(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Аждаха
Посвящается памяти всех жертв неонацизма
в России и за её пределами
– Слышь, четырёхглазый, дашь списать матёшу? – толкает кто-то Кира в спину, едва только тот садится за парту.
Киру не хочется оборачиваться: он знает, кто его окликнул, – Славик Холмогоров, любимец всех девочек в их классе и редкостный придурок. Славик, который обычно сидит на галёрке, потряхивая там своими длинными белобрысыми волосами и скалясь белоснежной улыбкой в сторону девчонок, и который теперь каким-то образом оказался за его спиной.
За первым толчком следует второй, ещё больнее, и слышится приглушённый мат. Кир понимает, что вот-вот придётся отозваться, встретившись со взглядом нахальных зелёных глаз своего вечного обидчика, но ситуацию спасает Свистуха.
– Здравствуйте, дети: сидите, не вставайте! У нас новая ученица, прошу любить и жаловать, – тараторит, забегая в кабинет, маленькая щуплая руссичка: руководительница параллельного класса, с которым у 9-Б, где учится Кир, сейчас сведённый урок. За ней заходит невысокая смугловатая девочка – её густая копна кудрявых волос цвета воронова крыла кажется Киру смутно знакомой.
– Это Айгюль, она раньше училась в нашей школе, мы все должны оказать ей необходимую поддержку и помочь заново влиться в наш дружный коллектив... – Свистуха продолжает строчить словами, словно из пулемёта, а новенькая застенчиво усмехается обоим классам. Вглядевшись в её красивое лицо с большими живыми чёрными глазами, греческим носом и тонкими губами, Кир наконец-то вспоминает, где её видел: Айгюль училась в их классе первые два года начальной школы и даже какое-то время сидела с ним, Киром, за одной партой – а потом она с папой уехала по семейным обстоятельствам в Баку.
Киру вдруг кажется, что новенькая на мгновение переводит взгляд на него – и утончённые черты её лица трогает едва заметная улыбка. Неожиданно для самого себя он чувствует странное сожаление оттого, что Айгюль пришла в параллельный класс, а не вернулась в его.
Из забытья подростка выводят два очередных тычка в плечо и нетерпеливый шёпот:
– Ботан, ты там чё, уснул?
Выйдя из класса после уроков, Кир прикидывает, сколько времени у него ещё осталось: на последнем уроке их задержали, так что ему нужно поторопиться, чтобы успеть в тренажёрный зал. Как вдруг до него долетает знакомый гундосый голос:
– Слышь, азерка, твой батя наркотой не барыжит, нет? Ты смотри, если барыжит – мы с пацанами к вам придём...
Сердце Кира будто пропускает удар: в конце коридора он видит прижавшуюся к стене новенькую из параллельного класса, над которой возвышается Славик. Долговязый, на две головы выше девушки, он подходит к ней всё ближе, а его огромные руки-грабли находятся всего в нескольких сантиметрах от её маленькой, но аккуратной груди.
– Пусти, – тихо говорит Айгюль и пытается вырваться, но Славик хватает её за запястья.
– Ты уж не обессудь, но расклад такой: с тобой мои братаны, короче, хотят познакомиться, – заливается дребезжащим смехом он, но тут слышит:
– Отпусти девушку, она же сказала. И отойди от неё.
Сказавший это Кир сам удивляется собственной внезапной храбрости. Айгюль переводит испуганный взгляд на него.
Славик тоже долго и пристально смотрит на Кира, и на его губах начинает играть кривая улыбка – улыбка, которую Кир знает очень хорошо. В него наконец, с некоторым опозданием, начинает вползать страх, но паренёк ничего не успевает сделать – школьники слышат знакомый высокий голос:
– Холмогоров, что ты себе опять позволяешь?!
Рядом, буравя Славика взглядом, стоит Свистуха.
– А чё сразу Холмогоров, Ирина Станиславовна? Я, может, просто хотел познакомиться с новенькой, – гундосит здоровяк, тут же отпуская руки Айгюли. Учительница уводит его прочь, а девушка поднимает на Кира взгляд, полный благодарности:
– Спасибо большое.
Тот хочет что-то сказать в ответ, но, ощущая в голове странную пустоту, почему-то никак не может подобрать нужные слова. Улыбнувшись ему, Айгюль собирается уходить, но вдруг вскрикивает: её рюкзак рвётся, а учебники и тетради разлетаются по полу.
Кир тут же бросается к ним и помогает всё собрать. Девушка снова отвечает ему улыбкой, которая, однако, в этот раз кажется Киру натянутой: подросток задаётся вопросом, не подумала ли Айгюль о том же, о чём и он, – кто-то специально тайком сделал надрез в её рюкзаке, чтобы он не выдержал веса книг и разорвался.
– Я тебе очень благодарна, – говорит Айгюль.
И вдруг предлагает:
– Пойдём вместе? Можешь называть меня Гюля́.
Они выходят из школы, сопровождаемые взглядами Славика и его компании – нескольких рослых мужчин в спортивных костюмах: Кир замечает на их одежде круглые нашивки с рисунком вооружённого всадника, обрамлённым сверху и снизу какой-то надписью – разобрать её у подростка не выходит из-за близорукости. От одного вида друзей Славика Киру становится неуютно: лысый, словно череп, и испещрённый синими наколками парень, у которого отсутствует половина зубов, мускулистый бритоголовый верзила с глубоко посаженными маленькими глазками-жучками и невысокий блондин с необычайно холодным, пронизывающим насквозь взглядом не отводят от него глаз. Славик же, закуривая, смотрит на Кира удивлённо и изучающе, как будто увидел его впервые.
Кир и Гюля в неловком молчании проходят пару кварталов. Наконец девушка останавливается и, махнув рукой в сторону жилого массива на окраине города – у лесополосы, произносит:
– Ну мне туда. До встречи!
– До встречи, – смущённо прощается Кир. И ещё долго смотрит ей вслед.
«Придёшь сегодня ко мне на чай?» – видит Кир в Телеграме сообщение от нового отправителя, когда сидит на первом уроке.
Он какое-то время удивлённо смотрит на имя контакта, а внутри тем временем расцветает ощущение радости: Айгюль Гасанова. С аватарки улыбается знакомое, запавшее ему в память со вчерашнего дня лицо – обрамлённое чёрными кудрями, будто сошедшее с античных портретов.
