, спина и шея пронзилась приступом невыносимой боли. Я чувствовал, как с меня в один момент содрали всю кожу. Кипяток, очень много кипятка они вылили его на меня с окна. Боль была настолько сильной, что я даже не мог орать, лишь отчаянно хватал ртом воздух в попытке остудить себя изнутри. Всё моё тело в один момент стало болью, от макушки до пяток, слева поблескивая отражением луны лежал огромный таз, и тут ко мне подбежала «она».
- ОЙ, ой, кошмар таз упал! Божечки, скорее, тебе нужно в дом, снимай вещи! – повторяла «она».
Затем послышался голос бабки:
- Столько воды ушло… - разочарованно говорила бабка.
Меня тащили под руки, а сознание постепенно уходило от меня. Я видел какие-то странные узоры на полу, и много свечей. Затем меня начали раздевать, после чего я перестал, что-либо понимать и потерял сознание. Очнулся я уже утром, и первая моя мысль была, лучше бы я не просыпался. Всё мироздание прошила бесконечная боль, я лежал на спине, и не мог пошевелиться. Меня запеленали в простынь. Ноздри улавливали запах сметаны, и пробуя пошевелится, я чувствовал её хлюпанье под собой. Как же мне было мерзко, вездесущая боль, отсутствие возможности пошевелиться и липкая жижа вокруг. От всего этого я невольно начал тихо подвывать.
- Чего развылся! Игорюшку разбудишь! – сказала бабка, войдя в комнату. – Тихо лежи, и не шевелись тут, а то сметана потечет!
- Мне бы в больницу…
- Какую больницу?! – со смехом прыснула бабка. – Тебе вообще вставать нельзя, вся кожа на спине вздулась, скажи спасибо что положили тебя тут, так бы и не помог тебе никто.
- Дайте позвонить… мне бы домой набрать родителям...
- Тише говорю тебе, Игоряшку разбудишь! – шикнула бабка. – Вот когда «она» придет, то даст телефон, а я в этом не разбираюсь, и трогать даже не хочу, – сказала бабка, и вышла из комнаты.
Всматриваясь в дверную щель я всё ждал когда бабка появится вновь, но её все не было, с этим ожиданием я вновь провалился в сон. Очнулся уже затемно, от бабкиного тормошения.
- Вот пей – сказала бабка, и поднесла к моему лицу чашку.
Невероятная жажда одолела меня, не раздумывая я сделал глоток, после чего моментально всё выплюнул. Это была словно разведенная в воде земля, горькая и приторная.
- Пей тебе говорю! – сквозь зубы процедила бабка.
Она вновь поднесла чашку к моим губам и стала пытаться поить меня этим. Но я не поддавался, а стиснув губы стал отворачивать губы, из-за чего большая часть содержимого вылилась на кровать.
- Ладно не хочешь по-хорошему, будет по-плохому – сказала бабка и вышла.
Я думал, что сейчас она вернется и будет чем-то разжимать мой рот, заливая туда эту жидкую землю, но её не было. В этом ожидании я вновь провалился в сон, только теперь полный дурных сновидений. В одном из них ко мне зашел Игорек, и стал макать свои оладьи в сметану, которой меня обмазали. Он также как в летней кухне иступлено жрал, теряя изо рта целые непрожеванные куски, а они падали на меня, прилипая к моему телу. Затем его за руку, из комнаты вывела бабка, а сама усевшись у появившегося в углу комнаты зеркала, стала расчесывать длинные седые волосы. Сначала она долго вычесывала волосы, а потом стала доставать из расчески выпавшие сгустки волос, и бросать их в чашку с водой. Это было абсолютно мерзкое зрелище, но когда она сказала мне пить эту воду, я без тени сомнения выпил всю чашку, чувствуя как внутри горла просятся наружу комки волос. После того как она расчесалась и напоила меня этой водой, она сняла свою длинную белую ночнушку и спросила меня:
- Я красивая?
