(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Грызи
Я никогда не задумывался над тем, какой я был сволочью, пока не очутился на дне этой ямы. Я всегда считал себя человеком добрым и отзывчивым, всегда готовым помочь ближнему, человеком, на которого можно положиться в нелегкую минуту. Иногда, выпив скотча, я отправлялся на поиски самого себя, занимался самоанализом, пытаясь понять, действительно ли я был таким хорошим, как мне казалось. Во время этих размышлений, я всегда приходил к выводу, что ни у одной живой души нет причин меня ненавидеть, не говоря уже о том, чтобы желать мне смерти.
Однако неделю, а, может и две, назад я шел к своей машине после очередного монотонного рабочего дня, слушая свой iPod и стараясь не обращать внимания на коллег. Боковые окна моего нексуса были разбиты вдребезги, но что удивительно, заднее и лобовое стекла остались нетронуты. Я заглянул в машину, чтобы посмотреть, не пострадала ли моя коллекция CD, как вдруг позади меня мелькнула тень. Я почувствовал укол в шею, прямо возле челюсти, и отключился.
До этого я терял сознание только один раз, когда я играл ресивером в школьной футбольной команде. Я наклонился, готовясь к передаче, когда какой-то великан переоценил мой рост и обрушился обеими коленами мне прямо на голову. Одно из них ударило сбоку по моему шлему и не причинило вреда, другое попало в визор, и тут же мне в лицо погрузились около двадцати осколков пластмассы, один из них попал мне в глаз. К счастью, повреждение было несерьезным, но в тот момент меня это не волновало. Неделю спустя, я и мои друзья, набравшись Джонни Уокера, решили разобраться с игроком, который меня ударил. Мы нашли его на автостоянке, он сидел в машине со своей девушкой. Я схватил его за его дурацкие волосы и вытащил наружу через открытое боковое окно. Мы пинали его по лицу и в живот, пока один из нас, самый трезвый, не сказал, что нам не стоит убивать парня, если мы не хотим все вместе оказаться за решеткой. С этим согласились все кроме меня. Я продолжал бить его ногой по колену, пока что-то не хрустнуло, и не раздался душераздирающий крик боли. Этот хруст привел меня в чувство. Только тогда я понял, что чересчур увлекся.
Я очнулся в кромешной темноте, воздух был настолько густой, что мои легкие едва могли его принять. Потом я обнаружил, что не мог сдвинуться с места, меня прижало к земле чем-то мягким, холодным и... покрытым мехом. Воздух был таким тяжелым, потому что мне на легкие давила эта непонятная огромная масса. Я пытался позвать на помощь, но мой голос был слабым, почти неслышным. Тогда я попытался сбросить вес, который на меня давил. Сперва он немного поддался, потом стал тяжелее. Страх обрушился на меня волной. Мне казалось, что меня раздавит. Я двигал руками, считая каждый дюйм, который мне удавалось сдвинуть, своей маленькой победой. Наконец, у меня было достаточно пространства, чтобы развести руками над головой. Я был по-прежнему погребен, но по крайней мере была возможность шевельнуться.
Пока я пытался освободиться, где-то наверху раздались чьи-то шаги. Я застыл и посмотрел наверх. Отдельные лучики света едва пробивались сквозь щели в той куче, под которой я был погребен. Секунду-другую я ничего не слышал, кроме собственных вздохов, а потом что-то стукнуло об металлическую поверхность, один раз, два раза, три, четыре, пять. Затем неподалеку от меня что-то упало на пол. Снова раздались шаги по металлической поверхности, но они вскоре затихли. Я продолжил выскальзывать из под холодной массы, которая держала меня в плену. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мне удалось освободить свое тело до пояса. Груз стал плотнее, угрожая раздавить мои ноги, но освободить их не составило мне труда.
Я ползал в темноте, пытаясь найти упавший рядом со мной предмет. Я молился о том, чтобы он не оказался бомбой или ядовитой змеей. В конце концов я нашел два тяжелых предмета, завернутых в бумагу. Я разорвал бумагу и принялся ощупывать их, чтобы понять, что они собой представляли. Указательным пальцем я наткнулся на какой-то пластиковый кружок на той вещи, что я держал в правой руку. Это была кнопка. Я нажал на нее, и раздался щелчок.
Первым, что я увидел в свете фонаря, были ноги. Десятки ног животных, висевших над маленьким пространством, в котором я находился. Потом я увидел глаза, холодные и безжизненные, они смотрели прямо на меня. Я помню, как я закричал, уронив фонарь, наверное, я обмочился. Раньше я никогда не понимал, почему такое случается с людьми, когда они чем-то напуганы. Наверно, мне просто везло, и я прежде никогда по-настоящему не пугался. Вскоре я понял, что когда страх захватывает тебя в свои объятия, у тебя нет выбора – тело реагирует само.