«Но как она меня нашла?» – в замешательстве задаётся вопросом Кир, а потом вспоминает про общий чат девятых классов, созданный недавно. И, недолго думая, отвечает:
«Да, с радостью».
Когда после уроков он выходит из школы, Гюля уже ждёт у порога и ободряюще улыбается ему.
Школьники доходят до панельной пятиэтажки почти у самой лесополосы: дверь на втором этаже им открывает лысеющий мужчина в очках, лишь ненамного выше Кира.
– Рустам Абдулович, – представляется он, подав Киру руку с большим перстнем на указательном пальце. – Дочь мне о вас рассказывала, молодой человек.
Они втроём идут пить чёрный листовый чай – с печеньем, пахлавой и другими сладостями, названий которых Кир не знает. Рустам Абдулович расспрашивает Кира о его жизни и успехах в школе, а потом предлагает:
– Если хотите, можете остаться до вечера: Айгюль в последнее время часто бывает одинока, и я рад, что у неё появился товарищ. Я буду в соседней комнате, у меня работа...
– Мне к восьми нужно вернуться домой, – смутившись, отвечает Кир. – Мама в это время уходит в ночную смену, а с нами ещё живёт больная бабушка: нужно, чтобы с ней постоянно кто-то был.
Рустам Абдулович опечаленно цокает языком, а Гюля молчит, бросив на Кира полный сочувствия взгляд.
После чаепития она ведёт Кира в свою комнату: на кровати сидит большой плюшевый медведь, стены светло-жёлтого цвета увешаны постерами музыкальных групп, о большинстве из которых Кир не слышал, в противоположном конце комнаты стоит рабочий стол с ноутбуком, крышка которого почти полностью усеяна яркими, цветастыми наклейками, а подоконник над столом заставлен цветами. Подросток чувствует, как на него накатывает ощущение уюта.
– А где твоя мама? – спрашивает он, засмотревшись, как лучи заходящего солнца играют на угольно-чёрных волосах Гюли. – На работе?
– Умерла, когда я была маленькой, – погрустнев, отвечает девушка. – Меня с трёх лет воспитывает папа: он учёный-востоковед, с ним всегда очень интересно, но мамы всё равно не хватает...
– О, прости, – смущённо бормочет Кир. – Сочувствую.
– Ничего, – улыбается ему Гюля. Взгромоздив свой рюкзак на кровать, она тянется к телефону. Спустя миг из него начинает доноситься плавная, текучая, как вода в реке, песня – Кир разбирает слова:
Я бы носил серьгу и украл коня,
вдоль табора шёл по росе,
Ведь воспитанным быть не модно –
как с широкими джинсами-трубами...
– «Дайте танк (!)», моя любимая группа, – с усмешкой объясняет девушка, увидев удивление на лице Кира. – Пусть пока поиграет.
Она идёт к ноутбуку, на ходу предлагая:
– Может, пока выберем фильм? Я очень люблю ужасы, а ты как на это смотришь?
Киру не хочется говорить, что ужасы он почти не смотрит – что тягу к этому жанру у него ещё в детстве отбил случайно увиденный фильм с Фредди Крюгером, после которого он ещё долго не спал по ночам, прислушиваясь, не крадётся ли к нему по кровати страшная перчатка с когтями-лезвиями. Он не хочет, чтобы Гюля узнала, как сильно его в семь лет напугал эпизод из одного отечественного сериала про полицейских и бандитов – плод больной фантазии сценариста, где подозреваемый в убийстве, обмазавшись какой-то мазью, отрастил себе чудовищную волчью голову с огромными клыками и загрыз нескольких оперативников, прежде чем его застрелили.
Вместо этого он отвечает:
– Я не против. Смотрела фильм про Суини Тодда?
– Ого, у тебя здесь целая библиотека! – восхищённо произносит Гюля, проводя длинным пальцем по корешкам книг.
Шкаф дома у Кира, в его комнате, доверху заставлен книжками: кого здесь только нет – Толкин, Роулинг, Льюис, Лем, Желязны, Брэдбери, Шекли, Стругацкие, Булычёв... Эти авторы с самого детства были едва ли не единственными его друзьями и утешением после тяжёлых школьных будней, наполненных унижениями и обидными шутками: лет до двенадцати Кир любил регулярно и подолгу фантазировать, представляя себя очередным отважным героем из какой-нибудь книжки – Арагорном, побивающим полчища орков, или капитаном Бураном, сражающимся с космическими пиратами. Тогда же он и придумал называть себя Киром: в отличие от опостылевшего «Кирилл», это имя навевало мысли о чём-то мужественном, древнем и героическом.
– Я в детстве тоже просто обожала читать, – говорит тем временем Гюля, вынимая из шкафа книги, одну за другой, и рассматривая их. – Особенно любила сказки. Меня к ним приучил дедушка Абдул: он знал очень много сказок, мог рассказывать их часами – не таких, как русские, а... других. До сих пор помню его сказки про дивов – это рогатые зубастые великаны-людоеды ростом с гору, очень сильные, но такие глупые, что их может обмануть даже ребёнок, и про пэри́ – они вроде фей: такие прекрасные девушки-волшебницы с птичьими крыльями. Ещё помню, как мне было страшно от сказок про хортда́нов – это живые мертвецы, которые, как вампиры, по ночам выходят из могил и нападают на людей. Больше, чем они, меня пугал только аждаха́.
– Аждаха? – незнакомое восточное слово вертится у Кира на языке, словно царапая.
– Да, он вроде злого духа или чёрта, а выглядит как дракон или огромная змея, – кивает Гюля, садясь на диван рядом с ним: она листает томик Булычёва. – Папа рассказывал, что его прообраз у древних тюрок, предков азербайджанцев, мог быть как-то связан с водой, облаками и всем таким, поэтому в сказках аждаха часто живёт в воде или забирает её у людей и не отдаёт. А дедушка говорил, что аждахой может стать очень плохой человек, который запятнал себя каким-нибудь большим злом. Я читала, что самым первым аждахой был один злой персидский царь, которого Ибли́с – ну то есть дьявол – поцеловал в оба плеча, и от этих поцелуев у него из плеч выросли змеи. Эти змеи постоянно требовали человечины, поэтому к царю каждый день приводили на съедение его подданных, юношей и девушек. А потом народ его страны поднял восстание – и ему пришёл конец.
