Приблизительное время на прочтение: 44 мин

Аждаха

Материал из Мракопедии
Перейти к: навигация, поиск
Pipe-128.png
Эта история была написана участником Мракопедии MiolMorr в рамках литературного турнира. Пожалуйста, не забудьте указать источник при использовании.


Посвящается памяти всех жертв неонацизма
в России и за её пределами


∗ ∗ ∗


– Слышь, четырёхглазый, дашь списать матёшу? – толкает кто-то Кира в спину, едва только тот садится за парту.

Киру не хочется оборачиваться: он знает, кто его окликнул, – Славик Холмогоров, любимец всех девочек в их классе и редкостный придурок. Славик, который обычно сидит на галёрке, потряхивая там своими длинными белобрысыми волосами и скалясь белоснежной улыбкой в сторону девчонок, и который теперь каким-то образом оказался за его спиной.

За первым толчком следует второй, ещё больнее, и слышится приглушённый мат. Кир понимает, что вот-вот придётся отозваться, встретившись со взглядом нахальных зелёных глаз своего вечного обидчика, но ситуацию спасает Свистуха.

– Здравствуйте, дети: сидите, не вставайте! У нас новая ученица, прошу любить и жаловать, – тараторит, забегая в кабинет, маленькая щуплая русичка: руководительница параллельного класса, с которым у 9-Б, где учится Кир, сейчас сведённый урок. За ней заходит невысокая смугловатая девочка – её густая копна кудрявых волос цвета воронова крыла кажется Киру смутно знакомой.

– Это Айгюль, она раньше училась в нашей школе, мы все должны оказать ей необходимую поддержку и помочь заново влиться в наш дружный коллектив... – Свистуха продолжает строчить словами, словно из пулемёта, а новенькая застенчиво усмехается обоим классам. Вглядевшись в её красивое лицо с большими живыми чёрными глазами, греческим носом и тонкими губами, Кир наконец-то вспоминает, где её видел: Айгюль училась в их классе первые два года начальной школы и даже какое-то время сидела с ним, Киром, за одной партой – а потом она с папой уехала по семейным обстоятельствам в Баку.

Киру вдруг кажется, что новенькая на мгновение переводит взгляд на него – и утончённые черты её лица трогает едва заметная улыбка. Неожиданно для самого себя он чувствует странное сожаление оттого, что Айгюль пришла в параллельный класс, а не вернулась в его.

Из забытья подростка выводят два очередных тычка в плечо и нетерпеливый шёпот:

– Ботан, ты там чё, уснул?


∗ ∗ ∗


Выйдя из класса после уроков, Кир прикидывает, сколько времени у него ещё осталось: на последнем уроке их задержали, так что ему нужно поторопиться, чтобы успеть в тренажёрный зал. Как вдруг до него долетает знакомый гундосый голос:

– Слышь, азерка, твой батя наркотой не барыжит, нет? Ты смотри, если барыжит – мы с пацанами к вам придём...

Сердце Кира будто пропускает удар: в конце коридора он видит прижавшуюся к стене новенькую из параллельного класса, над которой возвышается Славик. Долговязый, на две головы выше девушки, он подходит к ней всё ближе, а его огромные руки-грабли находятся всего в нескольких сантиметрах от её маленькой, но аккуратной груди.

– Пусти, – тихо говорит Айгюль и пытается вырваться, но Славик хватает её за запястья.

– Ты уж не обессудь, но расклад такой: с тобой мои братаны, короче, хотят познакомиться, – заливается дребезжащим смехом он, но тут слышит:

– Отпусти девушку, она же сказала. И отойди от неё.

Сказавший это Кир сам удивляется собственной внезапной храбрости. Айгюль переводит испуганный взгляд на него.

Славик тоже долго и пристально смотрит на Кира, и на его губах начинает играть кривая улыбка – улыбка, которую Кир знает очень хорошо. В него наконец, с некоторым опозданием, начинает вползать страх, но паренёк ничего не успевает сделать – школьники слышат знакомый высокий голос:

– Холмогоров, что ты себе опять позволяешь?!

Рядом, буравя Славика взглядом, стоит Свистуха.

– А чё сразу Холмогоров, Ирина Станиславовна? Я, может, просто хотел познакомиться с новенькой, – гундосит здоровяк, тут же отпуская руки Айгюли. Учительница уводит его прочь, а девушка поднимает на Кира взгляд, полный благодарности:

– Спасибо большое.

Тот хочет что-то сказать в ответ, но, ощущая в голове странную пустоту, почему-то никак не может подобрать нужные слова. Улыбнувшись ему, Айгюль собирается уходить, но вдруг вскрикивает: её рюкзак рвётся, а учебники и тетради разлетаются по полу.

Кир тут же бросается к ним и помогает всё собрать. Девушка снова отвечает ему улыбкой, которая, однако, в этот раз кажется Киру натянутой: подросток задаётся вопросом, не подумала ли Айгюль о том же, о чём и он, – кто-то специально тайком сделал надрез в её рюкзаке, чтобы он не выдержал веса книг и разорвался.

– Я тебе очень благодарна, – говорит Айгюль.

И вдруг предлагает:

– Пойдём вместе? Можешь называть меня Гюля́.

Они выходят из школы, сопровождаемые взглядами Славика и его компании – нескольких рослых мужчин в спортивных костюмах: Кир замечает на их одежде круглые нашивки с рисунком вооружённого всадника, обрамлённым сверху и снизу какой-то надписью[1], – разобрать её у подростка не выходит из-за близорукости. От одного вида друзей Славика Киру становится неуютно: лысый, словно череп, и испещрённый синими наколками парень, у которого отсутствует половина зубов, мускулистый бритоголовый верзила с глубоко посаженными маленькими глазками-жучками и невысокий блондин с необычайно холодным, пронизывающим насквозь взглядом не отводят от него глаз. Славик же, закуривая, смотрит на Кира удивлённо и изучающе, как будто увидел его впервые.

Кир и Гюля в неловком молчании проходят пару кварталов. Наконец девушка останавливается и, махнув рукой в сторону жилого массива на окраине города – у лесополосы, произносит:

– Ну мне туда. До встречи!

– До встречи, – смущённо прощается Кир. И ещё долго смотрит ей вслед.


∗ ∗ ∗


«Придёшь сегодня ко мне на чай?» – видит Кир в Телеграме сообщение от нового отправителя, когда сидит на первом уроке.

Он какое-то время удивлённо смотрит на имя контакта, а внутри тем временем расцветает ощущение радости: Айгюль Гасанова. С аватарки улыбается знакомое, запавшее ему в память со вчерашнего дня лицо – обрамлённое чёрными кудрями, будто сошедшее с античных портретов.

«Но как она меня нашла?» – в замешательстве задаётся вопросом Кир, а потом вспоминает про общий чат девятых классов, созданный недавно. И, недолго думая, отвечает:

«Да, с радостью».

Когда после уроков он выходит из школы, Гюля уже ждёт у порога и ободряюще улыбается ему.