В панике, я пополз туда, куда укатился фонарик, подобрал его и направил свет туда, где я увидел глаза. Я снова нашел их без труда. Подобравшись поближе, я понял, что они принадлежали давно уже дохлой корове, во лбу у которой зияла дыра, очевидно,оставленная пневматическим пистолетом, какие используют на скотобойне.
Я был погребен под огромной кучей мяса. Здесь были самые разные забитые животные: дикие и домашние. Были маленькие зверьки, сбитые на дороге, такие, как зайцы и опоссумы. Мне только потому удавалось двигаться, что из стен торчали четыре металлические перекладины, соединявшиеся в центре. Над ними лежало еще больще трупов животных. Оттуда потекла какая-то жидкость, попавшая мне в рот. Желудок тут же связало в узел, меня стало тошнить, но, собравшись с духом, я попробовал задуматься о чем-нибудь другом.
Скотобойня... Был ли я на скотобойне? В моем городе местная скотобойня была популярным местом среди подростков, ищущих неприятностей. Помню, как мы с друзьями напились (мы, похоже, всегда напивались) и ночью туда залезли. Гэри, наш второгодник, решил показать себя крутым парнем, взял один из пневматических пистолетов и стал грозиться убить одну из коров. Сперва мы засмеялись, потом сказали, чтобы он прекратил. Мы боялись, что он сделает какую-нибудь глупость, ведь это из-за него мы всегда оказывались в полной жопе. Гэри не знал, что есть какая-то черта, которую нельзя переступать. Да, я сломал ногу тому парню, и тем самым я заступил за черту. Но я, по крайней мере, понимал это, и мне было стыдно. Вроде бы.
Помню, как у него с лица сошла улыбка, и на её месте появилась злоба. Помню, как он подошел к одной из коров в стойле. Помню, как он её вначале погладил, а потом выстрелил прямо в левый глаз.
Я еще помню крики раненой коровы. Я слышал, как они мычат, когда они здоровые, покорные и счастливые, но тут... Для меня, боль раненой коровы была единственным, что в тот момент существовало во всем мире. Она кричала и кричала, пока наконец не затихла.
Хуже всего было то, что когда она закричала, всех остальных коров охватила паника. Вскоре всю ферму охватила настоящая какафония криков. Зажегся свет, как видно какого-то охранника разбудили, оторвав от «работы». Мы бросились бежать, куда глаза глядят. В ту ночь я так и не заснул, меня мучали кошмары, в которых из лужи крови ко мне тянулись руки, еще были белые глаза, пронизанные агонией. Я слышал хор целого стада, которое кричало, умирая от боли. Я чувствовал дикую боль в затылке, как будто туда что-то вонзилось и все глубже и глубже погружалось в мой мозг.
Утром я встал и пошел в школу, делая вид, что все в порядке. Я встретил в коридоре Гэри и избил его до неузнаваемости. Гэри потом перевели в другую школу, а меня на неделю исключили. Об этом случае мы ничего не услышали. Все знали, что случилось, люди шептались об этом в церкви, сплетничали старухи, но, как это бывает в маленьких городах, со временем обо всем забыли. Эта история превратилась в очередной анекдот, который всем быстро надоел. Семь лет спустя, скотобойню закрыли, она стала очередной жертвой экономического кризиса, а также собственного нежелания подстраиваться под новые времена.
Откуда тогда здесь взяться всем этим свежим тушам?
Я поднял второй предмет и посветил фонарем: это был нож. Лезвие было ржавым, рукоятка обмотана клейкой лентой. Такие, кажется, делают по ночам заключенные, напевая свои тюремные песенки. В свертке еще лежал конверт, внутри которого была записка.
Хочешь жить? Тогда копай.
Это был не смертный приговор. Это было испытание. Мне поставили перед выбором: лежать здесь и умереть под грудой мертвых животных или прокопать себе путь на свободу. Я пытался угадать, сколько мне придется копать, чтобы вырваться на свободу, но я оставил эту мысль, решив, что она будет мне только мешать. Я взглянул на голову мертвой коровы, потом на тушу оленя, висевшую с одной из перекладин. Я попытался сдвинуть её, но над нею была еще одна груда, которая могла запросто свалиться мне на голову. Тогда все стало ясно: копай.
Я не мог обойти трупы. Я должен был идти сквозь них.