– А почему он тебя так пугал? – задумавшись, спрашивает Кир.
Гюля пожимает плечами:
– Я уже и не помню. Наверное, после того, как дедушка один раз сказал, что аждаху на самом деле нельзя убить ничем на свете: храбрые воины в сказках его бьют и бьют, а он всё равно потом возрождается лет через сто или двести. Поэтому все сказочные аждахи – это на самом деле один и тот же: великий, бессмертный и неубиваемый.
Последнее слово девушка произносит басом, корча страшную гримасу, и заливается смехом.
Сегодня у девятых классов опять сведённый урок.
Гюля, зайдя в кабинет, приветствует Кира широкой улыбкой. Внутри него что-то радостно ёкает, когда девушка подходит к парте, за которой он сидит один, и ставит на стул рядом с ним свой рюкзак с большой наклейкой в виде пацифика.
Уже прозвенел звонок, но историчка в этот раз опаздывает.
– Придёшь сегодня ко мне на фильм? – тихо спрашивает Гюля, но их разговор вдруг прерывает гундосый голос с задней парты:
– Зырьте, пацаны, у нашего четырёхглазика появилась подружка!
Гюля, услышав это, закатывает глаза и сжимает руку Кира под партой.
– Не обращай внимания, – одними губами произносит она.
Славик тем временем не унимается:
– Кирилл, а правда, что вы ходите друг к другу как к себе домой? А ещё, говорят, вас недавно видели вместе на Невском...
Некоторые дети неуверенно смеются. Гюля, повернув голову, вполголоса отвечает:
– И что? Он хороший друг и замечательный человек, в отличие от тебя.
Славик, залихватски присвистнув, снова обращается к Киру:
– А мамочка знает, что у её Кирюши уже был секс? Слышь, ботан, а как она сосёт?
В этот раз смех раздаётся только со стороны нескольких дружков Славика с задних парт и Лили Яковлевой, самой большой его поклонницы. Кир, побелев, порывается встать, но Гюля, вся пунцовая, крепко держит его за руку.
– Не надо, – умоляюще шепчет девушка.
В наступившей тишине становится слышно, как Славик, поднявшись со своего места, вразвалочку идёт к ним. Кир различает на его чёрном свитере уродливый знак, похожий на большого паука: в памяти всплывает непрошеное слово – коловрат.
Подойдя к их парте, Славик наклоняется над ними – длинный, нескладный.
– Отвали, – повернувшись, зло говорит Гюля.
Но Славик, игнорируя её, снова заговаривает к Киру – шёпотом, который, однако, слышно на весь кабинет:
– Ты ведь умный, начитанный мальчик: ты должен знать, что секс с такими, как она, очень опасен. От хачей можно подхватить много чего – обезьянью оспу, например...
Кир не выдерживает: Гюля не успевает среагировать, как он, вырвав руку из её ладони, резко встаёт со своего сиденья – а спустя мгновение Славик, не удержавший равновесие, с грохотом падает навзничь, опрокинув стул за соседней пустой партой.
– Ты чё, охренел, очкастый? – цедит он, поднимаясь на ноги, а из его разбитого носа бежит кровь. Кир выходит из-за своей парты, Славик хватает его за грудки – и вот они уже катятся по полу, а кабинет заполняется галдежом.
Славик, который намного больше и сильнее, быстро оказывается сверху. Подбежавшая к дерущимся парням Гюля изо всех сил дубасит его по спине и пытается стянуть с Кира, а на помощь к Славику приходят его дружки с задних парт. Как вдруг они слышат пронзительный крик Лили Яковлевой:
– Ираида Семёновна, а Кирилл Соколов напал на Славу!
– Это что такое?! Ну-ка быстро по своим местам, а то сейчас все отправитесь к директору, – властный голос исторички прекращает драку.
У Кира выбит зуб и сломана оправа очков, а под глазом наливается фингал: Гюля тут же находит у себя в рюкзаке кусочек медицинской ваты, помогая ему убрать кровь. Но когда они возвращаются за свою парту, до Кира сквозь возбуждённый шёпот двух классов доносится речь Славика – его лицо почти полностью залито кровью, что придаёт ему поистине зверский вид:
– Ты у меня ещё отсосёшь, ботан. И ты, и твоя хачиха.
– Я хочу тебе кое-что показать, – таинственно шепчет Гюля. – Закрой глаза.
Кир, кивнув, зажмуривается, а когда по команде девушки открывает глаза – удивлённо ахает.
Комната Гюли, посреди которой они оба только что стояли, исчезла. Они находятся на огромном широком лугу: вдалеке, в ночной тьме, чернеет кромка леса, а откуда-то с другой стороны доносится запах речки. А когда Кир поднимает голову – видит прямо над собой небо, усеянное сотнями пронзительно ярких, немигающих звёзд: таких чётких и ясно различимых, какие подросток до этого встречал только на картинках энциклопедий и в образовательных передачах. У Кира начинает кружиться голова: на мгновение ему кажется, будто он летит вперёд – навстречу древнему вечному Млечному Пути.
– Ну как тебе? – доносится до него голос Гюли откуда-то снизу. Девушка смотрит на него с улыбкой: она уже успела сесть прямо на зелёную мягкую траву луга, вытянув вперёд свои ноги в розовых тапочках.
– Как ты это сделала?! – изумлённо спрашивает Кир, садясь на траву рядом с ней. Полное звёзд небо расстилается над ними, словно огромное полотно, вытканное искуснейшей из мастериц.
– Вообразила, – звонко смеётся Гюля. – На самом деле я не знаю, как и почему это работает, но мне достаточно что-то представить и очень сильно захотеть это увидеть, чтобы сделать его реальным – на какое-то время. Правда, тут надо быть осторожной, потому что один раз я вообразила себе Индию, с джунглями, и еле спаслась от тигра: вовремя поняла, что надо просто перестать всё это представлять, а это иногда бывает непросто. Так умела ещё моя мама, а до неё – бабушка: дедушка шутил, что взял в жёны пэри.
– А если в твою комнату сейчас зайдёт папа, то...?
– Увидит то же самое, что и мы: не беспокойся, он знает. Правда, он никогда не просил меня создать таким образом деньги или что-то такое, потому что всё, что я воображаю, потом исчезает через пару недель – максимум через месяц. А он очень честный человек и не хочет проблем с законом, – усмехается девушка. – Поэтому я никогда не пыталась вообразить себе друга или подругу: зачем, если через месяц их всё равно уже не будет? Ты мой первый настоящий друг за три года.