Школьники доходят до панельной пятиэтажки почти у самой лесополосы: дверь на втором этаже им открывает лысеющий мужчина в очках, лишь ненамного выше Кира.

– Рустам Абдулович, – представляется он, подав Киру руку с большим перстнем на указательном пальце. – Дочь мне о вас рассказывала, молодой человек.

Они втроём идут пить чёрный листовый чай – с печеньем, пахлавой и другими сладостями, названий которых Кир не знает. Рустам Абдулович расспрашивает Кира о его жизни и успехах в школе, а потом предлагает:

– Если хотите, можете остаться до вечера: Айгюль в последнее время часто бывает одинока, и я рад, что у неё появился товарищ. Я буду в соседней комнате, у меня работа...

– Мне к восьми нужно вернуться домой, – смутившись, отвечает Кир. – Мама в это время уходит в ночную смену, а с нами ещё живёт больная бабушка: нужно, чтобы с ней постоянно кто-то был.

Рустам Абдулович опечаленно цокает языком, а Гюля молчит, бросив на Кира полный сочувствия взгляд.

После чаепития она ведёт Кира в свою комнату: на кровати сидит большой плюшевый медведь, стены светло-жёлтого цвета увешаны постерами музыкальных групп, о большинстве из которых Кир не слышал, в противоположном конце комнаты стоит рабочий стол с ноутбуком, крышка которого почти полностью усеяна яркими, цветастыми наклейками, а подоконник над столом заставлен цветами. Подросток чувствует, как на него накатывает ощущение уюта.

– А где твоя мама? – спрашивает он, засмотревшись, как лучи заходящего солнца играют на угольно-чёрных волосах Гюли. – На работе?

– Умерла, когда я была маленькой, – погрустнев, отвечает девушка. – Меня с трёх лет воспитывает папа: он учёный-востоковед, с ним всегда очень интересно, но мамы всё равно не хватает...

– О, прости, – смущённо бормочет Кир. – Сочувствую.

– Ничего, – улыбается ему Гюля. Взгромоздив свой рюкзак на кровать, она тянется к телефону. Спустя миг из него начинает доноситься плавная, текучая, как вода в реке, песня – Кир разбирает слова:

Я бы носил серьгу и украл коня, вдоль табора шёл по росе,
Ведь воспитанным быть не модно – как с широкими джинсами-трубами...

– «Дайте танк (!)», моя любимая группа, – с усмешкой объясняет девушка, увидев удивление на лице Кира. – Пусть пока поиграет.

Она идёт к ноутбуку, на ходу предлагая:

– Может, пока выберем фильм? Я очень люблю ужасы, а ты как на это смотришь?

Киру не хочется говорить, что ужасы он почти не смотрит – что тягу к этому жанру у него ещё в детстве отбил случайно увиденный фильм с Фредди Крюгером, после которого он ещё долго не спал по ночам, прислушиваясь, не крадётся ли к нему по кровати страшная перчатка с когтями-лезвиями. Он не хочет, чтобы Гюля узнала, как сильно его в семь лет напугал эпизод из одного отечественного сериала про полицейских и бандитов – плод больной фантазии сценариста, где подозреваемый в убийстве, обмазавшись какой-то мазью, отрастил себе чудовищную волчью голову с огромными клыками и загрыз нескольких оперативников, прежде чем его застрелили.

Вместо этого он отвечает:

– Я не против. Смотрела фильм про Суини Тодда?


∗ ∗ ∗


– Ого, у тебя здесь целая библиотека! – восхищённо произносит Гюля, проводя длинным пальцем по корешкам книг.

Шкаф дома у Кира, в его комнате, доверху заставлен книжками: кого здесь только нет – Толкин, Роулинг, Льюис, Лем, Желязны, Брэдбери, Шекли, Стругацкие, Булычёв... Эти авторы с самого детства были едва ли не единственными его друзьями и утешением после тяжёлых школьных будней, наполненных унижениями и обидными шутками: лет до двенадцати Кир любил регулярно и подолгу фантазировать, представляя себя очередным отважным героем из какой-нибудь книжки – Арагорном, побивающим полчища орков, или капитаном Бураном, сражающимся с космическими пиратами. Тогда же он и придумал называть себя Киром: в отличие от опостылевшего «Кирилл», это имя навевало мысли о чём-то мужественном, древнем и героическом.

– Я в детстве тоже просто обожала читать, – говорит тем временем Гюля, вынимая из шкафа книги, одну за другой, и рассматривая их. – Особенно любила сказки. Меня к ним приучил дедушка Абдул: он знал очень много сказок, мог рассказывать их часами – не таких, как русские, а... других. До сих пор помню его сказки про дивов – это рогатые зубастые великаны-людоеды ростом с гору, очень сильные, но такие глупые, что их может обмануть даже ребёнок, и про пэри́ – они вроде фей: такие прекрасные девушки-волшебницы с птичьими крыльями. Ещё помню, как мне было страшно от сказок про хортда́нов – это живые мертвецы, которые, как вампиры, по ночам выходят из могил и нападают на людей. Больше, чем они, меня пугал только аждаха́.

– Аждаха? – незнакомое восточное слово вертится у Кира на языке, словно царапая.

– Да, он вроде злого духа или чёрта, а выглядит как дракон или огромная змея, – кивает Гюля, садясь на диван рядом с ним: она листает томик Булычёва. – Папа рассказывал, что его прообраз у древних тюрок, предков азербайджанцев, мог быть как-то связан с водой, облаками и всем таким, поэтому в сказках аждаха часто живёт в воде или забирает её у людей и не отдаёт. А дедушка говорил, что аждахой может стать очень плохой человек, который запятнал себя каким-нибудь большим злом. Я читала, что самым первым аждахой был один злой персидский царь, которого Ибли́с – ну то есть дьявол – поцеловал в оба плеча, как бы в благодарность за его большие злодейства, и от этих поцелуев у царя из плеч выросли змеи. Эти змеи постоянно требовали человечины, поэтому к царю каждый день приводили на съедение его подданных, юношей и девушек. А потом народ его страны поднял восстание – и ему пришёл конец.

– А почему он тебя так пугал? – задумавшись, спрашивает Кир.

Гюля пожимает плечами:

– Я уже и не помню. Наверное, после того, как дедушка один раз сказал, что аждаху на самом деле нельзя убить ничем на свете: храбрые воины в сказках его бьют и бьют, а он всё равно потом возрождается лет через сто или двести. Поэтому все сказочные аждахи – это на самом деле один и тот же: великий, бессмертный и неубиваемый.

Последнее слово девушка произносит басом, корча страшную гримасу, и заливается смехом.


∗ ∗ ∗


Сегодня у девятых классов опять сведённый урок.

Гюля, зайдя в кабинет, приветствует Кира широкой улыбкой. Внутри него что-то радостно ёкает, когда девушка подходит к парте, за которой он сидит один, и ставит на стул рядом с ним свой рюкзак с большой наклейкой в виде пацифика[2].