С первой тушей было легко. Я сделал надрез на животе, вырыл оттуда все дерьмо, наткнулся на кость, сломал её, бум – выбрался через другой бок. Легче не бывает. Только на пятом или шестом трупе я начал волноваться. Мне казалось, что я сделал огромный прогресс, но на самом деле мне удалось проделать дыру, в которой я мог только стоять. Моей целью было дорыться до следующего уровня свободного пространства, если таковое вообще было. Во всяком случае, это казалось разумной целью.
Прошли часы. Я потратил уйму энергии на копание, а мне ведь еще нужно было использовать ноги, чтобы отталкивать в сторону куски мяса и внутренности, чтобы они не застряли, и я не оказался в очередной ловушке. Я решил спуститься вниз и немного поспать, пока силы не восстановятся. Это оказалось труднее, чем я думал. Все мое тело дрожало, холодное и липкое от крови, внутренностей, и Бог знает, чего еще.
В каждом сне, который я видел в ту ночь, я снова оказывался в дыре, но не глубокой, как на скотобойне, а в такой, которая была мне по колено. Но стоило мне сделать шаг, как на меня обрушивалась волна коровьего дерьма, и я снова оказывался погребенным, плача и захлебываясь.
Проснувшись и перестав судорожно ловить ртом воздух, я осмотрел себя, результаты были неблестящими. Каждая мышца моего тела ныла от боли и усталости, я спал полуоперевшись об металлическую балку, так что моя спина была совершенно изнеможденной. Мне понадобилось полчаса на то, чтобы заставить себя двигаться, продолжать рыть, и даже тогда мое тело пыталось предать меня при первой же возможности. Ноги и руки произвольно дергались – признак того, что я замерз и перетрудился. Учитывая, что мне приходилось постоянно находиться в вертикальном положении, все было еще труднее.
Сон приходил и уходил, вместе с ним текли дни. Я работал на автопилоте, невзирая на протесты своего тела. Обезвоживание мне не грозило, потому что я нашел старую ржавую трубу с водой на полу. Когда я протыкал её, я ожидал, что прольется целая река, которая смоет и меня, и кровавое месиво надо мной, что она утопит меня, и я стану еще одним забытым воспоминанием этого дурацкого городишка. Вместо этого мне досталась тоненькая струйка воды с металлическим вкусом, но об ином просить не приходилось.
О еде я много не задумывался. Запах гниющих туш в сочетании с отсутствием сухого места, где можно было бы присесть и отдохнуть, напрочь убивало всякий аппетит. Однако на четвертый или пятый день я ткнул ножом в спину мертвой лошади. Поток теплой крови хлынул из её живота, как вода из дырявой ванны. Меня залило кровью, она попала мне в рот, а через него в желудок. Я думал, меня стошнит, но к моему ужасу, у меня заурчало в животе. Мой желудок словно говорил:
- Не знаю, что это, но я это переварю. Давай еще.
Я оправдывал себя тем, что в поедании сырого мяса нет ничего плохого. Разве пещерные люди не поедали свежую добычу, заботясь только о выживании? Однако тут слово брала моя глупая рациональная сторона, утверждавшая, что огонь не просто так был одним из первых изобретений человека.
И все-таки я немного поел. Немного, но достаточно, чтобы продолжать копать.
На шестой день нож сломался. Я прорывался сквозь грудную клетку мертвой свиньи. Лезвие прошло между двух ребер, вышло через спину, наткнулось на что-то металлическое, застряло, а потом треснуло, когда я попытался его вытащить. Я посмотрел, что от него осталось. Лезвие сломалось почти по самую рукоятку, оставалась только бесполезная ручка, сделанная из резины и обмотанная чем-то, похожим на клейкую ленту. Я попытался достать лезвие, протянул руку, пальцы прошли между ребер и дотянулись до маленькой дырки, которую мне удалось проделать. Я собрался с силами и принался растягивать дыру, раздвигая при этом свиньи ребра. Еще несколько мгновений, и я услышал жидкий рвущийся звук, отвратительный и в то же время прекрасный для моего уха.
Я залез в новую дыру, работая руками и освещая свой путь фонариком. В его свете я увидел измазанный кровью кусок металла с тонкой решеткой. Я просунул голову и начал вращать фонариком, пытаясь найти выход, что-нибудь мягкое, через что я мог бы прорваться. Справа от себя я увидел широкое металлическое кольцо, из которого высовывалась голова свиньи. Дыра была размером с бочку, и это было хорошо. Будь она на один-два фута шире, и меня бы раздавило горой мертвых животных (позже я понял, что все было так задумано, и никакой опасности быть раздавленным не было, это было бы слишком легко).
Отверстие вело на следующую платформу, еще одно место для отдыха. Я пытался пролезть между решеткой и трупами, но мне не хватило места. Я пополз обратно, в проделанный мной туннель и, используя оставшийся огрызок лезвия, принялся копать вправо. Прошли часы. Когда я подумал, что прокопал достаточно, я стал копать вверх. Три часа спустя я добрался до свиньи, которая высовывалась из отверстия. Я осторожно обезглавил её (надрез вокруг шеи и целый час дерганий и раскачивания), прокопал в ней дыру и стал рыть влево. К моему облегчению, мне удалось выбраться на другую сторону решетки. Я осмотрелся и увидел новые балки, на которых висели животные.
Я свалился на решетку и немедленно заснул. Я проснулся только тогда, когда услышал лязг металлической двери надо мной. Кто-то шагал по металлу, потом остановился. Я слабо крикнул, пытаясь объяснить, что у фонарика почти села батарейка, а нож сломался. Я попросил, чтобы меня отпустили. Наверху раздалось какое-то шуршание, словно кто-то рылся в сумке. Через несколько секунд что-то ударилось об металл, четыре раза. В пятый раз мне показалось, что удар произошел где-то поблизости от меня, потом я услышал еще один глухой стук. Пришлось спускаться обратно в мой туннель. На дне я нашел окровавленный кусок бумаги, в который было что-то завернуто. Я развернул бумагу и обнаружил пару батареек, которых мне должно было хватить хотя бы еще на неделю. На бумаге было написано.
Извини, запасных ножей нет. Придется пользоваться ногтями.
Внутри меня кипела ярость, заполняя собой каждую мышцу. Меня всего трясло, и я кричал на того, кто стоял наверху, того, кто держал меня здесь. Это было нечестно, что я мог сделать своими руками, если они еле двигались? Сколько всякой заразы попало мне в раны? Я нисколько не верил, что смогу что-то сделать голыми руками.
Еще через несколько секунд снова раздался стук. Что-то упало к моим ногам – еще одна бумажка, в которую было что-то завернуто. На этот раз это был всего лишь камень. На бумаге было написано:
Тогда грызи.
Я снова услышал шаги, потом открылась и снова захлопнулась огромная дверь с несмазанными петлями. Я снова остался один. Я зарыдал, не в силах даже вытереть слезы. Я посветил фонарем себе на руки и ужаснулся. Они были покрыты порезами и мозолями, ногти были искривлены и почти сломаны. В голове шумело, я не прекращал слышать звуки бьющихся об металл предметов. Пять ударов, пять этажей, на которые мне надо было вскарабкаться, а я успел преодолеть только один.
Это казалось невозможным. Мне было не добраться до верхнего этажа. Будь у меня нож, это заняло бы недели, а то и месяц. Мог ли я столько продержаться? Что меня ждало наверху? Свобода или психопат с дробовиком в руках? Я был изранен, я устал, мне было страшно.
Но кроме этого я был зол. Меня бесили эти записки, их насмешливый тон, претензии моего похитителя на превосходство. Я ненавидел его, и эта ненависть придавала мне силы. Я залез обратно в туннель и принялся карабкаться. Чтоб ты сдох, шептал я. Чтоб ты сдох.
Я залез обратно на металлическую платформу. Посмотрел на кучу трупов, потом поднял руки. Мои ногти стали длиннее, острее, местами изогнулись. Почти когти.
Тогда дери.
Я потрогал пальцы губами, потом зубами, попробовал липкую кровь на руках. Рот сразу стал влажным. Я смотрел вперед и подумал:
- Мне нравится этот вкус.
Теперь грызи.
Я нагнулся и вонзил свои когти в шкуру гниющей коровы, руки погрузились в нее, как в глину. Когда пальцы устали копать, я растянул дыру пошире, сунул туда голову и стал грызть.
Я решил очистить её бедро или другую длинную кость от мяса, разломать пополам и копать. Мне помогло то, что я перестал задумываться о времени, только о продвижении. Я доберусь до второго этажа, потом до третьего. Меня интересовало только одно: моя цель. Я был все ближе и ближе к вершине. В конце концов я перестал использовать инструменты и принялся драть, рвать и грызть все на своем пути.
Я уже не помню, когда я добрался до первого человеческого трупа.
Помню, что что-то вдруг изменилось. Трупы вдруг стали свежее, их стало труднее прогрызть. До меня это не дошло, пока я не сломал себе зуб. Внезапная новая боль (к старой боли я успел привыкнуть) вернула меня в реальность, всего на секунду, которой было достаточно, чтобы понять, что я делал. У меня было два варианта: забыть об этом и продолжать или сдаться и умереть. Я рассмотрел лицо человека, чье туловище я разгрыз на куски. Он оказался незнакомцем, и я больше не задумывался.