Немного помолчав, она добавляет:
– А ещё у меня не получается воображать, когда я подавлена, не в настроении, когда меня кто-то обидел. Но с тобой мне хорошо. Очень хорошо.
Тренажёрный зал, в который ходит Кир, находится в подвале старой хрущёвки недалеко от его школы. Им заведует дядя Женя, старый друг его мамы, который всегда впускает Кира бесплатно: большой зал в центре города, в который ходят Славик и Лиля, точно бы пришёлся их семье не по карману.
В этот раз Кир не сразу замечает, что все упражнения даются ему на удивление легко. На беговой дорожке он пробегал пять минут и почти не устал, тогда как раньше выдыхался за минуту, а когда пришёл черёд силовых упражнений – смог с лёгкостью поднять пятнадцатикилограммовую штангу, хотя раньше едва-едва управлялся с пятью килограммами. Весь зал удивлённо смотрит на Кира после того, как он простоял в планке пять минут: в свою прошлую попытку парень не продержался и минуты.
Когда после зала Кир заходит к Гюле и рассказывает ей о своих невиданных успехах, её глаза округляются:
– Надо же, а я думала, это так быстро не подействует...
И, увидев замешательство на его лице, девушка спешит объяснить:
– Я это вообразила, потому что просто хотела, чтобы тебе стало легче управляться со Славиком, чтобы он тебя меньше донимал... Ты же не обиделся?
– Нет-нет, всё хорошо, – тут же уверяет Кир.
– Надо и мне начать ходить в зал, – Гюля подходит к большому настенному зеркалу и придирчиво оглядывает себя со всех сторон: она одета в цветастое платье, облегающее её точёную фигуру, и Кир невольно засматривается. – Запишусь, наверное, в тот же, что и ты. У меня вроде даже лежала где-то спортивная одежда.
Она пытается передвинуть тяжёлую сумку, заслоняющую дверцу шкафа с одеждой, но, не сдвинув её ни на сантиметр, оставляет попытки и хохочет сама над собой. Кир тут же ей помогает, справившись с сумкой в одиночку.
– В Баку я ходила только в танцевальный кружок, – насмеявшись, говорит Гюля. – До сих пор помню почти все движения. Могу и тебя научить, хочешь?
Получив согласие, девушка аккуратно берёт его за правую руку, а левую руку Кира кладёт себе на спину.
Они начинают исподволь кружиться по залитой солнцем комнате; Кир слушает наставления партнёрши и ощущает тепло её тела, а из телефона Гюли, с кровати, до них доносится:
Мы сказочно богаты, сказочно богаты,
Сказочно богаты – ты и я.
Эй, подожди, куда ты? Подожди, куда ты?
Подожди, куда ты, молодость моя?
– И это всё? – сухо спрашивает Акула.
Гюля в нерешительности застывает у доски. У девятых классов снова сведённый урок: только что девушку вызвали к доске, где она без запинок объяснила решение неравенства, однако математичка, классная руководительница Кира – низкорослая, невероятно тучная, получившая такое нелестное прозвище из-за своего отвратительного характера, – продолжает сверлить Гюлю взглядом, сидя за учительским столом.
Кир, как и многие другие ученики, удивлённо наблюдает за этой сценой: его подруга рассказала действительно всё, что было нужно.
– А как решить это неравенство методом интервалов? – наконец, после долгой паузы, спрашивает Акула.
На лице Гюли проступает замешательство: это они ещё не проходили.
– Не можешь ответить? – на жабьем лице математички проступает странное удовлетворение.
Кир, кашлянув, заговаривает:
– Валентина Ивановна, мы ведь это с вами ещё не разбирали. Но если хотите, я могу объяснить: сначала надо найти область определения...
– Соколов, я спрашиваю не тебя, – холодно перебивает его Акула. – Что ж, Гасанова, я всё же сделаю для тебя огромную поблажку и поставлю три. Как я и думала, ты вряд ли добьёшься каких-либо успехов в моём предмете ввиду своей... специфики: такие, как ты и твой отец, не понимают, что вам лучше сидеть у себя в кишлаке, в стране, которую для вас построила россия, что так будет лучше для всех...
– Валентина Ивановна!.. – задыхается от возмущения Кир. Гюля бросает на друга умоляющий взгляд, а Акула, повернувшись к нему, шёлковым голосом говорит:
– Соколов, я бы на твоём месте помолчала. Тебя ещё не спросили касательно драки с Холмоголовым, но будь уверен – если ты и дальше будешь так себя вести, до директора это обязательно дойдёт...
Где-то сзади, на галёрке, гогочет Славик.
После уроков Кир остаётся убирать класс. На душе у него тяжело, и ситуацию лишь ухудшает то, что сегодня он не сможет пойти в гости к Гюле: она с отцом идёт к врачу.
Но вдруг он слышит звук чьих-то торопливых шагов по пустому школьному коридору. В небе за окном, сплошь затянутом облаками, выглядывает солнце и заливает своим ласковым светом весь кабинет, а на подоконнике оживает почти совсем засохшая гортензия: в класс заходит Гюля.
Она подходит к оцепеневшему Киру и, глядя ему прямо в лицо, произносит:
– Пожалуйста, Киря, что бы ни случилось, помни: нет силы больше, чем твоя.
И пока Кир чувствует разливающееся по телу тепло от этого нового для него обращения, Гюля привстаёт на носки и крепко целует его в губы. Класс вокруг подростков преображается: они стоят посреди большой зелёной долины, вдалеке в синее бескрайнее небо вздымаются горы, а чуть ниже, у склона, лежит живописная деревенька.
– Это места, где я жила в детстве, – с усмешкой объясняет Гюля. И, понизив голос, застенчиво добавляет:
– Придёшь завтра на пять к Инженерному скверу?
В этот раз Кир смог поднять двадцать пять килограммов, а на беговой дорожке продержался целых полчаса. Но когда он после упражнений возвращается в раздевалку – всё его хорошее настроение мигом уходит, уступая место тревоге: на телефоне – пятнадцать пропущенных вызовов. И все от Гюли.