Уже прозвенел звонок, но историчка в этот раз опаздывает.

– Придёшь сегодня ко мне на фильм? – тихо спрашивает Гюля, но их разговор вдруг прерывает гундосый голос с задней парты:

– Зырьте, пацаны, у нашего четырёхглазика появилась подружка!

Гюля, услышав это, закатывает глаза и сжимает руку Кира под партой.

– Не обращай внимания, – одними губами произносит она.

Славик тем временем не унимается:

– Кирилл, а правда, что вы ходите друг к другу как к себе домой? А ещё, говорят, вас недавно видели вместе на Невском...

Некоторые дети неуверенно смеются. Гюля, повернув голову, вполголоса отвечает:

– И что? Он хороший друг и замечательный человек, в отличие от тебя.

Славик, залихватски присвистнув, снова обращается к Киру:

– А мамочка знает, что у её Кирюши уже был секс? Слышь, ботан, а как она сосёт?

В этот раз смех раздаётся только со стороны нескольких дружков Славика с задних парт и Лили Яковлевой, самой большой его поклонницы. Кир, побелев, порывается встать, но Гюля, вся пунцовая, крепко держит его за руку.

– Не надо, – умоляюще шепчет девушка.

В наступившей тишине становится слышно, как Славик, поднявшись со своего места, вразвалочку идёт к ним. Кир различает на его чёрном свитере уродливый знак, похожий на большого паука: в памяти всплывает непрошеное слово – коловрат[3].

Подойдя к их парте, Славик наклоняется над ними – длинный, нескладный.

– Отвали, – повернувшись, зло говорит Гюля.

Но Славик, игнорируя её, снова заговаривает к Киру – шёпотом, который, однако, слышно на весь кабинет:

– Ты ведь умный, начитанный мальчик: ты должен знать, что секс с такими, как она, очень опасен. От хачей можно подхватить много чего – обезьянью оспу, например...

Кир не выдерживает: Гюля не успевает среагировать, как он, вырвав руку из её ладони, резко встаёт со своего сиденья – а спустя мгновение Славик, не удержавший равновесие, с грохотом падает навзничь, опрокинув стул за соседней пустой партой.

– Ты чё, охренел, очкастый? – цедит он, поднимаясь на ноги, а из его разбитого носа бежит кровь. Кир выходит из-за своей парты, Славик хватает его за грудки – и вот они уже катятся по полу, а кабинет заполняется галдежом.

Славик, который намного больше и сильнее, быстро оказывается сверху. Подбежавшая к дерущимся парням Гюля изо всех сил дубасит его по спине и пытается стянуть с Кира, а на помощь к Славику приходят его дружки с задних парт. Как вдруг они слышат пронзительный крик Лили Яковлевой:

– Ираида Семёновна, а Кирилл Соколов напал на Славу!

– Это что такое?! Ну-ка быстро по своим местам, а то сейчас все отправитесь к директору, – властный голос исторички прекращает драку.

У Кира выбит зуб и сломана оправа очков, а под глазом наливается фингал: Гюля тут же находит у себя в рюкзаке кусочек медицинской ваты, помогая ему убрать кровь. Но когда они возвращаются за свою парту, до Кира сквозь возбуждённый шёпот двух классов доносится речь Славика – его лицо почти полностью залито кровью, что придаёт ему поистине зверский вид:

– Ты у меня ещё отсосёшь, ботан. И ты, и твоя хачиха.


∗ ∗ ∗


– Я хочу тебе кое-что показать, – таинственно шепчет Гюля. – Закрой глаза.

Кир, кивнув, зажмуривается, а когда по команде девушки открывает глаза – удивлённо ахает.

Комната Гюли, посреди которой они оба только что стояли, исчезла. Они находятся на огромном широком лугу: вдалеке, в ночной тьме, чернеет кромка леса, а откуда-то с другой стороны доносится запах речки. А когда Кир поднимает голову – видит прямо над собой небо, усеянное сотнями пронзительно ярких, немигающих звёзд: таких чётких и ясно различимых, какие подросток до этого встречал только на картинках энциклопедий и в образовательных передачах. У Кира начинает кружиться голова: на мгновение ему кажется, будто он летит вперёд – навстречу древнему вечному Млечному Пути.

– Ну как тебе? – доносится до него голос Гюли откуда-то снизу. Девушка смотрит на него с улыбкой: она уже успела сесть прямо на зелёную мягкую траву луга, вытянув вперёд свои ноги в розовых тапочках.

– Как ты это сделала?! – изумлённо спрашивает Кир, садясь на траву рядом с ней. Он чувствует медовый запах луга, а полное звёзд небо тем временем расстилается над подростками, словно огромное полотно, вытканное искуснейшей из мастериц.

– Вообразила, – звонко смеётся Гюля. – На самом деле я не знаю, как и почему это работает, но мне достаточно что-то представить и очень сильно захотеть это увидеть, чтобы сделать его реальным – на какое-то время. Правда, тут надо быть осторожной, потому что один раз я вообразила себе Индию, с джунглями, и еле спаслась от тигра: вовремя поняла, что надо просто перестать всё это представлять, а это иногда бывает непросто. Так умела ещё моя мама, а до неё – бабушка: дедушка шутил, что взял в жёны пэри.

– А если в твою комнату сейчас зайдёт папа, то...?

– Увидит то же самое, что и мы: не беспокойся, он знает. Правда, он никогда не просил меня создать таким образом деньги или что-то такое, потому что всё, что я воображаю, потом исчезает через пару недель – максимум через месяц. А он очень честный человек и не хочет проблем с законом, – усмехается девушка. – Поэтому я никогда не пыталась вообразить себе друга или подругу: зачем, если через месяц их всё равно уже не будет? Ты мой первый настоящий друг за три года.

Немного помолчав, она добавляет:

– А ещё у меня не получается воображать, когда я подавлена, не в настроении, когда меня кто-то обидел. Но с тобой мне хорошо. Очень хорошо.


∗ ∗ ∗


Тренажёрный зал, в который ходит Кир, находится в подвале старой хрущёвки недалеко от его школы. Им заведует дядя Женя, старый друг его мамы, который всегда впускает Кира бесплатно: большой зал в центре города, в который ходят Славик и Лиля, точно бы пришёлся их семье не по карману.

В этот раз Кир не сразу замечает, что все упражнения даются ему на удивление легко. На беговой дорожке он пробегал пять минут и почти не устал, тогда как раньше выдыхался за минуту, а когда пришёл черёд силовых упражнений – смог с лёгкостью поднять пятнадцатикилограммовую штангу, хотя раньше едва-едва управлялся с пятью килограммами. Весь зал удивлённо смотрит на Кира после того, как он простоял в планке пять минут: в свою прошлую попытку парень не продержался и минуты.

Когда после зала Кир заходит к Гюле и рассказывает ей о своих невиданных успехах, её глаза округляются:

– Надо же, а я думала, это так быстро не подействует...

