(в том числе анонимно криптовалютой) -- адм. toriningen
Фотографии на паспорт
Наверное, вы уже не помните те странные помещения, где делали фото размером «три на четыре». Возможно, если вы младше тридцати, то даже не успели их застать. Никогда бы не подумал, что наиболее страшная история, услышанная за мою жизнь, будет касаться именно этого места.
Две недели назад, мы как обычно пошли компанией на баню. Обычно нас порядка пяти человек, все друзья еще со школы. Темы разговоров избитые, скорее имитация общения, лишь бы покрепче напиться да скорее расползтись по домам. Уровень дружбы примерно такой же. Так что позвать кого-то со стороны, из знакомых, в нашу так сказать «компанию», было вполне обычным делом.
За посиделками мы травили типичные «жили-были» истории. По мере того, как вечер близился к концу, кто-то закономерно засыпал, другие успевали уехать, а та самая крупица стойких «бойцов», что перепила пьяное состояние и вышла на очень странное, трезво-пьяное плато, начинала говорить на всякие интересные темы. Раз в пять лет, бывало, так, что одна из этих тем касалась потустороннего. И вот в компании двоих моих друзей и одного приглашенного мной знакомого, на третьем часу ночи разговор повернул на подобные жуткие темы.
Димон, мой друг еще со школы рассказал про то, что пару раз видел в зеркале заднего вида силуэт, когда перегонял тачки с Литвы. Колян, еще один мой друг, рассказал историю про иголки в двери, поход к ведунье. Мне рассказывать было нечего, но из недр памяти отчетливо всплыла истории Сани, того самого гостя в нашей компании. С ним мы учились в технаре, а последние пару лет видимся почти каждый день, так как наши точки на рынке рядом. Он торгует электроникой, а я бытовой химией. По пятницам пьем пиво компанией, а затем идем париться в баню.
Вспомнилась мне его история. Он в нашем технаре вроде как был фотографом. Вся его семья еще с перестройки занималась фотиками, пленкой и фотографией. Не сказать, что он был душей компании, в технаре мы обменивались дисками с играми, на этом и общались. Конкретно эту историю он мне рассказывал на курилке, на последнем курсе технаря, после летней подработки. Работал он у своего бати, в затхлом помещении возле паспортного стола. Небольшой коридор и лавочки как в актовом зале, в которые можно легко провалиться. В конце коридора касса «джековская» в соседстве с небольшим магазином канцелярии, возле которого и была его работа.
«Экспресс - фото». Обычные фотки «3х4», одни можно было забрать на следующий день за 5 гривен, и за 15 гривен «экспресс», которые Саня быстро обрабатывал в Фотошопе и выдавал уже через пол часа. Сидел он там пять дней в неделю, с девяти до шести, и в основном делал фотки на паспорт. Были там, конечно, всякие диковины для нашего относительного небольшого города, вроде принтов на кружках и печати на футболках, но именно фотографии на паспорт заставили уволиться моего знакомого.
Был то год 2008, и может где-то уже было посовременней, но конкретно в их фотосалоне, в центре комнаты стояла тренога, на которой был закреплен здоровенный «Canon», от которого длинный провод шел прямиком на комп. Напротив фотоаппарата стояла небольшая табуретка, за которой был белый фон. Заходишь, вешаешь шмотки на вешалку, смотришься в зеркало, прихорашиваешься, садишься. Далее, уже Саня начинал говорить сидящему перед камерой человеку как ему смотреть и куда наклонять голову. Хоть камера и была по меркам 2008 года довольно крутой, все огрехи техники того времени в ней всё равно присутствовали. Может из-за неопытности Сани в то время, может из-за ограниченности техники, мини покачивание головой, и всё - фото размазано. Пусть и делал он за раз несколько десятков, порой и они были запороты. Вот бывало и приходилось ловить кадр в течении минуты. Тут Саня и увидел то, что привело его в ужас.
Пришла к нему женщина лет пятидесяти. Самая обычная женщина, никаких выразительных черт или странных деталей во внешности. Как обычно, «вот 15 гривен, экспресс - фото пожалуйста», ну и Саня – «конечно, вот проходите, тут одежду вешайте, вот зеркало, присаживайтесь». Женщина присела на табуретку, Саня сказал ей приподнять подбородок, показал, как приосаниться и стал за фотоаппарат. Пытается навести камеру, но она никак не фокусируется, долго в течении минуты, а женщина с каждой секундой ведет себя все беспокойнее. Начинает через раз спрашивать: «Долго еще?!», крутить головой, кашлять, громко, утробно. Саня тогда подумал, мол спешит, наверное. А как камера сфокусировалась, посмотрел на экранчик фотоаппарата и замер от страха. Увидел её лицо, перекошенное, с слегка приподнятой верхней губой. Женщина пытался сдержать оскал, её лицо подрагивало, а тело периодически прошибали конвульсии, которые она усиленно пыталась подавить. Сане стало очень не по себе. Единственное что он мог делать, это просто наблюдать за ней, смотря в маленький экранчик камеры. Тот его фотик имел стандартный окуляр, который Саня именовал «глазок» и маленький экран, который так же выводил изображение, только более детально. Обычно Саня старался не касаться камеры, даже для того, чтоб сделать снимок у него был специальный провод с кнопкой. Пытался лишний раз не трогать идеально выставленную камеру, но тут он потянулся к ней, стараясь спрятаться за крошечным пространством фотоаппарата. Спрятаться от того, кто хрипел сидя перед ним, и смотрел ему в глаза, прямиком через объектив камеры. Тогда он быстро сделал несколько десятков снимков, вскочил от страха, и попросил зайти через пол часа, а сам места себе не мог найти от нахлынувшего испуга. Стал смотреть фотки, выгруженные на компьютер, а там всё та же женщина, но везде этот оскал. Глаза темные, блестящие. Челюсть, вытянута вперед, нос презрительно сморщенный. Но все выражения, все эти гримасы, будто едва уловимы. Словно женщине удалось себя сдержать от чего-то большего, а то, что увидел Саня, лишь крошечные проблески чего-то еще более страшного.
Саня выбрал четыре наименее жутких фотографии, и напечатал их. На каждой из них все равно присутствовали эти микро-эмоции, при взгляде на которые, становилось не уютно. Он напечатал их, но ни через пол часа, ни через день за ними никто не пришел.
Конечно, он был напуган, и даже просил у родителей увольнения, но на него сразу надавили семейной моралью, так что и дня работы он не пропустил. Себя он убедил в том, что женщина просто сумасшедшая и за пару недель оклемался. А затем похожий случай.
Теперь это был дедок, на котором камера никак не хотела фокусироваться, и по мере того, как долго он находился перед камерой, лицо его начинало корежить. Сначала это была дурная ухмылка, с поджатыми губами. По мере того, как Саня с ужасом вглядывался в его лицо, и осознавал, что видит нечто сравнимое с гримасой той женщины, дедок всё больше выпучивал глаза. Старик ничего не говорил, даже звуков особо не издавал, просто усиленно подавлял в себе что-то. Как и в первый раз Сане было очень страшно, он не пытался сделать хорошо или ловить кадр, только судорожно жал кнопку на шнуре, будто это был спусковой курок.
Как и в первый раз за фотографиями никто не пришел. Они лежали в маленьких зеленых бумажных файлах «Kodak» в его столе. Один поверх другого. Само нахождение с ними в одной комнате вызывало у Сани дискомфорт. Он то и дело клал их на шкаф, что был возле самого входа. Пытался их положить как можно дальше от себя, на уровне психологии сторонился их. Было в них что-то неправильное, чуждое людям. Хоть рога и клыки у тех, кто были на фото отсутствовали, легче от этого Сане не было.
Целый месяц к нему за фотографиями ходили обычные люди, а потом пришла женщина со своей маленькой дочкой. Девочка постоянно ерзала на стуле, мама через раз на неё шикала, постоянно одергивала, поправляла косички. Саня ждал подходящий момент, а потом стал чувствовать что-то не то. Приподнял голову и глянул на мать девочки, а та, словно загипнотизированная стояла сбоку, и смотрела в объектив камеры. С искривленным лицом, и телом, которое перекашивало у Сани на глазах. Вывернутые руки тянулись за спину, а ноги разъезжались в кривом приседе. Голова, повернута вбок словно, прислушивалась к чему-то. Это перекошенное подобие человека смотрело в сторону объектива, хоть она и не была в кадре, а стояла справа от своей дочки. Когда Саня увидел лицо девочки, его большой палец чуть не проломил кнопку для фотографирования на проводе. Откинув голову назад, она, широко распахнув рот смотрела вверх, будто сидя в стоматологическом кресле. Напряженные глаза закатывались.
Как он мне тогда рассказывал, в период, когда это всё происходило, говорил, что обосрался. Не фигурально. Мне казалось, что это лишь классическое обиходное приукрашивание, но после того, что он рассказал на наших посиделках в бане, и после того, что случилось в тот вечер, я всё меньше сомневаюсь в правдивости его слов.
Тот эпизод с девочкой и ее мамой окончательно его добил. Он уволился, вернее ушел с работы. Это был наш последний курс в технаре, тогда он и рассказал мне ту часть истории, что я изложил выше, но была и другая, та, что последовала после. После того как мы разъехались в разные города на учебу. После того как у него не получилось встать на ноги во взрослой жизни, и ему пришлось вернуться к отцу на работу. Спустя три года, в тот же фотосалон с названием «Экспресс - фото».
- Скажу сразу, я верю во всё. В чертей, в призраков, в сглазы, привороты, пиковых дам и гороскопы. Поэтому меня не нужно переубеждать в том, что было, а что нет, - сказал Саня и сделал большой глоток пива. – Просто примите на веру что то, что я вам скажу, существует, и всё, - продолжил он. – Мне самому было бы проще будь это всё выдумкой. Если будет желание в конце могу показать пару фоток, а пока к истории, - сказал он и принялся рассказывать.
Когда Саня вернулся обратно на прежнее место, старые клиенты не заставили себя долго ждать.
Он всё так же смотрел на них через маленький экран камеры, как на их лицах проскакивали едва уловимые жуткие выражения. Как они пырились, скалились, напрягали скулы и выпучивали глаза. Они никогда не проявляли агрессии по отношению к Сане, не кидались на него. Только вели себя очень пугающе. Пугало то, что их невозможно было отнести к какой-то определенной возрастной группе или социальному классу. Странно вели себя, как молодые девушки, так и глубокие старики. В каждой возрастной группе находился человек, который иногда явно, порой чуть менее очевидно выдавал себя какой-то страшной чертой. Судорогой на лице, оскалом, выдвинутой челюстью, скулой что сползла, вывернутой губой, закатившимся глазом. Всё это проходило порой очевидно, чаще довольно мимолетно, но всегда соблюдало одну закономерность. Чем дольше они находились перед объективом камеры, тем сильнее их начинало крутить. Несколько десятков секунд перед объективом ничего не давали, но стоило им задержать прямой взгляд на камеру чуть ближе к минуте, как с ними начинали твориться странные вещи. Они, будто начинали осознавать себя, не люди, а то, что было внутри них. Что-то пробуждалось, и словно вспоминало себя. Не знаю, как это работает, но они будто видели себя через камеру. Одним это нравилось, и они не спешно позировали, хоть на деле это довольно жуткое зрелище, другие, наоборот, начинали сатанеть. Их выворачивало, ломало и всё это сопровождалось страшными утробными звуками. Но итог у всего был одинаковый – что-то чуждое осознавало себя. Саня слишком поздно начал понимать, что может скрываться за всем этим. Он только наблюдал, с каждым разом почему-то более спокойно. Ему хотелось посмотреть, что будет, если продержать «их» перед камерой не минуту, а чуть больше.
Первый его «эксперимент» получился удачным, если к подобному вообще можно применить данное слово. Кожа на лице женщины побелела так, что Сане показалось она вот-вот потеряет сознание. Губы закатились, от чего лицо приобрело трупные очертания. Саня сфотографировал её. Как и всегда за фотографиями потом никто не пришел.
Во второй раз он решил провернуть подобное на толстом мужике. Он держал его перед объективом порядка двух минут. За это время лицо мужчины превратилось в дебильную рожу, с разведенными в сторону глазами, и напряженным поверх бровями. Голова тянулась вниз, скулы застыли в неуверенной прелюдии к улыбке. А потом он стал задыхаться и хохотать. Повалился на пол, бился в припадке. Его огромное тело с поджатыми к груди руками подобно здоровенной рыбине прыгало на полу. Саня вызвал скорую и боясь дотрагиваться до мужика стоял над ним. Мужик той же гримасой смотрел уже непосредственно в Санино лицо, и выпрямлял маленький пухлый палец в его сторону. Будто говоря ему «Это ты!ТЫ! ТЫ!!!». Бессильно, безжизненно. Так могла указать на него настенная плесень, или поток грязи, принесенный ливнем.
Этот случай должен был отвадить Саня от чего-то подобного. Приезд скорой, тот палец, указывающий на него. Возможно, наблюдая подобное Саня начал терять связь с реальностью, других объяснений у меня, увы, нет. Но он продолжил свои «эксперименты». Он держал «их» перед объективом, с каждым разом всё дольше. А они безвольно сидели, с перекошенными лицами, пока он наконец не делал снимок. В своих опытах он дошел до пяти минут, а потом случилось то, что на фоне всей той жести что с ним была до этого, напугало его.
На распечатанных фотографиях тех, кто пробыл перед объективом камеры больше пяти минут, была пустота. Четыре квадратика пустоты. Саня озвучил свои мысли на этот счет.
— Вот вы знаете, что для демона самое страшное? Его имя. Это настолько избитое клише, что порой, встретив подобную сцену в кино, начинаешь непроизвольно улыбаться. «Назови свое имя! ИМЯ!», - немного повысил голос Саня. – А я понял другое, что для демона или какой-то сраной нечисти, нет ничего страшнее факта что ее фотографируют. Запечатлеют в нашей реальности. Этот глюк или баг, наверное, единственное что её выдает. Вы же наверняка видели, как всякие быдланы только наведи на них камеру, тут же кричат: «НЕ СНИМАЙ! УБЕРИ КАМЕРУ!», при том, что такое явление как съемка человека на видео, в контексте человечества, капец какое молодое. Мы бы просто не успели выработать видовую неприязнь съемки, довести её до области условного рефлекса. А значит тут нечто другое. И, быть может, некоторые из вас замечали, как одни на камеру реагируют довольно обычно, а у других сразу лицо начинает перекашивать в дурной ухмылке. Нет, конечно, не в тех рожах что доводилось видеть мне, но тем не менее. Вот поэтому мне и начало казаться что я видел каких-то демонов. Или демоны видели сами себя. Знаете, как два зеркала поставить друг напротив друга. Их начинало глючить, и они впадали в ступор. Это всё объясняет. Но те пустые фотографии, я объяснить как не пытался, к сожалению, так и не смог.
- Всё понятно, - включился до того почти дремавший Димон. От его резкого возгласа, голову приподнял уже откровенно храпевший на диване Колян. – Ты там их фоткал, но всё что у тебя осталось это одни пустые фотографии. Молодец! – Димон с довольным смешком прикрикнул, и закурил.
- Не совсем, - сказал Саня, и перешел к заключительной части своего рассказа.
После того как на последних фотографиях исчезли «люди». Его не покидало странное чувство, будто в их рожах, в этих перекошенных лицах было что-то важное, что он упускал. У него еще была определенная коллекция фотографий, на которых те, кого он выдерживал перед объективом находились меньше пяти минут. Каждый день он подолгу разглядывал их, всматривался в лица, снова и снова. Пытался увидеть что-то, что бы помогло ему разгадать причину этих лиц. Связать всё это воедино. Его пугало то, что не было единой закономерности. Все лица были ровно насколько ужасные, настолько и разные. Неповторимые и страшные. Прокручивая раз за разом сотню лиц, он периодически стал ловить себя на мысли, что то язык в его рте как-то странно повернется, то нос сморщится. Шутки ради он мог крутить колесико мышки, крючковатым пальцем, подражая увиденному на одной из фото. Через раз ловил себя на мысли, что стоит ему чуть больше минуты всмотреться в какое-то лицо, как он уже сидит, выпучив губу на манер того, кто был на фото. Чем больше он смотрел на эти фотографии, тем сильнее подражал им. Пытался повторить эти жуткие рожи, садился перед зеркалом, и долго кривлялся, пока нечто похожее не выражало его лицо. Так проходили недели, пока он не осознал, что ему это нравится. Не проходило и дня чтоб он не стоял перед зеркалом с жутким выражением лица.
Рассказывая всё это, Саня не делал лирических отступлений про то, что у него тогда могла поехать крыша, он говорил это на полном серьезе. Не шутя в промежутках, даже не пытаясь это сводить в сторону шутки. Чем больше он углублялся в детали, тем сильнее мне становилось не по себе. Даже периодически кидающий в ходе рассказа пьяные шутки Димон, и тот стал слушать более настороженно.
Месяцами Саня каждый день стоял напротив зеркала повторяя те рожи что ему довелось увидеть, а затем он начал фотографировать себя. На свой же фотоаппарат, всё тем же проводом с кнопкой. Перед камерой он высиживал и пять, и десять минут. В момент, когда он рассказывал, как он сидел перед камерой, вокруг его губ начала скатываться белая пена. Димон периодически поглядывал на меня. Шел четвертый час утра. Ночь уже откровенно повернула не в ту сторону, и мне хотелось поехать домой, к жене. Разговор начал постепенно подходить к самим фотографиям. Димон всё спрашивал покажет ли ему Саня те самые жуткие фотографии страшных демонов. Он всё пытался свести его историю на шутку. Пытался втягивать в разговор меня, расталкивал спящего Коляна. Эта история должна была кончится фразой, «фотографий у меня нет, но всё так и было», но вместо этого Саня встал и потянулся к джинсам. Достал оттуда кошелек, вытащил из него небольшой глянцевый квадратик, и протянул его Димону. Издалека мне было видно четыре одинаковых квадратика.
- Так это же ты, - удивленно проговорил Димон смотря на Саню, а затем еще пристальнее всмотрелся на фотографии в своих руках. – Стоп… – А как…. – Но это же ты…
Он почему-то смотрел то на Саню, то на фотографии.
- А как… как ты… - проговорил он, и начал выпячивать переднюю челюсть. – Не понимаю, - говорил он, и пристальнее всматривался в фото. – Как… – говорил он словно пытался повторить то, что видел на фотографиях в своих руках.
Всё также держа фото в своих руках, он вскочил и подошел к зеркалу. Смотря то на фото, то на своё отражение, он начал делать жуткие лица. Вытягивать челюсть, напрягать скулы. Мне почему-то не хотелось смотреть на то, как он это делает, и я начал поспешно одеваться. В уме всплывали сотни кривляющихся лиц, жутких гримас и рож. Подобно наваждению они пролетали перед глазами. И только после того, как вскочил ничего не понимающий сонный и еще пьяный Колян, я понял, что это не пролетающие лица, не наваждение, это крик Димона, который пробивался в мой разум таким странным способом. Димон орал, схватившись за голову, выл, мычал. Его полные боли глаза кричали «Помоги!!!». Вместо его лица было длинное рыло. Натуральная пасть. Челюсть была настолько вытянута вперед, что его череп приобретал конские черты. Её попросту заклинило. Он не мог открыть рот чтоб что-то сказать, лишь сдавленно мычал, пока по щекам текли слезы. На крики пришла сонная банщица, увидев лицо Димона, она перекрестилась да так и осталась стоять на месте.
Странного было мало в том, что скорую вызвал еще несколько минут назад мычавший пьяный Колян. Не знаю каким чудом он сориентировался в том, что происходит. Так же странного было мало в том, что Димон не помнил, что произошло. И хотел бы я сказать, что странного не было в том, что Саня пропал, а два пьяных тела, (одному из которых заново ломали челюсть и теперь оно с зашитым ртом ест через трубочку), вообще не помнят, что он с нами был. Но вот что действительно странно, так это то, что рядом со мной на рынке, там где я работал, вместо Саниной точки с электроникой, был пустой прилавок, где выцветшая надпись «Аренда», из красного цвета уже перешла в желтый.
Они говорили про призраков, Колян говорил, Димон мычал. Многие говорили, кому не рассказывал, все как один твердят про привидение, но меня это как-то не пугает. А вот что реально страшно, так это то место, где некогда был фотосалон «Экспресс - фото». Оно там же, через дорогу от паспортного стола. Надпись совсем помутнела и уже едва различима. Дурацкие лавочки давно убраны, вместо них три обтёртых офисных стула. Коридор так же пахнет потерянным временем. Теперь на месте касс «джека» разливное пиво, а канцтовары сменил, магазин женского белья. Лишь «Экспресс - фото» на своем месте. Железная дверь. Давно закрытая. Только стеллаж перед ней висит там же. Он давно выцвел, те самые образцы фотографий размера «3х4» с трудом проглядываются на белом фоне. Но даже при всём этом, Саню я узнал без труда. Рядом с каждой из этих фотографий, очень давно кто-то ручкой нацарапал что-то свое. Будто то имя, или кличка. «Саня». Он смотрел прямо, немного поджав нос, если можно так выразится. Его челюсть была выдвинута чуть вперед, а брови приподняты. Что-то было в этом выражении. Никак не пойму что.
См. также[править]
Текущий рейтинг: 68/100 (На основе 51 мнений)
