(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Баба Лида
Непослушный твердый рот соскальзывает с сухой кожи, но справа есть скол, тот единственный скол, который царапает сморщенную складку.
И первая капля размазывается по губам, сливаясь цветом с краской. Исчезая в краске. Становясь моей частью. Рот раскрывается шире, я чувствую язык, о Боже, я чувствую, я наконец-то чувствую.
А значит, я на правильном пути.
Улицы припорошило снежком, деревья накинули на ветви тонкий слой измороси, а фонари заиграли разноцветными огнями, бросая на лица прохожих яркие блики. Близился Новый год.
Сегодня с утра на столицу надвинулся снегопад, но не тот, при котором ты дышишь в мокрый шарф и вжимаешь голову в плечи, пытаясь укрыться от пронизывающего ветра, швыряющего колючий снег в лицо.
Сегодня снег падал размеренно, огромными пушистыми снежинками, оседающими на шапках и плечах, на руках, лицах и языках.
Я на пару вдохов прикрыла глаза, подставляя лицо снегу. Было в этом моменте что-то, когда голова гудит после шести пар, мысли заняты предстоящими экзаменами, рефератами, которые нужно сдать, допусками, который нужно получить, а ты вдруг замираешь посреди улицы и дышишь морозным воздухом. Нужно было зайти в магазин, потом к бабе Лиде, а потом уже можно домой.
Вздох вырвался сам собой; и я плотнее завернулась в шарф, хотя мне не было холодно. Баба Лида – это тот странный человек, вместе с которым легко и приятно, но почему-то возвращаться к ней не хочется. Не знаю, почему я продолжала, с того самого дня, когда у неё порвалась авоська и мы вместе собирали рассыпавшуюся по асфальту картошку, а потом она поила меня чаем и сетовала на детей, которые разъехались по заграницам и забыли о старушке.
Наверное, я просто скучаю по дому и родне, вот и возвращаюсь раз за разом. То молока куплю, то творога, то картошки той же. Сегодня, пожалуй, принесу мандаринов. Праздники же на носу, пусть настроение появится.
Много баба Лида не берет, и всегда старается чем-то угостить, мило ворча на меня, что я трачу деньги.
Вот и сегодня. Как только я вручила ей пакет с мандаринами, она всплеснула руками:
– Детка, да что ты! Тебе с друзьями гулять надо, а ты к бабке приходишь, и тратишься ещё. Вот зачем?
– Хочется, баб Лид. Да и соседка в общаге все равно домой уехала, скучно там сейчас.
– Ох, да как же так, у вас же экзамены скоро… Да ты не стой, снимай куртку, проходи – ужинать будем. И не спорь!
Дома у бабы Лиды тепло, только пахнет как-то странно. Не противно, и не привычным старушечьим запахом, а как-то… непонятно. То ли дымом, то ли недавно потушенной свечой.
Мне всегда хочется открыть форточку, но здесь это запрещено. Баба Лида говорит, что холодно ей, хотя сама всегда в тоненькой футболке. Впрочем, это её дом, и её правила.
На кухне запах перебивали цветы на подоконнике, специи на полке и аромат свежезаваренного чая. Скоро к ним прибавится резкий запах жареных яиц.
Поэтому я и любила, когда мы сидели именно там. Было душно, но так лучше. Я не могла это объяснить, но отчего-то мне хотелось сбежать от того привкуса, который оставлял дымный запашок из коридора и комнаты. Наверное, поэтому мне и не хотелось приходить к бабе Лиде, и каждый раз приходилось себя уговаривать.
– И как, успеет подружка твоя до экзаменов вернуться?
– Успеет, – я отмахиваюсь, пристраиваясь на скрипучий стул. – Она дня на три поехала, а первый экзамен у нас в конце недели. Сейчас многие так сделали, а то потом билеты больно дорогие.
– Ох, ну ты смотри, чтоб другие соседки у неё не разворовали чего. А то помню я, как жила в общежитии – такие девки были, ух! – баба Лида качает головой, замирает на мгновение, будто забыла, что хотела сделать, и ставит чайник.
– Баб Лид, так вы уже заварили, – я показываю на заварочник, горячий ещё – я только проверяла. – А на счет соседок не волнуйтесь, мы вдвоем там, туда никто кроме меня не зайдет.
– Это невкусный, – отмахнулась бабушка, проворно выливая воду в раковину и выкидывая мокрые листья. – Я тебе сейчас со специями заварю. По матушкиному рецепту. Как раз для такой погоды.
Сказать по правде, терпеть не могу чаи со специями или травками. В детстве мать очень любила их, и заваривала сразу на всю семью. Тогда-то они мне и приелись. Но баба Лида уже вылила воду, и уже что-то сыпала в ситечко из разных стеклянных баночек. Щепотку того, щепотку этого. Она делала это так увлеченно, что я решила её не расстраивать. Выпью полстакана, всё горячая жидкость, яичницу запить.
Вскоре передо мной была тарелка с глазуньей, прожаренной до полного «well done». Если бы я не знала, что баба Лида обидится, то не согласилась бы на ужин, но яиц-то я ей могу купить, а так бабушке приятно, что она кого-то кормит. За то время, что я к ней хожу, она и впрямь ни разу не сказала даже о звонке кого-то из детей, не то что о приезде. Иногда я сомневалась в том, что они вообще существуют, но одергивала себя. Мало ли какие семьи бывают.
Чай странно пах. Обычным цейлонским, немного корицей, мокрой травой и чем-то резким и чужеродным. Мелькнула мысль вежливо отказаться, или и вовсе вылить в раковину, когда баба Лида отвернется, но у неё так горели глаза… она и впрямь хотела меня угостить своим особенным чаем.
Мысленно вздохнув, я сделала пару глотков. Горьковатая пряная вода налетом осталась на языке, но в целом это оказалось не так плохо, как я думала. Больше всего я опасалась, что какая-то травка заплесневела, но ничего такого в привкусе не было. Ничего хорошего, впрочем, тоже.
– Горьковатый, да, – покивала баба Лида, правильно поняв моё выражение лица. – Но ты полчашечки хотя бы выпей – он кровь греет.
Криво улыбнувшись, я вымученно сделала ещё глоток. Редкостная гадость, всё-таки, и как я такое пила в детстве?
Яичница оказалась пересоленной, что смирило меня с невкусным чаем. Когда на зубах скрипят крупинки, то уже всё равно, чем запивать.
От еды и горячего питья меня клонило в сон; а до общаги ещё три остановки на метро и два километра по дворам.
– Ладно, пойду, баб Лид, пора уже.
Я попыталась подняться, но к моему удивлению, это получилось далеко не с первого раза. Руки подрагивали, будто я весь день провела не на парах, а в спортзале. Я моргнула, и чашка перед глазами задвоилась. Нет, нужно точно идти, не хватало ещё пугать бабу Лиду. На воздухе мне должно стать лучше.
– Да куда ты, – всплеснула руками старушка, проворно соскакивая со стула и нажимая мне на плечи, усаживая обратно. – Посиди ещё, устала ведь.
Чашка уже троилась. Нехорошо как-то. Пару лет назад я падала в обморок, но это было совсем не так. А сейчас ощущение, что я сильно перепила.
На мгновение пляшущие чашки собрались воедино, и в этот же момент на меня навалилось предчувствие чего-то очень плохого. Иногда так бывает, что подсознание быстрее обрабатывает информацию, и выдаёт её сознанию уже в виде цели. Вот и сейчас, единственной целью стало: «Уйти». И подсознание считало, что сделать это нужно как можно быстрее.
Оттолкнувшись от стола, я поднялась.
– Пойду я, – повторила как заевшая пластинка, с ужасом понимая, как сильно заплетается язык.