И, увидев замешательство на его лице, девушка спешит объяснить:

– Я это вообразила, потому что просто хотела, чтобы тебе стало легче управляться со Славиком, чтобы он тебя меньше донимал... Ты же не обиделся?

– Нет-нет, всё хорошо, – тут же уверяет Кир.

– Надо и мне начать ходить в зал, – Гюля подходит к большому настенному зеркалу и придирчиво оглядывает себя со всех сторон: она одета в цветастое платье, облегающее её точёную фигуру, и Кир невольно засматривается. – Запишусь в тот же, что и ты. У меня вроде бы даже лежала где-то спортивная одежда.

Она пытается передвинуть тяжёлую сумку, заслоняющую дверцу шкафа с одеждой, но, не сдвинув её ни на сантиметр, оставляет попытки и хохочет сама над собой. Кир тут же ей помогает, справившись с сумкой в одиночку.

– В Баку я ходила только в танцевальный кружок, – насмеявшись, говорит Гюля. – До сих пор помню почти все движения. Могу и тебя научить, хочешь?

Получив согласие, девушка аккуратно берёт Кира за правую руку, а его левую руку кладёт себе на спину.

Они начинают медленно кружиться по залитой солнцем комнате. Кир слушает наставления партнёрши и ощущает тепло её тела, а из телефона Гюли, с кровати, до них доносится:

Мы сказочно богаты, сказочно богаты,
Сказочно богаты – ты и я.
Эй, подожди, куда ты? Подожди, куда ты?
Подожди, куда ты, молодость моя?


∗ ∗ ∗


Поздно вечером, когда уже темнеет, Кир вместе с Гюлёй сидит на её кровати: подростки смотрят фильм по ноутбуку. Как вдруг монитор гаснет – и комната погружается в почти полный мрак, разбавляемый лишь кромкой тёмно-синего вечернего неба за окном.

– Странно: вай-фай есть. Значит, свет не выключали... – смотрит Гюля в экран телефона, но Кир толкает её, кивая на подоконник над столом.

Там, на подоконнике, сидит нечто неразличимо чёрное, заслоняющее собой чуть ли не всё окно. Кир силится разглядеть его, но эфемерное нечто будто плывёт у него перед глазами, не складываясь в чёткие очертания, – и подросток едва не подпрыгивает от неожиданности, когда чёрная фигура вдруг раскрывает огромные ярко-зелёные глаза с вертикальными зрачками.

– Это что? У тебя же нет кота?.. – спрашивает Кир, придав своему голосу невозмутимости, хотя внутрь заползает липкий холод: коты не бывают такими большими.

Гюля, которая так и сидит, скрестив по-турецки ноги, тоже смотрит на окно – и, глядя на неё при свете телефона, Кир не замечает на её лице ни тени страха: лишь недоумение. А потом девушка, к большому его удивлению, тихо смеётся и говорит:

– Надо же, увязался за мной от самого Баку...

И, хлопнув в ладоши, она звонко кричит:

– А ну, пошёл прочь!

Тёмное нечто на подоконнике тут же исчезает, а монитор ноутбука снова загорается.

– Так кто это был? – спрашивает Кир: предательский холод ещё не совсем ушёл из его лёгких.

– Всего лишь дамдабаджá. Домашний джинн[4], вроде русского домового, – объясняет Гюля, ободряюще сжав его руку. – Когда я была маленькой, я видела много всяких... пугающих существ, и люди рядом со мной – тоже. Точно такое же было и у моей мамы, и у бабушки Фатимы: бабушка говорила, что это нормально, что мы для них – как маяки для кораблей. А потом я научилась не бояться их и бороться – наверное, после того, как прочитала «Оно» Кинга. Научилась воображать, что их на самом деле нет или что они не страшные, а очень смешные: и вот так они от меня почти совсем отстали. Этот был первым за полтора года. Так, ну что, продолжим?

Она встаёт с кровати и наклоняется над ноутбуком:

– Нас остановили на тридцать девятой минуте, да? Ой, давай только не эту сцену: я сейчас покраснею!..

И пока Гюля проматывает сцену фильма, Кир искоса смотрит на подоконник, с которого только что их обоих прожигали изумрудные глаза.


∗ ∗ ∗


– И это всё? – сухо спрашивает Акула.

Гюля в нерешительности застывает у доски. У девятых классов снова сведённый урок: только что девушку вызвали к доске, где она без запинок объяснила решение неравенства, однако математичка, классная руководительница Кира – низкорослая, невероятно тучная, получившая такое нелестное прозвище из-за своего отвратительного характера, – продолжает сверлить Гюлю взглядом, сидя за учительским столом.

Кир, как и многие другие ученики, удивлённо наблюдает за этой сценой: его подруга рассказала действительно всё, что было нужно.

– А как решить это неравенство методом интервалов? – наконец, после долгой паузы, спрашивает Акула.

На лице Гюли проступает замешательство: это они ещё не проходили.

– Не можешь ответить? – на жабьем лице математички проступает странное удовлетворение.

Кир, кашлянув, заговаривает:

– Валентина Ивановна, мы ведь это с вами ещё не разбирали. Но если хотите, я могу объяснить: сначала надо найти область определения...

– Соколов, я спрашиваю не тебя, – холодно перебивает его Акула. – Что ж, Гасанова, я всё же сделаю для тебя огромную поблажку и поставлю три. Как я и думала, ты вряд ли добьёшься каких-либо успехов в моём предмете: такие, как ты и твой отец, не понимают, что вам следовало бы сидеть у себя дома, что так будет лучше для всех...

– Валентина Ивановна!.. – задыхается от возмущения Кир. Гюля бросает на друга умоляющий взгляд, а Акула, повернувшись к нему, шёлковым голосом говорит:

– Соколов, я бы на твоём месте помолчала. Я так и не сделала тебе выговор после драки с Холмогоровым, учитывая твои прошлые успехи и примерное поведение, но будь уверен – если ты и дальше будешь так себя вести, до директора это обязательно дойдёт.

Где-то сзади, на галёрке, гогочет Славик.

После уроков Кир остаётся убирать класс. На душе у него тяжело, и ситуацию лишь ухудшает то, что сегодня он не сможет пойти в гости к Гюле: она с отцом идёт к врачу.

Но вдруг он слышит звук чьих-то торопливых шагов по пустому школьному коридору. В небе за окном, сплошь затянутом облаками, выглядывает солнце и заливает своим ласковым светом весь кабинет, а на подоконнике оживает почти совсем засохшая гортензия: в класс заходит Гюля.

Она подходит к оцепеневшему Киру и, глядя ему прямо в лицо, произносит:

– Пожалуйста, Киря, что бы ни случилось, помни: нет силы больше, чем твоя.

И пока Кир чувствует разливающееся по телу тепло от этого нового для него обращения, Гюля привстаёт на носки и крепко целует его в губы. Класс вокруг подростков преображается: они стоят посреди большой зелёной долины, вдалеке в синее бескрайнее небо вздымаются горы, а чуть ниже, у склона, лежит живописная деревенька.