В свете заглянувшей с улицы луны, она выглядела мерзко. Её редкие волосы клочьями были разбросаны по голове, а лицо искривлено, словно у утопленника. Обвисшие груди с уродливыми сосками сочились каким-то гноем, а покрытое белым пухом влагалище было неестественно обвисшим, словно она удовлетворяла себя годами об могильные кресты.
- Я красивее чем «она»? – вновь спросила бабка.
Отвести взгляд не получалось, он словно булавкой был прикован к её ужасному существу, тело также не подчинялось мне. Она всё спрашивала, с напором красивая ли она, а я молчал, пока всё происходящее перед глазами не стерла вспышка рассвета.
- Пей! – бабка вновь сидела у кровати, и протягивала мне чашку к лицу.
У входа в комнату, стояла «она», и оперившись об дверной косяк смотрела на меня, пока бабка безрезультатно пыталась напоить меня мерзкой жидкостью. Мимолетного мгновенье хватило, чтоб понять перед мной что-то чужеродное. Это не та девушка в которую я влюбился без памяти на работе, это была её блеклая тень, лишь отдаленно похожая на «неё», и это пугало. Но что самое страшное, это по-прежнему была «она», хоть теперь я «её» и не узнавал. Бабка продолжала пихать мне в лицо чашку, я как мог пронзенный тысячей импульсов боли пытался отвернуться. Но совсем скоро ей это надоело, и поставив чашку бабку удалилась. Такое небольшое сопротивление полностью отняло у меня силы, и я вновь провалился в сон. Сейчас перед мной вновь была ночь, бабка сидела у зеркала, и расчесывала свои седые волосы. Через отражение она смотрела на меня и улыбалась, на пороге появился Игорь с тарелкой, на ней горой были навалены оладьи, он медленно шел, а они падали оставляя за собой тропу, словно из лепестков роз. Он опять собрался вымакивать ими сметану, в которой я был обмазан. Увидев его бабка, быстро шикнула:
- Игуш, а ну давай в комнату!
- Ну ба!
- В комнату я тебе говорю!
И он, здоровый парень осунулся, после чего истошно начал ныть. Разворачиваясь, он уронил тарелку, и нелепо выбежал из комнаты. Краем глаза я видел, как оладьи разлетелись по всему полу, от чего бабка вскочила, и начала их разъяренно топтать словно тараканов. Она делала это с такой ненавистью, что меня начало тошнить. Это тошнота пробудила меня, и я начал рыгать. Повернув голову набок, я ощущал как из меня выходят какие-то массы, они падали на кровать, и стекали на пол. Заливая собой растоптанные оладьи. Во рту я ощущал волосы, они неприятно щекотали язык, а мысль что это волосы десятикратно усиливала рвотные спазмы. Затем я снова проваливался в сон, а когда приходил в себя, всё вокруг было чисто. Не было следов или запаха рвоты, как и раздавленных оладий на полу. Я продолжал существовать в этой неуловимой череде сна и яви, и различить где что у меня не получалось, я буквально был связан, меня запеленали как ребенка в простыни, а внутрь набросали кучу сметаны, чтоб прошел ожог. Но в редкие моменты я видел что происходит, я видел эту ведьму, и знал, чем они меня поят на самом деле. Были моменты когда они вновь обе приходили, тогда я кричал на них. На бабку и на «неё», а затем снова проваливался в бесконечный сон.
Когда надежды оставили меня, я почувствовал как оковы из простыней ослабевают, а тело обдает свежий воздух. Кошмар казалось наконец подходит к концу, но открыв глаза меня ожидал очередной ужас. Тогда я увидел свои ноги, тонкие белые полоски, как на фотографиях у жертв холокоста. Мой взгляд скользил выше, к впавшему животу и трупно выпирающим ребрам, пока я вновь не проваливался в темноту.