Еще не раз я слышал наверху человеческие шаги. Он сбрасывал мне свежие батарейки, но записок больше не было. Все, что нужно было сказать, было уже сказано. Я научился ловить эти маленькие посылки, прежде чем они падали вниз, используя свою грязную и рваную рубашку. Если бы я пропустил хоть одну батарейку, я бы не стал лазить вверх и вниз. Я бы просто экономил энергию, пока мне не сбросили новую батарейку. Свет мне все равно был не нужен – все и так было ясно.
Время от времени я приходил в сознание и замечал странные вещи: рыжеволосая женщина с убого приведенным макияжем, молодой человек с татуировкой в виде огненного черепа на бицепсе, еще один человек, чья грудь была разрезана и зашита. У кого-то была бирка на пальце ноги. Откуда он их брал? Из морга? Какая разница!
Боль обжигала руки и рот. Сперва я чувствовал тепло, потом оно становилось слишком сильным. Потом жара перерастала в острую колющую боль, посылая в мой мозг электрические разряды. Я использовал эту боль, чтобы сосредоточиться на своей цели, а также, чтобы сохранять контроль над собой. Я чувствовал, как распадалась моя личность, переваривая меня в самую чистую и примитивную форму. Когда новая боль проходила, я снова переключался на автопилот и врезался в мясо и кости, как алчный голодный волк.
Вы, может быть, спросите, глотал ли я что-нибудь. Мой ответ – у меня просто не было выбора. Вес, гравитация, мое постоянное движение. К тому же, я практически ни о чем не задумывался, мной целиком и полностью владел инстинкт.
В моем воображении часто возникал один и тот же образ: мои руки, сжимавшие горло того, кто это сделал. Он постоянно менял лица, в зависимости от того, кого я в данный момент считал виновным. Я представлял себе, как вцеплюсь ему в глотку и буду смотреть, как покраснеет его лицо, как выпучаться его глаза. Этим я бы не ограничился
Я добрался до четвертой платформы, потом до пятой. Я был почти у цели. Еще пятнадцать или десять футов, и я свободен. Я полз под телами, свисавших с перекладин, некоторые из них прогнили настолько, что с них падала плоть. Я понял, что я мог съесть много таких кусков мяса, но мои вкусовые окончания уже ничего не чувствовали, так же, как и я.
Я облокотился о стену в дальнем конце платформы, от холодного металла по спине поползли мурашки. Я посмотрел на нее и увидел, что в ней можно было увидеть отражение, если очистить от грязи и дерьма, которые накопились здесь за годы. Впервые за все это время я посмотрел на себя и заплакал.
Боль в моем лице и в пальцах... я никогда не задумывался над тем, что её вызывало. Но теперь... теперь я видел, какой я причинил себе вред. Жжение, боль – вот, что чувствовало мое лицо, которое я стирал начисто. Несмотря на влажность, постоянное трение содрало кожу на моем лице аж до кости. Я только и видел, что мрачную улыбку скелета, окруженную кольцом плоти, голого розового мяса. Ноздрей у меня не было, их тоже стерло давлением.
Я посмотрел на пальцы, их кончики были стерты до костей. Большинство зубов к тому времени были сломаны. Сломаны или стерты от постоянного жевания. Те, что остались, были подпилены и изогнуты.
Я прикоснулся к своему лицу, ожидая почувствовать боль. Я ничего не ощущал, только слабое пощелкивание у меня в голове – эхо от того, что кость коснулась кости. Я снова посветил себе на руки. На правом большем пальце еще оставалась плоть, и я коснулся им своего лба. Холод. В яме было холодно, а мой череп не был ничем прикрыт. Конечно, он был холодным.
Я утер слезы. Я должен был сдаться. Найти кость подлиннее и поострее и вонзить её себе в сердце. Это было бы даже приятно. Тихо.
Но вместо этого я нырнул в океан трупов и продолжил свой путь. Тьма рассеивалась, лучиков света становилось все больше и больше. Я был уже близок, как же приятен был этот слабый и редкий свет моим изголодавшимся глазам!
Что же я буду делать потом? Я сяду. Я буду тихо и спокойно ждать, когда он вернется. Тот, из-за кого я здесь оказался. Пусть увидит, что за чудовище он создал, что за чудовище жило во мне все это время. Я скажу ему спасибо за то, что он выпустил его на волю.
А потом я буду грызть. Грызть, пока от одного из нас ничего не останется.
Автор: bunksteve
Текущий рейтинг: 71/100 (На основе 219 мнений)