– Это места, где я жила в детстве, – с усмешкой объясняет Гюля. И, понизив голос, застенчиво добавляет:

– Придёшь завтра на пять к Инженерному скверу?


∗ ∗ ∗


В этот раз Кир смог поднять двадцать пять килограммов, а на беговой дорожке продержался целых полчаса. Но когда он после упражнений возвращается в раздевалку – всё его хорошее настроение мигом уходит, уступая место тревоге: на телефоне – пятнадцать пропущенных вызовов. И все от Гюли.

«Что-то случилось», – думает подросток, лихорадочно одеваясь и набирая подругу. Над городом нависает большая чёрная туча, как будто вот-вот должна разразиться гроза; Кир выбегает из подвала, где находится зал, и несётся на окраину города, слушая, как холодный механический голос в телефоне раз за разом проговаривает: «Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети...»

– Алло, мам, я задержусь, ненадолго забегу к Гюле, – кричит Кир, приняв входящий вызов уже на подходе к дому. И застывает.

Квартира Гюли на втором этаже пылает: Кир различает весёлые языки пламени ещё издалека. Возле горящего здания суетятся врачи, пожарные и жители дома, а неподалёку ведут разговор двое полицейских.

– Что здесь случилось?! Это квартира моей подруги: она жива? – кричит подросток, подбегая к полицейским.

Те замолкают, удостоив его лишь безразличным взглядом. Кир хочет ещё что-то сказать, но осекается: он видит, как врачи несут к машине «Скорой» чьё-то тело на носилках, укрытое белой простынёй. Из-под простыни свисает обожжённая докрасна рука с массивным перстнем на указательном пальце – перстнем Рустама Абдуловича.

– В этой квартире находился наркопритон, который не давал покоя жильцам соседних квартир, – внезапно произносит один из полицейских: Кир бросает на него испуганный взгляд. – В итоге соседи пожаловались неравнодушным гражданам, те прибыли на место и разобрались. Будет проведено следствие...

– Разобрались? Это вы называете «разобрались»?! – кричит Кир, показывая на горящую квартиру и распаляясь всё больше. – Я у них бывал уже много раз, там не было никакого притона! А где дочка хозяина квартиры, с ней всё в порядке?

Но полицейский молчит: его каменное и застывшее, словно маска, лицо не выражает абсолютно ничего. Повернувшись к коллеге, он продолжает прерванный разговор.

Тогда Кир бросается к машине «Скорой», но не успевает: те уезжают прямо у него из-под носа. В отчаянии он смотрит вслед уезжающему автомобилю – и вдруг видит, как в грязи перед ним что-то блестит.

Словно завороженный, он поднимает телефон Гюли, который за это время хорошо запомнил: на корпусе телефона наклеено её совместное фото с незнакомым Киру худым долговязым солистом какой-то группы. Но теперь экран телефона разбит, будто его с силой ударили о землю.

Подросток медленно идёт мимо дома, оглядываясь. А потом он, как в тумане, слышит откуда-то издали до боли знакомый голос – гундосый, протяжный, лениво растягивающий слова. И он идёт на звук, чувствуя, что ноги у него теперь словно ватные.

Он замечает их издалека, зайдя в лесополосу у дома. Славик стоит, привалившись к дереву, в окружении троицы своих друзей, которых Кир и Гюля видели, когда впервые шли вместе из школы: все они одеты в чёрные спортивные костюмы – и все, кроме Славика, в чёрных масках-балаклавах, однако Кир без труда их узнаёт. У Славика спущены штаны, он сладострастно постанывает, а перед ним на коленях стоит кто-то, кого он обхватил большими руками за черноволосую кудрявую голову и не отпускает, с силой вдалбливая лицом в свой пах и не позволяя вырваться.

Кир чувствует, как земля у него под ногами покачнулась. Мир вдруг рушится и рассыпается на части, будто паззл в руках неумелого ребёнка. Он не замечает, как прямо над ним от сильного ветра начинает угрожающе раскачиваться клён.

Славик вдруг видит Кира, и на его лице проступает удивление – настолько большое, что он ослабляет хватку, а Гюля наконец вырывается из его рук, стоя на коленях и обезумевше глядя перед собой: изо рта у неё свисает нить слюны, под глазом алеет синяк, лицо блестит от слёз и крови из разбитого носа, а клок волос выдран с корнем. И тут девушка тоже замечает Кира.

– Киря!.. – кричит Гюля, но дальше он её уже не слышит: всё заглушает шум падающей ветви, а потом наступает темнота.

За миг до того, как начинается дождь.


∗ ∗ ∗


Киру снится сон.

Во сне они с Гюлёй идут, крепко держась за руки, по тёмному затхлому подземелью, где под ногами плещет вода, а с потолка то и дело срываются летучие мыши. Кир держит фонарик, освещающий им дорогу во мраке. Но тут они натыкаются на неожиданное препятствие: свет фонарика, мигнув, исчезает в подступившей тьме – как если бы его направили не в темноту подземелья, а в ночное небо, к звёздам, где ему не от чего отражаться.

Кир и Гюля испуганно переглядываются: там, во тьме, находится что-то, что их фонарик почему-то не может осветить, а они не могут разглядеть. Киру становится страшно, и он понимает, что Гюля чувствует то же. Подростки стоят так очень долго, всматриваясь во мрак и силясь там что-нибудь заметить.

И вот, когда Кир уже почти готов поверить, что впереди нет ничего опасного и им ничего не угрожает, из темноты на мгновение появляется ощерившаяся пасть – пасть из его детских кошмаров, более всего похожая на волчью, хотя он видел волков в зоопарке и знает, что клыки у них не растут в несколько рядов и не выпирают изо рта, как у саблезубого тигра. Это происходит всего за секунду: тварь хватает Гюлю и утаскивает её во мрак, поглотивший её последний крик, а Кир остаётся один, чувствуя, как его ладонь всё ещё хранит тепло её тела. Он кричит от ужаса – и вдруг приходит в себя.

– Очнулся, наконец-то... У тебя ничего не болит? – обеспокоенно спрашивает мама, склонившись над ним.

Кир, приподнявшись, оглядывается: он лежит в больничной палате, а за окном шумит дождь.

– Голова болит, а так больше ничего. Что со мной случилось? – потирая затылок, спрашивает он.

– Врачи говорят, сотрясение мозга. Хорошо, что я тебе тогда позвонила: тебя не было и не было, я узнала о пожаре и прибежала к дому, а там откуда-то из леса играет мелодия вызова и ты лежишь под ветками...

– А где Гюля?! – вскинув голову, спрашивает Кир: воспоминания обо всём, что было до падения ветки, вдруг находят на него бурным потоком.

– Ваш Слава Холмогоров вынес её из горящего дома, но она вырвалась и куда-то убежала. Ничего, это просто нервное, её обязательно найдут. Ей сейчас очень тяжело: её папу не спасли...

– Славик?! – подрывается на кровати Кир.

– Лежи, куда ты встаёшь? Тебе прописали постельный режим, – тут же укладывает его обратно мать. И, словно бы в недоверчивости мотая головой, продолжает:

– Да, вот уж не думала, что Слава на такое способен!..