«Что-то случилось», – думает подросток, лихорадочно одеваясь и набирая её. Над городом нависает большая чёрная туча, как будто вот-вот должна разразиться гроза; Кир выбегает из подвала, где находится зал, и несётся на окраину города, слушая, как холодный механический голос в телефоне раз за разом проговаривает: «Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети...».
– Алло, мам, я задержусь, ненадолго забегу к Гюле, – кричит Кир, приняв входящий вызов уже на подходе к дому. И застывает.
Квартира Гюли на втором этаже пылает: Кир различает весёлые языки пламени ещё издалека. Возле горящего здания суетятся врачи, пожарные и жители дома, а неподалёку ведут разговор двое полицейских.
– Что здесь случилось?! Это квартира моей подруги: она жива? – кричит подросток, подбегая к полицейским.
Те замолкают, удостоив его лишь безразличным взглядом. Кир хочет ещё что-то сказать, но осекается: он видит, как врачи несут к машине «Скорой» чьё-то тело на носилках, укрытое белой простынёй. Из-под простыни свисает обожжённая докрасна рука с массивным перстнем на указательном пальце – перстнем Рустама Абдуловича.
– В этой квартире находился наркопритон, который не давал покоя жильцам соседних квартир, – внезапно произносит один из полицейских: Кир бросает на него испуганный взгляд. – В итоге соседи пожаловались неравнодушным гражданам, те прибыли на место и разобрались. Будет проведено следствие...
– Разобрались? Это вы называете «разобрались»?! – кричит Кир, показывая на горящую квартиру и распаляясь всё больше. – Я у них бывал уже много раз, там не было никакого притона! А где дочка хозяина квартиры, с ней всё в порядке?
Но полицейский молчит: его каменное и застывшее, словно маска, лицо не выражает абсолютно ничего. Повернувшись к коллеге, он продолжает прерванный разговор.
Тогда Кир бросается к машине «Скорой», но не успевает: те уезжают прямо у него из-под носа. В отчаянии он смотрит вслед уезжающему автомобилю – и вдруг видит, как в грязи перед ним что-то блестит.
Словно завороженный, он поднимает телефон Гюли, который за это время хорошо запомнил: на корпусе телефона наклеено её совместное фото с незнакомым Киру худым долговязым солистом какой-то группы. Но теперь экран телефона разбит, будто его с силой ударили о землю.
Подросток медленно идёт мимо дома, оглядываясь. А потом он, как в тумане, слышит откуда-то издали до боли знакомый голос – гундосый, протяжный, лениво растягивающий слова. И он идёт на звук, чувствуя, что ноги у него теперь словно ватные.
Он замечает их издали, зайдя в лесополосу у дома. Славик стоит, привалившись к дереву, в окружении троицы своих друзей, которых Кир и Гюля видели, когда впервые шли вместе из школы: все они одеты в чёрные спортивные костюмы – и все, кроме Славика, в чёрных масках-балаклавах, однако Кир без труда их узнаёт. У Славика спущены штаны, он сладострастно постанывает, а перед ним на коленях стоит кто-то, кого он обхватил большими руками за черноволосую кудрявую голову и не отпускает, с силой вдалбливая лицом в свой пах и не позволяя вырваться.
Кир чувствует, как земля у него под ногами покачнулась. Мир вдруг рушится и рассыпается на части, будто паззл в руках неумелого ребёнка. Он не замечает, как прямо над ним от сильного ветра начинает угрожающе раскачиваться клён.
Славик вдруг видит Кира, и на его лице проступает удивление – настолько большое, что он ослабляет хватку, а Гюля наконец вырывается из его рук, стоя на коленях и обезумевше глядя перед собой: изо рта у неё свисает нить слюны, под глазом алеет синяк, лицо блестит от слёз и крови из разбитого носа, а клок волос выдран с корнем. И тут девушка тоже замечает Кира.
– Киря!.. – кричит Гюля, но дальше он её уже не слышит: всё заглушает шум падающей ветви, а потом наступает темнота.
За миг до того, как начинается дождь.
Киру снится сон.
Во сне они с Гюлёй идут, крепко держась за руки, по тёмному затхлому подземелью, где под ногами плещет вода, а с потолка то и дело срываются летучие мыши. Кир держит фонарик, освещающий им дорогу во мраке. Но тут они натыкаются на неожиданное препятствие: свет фонарика, мигнув, исчезает в подступившей тьме – как если бы его направили не в темноту подземелья, а в ночное небо, к звёздам, где ему не от чего отражаться.
Кир и Гюля испуганно переглядываются: там, во тьме, находится что-то, что их фонарик почему-то не может осветить, а они не могут разглядеть. Киру становится страшно, и он понимает, что Гюля чувствует то же. Подростки стоят так очень долго, всматриваясь во мрак и силясь там что-нибудь заметить.
И вот, когда Кир уже почти готов поверить, что впереди нет ничего опасного и им ничего не угрожает, из темноты на мгновение появляется ощерившаяся пасть – пасть из его детских кошмаров, более всего похожая на волчью, хотя он видел волков в зоопарке и знает, что клыки у них не растут в несколько рядов и не выпирают изо рта, как у саблезубого тигра. Это происходит всего за секунду: тварь хватает Гюлю и утаскивает её во мрак, поглотивший её последний крик, а Кир остаётся один, чувствуя, как его ладонь всё ещё хранит тепло её тела. Он кричит от ужаса – и вдруг приходит в себя.
– Очнулся, наконец-то... У тебя ничего не болит? – обеспокоенно спрашивает мама, склонившись над ним.
Кир, приподнявшись, оглядывается: он лежит в больничной палате, а за окном шумит дождь.
– Голова болит, а так больше ничего. Что со мной случилось? – потирая затылок, спрашивает он.
– Врачи говорят, сотрясение мозга. Хорошо, что я тебе тогда позвонила: тебя не было и не было, я узнала о пожаре и прибежала к дому, а там откуда-то из леса играет мелодия вызова и ты лежишь под ветками...
– А где Гюля?! – вскинув голову, спрашивает Кир: воспоминания обо всём, что было до падения ветки, вдруг находят на него бурным потоком.
– Ваш Слава Холмогоров вынес её из горящего дома, но она вырвалась и куда-то убежала. Ничего, это просто нервное, её обязательно найдут. Ей сейчас очень тяжело: её папу не спасли...
– Славик?! – подрывается на кровати Кир.