Этот бесконечный ужас длился по моим ощущениям годами, и вместе с чувством прошедшего времени, ко мне стало приходить ощущение собственного тела. Боли было намного меньше, в редкие моменты бодрствования я мог шевелиться, и как мне казалось, приложив усилия даже разорвать оковы из простынь. Вместе с этим, я иногда чувствовал проблески сознания. В начале своей истории, я оговорился что занимался осознанными сновидениями, и возможно именно это тогда спасало меня. Всё больше у меня получалось поймать себя во сне, задуматься и оценить обстановку. Порой я видел другие комнаты этого дома, но всё списывал на бредовый сон, пока они не начали регулярно одинаково повторяться. Так мне уже было известно, что справа за стеной такая же комната, я видел что туда от моего тела идет подобие пуповины, такую часто видят те кто начинает практиковать осознанные сновидения, только от своего тела, и в виде тонко серебряной нити. Эта пуповина была красная и пульсировала темными сгустками, у меня не получалось долго смотреть на неё, я вроде как видел и не видел её одновременно. За дверью была куча горящих свечей и надписей на стенах. Они были написаны так небрежно, что в большинстве своем походили на хаотичные каракули, разобрать их возможности не было.
День за днем, перейдя в осознанные сновидения я пытался пробраться в ту комнату, и увидеть куда идет эта пуповина, и однажды мне это удалось, но от тогда что я там увидел мне мерзко и по сей день. Весь день я слушал как за окном шумит дождь, врезаясь в закрытые окна. К такому времени, я обычно уже исчезал в череде яви и небытия, но почему-то сейчас никто не приходил. Справа из-за стены доносилось мычание, казалось, там кто-то в ужасе воет. Тогда, может из-за небольшой, но выработанной привычки, а может из-за погоды я начал постепенно засыпать, пока не осознал себя во сне. Выйдя из тела я прошел в коридор, и увидел приоткрытую дверь, где была большая кровать, на которой в тусклом свете что-то двигалось. В этот момент я стал видеть куда идет пуповина от моего тела. Она шла в центр этой кровати, к этому двигающемуся «нечто». Осторожно приблизившись я ужаснулся, прямо в центре лежал деформированный гигантский ребенок, с непомерно большой головой. Голова была настолько раздутой, что казалось она взорвется едва её коснись. Постепенно я стал различать черты на этом уродце, это был тот самый парень «девушки» которая мне нравилась, «её» Игорек. Но что меня ужаснуло еще больше, вокруг него лежали бабка и «она», абсолютно голые. Они как-то неестественно терлись об него, облизывали его тело, и издавали странные звуки, словно они клубились там подобно змеям. В этих звуках я стал различать повторяющееся слово «Игуша», они произносили его с истомой и вожделением, с трепетом и мольбой. Он же продолжал скукожившись мычать, отсвечивая лоснящейся кожей в свете свечей. Во мне словно всё стало на свои места, я увидел как из этой пуповины, в него поступают спазмы чего-то непонятного мне, неужели это была моя жизнь? Оно пожирало меня, высасывало мою жизнь через пуповину, пока я в другой комнате медленно умирал. Сколько это длилось, недели или месяцы определить возможности не было. Моё астральное тело медленно отдалялось от них, обратно в комнату где я лежал. Когда я увидел свое тело, и эту присосавшуюся ко мне темную пуповину, я отчетливо знал что делать. Усилием воли, я оторвал её от себя и в миг словно прозрел, вокруг произошли перемены которые я пока не мог увидеть. За стеной послышалось усиливающееся мычание, оно стало заметно громче. Болтающаяся в воздухе пуповина, лениво извивалась, на вид она была живой, наблюдая резкие пульсации, я понимал, она чахнет, задыхается. Затем она также лениво стала тянуться обратно к моему телу, и я вновь схватил её. Нужно было куда-то прилепить её, чтоб она больше не стремилась присосаться ко мне. Теперь когда меня больше ничего не связывало с этим мерзким существом по ту стену, я мог свободно двигаться в астральном теле. Выглянув на улицу, я заметил как в собачей будке, возле которой лежала цепь с пустым ошейником, витала слабая красная дымка. Подобные сгустки можно наблюдать над телами спящих, в основном они более мягких цветов, едва уловимых. Здесь же был густой красный цвет, который по мере приближения, усиливался подобно рою мух. Он походил на помехи на экране старого телевизора. Я много раз практиковал осознанные сновидения, видел тела других людей спящих со мной в одной комнате, но никогда мне не доводилось в астрале видеть труп. Мертвая собака, одеревеневшая от времени лежала в будке, её тело было настолько тощим, что сомнений в том что она умерла от голода не было. Я поднес пуповину к телу мертвой собаки, и отпустил, дальнейшее произошло само собой. Отросток присосался к трупу собаки, и стал медленно сокращаться выкачивая оттуда сгустки энергии. Дом разразил дичайший вопль.