∗ ∗ ∗


– Слава Холмогоров, прошу к доске! – произносит Акула, растягивая в улыбке свой и без того широкий рот.

Славик вразвалочку выходит, а на его лице написано удовлетворение. Кир хмуро смотрит ему вслед.

– Ребята, все мы знаем, что в прошлый четверг Слава спас человеку жизнь, – продолжает классная руководительница. – Он в прямом смысле на руках вынес из пожара Гасанову, ученицу 9-А...

– Неправда! – не выдерживает Кир.

Класс в удивлении смотрит на него – как он, стоя за своей партой напротив Акулы и Славика, прожигает их обоих гневным взглядом.

– Соколов, мы с тобой уже это обсуждали, – холодно произносит математичка. – Сейчас же сядь на своё место, а то я, ей-богу...

– Я видел и знаю, что случилось на самом деле, – кричит Кир. – Славик её изнасиловал!

Последнее слово производит эффект, подобный удару набата: даже ученики, которые до этого не обращали внимания на происходящее, в шоке поворачивают головы к Киру.

– После уроков – сразу же к директору, – наконец, после большой паузы, цедит сквозь зубы Акула. – Отец Славы защищает нашу страну на фронте, а его дядя – меценат, который уже много лет помогает нашей школе, и я не позволю тебе распускать о нём такое ужасающие слухи. Я подумаю над тем, стоит ли тебе и дальше находиться в нашем классе, и сделаю всё для того, чтобы эта девчонка – даже если она вдруг вернётся – больше не училась в нашей школе. Подумать только – у них в квартире находился наркопритон: она не могла не знать!

– Конечно, она знала: отец её наверняка использовал для привлечения клиентов, – с мерзкой ухмылкой вдруг произносит Славик. – А сейчас наверняка торгуется где-нибудь на трассе...

На лицах учеников после после этих его слов проступает ещё большее изумление. Акула, однако, одобрительно улыбается:

– Я бы попросила тебя не делать таких поспешных заявлений. Но если вы хоть немного пообщаетесь с такими людьми, то поймёте, насколько Слава может быть близок к истине...

Всё вокруг будто подёргивается чёрной дымкой – и Кир чувствует, как его что-то с силой толкнуло в грудь, чуть не опрокинув навзничь, будто по классу прокатилась невидимая волна. На его глазах Акула и Славик начинают меняться.

У математички рот растягивается до самых ушей, отчего она становится ещё больше похожа на уродливое земноводное. Изо рта высовывается большой фиолетовый язык, а маленькие глазки увеличиваются в размерах и разъезжаются в разные стороны, на большое расстояние друг от друга.

Славик, стоящий рядом с ней, сверлит Кира своими зелёными глазами, и до того не сразу доходит, что изменилось: зрачки у его врага теперь вертикальные. Он раскрывает рот и показывает свой язык, который теперь стал длинным, тонким и раздвоенным на конце: Кир готов поклясться, что слышит шипение и что кожа на лице у Славика теперь зеленоватого цвета.

Лиля Яковлева, сидящая на первом ряду, которая только что весело хохотала над шуткой Славика, поворачивается к Киру и открывает в смехе рот. Теперь у неё во рту нет ничего: лишь непроницаемая чёрная бездна, уходящая куда-то вглубь, подобная тем, что Кир видел в образовательных передачах про чёрные дыры.

– Соколов, сел на место, – приказывает Акула, но не своим обычным голосом, а рокочущим и басовитым.

После уроков Кира долго бьют: Славик наносит удар за ударом, пока его дружки с задних парт держат подростка за руки и ноги.

– Ты, короче, понял: что бы ты ни сказал – тебе никто не поверит, – напоследок шепчет Славик, приблизив своё лицо к лицу Кира так, что его новый змеиный язык чуть ли не касается лба жертвы. – А если будешь ещё бороться, типа, за правду – то твоим мамке с бабкой не жить. Усёк?

Кир идёт домой по городу – сквозь серый туман, окутывающий здания, сквозь потоки мутной дождевой воды, которыми залит тротуар. В голову приходит странная ассоциация: он будто на тонущем корабле, который ещё пытается плыть, хотя его уже заливает водой. И он действительно чувствует странное покачивание: город качает, как огромный корабль, который вот-вот уйдёт куда-то вниз.

Кир видит, как ему навстречу идёт полицейский – тот самый, которого он встретил у дома Гюли в день пожара, который отказался ему сообщать, где его подруга. И подросток почти не удивляется тому, что у полицейского нет глаз: вместо глаз у него две впадины, полностью обтянутые кожей, что, однако, не мешает ему уверенным шагом идти вперёд.

В затянутом тучами небе свернулось что-то исполинское и чёрное – его огромные кольца заслоняют небосвод. Кир наблюдает за ним краем глаза: ему совсем не хочется разглядывать поближе.

«Вижу ли это только я?» – задаётся вопросом подросток.


∗ ∗ ∗


Поздней ночью Кир лежит в кровати, раз за разом пролистывая переписку с Гюлёй. Он не может остановиться в попытке найти ответ, а его взгляд постоянно возвращается к верхней панели чата, где указано последнее время посещения ею аккаунта: 15:53. В четыре вечера в тот день начался пожар.

И он в изумлении замирает, когда возле имени Гюли загорается зелёный кружок, а внизу появляется единичка – новое сообщение. Торопливо пролистав переписку вниз, он видит:

«Приходи к моему дому. Я буду тебя ждать».

Кир, торопливо одевшись и тихонько открыв окно первого этажа, вылезает наружу. Лунный свет освещает улицу лишь совсем немного – словно где-то там, в небе, свернулось кольцами огромное нечто и заслонило собой Луну.

Дом Гюли встречает его чёрными обуглившимися стенами и пустыми, будто осиротевшими, оконными проёмами – на месте, где раньше находилась квартира его подруги. Киру слишком тяжело смотреть на это: отвернувшись и оглянувшись вокруг, он вдруг замечает вдали, у лесополосы, тоненькую фигурку в белом платье – именно в нём он видел Гюлю в последний раз.

– Гюля? – кричит подросток, бросаясь к ней, но девушка, повернувшись, исчезает в лесополосе. Кир, недоумевая, несётся следом за ней.

Он бегает по леску, казалось бы, целую вечность и не обращает внимания, что по лицу его хлещут ветви деревьев и что ноги уже совсем расцарапаны. И когда он уже почти готов потерять надежду, к нему навстречу вдруг вылетает фигурка в белом платье.

– Киря!.. – радостно кричит Гюля, обняв его своими руками – почему-то очень холодными. Взгляд Кира задерживается на холмике из земли и валежника у неё за спиной, но Гюля мягко уводит его в сторону.

Они идут по лесополосе очень долго, болтая обо всём на свете, – хотя сказанное почему-то тут же выветривается у Кира из памяти, оставляя после себя только ощущение невероятного всеобъемлющего счастья. А вокруг них тем временем вырастает новый мир.