– Лежи, куда ты встаёшь? Тебе прописали постельный режим, – тут же укладывает его обратно мать. И, словно бы в недоверчивости мотая головой, продолжает:
– Да, вот уж не думала, что Слава на такое способен. А ты знаешь, что у них в квартире был наркопритон?
– Слава Холмогоров, прошу к доске! – произносит Акула, растягивая в улыбке свой и без того широкий рот.
Славик вразвалочку выходит, а на его лице написано удовлетворение. Кир хмуро смотрит ему вслед.
– Ребята, все мы знаем, что в прошлый четверг Слава спас человеку жизнь, – продолжает классная руководительница. – Он в прямом смысле на руках вынес из пожара Гасанову, ученицу 9-А...
– Неправда! – не выдерживает Кир.
Класс в удивлении смотрит на него – как он, стоя за своей партой напротив Акулы и Славика, прожигает их обоих гневным взглядом.
– Соколов, мы с тобой уже это обсуждали, – холодно произносит математичка. – Сейчас же сядь на своё место, а то я, ей-богу...
– Я видел и знаю, что случилось на самом деле, – кричит Кир. – Славик её изнасиловал!
Последнее слово производит эффект, подобный удару набата: даже ученики, которые до этого не обращали внимания на происходящее, в шоке поворачивают головы к Киру.
– После уроков – сразу же к директору, – наконец, после большой паузы, цедит сквозь зубы Акула. – Отец Славы защищает нашу страну на фронте, а его дядя – меценат, который уже много лет помогает нашей школе, и я не позволю тебе распускать об этом ученике такое ужасающие слухи. Я подумаю над тем, стоит ли тебе и дальше находиться в нашем классе, и сделаю всё для того, чтобы эта девчонка – даже если она вдруг вернётся – больше не училась в нашей школе. Подумать только – наркопритон: она не могла не знать!
– Конечно, она знала: отец её наверняка использовал для привлечения клиентов, – с мерзкой ухмылкой вдруг произносит Славик. – А сейчас наверняка торгуется где-нибудь на трассе...
На лицах учеников после после этих его слов проступает ещё большее изумление. Акула, однако, одобрительно улыбается:
– К сожалению, Слава прав: от таких, как она, никогда, ни при каких обстоятельствах не стоит ждать ничего достойного или хотя бы вменяемого. Гнилое, дурное семя...
Всё вокруг будто подёргивается чёрной дымкой – и Кир чувствует, как его что-то с силой толкнуло в грудь, чуть не опрокинув навзничь, будто по классу прокатилась невидимая волна. На его глазах Акула и Славик начинают меняться.
У математички рот растягивается до самых ушей, отчего она становится ещё больше похожа на уродливое земноводное. Изо рта высовывается большой фиолетовый язык, а и без того маленькие глазки западают куда-то внутрь черепа и становятся подобными пуговицам.
Славик, стоящий рядом с ней, сверлит Кира своими зелёными глазами, и до того не сразу доходит, что изменилось: зрачки у его врага теперь вертикальные. Он раскрывает рот и показывает свой язык, который теперь стал длинным, тонким и раздвоенным на конце: Кир готов поклясться, что слышит шипение и что кожа на лице у Славика теперь зеленоватого цвета.
Лиля Яковлева, сидящая на первом ряду, которая только что весело хохотала над шуткой Славика, поворачивается к Киру и открывает в смехе рот. Теперь у неё во рту нет ничего: лишь непроницаемая чёрная бездна, уходящая куда-то вглубь, подобная тем, что Кир видел в образовательных передачах про чёрные дыры.
– Соколов, сел на место, – приказывает Акула, но не своим обычным голосом, а рокочущим и басовитым.
После уроков Кира долго бьют: Славик наносит удар за ударом, пока его дружки с задних парт держат подростка за руки и ноги.
– Ты, короче, понял: что бы ты ни сказал – тебе никто не поверит, – напоследок шепчет Славик, приблизив своё лицо к лицу Кира так, что его новый змеиный язык чуть ли не касается лба жертвы. – А если будешь ещё бороться, типа, за правду – то твоим мамке с бабкой не жить. Усёк?
Кир идёт домой по городу – сквозь серый туман, окутывающий здания, сквозь потоки мутной дождевой воды, которыми залит тротуар. В голову приходит странная ассоциация: он будто на тонущем корабле, который ещё пытается плыть, хотя его уже заливает водой. И он действительно чувствует странное покачивание: город качает, как огромный корабль, который вот-вот уйдёт куда-то вниз.
Кир видит, как ему навстречу идёт полицейский – тот самый, которого он встретил у дома Гюли в день пожара, который отказался ему сообщать, где его подруга. И подросток почти не удивляется тому, что у полицейского нет глаз: вместо глаз у него две впадины, полностью обтянутые кожей, что, однако, не мешает ему уверенным шагом идти вперёд.
В затянутом тучами небе свернулось что-то исполинское и чёрное – его огромные кольца заслоняют небосвод. Кир наблюдает за ним краем глаза: ему совсем не хочется разглядывать поближе.
«Вижу ли это только я?» – задаётся вопросом подросток.
Поздней ночью Кир лежит в кровати, раз за разом пролистывая переписку с Гюлёй. Он не может остановиться в попытке найти ответ, а его взгляд постоянно возвращается к верхней панели чата, где указано последнее время посещения ею аккаунта: 18:53. В семь вечера в тот день начался пожар.
И он в изумлении замирает, когда возле имени Гюли загорается зелёный кружок, а внизу появляется единичка – новое сообщение. Торопливо пролистав переписку вниз, он видит:
«Приходи к моему дому. Я буду тебя ждать».
Кир, торопливо одевшись и тихонько открыв окно первого этажа, вылезает наружу. Лунный свет освещает улицу лишь совсем немного – словно где-то там, в небе, свернулось кольцами огромное нечто и заслонило собой Луну.
Дом Гюли встречает его чёрными обуглившимися стенами и пустыми, будто осиротевшими, оконными проёмами – на месте, где раньше находилась квартира его подруги. Киру слишком тяжело смотреть на это: отвернувшись и оглянувшись вокруг, он вдруг замечает вдали, у лесополосы, тоненькую фигурку в белом платье – именно в нём он видел Гюлю в последний раз.
– Гюля? – кричит подросток, бросаясь к ней, но девушка, повернувшись, исчезает в лесополосе. Кир, недоумевая, несётся следом за ней.
Он бегает по леску, казалось бы, целую вечность и не обращает внимания, как по лицу его хлещут ветви деревьев и как расцарапана нога. И когда он уже почти готов потерять надежду, к нему навстречу вдруг вылетает фигурка в белом платье.
– Киря!.. – радостно кричит Гюля, обняв его своими руками – почему-то очень холодными. Взгляд Кира задерживается на холмике из земли и валежника у неё за спиной, но Гюля мягко уводит его в сторону.
Они идут по лесополосе очень долго, болтая обо всём на свете, – хотя сказанное почему-то тут же выветривается у Кира из памяти, оставляя после себя только ощущение невероятного всеобъемлющего счастья. А вокруг них тем временем вырастает новый мир.
Теперь Кир и Гюля шагают по улице их города, держась за руки, – но они стали старше. Над ними раскинулось синее безбрежное небо, а впереди у них целая счастливая жизнь – жизнь, в которой они будут друг у друга всегда.
И Кир понимает, что это был всего лишь сон, самое сокровенное видение, когда картинка тает: сквозь деревья пробиваются рассветные лучи – и в свете лучей он замечает, как необычайно бледна Гюля и что на её спине, в районе сердца, алеет маленькая круглая дырочка.
Гюля поворачивается к нему – и подросток видит, как по лицу у неё текут круглые слёзы.
– Знаешь, а я ведь уже решила, что хочу быть с тобой, – запинаясь, произносит девушка. – И в тот вечер я хотела пригласить тебя на прогулку в парк: мы бы ели мороженое и смотрели на лебедей...
И пока Кир в оцепенении переваривает услышанное, ощущая постепенно нарастающую горечь, она торопливо заговаривает:
– Я тебе должна сказать кое-что очень важное – на всякий случай, потому что тебе может угрожать опасность. Только береги себя – пожалуйста, не лезь на рожон, очень тебя прошу: это очень, очень опасно, и я боюсь, что с тобой может случиться что-то ужасное...
Придя в школу на следующий день, Кир видит, как Славик болтает со своими дружками с задних парт, – и у него нет сомнений, что именно они обсуждают: Славик засунул кончик языка за щёку и водит им вперёд-назад, на что друзья отвечают взрывом хохота.
На несколько секунд все в шоке замолкают, когда Кир хватает Славика за руку и, сжав его мёртвой хваткой, тащит в туалет.
– Ты чё, вообще офигел, очкастый... – начинает было Славик, но вдруг замирает: на его глазах Кир схватил железную ручку от дверцы туалета и одним усилием вывернул её в противоположную сторону.
– Веди меня к своим друзьям, – чеканит Кир. – К тем, которые были с тобой, когда вы схватили Гюлю. Я хочу видеть их всех.
Они выходят из школы, провожаемые изумлёнными взглядами Лили и друзей Славика, и садятся на трамвай.
Когда они уже сидят в вагоне, Славик вдруг заговаривает:
– Кирилл, ну я же сначала даже не хотел ничего делать этой твоей подружке. Нас всех Паша Череп подбил. И на квартиру напасть тоже было его идеей. А я же наоборот хотел её защитить, говорил: «Пацаны, давайте её отпустим...»
– Не ври, – сухо перебивает Кир. – Я видел, что ты с ней сделал.
– А потом, когда на тебя ветка упала, нам так хреново стало, – продолжает бубнить Славик. – Дождь пошёл, а вместе с дождём пришёл... ну этот... он. И нам сразу стало очень хреново, мы тыщу раз пожалели, что вообще туда пошли...
– Кто – он? – резко спрашивает Кир. – Как он выглядел?
Славик молчит, но после того, как Кир наносит ему пару ударов, истошно орёт:
– Да не могу я сказать – отвечаю, не могу! Он же меня тогда убьёт нах...
Они выходят из трамвая, и Славик ведёт Кира к спальному району рядом с большим пустырём. Кир замечает, как от твари, так и продолжающей висеть в небе, на них падает большая круглая тень – там, где у неё должна находиться голова.
«Приглядывается», – отрешённо понимает подросток.
Школьники доходят до панельной трёхэтажки на окраине спального района. Стены здания облуплены и разрисованы граффити, а оконные проёмы зияют пустотой. По всему видно, что здесь никто не живёт.
– Куда ты меня ведёшь? – напрягается Кир, но Славик, зайдя в подъезд, открывает дверь, ведущую куда-то вниз.
Они спускаются по лестнице, а когда Славик открывает ещё одну дверь – Кир видит большой полуподвал, где стоит большой стол с выпивкой и пустыми бутылками, шкаф с книгами, тренажёрный зал вместе с другими спортивными принадлежностями и другие предметы, которые у Кира не получается разглядеть в полутьме.
Там же находятся и друзья Славика: лысый, словно череп, мужчина – весь в наколках, бритоголовый здоровяк и блондин с необычайно холодным взглядом удивлённо сосредотачивают взгляды на Кире.
Пространство вокруг подёргивается уже знакомой ему чёрной дымкой. Кир снова чувствует сильный удар в грудь – но на этот раз удерживает равновесие, лишь немного покачнувшись.
Подросток чувствует скрип позади: тяжёлая дверь полуподвала закрылась сама по себе, преградив ему путь к выходу. Он нащупывает в кармане коробок спичек, но, оценив ситуацию, качает головой: теперь они бесполезны.
– Пацаны, встречайте: у нас гость, – произносит Славик: в его речи теперь слышится оттенок змеиного шипения.
Прямо на глазах Кира тело Славика начинает удлиняться: и без того тощий, он вдруг становится слишком худым для человека. Его продолговатое лицо втягивается в плечи и срастается с туловищем, а кожа вместе с одеждой приобретает ярко-зелёный цвет.
Перед Киром на полу извивается огромная змея, тело которой, однако, не кончается округлой змеиной головой, а представляет собой подобие вытянувшегося лица Славика, застывшего в каком-то жутком экстазе. Змея вдруг поднимается и прыгает на него, но Кир тут же хватает её за шею и что есть силы швыряет в дальний угол.
Тем временем из-за стола выходят друзья Славика. Лысого и испещрённого наколками мужчину вдруг начинает трясти, словно в эпилептическом припадке, и Кир видит, что чем сильнее он корчится в судорогах, тем больше от него отлетает странных ошмётков, похожих на клочья пыли, – иссохшейся плоти.