Баба Лида что-то говорила, пыталась усадить меня и забежать вперёд, но я продолжала двигаться к выходу. В голове начало шуметь, на языке проявился какой-то гадостный привкус, который хотелось сплюнуть, а в голове вертелось только одно: – «Нужно выйти за дверь».
Запястье сильно и больно сжали худые пальцы. Баба Лида потянула меня к себе, разворачивая. Я обернулась – там был проем в комнату.
«Нет! – отчего-то истерично ударилась в голове ошалелая мысль. – Только не туда, только не к этим чертовым куклам!»
Я рванулась сильнее, скорее отшатнувшись от комнаты, чем от бабушки, но вырвать руку не получилось. Никогда не сказала бы, что в руках у настолько старой женщины может быть такая сила.
Она сдавила моё запястье так, что даже головокружение отступило, смятое вспышкой боли.
– Проблемная девчонка, когда же ты уснешь, – с неожиданной яростью прошипела баба Лида, дернув рукой к себе.
Не удержавшись на ногах, я полетела на пол, но теперь я знала, что выйти отсюда важнее, чем мне казалось раньше. Повиснув на руке, я отчаянно вцепилась зубами в её запястье. Зубы противно заскользили по коже, почти вывернуло челюсть, когда старуха дернула рукой, но зацепившийся за выступающую венку клык всё же прорвал старую кожу. На язык и лицо плеснуло теплым, мне хотелось выплюнуть это, но не было времени. Пока она была занята рукой, я поднялась, сделав рывок к входной двери.
Когда пальцы уже сомкнулись на ручке, в глазах потемнело.
Пальцы скользнули по защелке, уже не в силах её отодвинуть, и я провалилась в черную яму беспамятства.
Я проснулась от света, бившего мне в лицо. Во рту был противный медный привкус, сразу напоминавший о том, что было сегодня днем. Или уже вчера?
Подняв голову, я увидела, что светила лампа, наклоненная надо мной.
«Я на операции?», – мелькнула первая мысль. Твердый стол, на котором я лежала, и размеры лампы наводили именно на такие мысли. Но через мгновение я поняла – свет другой. В операционных светили холодным белым, а здесь же был обычный, теплый, домашний свет. Да и по форме лампа больше напоминала обычный настольный светильник. Если бы не размер…
– Ой, проснулась, наконец, – Меня дернули, усаживая, подняли голову, и я увидела бабу Лиду… только если бы та выросла метров на пять.
– Заставила ты меня поволноваться, – рассмеялась старушка, вытирая что-то с моей щеки. Странно, но я этого не чувствовала, только видела краем глаза, как она елозит тряпкой. – Долго ты не засыпала, а ведь худенькая такая. Я думала тебя и полчашечки свалит. Руку мне ещё покусала, глупая. Ничего, с новыми подружками тебе лучше будет, ещё спасибо скажешь.
Она поднимает меня, так легко, будто я ничего не вешу, и куда-то несет. Наконец, усаживает.
Бормоча под нос какую-то песенку, баба Лида уходит на кухню, а я поворачиваю голову.
Выпучив стеклянные глаза, на меня смотрела та кудрявая страшная кукла, больше похожая на переросшего пупса, которая испугала меня, когда я впервые зашла к бабе Лиде в комнату. Она называла её Кирочкой, вроде. Одна из её отвратительной коллекции старых игрушек, с выцветшими глазами и в неряшливых платьях.
Но сейчас я смотрела на Кирочку вблизи. Так, будто я… будто я была…
Одного с ней роста.
Я попробовала поднять руку, но та едва тронулась с места. Взгляд упал на старое зеркало, что стояло напротив комода и в нем я, наконец-то, увидела себя.
Круглые щечки, яркий румянец, длинные ресницы, два хвостика и кокетливая шапочка, так глупо выглядящая на пухлой фарфоровой кукле.
Текущий рейтинг: 71/100 (На основе 19 мнений)