Теперь Кир и Гюля шагают по улице их города, держась за руки, – но они стали старше. Над ними раскинулось синее безбрежное небо, а впереди у них целая счастливая жизнь.

И Кир понимает, что это был всего лишь сон, самое сокровенное видение, когда картинка тает: сквозь деревья пробиваются рассветные лучи – и в свете лучей он замечает, как необычайно бледна Гюля и что на её спине, в районе сердца, алеет маленькая круглая дырочка.

Гюля поворачивается к нему – и подросток видит, как по лицу у неё текут круглые слёзы.

– Знаешь, а я ведь уже решила, что хочу быть с тобой, – запинаясь, произносит девушка. – И в тот вечер я хотела пригласить тебя на прогулку в парк: мы бы ели мороженое и смотрели на лебедей...

И пока Кир в оцепенении переваривает услышанное, ощущая постепенно нарастающую горечь, она торопливо заговаривает:

– Я тебе должна сказать кое-что очень важное – на всякий случай, потому что тебе может угрожать опасность. Только береги себя – пожалуйста, не лезь на рожон, очень тебя прошу: это очень, очень опасно, и я боюсь, что с тобой может случиться что-то ужасное...


∗ ∗ ∗


Придя в школу на следующий день, Кир видит, как Славик болтает со своими дружками с задних парт, – и у него нет сомнений, что именно они обсуждают: Славик засунул кончик языка за щёку и водит им вперёд-назад, на что друзья отвечают взрывом хохота.

На несколько секунд все в шоке замолкают, когда Кир хватает Славика за руку и, сжав его мёртвой хваткой, тащит в туалет.

– Ты чё, вообще офигел, очкастый... – начинает было Славик, но вдруг замирает: на его глазах Кир схватил железную ручку от дверцы туалета и одним усилием вывернул её в противоположную сторону.

– Веди меня к своим друзьям, – чеканит Кир. – К тем, которые были с тобой, когда вы схватили Гюлю. Я хочу видеть их всех.

Они выходят из школы, провожаемые изумлёнными взглядами Лили и друзей Славика, и садятся на трамвай.

Когда они уже сидят в вагоне, Славик вдруг заговаривает:

– Кирилл, ну я же сначала даже не хотел ничего делать этой твоей подружке. Нас всех Паша Череп подбил. И на квартиру напасть тоже было его идеей. А я же наоборот хотел её защитить, говорил: «Пацаны, давайте её отпустим...»

– Не ври, – сухо перебивает Кир. – Я видел, что ты с ней сделал.

– А потом, когда на тебя ветка упала, нам так хреново стало, – продолжает бубнить Славик. – Дождь пошёл, а вместе с дождём пришёл... ну этот... он. И нам сразу стало очень хреново, мы тыщу раз пожалели, что вообще туда пошли...

– Кто – он? – резко спрашивает Кир. – Как он выглядел?

Славик молчит, но после того, как Кир наносит ему пару ударов, истошно орёт:

– Да не могу я сказать – отвечаю, не могу! Он же меня тогда убьёт нах...

Они выходят из трамвая, и Славик ведёт Кира к спальному району рядом с большим пустырём. Кир замечает, как от твари, так и продолжающей висеть в небе, на них падает большая круглая тень – там, где у неё должна находиться голова.

«Приглядывается», – отрешённо понимает подросток.

Школьники доходят до панельной трёхэтажки на окраине спального района. Ни в одном из окон дома не горит свет: по всему видно, что здесь никто не живёт.

– Куда ты меня ведёшь? – напрягается Кир, но Славик, зайдя в подъезд, открывает дверь, ведущую куда-то вниз.

Они спускаются по лестнице, а когда Славик открывает ещё одну дверь – Кир видит большой полуподвал, где стоит стол с выпивкой и пустыми бутылками, шкаф с книгами, тренажёрный зал вместе с другими спортивными принадлежностями и другие предметы, которые у него не получается разглядеть в полутьме. Приглядевшись, Кир понимает, что раньше здесь, видимо, был спортзал.

Там же находятся и друзья Славика: лысый, словно череп, мужчина – весь в наколках, бритоголовый здоровяк и блондин с необычайно холодным взглядом удивлённо сосредотачивают взгляды на Кире.

Пространство вокруг подёргивается уже знакомой ему чёрной дымкой. Кир снова чувствует сильный удар в грудь – но на этот раз удерживает равновесие, лишь немного покачнувшись.

Подросток чувствует скрип позади: тяжёлая дверь полуподвала закрылась сама по себе, преградив ему путь к выходу. Он нащупывает в кармане коробок спичек, но, оценив ситуацию, качает головой: теперь они бесполезны.

– Пацаны, встречайте: у нас гость, – произносит Славик: в его речи теперь слышится оттенок змеиного шипения.

Прямо на глазах Кира тело Славика начинает удлиняться: и без того тощий, он вдруг становится слишком худым для человека. Его продолговатое лицо втягивается в плечи и срастается с туловищем, а кожа вместе с одеждой приобретает ярко-зелёный цвет.

Перед Киром на полу извивается огромная змея, тело которой, однако, не кончается округлой змеиной головой, а представляет собой подобие вытянувшегося лица Славика, застывшего в каком-то жутком экстазе. Змея вдруг поднимается и прыгает на него, но Кир тут же хватает её за шею и что есть силы швыряет в дальний угол.

Тем временем из-за стола выходят друзья Славика. Лысого и испещрённого наколками мужчину вдруг начинает трясти, словно в эпилептическом припадке, и Кир видит, что чем сильнее он корчится в судорогах, тем больше от него отлетает странных ошмётков, похожих на клочья пыли, – иссохшейся плоти.

Перед Киром стоит мертвец, голова которого теперь – самый настоящий череп, обтянутый тонкой, почти невидимой кожей. На месте его прежних наколок синеют следы разложения, а изо рта монстра торчат длинные клыки, как у кабана. Мертвец нападает на Кира, но подросток, схватив его за грудную клетку, бьёт оземь: кости разлетаются по полу, а скелетированная рука отлетает в дальний угол, сжимая и разжимая пальцы, – как будто надеется ещё что-то схватить.

Блондина с холодным взглядом тоже начинает корчить в конвульсиях, и он поворачивается к Киру спиной. Спустя мгновение на его спине чуть ниже шеи появляется большой бугор: он разрастается едва ли не до затылка, а потом лопается – и Кир теперь видит на месте его спины ту самую волчью морду из своих детских кошмаров с непомерно, не по-волчьи длинными клыками.

Чудовище бросается на Кира, но тот хватает его за шею и, с силой дёрнув за один из длинных клыков, вырывает его. А потом загоняет клык монстру в спину – там, где должно находиться его сердце: тот вопит от боли и, жалобно скуля, отползает под стол, а его тело сотрясают судороги.

Тем временем бритоголовый верзила вдруг становится ещё выше: он вырастает до самого потолка полуподвала. Его тело начинает покрывать густая шерсть, а во лбу проступают два больших бугра – рога.