Перед Киром стоит мертвец, голова которого теперь – самый настоящий череп, обтянутый тонкой, почти невидимой кожей. На месте его прежних наколок синеют следы разложения, а изо рта монстра торчат длинные клыки, как у кабана. Мертвец вдруг нападает на Кира, но подросток, схватив его за грудную клетку, бьёт оземь: кости разлетаются по полу, а скелетированная рука отлетает в дальний угол, сжимая и разжимая пальцы, – как будто надеется ещё что-то схватить.
Блондина с холодным взглядом тоже начинает корчить в конвульсиях, и он поворачивается к Киру спиной. Спустя мгновение на его спине чуть ниже шеи появляется большой бугор: он разрастается едва ли не до затылка, а потом лопается – и Кир теперь видит на месте его спины ту самую волчью морду из своих детских кошмаров с непомерно, не по-волчьи длинными клыками.
Чудовище бросается на Кира, но тот хватает его за шею и, с силой дёрнув за один из длинных клыков, вырывает его. А потом загоняет клык монстру в спину – там, где должно находиться его сердце: тот вопит от боли и, жалобно скуля, отползает под стол, а его тело сотрясают судороги.
Тем временем бритоголовый верзила вдруг становится ещё выше: он вырастает до самого потолка полуподвала. Его тело начинает покрывать густая шерсть, а во лбу проступают два больших бугра – рога.
Перед Киром теперь возвышается самый настоящий див, протягивающий руку в попытке схватить его. Но Кир, отбежав в сторону, пододвигает прямо к мохнатой руке шкаф: её зажимает между шкафом и стеной.
Кир кое о чём вспоминает: он лезет в свой рюкзак, чтобы найти там мамин тесак для рубки мяса, который на всякий случай взял с собой. Но с удивлением извлекает из рюкзака не тесак, а большой сверкающий обоюдоострый меч.
Он обрушивает лезвие меча на заблокированную руку дива – и комната наполняется диким рёвом, а из раны чудовища брызжёт чёрная кровь. Див становится на колени, словно баюкая свой обрубок
Искалеченные, избитые твари тем временем вылезают из своих укрытий и все вместе ползут в дальний конец комнаты. Кир не сразу понимает, что они собрались воедино: все четыре чудовища слились в одну мерзкую тёмную студенистую массу, из которой начинают проступать очертания чего-то змеевидного...
Голова аждахи непрестанно меняется, приобретая самые жуткие образы – все, которые когда-либо пугали Кира: обожжённое лицо Фредди, лица его школьных обидчиков, слившееся воедино лицо Славика и трёх его друзей, огромный коловрат, лучики которого шевелятся, как лапки отвратительного членистоногого... Но во всех его обликах проглядывает одно и то же продолговатое чёрное туловище, окутанное дымкой, – неясное, эфемерное, которое исчезает, если слишком надолго задержать на нём взгляд.
И когда голова аждахи приобретает вид оскаленной волчьей морды с неимоверно длинными клыками, – он бросается на Кира, а Кир бежит к нему навстречу с мечом наперевес.
Но не успевает.
Его грудь обжигает острой болью, и наступает темнота.
Кир приходит в себя.
Он лежит на холодном полу, а по телу разливается странное ощущение блаженства – грудь почему-то совсем не болит. Прямо над собой он слышит чей-то басовитый голос:
– Я вам говорю, надо его добить, пока не очухался...
– Да какое там очухался? Ты посмотри на него. Он, походу, сдох, – отвечает кто-то сиплый и шепелявый, как будто у говорящего отсутствует по меньшей мере половина зубов. Кир понимает, что это Череп. – Говорил же, надо было ещё тогда в лесу его валить, а вы: «Не расскажет, не расскажет»...
– И что с ним теперь делать? – спрашивает третий голос, необычайно высокий, похожий на женский. – Закопаем в лесу, где и девчонку?
– Нет, – после некоторой паузы отвечает Череп. – Нет, его надо сжечь.
Кир чуть-чуть приоткрывает глаза и видит на некотором отдалении четыре тёмные фигуры, а за ними – светлеющий дверной проём: теперь выход из полуподвала открыт. К нему приходит чёткое понимание: сейчас или никогда.
В наступившей тишине становится слышно, как кто-то щёлкнул зажигалкой и как Череп, сплюнув, шепелявит:
– Да не здесь. Ты совсем, что ли, дебил? Вынесем на пустырь и там...
Он не успевает договорить: Кир, резко поднявшись на ноги, изо всех сил бросается к выходу.
Помещение заполняют удивлённые крики. Кир бежит прямо на Славика, который держит в руках зажжённую зажигалку, а в глазах его старого врага теперь читается ужас: взвизгнув, тот вдруг падает, роняя зажигалку. Струя пламени бежит по полу, стремительно разрастаясь.
– Потушите огонь, потушите кто-нибудь огонь!.. – вопит Череп, а Славик, ногу которого охватило пламенем, истошно орёт. Кир выбегает из полуподвала, а за его спиной, у выхода, поднимается огненная стена.
Он бежит, слушая, как до него долетают дикие нечленораздельные крики – из подземной комнаты позади него валит чёрный и необыкновенно едкий дым, а в голове у него раз за разом звучат последние слова Гюли:
«На той стороне я узнала ответ. Аждаху может уничтожить навсегда один лишь только огонь».
Крики уже почти не слышны, когда Кир видит её вдалеке, на другом конце залитой солнцем улицы. Гюля бежит к нему навстречу – и Кир с удивлением замечает, что она истошно рыдает: слёзы обильными потоками катятся у неё по лицу, а белое платье сверху уже совсем мокрое.
– Что ты наделал, – плачет Гюля, наконец добежав до него: она смотрит куда-то вниз, на грудь Кира. – Что ты наделал, я же тебе говорила...
И Кир, опустив голову, наконец понимает: в его груди, подобно большому алому цветку, зияет рваная рана, сквозь которую видно кости.
Теперь до него доходит, почему он не чувствует боли.
Гюля не прекращает рыдать – и Кир, в попытке хоть как-то её успокоить, берёт её правую руку в свою, а левую кладёт ей на спину.
И они начинают танцевать.
Текущий рейтинг: 55/100 (На основе 21 мнений)