Из сна меня вывела бабка, она неестественно щупала мое тела, крутила и переворачивала его, без перерыва ругаясь матом. Все мои усилия были сосредоточенны на том, чтобы продолжать делать вид что ничего не произошло, и я также прибываю в дрёме. Следом за бабкой в комнату забежала «она», и стала в слезах кричать на бабку:
- Ну же ба, скорее, Игуше, сыночку совсем плохо, прошу...
- Ничего не понимаю! – ругалась бабка.
Игуша, сыночек? Мои мысли пошли кругом, и я чуть было не крикнул от удивления. Бабка всё крутила моё телом, забрасывала внутрь простыни сметану, а из соседней комнаты доносился жалобный вой их Игуши. Они обе носились по дому, попутно ругаясь, я слышал как звенела посуда, и на пол что-то падало. Шаги были в коридоре, на чердаке и во дворе. У них была паника, и что самое обнадеживающее, они не знали что делать. Целый день проносившись вокруг, и всё пытаясь утихомирить продолжающего выть Игушу, они забыли отпоить меня своей мерзкой жижей. Я чувствовал свое тело, как крепнут мои руки и ноги, как они слушаются меня и рвут эти мерзкие мокрые простыни. Даже худым и полностью обезвоженным, я смог разорвать середину и протиснуться сквозь небольшое отверстие. Сметана стекала по моему телу и падала на ковер, который впитывал её словно песок. Меня покачивало, ноги протезами переваливались вперед, цепляясь за мебель.
Подойдя к углу с тряпкой на стене, я потянул её чтоб стереть с себя проклятую сметану, потянул и ужаснулся. За этой тряпкой было то зеркало из сна, перед которым любила расчесываться бабка, но ужаснуло меня не это. В отражении я увидел настоящего покойника, с впавшей грудной клеткой, обтянутым кожей черепом и тонкими как ветки руками. Мои двадцать лет превратились в сорок или пятьдесят. На пол головы была огромная залысина, а под глазами расходились глубокие морщины. Они успели высосать меня, почти доели меня, им оставалось чуть-чуть, и в этих простынях лежали бы одни кости.
Ужас сменился гневом. Пусть полностью уничтоженный, мертвый и еле передвигающийся, но я все же еще был, и не собирался умирать, особенно для них. За время моих астральных хождений по дому, я помнил как всё выглядит и вышел в коридор. Вокруг также было множество свечей расставленных в хаотичном порядке вокруг. Входную дверь закрывала одна доска, что служила ставней. Я тихо достал её и упер под углом в ручку двери, той комнаты из которой доносился вой. Там где они втроем лежали на кровати и клубились. Аккуратно взяв одну свечу я поднес её к кухонной шторе, затем взял другую и отнес в спальню, где неизвестно сколько времени пролежал в плену. Еще одну положи на кровать, другую поставил внутрь шкафа. Кухня уже начала гореть, по потолку расходилась волна пламени, вместе с этим вокруг стало светлее. Сияла комната и коридор, освещая мне путь. У порога я поднял кочергу, и выйдя на улицу просунул её между дверными ручками. Из окон уже вырывалось пламя, и стремилось к крыше. Я никогда не думал что огонь может так быстро делать свое дело. Он словно профессиональный убийца расправлялся с этим домом, и ведьмами что были в нем.
Медленно обходя двор, я видел как вместе с комнатой где был я, горит комната с Игушей. Они даже не пытались выбраться, наверное так и облизывали его, и словно в подтверждение моих слов, раздался жуткий вопль, за ним еще один и замкнул всё тонкий писк. Через окно я видел их в огне, как они очнулись от своего полоумного акта, и уже ничего не могли сделать. Меня поразило, насколько неестественным цветом горели их тела. Из красного он переходил в зеленый, затем в синий, и так пока их не скрыла под собой обрушившаяся крыша. Всё закончилось, их вопль затих, в ночи остался лишь один треск горящего дерева. Я направился в сторону калитки, и ударился об детскую машинку с педалями. Он была точной копией той, в которой мы когда-то приехали сюда. Выйдя на волю, я ощутил ночной холод, мои босые ноги обжигала холодная земля, а тело начинало подрагивать. Что был сейчас за месяц, сентябрь или октябрь? Я продолжал идти периодически оборачиваясь и смотря на уменьшающуюся сияющую точку вдали. Мои ноги медленно переваливались, цепляясь о землю, но я продолжал идти, пока не упал.
Очнулся я уже в свете дня в отделении полиции, слева от меня оперившись на руку мирно спал бородатый дед. Этот дед был первым и единственным кто услышал мою историю, я рассказал ему всё, включая астрал и пожар.
- Да, хлопец. Знавал я подобные истории, только конец в них был грустный. Коль ты живой остался, то могу тебе совет дать, как на ноги стать. Ты всё лишнее в природе огню придавай, и не только по весне. Жги всё, что лишнее найдешь, палки, ветки и листву, да в пламя смотри, и теплом эти согревайся. Наши предки всегда огонь почитали, он оберегал нас от нечисти и согревал. Он раскрывает нашу душу, и гонит всю нечистоту оттуда. А про историю свою лучше не говори никому, в лучшем случае дураком сделают. А вообще лучше гонись за жизнью, бо она в нас одна.
В тот момент я видел в этом дедушке Бога, который пусть я его не ощущал в том плену, но всё время был со мной. Я послушал его и не стал никому говорить что случилось, сказал что меня похитили и где-то держали, но не помню где. Следователь будто знал правду, и подыгрывал мне беспрекословно записывая каждое мое слово. Родители конечно были в ужасе увидев меня таким, но слезы что текли по их щекам, были слезами счастья, они были рады что я жив. Три месяца плена, три долгих невыносимых месяца.
Когда я вернулся домой, коллеги с летней работы стали писать мне, они радовались, что меня нашли. Мы общались на отдаленные темы, затем набравшись смелость я спросил про «ту» что когда-то «любил». Как мне сказали, «она» на следующий день после моего последнего появления в чате уехала за границу, лечить сына, которого звали Игорем. Я смотрел в чат, а перед глазами стояли их огненные силуэты, полыхающие неестественными цветами. У меня нет сомнения что тогда я поступил правильно, и если бы всё повторилось, я бы поступил также.
Постепенно моя жизнь начала налаживаться, я восстановился в институт, нашел другую подработку и стал ежедневно гулять. Совет того дедушки работал. Я каждый день шел в посадки, и находил там палки, упавшие ветки, бревна и сжигал их. Вместе с этим я чистился, от нечисти которая прикоснулась ко мне. От тварей, что переливали меня словно жидкость в другой сосуд. От ведьм что затуманили мой рассудок, и почти убили меня. На выходные я уезжал в леса возле города, целый день собирал палки для костра, а затем всю ночь смотрел в огонь. Со временем ко мне вернулся прежний вес, и с лица ушло былое истощение. Голова вроде вновь пестрила волосами, хотя следы облысения местами проглядывались. Ушли и морщины, что успели образоваться за те три месяца. Но я продолжал палить костры, и смотреть в огонь. Смотреть на свою жизнь, анализировать её, чтобы двигаться дальше. Ведь из всего нужно делать выводы. И сейчас я могу сказать однозначно, если ты сейчас влюблен, и начинаешь терять голову, беги. А лучше даже не пытайся. В лучшем случае тебя просто будут медленно выпивать при общении, доить до тех пор пока ты станешь не нужен. В худшем случае ты можешь закончить как я, только более печально. Так что лучше люби жизнь, ведь она одна.
Текущий рейтинг: 58/100 (На основе 72 мнений)