Перед Киром теперь возвышается самый настоящий див, протягивающий руку в попытке схватить его. Но Кир, отбежав в сторону, пододвигает прямо к мохнатой руке шкаф: её зажимает между шкафом и стеной.

Кир кое о чём вспоминает: он лезет в свой рюкзак, чтобы найти там мамин тесак для рубки мяса, который на всякий случай взял с собой. Но с удивлением достаёт из рюкзака не тесак, а большой сверкающий обоюдоострый меч.

Он обрушивает лезвие меча на заблокированную руку дива – и комната наполняется диким рёвом, а из раны чудовища брызжёт чёрная кровь. Див становится на колени, словно баюкая свой обрубок.

Искалеченные, избитые твари тем временем вылезают из своих укрытий и все вместе ползут в дальний конец комнаты. Кир не сразу понимает, что они собрались воедино: все четыре чудовища слились в одну мерзкую тёмную студенистую массу, из которой начинают проступать очертания чего-то змеевидного...

Голова аждахи непрестанно меняется, приобретая самые жуткие образы – все, которые когда-либо пугали Кира: обожжённое лицо Фредди, лица его школьных обидчиков, слившееся воедино лицо Славика и трёх его друзей, огромный коловрат, лучики которого шевелятся, как лапки отвратительного членистоногого... Но во всех его обликах проглядывает одно и то же продолговатое чёрное туловище, окутанное дымкой, – неясное, эфемерное, которое исчезает, если слишком надолго задержать на нём взгляд.

И когда голова аждахи приобретает вид оскаленной волчьей морды с неимоверно длинными клыками, – он бросается на Кира, а Кир бежит к нему навстречу с мечом наперевес.

Но не успевает.

Его грудь обжигает острой болью, и наступает темнота.


∗ ∗ ∗


Кир приходит в себя.

Он лежит на холодном полу, а по телу разливается странное ощущение блаженства – грудь почему-то совсем не болит. Прямо над собой он слышит чей-то басовитый голос:

– Я вам говорю, надо его добить, пока не очухался.

– Да какое там очухался? Ты посмотри на него. Он, походу, сдох, – отвечает кто-то сиплый и шепелявый, как будто у говорящего отсутствует по меньшей мере половина зубов. Кир понимает, что это Череп. – Говорил же, надо было ещё тогда в лесу его валить, а вы: «Не расскажет, не расскажет».

– И что с ним теперь делать? – спрашивает третий голос, необычайно высокий, похожий на женский. – Закопаем в лесу, где и девчонку?

– Нет, – после некоторой паузы отвечает Череп. – Нет, его надо сжечь.

Кир чуть-чуть приоткрывает глаза и видит на некотором отдалении четыре тёмные фигуры, а за ними – светлеющий дверной проём: теперь выход из полуподвала открыт. К нему приходит чёткое понимание: сейчас или никогда.

В наступившей тишине становится слышно, как кто-то щёлкнул зажигалкой и как Череп, сплюнув, шепелявит:

– Да не здесь. Ты совсем, что ли, дебил? Вынесем на пустырь и там...

– Сам дебил, – огрызается другой голос: Кир узнаёт Славика. – Ничё, что это мой дядя нас отмазал? Напомнить, каких усилий ему это стоило?

Череп не успевает ответить: Кир, резко поднявшись на ноги, изо всех сил бросается к выходу.

Помещение заполняют удивлённые крики. Кир бежит прямо на Славика, который держит в руках горящую зажигалку, а в глазах его старого врага теперь читается ужас: взвизгнув, тот вдруг падает, роняя зажигалку. Струя пламени бежит по полу, стремительно разрастаясь.

– Потушите огонь, потушите кто-нибудь огонь!.. – вопит Череп, а Славик, ногу которого охватило пламенем, истошно орёт. Кир выбегает из полуподвала, а за его спиной, у выхода, поднимается огненная стена.

Он бежит, слушая, как до него долетают дикие нечленораздельные крики – из подземной комнаты позади него валит чёрный и необыкновенно едкий дым, а в голове у него раз за разом звучат последние слова Гюли:

«На той стороне я узнала ответ. Аждаху может уничтожить навсегда один лишь только огонь».

Кир уже почти не слышит криков, когда видит её вдалеке, на другом конце залитой солнцем улицы. Гюля бежит к нему навстречу – и Кир с удивлением замечает, что она горько рыдает: слёзы потоками катятся у неё по лицу, а белое платье сверху уже совсем мокрое.

– Что ты наделал, – плачет Гюля, наконец добежав до него: она смотрит куда-то вниз, на грудь Кира. – Что ты наделал, я же тебе говорила...

И Кир, опустив голову, наконец понимает: в его груди, подобно большому алому цветку, зияет рваная рана, сквозь которую видно кость.

Теперь до него доходит, почему он не чувствует боли.

Гюля не прекращает рыдать – и Кир, в попытке хоть как-то её успокоить, сжимает её ладонь своей правой рукой, а левую кладёт ей на спину.

И они начинают танцевать.


  1. «Русская община» – националистическая организация, действующая в России с 2020 года. Члены организации провозглашают своей целью «единение русских людей для всех видов помощи друг другу» и защиту русских граждан в России: прославились борьбой с трудовыми мигрантами, облавами на них, рейдами на мечети, доносами на мероприятия, которые, по их мнению, не соответствуют «традиционным ценностям», а также на людей, вызывающих недовольство «общинников» из-за их этнической принадлежности или поведения. По некоторым данным, «Русская община» пользуется покровительством провластных кругов РФ. Резонансным стало нападение «Общины» на квартиру во Всеволожске в мае 2025 года: «общинники» без разрешения вломились в чужую квартиру, где находился хозяин жилища и двое его знакомых. В ходе их вторжения хозяин получил несколько ударов электрошокером, а в квартире начался пожар: уроженец Армении, знакомый хозяина, погиб в огне, а находившаяся с ним девушка, спасаясь от пожара, выпрыгнула из окна и получила тяжкие телесные повреждения.
  2. Пацифик – международный символ мира в виде стилизованной птичьей лапки внутри круга. С 2022 года используется российскими противниками войны в Украине.
  3. Коловрат – восьмилучевая свастика, используемая российскими неонацистами, националистами и неоязычниками.
  4. Несмотря на то, что в западном мире джинны в первую очередь известны как добрые волшебные исполнители желаний, в фольклорных традициях многих восточных народов это понятие синонимично опасным демонам, нечистой силе: так, существуют представления о джиннах-леших, сбивающих с дороги путников, домовых джиннах, джиннах, вселяющихся в людей и доводящих их до безумия, и так далее. В исламе же джинны – вид духов, которые, как и люди, наделены свободой выбора между праведным путём и путём тьмы и, следовательно, могут быть как правоверными мусульманами, так и дьяволопоклонниками: Иблис, мусульманский дьявол, также является именно джинном, а не падшим ангелом.

Текущий рейтинг: 55/100 (На основе 31 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать